Libmonster ID: BY-253
Автор(ы) публикации: Н. А. Рабкина

Последние 25 лет на Западе много пишут о К. Н. Леонтьеве (1831 - 1891 гг.), переиздают его сочинения, посвящают ему пространные статьи энциклопедий. При этом подчеркивают прежде всего исторические "прорицания" Леонтьева, пытаясь представить его пророком российского социализма и коммунизма и преднамеренно извращая сущность этих понятий. Современную буржуазную историографию привлекают его антигуманистическая идейная платформа, исторический "пессимизм относительно всего человечества", апология рабства и насилия, отрицание "розового христианства" Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского; акцентируется внимание на апокалипсических мотивах леонтьевского мировоззрения. Как антипод устойчивой народофильской традиции русской общественной мысли он служит объектом изучения западных историков и философов, которые тенденциозно поднимают на щит его противоречивую историко- философскую концепцию 1 .

В нашей печати появились статьи литературоведов о Леонтьеве 2 . Авторы их касались преимущественно его критических работ, его эстетики. Целесообразно продолжить попытки разобраться в мировоззрении Леонтьева, выяснить уровень и классовый характер его философии истории, его конкретно-исторические взгляды, выявить их корни и обусловленность, истоки леонтьевского "трагизма" и мракобесия.

Изучая исторический процесс, сложные и разнохарактерные тенденции общественного движения и культурного развития, нельзя обойти историю контрреволюционной и консервативной мысли. Просветители, декабристы, народники, марксисты воевали в печати не с ветряными мельницами; они оттачивали аргументацию, в частности, и в борьбе с принципиальными, идейными охранителями, в особенности с теми из них, кому нельзя было отказать в одаренности, эрудиции, уме. Анализ взглядов идейного противника всегда был убедительней и нужней фигуры умолчания или огульной хулы.

Леонтьев происходил из старинной обедневшей дворянской семьи. Он родился 13(26) января 1831 года. Перед реформой 1861 г. матери


1 Леонтьев К. Н. Собрание сочинений. Wurzburg. 1975; Филиппов Б. Страстное письмо с неверным адресом. Предисловие к кн.: Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба. Автобиография. N. Y. 1965; Gasparini E. Le previsióni di Constantino Leontev. Venezia. 1957; Stepun F. Der Bolschevismus und die christliche Existenz. München. 1962; Spenser R. Essays in Russian Literature. Athens. 1968; Against the Current: Selections from the Novels, Essays, Notes and Letters of Konstantin Leontieve. N. Y. 1969; Ivanov A. K. N. Leontev (II pensiero, l'homo, il destino). Pisa. 1973; Иваск Ю. Константин Леонтьев (1831 -1891). Жизнь и творчество. Bern - Frankfurt a. М. 1974.

2 Гайденко П. Наперекор историческому процессу. - Вопросы литературы, 1974, N 5; Бочаров С. Эстетическое охранение в литературной критике (Константин Леонтьев в русской литературе). - Контекст-1977. Литературно-исторические исследования. М. 1978.

стр. 49


писателя, урожденной Ф. П. Карабановой, принадлежало в имении Кудиново (Калужская губ.) 70 крепостных душ. Константин был младшим из пяти наследников бедного поместья. Юность Леонтьева была, по его собственному выражению, "мечтательная, тщеславная и отвратительно- страдальческая". Учился он в Кадетском корпусе, в калужской гимназии, в ярославском Демидовском лицее и, наконец, поступил на медицинский факультет Московского университета. Самолюбивый, стесненный в средствах юноша, он жил на квартире у дальних богатых родственников Охотниковых между Остоженкой и Пречистенкой, в аристократическом районе Москвы 3 . Еще студентом Леонтьев начал писать. Первое произведение - повесть "Женитьба по любви", как и многое из беллетристики Леонтьева, осталось при жизни автора в рукописи. В 1851 г. он познакомился с И. С. Тургеневым. "Тургенев в это время, сам того не подозревая, влиял издали даже на мою частную, личную жизнь, - писал Леонтьев спустя многие годы, - на мои вкусы, желания и на такие решения, от которых прочного поворота назад в жизни уже не бывает" 4 .

Политические взгляды молодого литератора не имели четкости и определенности: "Слишком многое мне в этой окружающей меня русской жизни нравилось, чтобы я мог желать в то время каких-нибудь коренных перемен... Я и на революции в чужих странах смотрел не как на перестройку обществ, а только как на инсуррекции, опасные и занимательные" 5 . "Ясное государственное суждение" пришло к нему позже, а в студенческие годы он принимал некоторые идеи либеральной и демократической литературы, читал Чернышевского, Добролюбова, Тургенева, Григоровича. "Я однажды читал статью Чернышевского "Критика гоголевского периода" ("Очерки гоголевского периода русской литературы". - Я. Р.), - вспоминал Леонтьев в середине 1870-х годов. - Чернышевский тогда еще не развернул своего революционного отрицательного знамени; он был в то время еще эстетик 40-х годов, молодой, начинающий, но уже очень хороший писатель. Большая статья эта очень мне нравилась, потому что формулировала ясно и очень подробно именно тот взгляд, который я сам имел на Гоголя, Белинского и других замечательных людей 40-х и первых 50-х годов. Помню, в одном месте было у него сказано, что "при всем великом значении Гоголя нет никакого сомнения, что у нас будут со временем писатели более гениальные, чем он". Я тогда, помню, положил книгу, задумался о том, не я ли один из этих будущих писателей" 6 . Леонтьеву импонировал Герцен, но Герцен - аристократ, эстетик, художник.

В 1854 г. Леонтьев вступает в действующую армию. В качестве лекаря Белевского егерского полка он оказался в Крыму. Тогда же появились его первые публикации. Повесть "Немцы" была напечатана М. Н. Катковым в "Московских ведомостях". В 60-е годы "Отечественные записки" опубликовали роман Леонтьева "Подлипки" и повесть "Исповедь мужа"; в Петербурге был отдельно издан роман "В своем краю". Однако Леонтьев-беллетрист не имел почитателей, критика о нем молчала. Лишь роман "В своем краю" (1864 г.) вызвал короткую ядовитую рецензию М. Е. Салтыкова-Щедрина, расценившего это произведение как "роман-хрестоматию", или, по нынешней терминологии, компиляцию, где на каждом шагу читатель встречает героев, знакомых по Тургеневу, Л. Толстому и Писемскому. После Крымской войны Леонтьев служил врачом в Нижегородской губ. в имении баронессы Розен;


3 Леонтьев К. Н. Страницы воспоминании. Пг. 1922, с. 22; Бердяев Н. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж. 1926, с. 25.

4 Леонтьев К. Н. Тургенев в Москве. - Русский вестник, 1888, N 2, с. 129.

5 Там же, с. 272 - 273.

6 Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба. В кн.: Литературное наследство. Т. 22 - 24. М. 1935, с. 459.

стр. 50


30-ти лет, снова попав в Феодосию, он обвенчался там с гречанкой, дочерью торговца.

Перелом в мировоззрении Леонтьева обозначился после реформы 1861 г. и соответствовал поправению общественного мнения широких дворянских кругов. Отдав дань гуманной демократической традиции, литературным мечтаниям, поискам красоты и грезам о славе, доселе мятущийся молодой эстет утвердился в мысли о спасительном значении царизма, повиновения и неграмотности, обрядовой церкви. "Да, я исправился скоро, хотя борьба идей в уме моем была до того сильна в 62-м году, что я исхудал и почти целые петербургские зимние ночи проводил нередко без сна, положивши голову и руки на стол в изнеможении страдальческого раздумья. Я идеями не шутил, и нелегко мне было сжигать то, чему меня учили поклоняться и наши, и западные писатели" 7 . Фоном идейной трансформации Леонтьева были подъем крестьянского движения, студенческие волнения и петербургские пожары, кризисная политическая ситуация в Европе, аресты революционных демократов и клевета катковского "Русского вестника" на Герцена. В "исправлении" и резком поправении Леонтьева некоторую роль сыграли, по-видимому, и нежелание "Современника" печатать его, весьма прохладное отношение к нему передовой критики и явное отсутствие перспективы выйти в гении у либералов.

В 1863 г. Леонтьев избирает дипломатическое поприще. Консульская служба привела его в Адрианополь, на Крит и в Салоники, а затем в Константинополь. За пределами России он провел более 10 лет. Но личные потрясения, настороженное отношение начальства к его слишком уж крайним "прорицательствам" (культ религиозного и политического византизма, убеждение в неизбежности и вредности освобождения славян) и, наконец, тяжелая болезнь вынудили его оставить службу. Он решает принять монашество, едет на Афон, потом начинает метаться по России, бедствует, пишет теперь уже публицистические статьи, ищет и долго не находит издателя. В начале 1880 г. Леонтьев в течение четырех месяцев редактировал газету "Варшавский дневник", придав ей воинственно-реакционное направление, затем более шести лет служил московским цензором, а в 1887 г. вышел в отставку и уехал в Оптину пустынь, где незадолго до смерти принял постриг. Умер он в 1891 г. в Троице-Сергиевой лавре.

В зрелые годы Леонтьев придавал серьезное значение лишь тому, что было написано им после крестьянской реформы, делая, однако, исключение для более ранней критической статьи в "Отечественных записках" о романе Тургенева "Накануне" (1860 г.). В своеобразном завещании "Где разыскать мои сочинения после моей смерти?" он указал важные, с его точки зрения, публикации: "Наша жизнь и наша литература" (1867 г., в либеральном "Голосе"), Афонские письма 1871 - 1872 гг. (изданы в 1882 г.), особо подчеркнул значение статьи "Грамотность и народность" (1869 г., журнал "Заря", редактор Н. Н. Страхов) и выделил главную, по его мнению, работу - "Византизм и славянство", которую привез в Москву в 1874 г. и тщетно пытался поместить в "Русский вестник", в славянофильские издания и опубликовал в конце концов при содействии М. П. Погодина, в "Чтениях Общества истории и древностей российских" (1876 г.) 8 . Дальнейшая литературная судьба связала его с реакционным "Гражданином" кн. В. П. Мещерского, "Русским вестником" Каткова и упомянутым уже "Варшавским дневником". Брошюра о социально-религиозных воззрениях Достоевского и Л. Толстого "Наши новые христиане" была издана в 1882 г. благо-


7 Памяти К. Н. Леонтьева. Лит. сб. СПб. 1911, с. 55.

8 ОР ГБЛ, ф. 126 (Киреевы и О. А. Новикова), к. 3323, сд. хр. 23, с. 2.

стр. 51


даря протекции одного из махровых реакционеров - государственного контролера Т. И. Филиппова 9 .

Литературная деятельность свела Леонтьева с рядом выдающихся публицистов и писателей. В 1870 - 1880-х годах он познакомился с И. С. Аксаковым, М. П. Погодиным, в течение длительного времени поддерживал постоянные отношения с Катковым, знаком был с Достоевским и, по всей видимости, даже повлиял на характер образа великого инквизитора. Леонтьев выступал в печати против Тургенева и А. Н. Островского, в последние годы жизни переписывался с Розановым, был дружен, а потом разошелся с В. С. Соловьевым. В Оптиной пустыни встречался и беседовал с Л. Толстым, перед которым преклонялся как перед художником и кого ненавидел как проповедника и философа.

Основной политико-философский труд Леонтьева "Византизм и славянство" остался не замеченным широкими читательскими кругами, но уже при появлении привлек внимание И. С. Аксакова, Н. Н. Страхова, Ф. М. Достоевского, К. П. Победоносцева, специалистов-историков. Почти все идеи этого труда и более ранней работы "Грамотность и народность" Леонтьев в дальнейшем развивал во многих публицистических статьях. Новых выводов, умозаключений, эволюции политических и философских воззрений не наблюдалось. 15 лет он варьировал, расширял, перепевал одни и те же мотивы. Идейный консерватизм проявился даже в консерватизме самой манеры мышления. Леонтьев был многословен, метафоричен, парадоксален, страстен в полемике, циничен, но танцевал всегда от одной и той же печки. Даже его восторженный сторонник Розанов не мог не заметить эту удручающую "монотонность", навязчивость его философских и политических идей. В письме журналистке О. А. Новиковой (урожденной Киреевой) Леонтьев сообщал: "Книга моя (Восток, Россия и славянство) была переплетена в дорогой переплет на казенный счет (как мне сказали в Петербурге) и преподнесена государю Деляновым, который предварительно просил Филиппова заложить бумажками все страницы и места, для прочтения государем особенно пригодные (увы, в России ничего не только сильного, но, кажется, и справедливого без участия начальства - нельзя сделать. Быть может, это, впрочем, с культурной точки лучше, то есть не с точки зрения по-европейски понятой цивилизации, а с точки отечественного нашего развития)" 10 . Еще ничего не зная о Леонтьеве, из одного этого замечания можно понять его политические склонности, отношение к власти, народу, цивилизации.

Законы органического развития природы, всего живого Леонтьев как истый вульгарный материалист и метафизик перенес на историю общества. Одна из особенностей его мышления состояла в том, что свои умозаключения относительно мироздания, истории человечества он быстро переносил из области абстракций в конкретные и близкие ему, волнующие его сферы, прикладывая и примеряя к явлениям социально-политической действительности, культурному развитию, религиозным движениям. Свою "теорию" исторического развития Леонтьев наиболее компактно изложил в семи письмах В. С. Соловьеву. "Ум мой, воспитанный в юности на медицинском эмпиризме и на бесстрастии естественных наук, - писал он, -...пожелал рассмотреть и всю историческую


9 По случаю 20-летия со дня смерти Леонтьева в 1912 г. небольшой кружок его почитателей (реакционный поэт и публицист А. А. Александров, дипломат К. А. Губастов, философ и литератор, нововременец В. В. Розанов, литературоведы П. П. Перцов и Н. О. Лернер, священник-публицист И. Фудель. историк А. В. Королев и др.) предпринял издание собрания сочинений Леонтьева. Из 12-ти намеченных томов вышли девять (1912 - 1914 гг.). В литературном сборнике "Памяти К. Н. Леонтьева" (1911 г.) были опубликованы статьи и воспоминания о нем, а также несколько его писем.

10 ОР ГБЛ, ф. 126, к. 3323, ед. хр. 2/1 - 10. 30.V.1889.

стр. 52


эволюцию человечества и, в частности, наши русские интересы на Востоке, с точки зрения особой естественно-исторической гипотезы триединого процесса развития, кончающегося предсмертным смешением и растворением в большей против прежнего однородности" 11 . В этом развитии, подчиняющемся, по мнению Леонтьева, высшей, сверхчеловеческой, "телеологической" логике, он признавал три стадии: период первоначальной простоты, период цветущей сложности, период вторичной "смесительной" простоты, т. е. детство, зрелость, старость. Этот закон и "божественную связь явлений" Леонтьев распространял равно на все цивилизации, считая, что Европа лишь обогнала в указанном смысле Россию и уже идет к своему разрушению. Он признавал общую историческую эволюцию всех народов мира, но не верил в то, что закономерности технического и общественного развития приведут человечество к лучшему, обетованному будущему; он идеализировал и любил прошлое. Так было представлено трагико- мистическое восприятие истории и философское обоснование идейного консерватизма.

Борьба человечества за лучшее будущее, мечты его и дальние цели, заботы о потомстве - все это, по мнению Леонтьева, жестокая ошибка и самообман самонадеянного, но жалкого человеческого разума. "Все движение человечества с конца XVIII века до сих пор, движение, совершавшееся под знаменем, на котором написано "благоденствие, равенство и свобода", есть ошибка, ошибка не столько в самом действии, сколько в названии и цели. Делайте то же, но назовите это, по крайней мере, роковым и медленным разрушением" 12 . Выступая против либерализма и гуманизма, против "розового христианства" и проповедей любви и братства Достоевского и Толстого, Леонтьев писал: "Верно только одно, точно одно, одно только несомненно - это то, что все здешнее должно погибнуть. И потому на что эта лихорадочная забота о земном благе грядущих поколений? На что эти младенчески болезненные мечты и восторги? День наш - век наш. И потому терпите и заботьтесь практически лишь о ближайших делах, а сердечно - лишь о ближних людях, именно о ближних, а не о всем человечестве" 13 .

Из страшных перспектив, рисуемых обществу, из безысходности социальной жизни вытекала проповедь для одних - личной безнравственности, для других - страха, примирения с неравенством, социальными несправедливостями. "Пессимизм относительно всего человечества и личная вера в божий промысел и в наше бессилие, в наше неразумие - вот что мирит человека и с жизнью собственной, и с властью других, и с возмутительным вечным трагизмом истории" 14. Итак, надейся на то, что, может, тебе лично бог даст, но не борись, не судись, не поднимай голову, не думай; ты все равно умрешь и мир все равно разрушится. "Христос не обещал нам в будущем воцарения любви и правды на этой земле, нет. Он сказал, что под конец оскудеет любовь" 15 . В христианском учении и православии как его ортодоксальном выражении Леонтьев видел идеологическое обоснование социальной, гражданской покорности и высшее оправдание существующего неравенства, эксплуатации и политической реакции. "Смесь страха и любви - вот чем должны жить, - писал он в 1880 г. в статье "О либерализме", - человеческие общества, если они жить хотят... Вот что создает нации, вот что их единит, ведет к победам, славе, могуществу" 16 .

Мрачные исторические прогнозы рождались у Леонтьева под впечатлением испуга при виде подъема общественного движения, террора


11 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 6. М. 1912, с. 340.

12 Там же. Т. 7. М. 1912, с. 105.

13 Там же. Т. 8. М. 1912, с. 189 - 190.

14 Там же. Т. 7, с. 134.

15 Там же. Т. 8, с. 162.

16 Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. Т. 2. М. 1886, с. 39 - 40.

стр. 53


народников и "диктатуры лисьего хвоста и волчьей пасти" в ответ. В 1891 г., скорбя над могилой реакционера А. Д. Пазухина и высказывая свои ультрареакционные идеи, Леонтьев заявлял: "Русский народ должен быть ограничен, привинчен, отечески и совестливо стеснен, не надо лишать его тех внешних ограничений и уз, которые так долго утверждали и воспитывали в нем смирение и покорность... Иначе через какие-нибудь полвека, не более, он из народа "богоносца" (насмешливый кивок в сторону Достоевского. - Я. Р .) станет мало-помалу и сам того не замечая "народом-богоборцем", и даже скорее всякого другого народа, быть может" 17 . Подхватывая эту мысль Леонтьева, западные историки в один голос утверждают: "Он говорит, что у русского народа, еще верного своему государю, есть склонность к буйному безначалию, к анархии, которая может закончиться новым рабством". И за это предчувствие "нового рабства" Леонтьеву дарят похвалы: "Он был зорче их всех (имеются в виду Л. Толстой, И. С. Аксаков, Достоевский. - Н. Р.) и предвидел грядущие бедствия - революции, войны". Более того, Леонтьев даже провозглашается "совестным судьей своего народа" 18 .

Жизнь нации Леонтьев исчислял в 1000 - 1200 лет 19 . Она, как и человечество, переживает периоды первоначальной простоты, цветущей сложности и вторичной простоты. Вторичная ("смесительная") простота и старение нации, по Леонтьеву, могут быть связаны с бурным техническим прогрессом и ведут к космополитизму - утере характерных черт и признаков, придающих нации красоту и самобытность. Революцию же он рассматривал как проявление ассимиляции, "вторичной", "смесительной" простоты, старения народов и всего человечества. В системе взглядов Леонтьева проповедь красоты противоречила аскетическому христианству, но она звучала в его произведениях еще и до борьбы идей, связанной с реформой 1861 года. Богу эстетизма он остался верен в период эволюции в реакционный лагерь, осуждая технический прогресс, среднего европейца, буржуазную пошлость и практицизм. В критической статье о романе Тургенева "Накануне" Леонтьев писал еще в 1860 г.: "Огонь исторических стремлений гаснет, а красота не только вечна, но и растет по мере отдаления во времени, прибавляя к самобытной силе своей еще обаятельную мысль о погибших формах иной горячей и полной жизни" 20 . Леонтьевская "красота" была антиподом добра, равенства, справедливости.

Периоду цветения России, согласно Леонтьеву, соответствует сильная монархическая власть, строгая кастовая, сословная структура общества, религия, обожествляющая власть, "привинченность" мужика, резко выраженное имущественное и гражданское неравенство. Этот идеал он находил в истории России XVII века. Рассуждая о "таланте повиновения" народа, реакционный мыслитель славил политическое насилие: "Практическая мудрость народа состоит именно в том, чтобы не искать политической власти, чтобы как можно менее мешаться в государственные дела. Чем ограниченнее круг людей, мешающихся в по-


17 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 7, с. 425.

18 Иваск Ю. УК. соч., с. 242, 269, 276.

19 Теория исторического развития наций в продолжение 1000 - 1200 лет, в основе которой находится, по Леонтьеву, естественно-биологический фактор (здесь Леонтьев следует за своим идейным учителем Н. Я. Данилевским), оказала влияние на концепции западных философов А. Тойнби и О. Шпенглера. Похожие идеи мы находим в биолого-географической трактовке этнической истории Л. Н. Гумилевым. Представление Леонтьева о "сильной личности" и "толпе" перекликается с суждениями Л. Н. Гумилева о "пассионарной" активности героев и миллионах "субпассионариев" (см. Козлов В. И. О биолого-географической концепции этнической истории. - Вопросы истории, 1974, N 12; Гумилев Л. Н. В поисках вымышленного царства. М. 1970; его же. Этнос-состояние или процесс? - Вестник ЛГУ, 1971, N 12).

20 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 8, с. 14.

стр. 54


литику, тем эта политика тверже, толковее, тем самые люди даже всегда приятнее, умнее". В статье "Византизм и славянство" Леонтьев одобрял прежде всего деспотизм Петра I, а главной заслугой Екатерины II считал углубление неравенства. По его мнению, Россия восприняла монархизм, подобно православию, из средневековой Византии, российская государственность покоится на византийских началах. Отечественный византизм в XIX в. вступил в третий период развития, и его нужно предохранить от разрушения, хотя нашествие техники (пара, машин, телефонов), среднего буржуа, тенденции эгалитарности и борьба за политические права неминуемы. Царизм, "плодотворный и спасительный", окреп под влиянием православия, византийской культуры. "Худо ли это византийское начало или хорошо, но оно единственный надежный якорь нашего не только русского, но и всеславянского охранения". Прославляя "византизм", Леонтьев считал главным в нем не религиозную идею, а сильную, абсолютную государственную власть, подчиняющую все, и прежде всего религию. Даже народные движения проходят под флагом мистической царистской идеи, идеи высшей законности единовластия: "Монархическое начало является у нас единственным организующим началом, главным орудием дисциплины, и это же самое начало служит знаменем бунтов" 21 .

И хотя некоторые критики утверждали, что со славянофилами Леонтьева роднила общая мистическая основа - православное христианство 22 , на самом деле оно нужно было Леонтьеву в его государственных теориях только как идеологическое оружие для защиты политического единовластия, самодержавия. Христианский аскетизм, идею божьего наказания и страшного суда он предназначал для массы. В середине 1870-х годов, накануне русско-турецкой войны, Леонтьев утверждал, что освобождение славян может состояться только под эгидой сильной монархической власти. Уже тогда он выступал как ярый враг "болгаробесия". Республиканскому демократизму племенного освобождения, идее славянского братства Леонтьев противопоставлял легитимизм и государственность и ради этих принципов готов был пожертвовать и панславизмом и православием.

В 1889 г., спустя 13 лет после публикации статьи "Византизм и славянство", когда лозунг освобождения славян привлек многих сторонников, Леонтьев стоял на том же. За фейерверками панславизма, отвлекавшими от внутренних болезней, что устраивало изрядную часть его приверженцев, Леонтьев усматривал чуть ли не революционную угрозу. Его прорицания не хотели слушать, но он зловеще каркал свое. "Революция есть смешение и ассимиляция", - писал Леонтьев О. А. Новикозой, сестре председателя славянского комитета в Петербурге генерала А. А. Киреева. Русские желают, освободив славян, составить из них конфедерацию - "значит они в этом случае революционеры", но "цель их не сама свобода и равенство славян, а своеобразная культура, хотя бы и деспотического характера. Внутренний деспотизм православия, внешний деспотизм царизма - экономически деспотическая жизнь" 23 . Срывая покровы с иллюзий национализма, Леонтьев разоблачал главные его мотивы. Согласно воззрениям Леонтьева, разрушение сильной власти, исчезновение дворянства, распространение ненавистных свобод и исчезновение ярких индивидуальностей, национальных особенностей неизбежны. К тому ведут технический прогресс, распространение грамотности и пр. Остановить этот процесс нельзя, но надо его затормозить: "Истинно русская мысль должна быть... прогрессивно-ох-


21 Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. Т. 1. М 1885, с. 104, 98, 119, 100.

22 См. Королев А. В. Культурно-исторические воззрения К. Н. Леонтьева. - В кн.: Памяти К. Н. Леонтьева, с. 329, сл.

23 ОР ГБЛ, ф. 126, к. 3823, ед. хр. 2/1 - 10, 30.V.1889.

стр. 55


ранительной, выразимся еще точнее, ей нужно быть реакционно-двигающей, т. е. проповедовать движение вперед на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе, как посредством сильной власти и с готовностью на всякие принуждения" 24 . Страх перед грядущим заставлял Леонтьева ратовать за репрессии, аресты, он договаривался (в письме Губастову) до того, что нужно сечь профессоров 25 , что следует в Соловки сослать Л. Толстого 26 . Исторический пессимизм не только побуждал Леонтьева отрицать революцию, благотворность ее плодов, но и лишал веры в возможности реакции, охранения, консервации, В "Письмах о восточных делах" он заметил (и это не было случайно оброненной фразой): "Без малого сто лет тому назад, в 89 году, было объявлено, что все люди должны быть равны. Опыт столетий доказал везде, что это неправда, что они не должны быть равны или равно поставлены и что "благоденствия" никогда никакого не будет" 27 . Леонтьевская апология самодержавия, православия, покорности звучала на фоне революционной ситуации 1879 - 1880 гг., возникновения отечественного "рабочего вопроса", метания верхов. Малейшая их, на его взгляд, нерешительность во внутренней политике, попытки конституционных заигрываний, игра Лорис- Меликова и даже верховной власти в либерализм раздражали отставного дипломата.

Неоднократно в своих писаниях Леонтьев обращался к конкретным вопросам русской истории. Его трактовка войны 1812 г. противоречит пушкинской, герценовской, толстовской: "Церковное же чувство и покорность властям спасли нас и в 12-м году. Известно, что многие крестьяне наши... обрели в себе мало чисто-национального чувства в первую минуту. Они грабили помещичьи усадьбы, бунтовали против дворян, брали от французов деньги. Духовенство, дворянство и купечество вели себя иначе. Но как только увидели люди, что французы обдирают иконы и ставят в наших храмах лошадей, так народ ожесточился и все приняло иной оборот" 28 . Оценка подвига народа в Отечественной войне 1812 г. поставлена здесь с ног на голову. Писалось это в середине 1870-х годов, после полосы контрреформ.

Понять исторические взгляды Леонтьева можно и по его высказываниям о движении декабристов. Нельзя сказать, что декабристы ему совсем не импонировали. Их аристократизм, молодость, самоотверженность и красота поступка - все это ему нравилось. Тем не менее он выступил как крайне пристрастный историограф декабризма, отрицающий самое закономерность "бунта 14 декабря" и оправдывающий расправу над его участниками: "Поверхностный и полуромантический либерализм блестящей петербургской молодежи не мог проникнуть в здоровые сердца и чрезвычайно спокойные умы, - писал он. - Что касается до простого народа, то... ему до той заслуженной кары, которая постигла декабристов, не было никакого дела: тогда не было ни дешевых газет, ни телеграфов, ни нынешней свободной болтовни; народ был тогда удаленнее от политики, чем теперь, и едва ли из тысячи один в толпе простых москвичей знал обо всей этой истории военного бунта перед Зимним дворцом". Этому взгляду на декабризм отвечает и авторский портрет Николая I, диаметрально противоположный, да, по-видимому, и намеренно противопоставленный герценовскому. Леонтьевская выходка кажется близкой к литературному хулиганству: "Многие из нас, еще живущих, сами встречали и видели его вблизи. Всматриваясь в эти черты, истинно рыцарские, властные до грозности и в то же время чем-


24 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 7, с. 498 - 499.

25 Русское обозрение, 1896, ноябрь, с. 445 (письмо от 4.VII.1885).

26 Русский вестник, 1903, N 4, с. 176 - 177 (письмо В. В. Розанову от 13.VII.1891).

27 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 7, с. 134.

28 Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. Т. 1, с. 99.

стр. 56


то духовным и высоким озаренные, понимаешь легко, с одной стороны - искреннюю любовь Пушкина к этому царю, а с другой - тот благотворный страх, который он умел внушать без труда и, нередко, нечаянно" 29 .

Для оценки исторических взглядов Леонтьева важно и его отношение к поземельной общине, которой он отводил серьезную роль в системе юридических институтов принуждения. В 1885 г. Леонтьев считал одной из главных задач "утверждение и развитие общины и вообще начала неотчуждаемости (даже и дворянских земель, например), вообще уменьшение подвижности общественного строя, ограничение безусловной свободы купли и продажи и т. д.". Ту же мысль этот запоздалый крепостник и принципиальный противник народной грамотности повторял в 1888 - 1889 гг.: "Если у нас теперь в России сравнительно с прежним личная свобода миллионов крестьян не привела еще ко всем жестоким результатам своим, то это благодаря тому, что они находятся в некотором роде новой крепостной зависимости от неотчуждаемой земли и общины" 30 .

Восприняв учения поздних славянофилов, почвенников, Н. Я. Данилевского 31 , Леонтьев, однако, подошел к ним критически. Он показал маниловскую несостоятельность экономической и культурной доктрины славянофилов, непонимание ими русской действительности, подмену реального идеальным. Но и поправевшие славянофилы 70-х годов казались ему слишком либеральными. Я понял, писал Леонтьев в 1874 г., "что и на почве государственной, чисто политической и даже (вот что неожиданнее) и даже на почве церковной, я со слишком либеральными московскими славянофилами никогда не сойдусь... Если снять с них пестрый бархат и парчу бытовых идеалов, то окажется под этим приросшее к телу их обыкновенное, серое, буржуазное либеральничанье, ничем существенным от западного эгалитарного свободопоклонства не разнящееся" 32 .

Угадав эгалитарную, прогрессивную природу раннего славянофильства, Леонтьев одновременно видел и глубокое различие между издателями "Дня", "Русской беседы" и издателями "Современника": "В то время, когда в Петербурге издатели "Современника" восхищали страстную, но оторванную от народной почвы молодежь,., когда кроткий Михайлов печатал свои кровавые прокламации, советуя в них идти дальше французов времен террора, и бога звал мечтой, в Москве явились "Парус" и "День", "Русская беседа" - славянофилы из старинных мечтателей обратились в людей утешительного, в людей положительного идеала посреди этой всеобщей моды отрицания" 33 . Леонтьев отмечает углубление этой пропасти. В то время как славянофилы еще рядятся в одежды политических жертв борьбы за русскую самобытность, он видит их конформизм. Но ему не нравятся промежуточность их позиции и сохранившиеся даже в 70-е годы мечтательность и либеральные ужимки. Да и славянофилы 70 - 80-х годов, которых правильнее было бы назвать "панславистами", весьма близкие к официальной идеологии, казались Леонтьеву слишком либеральными: "Все они от Киреевского


29 Леонтьев К. Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Федоровне. - Русский вестник, 1891, N 5, с. 57 - 58.

30 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 5. М. 1912, с. 442; т. 6. М. 1912, с. 226 - 227.

31 Н. Я. Данилевский - один из теоретиков позднего славянофильства, провиденциалист, одновременно пытавшийся дать естественнонаучную основу представлениям славянофилов. Его труд "Россия и Европа" (1869 г.) оказал большое влияние на мировоззрение Леонтьева.

32 Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба, с. 446.

33 Леонтьев К. Н, Соч., Т. 7, с. 25 - 26. Революционная прокламация (осень 1861 г.) "К молодому поколению", призывавшая к открытым революционным действиям, принадлежала, согласно установившейся атрибуция, перу Н. В. Шелгунова. Леонтьев допускает здесь фактическую неточность, что, впрочем, у него встречается нередко.

стр. 57


до Данилевского (включительно), до Бестужева, до Киреева, Шарапова, более или менее либералы, все более или менее против сословности в России" 34 .

Исповедуя реакционные идеалы, Леонтьев не прикрывался человеколюбивой фразеологией. Его писания кажутся истерией ненависти, взрывами злобы против социалистов, а главное - либералов, в ком Леонтьев видел деятелей брожения, готовящих почву для торжества анархии и социализма. Либералов с их призывами к добру, общему благу, просвещению, гражданским свободам, мечтаниями о конституции он считал наиболее опасными врагами охранения, реакции, консервации, замораживания и еще в середине 1870-х годов заметил по их адресу: "Очень хорошие люди иногда ужасно вредят государству, если политическое воспитание их ложно, а Чичиковы и городничие Гоголя несравненно полезнее их" 35 .

На Тургенева Леонтьев ополчился за его речь, произнесенную в Москве в 1880 г. по случаю открытия памятника Пушкину, именно за выраженные в ней гуманизм, либерализм, веру в лучшее будущее. Его раздражало богоискательство Л. Толстого и Достоевского, т. к. они искали бога ради добра и блага человека: "Гуманитарное лжехристианство, с одним бессмысленным всепрощением своим, со своим космополитизмом - без ясного догмата, с проповедью любви - без проповеди "страха божия и веры", без обрядов, живописующих нам самую суть христианского учения... такое христианство есть все та же революция, сколько ни источай оно меду; при таком христианстве ни воевать нельзя, ни государством править; и богу молиться незачем... Оно и в кротости своей преступно" 36 .

Леонтьев с враждебных позиций, но очень точно схватил прогрессивную суть выступлений Достоевского и Толстого. Он отрицал их мораль равенства, личной совести, мира и блага, т. к., по его мнению, подобная "мораль, вносимая слишком простодушно и горячо в политические и общественные дела, колеблет, а иногда и разрушает государственный строй" 37 . А чтобы сохранить этот строй, сословные институты, силу и таинственность власти, мистическую дисциплину, не грешно и самому интеллигентному и рафинированному человеку, не полагаясь на собственный разум, бездумно повиноваться, находя в этом даже наслаждение. "Нахожу, - писал он 30 мая 1889 г., - что в сфере практической воли гораздо приятнее и полезнее повиноваться о. Амвросию, Дмитрию Андреевичу Толстому, Победоносцеву и даже здешнему исправнику, чем своей будто бы воле, подчиненной все-таки мнению большинства, или общественному мнению, которое... не что иное, как мнение собирательной бездарности и пошлости. Если иногда мне не очень приятно повиноваться о. Амвросию, государю и исправнику, то я могу утешить себя, что даже и на очень хамоватом исправнике есть частичка мистической эманации от высшей церковно- помазанной власти". Сословия же суть признак силы и необходимое условие культурного цветения, заявлял К. Н. Леонтьев, восставая против славянофильства, презрительно обзываемого им "культурофильством" 38 .

В центре исторических, религиозных, социальных и культурнических воззрений Леонтьева находилась проблема власти. Из ее решения вытекало отношение к личности, сводившееся к безоговорочному и безусловному культу силы, к упоению самодурством, к любованию капризами сильной личности, насилием. На одном полюсе для Леонтьева сто-


34 Александров А. Памяти К. Н. Леонтьева. Сергиев Посад. 1915, с. 41 - 42 (письмо А. А. Александрову от 15 мая 1888 г.).

35 Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. Т. 1, с. 103.

36 Леонтьев К. Н. Соч., Т. 7, с. 137.

37 Там же. с. 98.

38 ОР ГБЛ, ф. 126, к. 3323, ед. хр. 2/1 - 10 (письмо О. А. Новиковой).

стр. 58


яла сильная личность, которая могла все себе позволить, а на другом - тысячи или миллионы безгласных, на долю которых, по его теориям, оставались только страх и рабская любовь к правителям. Характерен его панегирик Бисмарку: "Ведь в этом человеке столько поэзии: его физическая сила, его рост; его военный вид; его жестокость и его милая, иногда светская любезность... Как он разбил кружку об голову либерала, который грубо бранил публично правительство; как он в палате вызвал профессора Вирхова на дуэль за какую-то парламентскую дерзость" 39 . Оценка личности отдает здесь доморощенным ницшеанством, заявившим о себе до появления учения самого Ницше.

С. Н. Трубецкой, изучавший социальные "теории" Леонтьева, остроумно заметил, что тот пользовался "заслуженной неизвестностью" 40 . Леонтьев и сам признавался в своем литературном неуспехе: "Чувствую именно, что пишу "зря" и "даром" (не в денежном, конечно, а в нравственном смысле). Ведь надоест, наконец, да ведь немножко стыдно станет выходить на улицу с товаром, на который мало спроса,.. но факт постоянного сравнительного неуспеха остается фактом: все равно, кого бы ни винить, меня или критику с публикой" 41 .

Консерваторы (Победоносцев, Д. А. Толстой, Катков) на Леонтьева смотрели опасливо, т. к. он срывал с их проповедей ханжеские покровы внешней благопристойности. Рост демократических и либеральных тенденций крайне раздражал этого мракобеса: "Мы видим, например, - писал Леонтьев в 1882 - 1883 гг., - что большая часть учащейся молодежи (часто даже дворянского происхождения) с упорством, нигде не виданным, держится одних разрушительных учений; мы видим, как бич отрицания закрался в суды, в которых постоянно происходит потворство политическим преступникам и какая-нибудь озлобленная травля то на игуменью, то на генерала, то на офицера, осмелившегося ударить студента за то, что он назвал царский мундир ливреей, и т. д. Мы видим петербургскую печать, всю почти защищающую Веру Засулич и восхваляющую ее пустозвона-защитника" 42 .

Российская общественная мысль не разделяла отчаяния и безнадежности Леонтьева, ей были чужды и дики его апокалиптические пророчества. Русская передовая философия и освободительное движение жили ощущением предчувствия открывающихся новых горизонтов, и леонтьевские заклинания тонули в мощном мажорном хоре других голосов, утверждавших возможность и необходимость экономического равенства, политической борьбы и революции. Печатные выступления Леонтьева не только не защитили идею самодержавия и православия, но лишь вновь скомпрометировали ее. Отклики даже таких современников, как консервативно настроенный (к 1880 годам) И. С. Аксаков и почвенник, религиозный философ Страхов, свидетельствуют об активном неприятии и нравственном осуждении леонтьевских воззрений. "Аскетизм - одна из потребностей человеческого духа, и право на удовлетворение его вполне законно, - писал Аксаков в связи с отказом печатать в своем издании очерк Леонтьева "Пасха на Афонской горе", - но это не есть христианское явление... Возводить аскетическое мировоззрение - как Леонтьев - в рецепт для общественной и государственной жизни не могу". "Не бесспорно то, что он выдает за руководящую и спасительную правду" 43 , - продолжал Аксаков.


39 Цит. по: Александров А УК. соч. с 23 - 24. (Письмо к А. А. Александрову от 15.V.1888).

40 Трубецкой С. Н. Разочарованный славянофил. - Вестник Европы, 1892, кн. 10, с. 809.

41 ОР ГБЛ, ф. 126, к. 3323, ед. хр. 2/1 - 10.

42 Леонтьев К. Н. Соч. Т. 5, с. 466 (статья "Письма о восточных делах").

43 ОР ГБЛ, ф. 126, к. 8337а, ед. хр. 8 (письмо от 22.IV.1882).

стр. 59


В письме молодому Розанову, нововременцу и реакционному философу, Страхов осуждал цинизм, эгоцентризм и извращенность отечественного Ницше. "Об Леонтьеве я все очень хорошо знаю, но не хотел говорить Вам; знаете: de mortuis etc. Вот он Вас обольстил своим умом и сваей эстетичностью; между тем, это одно из отвратительных явлений. Религия, искусство, нация, патриотизм - самые высокие предметы вдруг подчиняются самым низменным стремлениям жажды наслаждений и услаждений себя... Мне известно немало людей подобного направления, таковы процветающие до сих пор кн. Мещерский, поэт Апухтин и др... Меня очень возмущает это нравственное уродство... И подобные господа осмеливаются нападать на Толстого и выставлять его заблудившимся и вредным" 44 .

Современная Леонтьеву критика реагировала на его публикации кратко и остро. Журналы, популярные в широких читательских кругах, удостаивали его труды немногословных, но весьма определенных аннотаций. "Господин Леонтьев, бывший консулом на Востоке, является горячим сторонником славянофильства, доведенного до абсурда. В сущности его нельзя уже назвать славянофилом: он весь ушел в византийские бредни, от которых веет чем-то совершенно затхлым, беспощадно-фанатическим, не имеющим ничего общего с русской жизнью, с ее действительными потребностями и стремлениями" 45 , - это писалось по поводу выхода в свет двухтомника "Восток, Россия и славянство". Журнал московской либеральной профессуры "Русская мысль" был несколько снисходительнее, но и здесь указывалось на леонтьевское философское неофитство. "Статьи г. Леонтьева отличаются выдающимися достоинствами; они написаны с большим зиа'нием дела, с крепким убеждением, нервно, страстно. С большею частью воззрений автора, в особенности с его восторженным византизмом, мы всего менее склонны согласиться. Публицист-мыслитель часто заслоняется в статьях г. Леонтьева художником" 46 .

Близкий одно время Леонтьеву В. С. Соловьев отмечал его недостаточную историко-философскую эрудицию, эклектизм и пестроту взглядов, односторонность. "Его социально-политические и исторические взгляды, - писал Соловьев, - не были ни простым, ни прямым отражением истины, ни ее логическим и органическим развитием, а скорее какими-то оригинальными придатками к ней... Общее направление его мыслей было крайне односторонне, а в частностях они были слишком пестры и неуравновешенны". Соловьев обнаружил противоречия между религиозными постулатами Леонтьева, его монашеством и вполне посюсторонними идеалами возрождения дворянства, взятия Царьграда и развития охранительства. По его словам, "проповедуемый Леонтьевым идеал сложной принудительной организации общества" не мог претендовать на популярность: "Жить и умирать ради него решительно невозможно" 47 .

Итак, политические идеалы Леонтьева реакционны, цели и средства достижения их - безнравственны, понятия о социальной справедливости демонстративно выброшены им за борт. Веры в торжество собственных и аналогичных охранительных теорий у него не было. Однако со своих классовых позиций он ярко, хотя и волюнтаристски-произвольно живописал общественное развитие пореформенной России. Ощущение нетвердости почвы, готовой разверзнуться под тяжестью политической реакции, приводило его к своеобразной литературной истерике. Она отпугивала осторожных реакционеров-практиков, имевших реаль-


44 ОР ГБЛ, ф. 249 (В. В. Розанов), ед. хр. 3820 (письмо от 22.IV. 1892).

45 Вестник Европы, 1885, 12 (дек.), хроника, литературное обозрение, с. 909.

46 Русская мысль, 1885, июль, библиографический отдел, с. 11.

47 Соловьев В. С. Памяти К. Н. Леонтьева. - Русское обозрение, 1892; т. 1. с. 352, 357 - 358.

стр. 60


ное влияние, чувствовавших конъюнктуру дня, лучше вооруженных демагогией и ханжеством, - Победоносцева, Каткова, Д. А. Толстого. "Художник" и боец, действующий очертя голову Леонтьев был честнее и в некоторых отношениях, может быть, дальновиднее этого пресловутого триумвирата, поскольку проявил способность предугадать неизбежность грядущего социализма; сфера его деятельности ограничивалась теорией реакции, а в их сферу входила практическая политика.

Обращение к леонтьевской философии истории как к одной из страниц истории российской общественной мысли вызывает в памяти мудрые слова Александра Блока: "Под философской мыслью разумеем мы ту мысль, которая огнем струилась по всем отраслям литературы и творчески их питала. В России это было всегда причудливое сплетение основного вопроса эры - социального вопроса с умозрением, с самыми острыми вопросами личности и самыми глубокими вопросами о боге и мире. Посошков и Чаадаев, Одоевский и Белинский, Герцен и Григорьев, Радищев и Леонтьев - вот вечные образцы нашего неистового прошлого, вот полюсы нашей мысли, вот наши вечные братья - враги... можем ли мы смущаться тем, что иные из указанных мыслителей были политическими реакционерами, что рядом с гуманитарным течением шло противоположное ему? Нет, потому что сама история рассеяла призраки и потому что в борьбе со старым вырождающимся гуманизмом была великая правда - правда борьбы за то, что может быть опять названо гуманизмом новым - что создает новую личность" 48 . Близкий к славянофильству своеобразный последователь почвенника Ап. Григорьева и Н. Я. Данилевского, принципиально отрицавшего возможности политической революции в России, Леонтьев, высказывая свои взгляды, нанес удар собственным идейным предшественникам. Пурист в сословном вопросе, идеолог единовластия, принципиальный сторонник неравенства и палки, он ясно ощутил революционную грозу более чем на четверть века раньше ее приближения и в страхе неистовствовал, рыдая загодя о потерянном рае монархии, дворянства и церкви.


48 Блок А. Собр. соч. в 8-ми тт. Т. 6. М. -Л. 1962, с. 189.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/ИСТОРИЧЕСКИЕ-ВЗГЛЯДЫ-К-Н-ЛЕОНТЬЕВА

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Н. А. Рабкина, ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ К. Н. ЛЕОНТЬЕВА // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 14.03.2018. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/ИСТОРИЧЕСКИЕ-ВЗГЛЯДЫ-К-Н-ЛЕОНТЬЕВА (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - Н. А. Рабкина:

Н. А. Рабкина → другие работы, поиск: Либмонстр - БеларусьЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
1013 просмотров рейтинг
14.03.2018 (2207 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
6 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
9 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ К. Н. ЛЕОНТЬЕВА
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android