Конференция была организована Центром интеллектуальной истории Института всеобщей истории (ИВИ) РАН, Российским обществом интеллектуальной истории при поддержке Российского гуманитарного научного фонда и посвящена проблеме межкультурного взаимодействия, которая стала в современном гуманитарном знании и, в частности в истории, ведущей, особенно на фоне процессов глобализации. Реализуемый в наши дни глобалистический проект изначально не предполагает никакого "диалога" уже в силу связанного с ним тезиса об "однополярном" мире. Именно поэтому представляется, что значимость проблемы межкультурного диалога может быть оценена лишь за пределами этого проекта, но никак не в его границах. Двусмысленность совмещения глобализации с настоятельной потребностью поддержания межкультурного диалога заставляет более пристально присмотреться к взаимосвязи истории и культуры. Историко-культурный контекст позволяет выявить существенные черты всемирной истории в качестве одной из моделей глобализации. В этом контексте историческое знание как резервуар социальной памяти локальных культур подвергается некоторой унификации в соответствии с тем или иным идеалом общечеловеческого единства.

Интерес к заявленной Оргкомитетом проблематике оказался так велик, а предложенные доклады столь интересны и многочисленны, что было принято решение с организационной точки зрения провести конференцию в двух частях - осенью (30 - 31 октября 2003 г., Москва) и весной (22 - 24 апреля 2004 г., Москва). В конференции приняло участие 236 человек - преподаватели вузов РФ, члены Российского общества интеллектуальной истории (Брянск, Волгоград, Екатеринбург, Иваново, Ижевск, Иркутск, Казань, Краматорск, Липецк, Москва, Нижневартовск, Новосибирск, Омск, Орел, Пермь, Петрозаводск, Ростов-на-Дону, Санкт-Петербург, Саратов, Сочи, Ставрополь, Сыктывкар, Тамбов, Тюмень, Череповец, Ярославль), научные сотрудники академических институтов, зарубежные коллеги из Германии, Италии и Мексики. В ходе конференции состоялось четыре пленарных заседания, прошло шесть секций и заседание "круглого стола" по проблемам межкультурного диалога цивилизаций.

На пленарных заседаниях обсуждался широкий круг теоретико-методологических вопросов взаимодействия и взаимовлияния культуры и истории. Особенный интерес вызвало осмысление диалога культур как проблемы исторического познания (Л. П. Репина, Москва). И. М. Савельева и А. В. Полетаев (Москва) рассмотрели формы знания о прошлом как культурные практики. На анализе важнейшего явления (культуры многообразия) современного цивилизационного процесса остановился в своем выступлении А. В. Гордон (Москва). Но основным дискуссионным полем стала работа секций.

Заседания секции "Диалог традиций: Древность и Средневековье" (председатели - И. В. Ведюшкина, М. С. Петрова) были посвящены обсуждению важнейших проблем диалога культур от Древности до Нового времени. В рамках предложенной тематики участники секции рассмотрели всю полноту проявления культурных традиций в широкой хронологической (с XXXII в. до н.э. - до XVII в. н.э.) и в географической перспективах (речь шла о цивилизациях Востока - Египет, Шумер, Китай), Средиземноморья (Греция и Рим), стран Малой Азии и Причерноморья, Византии, Западной Европы (Франкское государство, Франция и Германия; Скандинавские страны, Великобритания) и Руси.

стр. 93

Весьма широким был демонстрируемый участниками конференции набор методов, избранных ими для проведения макро- и микроисторических исследований, среди которых текстуальный, историографический, иконографический, метрологический, филологический анализы; систематизация и ранжирование сведений с привлечением электронных баз данных, Интернет-ресурсов и пр. Для большей части сообщений характерна междисциплинарность.

В центре обсуждения находились многие проблемы. В частности, с одной стороны, говорилось о выявлении "чуждого" элемента в макрокультурах (варвары и греческая цивилизация или варвары и китайская цивилизация) и, с другой стороны, о противопоставлении образа "чужака" образу цивилизованного гражданина античного общества, о трансформации этого образа, его эволюции и "вливании" в более развитую культуру (И. Н. Ионов, Москва). На этом фоне был сделан акцент на "образе другого" (варвары и римляне) в "микрокультуре" - римских юридических источниках (И. Е. Ермолова, Москва).

Собственно, именно микроисторическим исследованиям, основанным на тщательном анализе разнообразных источников, среди которых хроники, летописи, "церковные истории", "истории народов", биографические сочинения и пр., была посвящена большая часть выступлений.

Так, благодаря интерпретации сведений из англосаксонской и немецких (XV-XVI вв.) хроник прослеживалось становление коллективных представлений о прошлом, "существование" и "выявление" идеи прошлого в историописании страны, указывалось на традиционные и новаторские способы передачи событий давно минувшего (З. Ю. Мет-лицкая, Е. А. Малошенко, Москва). На основании тщательного изучения скандинавских и древнерусских текстов, на конкретных примерах, было продемонстрировано "проникновение" отдельных элементов скандинавской культурной традиции в тексты восточных славян (Е. А. Мельникова, Москва). Рассмотрение трудов армянских средневековых историков X в. позволило проследить эволюцию их представлений о "месте" армянских земель применительно к Византии - то есть как внутри греческих земель, так и вдали от них (В. А. Арутюнова-Фиданян, Москва). В свою очередь, анализ древнерусских текстов предоставил возможность говорить о существовании в русском историописании "образа" русской земли, его трансформации (А. С. Усачев, Москва). Тщательное изучение автобиографии Максимилиана I Габсбурга позволило обнаружить пересечение культурных парадигм Средневековья и Возрождения (В. И. Гончарова, Сыктывкар).

На примере музыкальных инструментов (киннора и псалтерия) и архитектурных памятников (храм Грааля) говорилось о репрезентации артефактов в исторической и кросс-культурной перспективах периода Античности и Средних веков (В. В. Петров, Москва) и об устойчивости культурных традиций (Н. А. Бондарко, Санкт-Петербург); на примере данных метрологии в архитектуре домонгольской Руси было указано на преемственность и своеобразие культурных традиций Византии и Русского государства (М. Н. Городова, Москва). В рамках диалога между социальным и культурным говорилось о формировании единого культурно-религиозного пространства Европы (С. Г. Яковенко, Москва).

Были обозначены и трудности, связанные с проведением исследования на основании текстуального анализа. В частности, указывалось на сложность трактовки аутентичных понятий и терминов, присутствующих в византийских исторических и правовых источниках, на необходимость привлечения и использования электронных баз данных (Ю. Я. Вин, Москва).

Внимание участников секции "Образы Другого в культуре XVII-XX вв." (председатели - И. О. Ермаченко, М. П. Лаптева) было сосредоточено на обширном комплексе проблем, составляющих различные аспекты и грани, связанные с формированием "образа другого (иного)", с его динамикой, с негативными и позитивными гранями восприятия. В докладе А. П. Лапонова (Брянск), была поставлена проблема влияния геополитических противоречий и партийно-политической принадлежности на восприятие европейских союзников Великобритании в период наполеоновских войн. О. В. Заиченко (Моек-

стр. 94

ва) подняла проблему русофобии и русофилии, языковых стереотипов как фактора формирования негативного образа, а также связи представлений о России с вариантами собственного самосознания. В. В. Пичугина (Москва) проследила роль клерикальных различий во взаимовосприятии русских и поляков, обратив внимание на то, как различия политической культуры определяли разрывы взаимовосприятия. Е. Н. Проскурина (Липецк) рассмотрела причины и последствия прорывов в межкультурном диалоге России и Франции. В докладе Н. С. Креленко (Саратов) выявлено такое условие возможности диалога как сходство правовой европейской и американской культур. Были подняты и проблемы несовпадения эстетического и историко-культурного восприятия, противоречий субъективности и стереотипа. И. О. Ермаченко (Санкт-Петербург) поставил проблему сущности диалога в свете этностатусной иерархии, проблему сопоставимости межкультурного диалога с ситуацией войны. С. В. Артамошин (Брянск) сосредоточился на проблеме интеллектуальных влияний на восприятие другого народа, на проблеме взаимозависимости политико-ситуативных обстоятельств и культурно-психологического сближения. О. В. Чернышева (Москва) поставила и рассмотрела вопросы, связанные с динамикой стереотипов восприятия и столкновением ценностных ориентации шведов и русских. Интересно прозвучала проблема соотношения позитивных и негативных этностереотипов. Т. М. Гавристова (Ярославль) остановилась на дихотомии страха и любопытства применительно к африканским интеллектуалам. В докладе М. П. Лаптевой (Пермь) выделены грани/уровни непонимания, затрудняющие диалог Запада и Востока. О. И. Ивонина (Новосибирск) продолжила положение, прозвучавшее в пленарном докладе Л. П. Репиной (Москва) о границах профессионального знания. Были подняты проблемы дихотомии образа Запада и России, диалога с теологической мыслью. Э. М. Дусаева (Казань) обратила внимание на сам процесс формирования образа Другого.

Общим результатом работы секции можно считать плодотворное сочетание конкретно-исследовательских подходов к выяснению "образа другого" в культуре XVIII-XX вв. и теоретико-методологическое обоснование и продолжение поиска в интеллектуальном пространстве современной гуманитарной мысли.

В ходе заседания секции "Формы межкультурного взаимодействия" (председатели - Н. С. Креленко, С. А. Экштут, В. Г. Рыженко, И. В. Крючков) А. Б. Максимова и Н. С. Алмазова (Казань) подняли проблему специфической формы межкультурного взаимодействия - русского филологического семинара в Лейпциге (1873 - 1890 гг.). В нем учились 113 стипендиатов, которые должны были в будущем восполнить недостаток в хорошо подготовленных преподавателях древних языков для средних и высших школ. Однако помимо этой задачи семинар подготовил несколько крупных ученых-антиковедов и стал примером успешного контакта между российской и немецкой наукой. В докладе Д. Киттеля (Гейдельберг) освещен другой пример плодотворного российско-германского межкультурного диалога, происходившего во второй половине XIX в. в Гейдельберге. Н. Н. Иванова (Москва) проанализировала конкретные случаи франко-русского двуязычия в культуре российского дворянства первой четверти XIX в. М. И. Бацер (Петрозаводск) обратился к специфике диалога олонецкого архиепископа Игнатия со старообрядцами в 1828 - 1842 гг. Д. В. Михель (Саратов) показал, как степной грызун суслик может стать достойным объектом для изучения санитарно-медицинского восприятия народной культуры в контексте борьбы с эпидемиями. А. Ю. Котылев (Сыктывкар) проанализировал псевдо-исторический текст, а А. Е. Чекунова (Москва) - русский анекдот XVIII в. Е. А. Чиглинцев (Казань) продемонстрировал ряд рецепций образа царицы Клеопатры.

К теоретическим аспектам работы секции следует отнести в первую очередь рассуждения докладчиков по поводу трактовок понятия "диалог" и соответствия их содержания формам возникающего межкультурного взаимодействия. Так, П. В. Крылов (Санкт-Петербург) обратил внимание на то, что под диалогом можно понимать не только согласие, но и возможность состязания вплоть до размежевания. Он подчеркнул также, что в любом случае диалог - это обмен информацией. Эти мысли могут оказаться весьма продуктивными для современных исследователей, поскольку кор-

стр. 95

ректируют преобладающее восприятие диалога как понятия, обладающего лишь позитивным смыслом. Для современного интеллектуального пространства пока наиболее характерно подобное толкование и применительно к идее межкультурного диалога как особой конструктивной ценности для российской интеллигенции XX в. (В. Г. Рыженко, Омск).

Работа секции позволяет сделать вывод и о том, что при более узком значении понятия "диалог" в соответствии с конкретно-исторической ситуацией и с представлениями исследователей возникает возможность условной типологизации форм межкультурного взаимодействия. Так, на основе прослушанных выступлений можно в качестве гипотезы выделить некоторые типы. Один из них отражает ситуацию, когда ядром межкультурного взаимодействия становится образ "чужой" культуры с негативным наполнением и соответствующей этому наполнению визуальной символикой ("Цвета, фигуры, эмблемы: мусульманин в средневековом воображении". С. И. Лучицкая, Москва). Такой тип преобладает в традиционном обществе. В качестве другого типа может рассматриваться форма межкультурного взаимодействия, когда наблюдается сближение "своего" и "чужого" и когда рецепция становится главным признаком специфики этого сближения и может осуществляться не в общем интеллектуальном пространстве, а внутри временно возникающей субкультуры. На это, в частности, указывалось в докладе С. А. Савицкого (Санкт-Петербург) в связи с анализом восприятия французского экзистенциализма в СССР в 1960 - 1980-х годах и было обращено внимание на тот факт, что из чужой культуры выбирались идеи, важные для местного контекста. В случае, когда инициатором является "чужая" культура, модель отношений зависит от ее стратегической установки. Проблема такого рода контактов обществ с разными культурными установками рассматривалась на примере миссионерской деятельности иезуитов в Америке (А. В. Федин, Брянск). Третий тип межкультурного взаимодействия рождает новую форму, в которой "свое" и "чужое" сплавляются под воздействием меняющихся социокультурных условий индустриальной урбанизированной культуры. Как свидетельствовал анализ татарского народного костюма, осуществленный Д. Р. Хайрутдиновой (Казань), сплав может вбирать несколько "чужих" культур, а в результате в национальном городском костюме размывались признаки "своего".

Иной вариант типологии форм межкультурного взаимодействия обозначился в докладах, в которых рассматривались процессы внутри "своих" культур, где на первый план вышли отношения между господствующей культурой и субкультурами. В известной степени на такое восприятие их содержания настроил пленарный доклад К.-А. Агирре Рохаса (Мексика). При этом в расширяющемся проблемном поле появляется интерес к мотивам складывания модели новых отношений внутри одной национальной (национально-государственной) культуры. В одних случаях эти мотивы проистекают из стремления утвердить свою субкультуру как самодостаточную и самоценную. Это было показано в докладе М. Л. Лурье (Санкт-Петербург), посвященном современным русским подростковым субкультурам, с акцентом на стремлении внутри отдельных субкультур к созданию своей "родословной" и "писаной истории". Другой мотив был продемонстрирован в докладе О. В. Шныровой (Иваново) на примере анализа суфражизма как женской субкультуры и образа жизни, когда главным становилось привлечь внимание к своей субкультуре, утвердиться в гражданских правах и достигнуть нового социального статуса. Тендерная специфика в межкультурных взаимодействиях освещалась в докладе И. А. Школьникова (Иваново). В нем поставлен ряд проблем, связанных с репрезентациями мужского суфражизма. Согласно одной из гипотез автора, мотивы действий создателей этой субкультуры ближе к поведению "благородных рыцарей". Можно выделить еще один мотив, проистекающий из желания представителей субкультуры наладить отношения либо с господствующей культурой для создания условий реализации собственного творческого потенциала (Г. А. Янковская, Пермь), либо с другой субкультурой для взаимовыгодного согласования системы ценностей каждой (Н. Д. Крючкова, Ставрополь). Предложенные в этих докладах подходы и исследовательские модели выводят на новые темы, требующие изучения. Таковы, к примеру, предложения Г. А. Янков-

стр. 96

скои рассматривать систему патрон-клиент применительно к истории советской культуры в качестве личных, но забюрократизированных отношений и одновременно как форму адаптации творческой интеллигенции к советской повседневности, а также выяснить характер и мотивы бюрократической поддержки, если таковая не являлась мифом. В ходе обсуждения выяснилась актуальность проведения региональных исследований с последующим сопоставлением их результатов.

Отдельно в связи с разнообразием форм межкультурного взаимодействия просматриваются оппозиции их возможных массовых версий. Например, национальная культура и иные, господствующая культура и подчиненные ей, народная и ученая культуры. Выделились индивидуальные носители этих оппозиций - своего рода "агенты". На такие размышления наводили доклады А. В. Федина (Брянск) "Миссионер как агент культурного взаимодействия" и О. Ю. Солодянкиной (Череповец) "Кросскультурные коммуникации в образовании и воспитании: деятельность иностранных гувернанток в России XIX в.". Было обращено внимание на неизученность проблемы оценки итогов происходящего в этом случае межкультурного взаимодействия. (Например, утверждается ли диалог-подчинение или мы имеем дело с диалогом-размежеванием?).

Интерес вызвал доклад СБ. Климовой (Нижний Новгород), в котором рассматривался художественный перевод в качестве особого типа межкультурных коммуникаций. Докладчик подчеркнула, что сравнение текста и метатекста выявляет своеобразие действия собственной культуры на переводчика, переводятся не столько слова и понятия, сколько "концепты". Отсюда возникают вопросы для дальнейших исследований: является ли переведенный текст продуктом сплава "своего" и "чужого", как действуют национальные культурные концепты на автора перевода, стремится ли переводчик максимально передать "чужое творчество" или он создает нечто "свое"?

В целом, работа секции показала, что используемая Центром интеллектуальной истории ИВИ РАН модель проведения научных конференций является эффективной. Объединение представителей разных ветвей гуманитарного знания вокруг проблем, требующих междисциплинарного изучения, позволяет увидеть привычный для узкоотраслевого знания объект с неожиданной стороны. Особо полезно для историков устранение при такой модели хронологических перегородок и выход за пределы своей области. Начинается, таким образом, сближение исследователей, занимающихся всеобщей и отечественной историей. При этом общим полем для обсуждения становятся историографические и источниковедческие проблемы. В качестве возможных вопросов для обсуждения на будущих конференциях полезно специальное обращение к проблеме исторического источника (понимаемого в контексте теории информации) как специфической формы межкультурного взаимодействия и его интерпретаций.

В центре дискуссий секции "Историческое познание как межкультурный диалог" (председатели - О. В. Воробьева, Г. П. Мягков, С. Э. Экштут) находилась проблема диалога культур не как предмета исследования, а как познавательной ситуации, а также различные аспекты ""встречи культур" в конкретно-историческом и историко-историографическом исследовании".

Обозначилось несколько ключевых моментов. Одним из них стала проблема взаимоотношения различных национальных историографии, требующая, с точки зрения участников заседания, серьезного компаративистского проекта. Некоторые подступы к решению этой проблемы были охарактеризованы в докладах В. С. Савчука (Ростов) и С. И. Маловичко (Ставрополь). Участники заседания выделили сложную задачу понимания различных исследовательских практик и контекстов существования профессиональных национальных культур, которые могут способствовать как развертыванию диалога, так и его проблематизации. Другой аспект этой проблемы - обращение к истории в связи с национальной идентификацией и конструированием исторической памяти - был представлен в докладе Е. Ю. Лыковой (Саратов).

Второй проблемой, нашедшей отражение в сообщениях участников заседания, стал диалог разных историографических культур внутри одного национального (государственного) историографического пространства. В связи с этим в ходе работы секции бы-

стр. 97

ли затронуты такие интересные проблемы как проблема взаимовлияния, а также присвоения того или иного историографического опыта и соотношения его с адресатом. Эти вопросы рассматривались участниками заседания как на конкретно-историческом (взаимоотношения русской и немецкой "партий" в российской историографии конца XVIII в.), так и на теоретико-методологическом уровнях (Т. А. Булыгина, В. С. Савчук, Ставрополь). Проблема адресного знания была поставлена в докладе М. Ф. Румянцевой (Москва).

Третья важная тема, затронутая на заседаниях секции, - диалог историка не только с прошлым, но и с той интеллектуальной традицией, которая предшествовала этому диалогу. В этой связи востребованной оказалась концепция А. С. Лаппо-Данилевского, проанализированная в докладах В. П. Корзун (Омск) и М. Ф. Румянцевой. Отталкиваясь от нее, участники заседания подошли к рассмотрению очень важной проблемы понимания "другого". Было отмечено стремление современных исследователей осуществить переход от истории как реконструкции к конструирующей истории. Практически все выступавшие говорили о том, как в исторической науке меняется пространство понимания. Отсюда сложности, зафиксированные в современных методологических штудиях (И. Д. Чечель, А. З. Анисимова, А. А. Олейников, Б. Е. Степанов, Москва).

Одновременно отмечалось, что трансформация отмеченного выше пространства понимания существенно расширила и обогатила историографическую практику. В докладах был сделан акцент на двух важных тенденциях:

- влиянии антропологического поворота в истории науки на профессиональную историографию. Этот поворот рассматривался авторами в контексте встречных потоков смены методологии и языка (О. В. Воробьева, Липецк; Т. А. Сидорова, Сочи);

- отказе от подхода к историографии как совокупности последовательно сменяющихся и каждый раз более прогрессивных типов исторического мышления и необходимости рассмотрения ее как сложного процесса интеллектуального взаимодействия различных парадигм, направлений, исследовательских практик с их конфликтами, сбросами и в то же время точками встреч (И. М. Савельева, А. В. Полетаев, Москва; Т. А. Булыгина, В. П. Корзун, М. Ф. Румянцева).

Лейтмотивом, проходящим через большую часть докладов этого блока, стало признание необходимости своеобразной установки на сознательное отношение к историческому прошлому и историков-профессионалов, и читателей, ориентированных на понимание "другого".

В докладе А. И. Пигалева (Волгоград) "История как предмет межкультурного диалога" обосновывалась мысль о том, что если Россия традиционно считается страной с непредсказуемым прошлым, то можно предположить, что любое прошлое любой страны -непредсказуемо. История Америки, написанная индейцем, была бы иной историей. В докладе М. С. Бобковой (Москва) "Межкультурное взаимодействие в диахронном срезе: западноевропейское историописание "эпохи катастроф"" говорилось о новом типе знания о прошлом. Это новое знание представляет собой сущностный подход (вопрос "почему"), тесно связанный с этапом культурного взрыва и появлением нового социума в результате войн и революций. В докладе Т. А. Сабуровой (Омск) "Особенности исторического сознания русской интеллигенции первой половины XIX века" отмечалось, что даже простое заимствование в межкультурном взаимодействии рождает национальный вариант той или иной проблемы. Маргинальное положение Германии и России по отношению к Европе предопределило сходное понимание античности у интеллигенции этих стран. Греческая и римская история воспринималась интеллигенцией этих стран как своя история, что нередко вело к избыточной концентрации на прошлом и пренебрежению будущим. В докладе Р. В. Войтова (Орел) "Б. Н. Чичерин о государственном строе Великобритании" было показано, как реалии пореформенной России диктовали желание избежать насильственных потрясений снизу. Название доклада Г. П. Мягкова (Казань) ""Россия не должна быть ни Византией, ни Азией...": проблемы российской идентификации в либеральной исторической мысли рубежа XIX-XX вв." с исчерпывающей полнотой говорило о сути проблемы, которая сводилась к ответу на вопрос: "С помощью какого механиз-

стр. 98

ма Россия должна вписаться в жизнь Запада?" В. А. Филимонов (Сыктывкар) в докладе "Взаимодействие культур как фактор исторического процесса в историко-социологической концепции Н. И. Кареева" показал, как те или иные элементы культуры группируются вокруг личности. Д. Я. Майдачевский (Иркутск) в докладе "Экономическая историография: диалог историков и экономистов", продемонстрировал аудитории, что диалог историков и экономистов еще только начинается. Мы не имеем ни экономической истории, написанной для XX в., ни достойных кадров для создания такого труда.

Актуальным проблемам современности, которые разрабатываются в русле интеллектуальной истории были посвящены доклады: Т. Г. Лобова (Омск) "Историко-антропологический контекст исторической науки: от ментальности человека к ментальности культуры"; М. А. Мамонтова (Омск) "Антропологические поиски в отечественной историографии"; П. А. Шкурат (Липецк) "А. Я. Гуревич и школа "Анналов": опыт взаимообогащения национальных историографии"; С. Г. Ким (Томск) "Историческая культурология на фоне междисциплинарных связей". В последнем докладе говорилось о том, что междисциплинарные связи актуализируют переосмысление истории снизу и изнутри. Изменяется трактовка будней и привычные представления. Примером таких междисциплинарных связей стали доклады Г. Г. Пикова (Новосибирск) "Схоластика глазами историка"; Т. В. Пантюхиной (Ставрополь) "Взаимодействие культур в процессе формирования американской нации: трактовка проблемы современной историографией и общественной мыслью США" и Н. Ф. Ушкевич (Пермь) "Диалог с историей в художественной культуре постмодернизма". Изучению произведений изобразительного искусства средствами интеллектуальной истории были посвящены доклады Т. В. Мозжухиной (Москва) "Диалог культур в координатах западной визуальной культуры постмодернизма" и С. А. Экштута (Москва) "Камерный портрет и идентификация его персонажей".

Доклады продемонстрировали, что междисциплинарное изучение разнообразных проблем средствами интеллектуальной истории пока что опережает методологическое осмысление применяемых методов. Теория интеллектуальной истории отстает от практики ее применения и нуждается в разработке и осмыслении.

Секция "Диалог в политике, науке, образовании" (председатели - Е. А. Вишленкова, Т. Н. Гелла) делилась на несколько частей. Прежде всего, обсуждались проблемы диалога культур в политике. А. Ю. Бахтурина (Москва) рассмотрела историографическое измерение понятия "русификация". М. Н. Лукьянов (Пермь) осветил проблему зеркального восприятия консерваторов России и Британии в начале XX в. Д. В. Чуркин (Москва) показал трансформацию русофобства в британской политической культуре середины XIX в. В докладе А. Е. Боровицкой (Липецк) выявлены влияние идеологических, политических и этических факторов на формирование британского общественного мнения в годы Великой Отечественной войны и роль советского дипломатического корпуса в Великобритании во главе с И. М. Майским в этом процессе.

Вопросы диалога культур в науке и образовании нашли отражение в докладе А. В. Свешникова (Омск), посвященного восприятию русскими историками второй половины XIX в. университетских традиций Германии и Франции. Диалог в науке Р. Смит (Москва) представил как проблему исторической реконструкции прошлого, утверждая, что "история о человеческой природе - это знание о человеческой природе".

Наконец, персонификация диалога культур была представлена в докладах Н. В. Ростиславлевой (Москва), Г. А. Мухиной (Сыктывкар), М. П. Айзенштат (Москва), Т. Н. Гелла (Орел), О. С. Свешниковой (Омск). Антропологический принцип познания межкультурного пространства был ведущим методом в этих сообщениях. Н. В. Ростиславлева рассмотрела вариант вертикального диалога культур, осложненного фактором катастрофы, подчеркивая при этом приоритетность психологического выбора. Г. А. Мухина предложила пространственно-временной вариант культурного диалога России и Франции на примере анализа творчества Шатобриана и Леонтьева. М. П. Айзенштат исследовала пути проникновения и укоренения философии И. Бентама на российской почве, а Т. Н. Гелла рассмотрела вертикальный вариант диалога культур на примере рефлексии политика У. Питта Старшего лордом Розбери. Образ Китая начала

стр. 99

50-х годов XX в. глазами советского археолога СВ. Киселева был представлен О. С. Свешниковой.

Секция "Межкультурный диалог в информационном пространстве истории" (председатель - Ю. Я. Вин) была задумана как встреча историков, которые независимо от их специализации в своей повседневной научной деятельности особое внимание уделяют изучению информационных аспектов разного рода явлений и процессов прошлого. В этом смысле поставленная задача полностью выполнена. К тому же в поле зрения большинства участников секции оказался понятийно-терминологический аппарат исторического исследования. Актуальность этого подхода сделали очевидной выступления участников секции, рассмотревших научные проблемы как западноевропейской медиевистики, так и российской истории. В целом характер работы секции определяли два направления. Одно представляли М. А. Юсим (Москва), И. В. Дубровский (Москва), И. Н. Ионов (Москва), тяготевшие к освещению вопросов теоретического осмысления природы социальных институтов и понятийно-терминологического арсенала исторической науки. Другое направление работы секции намечено в докладах Л. Е. Морозовой, М. Г. Ракитиной (Москва), обратившихся к анализу конкретных исторических фактов. В их выступлениях прозвучала особая заинтересованность в адекватном объяснении понятий и терминов исторического источника. Именно это направление было поддержано докладами Ю. Я. Вина и разработчиков информационно-поисковых систем в лице недавних выпускников и учащихся МГТУ им. Баумана - А. С. Григорьева, А. Ю. Гридневой, Д. Е. Гузанова, Д. Е. Кондратьева. Работу секции завершила оживленная дискуссия о предмете исторической информатики и ее роли в изучении средств межкультурного взаимодействия в историческом прошлом.

На заседаниях "круглого стола" "Цивилизационные идеалы и образы "иных" цивилизаций" (председатели - В. М. Хачатурян, И. Н. Ионов) обсуждался широкий круг вопросов, выходящих за рамки поставленной темы. Наряду с цивилизационными идеалами, формирующимися в тех или иных цивилизациях, были подняты вопросы, связанные с теоретико-методологическими основами исследований различных форм диалога; феномен диалога рассматривался на конкретно-историческом материале - в первую очередь российском. Явный интерес (проявившийся и в докладах, и в дискуссиях) к теоретическим проблемам вполне закономерен: диалог культур и цивилизаций, равно как и цивилизационные идеалы и образы "иных" цивилизаций - темы, требующие глубокого теоретического осмысления, теоретической базы, еще не разработанной в современной науке.

"Круглый стол" дал в этом отношении позитивные результаты. Было выработано общее определение диалога как активного творческого усвоения чужих культурных традиций, постепенного раскрытия многообразных смыслов своей и чужой культуры. Диалог, таким образом, представляет собой сложный, долгий и противоречивый процесс взаимопознания и самопознания, самоидентификации.

Особый интерес участников "круглого стола" вызвал вопрос о необходимости различения диалога и других форм взаимодействия культур и цивилизаций (обычные контакты и связи, псевдодиалог, в котором влияние другой культуры может быть достаточно сильным, однако оно вызывает активное противодействие - вплоть до отторжения, поэтому диалог как таковой отсутствует).

В докладе Я. Г. Шемякина (Москва) была предпринята попытка выделить различные формы диалога: симбиоз и синтез. Симбиоз определяется как низшая форма диалога. Культуры сосуществуют, образуя некую неравновесную систему, живущую по принципу чередования циклов взаимного притяжения и отталкивания. Симбиоз не затрагивает глубоко системы ценностей культур, вступивших в диалог. Синтез - высшая форма диалога, "порождающее взаимодействие", которое приводит к формированию новой культурной реальности. В докладе была также сделана попытка соотнести специфику той или иной цивилизации с ее возможностями к установлению диалога. Были выделены так называемые пограничные цивилизации (Россия, Латинская Америка, Пиренейский и Балканский регионы), которые отличаются от классических цивилизаций рядом особенностей. К их числу относятся ярко выраженная гетерогенность,

стр. 100

большая степень зависимости от природно-географических факторов, высокая роль мифологического сознания, зыбкость границ между цивилизацией и варварством. С точки зрения автора доклада, пограничные цивилизации в силу своей специфики больше способны к симбиозу, нежели к синтезу.

В докладе В. М. Хачатурян обсуждалась собственно проблема формирования цивилизационных идеалов и образов "иных" цивилизаций. Была показана тесная связь этого процесса и диалога культур и цивилизаций. Образы и цивилизационные идеалы создаются в условиях диалога, "подпитываются" им, и они же влияют на характер диалога, создают своего рода установки, которые могут противодействовать диалогу, ставить ему весьма жесткие пределы или, напротив, усиливать творческий обмен. На материале русской цивилизационной мысли XIX в. было показано, что наличие уже сформировавшихся у автора доклада цивилизационного идеала или цивилизационного проекта (особенно имеющего политическую окраску) неизбежно приводит к созданию упрощенных образов своей и других цивилизаций. Более того, возникают парадоксальные искажения исторической реальности, которые создают серьезные препятствия на пути установления и развития диалога.

Наконец, в докладе Л. А. Андреевой (Москва) на примере процесса вытеснения религиозного сознания в России - псевдорелигиозным (вторая половина XIX в. - 30 - 40-е годы XX в.) рассматривалась актуальная проблема диалога архаических и модерных пластов культуры, нередко приобретающего разрушительный для обществ в целом характер. Таким образом, "на круглом" столе были намечены некоторые важные линии исследовательской работы по теме "Диалог культур и цивилизаций".

По итогам работы конференции опубликованы два тома сборника материалов "Межкультурный диалог в историческом контексте" (М., 2003 - 2004).

М. С. Бобкова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

Постоянный адрес данной публикации: