Большинство исследователей считает конституционно-демократическую партию основной партией российского либерализма, представлявшей его левый фланг. На правом фланге традиционно размещают Союз 17 октября, но с его идентификацией полной ясности до сих пор нет.

Сами октябристы в годы революции 1905 - 1907 гг. делили все партии на три большие группы: левые, правые и партии центра. Свою партию они ставили в центре, называя ее конституционно-монархической¹. К своим союзникам октябристы причисляли Торгово-промышленную партию, Партию правового порядка, Прогрессивно-экономическую партию и другие близкие организации. Кадетов они считали радикалами, левыми, оппозицией, но не смешивали с революционерами. Октябристы не включали себя в один политический лагерь с кадетами.

В среде октябристов термин "либерализм" не пользовался популярностью и редко применялся по отношению к своей партии из-за его расплывчатого и неясного характера. "Либерализм" ассоциировался с привнесенными извне западными идеями, а октябристы подчеркивали свою "почвенность". Правящие круги истолковывали этот термин как синоним неблагонадежности и чуть ли не революционаризма. Немаловажное значение играл и образ либерала, созданный русской литературой; ему были свойственны благодушие и мягкотелость, неверие в "темный народ", боязнь революции и вера в благоразумие власти. "Это наименование неясно, - писал кадет В. А. Маклаков, - а для многих, как недостаточно демократическое, и одиозно"². В агитационно-пропагандистской литературе октябристы, как, впрочем, и кадеты, подчеркивали демократизм и конституционализм своей партии. Впрочем, лидер октябристов А. И. Гучков в своих речах иногда связывал октябризм с либерализмом; бывали случаи, когда на местах в 1905 - 1906 гг. возникали близкие к октябристам политические организации, использовавшие термин "либерализм" в своем названии: в Омске - Русский либеральный союз, в Перми - Конституционно-либеральная партия³. Обе они примкнули к Союзу 17 октября. Позднее, в эмиграции, некоторые октябристы относили свою партию к умеренно-либеральным течениям общественной мысли⁴.

Небезынтересно проследить, как определяли октябристов кадеты. Все партии они подразделяли на две большие группы: правые (или правительственные) и демократические (или оппозиционные). Правые партии, по словам П. Н. Милюкова, "были созданы в значительной степени искусственно, при непосредственном воздействии правительства, которое и помогало им всячески на выборах"⁵. Эти партии кадеты делили, в свою очередь, на две группы: правые конституционные и правые антиконституционные. К первой из них кадеты относили Союз 17 октября, Торгово-промышленную партию и близкие к ним организации. Кадет А. А. Кизеветтер считал октябристов буржуазной партией, "защищающей классовые интересы имущих классов", и подчеркивал, что кадеты резко

Егоров Андрей Николаевич - кандидат исторических наук, доцент, зав. кафедрой истории Череповецкого государственного университета.

стр. 157

отмежевались от октябристов с первого дня их существования. Он не относил октябристов к оппозиции, а сближал с правыми: "Правые и октябристы стремились заглушить голос оппозиции и превратить народное представительство в чисто внешний придаток к бюрократическому правительственному механизму"⁶. Милюков также утверждал, что кадеты и октябристы представляли два разных, порою враждебных, течения общественного мнения⁷.

Связывая, в традициях того времени, термин "либерализм" с буржуазией, кадеты применяли его по отношению к октябристам. Маклаков называл октябристов партией либеральной буржуазии⁸. По оценке Кизеветтера, "октябрист - либерал, но он не может быть демократом, поскольку демократы, не разделяя построений утопического социализма, стоят за социальные реформы, идущие вразрез с классовыми интересами командующих владельческих общественных групп"⁹. Это противопоставление либерализма и демократии было характерно для кадетской публицистики. В этой связи стоит обратить внимание на то, что В. И. Ленин всегда стремился доказать антидемократизм и либерализм кадетов, точно так же как кадеты подчеркивали антидемократизм и либерализм октябристов. Таким образом, в начале XX в. термин "либерализм" был одиозным для демократически настроенной общественности и являлся неприемлемым для той политической партии, которая стремилась опереться на широкие народные массы.

В 1905 - 1907 гг. социалисты имели свою версию расстановки партийно-политических сил. Лидер меньшевиков Ю. О. Мартов разделил все политические партии на четыре группы. На правом фланге - монархические партии (реакционно-консервативные). К партиям центра он отнес Союз 17 октября, Торгово-промышленную партию и другие политические группировки буржуазии. Среди левых партий он выделял две группы - либерально-демократические (кадеты) и революционные¹⁰. Очевидно сходство классификации Мартова и Милюкова - у обоих два больших блока (правые и левые), а в них по две группы партий. Разница лишь в том, что для меньшевиков либералами являлись кадеты, а для кадетов - октябристы.

Иначе классифицировал партии Ленин. В феврале 1906 г. в проекте резолюций к Объединительному съезду РСДРП он поделил партии на реакционные, либерально-монархические и революционно-демократические. К правому крылу либерально-монархических партий Ленин отнес Союз 17 октября и близкие к нему организации. Все они представляли собой "классовые организации помещиков и крупной торгово-промышленной буржуазии, явно контрреволюционные, но еще не заключившие сделки о дележе власти с самодержавной бюрократией"¹¹. К либерально-монархическим партиям левого толка Ленин отнес кадетов и Партию демократических реформ.

У социал-демократов различных оттенков либерализм кадетов не вызывал сомнений. Иное дело - либерализм октябристов. Ленин, с одной стороны, подчеркивал классовое сходство кадетов и октябристов, а с другой стороны, видел принципиальные различия, относя их к разным типам партий. По мере изменения политической ситуации Ленин называл октябристов то правыми либералами, то черносотенной партией, то помещал их между черносотенцами и либералами (кадетами)¹².

Меньшевистские авторы, как и большевистские, оценивали октябристов как партию консервативную, консервативно-либеральную либо умеренно-либеральную. Ф. И. Дан и Н. Череванин писали, что после Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в "октябризм" хлынули элементы, "сгруппированные под руководством бюрократии в различные "партии порядка", задача которых - борьба с революционным движением"¹³. К таким партиям, кроме октябристов, меньшевики причисляли различные политические объединения промышленников и предпринимателей - Торгово-промышленный союз, Умеренно-прогрессивную партию, Торгово-промышленную партию и др. Все эти партии считались консервативными и не могли претендовать на звание либеральных. Олицетворением октябристского консерватизма для меньшевиков был Гучков.

В то же время, по мнению меньшевиков, в партии октябристов в первое время имелось и либеральное течение, желавшее сочетать поддержку правительства с отстаиванием либеральной программы (Д. Н. Шипов, П. А. Гейден). Но постепенно это течение в октябризме ослабевало: "Умеренный либерализм программы Союза стушевался перед готовностью активно поддерживать контрреволюцию в ее истребительной войне против народных масс"¹⁴. Летом 1906 г. Шипов, Гейден и их сторонники вышли из Союза 17 октября из-за несогласия с поддержкой Гучковым репрессивных мер П. А. Столыпина. После их ухода октябристы окончательно утратили свой либерализм и стали сливаться в одну общую реакционную массу с правыми. Так в итоге меньшевистская историография отлучила октябристов от либерализма.

В ранней советской историографии к либеральным партиям относили кадетов и октябристов. "Кадетская партия представляла собой левое крыло либерализма, октябристская партия - правое, консервативное крыло либерализма, точнее - национал-либерализм", - писал И. Вардин¹⁵. Другие либеральные партии и группы (мирнообновленцы, Партия правового порядка, прогрессис-

стр. 158

ты, Партия демократических реформ и т.д.), по его мнению, не играли существенной роли, примыкая то к кадетам, то к октябристам.

Советские историки 1920 - 1930-х годов считали важнейшим для характеристики той или иной политической партии ее социальный, классовый состав. Поэтому термин "либерализм" они использовали нечасто и неконкретно, не связывая его с какой-то одной политической партией. Обычно употреблялось выражение либеральная буржуазия, а поскольку главным выразителем буржуазной идеологии считались кадеты, то подразумевалось, что именно они и есть либералы в первую очередь. Октябристов зачисляли то в правые, черносотенцы, то в центр, за которым, по мнению советских историков, стояла либеральная буржуазия. Например, СЕ. Сеф считал, что в Союз 17 октября и близкие к нему партии вошли либерально настроенные представители крупнопромышленной буржуазии, а "средостением, которое образовалось между партиями центра и черносотенцами" являлась Партия правового порядка¹⁶. Е. Д. Черменский разместил Союз 17 октября и близкие к нему организации на правом фланге либерально-монархических партий (кадеты - левый фланг)¹⁷. Эти партии он считал крупнобуржуазными, а поскольку либерализм для советских историков был буржуазной идеологией, то и буржуазные партии должны были быть либеральными.

Начиная со второй половины 1930-х годов представление о принадлежности буржуазии и ее партий к самостоятельному политическому лагерю постепенно уступило место теории двух политических лагерей (рабочий класс и крестьянство, с одной стороны, царизм и буржуазия - с другой). В одну группу были объединены консервативные и либеральные партии. В ходе ликвидации последствий "культа личности" столь упрощенный, если не сказать примитивный, подход стал пересматриваться. Постепенно утвердилось мнение о существовании в дореволюционной России трех политических лагерей: правительственного, либерально-буржуазного и революционно-демократического, что вытекало из ленинской публицистики и методологии классового подхода. После утверждения этой концепции в 1960-е годы советские историки, отставшие в изучении этой проблематики от зарубежной, "буржуазной" историографии, столкнулись с проблемой: какие партии считать, с точки зрения марксизма-ленинизма, либеральными?

Определение кадетов как либералов не вызывало сомнений, но с октябристами было сложнее. Выявились два противоречия. Во-первых, отсутствовало определенное указание Ленина: в разное время он по-разному оценивал октябристов, то относя их к либералам, то нет. Поэтому простое цитирование не удовлетворяло. Во-вторых, в партию октябристов входили как помещики, так и буржуазия - в противоречии с представлением о прямой связи буржуазии с либерализмом, а помещиков с консерватизмом. Долгое время советские историки избегали вопроса о том, являются октябристы либералами или нет. Гораздо важнее для них было то, что октябристы являлись контрреволюционной партией помещиков и буржуазии, поддерживавшей царское правительство.

Однако в 1960-е годы назрела потребность решить и этот вопрос. А. Я. Аврех попытался примирить возникшие противоречия. Он писал: "Октябристская партия была одновременно и буржуазной и помещичьей партией. С одной стороны, она представляла собой правое крыло русского буржуазного либерализма, с другой - выражала интересы помещиков-крепостников, была родственна другим помещичьим партиям - умеренно правым и националистам"¹⁸. Приводя данные о преобладании в ЦК Союза 17 октября и в думской фракции помещиков над буржуазией, он утверждал, что в третьеиюньский период октябристы были "на три четверти консервативно-помещичьей партией, где о "знамени" манифеста 17 октября помнили лишь немногие "левые" октябристы"¹⁹. Если продолжить его рассуждение логически, то октябристы на одну четверть все же оставались либералами. При этом почему-то не возникал вопрос - а разве помещик не может быть либералом по убеждениям?

В те же годы политическое развитие России в третьеиюньский период изучал В. С. Дякин. К либеральному лагерю он относил кадетов и прогрессистов, а октябристам отказывал в либерализме. Причина такой позиции, кроме ссылок на мнение Ленина, заключалась в самом подходе исследователя к поставленной проблеме. Он считал, что в буржуазном и помещичьем лагерях было три течения: либеральное, бонапартистское и легитимистское²⁰. Последнее из них, возглавляемое Советом объединенного дворянства, выражало интересы правых, прежде всего помещичьих, группировок. Бонапартистское течение возглавлял Столыпин, стремившийся вместе с октябристами провести в России буржуазные реформы, преодолевая ожесточенное сопротивление правых. Именно эта борьба и явилась определяющим фактором всей внутренней политики царизма. При таком подходе получалось, что октябристы либералами не являются, поскольку тогда пришлось бы объявить либералом и самого Столыпина. В зарубежной историографии подобная точка зрения существовала, но для советских историков она была неприемлема. Неудивительно, что против Дякина резко выступил Аврех. Опираясь на ленинские работы, он указывал, что "Столыпин - это именно и преж-

стр. 159

де всего правый, крайний реакционер, проводник политики, вошедшей в историю под именем столыпинской реакции"²¹. Аврех отделял Столыпина от октябристов, не отказывая последним в принадлежности (хотя бы на одну четверть) к правому флангу русского либерализма.

К левому флангу правых партий отнес октябристов В. В. Комин, отказав им в либерализме на том основании, что они "всегда выступали с правыми в поддержку самодержавия"²². Программные заявления октябристов он назвал громкими разговорами о "конституции" и даже о "свободах", за которыми скрывалась "контрреволюционная сущность".

По мнению Л. М. Спирина, все несоциалистические партии образовывали три группы: либеральные буржуазные партии (кадеты, Партия демократических реформ, мирнообновленцы и прогрессисты); реакционные буржуазные партии (октябристы, Партия правового порядка, Торгово-промышленная партия, Торгово-промышленный союз, Прогрессивная экономическая партия); помещичье-монархические партии (Союз русского народа и т.п.). Он отмечал, что деление на либеральные и реакционные партии "в известной мере условно и временно". Либеральная партия при изменении обстановки могла повернуть вправо, а реакционная - на определенном этапе стать оппозиционной к правительству. "В целом же, - констатировал Спирин, - либерально-буржуазными можно назвать партии, находившиеся в оппозиции к царскому правительству, реакционными - поддерживавшие его. Как правило, последние были великодержавно-шовинистическими или националистическими"²³. Подобные оценки для того времени были вполне естественны, принимая во внимание логику классового подхода и уровень разработки методологических вопросов.

В дальнейшем во взглядах Спирина произошла эволюция. На одной из научных конференций начала 1980-х годов он заявил, что следует делить буржуазные партии "не на либеральные (кадеты и им подобные) и реакционные (октябристы и иже с ними), а на либеральные и консервативные". К консервативным партиям, по его мнению, принадлежали и "октябристы и все те политические организации, которые были им родственны и проводили аналогичную октябристам политику"²⁴. Правые партии, подобные Союзу русского народа, он оценивал как помещичье-монархические.

Специально исследованием партии октябристов занимался В. В. Шелохаев. Он отнес ее к либерально-консервативному политическому направлению, которое существенно отличалось от собственно либерального, представленного партией кадетов. Как он считает, октябристы находились на самом правом фланге либерального лагеря, на границе с правительственно-черносотенным лагерем, причем для октябристов была характерна тенденция к стиранию граней между этими лагерями, намечался переход от оппозиционности к положению правительственной партии²⁵. Рассмотрев политическую доктрину российского либерализма, Шелохаев доказал идеологическое сходство программных установок кадетов, прогрессистов и октябристов, показал их стремление предложить обществу свою модель общественного переустройства России²⁶. Разделяя обоснованную Шелохаевым точку зрения, большинство современных историков относит октябристов к правому флангу российского либерализма²⁷.

Таким образом, сложились две основные точки зрения. Одни историки (Черменский, Аврех, Шелохаев) считали их представителями правого фланга российского либерализма, отмечая при этом в деятельности октябристов тенденцию к стиранию граней между либеральным и консервативным лагерями. Другие (Комин, Дякин, Спирин) отказывали октябристам в либерализме, опираясь прежде всего на факты их сотрудничества с правительством. Обе точки зрения опираются на серьезные доводы. С одной стороны, отрицать либерализм программы октябристов невозможно, но, с другой стороны, невозможно не замечать и настолько резкие противоречия между кадетами и октябристами в области тактики, в отношении к власти и к революционному движению, что приходится ставить под сомнение их принадлежность к единому либеральному лагерю.

Советская историография так и не пришла к определенному мнению по этому вопросу, хотя решение проблемы лежало на поверхности. Нужно было просто отказаться от теории трех политических лагерей и признать, что в стране действовали четыре политических лагеря: консервативный, праволиберальный (консервативно-либеральный, умеренно-либеральный), леволиберальный (радикально-либеральный, либерально-демократический) и социалистический. При таком подходе все встало бы на свои места: октябристы и кадеты были объединены общностью идеологических установок, но конфетные условия политической борьбы развели их в разные политические лагеря.

Однако советская историография так и не сделала этого шага - по понятным причинам. Во-первых, это противоречило ленинским установкам. Во-вторых, это противоречило бы классовому подходу, лежавшему в основе советской методологии и требовавшему рассматривать либерализм как буржуазную идеологию. Естественно, что в таком случае буржуазия не могла иметь два разных либеральных политических лагеря - она могла иметь лишь свой собственный лагерь (кадеты), а если отдельные круги буржуазии это чем-то не устраивало, они могли примкнуть к правительственному

стр. 160

лагерю (октябристы). В-третьих, признав наличие четырех политических лагерей в 1905 - 1907 гг., советские историки, по сути, признали бы меньшевистскую и кадетскую трактовку, так как именно Мартов и Милюков говорили о четырех группах партий. Если же учесть еще и очевидную близость правительства и октябристов, с одной стороны, и ориентацию кадетов влево - с другой, то недалеко и до известного либерального положения о противостоянии двух лагерей: власти и общества, правительства и оппозиции. Подобный подход был для советской историографии неприемлем. Сделав шаг от Сталина к Ленину, отделив либералов от консерваторов, историки не могли сделать следующий шаг - от Ленина к Мартову и Милюкову, разделяя кадетов и октябристов. Впрочем, классификация несоциалистических партий у Спирина практически полностью соответствует классификации Мартова: разница лишь в том, что Спирин противопоставлял либералов социалистическому лагерю, а Мартов их сближал.

Наступившая в последние годы свобода от идеологических ограничений, казалось бы, должна была привести историков к мысли о четырех политических лагерях. Но этого не случилось. Термин "либерализм" историки стали трактовать по-разному. Одни вслед за консервативной эмигрантской историографией отказывали кадетам в либерализме, считая их слишком радикальными. Другие, вслед за Мартовым, называют кадетов представителями демократического либерализма, отказывая в либерализме октябристам за их тесное сотрудничество со Столыпиным. Наиболее последовательную позицию в этом вопросе занял А. В. Гоголевский, подчеркивающий непримиримую борьбу кадетов с октябристами в стенах Государственной думы²⁸.

Теория трех политических лагерей, несмотря на очевидную ограниченность классового подхода, сохранилась; на этой основе создана, например, коллективная работа "История политических партий Центрального Черноземья". Ее авторы, следуя классификации Спирина, к либерально-буржуазному лагерю относят партию кадетов, а в правительственно-монархический лагерь включают две группы партий: помещичье-монархические и буржуазно-реакционные (или буржуазные партии правого толка). Именно к последней группе и отнесены октябристы и близкие к ним партии промышленников и предпринимателей. Авторы отмечают, что октябризм зародился в рамках земско-либерального движения, но не считают октябристов либералами, рассматривая их как конституционных монархистов²⁹.

Своеобразной точки зрения придерживается И. Е. Алексеев. Указывая, что октябризм возник на стыке двух идеологий - консервативной и либеральной, и в разное время по разным вопросам октябристы выступали то как консерваторы, то как либералы, он не видит смысла продолжать спор о том, к какому политическому лагерю принадлежали октябристы, и предложил считать их умеренными монархистами³⁰. С таким определением не приходится спорить: еще кадетская публицистика 1906 - 1907 гг. называла октябристов умеренно-правыми³¹. Но характеристика октябристов только как умеренных монархистов недостаточна и расплывчата, поскольку не учитывает партийную идеологию.

Пограничное положение партии октябристов между либеральной и консервативной идеологиями, по мнению Е. В. Шандулина, выразилось в сложном идеологическом самоопределении октябристов. "Либеральный идеал октябристов, - пишет он, - обрисовывался ими в отдаленной перспективе, а складывавшаяся ситуация в стране ставила на передний план охранительные задачи... Либерализм октябристов носил долгосрочный, как стратегическая задача характер, а консерватизм - краткосрочный, нередко эмоционально окрашенный настрой"³². Соответственно, консерватизм проявился в тактике партии, ее политических приемах, риторике, а либерализм - в программе и отчасти ценностных предпочтениях.

Многие историки расценивают октябристов и близкие к ним партии как консервативных либералов. И. В. Нарский оспаривает эту точку зрения. Как он считает, сам термин "консервативный либерализм" является слишком размытым и неточным для идентификации партийных образований. В российских условиях соединение понятий "либерализм" и "консерватизм" является аномалией, поскольку первое понятие было синонимом неблагонадежности и свободомыслия, а второе - "реакционности" и косности. Поэтому, опираясь на идеи Б. Н. Чичерина, Нарский предложил заменить близкие термины "консервативный либерализм" и "либеральный консерватизм" одним термином - "консервативный реформизм", предполагающим готовность к осторожным преобразованиям с опорой на "банальные максимы здравого смысла"³³. К консервативно-реформистским объединениям он отнес Союз 17 октября, Партию мирного обновления, Партию правового порядка, Торгово-промышленную партию и ряд более мелких, местных образований, замкнув это направление на правом фланге Всероссийским национальным союзом.

Общий подход современной историографии к проблеме партийной классификации состоит в следующем. Все политические партии начала XX в. делятся на консервативные, либеральные и

стр. 161

социалистические, что соответствует тем идеологическим доктринам, которыми они руководствовались в своем политическом поведении. С. В. Тютюкин отмечает, что это деление косвенно отражает и отношение партий к царской власти: поддержка, конструктивная оппозиция, полное отрицание³⁴. В оценке Союза 17 октября среди историков до сих пор нет единства, хотя большинство считает их правыми либералами.

Подобный подход не вызывает возражений, но при этом остается открытым другой вопрос - существовал ли единый либеральный политический лагерь от кадетов до октябристов, или все же их было два. Эту проблему обычно не анализируют, считая достаточным определить кадетов как левых либералов, а октябристов - как правых. При этом как бы подразумевается, что политических лагерей было все же три, что в принципе соответствует трем основным направлениям общественной мысли. Но тем самым неизбежно сглаживаются противоречия между кадетами и октябристами и создается впечатление отсутствия принципиальных различий между ними.

Эта позиция имеет давние корни - еще советские историки не придавали существенного значения противоречиям между октябристами и кадетами, считая, что цели этих двух партий одинаковы, а борьба между ними - не более чем конкуренция за "снискание доверия старой власти"³⁵. Обоснованием и здесь служили, естественно, ленинские положения: "Конкуренция с октябристами - вот характер кадетской "борьбы" с ними. Кадеты борются с октябристами, это несомненно. Но они борются с ними не как представители класса, не как представители более широких слоев населения, не ради смещения той старой власти, к которой приспособляются октябристы, а как их конкуренты, желающие приспособиться к той же власти, служить интересам того же класса"³⁶.

Тенденция к сглаживанию противоречий между кадетами и октябристами ярко проявилась в работах Черменского, утверждавшего, что эти две конкурирующие партии не слились вместе "в значительной мере потому, что с точки зрения буржуазии было выгоднее установить разделение труда между буржуазными партиями таким образом, чтобы правый фланг вел деловую политику, а "левый" был приноровлен к улавливанию в буржуазные сети мелкобуржуазных простаков"³⁷. Однако Шелохаев показал, что различия между этими партиями как по программным, так и по тактическим вопросам отнюдь не были незначительными, хотя в третьеиюньский период и наблюдалась тенденция к сглаживанию "острых углов" между ними³⁸.

Действительно, сближение кадетов и октябристов в IV Думе, их сотрудничество в рамках Прогрессивного блока говорят о консолидации либеральных сил. Но это единение носило лишь временный тактический характер, основанный на неприятии политики верховной власти. Основные противоречия между либеральными партиями никуда не делись - они лишь отошли на второй план. Это показывает история кадетской партии после падения самодержавия. К тому времени Союз 17 октября как организационная структура уже перестал существовать и, по наблюдениям историков, часть бывших октябристов пошла в кадетскую партию. Позднее, в эмиграции, Милюков так описывал этот процесс: "Явившись во время февральской революции в роли не оппозиции, а сторонницей сильной власти и противницей колеблющейся левой социалистической тактики, [кадетская] партия привлекла в свои ряды политических деятелей более правонастроенных и до тех пор к ней не принадлежавших. Эти так называемые "мартовские" кадеты сразу придали тактике партии особый, несвойственный ей характер"³⁹. Конечно, на сегодняшний день еще никто не доказал, что "мартовские" кадеты - это бывшие октябристы, но не будет большой натяжкой искать дореволюционные политические симпатии этих людей в праволиберальном секторе. В итоге после Февраля кадетская партия превратилась в довольно разношерстную организацию. Либеральный публицист С. И. Тхоржевский писал в 1918 г.: "Партия к. -д. в настоящее время - нечего скрывать - объединяет людей всех цветов политического спектра, имеющих один лозунг: реставрация России. Минует буря - и, возможно, внутренние противоречия скажутся и партия расколется"⁴⁰. Прогноз оказался точным - после "бури", в эмиграции, в 1921 г. кадетская партия действительно раскололась. Это обстоятельство еще раз подтверждает наличие принципиальных противоречий внутри либерального лагеря, которые лишь на время стадились в экстремальных условиях 1914 - 1920 годов.

Прежде чем разделить либеральные партии на два политических лагеря, необходимо условиться о том, что мы понимаем под термином "политический лагерь". Основные критерии данного понятия очевидны: кроме естественной идеологической близости, главное - это единство тактики, общее отношение к существующей власти и другим политическим партиям, а также, что немаловажно, определенная общность психологии и мировоззрения. Если либеральное мировоззрение признает идеалы гражданского общества и правового государства, то в программные документы той или иной партии эти ценности могут включаться лишь как средство для достижения определенных политических целей. В ту или иную партию человек может вступить исходя из разных жизненных установок, в том числе и весьма далеких от принятия партийной идеологии - например,

стр. 162

из-за стремления сделать карьеру. В этой связи требуется различать: одно дело - идейно-политическая доктрина партии, которая может быть консервативной, либеральной, социалистической, и другое дело - партийная политика на деле, которая проявляется в тактике партии, в ее отношении к власти и другим политическим силам. Зачастую именно поведение партии в конкретной ситуации говорит о ее сущности больше, чем любые красивые лозунги, написанные на ее знамени.

Эту разницу отмечала либеральная публицистика. А. С. Изгоев в предисловии к работе своего партийного соратника Ф. Мускатблита о выборах в I Государственную думу отмечал: "Мы переживаем революционную эпоху, а в такое время быстротекущая жизнь делит людей на партии не по их программам, а по тактике... Программные различия еще не имеют такого существенного значения, чтобы на них могли основываться жизненные, большие партии. Партия конституционно-демократическая, прославленная буржуазной, несомненно, имеет в своих рядах некоторых вполне убежденных социалистов. Большой и жизненной политической партией сделала ее не программа, а тактика"⁴¹. Ту же мысль проводил и представитель Партии демократических реформ В. Д. Кузьмин-Караваев: "Для оппозиционно настроенных избирателей, голосовавших с к.-д. партией, суть дела была не столько в ее программе, сколько в том, что она является партией, резко и открыто отрицающей нынешнее направление правительственной деятельности. Избирателей, настроенных в противоположном смысле, так же точно влекла к себе не программа Союза 17 октября, а заявление о необходимости оказать поддержку правительству"⁴².

Это значит, что без общности тактики не может быть единого политического лагеря. Одним из определяющих факторов партийной тактики как раз и являются мировоззренческие, психологические установки партийного руководства и большинства членов партии. Если приложить этот критерий понятия "политический лагерь" к кадетам и октябристам, то окажется, что, кроме сферы идеологии, во всем остальном они существенно расходились. Что же касается небольших центристских и правооктябристских партий, то необходимо дополнительное изучение их поведения. При этом вполне возможно, что "пограничное" положение ряда партий, например Партии мирного обновления, не даст возможности определенно отнести их к тому или другому лагерю. Ничего неожиданного в этом нет - деление партий на лагеря схематично, условно, а политическая борьба слишком сложный феномен, чтобы все его проявления уложить в любую заданную схему. Еще в 1982 г. Спирин предлагал, уточняя понятие "политический лагерь", использовать термин "партийно-политический лагерь"⁴², что представляется целесообразным.

Многие участники событий видели мировоззренческие, психологические различия между кадетами и октябристами. Кадет Н. Ф. Езерский отмечал: "Союз 17 октября и к.-д. партия в некоторых вопросах, казалось, говорили почти одно и то же, так что иные наивные люди удивлялись, отчего они ссорятся. Однако для внимательного наблюдателя видно было, что здесь то, да не то. Не столько в решении, сколько в самой постановке вопроса замечалась коренная разница: одна партия ставила их ребром, другая - экивоками... Еще больше бросалась в глаза разница в обсуждении вопросов, в общем облике обеих партий. Обыватель требовал не просто признания конституционного режима, а энергичного отстаивания его. И вот в этом к.-д. партия имела неоспоримое преимущество перед Союзом. Именно личное впечатление, неуловимое, психическое влияние тона речей, характера программных требований перетягивало симпатии избирателей на сторону кадетов"⁴⁴.

Октябрист князь Б. А. Васильчиков вспоминал, что с большинством кадетов, с которыми ему приходилось встречаться, в частной беседе можно было договориться по самым разным общественным и политическим вопросам. Но как только кадеты выступали публично, в прессе, а тем более с трибуны, "так они совершенно менялись; ими овладевал панический страх прослыть недостаточно левыми, недостаточно враждебными "ненавистному правительству", в чем-либо, даже в мелочах, быть с ним солидарными; поддержки себе они искали только от своих левых соседей; отвергая социализм, они дружили с социалистами". Именно поэтому, "в силу своей особой партийной психологии кадеты более склонны к безответственной политике оппозиции, чем к ответственности, сопряженной с властью"⁴⁵.

Патриарх земского движения Д. Н. Шипов, объясняя в воспоминаниях, почему он не вступил в кадетскую партию, писал, что эта партия "несомненно и искренно" стремилась к осуществлению в политической и социальной жизни истинно демократических идей, и это стремление вполне согласовывалось с его убеждениями. Но "мы, преследуя одинаковые цели, исходили из различных жизнепониманий (курсив мой. - А. Е.)". Далее Шипов показывает, в чем заключалось это разное "жизнепонимание": для кадетов признание партийной политической борьбы "вытекало из основы их политического жизнепонимания", а для умеренных либералов "мысль о необходимости такой борьбы не соответствовала их убеждениям, и они лишь примирялись с ней как с неизбежным злом при развитии политической жизни". Кадетская партия, по мнению Шипова, вступила на путь "несомнен-

стр. 163

но революционный". Он писал: "Желая видеть в социалистических партиях своих союзников, к.-д. тем самым как бы признавали, что в основе идеологии и жизнепонимания той и другой группы нет существенных противоречий, и это признание, думается мне, в значительной мере соответствовало действительности"⁴⁶.

Если октябристы всегда подчеркивали психологическое, мировоззренческое сходство кадетов и социалистов, то кадеты не раз писали об аналогичном сходстве октябристов и правых. Н. И. Астров в воспоминаниях отмечал, что в 1905 - 1907 гг. "и октябристы и правые были охвачены реакционным настроением. А то, что партия 17 октября объявила себя конституционной, мало говорило уму и сердцу обывателя. Это конституционное оперение полиняло и стерлось, когда наступила предвыборная пора и на митингах стали происходить состязания представителей разных политических партий"⁴⁷.

Здесь не место разбирать систему взглядов процитированных авторов, важно лишь подчеркнуть, что столь разные люди, как кадеты Езерский и Астров, близкий к октябристам князь Васильчиков, мирнообновленец Шипов говорили об одном и том же - о мировоззренческих, психологических различиях между кадетами и октябристами при совершенно очевидной идеологической близости их программных установок.

Это наблюдение подтверждается новейшими исследованиями. Разногласия октябристов с кадетами проявлялись, указывает Шандулин, в первую очередь не в программно-теоретических, а в тактических вопросах, а также в общем умонастроении, этических предпочтениях. Недоверие октябристов к кадетам в какой-то степени было следствием различного понимания ими социальной природы собственных партий. Октябристы подчеркивали свою "почвенность", отличие своего политического и культурного идеала от европеизированной модели кадетов. Кадетов они считали партией интеллигентов, эмоционально заряженных на борьбу с властью, в то время как себя они рассматривали как представителей деловых, аристократических кругов, ориентированных на практическую деятельность "здесь и сейчас", а не теоретизирование. Шандулин отмечает готовность октябристов оказывать содействие правительству в реформировании страны, даже не дожидаясь полного исполнения властями своих обещаний⁴⁸.

Итак, гипотеза о разделении либеральных партий на два политических лагеря имеет право на существование, хотя, разумеется, нуждается в дополнительном обосновании. В то же время она выглядит несколько надуманной. Действительно, не все ли равно, например, считать октябристов правым флангом либерального лагеря или праволиберальным политическим лагерем? Помогает ли это решать исследовательские задачи? Дело заключается, однако, в том, что, вводя понятия "праволиберальный" (консервативно-либеральный, умеренно-либеральный) и "леволиберальный" (радикально-либеральный, либерально-демократический) политический лагерь, можно не только лучше понять различия октябристов и кадетов, но и увидеть ряд новых проблем.

Во-первых, требуют анализа противоречия внутри либеральных партий, их роль в крушении империи. Маклаков позднее осознавал, что октябристам и кадетам надо было идти вместе; октябристам - стоять на правом фланге для борьбы против самодержавия, а кадетам - на левом, для отражения революционного движения. "Но, - писал он, - обе либеральные партии поступили иначе. Они не поняли серьезности положения; борьба между собой занимала их больше, чем совместная война против общих врагов. Обе заключили с "правыми" и "революцией" блоки друг против друга. Вследствие этого обе партии работали на пользу врагов"⁴⁹. В современной историографии эту идею проводит О. А. Харусь, раскрывая взаимоотношения кадетов и октябристов Сибири. Если оппозиционность кадетов выходила за рамки классического либерализма, то октябристы, встав на путь прямой поддержки царизма и взаимодействия с консервативным лагерем, принесли свой либерализм в жертву охранительным устремлениям. В итоге возникший на единой идейной основе либеральный лагерь был окончательно расколот проблемами практической политики. Харусь показала, что неспособность кадетов и октябристов к сотрудничеству "вносила серьезную дестабилизацию в ряды сторонников либерализма, снижая их потенциальные возможности"⁵⁰. Изучение противоречий между кадетами и октябристами, а если говорить шире - проблемы отсутствия единства в российском либерализме расширяет наше видение революционных событий начала XX века.

Во-вторых, причисление кадетов и октябристов к разным политическим лагерям отвечает представлениям современников событий, а значит способствует лучшему пониманию прошлого. Недаром Гоголевский иронизирует, что "А. И. Гучков несказанно удивился бы, узнав мнение историков, будто бы он совместно с П. Н. Милюковым представляли два направления единого русского либерализма"⁵¹. Да и никто из современников (за исключением некоторых крайне правых) не относил кадетов и октябристов к одному политическому лагерю. Даже Ленин, всегда сближавший эти партии, считал "несомненной необходимостью" выделить кадетов "в особый тип"⁵².

стр. 164

Принятие этой гипотезы позволит поставить точку в столетней дискуссии по проблеме идентификации Союза 17 октября, поскольку объясняет сущность противоречия между либеральной идеологией и консервативной политикой октябристов.

Примечания

1. Российские либералы: кадеты и октябристы (документы, воспоминания, публицистика). М. 1996, с. 118.

2. МАКЛАКОВ В. А. Из прошлого. - Современные записки, Париж, 1929, т. 38, с. 296.

3. ШЕВЦОВ А. В. Непериодические издания русских либеральных и консервативных партий начала XX века. Библиогр. указатель. СПб. 2002, с. 93, 126.

4. САВИЧ Н. В. Воспоминания. СПб. -Дюссельдорф. 1993, с. 21.

5. МИЛЮКОВ П. Н. При свете двух революций. - Исторический архив, 1993, N 1, с. 146.

6. КИЗЕВЕТТЕР А. А. П. Н. Милюков. М. 1917, с. 25.

7. Самодержавие и либералы в революцию 1905 - 1907 годов. М.-Л. 1925, с. 41.

8. Партии демократических реформ, мирного обновления, прогрессистов. 1906 - 1916 гг. Документы и материалы. М. 2002, с. 248.

9. КИЗЕВЕТТЕР А. А. Консерватизм и наше "правые" партии. - Свобода и культура, 1906, N 1, с. 14.

10. МАРТОВ Ю. О. Избранное. М. 2000, с. 244.

11. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 12, с. 232.

12. Подробнее см.: ШЕЛОХАЕВ В. В. Ленинские оценки партии октябристов. В кн.: Самодержавие и крупный капитал в России в конце XIX - начале XX в. М. 1982.

13. Общественное движение в России в начале XX века. Т. 3. Кн. 5. СПб. 1914, с. 161.

14. Там же, с. 179.

15. ВАРДИН Ил. Либерализм - царизм - революция. - Красная новь, 1923, кн. 2, с. 267.

16. СЕФ С. Е. Буржуазия в 1905 году. М. -Л. 1926, с. 98.

17. ЧЕРМЕНСКИЙ Е. Д. Буржуазия и царизм в революции 1905 - 1907 гг. М. -Л. 1939, с. 239.

18. АВРЕХ А. Я. Столыпин и Третья дума. М. 1968, с. 10.

19. АВРЕХ А. Я. Распад третьеиюньской системы. М. 1985, с. 162.

20. ДЯКИН В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 - 1911 гг. Л. 1978, с. 161.

21. АВРЕХ А. Я. Царизм и IV Дума. М. 1981, с. 11.

22. КОМИН В. В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. Ч. 1. Калинин. 1970, с. 10.

23. СПИРИН Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М. 1977, с. 43 - 44.

24. СПИРИН Л. М. Еще раз о теоретико-методологических вопросах изучения истории непролетарских партий России. В кн.: Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. М. 1982, с. 4.

25. ШЕЛОХАЕВ В. В. Партия октябристов в период первой российской революции. М. 1987, с. 136.

26. См.: ШЕЛОХАЕВ В. В. Либеральная модель переустройства России. М. 1996.

27. КАРНИШИН В. Ю. "Союз 17 октября" в 1907 - 1913 гг. Автореф. канд. дисс. М. 1992, с. 25; ХАРУСЬ О. А. Либерализм в Сибири в начале XX века. Автореф. докт. дисс. Томск. 1998, с. 4; ЛОСКУТОВ С. А. Политические партии торгово-промышленной буржуазии на Урале. Автореф. докт. дисс. Челябинск. 1998, с. 5; и др.

28. ГОГОЛЕВСКИЙ А. В. Русский либерализм в последнее десятилетие империи. СПб. 2002, с. 4.

29. История политических партий Центрального Черноземья. Курск. 1995, с. 6, 52.

30. АЛЕКСЕЕВ И. Е. Под сенью царского манифеста (умеренно-монархические организации Казанской губернии в начале XX века). Казань. 2002, с. 8.

31. КАМИНКА А. И., НАБОКОВ В. Д. Вторая Государственная дума. СПб. 1907, с. 18.

32. ШАНДУЛИН Е. В. Партия "Союз 17 октября": процесс идеологического самоопределения. Автореф. канд. дисс. Ростов н/Д. 2004, с. 22.

33. НАРСКИЙ И. В. Взгляд на российский консервативный либерализм начала XX века из историко-культурной перспективы. В кн.: Либеральный консерватизм: история и современность. М. 2001, с. 216.

34. ТЮТЮКИН С. В. Рождение российской многопартийности. В кн.: Политические партии в российских революциях в начале XX века. М. 2005, с. 113.

35. Красный архив, 1929, N 4 (35), с. 153 (В. В. Рейхардт).

36. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 20, с. 213 - 214.

37. ЧЕРМЕНСКИЙ Е. Д. Буржуазия и царизм в революции 1905 - 1907 гг., с. 362.

38. ШЕЛОХАЕВ В. В. Партия октябристов в период первой российской революции, с. 134 - 137.

39. МИЛЮКОВ П. Н. При свете двух революций, с. 127. По наблюдению Маклакова, ряды октябристов "стали пополняться людьми, к Манифесту равнодушными, осуждавшими политику не только Гучкова, но и Столыпина. Они шли в партию не по сочувствию к ее либеральной программе, а потому, что она была более приличной фирмой, чем правые" (МАКЛАКОВ В. А. Вторая Государственная дума. М. 2006, с. 70). "Кадетизм не исчерпывается "либеральной стороной понятия демократизма"", писал Милюков, а вводит и социальную сторону. Октябристы - тоже "либералы", однако они не наши союзники. "Разногласия наши глубже простого спора о тактике". Налицо: "1) разное понимание русской революции, 2) разное понимание роли народа в ней, 3) разное

стр. 165

отношение к воле народа в революции и 4) разное понимание понятия демократии". Отсюда и итоговый вывод Милюкова: многие разногласия "временны и, вероятно, исчезнут совершенно", но "принципиальные различия все-таки останутся; мы не уйдем от своей позиции" (Исторический архив, 1993, N 2, с. 152, 156).

40. ТХОРЖЕВСКИЙ С. О партиях на Западе и в России. - Вестник Партии народной свободы, 1918, N 11 - 12, с. 352.

41. МУСКАТБЛИТ Ф. Первый русский парламент. Одесса. 1906, с. 7.

42. КУЗЬМИН-КАРАВАЕВ В. Д. Из эпохи освободительного движения. Ч. 2. СПб. 1907, с. 245.

43. СПИРИН Л. М. Еще раз о теоретико-методологических вопросах, с. 7.

44. ЕЗЕРСКИЙ Н. Государственная дума первого созыва. Пенза. 1907, с. 10.

45. ВАСИЛЬЧИКОВ Б. А. Воспоминания. М. 2003, с. 201 - 202.

46. ШИПОВ Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М. 1918, с. 392 - 393.

47. АСТРОВ Н. И. Воспоминания. М. 2000, с. 147.

48. ШАНДУЛИН Е. В. Ук. соч., с. 19.

49. МАКЛАКОВ В. А. Вторая Государственная дума, с. 70 - 71.

50. ХАРУСЬ О. А. Ук. соч., с. 38.

51. ГОГОЛЕВСКИЙ А. В. Ук. соч., с. 5.

52. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 14, с. 24.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. Н. Егоров:

Comments: