Проблема графических систем славянских языков имеет книговедческий аспект, связанный со свободой применения нетрадиционных графических систем в книгоиздании, мотивацией выбора того или иного алфавита для тиражирования книги, распространенностью "алфавитных нарушений" в документальном потоке (т.е. во времени и пространстве). Разработка всех этих вопросов в книговедении пока еще не ведется.

Наш обзор наиболее заметных случаев выхода славянского книгоиздания за рамки алфавитной нормы в современном ее понимании составлен, в основном, по материалам Славянского фонда Библиотеки Российской академии наук (БАН) и данным национальной библиографии славянских народов.

В период формирования современных славянских наций и языков печатная книга как средство массовой информации служила важнейшим проводником политических, идеологических и любых других концепций. Поэтому смена графической системы книгоиздания напрямую связана с проблемой национального языка и национальной идентичности в целом.

Лингвистам хорошо известны опыты интеграции латиницы и кириллицы, программы "латинизации" славянского письма и, наоборот, "кириллизации". Эти эксперименты становились актуальны, когда находили свое выражение в книгоиздании.

Множество графических экспериментов в славянском книгоиздании отражает общее состояние лингвистической науки XIX в. Тогда активно дискутировалась идея создания "общеславянской азбуки", передающей звуковое разнообразие славянских языков. Общую характеристику проблемы в нашем контексте давать нет смысла, поскольку вопросы собственно книгоиздания в этой дискуссии не затрагивались.

Проекты "общеславянской азбуки", в большинстве своем, подразумевали переход всех славянских народов на письменность на основе одной лишь латиницы или, наоборот, кириллицы. Сразу оговоримся: хотя в XVIII-XIX вв. очень строго разграничивали собственно церковнославянскую кириллицу и создан-

Комиссарова Елена Викторовна - канд. пед. наук, административный референт в Генеральном консульстве Чешской Республики, Санкт-Петербург.

стр. 72

ный на ее основе русский гражданский шрифт, принципиального значения для нашей темы это разграничение не имеет, поэтому мы пользуемся общим термином "кириллица".

Основные аргументы "латинизаторов" были изложены в 1851 г. чешским физиологом и общественным деятелем Яном Пуркине в статье "О выгодах всеобщего распространения латинского способа письма в семействе языков славянских" [1]. В качестве примера автор дает в оригинале две басни И. А. Крылова в двух вариантах написания. Польский перевод статьи Я. Пуркине, выполненный И. А. Бодуэном де Куртенэ, был опубликован отдельной книжкой в 1865 г. [2].

Транслитерация латинскими буквами стала обычным явлением в письменной и книжной культуре славянского возрождения XVIII-XIX вв., когда происходил активный культурный взаимообмен.

Например, в 1860 г. западноукраинский просветитель Иван Федорович Головацкий издал хрестоматию русской (отчасти и польской) поэзии XVIII-XIX вв. "Русская книга для чтения" [3]. Все тексты в хрестоматии даются в оригинале кириллицей и латиницей, а также сопровождаются немецким (в двух случаях польским) переводом. В предисловии, написанном по-немецки, рассматриваются проблемы фонетического правописания на славянских языках латиницей. И. Ф. Головацкий сравнивает чешский, хорватский, польский, венгерский и немецкий алфавиты и предлагает собственный вариант.

Транслитерация русских текстов для иноязычной читательской аудитории продолжилась и в XX в. В 1905 г. чешский журналист-русофил И. В. Александер издал хрестоматию "Первая русская книга для чтения для чешского народа", где оригинальные тексты приводились латиницей [4]. Можно предположить, что транслитерированием текстов, не связанных с научным языкознанием, авторы и издатели просто стремились добиться облегчения восприятия книги для иноязычного читателя.

Но как же тогда быть с журналом "Велеградский вестник", который "для распространения стремления к соединению церквей" на русском языке, но чешским алфавитом печатался в 1909 - 1912 гг. в Праге [5]? На какой круг читателей могло быть рассчитано такое издание?

В обращенной к чешскому читателю программной редакционной статье самого первого выпуска "Велеградского вестника" говорится: "Russkaja   drugim narodam zapadnoj Evropy, dlja nas javljaetsja  rodnoj i ne predstavljaet nikakih trudnostej dlja  poetomu i v etom  my postavleny v gorazdo  vygodnyja uslovija,  drugie katoliki.  kak predstaviteli zapadnoj Cerkvi, my  raskryvat' eja  i eja  kotoroj ona obnimaet  otrasli kul'tury i progressa hristianskago  pokazat'  brat'jam pravoslavnym  Cerkvi v eja istinnom  vnimanie na  vysokija duhovnyja blaga, kotoryja ona v izobilii izlivaet na zapadnoe slavjanstvo".

В качестве приложения к журналу началась публикация латиницей на русском языке сочинения немецкого средневекового теолога Фомы Кемпийского "Подражания Христу", когда-то пользовавшегося заслуженной популярностью у западного читателя [6].

Выход первого же номера "Велеградского вестника" вызвал появление в журнале "Странник" резкого критического отзыва С. Троицкого. Алфавитную сторону вопроса русский рецензент упомянул, но никакой оценки не дал [7].

стр. 73

Транслитерация в таких случаях может быть сопряжена с культурной экспансией. "Поскольку кириллицей пользовались славяне, принадлежавшие к православному культурному кругу, а латиницей - принадлежавшие к западному (католическому и протестантскому) культурному кругу, алфавит, который применяли те и другие, воспринимался как один из знаков этнической, конфессиональной, а иногда и социальной принадлежности авторов и их читателей. Особенно в тех случаях, когда в одном государстве проживали славяне разных конфессий", - заметил по сходному поводу А. С. Мыльников [8. С. 197 - 198].

В истории славян уже известен случай, когда транслитерация превратилась в норму и вытеснила исконный алфавит. В последней четверти XIX - начале XX в. происходила массовая эмиграция в США жителей Закарпатья, говоривших на карпаторусинском микроязыке. Их потомки сохранили родной язык, но в 1930-х годах сменили кириллическую графику на латиницу словацкого типа [9].

С нашей стороны было бы лукавством обличать коварство иностранцев, покушающихся на русский алфавит. Признаемся честно, аналогичные попытки известны нам и в своем отечестве. В частности, 1857 год ознаменовался появлением брошюры некоего Кирилла Кадинского "Преобразование и упрощение русского правописания" [10], в которой провозглашалась желательность замены русского алфавита французским вариантом латиницы. Еще ранее - в 1842 г. -тот же автор (под фамилией Кодинский) опубликовал параллельно кириллицей и латиницей обоснование своего проекта азбучной реформы [11].

В Москве в 1914 г. увидела свет "Novaja russkaja azbuka" В. В. Тихомирова [12]. Чем объяснил автор свое намерение? "Vvedenije novoj azbuki   jazykov. Zatëm, novaja azbuka sblizit russkij jazyk s slavänskimi  prinät latinskij alfavit. A eto  takkak ruskomu narodu v  predstoit  narodov". Ни больше, ни меньше. В какой среде мог возникнуть данный проект, нам остается только догадываться. Многозначащее указание дал сам В. Тихомиров, призывая приобретать "Новую русскую азбуку" на квартире у автора в польском городе Люблине.

Тогда же, накануне орфографической реформы 1918 г., появилась "Народная русская азбука" Федора Венедиктовича Езерского, автора публикаций по международным проблемам унификации терминологии [13]. Азбука Езерского представляла собою смешанный кириллическо-латинский алфавит.

Наконец, две латинские буквы (взамен И, Й) вводит в свой проект русского алфавита Антон Костюк в 1916 г. [14]. Данный проект весьма примечателен отсутствием какой-либо политизации. Нововведения автор предлагает из соображений эстетики и удобства письма.

Завершением этого ряда стала деятельность Подкомиссии по разработке вопроса о латинизации русского алфавита под председательством Н. Ф. Яковлева. Подкомиссия была организована в ноябре 1929 г. по инициативе Главнауки НКП РСФСР в составе Комиссии по реформе орфографии [15]. Советская реформа русского алфавита должна была привести к реформе всего репертуара печатной книги. Вопрос решался с классовых позиций: "Переход на латинский алфавит окончательно освободит трудящиеся массы русского населения от всякого влияния буржуазно-национальной и религиозной по содержанию дореволюционной печатной продукции. Конечно, все ценное из области художественной и научной литературы должно быть переиздано на новом алфавите", - го-

стр. 74

ворилось в Протоколе заключительного заседания Подкомиссии от 14 января 1930 ".

Сторонники кириллицы тоже не теряли времени даром. Почти все публикации по данной теме связаны с интересом к русскому как возможному языку межнационального общения. По этой причине литературу о кириллице в славянском письме и книгоиздании практически невозможно отделить от литературы о международном значении русского языка. Неудивительно, что многие русские сторонники "общеславянской азбуки" видели ее исключительно кириллической (см., например: [16]).

У чехов еще за сто лет до появления столь неприятного в алфавитном отношении для русских "Велеградского вестника" велась пропаганда кириллицы. А именно, создатель первой чешской поэтической школы Антонин Ярослав Пухмайер пропагандировал кириллическое письмо для чешского языка. Свою книгу "Русско-чешское правописание" он издал в 1805 г. в Праге, а в 1851 г. появилось исправленное и дополненное переиздание с приложением образцов чешско-кириллического письма [17]. Сдержанно благожелательный отзыв на труд Пухмайера дал в 1852 г. академик И. И. Срезневский [18].

Настойчивым пропагандистом идеи всеобщей "кириллизации" славянского письма оказался Франтишек Ян Иезбера - чешский этнограф, переводчик, преподаватель русского языка и общественный деятель, с 1869 г. подданный Российской Империи. Общественно-политические воззрения Иезберы можно характеризовать как крайне русофильские и панславистские, противоречащие демократическим тенденциям.

В 1856 г. в сербском журнале "Седмица" было опубликовано стихотворение Иезберы на смерть сербского драматурга Йована Стерии Поповича (о котором, кстати, мы еще вспомним ниже). Чешский текст был напечатан в сербской графике и показался сербам на удивление понятным. Сторонники кириллицы торжествовали. В 1857 г. вдохновленный успехом Иезбера сделал попытку, а в 1862 - 1864 гг. воплотил-таки в жизнь проект общеславянской газеты "Словении". Газета печаталась в Праге сперва латиницей, а затем только кириллицей на всех славянских языках. В БАН имеются отдельные номера этой газеты за 1863 и 1864 гг. В 1861 г. Иезбера опубликовал собственный проект кириллической чешской азбуки, ориентированный на русское письмо [19], и выступил с открытым письмом к чехам, призывая их перейти на кириллицу как наиболее приспособленный к славянской фонетике алфавит [20]. Более того, он предпринял ряд изданий в новой графике - для демонстрации проекта чешской азбуки, так сказать, в действии [21].

На этом история чешской кириллицы не заканчивается. Педагог Йозеф Кашпар в 1900 г. предложил на суд общественности свой проект латинско-кириллического письма в работе "О чешском литературном языке и славянской взаимности в XX столетии", а в 1902 г. появился проект лингвиста Фердинанда Йокля, изложенный в брошюре "Упражнение в чтении письма русского, сербского и болгарского на текстах чешских" [22].

Писатели и ученые Словении в разных целях использовали кириллический алфавит в XV-XX вв. (см.: [23]). Самый широкий общественный резонанс получила попытка "оптимизации" национального письма в словенском книгоиздании 1820 - 1830-х годов, когда небольшой кружок творческой интеллигенции пытался ввести в словенский алфавит русские буквы "ч", "ш", "щ", "ж", "з". В определенном смысле, это был еще один проект "общеславянской азбуки".

стр. 75

Первым кириллические знаки для обозначения шипящих применил Петер Дайнко в 1824 г. в своей грамматике родного языка на штирийской диалектной основе [24]. Следом вышла в свет грамматика Франца Метелко, предложившего расширить сферу применения кириллицы [25]. Его новый образец литературно-письменного языка - на доленьской диалектной основе - получил название "метелчица", а основным средством пропаганды "метелчицы" служили книги [26]. Несколько таких изданий хранится в БАН (см., например: [27]).

Латинско-кириллический принцип правописания высмеял в 1832 г. словенский национальный поэт Франц Прешерн в сонете о каше "Al prav se  kаша ali  ". В 1833 г. было официально запрещено использование "метелчицы" для нужд школы. С 1843 - 1844 гг. словенское книгоиздание постепенно переходит на новый хорватский алфавит "гаицу", где каждому звуку соответствовала одна буква, а в 1851 г. "гаица" была официально утверждена для словенской письменности.

Все же кириллические эксперименты словенцев на этом не прекратились. Широкоизвестна просветительская деятельность панслависта Матии Маяра, автора книг "Правила преобразования иллирийского наречия в общеславянский язык" и "Взаимное славянское правописание" [28]. Одним из важнейших пунктов его общественно-политической программы стал как раз переход всех славян на кириллическую письменность.

Кто еще из словенцев проявлял интерес к кириллице помимо М. Маяра? В 1863 г. Радослав Разлаг издал сборник славянской поэзии "Песмарица", где произведения словенца Ловро Томана приводились кириллицей, затем в 1872 г. вышел обновленный вариант "Песмарицы" [29].

Намного более радикальны оказались воззрения Матвея Андреевича Ламурского. Его маленький поэтический сборник 1891 г. "Букет историй" способен прямо-таки очаровать русского читателя [30]. Напечатанные русским гражданским алфавитом (с элементами алфавита церковного) переводы на словенский язык из Пушкина, Мицкевича, Гете довольно гармоничны, музыкальны и вполне узнаваемы:

Глядим ко брезумный на чрнэ тэ шал
Ин хладнэ ми душэ разяда печал.
Кедар лехковерен ин млад сем ше был,
Грчанкэ сем младэ кай страстно любил...

Однако при всех своих достоинствах деятельность Ламурского - единичное явление в истории книги Словении. Аналогов ей не существует, если не считать предпринятое Ламурским же издание кириллицей сборника поэзии Ф. К. Прешерна "Баллады и романсы". Н. И. Толстой связал появление "Букета историй" Ламурского с идеей "общеславянской азбуки" [31].

К концу XIX в. идея себя полностью исчерпала, и в начале XX в. наблюдаются последние всплески. Намного большую актуальность приобрели методы использования графических систем книгоиздания для манипуляции национальным сознанием.

Славянское книгоиздание дает примеры использования алфавита для решения великодержавных задач государств, охраняющих свои имперские интересы. Российское самодержавие поощряло попытки (не имевшие, впрочем, успеха) навязать русский алфавит своим польскоязычным подданным. Правительство разглядело привлекательность алфавитной реформы сразу после подавления восстания 1863 - 1864 гг. в Царстве Польском. Комиссией народного просвеще-

стр. 76

ния был издан ряд учебных пособий для начальной школы - на польском языке, но русским алфавитом с добавлением множества диакритических знаков (см., например: [32]). Разумеется, в польском обществе с его богатой и древней культурой не нашлось серьезных сторонников принятия русского алфавита.

Впервые же проект замены польского алфавита русским разработал президент Российской академии А. С. Шишков. В 1844 г. был создан Комитет по русификации польского алфавита. Вероятно, тогда же вышла в свет под грифом "секретно" без обозначения года издания анонимная брошюра "О предположениях заменить в польском языке латинский алфавит польской азбукой". К данной анонимной публикации обращался Н. Ф. Яковлев при подготовке проекта латинизации русской письменности [33].

Не стоит думать, что объектом агрессивной русификации стали только поляки. По распоряжению генерал-губернатора Вильны М. Н. Муравьева (за свою деятельность он получил в народе прозвище "вешатель") кириллицей издавались на территории Российской Империи в 1864 - 1871 гг. почти все литовские книги: буквари, религиозная литература, фольклорные сборники, календари [34]. Из-за преследования национального алфавита литовское книгоиздание вытеснялось за границы Российской Империи - в Пруссию. Официально запрет на литовскую латиницу был отменен только в 1904 г.

Государственная политика России выглядит печальным контрастом на фоне романтического увлечения русского общества изучением славянских языков в 1830 - 1850-х годах. Интересно, что профессор польского языка Главного педагогического института в Петербурге Петр Павлович Дубровский издал тогда хрестоматию "Образцы польского языка в прозе и стихах" [35]. В предисловии, обращенном к русским читателям, Дубровский совершенно искренне утверждал, что "только употребление поляками латинских букв препятствует, чтобы польский язык сделался для нас доступным".

Вот, к примеру, отрывок из включенного Дубровским в хрестоматию стихотворения Ю. И. Крашевского:

О морже, сине морже! кто над це пенкнейши,
З вшистких Ствурцы объявен, кто венкши од цебе?
Ниц твых вдзенкув не згаси, велькосци не змнейши;
Пенкнес в обличу земи и пенкне прши небе,
И вельке, и огромне, як бы Буг це створжил,
Абы вечносць выставил, людзи упокоржил.

Безусловно, поэтическая жемчужина. Однако... Тот, кто в своем знании польского не продвинулся далее "проше пани", вряд ли удивится тому, что лингвистический романтизм как поверхностное явление русской культуры оказался довольно быстро забыт, а непреодолимые различия между славянскими языками стали объективным фактором общественного сознания у всех славянских народов. Издания, подобные хрестоматии Дубровского, возникали только на гребне романтизма эпохи "славянской взаимности".

Второе издание книги "Образцы польского языка в прозе и стихах" появилось в 1866 г., вскоре после подавления польского восстания. Историко-культурный контекст кириллического издания польских текстов в данном случае таков, что ни о каком языковом романтизме не может быть и речи. Но специальными сведениями об этом переиздании и степени его успеха мы не располагаем, так что все догадки останутся за рамками нашей работы.

стр. 77

Меж тем новоболгарский литературный язык в первой половине XIX в. только-только вступил в стадию оформления, с польским не сравнить. Идеальные условия для того, чтобы пышным цветом расцвели эксперименты в области орфографии и графики. В то страшное и прекрасное время возвышенных надежд и кровавых драм чуть ли не каждая книга вносила в болгарскую письменность что-то новое. Но от латинской письменности веяло чрезмерной новизной.

Первая же попытка применить латинскую графику к светской болгарской книге вызвала волну гневных отповедей. Это была попытка братьев Цанковых ввести принцип фонетического написания слов на основе латинизации письма [36].

Только не имевшая в Болгарии особого успеха миссионерская деятельность римско-католической церкви дала, кроме всего прочего, пример более или менее регулярного печатания книг на народном языке латинским шрифтом итальянско-венгерской графики. Некоторое влияние на Болгарию католический мир обрел, когда по Венскому договору 1615 г. Австрия добилась консульской юрисдикции над своими подданными в Стамбуле. В 1860 г. было провозглашено и признано Портой образование болгаро-униатской церкви. Римско-католические издания для болгар появлялись не только в 1840-х годах, когда не было самостоятельной болгарской православной церкви, а литературный язык еще только формировался, но и в 1870-х, когда православная церковь в Болгарии стала автокефальной, а литература вступила в свой классический период. В БАН хранится несколько болгарских римско-католических книг (см. [37]).

Впрочем, к собственно Болгарии часть опубликованных латинским шрифтом книг имела только косвенное отношение. Мы имеем в виду книги, предназначавшиеся банатским болгарам.

Представители местной интеллигенции банатских болгар (потомков переселившихся в Банат болгар-павликиан) в 1860-х годах кодифицируют нормы банатско-болгарского литературного микроязыка, теперь уже вымирающего. Религиозно-политическая обособленность от болгарского народа стала причиной применения банатскими болгарами исключительно латинского шрифта, но славянское самосознание привело к ориентации на хорватскую графику, в отличие от болгарско-римских католических изданий.

Банатско-болгарское книгоиздание началось в 1850-х годах. Первая грамматика появилась в 1866 г.; ее автором был Йозеф Рилл [38]. В БАН хранится также несколько книг плодовитого банатско-болгарского писателя и издателя Леопольда Коссилкова [39]. Кладезь для лингвиста - публикация Шотландским библейским обществом в 1899 - 1902 гг. перевода на "павликианский" язык Четвероевангелия и Апостольских деяний [40]. В 1930-х годах банатско-болгарское книгоиздание прекратилось.

Таким образом, болгарская книга - пример латинизаторской политики, в которой этнос выступает в одном случае объектом, в другом - субъектом латинизации.

Национальное возрождение в Белоруссии и на Украине заметно различалось по срокам, интенсивности и даже по накалу страстей. Соответствующим образом различается и история графических систем национального книгоиздания двух народов.

Различия в историческом и культурном багаже жителей западной и восточной Белоруссии, связанные с польской культурной традицией и сохраняющие свою силу до наших дней, вызвали к жизни феномен внутриязыковой трансли-

стр. 78

терации. Самые яркие страницы белорусского национального возрождения связаны с деятельностью католической научной и творческой интеллигенции. Поэтому на начальном этапе национального возрождения (в 1830 - 1850-е годы) книги на белорусском языке публиковались только "латинкой". Первым изданием новой белорусской печати считается "Краткое собрание христианской науки" [41].

Белорусская "латинка" в книгоиздании сохранялась скорее как особая религиозно-культурная традиция. Официально же латинский шрифт считался чем-то вроде "польской порчи" и вызывал крайне неприязненное отношение славянофилов и деятелей охранительного направления. Так, один из будущих лидеров петербургской славистической школы В. И. Ламанский выступил с газетной статьей, клеймящей попытки поляков распространять в Западном крае книги на местных языках, печатанные латиницей [42]. С 1860-х годов все большая часть национальной печатной продукции издавалась на белорусской кириллице.

Употребление одновременно и кириллицы, и латиницы продолжалось в Белоруссии вплоть до установления Советской власти. Более того, нормальным стало издание одного и того же текста сразу в двух вариантах - кириллицей и латиницей. "Параллельные" книги печатали крупнейшие белорусские центры книгоиздания - издательство "Заглянет солнце и в наше оконце" в Петербурге и типография Мартына Кухты в Вильне. В белорусской национальной библиографии эти издания считаются двумя самостоятельными единицами. Например, одна книжка по пчеловодству "Як рабіць добрые рамовые вульлі", другая - "Jak  dobryje ramowyje wulli". В БАН хранится десяток таких пар. Общая картина этой внутриязыковой транслитерации достаточно точно отражена в фундаментальном библиографическом пособии "Книга Белоруссии" [43]. Необходимо отметить, что "параллельные" белорусские календари в предреволюционные годы очень существенно расходились по содержанию, отчетливо делясь на кириллические православные и латинские католические.

Однозначно ответить на вопрос, какая же графика лучше передает фонетические особенности белорусского языка, не представлялось возможным на том этапе развития белорусского языкознания. В СССР вопрос был директивно решен в пользу кириллицы, а эмигрантское книгоиздание пользовалось обеими графическими основами [44]. Но вот появилась на карте независимая Белоруссия - и вопрос снова считается открытым...

На Украине национальная книга находилась под цензурным прессом сразу двух империй. Австро-Венгрии сохранение национальной идентичности своих подданных-украинцев было невыгодно. Львов как культурно-политический центр Галичины не терял своего исторического значения и для Польши. Так что закономерно последовала попытка перевести западноукраинскую письменность на латинский шрифт польской графики. Реформа имела мощное лобби - со стороны государства и местной польской и полонизированной аристократии.

В 1835 г. внимание читающей публики привлекла первая книга на украинском языке, напечатанная польской графикой. Вообще-то, автор книги Иосиф Лозинский собирался печатать ее как положено, гражданским шрифтом кириллицы. Однако австрийский цензор - выдающийся филолог первой половины XIX в. словенец Ерней Копитар, известный своей крайней русофобией, - предложил Лозинскому напечатать книгу "польским алфавитом" ("абецадлом").

Этнографический сборник Лозинского "Русинская свадьба" оказался своего рода языковой бомбой [45]. Развернулась полемика, которую латинизаторы ре-

стр. 79

шительно проиграли [46]. Пришлось отложить постановку украинской письменности на польские рельсы до лучших времен.

Но примеры использования польского алфавита в последующем западно-украинском книгоиздании действительно встречались. В БАН хранятся такие книги [47]. Было бы интересно сопоставить распространенность таких экспериментальных изданий в западноукраинских, восточноукраинских и польских библиотеках.

Украиноязычные подданные империи Габсбургов вполне отдавали себе отчет, что в вопросах алфавита стали объектом внутренней политики государства. В частности, международный резонанс получила "азбучная война" 1859 г. -новая попытка полонизации письма униатов Галичины.

В то же время нельзя утверждать, что галичане чурались латинского шрифта. В 1870 - 1880-х годах женевской типографией украинских социалистов были напечатаны книги и брошюры М. Драгоманова, С. Подолинского, П. Мирного и других в характерной графике: использовались буквы "j", "g", не употреблявшиеся в украинском правописании ни до, ни после (если не считать одного альманаха 1841 г. [48]). В украинском собрании БАН таких - полтора десятка. Наиболее же вероятное объяснение - приверженность принципам правописания, изложенным в проекте М. А. Тулова [49], а опробованным и того раньше (например [50]). Текст, написанный по орфографии Тулова, выглядел следующим образом: "употребльалі все усіліja, чтобы результаты научнаго изследованіjа jазыка пріменіть к практіке правопісаніjа".

В качестве примера приведем фрагмент текста из брошюры М. И. Павлика "Открытое письмо к народу": "Jaк не стало вже в кpajy мне, то на початку 1879-ого року Анну знов арештував косівськиj урьад за то, шчо, jaк мала сама признатисьа, роздавала льудім наші, i львівські, i женевські соціалістичні книжки; шчо расказувала льудім i росказувати не перестане, шчо аби всьа земльа належна була на гурт до мужицьких громадів, аби всьа громада гуртом робила коло gрунту, а потім аби льуде ділилисьа тим, шчо вродитьсьа i так далі" [51].

Несмотря на укорененность кириллической традиции, латиница находила своих приверженцев и среди украинцев Российской Империи. Например, книжка Спиридона Осташевского "Полсотни сказок" вышла в 1850 г. на белорусском варианте латиницы [52]. Но широкого распространения такая практика получить не могла. В 1859 г. Главное управление цензуры при Министерстве народного просвещения особым циркуляром запретило "печатание азбук, содержащих в себе применение польского алфавита к русскому языку", и указало "постановить правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, собственно для распространения между простым народом, печатались не иначе как русскими буквами". Аналогичное решение вскоре последовало и в отношении белорусского языка (цит. по: [53. С. 65]). Два последующих издания книги С. Осташевского напечатаны уже кириллицей [54].

Революция 1905 г. смела все запреты, в том числе и алфавитный. В 1907 г. в Варшаве появляется анонимно изданный "Русинский букварь" для жителей украино-белорусского пограничья [55]. В нем предисловие, буквы и слоги предложены в двух параллельных вариантах - кириллическом и латинском, а тексты для чтения даны только латиницей. Приводим фрагмент предисловия: "Етий лементар писан двоякими знаками, то ест литерами; на етой сторони литери латински, а на тамтой російски. Латинскими литерами пишуть всі народи на світи: французи, англики, поляки, німци, американци і інши - російскими только

стр. 80

росіяни, то єсть москалі, i булгари. Хто знає латински литери, тому легче i заграничніоі мови научитиса. Так ви брати Полешуки вибирайте сами, яки литери вам ліпш сподобаютса, i тими учитесь читати i писати. Помагай Боже!".

Уже в советский период кириллицей и латиницей играли киевские авангардисты. Тогда они удивили литературные круги альманахом "Семафор в вероятность", где часть текстов давалась на английском и французском языках, а кириллица и латиница для украинского языка употреблялись равноправно [56]. С большевистской прямотой подошел к проблеме С. Пилипенко: в 1923 г. в журнале "Красный путь" появилось его открытое письмо с призывом к украинцам переходить на латиницу, пока еще благоприятны условия для "интернационального единения" [57].

Хорватской культурной традиции очень близко понятие "общеславянского языка". Одним из первых его разрабатывал еще в XVI в. Шиме Будинич, каноник из Задара. С его именем связан ранний пример печатания хорватской книги в двух вариантах - латиницей и кириллицей. В 1583 г. в римской типографии Доминика Бази увидел свет перевод сочинения немецкого богослова Петра Канизия "Сумма, то есть скуплиение или сабрание наука христианскога" / "Summa, a to jest skupljenje ili sabranje nauka Christianskoga", выполненный Шиме Будиничем. Век спустя - в 1697 г. - в Трнаве увидело свет еще одно "параллельное" издание сочинения Канизия, на этот раз "Кратка азбуквица" / "Kratka azbukvica". Авторство перевода "Краткой азбуквицы" нам неизвестно.

Оба примера "параллельных" книг хорватского средневековья мы взяли в первом капитальном труде в области хорватской национальной библиографии, созданном Иваном Кукулевичем-Сакцинским [58]. Кириллические хорватские издания XVI-XVIII вв. Кукулевич описал отдельно. Так же отдельно описаны и глаголические издания. Это, пожалуй, важнейший случай акцентировки славянским библиографом графического разнообразия национальной книги.

Хотя сербы, в свою очередь, не оставались равнодушны к латинице, любые реформы в данной области требовали смелости и деликатности, так как затрагивали национальные чувства. Даже полный переход сербского книгопечатания к гражданской азбуке ("московским буквам") взамен старой кириллицы растянулся почти на столетие из-за того, что русский шрифт казался чересчур приближен к латинскому начертанию.

Отсчет применения гражданской азбуки в сербском книгопечатании идет с 1766 г. ("Латинский букварь" Захария Орфелина). Но вплоть до середины XIX в. продолжалось сопротивление подозрительному шрифту, который, по мнению комедиографа Йована Стерии Поповича, "является какой-то необычной смесью, не то славянской, не то латинской" (цит. по: [59. С. 57]).

Осторожность, проявленная сербскими книжниками в вопросах графической основы книгоиздания, становится вполне понятна, если вспомнить примеры унификационной политики эпохи австро-венгерского йозефинизма: декрет Иосифа II о введении в сербских школах и в светском книгоиздании сербов простонародного "иллирского" языка и латинского алфавита по образцу Славонии (1779 г.) и попытка перевести печатание всех книг, предназначенных для православных сербов, с кириллицы на латиницу (1781 г.). Вследствие активного сопротивления сербской православной церкви запрет на кириллицу и славяно-сербский язык был отменен декретами 1784 и 1785 гг. [60].

Нетрудно догадаться, какая же буря разразилась в 1827 г., когда наперекор славяносербской традиции Вук Караджич включил в свой проект азбуки латин-

стр. 81

скую букву "j", подходящую для правописания по фонетическому принципу "пиши как слышишь" [61].

В 1846 г. еще дальше пошел доктор медицины хорват Джюра Аугустинович. В своей брошюре, защищающей этимологическое правописание, он в противовес новомодному тогда алфавиту Л. Гая употребляет особый алфавит собственного изобретения: латиницу с некоторыми сербскими буквами кириллицы. Получился в итоге такого рода текст: "Da se svaшto onakvo kakvo jest, samo u svojoj cjelosti uzdrжati moжe, to nam pokazuju najbолье srbльi i rusi, koi su staroslavjansko narjeчje tako dugo srbili i rusili, dok nisu uvidili, da se moraju okaniti toga posla, i vratiti se k чistom staroslavjanskom narjeчju" [62. С. 26]. Позднее Аугустинович напечатал еще несколько брошюр с собственной орфографией.

В Хорватии в период возрождения и консолидации нации (период "иллиризма") проблемы собственно письменности были не так остры, как проблемы выбора единого литературного языка. В стремлении сблизиться с единоплеменниками-сербами кайкавская интеллектуальная элита в 1830-х годах под руководством Людевита Гая дружно переходит на штокавщину, периферийную для Хорватии, но зато распространенную в Сербии и Боснии. Русский историк А. Ф. Гильфердинг так прокомментировал "алфавитный" аспект хорватского общекультурного процесса: "Хорватское наречие, употребляемое народом в Загребе и его окрестностях, было слишком бедно и неопределенно для того, чтобы оно могло сделаться языком литературным. Поэтому Гай принял сербский язык, но стал писать на нем латинскими буквами. Но чтобы не назвать этого языка Сербским, так как в этом имени народ привык заключать представление о православии, Гай придумал название Иллирского языка и Иллирской литературы. Литература эта сперва пользовалась особенным благорасположением австрийского правительства. Надеялись, что к ней присоединятся мало-помалу православные сербы наравне с сербами-католиками. Притом имели в виду возможность употребить здесь идею Славянства как полезное орудие" [63. С. 81].

Лучшие умы Хорватии не один год пестуют самостоятельный хорватский язык, а политическая воля хорватского народа создает им самые благоприятные условия (см.: [64]). Статья 12 хорватской Конституции, принятой 22 декабря 1990 г., гласит: "В Республике Хорватия официальным является хорватский язык и латинский алфавит".

В 1890 - 1910-х годах в Сараеве для средней школы выпускались два комплекта учебной литературы - один на кириллице (для православных школ), другой на латинице (для католических и мусульманских школ). В БАН хранится полтора десятка таких пар. Таким образом, боснийское книгоиздание - еще один, наряду с белорусским, пример внутриязыковой транслитерации. Не относимая ни к Сербии, ни к Хорватии, Босния словно бы ставилась перед выбором.

Логика исторического развития такова, что складывавшийся в Боснии этнос обрел уверенность в собственных национально-языковых правах. С конца XIX в. некоторые ученые - среди них был и такой авторитетнейший филолог, как Ватрослав Ягич - исходят из того, что боснийцы не просто отдельная нация, но и говорят на самостоятельном боснийском языке. К нашей теме это не имело бы отношения, если б отсчет "самостоятельного плавания" боснийского языка не велся от изданной в Сараеве в 1890 г. книги "Gramatika bosanskoga jezika" (см.: [65]).

стр. 82

Оказывается, боснийская грамматика была издана в качестве учебника для средней школы. Соответственно, детям предлагался не только латинский, но и кириллический вариант. Кириллическое издание впервые вышло в свет в том же 1890 г., в 1898 г. было переиздано, оба издания имеются в Б АН [66]. Вариант на латинице представлен в Б АН третьим изданием [67].

Остается только добавить, что международный формат обмена библиографическими записями UNIMARC сохраняет понятие единого языка для всего сербо-черногорско-боснийско-герцеговинско-хорватского ареала, делается только различие между кириллицей и латиницей (см.: [68]). Как-либо акцентировать алфавитные книгоиздательские эксперименты в современной библиографической практике не принято.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  psani v oboru j azyka slovanskeho //  museum. Praha, 1851.  25. Sv. 1.

2. Purkyne J. О  z ogolnego rozprzestrzenienia  sposobu pisania w dziedzinie  z czes.  Baudouin. Warszawa, 1865.

3. Головацкий И. Ф. Русская книга для чтения. Часть поэтическая. Вена, 1860.

4. Alexander J. V.  Praha, 1905.

5. Velegradskij  dlja rasprostranenija stremlenija k soedineniju cerkvej. Praga, 1909 - 1912. God. 1 - 3.

6. Kempijskij Th. О  Hristu. Praha, 1911.

7. Троицкий С. [Рец.] // Странник. СПб., 1909. Апрель.

8. Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы: Представления об этнической номинации и этничности XVI - начала XVIII века. СПб., 1999.

9. Bidwell Ch. E. The Language of Carpatho-Ruthenian Publications in America. Pittsburg, 1971.

10. Кадинский К. М. Преобразование и упрощение русского правописания. СПб., 1857.

11. Кодинский К. М. Uproscenie ruscoi grammatichi. СПб., 1842.

12. Тихомиров В. В. Novajarusskaja azbuka. M., 1914.

13. Езерский Ф. В. Народная русская азбука из 24 букв, как и в латинск., взамен 36: В 3-х ч. СПб.; М., 1914; Езерский Ф. В. Австрийский и русский универсальные общенародные алфавиты и русская народная азбука (она же общенародная). Пг.; М., 1915.

14. Костюк А. Оригинальный проект нового русского алфавита. Киев, 1916.

15. Материалы по вопросу о латинизации русской письменности // Культура и письменность Востока. Баку, 1930. Кн. 6.

16. Попов Н. А. Вопрос об общеславянской азбуке // Современная летопись: Воскресные прибавления к "Московским ведомостям". М., 1865. N 39; Гилъфердинг А. Ф. Общеславянская азбука с приложением образцов славянских наречий. СПб., 1871; Кулаковский П. А. Очерк истории попыток решения вопроса об едином литературном языке // Мефодиевский юбилейный сборник, изданный Имп. Варшав. ун-том к 6 апр. 1885 года. Варшава, 1885; Таубе М. Ф. Всеславянская азбука // Славянский век. Вена, 1902. Год 3. N 53.

17.  Prawopis  Praha, 1805;  Pravopis  Praha, 1851.

18. [Срезневский И. М.] Русско-чешское правописание Я. Пухмира // Известия Имп. Акад. наук по Отд. рус. яз. и словесности. СПб., 1852. Т. 1.

19. Jezbera F. J. Ruska abeceda tiskova i  Praha, 1861.

20. Jezbera F. J. List ke  jazykao tom,jakby  Kyrila a Methoda roku 1863  Praha, 1861.

21. Иезбера Ф. И. Ke вшем слованскым племенум. Praha, 1865; Иезбера Ф. И.  зпевы а басне. Часть првнй. Прага, 1861; Иезбера Ф. И. Стихотворения, на чешском наречии написал, латинским и русским или всеславянским письмом издал Ф. И. 1езбера. Часть вторая. Прага, 1865; Никитин И. С. Русь / На чеш. яз. перевел, с нем., лат., рус. или общеслав. правописанием и вместе с оригиналом издал Ф. И. Iезбера. Praha, 1871.

22. Kaxpar J. O spisovne  чeske a Vзajemnosti slovanske ve stoleti XX. Praha, 1900; Jokl F. Выцвик ве чтенш писма рускего, србскего а булгарскего на текстех ческих. Brno, 1902.

23. Rotar J. Slovenski avtorji in cirilica//Jezik in slovstvo. Ljubljana, 1987 - 1988. L. 33.  3.

стр. 83

24. Dajnko P. Lehrbuch der Windischen Sprache. Cratz, 1824.

25. Metelko F. S. Lehrgebaude der Slowenischen Sprache im Konigreiche Jllyrien und in den benachbarten Provinzen. Laibach, 1825.

26. Плотникова О. С. Становление словенского литературного языка в период национального возрождения // Национальное возрождение и формирование славянских литературных языков. М., 1978.

27. Dajnko P. Чelarstvo, ali celo novi. Gradec, 1831; Blmid K. Evstahi. Ljubljana, 1832; Blmid K. Ned-obKnost preganjana in povelinana. Ljubljana, 1832;  Svєte pєsmi за рrазnike in godove med lєtam. Ljubljana, 1832;  Pad no zdig nloveka... Radgonj, 1832.

28. Majar M. Pravila kako  ilirsko  slavenskijezik. Ljubljana, 1848; Majar M. Узаjемни правопис славjански, to je Uzajemna slovnica ali mluvnica slavjanska. Prag, 1865.

29.  dal J. R. Razlag. Gradec, 1863;  in pomn. na  dal J. R. Razlag. Maribor, 1872

30. Ламурский М. А. Китица повестиц. Трет, 1891.

31. Толстой Н. И. О последней попытке применения "общеславянской азбуки" к словенскому литературному языку // Проблемы современной филологии. М., 1965; Толстой Н. И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988.

32. Грамматыка  польскего... на кл. 1. СПб., 1866; Крутки збюръ хисторш старэго i новэго тестаменту. Варшава, 1866;  наука арытметыки. Варшава, 1866; Хрэстоматая вейска чили збюр  Варшава, 1866.

33. Яковлев Н. Ф. За латинизацию русского алфавита // Культура и письменность Востока. Баку, 1930. Кн. 6.

34. Балтрамайтис С. Список литовских и древнепрусских книг, изданных с 1553 по 1903 год. 2-е изд. СПб., 1904.

35. [Dubrowski P.] Образцы польского языка в прозе и стихах, для русских изданные П. Д. СПб., 1852.

36. Cankof A., Cankof D. K. Grammatik der Bulgarischen Sprache. Wien, 1852.

37. [Арабаджийски П., Яковски Я.] Nauka kristianska za Kristianete od Filibeliskata darxiava. Rim, 1844; [Канова А.] Istoriceski povesti po krai bolgarskoto obrascteni na kristianskata vera. [Цариград, 1860 - ?]; Цецилио. Bogomilniat xivot sanki nauki i molitvi. Rim, 1877; [Едоардо от Торино]. Nauki od sveti Francisko od Sales i od blaxen Egidio i drughi dobri raboti od kristianski xivot. Rim, 1878.

38. Rill J.  pravupisanji.  1866.

39. Kauk R., Kossilkov L. Evangjeljite zanedeli  i praznici prez gudinata, detu za   1876; Kossilkov L. Najpotrebitutu znajenji ud Novata meter 1875; Glasz F. Vazdiganji na duha  Boga / Izd. ud Leopold Kossilkov.  1887; Kossilkov L.  1891.

40. Ud Novija Testament Matijvotu Evangjeli. 1901;  Ud Novija Testament Markvotu Evangjeli.  1901; Ud Novija Testament Lukvotu Evangjeli.  1901; Ud Novija Testament Ivanvotu Evangjeli.  1899; Ud Novija Testament kinigaud sveti Luka pisana ud rabotite na  lete.  1902.

41. Krotkie zebranie nauki  polsko-ruskim wyznania Rzymsko-katolickiego. Wilno, 1835.

42. День. М., 1861. 21 октября.

43. Кніга Беларусі, 1517 - 1917: Зводны каталог / Сост. Г. Я. Галенченко и др. Мінск, 1986.

44. Кіпелі В., Кіпелі З. Беларускі друк на Захадзе // Беларуска = Albaruthenica. Мінск, 1995. Кн. 5.

45.  Ruskoje wesile, opisanoje czerez  1835.

46. Левицкий И.  na zdanie o zaprowadzeniepolsk.  doruskiego  //  Lwowskie.  1834. N 29 и отд. отт.; [Шашкевич М.] Азбука i  Uwagi nad  о wprowadzeniu  polskiego do  ruskiego,  przez ks. J.  1836.

47. Abecadnyk dla ditej ruskich. Lwow, 1867; [Гуглинський В.] Dola Marusi:  M. Czajki. Krakow, 1893; Szewczenko T. Marijamaty Isusowa: Z uwahamy M. Drahomanowa. Zenewa, 1882.

48. Корсун А. Снjп: Украинській новорочник. Рjк 1. Харкjв, 1841.

49. Тулов М. А. Об элементарных звуках человеческой речи и русской азбуке: Пособие для обучающих русской грамоте. Киев, 1874; Тулов М. А. О малорусском правописании // Филологические записки. Воронеж, 1879. Вып. 4/5.

50. Громадськиj друг: Місьачник літературніj і політичниj. Рік 1, кр. 1 (за місьаць цьвітень). Львів, 1871.

51. Павлик М. Друкованиj лист до льудеj). Женева, [1880].

Постоянный адрес данной публикации: