"Военный плен есть ограничение свободы лица, принимавшего участие в военных действиях, с целью недопущения его к дальнейшему в них участию",- утверждает Военная энциклопедия, изданная в Петербурге в 1912 году. Энциклопедический словарь Гранат толкует это понятие более пространно: "Военный плен есть обусловленное состоянием войны временное задержание воюющим государством попавших в его власть лиц, принадлежащих к составу неприятельской армии, сопровождаемое временным ограничением их свободы и подчинением их его власти и законным распоряжениям". Далее приводится изложение основных моментов пребывания военнослужащего в плену, его прав и обязанностей, вытекающих из данного состояния: "Неприятель, попавший во власть противника (положивший оружие, обезоруженный, выбитый из строя и т. п.), пользуется не только личною, но и имущественною (за исключением оружия) неприкосновенностью. Они (военнопленные.-С. С.) находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен, так как война есть вооруженная борьба между государствами, а не между частными лицами. Никаких прав над военнопленным взявшие его лица или отряды не имеют. Так как цель военного плена - исключительно ослабление военных сил неприятеля, то государство - взятель обязано обращаться с ними человеколюбиво, но оно имеет право организовать, как находит нужным, временное ограничение свободы пленных, принимаемое исключительно в целях военной безопасности, а собственно заключение применимо к ним лишь как крайняя мера и пока существуют обстоятельства, вызывающие ее. Военнопленные подчиняются законам и распоряжениям, действующим в армии государства-взятеля. Оно вправе привлекать нижних чинов к работам, но не изнурительным и унизительным для их военного звания и не направленным против их отечества. Они получают содержание соответственно их чину применительно к содержанию местных войск. Военнопленные могут быть отпускаемы на честное слово в свое отечество с обязательством не принимать участия в данной войне; нарушивший его лишается в случае нового захвата прав на военный плен и подвергается военно-уголовной ответственности (смертная казнь в Германии). Удачный побег пленного не наказуем, но в случае поимки его он подлежит дисциплинарному взысканию. Раненые и больные неприятели, захваченные в лазаретах и госпиталях, подлежат военному плену, но ему не подлежит

Солнцева Светлана Александровна - соискатель Института российской истории РАН.

стр. 98

санитарный персонал... Не пользуются правом плена мародеры и лазутчики (шпионы). При открытии военных действий воюющие учреждают особые справочные бюро о военнопленных; корреспонденция военнопленных (письма, деньги, посылки) освобождается от почтовых и таможенных пошлин. Военный плен прекращается: 1) смертью пленного; 2) разменом пленных;

3) побегом пленного; 4) освобождением на честное слово и 5) заключением мира между воюющими" (1).

Сообщение тяжелораненных 6-го пехотного Либавского полка (февраль 1915г.) гласило: "Немецкий врач после боя перевязал всех наших легкораненых и забрал в плен, а тяжелораненых перевязывать не захотел, сказав им: "Идите себе домой, если можете, а нам таких не надо" (2).

В телеграмме начальника штаба 2-й пехотной дивизии от 25 апреля 1917 г. приводится случай попытки пленения полкового разведчика во время разбрасывания им прокламаций перед австро-венгерскими позициями. Австрийцы захватили его, но разведчик предложил его расстрелять, но не уводить в плен. Тогда австрийцы наказали его 50 розгами и отпустили с предупреждением, что за следующее распространение листовок он будет расстрелян. Неприятель, в частности немцы на Румынском фронте, разрабатывая методы разложения противника, включал в них и братание. Однако личный небоевой контакт с врагом - всегда палка о двух концах, поэтому в инструкции по проведению братаний оговаривалось: "Надо иметь ввиду,.. чтобы лица, ведущие пропаганду, не попадали в плен" (3).

В документах 6-го пехотного Либавского полка имеются сопроводительные записки командира роты командиру батальона и последнего - командиру полка о препровождении "захваченного в сторожевом охранении германца Генриха Мюллера 18 резервного полка", а также, расписка дежурного офицера штаба 2-ой пехотной дивизии в принятии "пленного, взятого 6-м п[ехотным] Либавским полком,- словака 15 венгерского полка" (4).

Существовали и более "экзотичные" варианты обращения в плен. В 1916г. был утвержден высочайший указ Правительствующему Сенату России "О прекращении применения правил морской войны, выработанных Лондонскою морскою конвенцией) 1908-1909 годов", статья 3-я которого гласила: "Всякое лицо, входящее в состав военных сил неприятеля и найденное на нейтральном торговом судне, может быть сделано военнопленным, даже если нет оснований захватить судно". А вот другой пример. В телеграмме командования Румынского фронта, распространенной в войсках в марте 1917г., говорилось: "Ввиду приближающихся праздников Святой Пасхи ... принять самые энергичные строгие меры к парализованию попыток противника под предлогом обмена пасхальными подарками войти в общение с войсками... Немцы неоднократно платили за наше добродушие и незлобливость коварством и предательством, заманивая наших солдат к себе под видом угощения в окопы, и затем не только не выпускали их, заявив, что они пленные, но и глумились над ними". Со своей стороны, русское командование настойчиво требовало "всех вражеских офицеров и солдат-парламентеров брать в плен", что часто и происходило. Каждый случай мирных контактов с противником подлежал расследованию, о чем свидетельствует следующий рапорт командира батальона штабс-капитана Скороглядова командиру 6- го пехотного Либавского полка: "2 мая 1917г. ... Из окопов. Представляю при сем показания поручиков Зубова и Беляева о сближении германских офицеров и солдат с нашими... Я лично не наблюдал... сближений. При первых донесениях командиров рот о попытках немцев подойти к нашим окопам я приказывал забирать таких парламентеров в плен, а если будут оказывать сопротивление и убегать к себе, то расстреливать" (5).

Уже в декабре 1914г. участились случаи добровольной сдачи русских солдат в плен на Северо-Западном фронте. Тенденция начала набирать силу. В мае 1915г. Совет Министров России утвердил положение о прекращении выдачи пайка семьям добровольно сдавшихся в плен и дезертиров. Кроме этой меры, предписывалось широко оповещать население

стр. 99

об указанных лицах. В 1916 г. было издано приказание, согласно которому Георгиевские кресты и медали добровольно сдавшихся в плен вместо выдачи родственникам следовало высылать в Главный Штаб. А в соответствии с приказом N 29 от 14 января 1916 г. по военному ведомству, нижних чинов за побег к неприятелю или попытку его осуществления казнили. Тем не менее количество перебежчиков неуклонно росло. Так, в 1917 г. в Румынии многие русские солдаты перебегали в плен, хотя в России после Февральской революции Временное правительство отменило смертную казнь. Июньское наступление русской армии еще более увеличило их количество. Среди подобных "добровольцев" встречались и Георгиевские кавалеры. Такая же тенденция имела место и по противоположную сторону фронта, что в совокупности свидетельствовало о нарастании физической и моральной усталости от войны в среде воюющих (6).

В документах приводятся и статистические данные. Так, в приказе командующего 12-й армии от 5 января 1917г. говорится, что в результате успешных боев 23-29 декабря 1916г. войсками армии захвачено более 1 тыс. пленных германцев. А в обращении временного правительства к действующей армии 8 июля 1917г. указывается, что три недели тому назад армии Юго-Западного фронта перешли в наступление. "До 36 000 пленных... стали их достоянием" (7).

Попав в руки противника, пленные, по крайней мере, солдаты, могли рассчитывать в лучшем случае лишь на самое общее соблюдение норм гуманности по отношению к себе. Так, в июле 1916г. до личного состава 6- го пехотного Либавского полка был доведен приказ начальника штаба армии: "От пленных отбирать лишь предметы, имеющие значение вещественных доказательств, как то: записные книжки, письма, дневники, личные знаки и снаряжение. Предметы, не имеющие значения вещественных доказательств, например, деньги, часы, молитвенники и т. п., безусловно должны быть оставлены у пленных на руках. Нижним чинам, сопровождающим пленных, подтвердить (то есть уже были предупреждения и раньше. - С. С.), что в случае заявления пленных об отобрании у них собственных ценных вещей с виновных будет взыскиваться" (8).

Снабжение пленных нижних чинов вещами и пищей осуществлялось в лучшем случае по низшему пределу, определенному для своих солдат, о чем свидетельствует, например, телеграмма в войска командующего Румынским фронтом (июнь 1916 г.): "Всем довольствующим интендантским управлениям и вещевым складам лучшую по качеству обувь и предметы обмундирования (в особенности шинели) отпускать в первую очередь строевым частям, затем вещи среднего качества тыловым, неподвижным учреждениям и, наконец, наиболее слабые - в госпитали, рабочие дружины, военнопленным и т. д. По получении обуви и вещей в корпусах здесь придерживаться такой же системы". То же происходило с нормами питания, которые устанавливались относительно норм для своих солдат. Приказами Верховного Главнокомандующего N 446 и N 876 за 1916г. обед с хлебом для нижних чинов стоил 31 коп., без хлеба- 23 коп,; для военнопленных на театре военных действий - 19 коп., без хлеба- 12коп., ужин, соответственно,- 16 и 12 коп. для нижних чинов и 10 и 7 коп. для военнопленных. Исключение составляли больные пленные и санитары из военнопленных, ухаживающие за острозаразными больными, которые обеспечивались довольствием наравне с аналогичными категориями русских военнослужащих. Отдельные нормы довольствия были установлены 25 августа 1915 г. для военнопленных турок на театре военных действий. В сфере военной юрисдикции военнопленные на время войны приравнивались к лицам, принадлежавшим к своей армии (9).

В странах неприятеля ситуация складывалась аналогичным образом. В 1917 г. в Австро-Венгрии "физически трудящимся" выдавали в день 140 г. кукурузной муки, не занимающимся физическим трудом- около 80г., солдатам - 1 кг хлеба на троих, а военнопленным - на четверых, в связи с чем "многие пленные гибли от истощения, не дойдя до тыла". В Германии русские пленные также терпели сильный голод. В 1917 г. они получали 200 г.

стр. 100

хлеба на человека в сутки, причем содержание муки в нем не превышало 15%, остальное составляли сосновые опилки. На обед выдавалась брюква "с недоброй рыбной икрой или с лягушками, на ужин - суп из переваренных костей в муку. На утро кофе без сахару. Приходилось пить с солью. Иногда варили суп на обед из брюквы с лошадиным мясом, это был праздник". Пленные использовались прежде всего на тяжелых физических работах в городской и сельской местности. Неудивительно, что смертность среди них была огромной. Не способствовала выживаемости и система издевательств и наказаний. В Германии пленных нередко использовали вместо тяглового скота, "страшно издевались, били"; а общественное мнение страны обрабатывалось в духе презрения к военнопленным, сведения о применении к ним пыток опровергались. Между тем "безгранично тяжелое и совершенно бесправное положение наших (русских. - С. С.) военнопленных неоднократно было засвидетельствовано лицами, испытавшими на себе все ужасы немецкого плена: нашими сестрами милосердия, посетившими вражеские страны; нашими дипломатическими представителями в нейтральных и дружественных странах и, наконец, жителями оккупированных немцами французских областей, недавно очищенных... союзниками от врага". В Австро-Венгрии, помимо наказания розгами, оковывания рук и ног от нескольких часов до нескольких дней, подвешивания на вывернутых назад руках, использовалось и заколачивание в гроб на два-три часа. В 1916 г. Верховное командование русской армии получило сведения о том, что за отказ рыть окопы австрийцы распяли десятки наших военнопленных на деревьях, а около 150 человек было убито. При этом побег из плена в случае поимки беглеца карался на фронте смертью. На оккупированной территории австро- венгерские войска казнили и тех, кто давал бежавшим приют (10).

В 1917г. наказания для русских пленных и в Германии, и в Австро-Венгрии были несколько смягчены, некоторые - отменены, однако не все. Заколачивание в гроб, например, австрийцы сохранили. Причинами, приведшими к некоторым изменениям в системе наказаний военнопленных, послужили и общее состояние дел на фронтах, и то, что "некому это делать. Мужского пола очень мало, везде и всюду женский пол", и Февральская революция в России, отменившая телесные наказания нижних чинов в русской армии, и, наконец, выступления самих военнопленных. Так, "в 1915 г. в лагере военнопленных Рейсхенборге (Австро-Венгрия? - С. С.) подготовлялось вооруженное восстание при помощи фабричных рабочих этого местечка". За неделю до назначенного срока был произведен обыск, и все спрятанное оружие у пленных отобрали. Тем не менее подобные случаи, особенно связанные с внутренней социальной нестабильностью государства пребывания, безусловно, влияли на систему его взаимоотношений с военнопленными. Ярким примером обратного воздействия внутреннего политического состояния страны пребывания на пленных стала Февральская революция в России.

Уже в марте 1917г. немецкие и австро-венгерские военнопленные "в целом ряде обращений как к Временному Правительству, так и к различным общественным организациям" предъявили "различного рода требования в переустройстве их внутреннего быта и о предоставлении некоторых политических прав: жительство на частных квартирах, свобода передвижения в пунктах расквартирования, свобода собраний, профессиональных и религиозно-просветительных союзов и т. п.". Им было отказано в связи с тем, что "такие требования... противоречат самому понятию состояния плена, неразрывно связанному с ограничением свободы... По отношению к томящимся в тяжелом плену нашим страдальцам дарование каких-либо свобод лицам, взятым с оружием в руках и не освобождаемым от плена, было бы явно несправедливым" (11).

В отношении военнопленных славян, прежде всего чехов и словаков, Россия проводила особую политику. Под влиянием своих геополитических планов, сочувственных настроений российской общественности и воздействия чехословацкой общины в России правительство разрешило

стр. 101

формирование из этих военнопленных боевых соединений в составе русской армии, использовавшихся на фронтах. Однако процесс их создания, начавшийся в 1915г., проходил отнюдь не гладко. Руководил им Союз чехословацких обществ в России. "Первое время агитация среди военнопленных за их вступление добровольцами в чехословацкие] дружины очень плохо удавалась... Военнопленные, только что прибывшие с австрийского фронта, в большинстве случаев отдавшиеся в плен потому, что цель войны была им чужда, не имели ни малейшей охоты идти снова на фронт...

Положение чехословаков-военнопленных в России было самое незавидное. В то время как немцев и мадьяр, как неблагонадежных, отправляли в Сибирь и Туркестан, чехословаков и других славян оставляли в центре России, где пришлось им нести тяжелые работы при самых скверных условиях. Союз при своей агитации... заметил, что... поступают больше добровольцами те, которые находятся в... худших условиях. Союз и использовал это обстоятельство, ухудшая, насколько это от него зависело, условия, в которых находились военнопленные-чехословаки. И нечему удивляться, когда военнопленные заменяли те условия, в которых они жили, на несравненно лучшие,.. которые существовали в частях чехословацких войск.

Но несмотря на эту агитацию формирование больше, чем на один полк, не продвигалось. Тогда была организована специальная команда из чехословаков-добровольцев в Дарницком лагере подле Киева, где проходили все военнопленные Юго-Западного фронта, цель которой была вести агитацию среди прибывающих чехословаков... "Агитация" этой команды заключалась в том, что они отделяли... всех прибывших чехословаков, не давали им есть и били до тех пор, пока они не соглашались поступать добровольцами. Тех же, которые категорически отказывались, избивали до крови и отправляли на самые худшие работы, где они тысячами погибали от цинги, голодного тифа и др. болезней. Впоследствии чехословаки, попавшие в Дарницкий лагерь, записывались как немцы или мадьяры, которых никто не трогал. Было много и таких случаев, когда разъездные агитаторы Союза и, позднее, Национального Совета прямо требовали от подрядчиков и заводчиков, у которых были чехословаки-военнопленные на работе, чтобы им не уплачивалось жалованье до тех пор, пока они не заявят о своем желании вступить в чехословацкие добровольческие войска.

К интеллигенции из военнопленных было совсем другое отношение... Интеллигенция была более шовинистически воспитана и настроена так, что многие из них поступали без особого принуждения в войска" (12).

Поразительно то, что раненные добровольцы, попадавшие на излечение в Дарницкий же лагерь, в случае, если они становились инвалидами, отправлялись, в соответствии с Женевской конвенцией 1906 г., на родину, то есть в Австро-Венгрию, где их как изменивших присяге ждал расстрел. "Добровольцы, удиравшие с фронта и желавшие уходить из войска, подвергались битью шомполами, на что офицерство спровоцировало других добровольцев. Кроме этого, отправляли таковых на каторжные работы, на которых, как было известно, большинство погибало. С другой стороны, добровольцев пугали, что за всякое преступление в чехословацких войсках они и их семейства будут наказаны в (будущей. - С. С.) Чехо-Словацкой республике как за народную измену" (13).

После Февральской революции в Киеве было создано "Чехославянское единение", которое взяло "под опеку" военнопленных, не желавших поступать в чехословацкие войска. Эта организация, получив официальное разрешение брать военнопленных на поруки, занялась настоящей торговлей "живым товаром". "Чехославянское единение" в буквальном смысле этого слова продавало военнопленных на разные предприятия частной и военной промышленности России. Кто из предпринимателей больше давал, тот получал лучше и крепче товар, то есть более квалифицированных, крепкого телосложения и благонадежных военнопленных. При отдаче военнопленных организация брала на себя обязательство в случае, если военнопленные откажутся выполнять "свои народные обязанности), заменить их другими. Такие же гнусные действия проводились Союзом чехословацких обществ.

стр. 102

Несколько позже ведение дел чехословацких военнопленных и добровольческих войск было передано отделению чехословацкого Национального Совета (оно находилось в Петрограде, а местом пребывания штаб-квартиры Совета был Париж) (14).

Для российского общества и для государственной власти было характерно, по крайней мере, внешне, сочувственное и уважительное отношение к согражданам, попавшим в плен не по своей воле и, тем более, бежавшим из него. Это находило выражение в законодательных актах и различных мероприятиях. В январе 1917г. приказом по военному ведомству были установлены единовременные пособия для обзаведения обмундированием и вооружением бежавшим из плена офицерам: обер- офицерам по 290руб., штаб-офицерам по 445руб., генералам по 725 рублей. Классные чины и священники приравнивались к соответствующим офицерским чинам. Семьи офицеров, находившихся в плену, с января 1917г. удовлетворялись за службу их глав половиной усиленного, а не обыкновенного, содержания. В июле право на получение содержания было предоставлено вольнонаемным служащим военного ведомства, находившимся в плену, если они были пленены в момент исполнения своих служебных обязанностей и не могли избежать плена. В сентябре семья военнослужащих, "произведенных по взятии в плен в первый офицерский чин (кроме добровольно сдавшихся в плен) при условии, если представление о производстве в чин последовало до взятия в плен", было установлено право "на получение половины жалованья своих глав по первому офицерскому чину из усиленного оклада, а также квартирных денег и пособия на наем прислуги". Наконец, в августе и октябре семьям отдельных категорий плененных русских военнослужащих был установлен "отпуск особых суточных денег".

9 августа 1917г. приказом по военному ведомству был установлен соответствующий отпуск денежного довольствия больным русским военнопленным, интернированным в нейтральных странах.

6 апреля 1917г. "Военный Совет положил": "Установить на время настоящей войны выдачу солдатам, бежавшим из неприятельского плена и прибывшим до окончания войны, жалованье за все время пребывания в плену из усиленных окладов, а сверхсрочнослужащим солдатам сверх того и добавочного жалованья". Кроме этого, существовала практика пересылки причитающихся денег из частей своим пленным офицерам в места пребывания. В мае 1917г. военный министр А. Ф, Керенский издал указ о поощрении солдат, прибывавших из плена в результате побега, увольнением в двухмесячный отпуск без зачета дороги туда и обратно (15). В сентябре для военнослужащих, бежавших из плена, был установлен специальный нарукавный знак "в виде продолговатой петли тесьмы по цвету национальных цветов враждебной страны, окружающей овал русских цветов и пересеченной отвесно внизу георгиевской тесьмой", знаменующей "мужество прорыва из плена". Для бежавших из германского плена тесьма "национального цвета враждебной страны" была черно- белой, из австрийского - черно-желтой (16).

В армии и обществе вообще "беглецы" пользовались большим уважением, о чем свидетельствуют факты предоставления им слова на съезде делегатов Действующей армии в Петрограде в мае 1917г. или быстрое избрание вернувшегося в полк в результате побега из плена солдата председателем полкового комитета и т. п. Пресса называла бежавших из плена героями. Некоторые из них по горячим следам писали воспоминания о недавно пережитом. На первомайской демонстрации 1917г. в Петрограде в колоннах манифестантов прошла группа военнослужащих, незадолго до этого бежавших из германского плена. Через плечо у них были надеты почетные красные ленты с надписью "Бежавший из плена" (17).

Тем не менее 14 мая в Петрограде состоялась манифестация бежавших из плена, инвалидов плена и родных военнопленных. Они прошли по Невскому и Литейному проспектам, устраивая по пути митинги. Конечным пунктом демонстрантов стало здание Государственной Думы, где также состоялся огромный митинг. Ораторы высказали упреки правительству

стр. 103

и особенно Петроградскому Совету депутатов за то, что они не прилагали, по мнению выступавших, усилий к облегчению участи русских пленных. На митинге выступили и люди, побывавшие в плену (18).

Попытки облегчить участь военнопленных сограждан предпринимали различные организации: Всероссийское общество помощи русским пленным, Отдел о военнопленных Всероссийского Союза городов, комиссия помощи военнопленным Петросовета (1917 г.). Комитет бежавших из плена и Союз инвалидов из плена и др., а также общественность союзных стран. Как правило, это был сбор частных пожертвований либо культурные мероприятия (лекции и пр.), порой с привлечением для выступлений вернувшихся из плена, на вырученные средства от которых закупались продукты для военнопленных (19).

Характерной в этой связи выглядит инициатива Всероссийского общества помощи военнопленным, разославшего в апреле 1917г. в части армии следующее письмо: "Ужасающее положение наших воинов во вражеском плену - ужасающее в смысле совершенной неудовлетворительности простого насущного питания- побуждает продовольственную комиссию Всероссийского] 0[бщест]ва помощи военнопленным изыскивать самые широкие меры для увеличения числа тех опекунов - "крестных родителей", которые берут на себя заботы по снабжению отдельных военнопленных пищевыми продуктами. По примеру одной части нашей доблестной армии - 29 Сибирского стрелкового полка, по собственной инициативе записавшего на себя 45 крестников, мы позволяем себе обратиться с таким же предложением и к Вам. Крестники могут быть выбраны и по Вашему усмотрению (необходимо лишь знать их точный адрес) или же могут быть предоставлены из числа той массы, которые обращаются за помощью в наше 0[бщест]во. Продовольственная же комиссия со своей стороны идет навстречу в смысле облегчения отправки от имени "крестных родителей" именных же почтовых посылок, принимая следующие заказы... Таким образом, при ежемесячном взносе от 4 до 15 рублей на каждого "крестника" (исходя из цифры в 2-3 посылки в месяц), можно поддержать жизнь, не давая умереть с голоду нескольким русским воинам из числа, может быть, своих же однополчан.

Помимо этого. Продовольственная Комиссия имеет честь просить Вас - при возможности к этому - о сборе, высушке и высылке нам всяких хлебных остатков, каковые отсылаются нами по железной дороге большими ящиками на имя наиболее нуждающихся лагерей: там дороги каждый сухарь, каждая корка хлеба. Председатель комиссии. Секретарь.

Состав посылок: I. (в дер[евянной] упак[овке]): сала- 1 ф., крупы- 2 ф., галет- 4ф., чаю- 1/8 ф., сахару- 1 ф., мыла- 1/2 ф.,табаку- 1/4 ф. - цена 5 р. II. Без сала - 3 р. 50 к. Со сменой белья - на 1 р. дороже; III. (в дер[евянной] упаковке): галет- 4ф., крупы- 2 ф., чаю- 1/8 ф., сахару - 1 ф. - цена 2 р. 50 к.; IV. 2 фун. сухарей - цена 22 руб" (20).

Говоря о военнопленных, не следует забывать о том, что они служили также и источником, если можно так выразиться, первичной оперативной информации. В "Указании войскам 2-й армии для атаки укрепленных позиций" (1916 г.) подчеркивалось, что различные виды разведки позиций противника следует дополнять опросами пленных для получения сравнительно полной картины. При опросах пленных выявлялись сведения о способах подготовки и ведения неприятелем боевых действий, а также результативности боевых действий своих частей, что, конечно, учитывалось командованием (21). Так, приказ Особой армии N 14/3 от 28 августа 1916г. гласил: "Из опросов пленных австрийских офицеров выяснилось, что способы противодействия нашим атакам у германцев и австрийцев не одинаковы.

Германцы, основываясь на воспитании и развитии своих людей, с началом нашей артиллерийской подготовки немедленно очищают первую линию окопов и отводят людей по ходам сообщения во вторую линию, а после артиллерийской подготовки, в то время когда наши части овладевают первой линией, германцы сразу же переходят в контратаку и выбивают наши части, не успевшие еще разобраться в занятых ими окопах.

стр. 104

Австрийцы, вследствие ненадежности своего людского состава, не могут применить такого же способа обороны, и во время нашей артиллерийской подготовки предпочитают нести большие потери в людях, но не оставляют свои окопы первой линии, так как в последнем случае они не рассчитывают на обратное овладение ими.

Поэтому в целях необходимого использования всех средств боя является важным знать до начала атаки, кто противостоит нашим атакующим частям, дабы вести артиллерийскую подготовку в зависимости от сего" (22).

Таковы некоторые факты, рассказывающие о проблеме плена в годы первой мировой войны, которые заимствованы нами из документов двух коллекций - архивной и музейной: это материалы архива 6-го пехотного Либавского полка, хранящиеся в Российском государственном военно- историческом архиве, и документальная коллекция по первой мировой войне Центрального музея Вооруженных Сил.

Примечания

1. Военная энциклопедия. СПб. 1912. Т. 6, с. 526; Энциклопедический словарь товарищества "Бр. А. и И. Гранат и К". Т. 10. Изд. 9-е. М., с. 615- 617.

2. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 2620, оп. 2, д. 98, л. 29. У противника формировались специальные отряды, которые, кроме прочего, обеспечивали конвоирование пленных в тыл с передовой во время боя. Центральный Музей Вооруженных Сил (ЦМВС), ф. 4, оп. "Новицкий Ф. Ф.", ед. хр. Б-2296/26, л. 1.

3. РГВИА, ф. 2620, по. 2, д. 19, л. 135; д. 22, л. 231.

4. Там же, д. 16, л. 144; д. 22, л. 149.

5. АВЕРБАХ Е. И. Законодательные акты, вызванные войною 1914-1917 гг. Т. 5. Птгр. 1918, с. 362; РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 22, л. 88; д. 68, л. 203, 262; д. 22, л. 48.

6. РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 62, л. 698; д. 64, д. 7; д. 66. л. 468; д. 68, л. 127, ЗЗЗоб.; Приказы по военному ведомству. Птгр. 1917, с. 538; ЦМВС, ф. 4, оп. 11.7.1, ед. хр. Б-2598, л. 7.

7. ЦМВС, ф. 4, оп. II. 6, ед. хр. 36951/14, л. 1; РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 68, л. 337-338.

8. РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 66, л. 405.

9. Там же, л. 421, 512, 224об., д. 68, л. 282; см. также Приказы по военному ведомству. Птгр. 1915, с. 339; Приказы по военному ведомству. Птгр. 1916, с. 694; Приказы по военному ведомству. Птгр. 1917, с. 356.

Ю. Там же, д. 19. л. 355, 478; д. 68, л. 329; ЦМВС, ф. 4, оп. П.7.1, ед. хр. Б- 2598, д. 9, л. 13; ф. 3 (ФОТО), оп. 11.6.6, ед. хр. Б-8478; РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 19, л. 120; Искры, 1916, N 24, с. 186;N 5. с.40;N 32, с. 250.

11. РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 19. л. 120.

12. ЦМВС, ф. 4, оп. 11.7.1, ед. хр. Б-2598, л. 8-9.

13. Военная энциклопедия. Т.Ю. СПб. 1912, с.383; ЦМВС, ф. 4, оп. 11.7.1, ед. хр. Б-2598, л. Ю, 12-13.

14. ЦМВС, ф. 4, оп. II.7.1, ед. хр. Б-2598, л. 14.

15. Приказы по военному ведомству. Птгр. 1917, с. 47-48, 38, 543-544, 712, 619, 762, 617-618, 165; РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 68, л. 244; Приказы по военному ведомству. Птгр. 1917. с. 211.

16. Там же, с. 733 735.

17. Искры, 1917, N 18, с. 143; РГВИА, ф. 2620, оп. 1, д. 11, л. 233; Искры, 1917, N 17, с. 135;

ЦМВС, ф. 4, оп. 11.8.2, ед. хр. 23716, л. 4об.

18. Огонек, 1917, N 20,с. 316.

19. ЦМВС, ф. 4; on.II.6.2, ед. хр. А-1399; ед. хр. А-1402; оп.И.12, ед. хр. Б- 5569/21; Огонек, 1917, N 24,с.379.

20. РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 19, л. 137.

21. ЦМВС, ф. 4, оп. "Новицкий Ф. Ф.", ед. хр. Б-2296/11, л. 14об; Искры, 1916, N46, с. 363; ед. хр. Б-2296/6, л. 3; Б-2296/10, л. 14; ед. хр. 36951/19, л. 8; оп.11.6, ед. хр. 36951/8;

РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 17, л. 12.

22. ЦМВС, ф. 4, оп. "Новицкий Ф. Ф.", ед. хр. 36951/1, л. 1.

Постоянный адрес данной публикации: