Мы переживаем крайне трудный и в каких-то отношениях опасный для перестройки, для нашего будущего момент. Ну, сейчас как будто бы, в последние дни, эта опасность несколько разрядилась, тем не менее было бы самообольщением считать, что путь перестройки будет легким. Против нее слишком многое. И вот я думаю, что одной из самых больших опасностей сегодня (конечно, как и всегда, но, может быть, в наши дни в особенности) являются пустые слова, политиканство, неискренность.

Почему именно сейчас в большей, может быть, степени, чем раньше? Потому, что слишком долгие годы мы развращали наш народ, нашего читателя пустыми либо фальшивыми словами и отучили верить печатному слову, слову, которое произносится публично. И если мы хотим, чтобы дело перестройки двигалось вперед, то нам надо отказываться от этого наследия, от этой скверной привычки.

Трудно мы от него отказываемся. Я хотел бы в этой связи обратить внимание на один - литературный и исторический одновременно - документ совершенно недавнего времени. Ю. Н. Афанасьев вскользь о нем упомянул. Я имею в виду письмо секретарей Союза писателей в "Правду" от 19 апреля и в "Литературную газету" от 20 апреля в связи с трехлетием перестройки. Этот документ мне кажется выразительным и характерным проявлением неизжитого вредного пустословия. Я считаю необходимым высказать к нему свое отношение еще и потому, что я член Союза писателей, а подписавшие письмо выступают от имени Союза, т. е, как бы и от меня. Не буду читать вам его целиком, но вот некоторые выдержки.

"За эти годы коллективно выработана концепция, стратегия и тактика перестройки". Не раз мы слышали эти слова, но давайте положа руку на сердце скажем: ведь это же неправда. Поставлена задача. Поставлена правильно - задача демократизации, задача экономической реформы. Но где же цельная концепция перестройки? Мы находимся только в начале ее выработки. Говорить о том, что уже выработана стратегия и тактика перестройки тем более преждевременно. Это самообман. Дальше читаю: "Перестройка... стала социальной практикой, стала сутью нашей повседневности". Опять преувеличение. В какой-то, еще в незначительной степени стала. В том-то и беда. Дальше - больше. "Она вошла в

стр. 77

нас как образ мысли и действия. За столь короткий срок мы все, кажется, стали другими".

Ну вот я смотрю на подписи под письмом. Кто стал другим? Замыкает список Шатров. Я не думаю, что Шатров пережил в последние годы какую-то глубокую нравственную перестройку. Он был честным писателем на протяжении всех последних десятилетий, всего своего творчества. Он делал в общем одно и то же дело, с нарастающей энергией, трудно делал, поскольку ему мешали, но где же тут поворот? Я не вижу здесь нравственного поворота. Или Ю. Черниченко (продолжаю с конца). И к нему это выражение, по-моему, не подходит. Или, скажем, И. Дедков, мой коллега по критике. Или В. Быков, В. Розов... Эти люди, я думаю, однажды в жизни действительно пережили перестройку, внутреннюю, глубокую. То было накануне и после XX съезда партии. В дальнейшем же шло углубление, развитие сформировавшихся убеждений, но не было поворотов кардинальных, потому что это вообще не в природе человека. Разве может нормальный человек в течение жизни несколько раз совершать повороты в противоположные стороны?

Но вот я смотрю на другие фамилии того же самого списка: допустим, Марков, Алексеев, Михалков, Чаковский. Я пожил на свете все-таки достаточно и знаю, сколько они на моей памяти совершили поворотов. Допускаю, что первый поворот они вполне искренне совершили в том же самом 1956 г. вместе со всей страной. Но потом, когда с середины 60-х годов началась новая полоса нашей истории и возобладала новая идеологическая линия, они совершили еще один, уже не объявленный поворот. Поворот от демократизации к неосталинизму и застою. Они очень много сделали, чтобы установить в нашей литературе и в стране вообще вот эту самую обстановку застоя. (А. Б. Чаковский (с места): И в газетах застой?). И в газетах, конечно.

Перечитайте "Литературную газету" за 60 - 70-е годы. Вспомните, кого она обличала в нашей советской литературе. Вспомните, сколько честных, настоящих писателей досыта наслушались из уст руководства Союза и со страниц его печатных органов оскорбительных обвинений в "очернительстве". Вспомните, как прорабатывали "Вокруг да около" Абрамова, "Мертвым не больно" Быкова, "Вологодскую свадьбу" Яшина, "Из жизни Федора Кузькина" Можаева, "Дом на набережной" Трифонова, "Собственное мнение" и "Наш комбат" Гранина, "Созвездие Козлотура" Искандера, "На испытаниях" Грековой, первую книгу "Канунов" Белова, "Прощание с Матёрой" Распутина и т. д. и т. п. А по чьей вине мы десятилетиями не могли прочесть ни "Нового назначения" Бека, ни "Детей Арбата" Рыбакова, ни "По праву памяти" Твардовского, ни "Реквиема" Ахматовой? Или вы тут ни при чем, товарищи Марков, Михалков, Чаковский? А сейчас, оказывается, новый поворот, и "за столь короткий срок" вы уже вновь "стали другими"! Простите, в это трудно поверить, это вопреки всем законам психологии.

Читаю дальше тот же документ. "Именно они..." Кто "они"? Оказывается, не люди, а "методы" "препятствуют развитию демократии, постоянно стремятся ввести "в рамки" гласность, свободу слова". Но, дорогие товарищи, вы же и занимались этим на протяжении многих лет, и с огромным успехом. Именно это и было вашей главной и постоянной заботой по отношению к литературе: вводить в рамки или, наоборот, выводить за рамки литературы эти самые свободу слова и гласность. Читаю дальше: "К какому прошлому хотят вернуть страну силы торможения? К застою, синоним которого распад?" и т. д. Очень хорошо сказано. Но кто эти "силы торможения?" Мы уже привыкли за последнее время рассматривать силы торможения в телескоп, видеть их где-то на других планетах. А между тем они рядом с нами. Ведь под цитируемым документом наряду с именами правдивых, честных писателей как раз и стоят подписи литературных представителей этих самых "сил тор-

стр. 78

можения", затемняя суть дела, уводя нас от анализа, от понимания нашей реальности.

"Советские писатели немало сделали для того, чтобы социалистическое общество осознало себя, пришло к выводу о необходимости революционных перемен", - говорится в письме. Советские писатели - да. Хотя и с убывающей, пожалуй, энергией в 70-е годы и в начале 80-х. А какой была позиция руководства Союза писателей по отношению к этим писателям? Я не помню ни одного случая, чтобы из Союза исключали или хотя бы критиковали за лакировку, за раболепие перед очередным вождем. Не было этого. Всегда был единственный мотив - "очернительство", т. е., по сути дела, та самая правда, именем которой сейчас клянутся наши уважаемые руководители.

Я решительно разъединяю в списке секретарей Союза писателей по крайней мере два ряда имен. Они для меня - в разных списках. Но я не хочу, чтобы мое выступление рассматривалось как выступление против консолидации, хотя это любимый тезис наших литературных руководителей на протяжении многих десятилетия. Я тоже за консолидацию. Только на какой основе? Дело в том, что документ, о котором я говорю, предложил консолидацию на основе, выгодной тем, кто руководил Союзом писателей в "брежневское" 20-летие, в духе и в интересах застоя, а теперь озабочен тем, как бы выйти сухим из воды и половчее пристроиться к новому курсу. А такие писатели, как Шатров или Дедков, не заметили этой уловки. Я думаю, они совершили ошибку. Ошибку понятную, я их ничуть не обвиняю. Как же им, искренним сторонникам демократизации, было не подписать письма в поддержку перестройки, с осуждением тормозящих сил и т. д.?

Хочу подчеркнуть: мое выступление отнюдь не продиктовано каким-либо мстительным чувством. Не в том дело, чтобы "требовать крови" организаторов и исполнителей политики застоя, и даже не в том, чтобы, как булгаковской грешнице, еженощно подавать им платок в напоминание о задушенных (или не родившихся по их вине) литературных младенцах. Но если мы действительно хотим перемен в нашей жизни, то первой переменой пусть будет наш собственный отказ от пустых слов, от политиканства и вранья. Без этого нам просто не о чем да и незачем говорить между собою. Призывом к такой консолидации мне бы и хотелось закончить.

Ю. Г. БУРТИН (литературный критик).

Постоянный адрес данной публикации: