Libmonster ID: BY-1297

На пленуме ЦК ВКП(б), проходившем 4 и 7 декабря 1936 г., заслушивались два вопроса: "I. Рассмотрение окончательного текста Конституции СССР и 2. Доклад Ежова об антисоветских троцкистских организациях".

Если первый пункт повестки, о проекте Конституции СССР, был рассмотрен довольно быстро, то доклад Н. И. Ежова вызвал бурную дискуссию, а также протесты Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова против предъявленных им обвинений 1 .

Выступая на пленуме, Бухарин потребовал очных ставок 2 с лицами, оговорившими его на следствии. В заседании пленума был сделан перерыв. 7 декабря 1936 г. в ЦК ВКП(б) в присутствии И. В. Сталина, К. Е. Ворошилова, В. М. Молотова, Л. М. Кагановича, А. А. Андреева, Г. К. Орджоникидзе, А. А. Жданова и А. И. Микояна были проведены очные ставки Бухарина и Рыкова с арестованными Е. Ф. Куликовым, Л. С. Сосновским и Г. Л. Пятаковым.

В тот же день Сталин доложил пленуму об итогах проведенных очных ставок 3 .

Для публикации отобраны стенограммы очных ставок Бухарина с упомянутыми лицами, хранящиеся в Архиве Президента Российской Федерации (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 260), а также два письма Бухарина от 15 декабря 1936 г., адресованные лично Сталину и членам Политбюро (там же, д. 262).

Стенограмма очной ставки Куликова с Бухариным завизирована Ежовым, предположительно им же внесена редакционная правка, оговоренная в подстрочных примечаниях. Многочисленные карандашные пометки на полях и подчеркивания принадлежат, по-видимому, Сталину.

Публикация подготовлена Ю. Г. МУРИНЫМ.

Примечания

1. Фрагменты стенограммы декабрьского (1936г.) пленума ЦК ВКП(б).- Вопросы истории, 1995, N 1.

2. Там же, с. 7.

3. Там же, с. 18.


Мурин Юрий Григорьевич - историк-архивист.

стр. 3


N 1. Стенограмма очной ставки в ЦК ВКП(б) между Бухариным Н. И. и Куликовым от 7 декабря 1936 года 1

ЕЖОВ (обращаясь к Куликову) - Вы на следствии дали показания о своем участии в организации правых. Вы подтверждаете ваши показания?

КУЛИКОВ 2 - Я свои показания подтверждаю, решил все рассказать, всю правду, хватит.

ЕЖОВ - Что хватит?

КУЛИКОВ - Бороться с партией и делать всякие подлости.

ЕЖОВ - С какого года Вы стали участником организации правых?

КУЛИКОВ - С самого начала ее возникновения. Началось у нас, как известно, с 1927-28 гг., сначала как обособленная группа, а потом мы уже оформились прямо в организацию. Надо ли рассказывать все подробно?

ЕЖОВ - Изложите сжато все известные вам факты.

КУЛИКОВ - Ну, начну с того, что заявление, которое мы подавали в 1929 г. 3 , конечно, было двурушническим, мы это делали для того, чтобы нас не разгромили и сохранить свои кадры. Мы изменили тактику, начали более конспиративно собираться, собирались часто и все разрабатывали, как бы свалить партийное руководство - ЦК партии.

ЕЖОВ - Какая организационная структура существовала у правых?

КУЛИКОВ - Членами центра были Бухарин, Рыков, Томский. Угланова 4 и Шмидта 5 мы хотя и не считали членами союзного центра, но они по существу входили в его состав, были тесно связаны с этой тройкой. Угланов возглавлял Московскую организацию правых, в руководство которой и я входил. Я участвовал на всех совещаниях у Угланова, которые происходили у него на квартире. Я не буду рассказывать все, что было до 1930 г., а начну с 1930 года. Кроме частых встреч с Углановым, я неоднократно виделся с Николаем Ивановичем Бухариным. После того, как нас маленько потрясли, помню, что у Николая Ивановича не раз было плохое настроение и мне приходилось его успокаивать. Он частенько говорил мне: "Вокруг слежка, боюсь как бы чего не случилось". Однажды мне Николай Иванович сказал: "У меня есть документы, которыми можно бить сталинцов".

БУХАРИН - Какие документы?

КУЛИКОВ - Вам это лучше знать. Ты, Николай Иванович, опасался провала и предложил мне подыскать человека, которому можно дать спрятать эти документы.

Через несколько дней настроение у Бухарина исправилось, и он заявил мне, что документы им спрятаны в надежном месте. Перед ноябрьским пленумом 1929 г., как я уже говорил, мы решили сманеврировать.

БУХАРИН - Кто это мы?

КУЛИКОВ - Это Союзный центр во главе с вами, Николай Иванович, с Рыковым, Томским и Углановым. Вы, конечно, помните, Николай Иванович, как вы выступали против подачи заявления пленуму ЦК. Затем я уже не стал поддерживать связи с общесоюзным центром правых непосредственно, а был связан с центром через Угланова. Мы частенько собирались у Угланова и обсуждали вопрос о том, что делать. Приходили к выводу, что надо бороться. Распространяли всякую контрреволюционную клевету, кто-то пустил слух о том, что в Госбанке нет валюты, и мы радовались, что в результате этого руководство ВКП(б) крахнет. Угланов однажды мне сообщил контрреволюционную клевету о Кирове и сказал, что об этом он говорит со слов Николая Ивановича. Кроме того, Угланов сказал мне, что

стр. 4


у него есть документы, компрометирующие Кирова, и предложил с этими документами послать в Ленинград Яшу Ровинского 6 , для их распространения. Я возражал, потому что считал Ровинского провокатором.

ВОРОШИЛОВ - А откуда появились эти документы у Угланова?

КУЛИКОВ - Жена Угланова работала у Невского 7 , вот оттуда Угланов и заполучил эти документы.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Кого знакомили с этими документами?

КУЛИКОВ - О них знали многие - Котов 8 , Матвеев 9 , Башенков и другие. Продолжаю дальше. Наша организация по прямому поручению Бухарина развернула организационную работу по сохранению и собиранию кадров правых. Вы, именно вы, воспитали меня, Николай Иванович. Ведь я работал под вашим руководством, я вам верил, я действовал по вашим указаниям. Я вербовал молодежь, например, в Промакадемии я создавал кадры.

Перехожу к 1932 году. Однажды вызывает меня Угланов, очень взволнованный, и говорит: "Бьют наших, надо что-то предпринимать". Угланов заявил, что если мы раньше могли рассчитывать на массы, то теперь, в результате победы генеральной линии партии, положение в корне изменилось. Теперь на повестке дня стоит вопрос о терроре, надо подбирать кадры людей проверенных и надежных.

КАГАНОВИЧ - Ты, ведь, Куликов, был у меня в 1931 г. и каялся.

КУЛИКОВ - Да, Лазарь Моисеевич, я был двурушником, настоящим двурушником.

БУХАРИН - Когда был у вас разговор с Углановым о терроре, в какое время 1932 года?

КУЛИКОВ - Весной 1932 года. Что вы виляете, Николай Иванович, ведь я с вами лично говорил о терроре, неужели вы можете отрицать?

БУХАРИН - Что за мерзость вы говорите.

КУЛИКОВ - Это вы мерзко поступаете. Я-то говорю только правду, а вы лжете.

Продолжаю дальше. Весной 1931 г., когда я вернулся с посевной, я был у Угланова. Угланов сообщил мне, что настроение у наших ребят боевое, что они требуют действий. Тут же Угланов высказал мысль о желательности получения соответствующих директив от Бухарина и намерен был организовать с ним встречу через Ефимку Цетлина 10 или Афанасьева 11 .

Через пару дней я вновь зашел к Угланову. Просидел у него пару часов и направился домой по ул. Герцена. Это было вечером. На углу ул. Герцена я столкнулся с Бухариным. Я взял Николая Ивановича под ручку и предложил ему пройтись. Мы направились к Александровскому саду и стали прогуливаться по тротуару, расположенному возле сада.

Я рассказал Николаю Ивановичу о своих впечатлениях от командировки по проведению посевной кампании. Я говорил об этом озлобленно, затем перешел к положению наших дел. Я сказал Николаю Ивановичу, что нас, членов Московского центра, жмут участники организации, требуя перехода к решительным действиям против ЦК партии, подчеркнул, что вы, Николай Иванович, и союзный центр медлите. В ответ на эти упреки Николай Иванович осыпал меня тоже упреками и говорит: "Вы все говорите - действовать, действовать, а есть ли у вас кадры". Я ему сказал, что эти кадры вы сами хорошо знаете, у нас они есть, и сказал о Матвееве, Котове, Невском, есть молодежь, например, в Промакадемии, которая

стр. 5


будет действовать, и что надо только чтобы руководство было более решительным. Тогда Николай Иванович и говорит: "Ну что же, надо действовать, и для нас совершенно ясно, что Сталин сам не уйдет, его надо убрать". Так это было, Николай Иванович?

БУХАРИН - Я обо всем скажу, обо всем.

КУЛИКОВ - О встрече с Бухариным я передал Угланову и Котову и сказал им, что 'Николай Иванович заметил, что если кадры готовые есть, надо действовать.

А теперь я хочу сказать о себе и о своей контрреволюционной работе; о том как я, лично, реализовал ваши указания, Николай Иванович. Я подумал - не убить ли Кагановича мне самому, и спросил совета Афанасьева. Афанасьев был очень злобно настроен. Он мне в ответ сказал: "Нам самим действовать опасно, сразу узнают, что это дело наших рук, надо лучше подобрать человека". И Афанасьев предложил привлечь для этого дела из Военной академии Носова и Филастова. Я действительно привлек Носова.

ВОРОШИЛОВ - За что вы хотели убить Кагановича?

КУЛИКОВ - Так же как и Сталина - для того, чтобы обезглавить руководство.

Теперь о Невском. Я и раньше знал его как нашего человека.

МОЛОТОВ - Почему вы теперь это говорите, а не говорили раньше?

КУЛИКОВ - Я не мог найти в себе силы для того, чтобы сказать это раньше. Потом, когда я убедился в успехах и правоте генеральной линии партии, я начал понимать, что ошибался, но решительности это признать у меня не хватило. Я катился все дальше и докатился. Я рассказываю все.

ВОРОШИЛОВ - А вы тут маленько не перехватили?

КУЛИКОВ - Нет, Климент Ефремович, я не перехватываю, я говорю правду. Кажется, меня многие знали, что я всегда говорил правду и не врал.

МОЛОТОВ - Когда в Свердловск вас направляли, вы были очень озлоблены?

КУЛИКОВ - Да, был очень озлоблен. Чувствовал себя обиженным.

Продолжаю о Невском. Я сговорился с Невским на курорте о работе на строительстве библиотеки и устроился на эту работу. Я решил- пусть меня высылают из Москвы с треском, если считают это необходимым.

ВОРОШИЛОВ - Что значит - с треском?

КУЛИКОВ - Я не хотел уезжать из Москвы добровольно и решил подчиниться только силе.

Продолжаю о Невском. Вокруг Невского была группа правых 12 . Я знал о существовании этой группы. Невский мне сам несколько раз рассказывал, что в ЦК работает некто Кицис. Ставку держали на него, считая, что он в курсе всех дел и от него можно многое получить.

ЕЖОВ - Тивель, может быть?

КУЛИКОВ - Нет, Кицис. Он работал, кажется, на небольшой архивной работе. С Невским я был связан до самых последних дней ареста. В декабре меня арестовали, а в ноябре я встречался с Невским, бывал у него на квартире, разговаривал с ним. Настроения у Невского были самые боевые: "Пока Сталин сидит, Егор Федорович, все будет по- прежнему, нас будут гнуть".

ВОРОШИЛОВ - Когда и при каких обстоятельствах вы передали ему о решении всесоюзного центра?

КУЛИКОВ - Как только Невский приехал, он сейчас же начал вести со

стр. 6


мной разговоры. Разговаривали мы с ним в библиотеке, где для этого были подходящие условия, так как народу туда ходит мало. Мы с ним разговаривали о всех новостях, В частности, Невский был связан с Галкиным, который работал в Верхсуде. Многое из этих новостей мы с ним совместно обсуждали. Невский высказывал, например, такие вещи: ты знаешь, кто такой Каганович? Откуда он взялся? Говорят, он сапожник? Я отвечал ему: да, он кожевник. Невский все время упирал на то, что, пока сидит Сталин и этот самый Каганович, все будет оставаться по-прежнему. Я ему говорю: что же ныть, этим заниматься не стоит, нужно действовать. Он тоже согласился, что нужно иметь тройку, пятерку самых хороших людей, известных, среди которых называлось имя Томского. Его он всячески расхваливал. Вскоре после этого прошел слух, что Сталин болен.

МОЛОТОВ - Когда это было?

КУЛИКОВ - Это было в начальный период до 1930 года. Кстати, должен сказать, что Рютин тоже входил в нашу группу. На базе платформы Рютина мы и вели всю нашу работу. Эта платформа была всеми нами принята. Николай Иванович, вероятно, это тоже будет отрицать.

БУХАРИН - Буду.

КУЛИКОВ - Как же вы будете отрицать, Николай Иванович? Ведь эта платформа обсуждалась в 1932 г. у Томского на квартире.

БУХАРИН - Я этой платформы не обсуждал.

КУЛИКОВ - Угланов тоже стоял на точке зрения этой платформы, и на основе ее мы проводили всю террористическую работу.

МОЛОТОВ - Продолжайте о том, что вы начали говорить. О болезни тов. Сталина.

ВОРОШИЛОВ - Значит, прошел слух, что Сталин болен.

КУЛИКОВ - Да. Прошел слух о болезни Сталина. Рютин высказал такой взгляд: или этот человек, имея в виду Сталина, задался целью абсолютизма, или он сошел с ума.

ЕЖОВ - А Бухарин отвергал это?

КУЛИКОВ - Нет, Бухарин вместе с другими смеялся по этому поводу.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Бухарин там был в это время?

КУЛИКОВ - Да. Он ходил то к нему, то ко мне.

БУХАРИН - К Рютину ходил?

КУЛИКОВ - Конечно, Николай Иванович. Вы все это должны хорошо помнить. Томский во время одного из таких разговоров сказал: Сталин короновался. Да как же, Николай Иванович, вы этого не помните. А Рыков ходил и говорил: это сумасшедший дом. Да ведь мы вместе с вами, Николай Иванович, сидели и разговаривали обо всех этих вещах.

СТАЛИН - Это наша партия - сумасшедший дом?

КУЛИКОВ - Да, партия, Центральный Комитет. Только сейчас всего не припомнишь, а многое вы говорили, Николай Иванович, сколько раз вы мне говорили: Куликов, я бы сделал значительно больше. Смотри, что это за политика? Нашей политикой мы добились бы гораздо большего.

БУХАРИН - Это другое дело.

КУЛИКОВ - Вот в том-то и вопрос, что это другое дело. Вы не только давали нам идеологию. А между тем вашей идеологией я был настолько пропитан, что дошел до самых крайних мер. Да и не один я. Воспитались таким образом очень многие. И в том-то и дело, Николай Иванович, что вы организационно заправляли и центром, и террором, и документами.

стр. 7


Разве не было такого случая, когда я однажды пришел к Угланову, а Угланов говорит: Егор, прочитай-ка эти тезисы, Я прочитал. Что же это такое? Надо, говорит, этот документ распространить, где его только отпечатать? И мы сговорились у вас, Бухарин 13 , в аппарате отпечатать этот документ, т. е. в Наркомтяжпроме.

ВОРОШИЛОВ - Какой это документ?

КУЛИКОВ - Угланов набросал тезисы нашей дальнейшей работы, опять-таки на основе рютинской платформы 14 .

МОЛОТОВ - В каком году?

КУЛИКОВ - В 1932 году.

МОЛОТОВ - И они были напечатаны?

КУЛИКОВ - Этого я, к сожалению, не знаю.

Ведь вот, как будто, мелкий факт, а все же факт. Сколько раз и Рыков говорил с иронией: ну, как ваш Полонский 15 поживает. И вы, Николай Иванович, говорили: пусть Сталин попробует с этим Полонским дело сделать. Все это было. Может быть, что-нибудь я забыл рассказать, но сейчас всего не припомнишь.

ЕЖОВ - Кончайте.

КУЛИКОВ - Нет, разрешите еще сказать насчет блоков. Помните, Николай Иванович, когда мы с вами разговаривали и когда я нажимал на вас в том смысле, что нужно активнее действовать и выступать против партии, помните, что вы мне говорили? Вы мне тогда повторяли: Куликов, придем к власти, нам одним не поднять этого дела. Верно, Николай Иванович? Честное слово, что это верно. А потом прямо ставили вопрос о том, что все старые кадры придется привлечь к этому делу. А Угланов на основе этого развивал дальнейшую программу и тоже подтверждал, что нам одним не поднять это дело. Поэтому делался вывод о том, что надо иметь дело со старыми кадрами, троцкистами и зиновьевцами. Это был определенный блок. И именно отсюда он вытекал.

ВОРОШИЛОВ - В каком году это было?

КУЛИКОВ - В 1932 году. Этот год сильно повлиял на нас в том смысле, что мы увидели, что генеральная линия партии утвердилась, массы пойдут за партией, что нужно применять другие методы борьбы. Вот чем характерен для нас этот год. Исходя из этого, мы прямо подходили к вопросу о терроре, хотя должен сказать, что террор не отрицался нами с самого начала нашей организации. Все время говорили о том, есть ли у нас твердые люди. Правда, мы никогда слово террор не упоминали, говорили как угодно об этом, но всегда понимали друг друга.

ВОРОШИЛОВ - Какие выражения употребляли вы для определения террора?

КУЛИКОВ - Надо устранить Сталина, убрать Сталина - вот как мы определяли свои методы борьбы. Организация насаждалась нами не только в Промакадемии, она была в Сокольниках, связи устанавливались через Афанасьева, Запольского 16 , работавшего тогда в Орготделе МК. У них были свои кадры. По линии молодежи был использован Матвеев.

Эти блоки существовали. Многое мне рассказывал об этом Угланов. И вы, Николай Иванович, должны об этом честно и искренне сказать. Он мне прямо рассказывал, что члены центра разговаривали об этом на квартире Томского. Разговор шел о том, чтобы сблокироваться на базе террора. Правда, я не мог выудить у Угланова, какие люди привлекаются

стр. 8


к этому блоку, но я утверждаю, что Угланов мне это со всей убедительностью рассказывал. И не только мне, а всем нам. Вот приблизительно все.

ЕЖОВ - Следовательно, в 1928г. сложился союзный центр правых, который существовал до момента вашего ареста? 17

КУЛИКОВ - Да.

БУХАРИН - До какого года?

ЕЖОВ 18 - В состав центра входили: Рыков, Томский, Бухарин, Угланов и Шмидт. Кроме того существовал Московский центр в составе: Угланова, Куликова, Запольского, Котова и других. Из ваших показаний, которые имеют отношение непосредственно к деятельности центра и персонально к Бухарину, вытекает, что в начале 1932 г. вы от Угланова получили указания, которые исходили якобы от союзного центра, о необходимости перехода к террористическим способам борьбы?

КУЛИКОВ - Да.

ЕЖОВ - В 1932г. осенью, эти указания были подтверждены 19 . Причем у вас в то время были настроения не только организовать убийство, но вы лично думали о том, как совершить это убийство?

КУЛИКОВ - Да.

ЕЖОВ - Затем в 1932 г. Бухарин при встрече с вами тоже передал директиву относительно того, что надо действовать активно, т. е. он передал директиву о терроре. Это было во время вашей встречи с ним у Александровского сада.

КУЛИКОВ - Да, да.

ВОРОШИЛОВ - После этих разговоров о терроре, вы не вели их ни с кем, кроме Невского?

КУЛИКОВ - Нет, ни с кем.

ЕЖОВ (обращаясь к Бухарину) - Я прошу рассказывать в таком порядке: прежде всего показания, которые имеют отношение к периоду до 1930 года. Затем 1931, 1932, 1933 годы. Кроме того, еще один чрезвычайно важный момент - это относительно кампании по дискредитации Кирова. По показаниям Куликова видно, что его вызвал Угланов, показал ему эти документы и сказал, что появились документы на Кирова...

СТАЛИН - После смерти Кирова?

ЕЖОВ - Нет, до смерти, в 1930 году. По поручению Бухарина и центра они послали человека в Ленинград, который должен распространить эти материалы и оттуда начать кампанию 20 .

БУХАРИН - Я должен прежде всего начать с заявления о том, что у меня с Куликовым никогда не было никаких столкновений. Я, как совершенно правильно сказал на пленуме Лазарь Моисеевич, всегда считал Куликова глубоко честным, необычайно преданным революции, партии и рабочему классу человеком. Так что опасения Куликова относительно того, что я буду его уличать или стараться его персонально дискредитировать, - этого у меня и в помине нет.

Второе замечание следующее: так как сейчас момент исключительно важный, и с точки зрения моей личной судьбы и с точки зрения общепартийной, я буду рассказывать абсолютно все то, что я знаю, даже не стесняясь тем, что тут очень много привходящих моментов из области истории внутрипартийной борьбы, которые могут иметь чисто исторический интерес. Но если они хоть какой-нибудь ниткой привязаны к тем вопросам, которые мы сейчас обсуждаем, разрешите касаться и их.

стр. 9


Начало формирования этой правой оппозиции, оно известно. Совершенно верно, что в начале этой антипартийной борьбы сложилась группа, которую мы на своем жаргоне называли "тройкой", в которую входили: я, Рыков и Михаил Павлович Томский.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - А Угланова не было?

БУХАРИН - Он был несколько на отлете. Это не было оформленной организацией, но Угланов часто бывал у нас. Вообще в ходу был тогда этот термин "тройка", и все смотрели на нас, и на меня в частности, как на лидеров правой оппозиции, чего я никогда не скрывал.

Каким образом началось это дело? Может быть это некоторая историческая подробность, но она имеет интерес. Как началось дело у меня с точки зрения моих личных колебаний, [сомнений] в правильности партийной линии. Я тогда был вхож в ГНУ. Одно время был представителем Центрального Комитета в ГНУ, и у меня сохранились большие связи. Я был членом Политбюро, имел большой авторитет и часто ходил в ГПУ, чтобы познакомиться с некоторыми материалами о настроениях и т. д.

Однажды я пришел в ГПУ в тот момент, когда происходил целый ряд всевозможных крестьянских волнений и прочее. Ягода 21 мне рассказал об этих вещах. Я его спросил: почему вы не сигнализируете об этом ЦК? Он говорит: это ваше дело ставить такие большие вопросы. Я его тогда попросил дать мне более связный материал. Он вызвал своего референта, если не ошибаюсь, Алексеева.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - В каком году это было?

БУХАРИН - В 1928 году. Это мне легко установить по некоторым дальнейшим эпизодам. Я от этих сообщений пришел в большое волнение. Должен сказать, что абсолютно субъективно, без всяких каких-нибудь своекорыстных интересов, я всегда тревожился о положении дел в стране. Когда этот Алексеев рассказал мне все эти вещи, я понял что дело неладно. Я с налета, сгоряча, побежал к Ворошилову, у которого в это время был Бубнов 22 , и сказал о том, что происходит.

ВОРОШИЛОВ - Верно, ты у меня не один раз бывал.

БУХАРИН - Это было начало моих крупных сомнений и колебаний. Дальше - больше. Эта тревога за то, что происходит, непонимание того, что здесь нужно что-то предпринять, была исходным пунктом для того, чтобы постепенно сложилась эта группировка, причем я никогда не скрывал и постоянно говорил, что идеологически я...

ЕЖОВ - Нельзя ли покороче, по конкретным вопросам.

БУХАРИН - Столько же, сколько Куликову, можно мне?

ЕЖОВ - Главным образом о фактической стороне дела.

БУХАРИН - У нас сложилась, таким образом, эта тройка. Теоретические наши взгляды вам всем известны. Я неоднократно выступал с ними на пленумах ЦК и в Политбюро и поэтому рассказывать об этом не буду.

Я очень тревожился по поводу самой возможности возникновения фракционной борьбы. И, если вы вспомните, в том знаменитом документе, который Каменев пустил в оборот после моего преступного посещения Каменева 23 , было прямо сказано о том, что фракционная борьба привела бы к тяжелым последствиям и превратилась бы чуть ли не в гражданскую войну. Я это говорю и теперь, я все время опасался развертывания какой бы то ни было фракционной борьбы. Но я продолжал ее вести, и это объясняется тем, что на меня нажимали: что же вы канючите, а не действуете. Это

стр. 10


объяснялось не моей бесхарактерностью и внутренней слабостью или тем, что я неспособен к действию, но я совершенно определенно говорю, что я страшно опасался и противился развертыванию дальнейшей фракционной борьбы. Должен сказать, что я тогда не произнес ни одной речи вне пределов ЦК. Единственный тенденциозный доклад был мною сделан под председательством Вячеслава Михайловича Молотова на тему о политическом завещании Ильича.

МОЛОТОВ - Где это было?

БУХАРИН - Это было в Большом театре, в одну из годовщин со дня смерти Ленина. Этот доклад получил прозвище доклада о политическом завещании Бухарина 24 .

Относительно документов, о которых здесь говорил Куликов. Я абсолютно не помню ни одного документа, который бы дискредитировал Сталина.

КУЛИКОВ - Вы мне говорили сами.

БУХАРИН - Единственный документ, который тогда в кругах оппозиции имел большой удельный вес и который мы думали использовать для дискредитации Сталина, это было так называемое завещание 25 . Но печатать этот документ не имело ровно никакого смысла, потому что он был всем известен. О чем могла идти речь еще? Может быть, Куликов путает и речь шла о другом документе. Я набросал однажды тезисы нашей оппозиционной платформы и показал их Пятакову 26 , который лежал тогда в больнице. Пятаков, по моим догадкам, немедленно сообщил об этом Серго. Потому что, когда меня после этого допрашивали в Политбюро, Серго сказал одно слово: Бухарин считает, что мы строим новые заводы, но они попадут белогвардейцам. Из этих слов я понял, что Серго узнал об этом документе. Но я этот документ никому не показывал и уничтожил его.

СТАЛИН - Это были тезисы?

БУХАРИН - Да. И так как Серго на Политбюро произнес эти слова, я понял, что Пятаков ему об этом рассказал, хотя внешне он ничем этого не доказывал, посылал ко мне своих дочек и говорил мне: милый Коля. А вышло так, что я показал ему этот документ, а он показал его Серго, о чем я узнал по этой одной фразе.

КУЛИКОВ - Разве об одном документе идет речь? Там целый ящик был, его хотели закопать в землю.

БУХАРИН - Ящик документов, которые бы компрометировали Сталина, я не представляю себе.

ЕЖОВ - Куликов показал, что в 1929 г. вы, Бухарин, хранили какие-то документы, которые вами подготавливались для борьбы против партии. Вы просили Куликова их спрятать. Куликов сказал: я обдумаю, куда их спрятать.

КУЛИКОВ - Правильно, искали человека, который бы спрятал эти документы.

ЕЖОВ - Вы это отрицаете?

БУХАРИН - Я не помню, было это или нет. Я только объясняю, о каких документах могла идти речь. Так как я не хотел, чтобы кто-нибудь прочитал эту платформу, я ее уничтожил.

СТАЛИН - Ну, это же неважно.

БУХАРИН - На собраниях, которые происходили у нас, вначале бывало много людей, тот же Полонский, Антипов 27 и целый ряд других.

СТАЛИН - У вас ничего нелегального не было? Было все то, что известно?

стр. 11


БУХАРИН - Нет, я этого не говорю.

ВОРОШИЛОВ - Одним словом, первые собрания не были сугубо важными, конспиративными. Они были полуоткрытые?

БУХАРИН - Да, совершенно правильно. Тогда были более вольные нравы и я не считал это предосудительным. Кроме того, у меня на квартире нельзя было устраивать конспиративных собраний. Устраивать собрание в Кремле - это не большая конспирация. На квартире у меня постоянно толкался целый ряд товарищей, которые обсуждали различные вопросы. Вначале эти группировки не были зафиксированы, но они так или иначе стремились к тому, чтобы как-то зафиксироваться и кристаллизоваться. Одни были связаны со мной и моими учениками - слепковцами, другие были в углановской группировке, куда в частности входил целый ряд людей из московской организации и Куликов.

Потом начались различные колебания и споры. Углановская группа все напирала на нас: что вы болтаете, но ничего не делаете. Мы теоретизировали по поводу того, что нужно делать, и в этом проходило время. Затем, и здесь Куликов неправ или забыл, Угланов, Куликов и другие подали заявление на ноябрьском пленуме в 1929 г., в котором говорили следующее:

мы хотим идти вместе с партией, но не хотим идти вместе с Бухариным 28 . За это я и обиделся. Это можно проследить по тому заявлению, которое, очевидно, имеется в архивах.

КУЛИКОВ - Вы обиделись не за то, что мы с вами не хотели идти, вы обиделись на то, что мы хотели идти с рабочим классом.

БУХАРИН - Нет, это неправда. Никакого решения общесоюзного центра или какого-то иного центра относительно этого маневра не было.

ЕЖОВ - Сам по себе маневр был, но не было решения?

БУХАРИН - Я не знал тогда относительно того, что это - маневр или не маневр. Я думал, что определенная группа отошла от нас, отошла раньше, чем нужно было, как мне тогда казалось. Это не было сговором ни со мной, ни с Рыковым, ни с Томским. Я тогда действительно обиделся на то, что мои тогдашние союзники учинили такой шаг.

КУЛИКОВ - Вы со мной говорили, что нужно организованно отступить.

БУХАРИН - Может быть, я это и говорил, но этот шаг был сделан помимо решения какого-то центра. Затем фактическая сторона, связанная с этим документом касательно Сергея Мироновича Кирова. Угланов однажды пришел ко мне и показал мне не документ о Кирове, а статью Кирова в "Тереке" по поводу какого-то думского дела, выступления какого-то митрополита или что-то в этом роде. Я на это дело особого внимания не обратил. Я этот факт абсолютно не отрицаю, Угланов мне показывал этот документ, но что он с ним сделал, я не знаю.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - А когда здесь разбирали это дело, ты присутствовал и ничего не рассказал.

БУХАРИН - В тот период я не считал необходимым все говорить. Я вел тогда антипартийную борьбу. Я подал заявление в 1930 г. 29 , а это было до этого.

СТАЛИН - Какое заявление?

БУХАРИН - О признании своих ошибок. Это было после того, как группа Угланова - Куликова отошла. Я ни капли не сомневаюсь в том, что Куликов показывает абсолютно искренне и честно, и верю в то, что он

стр. 12


сейчас говорит. Но я категорически протестую и заявляю, что ни духом, ни делом, ни помышлением не виновен в том, что когда бы то ни было имел установку относительно террора и передавал директивы относительно террора. Я могу только попытаться объяснить, каким образом могло сложиться такое мнение или каким образом Куликов мог подумать о такой вещи.

МИКОЯН - Ты отрицаешь свидание у Александровского сада?

БУХАРИН - Я объясняю дело таким образом. Это раздвоение, которое было в организации и которое шло по линии, с одной стороны, верхушки, тройки, и, с другой стороны, углановской группы, - это расхождение было фактически двоецентрием, и о том, что делалось в одной половине, я не был поставлен в известность и не ощущал этого.

СТАЛИН - Ловко сделано!

ВОРОШИЛОВ - Как могло появиться такое мнение у Куликова, которого ты сам признаешь человеком честным. Куликов прямо говорит, что однажды, гуляя с тобой у Александровского сада, он получил прямое указание.

БУХАРИН - Я даю абсолютно честное слово, что никогда мне в голову не приходила идея относительно террора. Если я говорю о том, что я всегда боялся развертывания фракционной борьбы и если это имеет какую то дозу вероятности, то как можно объяснить, что я сразу перескочил на террор?

СТАЛИН - А Томский как?

БУХАРИН - Томский никогда насчет террора не разговаривал.

ВОРОШИЛОВ - Ты знал, что Томский не только чужд этим мыслям, но и действиям.

БУХАРИН - Я понял из того, что говорилось на последнем заседании пленума ЦК, откуда у вас появились эти мысли относительно Томского. Очевидно, из того разговора, который Сталин вел с Томским, придя к нему однажды ночью 30 . Но заверяю вас честным словом, что никогда к этой теме Томский впоследствии не возвращался.

КУЛИКОВ - Николай Иванович, помните, у Кремлевской больницы, когда я передал вам, что ходят слухи о болезни Сталина, вы мне прямо сказали: ничего страшного, Сталин здоров как бык. Я совершенно откровенно об этом говорю. Вы даже говорили: напрасна вся ваша гуманность. Сталин сам никогда не уйдет. Сталина надо устранить. Это было в 1929 году.

БУХАРИН - Из чего складывается эта террористическая версия? Во-первых, как видите, из того, что я говорил: Сталин здоров как бык, и что я говорил: где же ваши крепкие люди.

Я это действительно говорил, потому что на меня углановская группа все время нажимала: что вы занимаетесь болтовней, или это чепуха, или нужно действовать.

ЕЖОВ - Бухарин, нельзя ли конкретнее о разговоре в 1932г. с Куликовым?

БУХАРИН - Я действительно встретил в 1931 г. 31 Куликова в переулке, где жил Угланов. Он взял меня под руку. Правильно и то, что я страшно субъективно эту историю переживал и даже плакал. Я разводил руками и говорил: что делать? Он говорил: ничего, нужно действовать. Я действительно спрашивал: где же у вас крепкие люди? Мы никогда не произносили слово террор, а говорили о твердых людях.

стр. 13


МОЛОТОВ - А что значит действовать? Ты в каком смысле это говорил?

БУХАРИН - Я ничего не говорил относительно действий.

ЕЖОВ - В 1932 г. ты счел возможным вести с Куликовым разговор о том, что нужно действовать, нужны крепкие люди. Зачем они были нужны?

БУХАРИН - Я тогда вел еще борьбу с партией. Я говорил, что не нужно вести борьбу, а они говорили, что нужно вести борьбу с партией.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Это в 1932 году?

БУХАРИН - Я не помню, когда это было.

МИКОЯН - Некоторые вещи ты здорово помнишь, а что нужно вспомнить, не можешь.

БУХАРИН - Я не отрицаю разговора, и это могло быть в 1932 г., но смысл этого разговора заключался не в этом. Куликов выставлял против меня такую аргументацию: чего ты сидишь, тогда как нужно драться. Таким образом он меня ругал за бездеятельность.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - В каком году?

БУХАРИН - Я не помню.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Получается, что в 1930г. ты подал заявление, что прекращаешь борьбу с партией, а в 1932 г. эту борьбу продолжал.

БУХАРИН - У меня были сторонники, они на меня напирали. У меня есть одна совершенно точная дата. Этот последний разговор, когда я видел Угланова летом 1932 г., был действительно последним, и я утверждаю, что ни единого человека из углановской группы и своей бывшей группы я после этого ни разу не видел. Это очень интересно для того, чтобы действительно распутать весь клубок этих дел. Я на этом более подробно останавливаюсь.

ЕЖОВ - Весной 1932 г. Куликов приехал с посевной кампании, пришел к Угланову и, сговорившись с ним, решил встретиться с Бухариным. Самый факт встречи с Куликовым в переулке ты не отрицаешь?

БУХАРИН - Нет.

ЕЖОВ - На тебя нажимали, а ты аргументировал дело таким образом: не надо драться, потому что нет крепких людей.

БУХАРИН - Я считал это дело абсолютно безнадежным и ненужным. Я подал заявление в 1930 г., но я еще поддерживал некоторые сношения с людьми, я изживал эти остатки своей собственной идеологии.

ЕЖОВ - Считаешь ли ты допустимым такой факт, что к тебе приходит человек, приехавший с посевной кампании, который сообщает, что надо вести борьбу против партии, что нельзя сидеть сложа руки, а ты отвечаешь, что у вас нет крепких людей. И это после того, как в 1930 г. ты подал заявление о признании своей неправоты в борьбе с партией. Значит, ты считал возможным скрыть этот факт от партии?

БУХАРИН - Сейчас я ничего не скрываю, а тогда я считал возможным скрыть это, и объясню почему. Это было, может быть, моей ошибкой, которую я делал по отношению к своим ученикам и углановским людям. Дело в том, что я надеялся на изживание и у них этих самых процессов. Я старался подводить их к этому исподволь. Тут были и личные мотивы. До 1932 г. у меня не было ясности в вопросе о стимулах в земледелии. Я не понимал, как пойдет дело с коллективизацией с точки зрения товарооборота и т. п. После законодательства о советской торговле в 1932 г. 32 вопрос для меня стал абсолютно ясен. Поэтому вполне возможно такое положение вещей. У меня не хватало присутствия духа сказать своим людям, что все,

стр. 14


что я говорил раньше, это абсолютная чепуха. Это было у меня ложным педагогическим методом, который, конечно, был очень глупым. Ведь они сразу могли сказать: это есть измена, ты переходишь на сторону противника.

МИКОЯН - А партия - это противник?

БУХАРИН - Я боялся, что эти товарищи мне так скажут, и поэтому не давал решительных и резких формулировок. Теперь я понимаю, откуда появилась эта версия.

Последний раз с Углановым я виделся в 1932 г., зайдя специально к нему на квартиру. Тогда появились какие-то особые трудности, были волынки на ряде предприятий. Я знал, что Угланов необычайно истеричный человек, подверженный необычайным колебаниям. То он плачет, то потрясает кулаками, то весь дрожит от напряжения и т. д. До меня дошли слухи, что по каким-то городам разъезжает публика и говорит, что имеются директивы относительно того, что нужно поднимать и оживлять фракционную деятельность и проч. Зная, что представляет собою Угланов, я пришел к нему и сказал: нужно работать с партией целиком, нужно сидеть и выполнять партийные решения, нужно бросить всю фракционную борьбу.

Тогда же, летом 1932 г., по другой линии, по линии моих бывших учеников, у меня был разговор со Слепковым 33 . Я ему сказал: нужно все абсолютно кончать. Совершенно ясна правильность генеральной линии партии. Он мне сказал: хорошо. Я после этого уехал в отпуск и, когда вернулся из Средней Азии, из отпуска, застал такую картину. Эти юноши устроили конференцию и были почти все арестованы 34 . Тут же появилась на свет брошюра о рютинской платформе и целый ряд связанных с этим всевозможных вещей.

Уверяю вас, что относительно рютинской платформы я не имел никакого представления. Я считал, что не может быть, чтобы эти мои бывшие ученики после того, как я говорил со Слепковым, пойдут на такую авантюру. Я даже за них заступался, а потом оказалось, что они все арестованы. Я видел эту рютинскую платформу физически при таких обстоятельствах. Тов. Сталин или показал мне сам или приказал показать мне рютинскую платформу. Я ее перелистал, посмотрел оглавление и помню, что у меня со Сталиным был по этому поводу разговор, причем различные догадки строились насчет того, кто мог это написать. По крайней мере Сталин говорил, что, вероятно, это написал Зиновьев.

С этого времени я ни единого человека ни из группы своих учеников, ни из углановской группы абсолютно не видел.

ЕЖОВ - Ты подал заявление о признании своей вины в 1930 году?

БУХАРИН - Да.

ЕЖОВ - Весной 1932 г. Куликов тебя информирует о тяжелом положении в деревне, говорит, что народ требует открытой борьбы против партии, нажимает на тебя, а ты, для того, чтобы показать, что ты против этой борьбы, аргументируешь следующим образом: нет у вас крепких людей, если есть эти люди - покажи их, тогда будем говорить.

Считаешь ли ты допустимым даже с партийной точки зрения скрыть этот факт от партии? К тебе приходит человек с настроением драться против партии. А ты это скрываешь. Считаешь ли ты возможным скрыть и другой факт. Осенью 1932 г. ты был на квартире Угланова по поводу того, что до тебя дошли слухи, будто бы собираются драться против партии. И ты скрыл этот факт от партии? 35

стр. 15


БУХАРИН - Я считаю, что эти мои шаги были ошибочными. Но я объясняю, из каких соображений я тогда исходил. И по отношению к моим ученикам, к группе молодежи, и по отношению к углановской публике у меня всегда было желание привести их в нормальное партийное состояние. Я старался это сделать, может быть, совершенно неверными методами. Я боялся, что если я скажу Куликову и другим о том, что мы совершенно обанкротились, они мне скажут: ага, и ринутся в противоположную сторону. Я хотел оставить какие- то веревочки.

ЕЖОВ - Зачем тебе нужны были эти веревочки?

БУХАРИН - Они нужны были для того, чтобы по возможности исправить людей. И по отношению к Угланову было то же самое. Если бы я ему сказал о нашем крахе решительным образом, он бы двинулся в другую сторону, а я знал экспансивность этого человека. Я хотел привести всех их в лоно партии. Я боялся не того, что потеряю этих людей для себя, я боялся, что они будут потеряны для партии, в том числе и Угланов. Эти честные намерения у меня были.

ЕЖОВ - Ты сказал, что мысль о возможности применения террора могла появиться у Куликова и других потому, что в 1932г. ты узнал относительно каких-то активных методов борьбы бывших правых 36 , которые разъезжают по городам, как ты выразился. Ты боялся, что и Угланов двинется по этой линии, зная его экстремистские настроения. Ты боялся террора.

БУХАРИН - Нет, о терроре я не думал.

ЕЖОВ - А почему ты думаешь, что отсюда могла возникнуть мысль о терроре?

БУХАРИН - Я представлял себе дело так. За этот период, когда я от этого дела совершенно отошел, не в смысле персональных связей, у меня появились какие-то заместители. Из какого лагеря и откуда, я не знал. С Невским я никогда ни о чем не разговаривал. Может быть, это был Невский или Рютин, я не знаю. Одним словом появилось замещение бывшего правого руководства какими-то новыми людьми, одним человеком или группой. Относительно своих бывших учеников я должен сказать, что по указанию тов. Сталина мне давали читать их показания, и я их читал. В некоторых показаниях было прямо написано, что Бухарин ненадежный человек, что он стал на общепартийную линию, что вообще с ним нужно расквитаться.

ЕЖОВ - Ты сказал, что в 1932 г. у тебя еще не были изжиты колебания, и эти колебания были в вопросе о стимулах в 37 земледелии.

БУХАРИН - Я точнее скажу. Я абсолютно добросовестно и честно занял партийную линию, но не могу сказать, что для меня все было понятно и ясно. Если бы я видел тогда весь план целиком, как он сложился, я бы ни в какую оппозицию не пошел. Я очень мучился и не знал, как мне выйти из этого положения. В 1932 г. картина для меня была неясна. Я рассуждал так: ну, хорошо, машины мы дадим в деревню, а как мужик будет эти машины проворачивать, за что он будет бороться. Я этот пункт мучительно переживал. Этот пункт для меня был неясен, он меня внутренне мучил. Когда появилось это законодательство и я понял, что дело идет относительно советской торговли, для меня этот пункт стал совершенно ясным, как стала ясной полная победа генеральной линии не только в основном, но и во всех своих основных частях. Поэтому я подчеркиваю этот основной факт, под-

стр. 16


черкиваю его не для моего самооправдания, а для действительного положения вещей с точки зрения разбора всех этих внутрипартийных отношений. Именно с этой точки зрения он играет исключительную роль, и я обращаю на него внимание. Повторяю, что с 1932 г., т. е. после разговора с Углановым на его квартире, о котором я имел честь докладывать, я ни одного человека ни из углановской группы, ни из слепковцев физически не видел и никаких, ни прямых, ни косвенных, сношений с этими людьми не имел. Поэтому эта дата чрезвычайно важна и с моей личной точки зрения и с точки зрения общей. Как я себе это дело представляю? Очевидно, раз борьба шла дальше и докатилась до террора, бывшие правые пошли по какому-то другому руслу, и это вырвалось из моих рук целиком.

МОЛОТОВ - Разговор с Куликовым был о терроре?

БУХАРИН - Я уже говорил об этом, в каком смысле велся разговор.

ЕЖОВ - Куликов рассказал нам во всех подробностях вашу встречу у Александровского сада. Нельзя ли рассказать ту часть разговора, где ты аргументировал, что у вас нет крепких 38 людей?

БУХАРИН - Куликов меня ругал отчаянно. Вы, говорит, только болтали, а никакого дела не делаете.

МИКОЯН - Какого дела?

БУХАРИН - Не ведете антипартийной работы. А я тогда антипартийной работы не вел.

МИКОЯН - Это еще неизвестно.

БУХАРИН - Он на меня нажимал и ругал за то, что я антипартийной работы не веду. Я уже объяснял это. Вместо того, чтобы прямо сказать ему: брось говорить глупости, я боялся, что, если я так скажу, эти люди будут потеряны и скажут: этот человек пустился во все тяжкие и отошел от нас.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - А разве он не знал, что ты перешел на сторону партии, подав в 1930 г. заявление с признанием своих ошибок?

БУХАРИН - Если вы меня спросите, правильно ли и партийно я тогда поступал, я не буду говорить, что я поступал правильно и партийно. Я думал, что поступал целесообразно даже с общепартийной точки зрения, а на самом деле это было неправильно, нецелесообразно и непартийно. Этого я не отрицаю.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - В каком году ты показывал свою платформу Пятакову?

БУХАРИН - Это можно посмотреть, я не помню точно. Во всяком случае это было в гораздо более ранние годы.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Раньше 1930 года?

БУХАРИН - Да, конечно. Вы помните, как на заседании Политбюро вы все меня расспрашивали, покажи документ, а я упирался и не показывал. Значит, это было тогда, когда я еще находился на позиции совершенно открытой борьбы внутри ЦК. Что же касается того, о чем говорит Куликов, будто вся работа велась на основе рютинской платформы...

ЕЖОВ - Отвечайте на конкретные факты, на конкретные обвинения, которые он вам предъявил. Куликов говорит, что вы обсуждали эту рютинскую платформу на квартире у Томского.

БУХАРИН - Я лично не обсуждал. Куликов говорит, что Угланов рассказывал ему, будто вся работа велась на основе рютинской платформы, вплоть до 1935 года. Мы же разбираем вопросы, которые вплотную подводят нас к современным вещам. Я прошу как угодно обследовать этот

стр. 17


вопрос, но опять-таки заявляю, что в 1932 г. я никого из этих людей не видел по обеим составным половинкам. Так что говорить, что я мог принимать какое-либо участие в этой работе...

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Он же говорит о разговоре на террористические темы, который происходил весной 1932 года.

БУХАРИН - Да, и он говорит, что это стало исходной позицией для того, чтобы вести на этой платформе всю работу вплоть до 1935 года.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Верно это, Куликов?

КУЛИКОВ - Верно.

БУХАРИН - А я это отрицаю. Я расчленяю вопрос: до 1932 г., куда включается весенний разговор, и после 1932 г. вплоть до 1935-1936 года. По первому периоду я вам объяснения давал. Вы можете считать их убедительными или неубедительными, верить мне или не верить. Я говорю совершеннейшую правду. Я категорически отрицаю самую мысль о терроре. Никто не может доказать, что в период после 1932 г. меня видели хоть с одним человеком из лагеря бывшей правой оппозиции, и уже по одному этому становится понятно, что я не мог принимать участие в проводимой работе.

АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 260, л. 84-116.

Машинописный экземпляр с правкой.

N 2. Стенограмма очной ставки между Сосновским и Бухариным в ЦК ВКП(б) от 7 декабря 1936 года 39 .

ЕЖОВ - Когда вы вернулись из ссылки?

СОСНОВСКИЙ 40 - В феврале 1934 года.

ЕЖОВ - По возвращении из ссылки, когда вновь примкнули к троцкистской организации?

СОСНОВСКИЙ - В начале 1935 года.

ЕЖОВ - С кем были связаны?

СОСНОВСКИЙ - С Радеком 41 в первую очередь.

ЕЖОВ - Вам было известно, что Радек является членом троцкистской организации?

СОСНОВСКИЙ - Не сразу, с первых встреч я этого не обнаружил. Сначала таких разговоров не было, и уже в начале 1935 г. это стало для меня ясно.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Когда вы подали заявление, вы продолжали работать?

СОСНОВСКИЙ - Да, это было обманом с моей стороны. Тут был только частично искренний шаг, чтобы посмотреть, проверить себя, так как я 5 лет находился в строгой изоляции. Но я не могу сказать, что это не было обманом с моей стороны.

ЕЖОВ - Когда Радек рассказал о существовании троцкистской организации, и в частности о составе центра?

СОСНОВСКИЙ - Это было в начале 1935 года.

ЕЖОВ - Кого называл Радек в составе центра?

СОСНОВСКИЙ - Он назвал себя и Пятакова как оставшихся руководителями центра.

ЕЖОВ - Говорил он вам о существовании блока 42 с зиновьевцами и правыми?

СОСНОВСКИЙ - Да, он говорил о существовании блока. В одном серьезном разговоре он сказал о новой платформе, что для меня было

стр. 18


неожиданным, и о том, что на этой платформе стоят и зиновьевцы и правые.

ЕЖОВ - Именно?

СОСНОВСКИЙ - Он в качестве руководителей правых назвал Бухарина, Рыкова и Томского.

ЕЖОВ - А на какой именно платформе?

СОСНОВСКИЙ - Кроме всего основной вопрос- это был вопрос о терроре.

ЕЖОВ - Значит, вам Радек заявил, что на основе платформы террора объединились и правые, и зиновьевцы, и троцкисты?

СОСНОВСКИЙ - Да, причем сообщил, что этот блок с правыми санкционирован Троцким.

ЕЖОВ - Связал ли он вас с кем-нибудь из правых?

СОСНОВСКИЙ - Нет. Это произошло без него. Еще в 1934 г. Бухарин пригласил меня на работу в "Известия". Самый переход произошел осенью, после моей поездки на курорт. Именно тогда я приступил к работе в "Известиях". Как я уже сказал, в начале 1935 г. состоялся откровенный разговор с Радеком, и я узнал от него, что Бухарин является участником организации...

БУХАРИН - Смотрите, пожалуйста, мне в глаза.

СОСНОВСКИЙ - Я хотел это сделать и без вашего приглашения. От Радека я узнал, что правые участвуют в этом блоке, в том числе и Бухарин. Причем этому предшествовал такой случай. Я шел в "Известия" с опасением, что буду встречен там подозрительно, недоверчиво, как человек, вернувшийся позже всех троцкистов из Сибири. Я и встретил со стороны части партийцев такое отношение к себе. Однажды меня Радек встретил и спросил: как работается в "Известиях"? Я сказал, что мне трудно вжиться в коллектив, я чувствую себя чужаком. Со стороны руководителей партийного коллектива ко мне не совсем доверчивое отношение. Радек сказал: ничего, Николай Иванович свой человек, он тебя поддержит.

Тогда я этот "свой человек" понимал так, что мы с Бухариным работали в "Правде" почти с 1918г., и он меня хорошо знает. Но позже, когда мы с Радеком разговаривали о другом, я понял смысл этих слов.

Надо сказать, что на последнем партийном собрании, которое происходило после процесса, когда я вернулся из отпуска, целый ряд партийцев говорил в отсутствие Бухарина (это зафиксировано в стенограмме) о том, что он создал для меня и Радека атмосферу особого покровительства.

МОЛОТОВ - В каком году это было?

СОСНОВСКИЙ - Это теперь, после процесса. Они приводили примеры, особенно моего привилегированного положения, и в частности, Радек говорил, что Бухарин не дает обижать Сосновского, т. е. критиковать его статьи и т. д. Говорили, что Бухарин приехал однажды на редакционное собрание и сообщал, что вот, де, статьи Сосновского одобряют такие-то из членов Политбюро, что многие выступавшие ораторы расценивали как желание терроризировать их при попытках меня критиковать.

ЕЖОВ - Конкретно с Бухариным как членом центра правых в каком году вы начали вести разговоры относительно платформы террора и конкретных мерах борьбы с партией?

СОСНОВСКИЙ - В начале 1935 г., после того как я имел этот разговор с Радеком.

стр. 19


БУХАРИН - Вы со мной говорили о терроре? Вы после этого мерзавец совершенно исключительного масштаба!

СОСНОВСКИЙ - Слово мерзавец может относиться не к тому, что я сейчас говорю, а к тому, что я делал раньше, к тому, что я принял платформу террора. Если бы меня именно за это упрекнул Бухарин, это было бы верно.

БУХАРИН - Откуда я знал, что вы приняли эту платформу.

СОСНОВСКИЙ - Я приходил к Бухарину как к редактору не один раз с некоторыми жалобами, что вот встречаю такое-то враждебное отношение к моим статьям и т. д. Такие разговоры между нами происходили, и вот в один из таких разговоров Бухарин начал говорить о встречных жалобах: "Ты думаешь, мое положение легче? Меня со всех сторон клюют". Он даже выражался более нецензурно, иллюстрировал выступление против него "Правды" и "За индустриализацию". Ведь мое положение такое, говорил Бухарин, что я как затравленный.

И это было неслучайно, в этом была система. Так как я от Радека уже знал о Бухарине, я задал ему вопрос: а разве нет оснований к тому, чтобы на тебя нажимали? Он меня спросил: что ты подразумеваешь? Я сказал ему, что знаю от Карлуши 43 , в чем дело. И после этого разговор пошел по существу, т. е. о платформе, о том, что идет борьба, о том, что борьбу вести трудно. Это было постоянным припевом в этих разговорах. Таких разговоров было два или три, и каждый раз Бухарин говорил что стало трудно, нужна дьявольская осторожность, потому что кругом большая настороженность и подозрительность.

ЕЖОВ - Где эти разговоры происходили?

СОСНОВСКИЙ - У Бухарина в кабинете весной 1935 года. И затем вскоре, тоже весной, был второй разговор. Эти разговоры были уже после того, как я связался с Радеком. Это сопровождалось соответствующими попытками или стараниями Бухарина укрепить мое положение в редакции, а следовательно и за пределами редакции.

ЕЖОВ - Скажите о конкретном разговоре с Бухариным относительно состава центра 44 правых.

СОСНОВСКИЙ - Во время этих двух бесед и назывались фамилии: Рыкова, Томского и Бухарина 45 как членов центра правых.

ЕЖОВ - Это вам Бухарин подтвердил?

СОСНОВСКИЙ - Я его спросил, кто работает 46 в центре правых.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - А вы откуда узнали 47 о центре правых?

СОСНОВСКИЙ - А мне Радек сказал, что для переговоров 48 с блоком больше всего уполномочен Томский и что он, Радек, сносится с Бухариным. Причем Радек рассказал мне, что они с Бухариным проводят время на Сходне, где была дача "Известий" и где все время бывали вместе Радек и Бухарин. Радек рассказывал даже о комических вещах, в частности, о том, что Бухарин целые ночи проводит в спальне у Радека и там они имеют возможность по душам разговаривать. В редакции, где вечная сутолока, вести такие разговоры трудно.

ЕЖОВ - После 1935 г. были такие беседы?

СОСНОВСКИЙ - Были, но уже не такого характера, а более или менее мимолетные. Последний раз был разговор в начале мая 1936 г., тоже перед моим отъездом в отпуск. Я пришел по личному редакционному делу к Бухарину, спросил у секрсшрши. свободен ли Бухарин. Она говорит, что

стр. 20


у него сидит товарищ из Ленинграда, из Института истории техники, но он, вероятно, скоро уйдет. Я зашел в кабинет и увидел там молодого человека. Когда я зашел, разговор оборвался. Я решил подождать, пока они кончат, и затем изложить свои дела. Но они перестали разговаривать, и в результате после паузы Бухарин с ним распрощался. А когда он ушел, Бухарин с большим раздражением стал мне говорить, что вот его людей в Ленинграде арестовывают, институт его закрывают 49 . Все это он говорил в очень озлобленном тоне. Опять повторял, что стало трудно, кругом подозрения, напор, что приходится быть дьявольски осторожным и т. д.

ЕЖОВ - Нельзя ли рассказать конкретно, какие разговоры о терроре велись с Радеком?

СОСНОВСКИЙ - И Радек и Бухарин исходили из того, что другие пути борьбы исчерпаны. Путь легальной внутрипартийной борьбы, голосованием, подсчетами, себя не оправдал. И чем дальше, тем смешнее будет пытаться внутрипартийными способами добиться руководства и завоевать это руководство. Других способов устранить руководство нет. Причем Бухарин мне говорил, что вы - троцкисты - ставили вопрос не только об изменении политики, но и о том, что данное руководство должно быть сменено. Оставалось, перебравши что угодно, учитывая, как складывается настроение в низах, в массах партии, придти к выводу, что других способов не остается. На эту тему было больше разговоров с Радеком, но были и с Бухариным.

ЕЖОВ - нет ли у вас конкретных фактов переговоров с Бухариным или фактических материалов?

СОСНОВСКИЙ - Ведь все это происходило наедине. Если бы печатались прокламации или другие документы, я мог бы располагать этими материалами. Но это были разговоры наедине 50 . Причем я должен сказать, что возглас Бухарина меня не совсем удивил, потому что во время одного из разговоров, где говорилось о трудностях и о настороженности, он говорил: имей в виду, что нужно быть таким осторожным, что если меня спросят, я скажу: я знать не знаю 51 и ведать не ведаю.

БУХАРИН - Классический провокатор!

СОСНОВСКИЙ- Так что я этому не очень удивляюсь. Конечно, никаких других доказательств у меня нет. Мы разговаривали один на один, в его кабинете, на его диване.

Я хотел с этого начать свой рассказ, почему я пришел к необходимости, к сознанию сделать то, что делаю с запозданием. Я подвел итоги своей жизни. Я думаю, вы понимаете, что других 52 доказательств у меня нет, нет ни стенограмм, никто нас не подслушивал.

Когда, в самые последние дни, я был приказом по "Известиям" уволен, освобожден от работы в "Известиях", это было 7 октября, я решил все же выяснить свое положение. Поэтому по телефону созвонился с Талем 53 , чтобы он меня принял. Таль назначил мне явиться в редакцию 13 октября в 12 часов ночи. Я не знал, что Бухарин там, потому что он отсутствовал много месяцев. И, придя к Талю, я узнал, что впервые в этот день Бухарин вышел на работу. Тогда я решил повидаться с Бухариным. Мое положение было очень неопределенное, я чувствовал, что дело может не только ограничиться увольнением из "Известий". Я послал Бухарину маленькую записочку: мне нужно с тобой поговорить несколько минут. Бухарин мне тоже ответил запиской: предмета для разговора сейчас

стр. 21


нет, а я не апелляционная инстанция. Я ему ответил на это дело опять запиской, переданной через секретаршу: "Мне в голову не приходило апеллировать к тебе. Я понял, что мое увольнение это результат работы комиссии ЦК, которая работала по пересмотру состава редакции. Что касается предмета для разговора, мне кажется, предмет для разговора есть. Впрочем, тебе виднее". И ушел.

Я расцениваю эту записку как продолжение того же разговора, т. е. я от тебя отопрусь при первой надобности. Записка его это подтвердила. То, что я ему ответил, что предмет для разговора есть, а впрочем, тебе виднее, он мог истолковать совершенно недвусмысленно, что предмет для разговора у нас есть. Предмет для разговора сейчас как будто бы и подошел.

Я эту его записку разорвал и хотел бросить, но потом положил в кошелек, чтобы бросить ее не в редакции. Случайно оказалось, что она у меня сохранилась и при обыске была взята.

Я думал, что все это значит. У нас давнишние хорошие отношения по работе в "Правде" в течение стольких лет. Что означает, что предмета для разговора нет. Я понял так, что это сжигание мостов и тактика полного отрицания.

ЕЖОВ - Стало быть, вы утверждаете, что, вернувшись из ссылки в 1934г., вы связались вначале с Радеком, который информировал вас о существовании троцкистской организации, о существовании центра, назвал среди руководителей Радека и Пятакова и сообщил потом, что правые в лице Бухарина, Томского и Рыкова блокируются с троцкистами 54 , причем в основу блока положена платформа террора?

СОСНОВСКИЙ - Да.

ЕЖОВ - В 1935 г., весной 1935 г. и потом несколько позже, перед вашим отпуском, вы имели разговор с Бухариным, из которого вам стало ясно, что Бухарин достаточно осведомлен и о составе центра, и о блоке, и о платформе?

СОСНОВСКИЙ - Вполне.

ЕЖОВ - Причем разговор шел с Бухариным не только в плоскости наличия этой платформы, но и ее обоснования?

СОСНОВСКИЙ - Все это я подтверждаю.

ЕЖОВ - Бухарин, каким образом Сосновский попал в "Известия"?

БУХАРИН - Я в качестве предварительного заявления, относящегося к Куликову, сказал, что никогда не имел с ним никаких столкновений и конфликтов и считаю его субъективно честным человеком. Но после того, что Сосновский изволил здесь докладывать, я могу сказать о нем только противоположное. Выступление здесь Сосновского, а также его показания я считаю классической провокацией совершенно неслыханного масштаба.

В его рассказе верны только две вещи. Это то, что я по- человечески о нем заботился до последней капли крови и текст записок, которыми мы обменялись. Это правильно. Все остальное представляет тонкую, беллетристическую, как и подобает Сосновскому-фельетонисту, очень хорошо подстроенную вещь.

Как он поступил в редакцию? Он был в "Социалистическом земледелии". Я знал из протоколов Политбюро, что Политбюро решило восстановить Сосновского в партии. Я знал литературное дарование Сосновского, я хотел как следует поставить литературную часть "Известий" и поэтому обратился к тов. Сталину с разрешением занять Сосновского в газете. Сталин мне это разрешение дал.

стр. 22


Относительно привилегированного положения Сосновского. Это верно, и это могут подтвердить целый ряд работников. Сосновский часто приходил ко мне: не хватает денег, нет того- то. Я думал, человек вернулся в лоно партии, пострадал, надо дать ему подняться. Я думал, что всяческие сомнения его легче всего ликвидировать тем, чтобы дать ему возможность посмотреть наиболее хорошие места в Союзе, как раз по аграрной линии. Я договорился с Беталом Калмыковым и дал возможность Сосновскому провести некоторое время в Нальчике.

Если Сосновский просил у меня денежных ассигнований, я это делал. Я относился к Сосновскому самым человеческим образом, как только мог относиться, и увидел сейчас этого зверя перед собой.

Что касается записок, то это верно, мы обменялись такими записками. Но здесь Сосновский недоучел одного обстоятельства, а именно, того, что текст этой записки я согласовал с новым секретарем редакции Кривицким и Талем, который там был. Я сказал им: Сосновский наседает и просит его принять. Мы условились, что я должен написать, что предмета для разговора со мной нет. По согласованию с ними я эту записку и написал. Тут получилась промашка во всей концепции Сосновского, который этого недоучел. По этому поводу можно спросить Кривицкого и Таля.

Верно то, что я говорил Сосновскому о том, что меня клюют. Может быть, говорил еще хлеще, потому что действительно у меня было много неприятностей. Но неслыханной провокационной клеветой является все остальное, что говорил Сосновский от начала до конца.

МОЛОТОВ - Неправда?

БУХАРИН - На 100%. Это есть злостная, гнусная клевета от начала до конца, и здесь Сосновский мстит мне за то, что я отказался с ним разговаривать. Я утверждаю, что все его показания относительно состава центра, блоков, относительно разговоров с Радеком - все это на 100%, совершенно рассчитанная ложь. Его показание относительно того, будто я советовал ему и сам это делаю - все отрицать - это есть рафинированная провокационная ложь от начала до конца. Я к Сосновскому проявлял максимум настоящей человечности, а он проявляет сейчас максимум подлости, возмутительной и рассчитанной подлости!

ЕЖОВ - В прошлом взаимоотношения с Сосновским у вас были плохие?

БУХАРИН - Нет, неплохие.

ЕЖОВ - До последнего дня?

БУХАРИН - У нас были хорошие отношения. Я о нем заботился. Вы можете допросить по этому поводу людей, которые это знают.

МОЛОТОВ - Словом, личных оснований у него нет?

БУХАРИН - Мне кажется, имеет значение финал, когда он попросил разговора со мной, а я ему отказал.

СОСНОВСКИЙ - Почему?

БУХАРИН - Если комиссия ЦК удаляет Сосновского, то я не инстанция для апелляции. Я понимаю отлично, что нахожусь на подозрении и что, если Сосновский удален комиссией ЦК, значит что-то подозревается. Я считал статью Сосновского, которая была напечатана, страшно искренней, и я оценивал эту статью Сосновского как одну из самых искренних статей, которые были напечатаны в прессе, в связи с обратным приемом бывших троцкистов. Когда мы жили в Нальчике, я постоянно его поддерживал. Я всегда оказывал ему помощь.

стр. 23


СТАЛИН - Почему вы не поговорили с ним?

БУХАРИН - Я по этому поводу посоветовался с Кривицким и Талем, причем Таль мне сказал: Николай Иванович, с ним говорить не стоит вам, я сам с ним поговорю. Кривицкий сказал то же самое. Так как я посоветовался с товарищами, которые пользуются доверием ЦК и посажены в газету для того, чтобы осуществлять это доверие, я их совету последовал. Сосновский на это, конечно, мог разозлиться при его характере концентрированной злобы.

СОСНОВСКИЙ - А ты видел ее у меня?

БУХАРИН - Я видел. У нас как-то стоял вопрос относительно заботы о людях. Шел разговор об одной товарке, фамилию ее не помню. Сосновский, который получал у нас тысячи рублей, которому мы закупали шерстяные фуфайки и прочее, выступает и говорит: в редакции со мной обращаются как с парием, я не имею того-то и того-то, причем выступает против этой женщины с совершенно невероятной злобой, хотя она ни ухом, ни рылом этой злобы не заслуживала. Он способен на дикую, коварную, концентрированную злобу.

Я с ним вел разговоры о терроре, как он говорит. Это не шутка, это черт знает что такое. Я не только [не] вел разговоры, я не могу себя приучить к тому, чтобы такое слово, как террор, стало привычным.

СОСНОВСКИЙ - Я, то же самое, не мог себя приучить.

БУХАРИН - Значит ты двурушник! Ты двурушничал, писал такое письмо, которое всеми было принято за самое искреннее письмо. Ты после этого самый глубокий негодяй, который мог вполне рассчитать все, чтобы потопить кого угодно и чтобы спасти свою шкуру.

СТАЛИН - Ты, во-первых, не ругайся. Чем он мог спасти? Какой ему интерес?

БУХАРИН - При той системе двурушничества, которую проводили троцкисты и зиновьевцы, у них был рассчитан целый ряд заранее намеченных шагов.

ЕЖОВ - Откуда мог Сосновский знать о составе центра правых и состав московского центра, конкретно называть фамилии людей?

БУХАРИН - Это очень простая вещь. Если нужно было топить бывших правых, то известны все их имена. Такой центр существовал, не террористический центр. На пленуме ЦК тов. Сталин сказал о том, что Радек признал свою вину 55 . А ведь Радек со мной рассусоливал такую степень искренности! Он мне говорил: раз ты попал в такое положение, надейся на старика, как он называет Сталина, он тебя в обиду не даст, Сталин - девять десятых нашей победы. Перед самым арестом Радека прибежала ко мне его жена и сказала, что Радек просил передать, что он абсолютно чист и невиновен, что на нем нет ни пятнышка, и я ему верил. Он не раз предупреждал меня относительно возможных оговорок. Он подозревал, что в ГПУ сидят агенты дефензивы, польские шпионы и т. д. Берегись оговора!

ЕЖОВ - Почему же Сосновский не оговаривает другого?

БУХАРИН - Если нужно оговорить бывших правых, сказать, что они входили в какой-нибудь центр, то это легче всего сделать, так как имена их известны.

МИКОЯН - Кому нужно оговаривать правых?

БУХАРИН - Вы не знаете сейчас, виновен я или нет. Вы считаете, что

стр. 24


я или виновен или нет. И вы все говорили, и Сталин говорил: мы тебя поддержали, мы тебя пощадили. Но поймите, что все эти категории звучат как положительные только в том случае, если человек виновен. А если человек не виновен, а я себя считаю абсолютно невиновным...

МИКОЯН - И сейчас, после показаний Куликова?

БУХАРИН - Да, ни на йоту. Я себя считаю виновным за 1928 год, но я себя считаю абсолютно невиновным перед партией за все последующие годы. И никакая сила в мире никогда не заставит меня признать противоположное, чему бы меня ни подвергали.

МОЛОТОВ - Что за чепуха? Кто и чему вас подвергает!

СОСНОВСКИЙ - Относительно эпитетов Бухарина. Бухарин меня знает лучше, чем все здесь присутствующие. Никогда в жизни не только таких слов, которые он сейчас произносит по отношению ко мне, но вообще ничего подобного за весь тот период с 1918 г., как он меня знает, он никогда не произносил.

Я имел встречу с Рыковым в 1935 г. по делу. Я получил жалобу на наркомат, решил ее проверить, пошел к Рыкову и провел у него несколько часов. Почему я теперь, зная от Радека, что Рыков есть член центра правых, почему я Рыкова не оговариваю? Потому что я с Рыковым вел только тот разговор, который я вам передал. Оговаривать его не могу, потому что не имел с ним таких разговоров. А от Радека я знал...

БУХАРИН - Это и есть оговор и ложь.

СОСНОВСКИЙ - Коль скоро два человека говорят про одно и то же, но один говорит, что это было, а другой утверждает, что этого не было, - конечно, не мы себе судьи. Я доверия заслуживаю не так много. Статья, о которой говорит Бухарин, и которая произвела впечатление искренности, была искренней только в какой-то части, потому что я хотел на свободе подумать и посмотреть. Я был 5 лет в изоляции, довольно строгой, я отстал от жизни, озлобление было большое. И поэтому то, что Бухарин и ЦК, очевидно, приняли за искренность, было только частично искренним, а на самом деле этот поступок нужно назвать своим настоящим именем. Поэтому теперь, когда я решил сказать партии правду, этот негодяй (обращаясь к Бухарину) теперь называет меня негодяем, а тогда, когда я обманывал...

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Вы теперь за партию?

СОСНОВСКИЙ - Да, но я не заслуживаю доверия.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - А когда вы писали свое письмо во время процесса, вы были за партию?

СОСНОВСКИЙ - Когда я прочитал в газетах все эти документы, будучи в Нальчике, я был потрясен, и нынешний мой разговор с партией начался, по существу, тогда.

ОРДЖОНИКИДЗЕ - Чем же вы были потрясены?

СОСНОВСКИЙ - Я не отдавал себе отчета в этих делах. Но когда я увидел все эти вещи, как их воспринимают все, вплоть до моего сына и моей жены, я понял другое. Я бросил все и поехал сюда. В поезде я наблюдал, какое отношение к этому делу, я многое понял, я подвел итоги всей своей жизни. Должен сказать, что когда я был арестован в 1929 г., как троцкист, с первого дня и до конца я себя чувствовал в состоянии войны с партией. С момента, когда я прочитал обвинительный акт, увидел, как воспринял это мой сын, а мне уже 52-й год, я подвел итоги и увидел, что мое имя будет проклятием для моих детей. Я увидел, что я зашел так далеко, дальше чего некуда идти.

стр. 25


Конечно, я мог изобразить дело так же просто, как этот гусь (обращаясь к Бухарину) 56 , и сказать: знать не знаю и ведать не ведаю.

БУХАРИН - Первоклассный фокусник!

СОСНОВСКИЙ - Я веду борьбу с партией с 1920 года.

ВОРОШИЛОВ - Давненько!

СОСНОВСКИЙ - Это действительно давно. Всю мою сознательную жизнь я вредил партии, причинял ей, начиная с профсоюзной дискуссии 57 , с маленьким перерывом, много вреда. Кое-что я сделал полезного, но это тонет в том вреде, который я причинил партии. И чем больше я имел доверия в партии, тем хуже я себя вел. Мне возврата в партию нет. Доверия у вас я больше просить не могу. Что мне остается делать? Только сказать правду. Конечно, Бухарин пытается все отрицать. Почему же я избрал объектом человека, к которому у меня было лучшее отношение, с которым никогда не было никаких конфликтов. Бухарин начинает философствовать, что у нас - троцкистов - выработан дьявольский план топить честных людей. Это не совсем так. Радек на партийном собрании в "Известиях", которое длилось четыре дня, выступал в защиту Бухарина и, исходя из того, что он, Радек, чистый человек, ручался головой за Бухарина и приводил аргумент: Каменев и Зиновьев негодяи, на процессе законспирировали настоящий центр и теперь для того, чтобы отвести глаза, топят честных 58 людей.

А ведь я-то знаю, что такое Радек. Бухарин говорит, что он 100%-й человек. Хорошо. Вот небольшая иллюстрация, небольшой эпизод. В "Известиях" Зорич написал статью о сочинском курорте. "Известия" ее долго не хотели помещать. Почему? Потому что Зорич очень хвалил то, что делается в Сочи. Наконец обратился к Бухарину, почему не пускают статью? Бухарин хотел сначала, чтобы выкинули абзац, где очень хвалят Мителева за умелую работу, или какой-то другой абзац. После этого Бухарин разрешил статью напечатать. Статья эта все же подверглась критике, и когда шел разговор о всей этой сочинской истории, то говорили: разве Сталин что-нибудь в архитектуре понимает? Этот разговор происходил в присутствии Бухарина, Зорича и Ляма 59 . Когда тов. Шкирятов 60 вызвал к себе Ляма и Зорича и спросил, какой разговор происходил в присутствии Бухарина, они пытались вилять и отрицать все, но это было установлено.

Но не в этом суть. А когда они из КПК вернулись к Бухарину, то этот 100%-й святой говорит: как можно работать, когда из трех человек один доносит в КПК. Кто это рассказывает партии о том, что говорят о вождях. Мне все это рассказал Зорич. Если Бухарин такой 100%-й человек, каким себя изображает, как он может допускать такие вещи, что продают нас в КПК 61 , - это характеризует человека.

Я могу для характеристики сообщить другой эпизод. Это относится к другой физиономии Бухарина и характеризует его как человека, умеющего влезать в доверие. Вся тактика Бухарина построена на завоевании доверия в ЦК, в партии. Он очень заботился, чтобы и я вошел в доверие. Поэтому очень часто, когда я писал статьи, он говорил: вставь здесь имя Сталина. Конечно, он опять скажет, что это ложь. Но оказалось, что при обыске у меня забрали записку, написанную рукой Бухарина по поводу одной моей статьи: "Для тебя необходимо упоминание о Кобе". Всеми этими искусственными способами он хотел, чтобы я добился уважения и меня сочли за иного человека.

стр. 26


Что это означает, как не фальшивую, искусственную дипломатию, уменье влезать в доверие партии, а за спиной делать другое? 62

Я двурушничал меньше, чем другие 63 , я до последних лет боролся с партией и, подав заявление, я обманул партию. У меня не было искренности, у меня были задние мысли, я думал присмотреться, может быть да, может быть нет. И начиная со связей с Радеком...

ЕЖОВ - Оказалось, нет?

СОСНОВСКИЙ - Да.

ВОРОШИЛОВ - О терроре, когда вы узнали?

СОСНОВСКИЙ - Я был в строгой изоляции. Никаких связей из изолятора ни с кем не поддерживал 64 Когда я узнал об этом от Радека 65 , меня это буквально ошеломило, и мы с Радеком полночи разговаривали на эту тему. Тут нужно было отшатнуться - я не отшатнулся. Он понял, что я его единомышленник. Вот к чему привела эта проклятая инерция!

Я хотел еще сказать об одной вещи - не знаю, насколько это уместно. Во время профсоюзной дискуссии в газетах в конце печатались отчеты о голосовании за резолюцию Томского, Ленина и замечания, сведения, которые доставлялись тов. Сталиным. Однажды я встретил Иосифа Виссарионовича во дворе Кремля и спросил: почему вы обостряете эту борьбу? Сталин мне сказал: вы думаете, речь идет о той или иной профсоюзной резолюции? Речь идет о том, кому руководить партией. Троцкий считает, что Ленин устарел и руководить не может, а мы считаем, что Ленин должен руководить партией. Нужно создать ЦК, в котором Ленин имел бы прочное большинство, чтобы колебаний и шатаний больше не было.

Неужели Троцкий мог претендовать заменить Ленина? Меня тогда урезонивали и говорили: очевидно, ты не просвещен...

ВОРОШИЛОВ - Хотя помогаешь ему изо всех сил.

СОСНОВСКИЙ - Да, совершенно верно. Сталин мне, как будто старому большевику, не чужому человеку пытался это объяснить. Сейчас, когда дело дошло до террора, понятно, что эти слова Троцкого об устранении Ленина, т. е. слова и мысли о терроре, возникли не в 1931 г., а гораздо раньше. Если бы я был большевиком не дефективным, как об этом кто- то выразился на процессе, я бы понял это своевременно.

Вот итог моей жизни. Сейчас мне клеветать на этого 100%- ного человека незачем. Какой мне расчет? Меня спрашивали на следствии, с кем еще я имел дело? Ни с кем. Есть у меня мои бывшие приятели, но я с ними не разговаривал на эти темы. Поэтому никого не могу и не считаю нужным оговаривать. Я фактически назвал две фамилии, с которыми непосредственно имел дело - это Радек, во-первых, Бухарин - во-вторых.

БУХАРИН - Относительно статей Сосновского. Совершенно верно, я говорил относительно того, что Сталин заступался за статьи Сосновского. Как-то на заседании Политбюро тов. Мехлис 66 сделал довольно резкий выпад против Сосновского, а Сталин бросил реплику: ты говоришь так потому, что не у тебя Сосновский пишет. Я увидел в этом проявление добавочного доверия по отношению к Сосновскому и счел своим долгом поощрить Сосновского. Поэтому, когда публика часто подкапывалась под Сосновского, я за Сосновского заступался.

СТАЛИН - Сервилистические чувства, сервилизм.

БУХАРИН - Вы не знаете современной газетной жизни. Мы очень часто вставляем соответствующие слова в те или иные статьи, потому что

стр. 27


считаем, что для бывших оппозиционеров, каким являюсь, в частности, я, это абсолютно необходимо.

ЕЖОВ - Кто тебя, ЦК что ли заставлял это делать?

СТАЛИН - Для партийца это оскорбительно.

БУХАРИН - Я припоминаю один такой эпизод. По указанию Климента Ефремовича я написал статью относительно выставки Красной армии. Там говорилось о Ворошилове, Сталине и других. Когда Сталин сказал: что ты там пишешь, кто-то возразил: посмел бы он не так написать. Я объяснил все эти вещи очень просто. Я знаю, что незачем создавать культ Сталина, но для себя я считаю это целесообразной нормой.

СОСНОВСКИЙ - А для меня вы считали это необходимым.

БУХАРИН - По очень простой причине, потому что ты бывший оппозиционер. Ничего плохого я в этом не вижу. Относительно Зорича я должен сказать следующее. Кто поместил эту статью? Я - несмотря на сопротивление. Зорич меня благодарил после этого. Я действительно сказал, разве можно заставить Сталина следить за каждым стеклянным шаром.

СТАЛИН - Конечно, я не архитектор, в архитектуре не понимаю. Ну, какой тут грех!

БУХАРИН - У нас постоянно, в нашей газетной работе, возникают споры, сказать это слово или другое. Конечно, если по каждому спору нас будут таскать в ЦК, тогда невозможно работать, потому что известный минимум доверия обязательно должен быть.

МИКОЯН - А ты обижаешь человека, который сообщает в ЦК.

БУХАРИН - Я нисколько не обижаю, я сообщил об этом Шкирятову. И вообще, почему меня хотят заподозрить в том, что я старался оставить на работе этого Ляма? Мехлис у меня просил, чтобы я ему отдал Ляма.

КАГАНОВИЧ - Если взять вашу версию о том, что вы говорили с Сосновским, будто вас клюют и т.д., получается следующее вы- кандидат в члены ЦК 67 , редактор "Известий", присутствующий на заседаниях Политбюро, - с человеком, который сидел 5 лет в тюрьме, был исключен из партии и только что восстановлен, заводите разговор о том, что вас клюют и прочее. Какие родственные чувства толкали вас на этот душевный разговор?

БУХАРИН - Я не только Сосновскому об этом говорил.

КАГАНОВИЧ - А я спрашиваю о Сосновском. Троцкист с 1920 г., как он сам об этом заявляет, только что восстановленный в партии...

СОСНОВСКИЙ - Еще не восстановленный в партии.

КАГАНОВИЧ - Тем более. Какие родственные, душевные чувства толкали вас на то, чтобы, будучи наедине с ним, жаловаться на то, что вас клюют?

БУХАРИН - Прежде всего, Сосновский поступил ко мне на работу после того, как он был восстановлен в партии. Это всем было известно. Я ему не жаловался. Я говорил, что мне трудно. Мне трудно работать, потому что меня клюют.

КАГАНОВИЧ - А кто же вас клевал? Просто душа душу чует.

БУХАРИН - Меня клевали в "Правде", меня клевали в аппарате. Я много писал и Сталину и Серго.

АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 260, л. 51-72. Машинописный экземпляр с правкой.

(Окончание следует)

стр. 28


Примечания

1. Заголовок документа. До исправления: "Протокол очной ставки между Бухариным Н. И. и Куликовым". - Ред.

2 . Куликов Е. Ф. (1885-?) до ареста в 1936 г. работал в Свердловске управляющим кожевенным трестом. В сентябре 1936г. Г. Г. Ягода направил Сталину протоколы допросов Куликова и А. В. Лугового-Ливенштейна с показаниями на Томского, Рыкова и Бухарина. В сопроводительном письме говорилось: "Особый интерес представляют показания Куликова о террористической деятельности контрреволюционной организации правых" (Известия ЦК КПСС, 1989, N 5, с. 73). 7 декабря 1936г. Ежов направил протоколы допроса Куликова Сталину, Молотову и Кагановичу: "Направляю Вам протокол допроса от 6 декабря с. г. арестованного участника контрреволюционной организации правых Куликова Е. Ф. Куликов показал, что в 1932 г. им была получена от Н. И. Бухарина директива о необходимости убийства Сталина. Ежов" (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 260, л. 8).

3. Речь идет о пленуме ЦК ВКП(б) 10-17 ноября 1929 года. Угланов и Куликов обратились к пленуму с заявлением о признании своих ошибок и разрыве отношений с группой Бухарина, Рыкова, Томского (Правда, 18.XI.1929.). На пленуме Бухарин был выведен из состава Политбюро. 25 ноября Бухарин, Рыков и Томский подписали краткое заявление в ЦК ВКП(б) с признанием своих политических ошибок.

4. Угланов Н. А. (1886-1937)- в 1924-1928гг. секретарь ЦКВКП(б), одновременно первый секретарь Московского комитета партии, в 1926-1929 гг. кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), в 1928-1930гг. нарком труда СССР, затем на хозяйственной работе. В феврале-апреле 1933 г. находился в заключении, затем на хозяйственной работе в Тобольске. В 1932г. исключен из партии, в 1934г. восстановлен, в 1936г. вновь исключен; в мае 1937 г. расстрелян.

5. Шмидт В. В. (1886-1938)- в 1930-1931 гг. зам. наркома земледелия СССР, с 1931г. главный арбитр при СТО, затем при СНК СССР, с 1933 г. работал на Дальнем Востоке. Репрессирован.

6. Ровинский Я. И. - до ареста в 1936 г. управляющий Союзкожсбыта.

7. Невский В. И. (1876-1937) - с 1924г. директор Библиотеки им. В.И. Ленина. Репрессирован.

8. Котов В. А. (1885-?)- до ареста в 1936г. управляющий треста "Госотделстрой" Наркомхоза.

9. Матвеев Д. И. (1900-?)- до ареста в 1936г. аспирант Энергетического института. На допросе 24 сентября 1936 г. показал, что являлся участником организации правых во главе с Бухариным (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 243, л. 111-130).

10. Цетлин Е. В. (1898-1938) - в 1920-е годы секретарь Бухарина, один из участников "бухаринской школы", в 1928- 1929гг. член редколлегии "Правды", в начале 30-х гг. зам. начальника сектора техпропаганды Наркомтяжпрома СССР.

11. Афанасьев Е. А. (1899-?)- в 1929-1930гг. работал в Наркомтруде, в 1933-1935гг. слушатель Военной академии связи. В протоколе допроса он 23 декабря 1936г. показал, что в 1933 г. якобы по заданию Угланова приступил к созданию боевой группы для совершения террористического акта над Кагановичем.

12. Далее текст начат с новой страницы с зачеркнутым (карандашом) заголовком: "Показания Куликова от 7 декабря 1936 г. (Начало показаний не стенографировалось)".

13. Слово "Бухарин" вписано от руки. - Ред.

14. Рютин М.Н. (1890-1937)- первый секретарь Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, исключен из партии в 1930 г. "за пропаганду правооппортунистических взглядов". В марте 1932 г. подготовил проекты двух документов: платформы под названием "Сталин и кризис пролетарской диктатуры" и обращения "Ко всем членам ВКП(б)". Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) постановил исключить из партии коммунистов, знавших о существовании "белогвардейской, контрреволюционной группы Рютина - Слепкова, в особенности читавших ее контрреволюционные документы и не сообщавших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б)". См. ШИШКИН И. Б. Дело Рютина. - Вопросы истории, 1989, N 7.

15. Полонский В. И. (1893-1937)- участник Октябрьской революции 1917г. и гражданской войны. С 1920г. на партийной и профсоюзной работе. Кандидат в члены ЦКВКП(б) с 1927 года. Репрессирован.

16. Запольский - в 1920-е годы зам. зав. орготделом МК ВКП(б). Арестован в 1936 году.

17. Далее вычеркнуто "как вы заявляете?" - Ред.

18. Вычеркнуто начало фразы: "До 1935 года..." - Ред.

стр. 29


19. Далее зачеркнуто: "практически" - Ред.

20. Далее вычеркнута фраза. - Ред.

21. Ягода Г. Г. (1891-1938) - с июля 1934 г. до сентября 1936 г. председатель ОГПУ, нарком внутренних дел СССР.

22. Бубнов А. С. (1884-1938)- в 1924-1929гг. начальник Политуправления РККА, член РВС СССР и ответственный редактор газеты "Красная звезда". В 1929-1937 гг. - нарком просвещения РСФСР. Избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР. В 1938 г. расстрелян.

23. В 1928 г. в дни работы июльского пленума ЦК Бухарин пришел к выводу о возможности соглашения с полуразгромленной оппозицией Л. Б. Каменева - Г. Е. Зиновьева. С этой целью 11 июля он пришел к Каменеву на квартиру. Краткая запись беседы, которую сделал Каменев, впоследствии попала к троцкистам и была ими опубликована в феврале 1929 г. в виде листовки под названием: "Партию ведут с завязанными глазами к новой катастрофе".

24. Речь идет о докладе Бухарина "Политическое завещание Ленина", сделанном 21 января 1929 года.

25. Имеются в виду записи, продиктованные Лениным в конце декабря 1922 г. и в начале января 1923 г., названные впоследствии "Письмо к съезду". Наряду с другими вопросами партийного и государственного значения Ленин дал личные характеристики видным деятелям партии, в том числе Сталину.

26. Пятаков Г. Л. (1890-1937) - член партии с 1910 года. Участник Февральской и Октябрьской революций, гражданской войны. В 1920-1926 гг. на хозяйственной работе. В 1927 г. торгпред во Франции. В 1928 г. зам. председателя, в 1929 г. председатель правления Госбанка СССР. С 1930г. член Президиума ВСНХ. С 1932г. зам., в 1934-1936гг. первый зам. наркома тяжелой промышленности СССР. Член ЦК в 1923- 1927гг., 1930-1936 годах. Репрессирован по фальсифицированному делу "Параллельного антисоветского троцкистского центра".

27. Антипов Н. К. (1894-1938) - в 1928-1931 гг. нарком почт и телеграфов СССР, в 1931-1934 гг. - заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции и член Президиума ЦКК ВКП(б). С 1934 г. - зам. председателя, с 1935 г. - председатель Комиссии советского контроля при СНК СССР и зам. председателя СНК и СТО СССР. Избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР. В июне 1937 г. на пленуме ЦК был исключен из состава ЦК и из партии; репрессирован.

28. См. документ N 4.- Ред.

29. 20 ноября 1930 г. "Правда" опубликовала заявление Бухарина, в котором высказывалась поддержка решений XVI съезда партии, осуждалась "всякая фракционная работа" и признавались ошибочными теоретические положения "организованного капитализма".

30. См. Вопросы истории, 1995, N 1, с. 15, 22 (примеч. 13). - Ред.

31. Дата вписана от руки. - Ред.

32. В начале 30-х годов была проведена реформа внутренней торговли. В 1932г. частная торговля была запрещена законодательством. Крупная оптовая торговля перешла к государственным организациям, розничная - к потребительской кооперации, заменившей частных торговых посредников. 6 мая 1932 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) "О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывании колхозной торговли хлебом".

33. Слепков А. Н. (1899-1937), с 1921 г. слушатель исторического отделения Института красной профессуры, в 1924-1928 гг. член редколлегии журнала "Большевик", в 1928 г. член редколлегии "Правды". Работал ответственным инструктором ЦК ВКП(б) и в секретариате Исполкома Коминтерна. Следователи ОГПУ якобы установили, что в Москве с 1928 г. под руководством Слепкова существовала организация "правых", куда входили представители так называемой "бухаринской школы".

34. Конференции группы "правых", как таковой, не было. Выдаваемые за конференцию встречи и разговоры привлеченных потом к ответственности лиц сводились к обсуждению политических проблем того времени и попыткам осмыслить и определить пути преодоления кризисных явлений в стране в начале 30-х годов. Слово "конференция" впервые прозвучало в признаниях В. Н. Астрова (Известия ЦК КПСС, 1990, N 2, с. 3-48).

35. Первоначальная редакция (до правки): "И чтобы не открывать драку, ты считаешь нужным скрыть..." - Ред.

36. Далее вычеркнуто: "оппозиционеров". - Ред.

37. Слова "стимулах в" вписаны от руки. - Ред.

38. Слово вписано от руки. - Ред.

39. Заголовок документа. До правки: "Показания Сосновского от 7.XII.1936 г." - Ред.

40. Сосновский Л. С. (1886-1937), журналист-литератор. В 1927 г. исключен из партии за

стр. 30


принадлежность к троцкистской оппозиции, в 1928-1934гг. находился в заключении, в 1935г. по ходатайству Бухарина принят вновь в партию. В 1936г. вновь арестован. 23 ноября 1936г. Ежов направил Сталину протокол допроса Сосновского 14-16 ноября 1936 г., где говорилось об установлении блока троцкистского центра в правыми, причем указывались фамилии Бухарина и Томского, отмечалось, что основой блока "стал индивидуальный террор против руководителей партии". Сосновский в своих показаниях подчеркнул, что Бухарин знал о платформе Рютина и обсуждал с ним ее содержание (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 258, л. 25-62). 21 декабря 1936 г. Сосновский подал письменное заявление Ежову с подтверждением своих показаний на очной ставке с Бухариным. В заявлении говорится: "Именно от Бухарина я услышал подробное изложение Рютинской платформы... Бухарин охарактеризовал эту платформу как преемственно связанную с нынешней платформой контрреволюционного блока, он подробно изложил ее суть и подчеркнул, что хотя слово "террор" в ней не упомянуто, но идея насильственного устранения Сталина развита совершенно отчетливо, резко" (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 262, л. 130.)

41. Радек (Собельсон) К. Б. (1885-1939) - деятель международного социал-демократического движения с конца XIX в. (Польша, Германия), партийный публицист. После Октябрьской революции в советской России. В 1919-1924 гг. член ЦК РКП(б). В 1920-1924 гг. член (в 1920 г. секретарь) Исполкома Коминтерна. С 1923 г. участник троцкистской оппозиции. В 1927 г. исключен из партии, в 1929 г. восстановлен; в последние годы работал зав. иностранным отделом газеты "Известия". В 1936 г. исключен из ВКП(б), арестован и осужден по делу "Параллельного антисоветского троцкистского центра". Погиб в тюрьме.

42. Далее вписано от руки. - Ред.

43. Карл Радек. - Ред.

44. Далее строчка дописана от руки. - Ред.

45. Далее строчка дописана от руки. - Ред.

46. Далее строчка дописана от руки. - Ред.

47. Далее строчка дописана от руки. - Ред.

48. Слова "с блоком" вписаны от руки. - Ред.

49. В декабре 1928 г. общее собрание АН СССР избрало Бухарина действительным членом Академии по социальным наукам, с 1932 г. он возглавлял Институт истории естественных наук и техники АН СССР, в 1935 г. стал членом Президиума АН СССР. В письме Сталину от 2 декабря 1936 г. Бухарин сообщал об арестах сотрудников Института и с возмущением опровергал свою причастность "к подпольной идеологии и деятельности фашистских негодяев" (АПРФ, ф. 3, oп. 24, д. 259, л. 8-16. Автограф).

50. В первоначальной редакции: "но это все были только разговоры". - Ред.

51. Далее дописано от руки. - Ред.

52. Первоначально было зачеркнутое: "прямых". - Ред.

53. Таль Б. М.- в 1935-1937гг. зав. отделом печати и издательств ЦК ВКП(б), в 1936- 1937 гг. первый заместитель ответственного редактора газеты "Известия". Репрессирован.

54. Слова "с троцкистами" вписаны от руки вместо слов "на той же платформе". - Ред.

55. См. Вопросы истории, 1995, N 1, с. 10.

56. Слова "обращаясь к Бухарину" вписаны от руки. - Ред.

57. Дискуссия о профсоюзах проходила с ноября 1920 года. В ходе дискуссии подавляющее большинство партийных организаций поддержало ленинскую платформу. Бухарин поддерживал Троцкого.

58. Первоначально - "настоящих". - Ред.

59. Лям Л. М.- ответственный секретарь газеты "Известия".

60. Шкирятов М. Ф. (1883-1954)- в 1923г. член Президиума и секретарь ЦКК партии. В 1927-1934гг.- член коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР. В 1934-1939 гг. секретарь партколлегии КПК при ЦК ВКП(б).

61. Слова: "что продают нас в КПК" вписаны от руки. - Ред.

62. Далее вычеркнута фраза: "Конечно, доверять мне нельзя". - Ред.

63. После вычеркнутой фразы: "...но я двурушничал" вписано "я до последних лет боролся с партией и, подав заявление". - Ред.

64. Первоначальная редакция фразы: "Я был в такой строгой изоляции, что не знал об этом совершенно. Никаких связей ни с кем не поддерживал". - Ред.

65. Слова "от Радека" вписаны от руки. - Ред.

66. Мехлис Л.З. (1889-1953)- в 1930-1937гг. зав. отделом ЦК ВКП(б), член редколлегии и редактор газеты "Правда".

67. Далее вычеркнуто: "не раз исключавшийся из партии". - Ред.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/Стенограммы-очных-ставок-в-ЦК-ВКП-б-Декабрь-1936-года

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Стенограммы очных ставок в ЦК ВКП(б). Декабрь 1936 года // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 25.03.2021. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/Стенограммы-очных-ставок-в-ЦК-ВКП-б-Декабрь-1936-года (дата обращения: 28.03.2024).

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
263 просмотров рейтинг
25.03.2021 (1099 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
5 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
10 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
10 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

Стенограммы очных ставок в ЦК ВКП(б). Декабрь 1936 года
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android