Видный советский государственный деятель Леонид Борисович Красин (1870- 1926) прошел школу революционной борьбы в рядах РСДРП с момента ее основания, то есть с 1898 года. Он не избежал арестов, тюрем и ссылки. Эмигрировав в 1908 г., временно отошел от партийной деятельности, работал инженером в фирме Сименса и Шуккерта в Берлине, а затем в России - инженером и директором заводов, принадлежавших этой немецкой фирме. Работа на немецких предприятиях в целом длилась около 10 лет, и она наложила серьезный отпечаток на стиль его мыслей и действий.
С 1918 г. Красин целиком отдался работе в государственных органах советской республики. Уже в этом году он возглавил Наркомат внешней торговли1 . Одновременно, начиная с 1919 г., стал наркомом путей сообщения. Переговоры с немцами в Брест-Литовске, заключение торговых соглашений со Швецией и Великобританией, международные конференции в Генуе и Гааге, дипломатическая работа в Лондоне и Париже - всюду Красин играл ведущую роль (или одну из ведущих ролей).
Многих сторон и эпизодов этой своей деятельности он касается в письмах Тамаре Владимировне Миклашевской-Красиной (1893 - 1947), с которой он состоял во втором браке (они познакомились в Берлине в 1920 году).
Подлинные письма хранятся в личном архиве дочери Л. Б. Красина Т. Л. Тарасовой-Красиной. Предоставляя их для опубликования, она исключила некоторые фрагменты текста, имеющие сугубо личный характер; она также установила даты написания ряда писем. Часть этих писем публиковалась; ниже приводится более полный и уточненный текст. Публикация подготовлена С. С. Хромовым. При составлении примечаний публикатор пользовался консультациями Т. Л. Тарасовой-Красиной, подготовившей также вводную статью.
-----
1. До 8 июля 1920 г. НКВТ назывался Наркоматом по делам торговли и промышленности.
Живой след времени
Отца не стало, когда мне было три года. Лишь несколько моментов осталось в памяти. Но год за годом его облик, характер, привычки все яснее возникали передо мной - из рассказов мамы, его сестры, племянников, из воспоминаний его друзей и товарищей по работе - внешторговцев и сотрудников посольств в Париже и Лондоне.
Хромов Семен Спиридонович - доктор исторических наук, профессор.
стр. 53
После смерти И. В. Сталина, когда открылся доступ ко многим ранее закрытым архивам, появились книги, статьи, публикации документов, фильмы о Л. Б. Красине. Многое в них было правдой, кое-что домыслом, а что-то и просто вымыслом. О том, что интерес к его личности не угас и поныне, свидетельствует появление новых материалов, проливающих свет на деятельность и характер человека, отдававшего себя созданию государства, в будущее которого он верил.
Он называл себя "неписьменным человеком", но это касалось работы, где он и в самом деле предпочитал действие теории. (Труд "Монополия внешней торговли" - наиболее концентрированный результат его теоретических размышлений.) В жизни же, расставаясь, даже ненадолго, с близкими, он испытывал потребность делиться в письмах своими впечатлениями, мыслями, планами. Эти глубоко личные письма сейчас читаются как исторический документ, так как написаны человеком, у которого личное неотделимо от его позиции гражданина, патриота, энтузиаста.
Для меня знакомство с письмами отца стало самой близкой встречей с ним. Я услышала в них живую интонацию, биение сердца, работу мысли. Любовь к жене и маленькой дочери сплелась с горячим чувством родины, с мечтами о ее будущем, с волнением по поводу ошибок и просчетов, с радостью - при успехах.
Тамара Владимировна Миклашевская-Красина сохранила более ста писем мужа. Они относятся к периоду с 1921 по 1926 г., когда отец работу дипломата совмещал с руководством Наркоматом внешней торговли. Как красноречиво опровергают эти письма толки о "намерениях" Красина!
Да, он смотрел на работу дипломата как на ответственное, но временное поручение и справлялся с нею блестяще даже по признанию заклятых врагов России, таких, как лорд Керзон. Но его мечтой было целиком отдаться своему любимому детищу - Внешторгу, с деятельностью которого он связывал перспективы экономического развития страны. Он героически боролся с подкравшейся к нему коварной болезнью, не допуская мысли о безнадежном исходе. Он мечтал о жизни в Москве, о семейных прогулках на лыжах по замерзшей Москве-реке.
Мои сестры - дочери Леонида Борисовича от первого брака - познакомили меня с копиями его писем к их матери - Л. В. Миловидовой-Красиной. (Оригиналы хранятся в государственном архиве в Амстердаме.) Любовь Васильевна жила на Западе примерно с 1910 г. и после образования РСФСР приняла решение не возвращаться на родину. Красин всегда признавал за человеком свободу выбора. Хотя фактически их брак прекратился, отношения оставались дружескими, доверительными. Их связывала революционная юность, пережитые невзгоды, любовь к дочерям. В некоторых письмах Л. Б. выражал надежду, что дочери не потеряют связи с Россией, что их будущее - на родине.
Любовь Васильевна с пониманием отнеслась к возникновению у Л. Б. новой семьи и даже иногда брала на себя заботу о маленькой дочери его и Тамары Владимировны.
Мои родители познакомились в 1920 г., когда моя мать, молодая художница, член известного объединения "Мир искусства", работала в организованной М. Горьким Комиссии по сохранению художественных ценностей. Помимо станковой живописи, она много творческих сил отдавала работе над театральным костюмом и эскизам для изделий художественного фарфора, сотрудничая с Ломоносовским (быв. Императорским) фарфоровым заводом. Обладая редкими организаторскими способностями, она являлась одним из создателей, а затем и директором Музея фарфора, была организатором художественных выставок в ряде европейских стран, пропагандируя там изделия народных промыслов, которые стали важным предметом экспорта. Красин нашел в ней человека, полностью разделившего с ним его созидательный энтузиазм, веру в будущее родины, стремление делать все для его осуществления.
стр. 54
Оба были поглощены работой, им часто приходилось расставаться, и письма помогали переживать разлуку.
После смерти мужа в 1926 г. Тамара Владимировна продолжала работать в системе внешней торговли (экспорт изделий художественных промыслов и фарфора), работала в советском торгпредстве в Германии, затем была приглашена на руководящую работу в Наркомат торговли. Одновременно не прекращала заниматься живописью, делала эскизы для фарфора, а в годы Великой Отечественной войны пошла работать в мастерскую агитационного антифашистского плаката "Окна ТАСС". До конца жизни она как святыню хранила письма Л. Б. Красина.
Эти глубоко личные документы, помимо красоты и благородства отношений двух близких людей, доносят пульс времени, в них сквозит эпоха, увиденная зорким глазом, оцененная острым умом, прочувствованная горячим сердцем. Это исторические документы, в которых образ человека неотделим от образа времени.
Т. Тарасова Красина
1922 год
N 1.
9 июля. Гаага1
Милая!
Мне очень скучно не иметь от тебя вестей. Утешаюсь только тем, что ты тут не причем и не пишешь за отсутствием адреса. Ведь так?
Время идет тут достаточно скучно и бесполезно. Переговоры, как говорится, ни из кузова, ни в кузов и, скорее всего, не приведут ни к какому результату: ни одна сторона не идет на уступки в такой мере, как это было бы надо другой стороне. Сегодня уже есть слух, что французы получили инструкцию кончить разговоры и в трехдневный срок вернуться восвояси. Конечно, если бы это был отъезд только французов, это могло бы даже улучшить общие шансы соглашения, но, по всей видимости, у них имеется общее соглашение о солидарных выступлениях, и разрыв, если будет, будет всеобщим. Таким образом, мы совершенно не имеем понятия, как долго еще придется пробыть в Гааге. Не знаю, может быть, ближайшие дни выяснят положение.
Как у тебя с визой? Если ты ее получишь, я был бы счастлив с тобой здесь увидеться. И даже незачем оставаться в Роттердаме, а можно бы остановиться в Гааге или даже в Schweningen'e (это в 10 минутах от Гааги, морское купанье, где мы и живем). Если конференция пойдет как сейчас, то у меня довольно много времени и мы много могли бы быть вместе. Беда лишь в том, что все эти дни стоит отчаянная погода, даже на меня нагоняющая тоску, хотя, вообще говоря, мои настроения влиянию погоды не подвержены. Ветер и дождь не перестают, свинцовое осеннее небо, холод, вообще страшное уныние. А ведь по времени надо быть жарким дням, и тогда этот, до войны немецкий, Badeort2 , с тошнотворно чистой набережной и глупыми лесенками, балюстрадами и мостами в "новом стиле", был бы сносен просто хоть как купальное место - пляж хороший, и солнце, вероятно, жарит преисправно. Было бы хорошо!
----
1. Красин был членом советской делегации на международной финансово-экономической конференции 15 июня - 19 июля 1922 г. в Гааге.
2. Курорт (нем.).
N 2.
3 августа, 6 ч. дня
Миленький мой!
Пишу тебе по отлете из Смоленска. Летим мы великолепно: от Кенигсберга до Ковны долетели в 1 1/2 часа, от Ковны до Смоленска - 4 1/2. Два раза попадали в грозовую тучу, и при этом порядочно трепало, но за этими исключениями машина пока все время спокойна и даже писать не очень плохо...
стр. 55
Летим на высоте 200 до 1000 метров. Не скажу, чтобы впечатления были особенно яркие. Только под самым аэропланом пейзаж оригинален - все видится в горизонтальной проекции. Чуть подальше - вид уже такой же, как в Швейцарии или на Кавказе. Ощущения неуверенности или опасности никакого, и только когда мы попали в грозовую тучу, я боялся, что нас может спалить молния, но пилот наш на остановке с улыбкой мне заявил: таких случаев не бывает. Тем лучше. Первые часы все-таки любопытно было смотреть из окна вниз. Делами заниматься охоты нет, поэтому все время о том о сем раздумывал...
Сколько еще у нас свободной земли. Смотрю сейчас в окно на необозримые дали: леса, луга, озера, и только кое-где желто-зеленые или серые квадраты полей, а утром у немцев все начисто распахано. Интересно, что тут будет лет через 50. Одно могу сказать: по железной дороге тогда наверно никто не будет ездить. Так что твоя карапулька наверно будет так запанибрата с аэропланами, как ее мама с автомобилями. Пока прощай, солнышко мое. Окончу письмо, вероятно, уже в Москве. Крепко тебя целую...
N 3.
13 августа. Смоленск
Миленький твой никак не может долететь до Москвы. Вчера мы летели при довольно сильном противном ветре, подвигались сравнительно медленно и расходовали много бензину. После 5 часов лету пилот начал просовывать нам в каюту через окошечко записки, в которых выражал беспокойство, хватит ли ему бензина. По нашим расчетам, бензина должно было хватить всего на 7 часов, считая от Кенигсберга. Около 6 часов мы пролетели Полоцк и приближались к Витебску, дело было уже к вечеру, а между тем до Смоленска оставалось еще 120 километров. Каждую минуту можно было опасаться остановки мотора, и тогда надо садиться куда попало, а при такой погодке достаточно какой-либо канавы или пня, чтобы опрокинуться, разбиться, а может быть и сгореть. Чтобы не доводить дело до такой крайности, наш пилот решил снизиться и сесть даже не долетая [до] Витебска. Выбрал с высоты какую-то луговину, но уже совсем у земли заметил какие-то препятствия, поэтому поднялся вновь, сделал еще круг и уже окончательно опустился, совершенно благополучно. Через несколько минут мы были в положении высадившегося среди дикарей путешественника, десятки крестьян и особенно ребятишек сбежались смотреть на эту громадную стрекозу, устало поворачивавшую щупальцами-пропеллером и скоро совсем замолкшую. Оказались мы близко от какого-то совхоза, вскоре пришли власти и немедленно приставили охрану в образе босых милицейских, но с ружьями, дабы детвора не начала ползать по машине и не пообрывала полотна и канатики. Сами мы пошли в дом именья, где нас хорошо накормили, и мы с ирландцем даже получили довольно опрятные постели - шофер-механик и пилот спали в самой машине, при свете костра. Оно было поэтичнее, но, как я и предсказывал, к утру их хватил здоровый холод, мы же спали как дома. Ночью же послали властям в Витебск записку с просьбой дать 6 пудов бензину. Успокоили нас обещанием к 3 утра доставить бензин. По русскому обычаю, однако, ни к 10, ни к 12 о бензине не было ни слуху ни духу. Пошли на ж.д. станцию верстах в 2-х и кое-как переговорили по телеграфу, установили, что "бензин едет". Доехал он только к 2 1/2 - 3, и, пока его наливали, пробовали мотор и пр., ветер превратился в настоящий шторм. Взлетели мы с импровизированного аэродрома в 3.20 дня и с черепашьей скоростью пошли к Смоленску. Трепало машину здорово, и ни о каком письме и чтении нельзя было думать, приходилось смотреть, как бы не удариться башкой о перекладину или о стекло окна. Ирландец заболел морской болезнью. Хороший парень этот механик Баранцев - ночью почти не спал, весь день работал как проклятый, и ничего себе, веселехонек, посмеивается при каждом толчке. Ветер был прямо навстречу, и тащились мы до Смоленска два часа, это всего при 120 - 130 верстах расстояния. Шторм тем временем превратился в бурю, и, когда мы опустились в Смоленске, пришлось машину немедленно поставить на прикол
стр. 56
(привязать крылья веревками к кольям, вбитым в землю), иначе ветер мог бы ее сорвать и опрокинуть. В 5.40 лететь на Москву было уже поздно, ибо при противном ветре мы могли бы туда попасть дай бог к 11 - 12 ночи, это ничего, если опускаться на аэродроме, но всегда возможна остановка мотора, и тогда впотьмах опустишься неизвестно где, легко сломать шею. По общему совету и смоленских летчиков решили переночевать и лететь только завтра, рано поутру.
Ну вот, мой миленький, тебе мои приключения. Я все время думал о тебе, читал твои письма... Гвоздички бедные завяли без воды, привезу их в Москву сухими... Читал немножко Пушкина, но больше просто вспоминал и размышлял. Сейчас сижу в маленьком домишке, обитаемом аэродромными немцами. Дали сносную еду и спать, видимо, тоже можно будет удовлетворительно. Завтра в 7 утра летим в Москву и будем там около полудня. Это письмо оставлю здесь, чтобы оно попало с аэропланом, пролетающим здесь.
Целую тебя крепко, мое золотко.
Что-то ты сейчас поделываешь? У тебя сейчас всего еще 7 1/2 часов вечера, может быть, ты пошел куда-либо в театр или в кинематограф.
Будь здоров, мой ребенок... По приезде в Москву напишу коротенько.
Обнимаю и целую любимого.
Твой Татарин.
N 4.
15/Х. Москва
Сегодня, 15/Х, я выезжаю в Питер, где буду день-два, и затем через Финл[яндию] и Стокгольм к тебе...1
Любопытно поглядеть на Питер, говорят, он получил свой прежний "строгий, стройный вид". Только время-то сейчас уже позднее, вероятно, дождь, слякоть. Пройду по Пушкинской, мимо твоего дома обязательно и буду тебя там себе воображать. Вероятно, прочту там один-два доклада, может быть, поеду в порт и на новую электростанцию. Дела за меня цеплялись тут всяческие как репейник, и едва-едва из Москвы удалось вырваться... Буду тебе телеграфировать с дороги...
-----
1. В то время Миклашевская-Красина временно жила в Берлине.
1923 год
N 5.
11 февраля. По пути в Москву 1
Милая моя Тамарушка, золотая моя красавушка! Только что я встал, спал что-то около 9 часов, очень хорошо было, укачивает меня в вагонах, как младенца в колыбели... Качает сейчас в поезде сильно, я не знаю, разберешь ли ты мои каракули.
...Буду думать и помнить о тебе в Москве, ты не сомневайся и не впадай в меланхолию, если бы даже по каким причинам была задержка в пересылке писем. Это возможно, ибо Герм[ания] будет все дальше разваливаться, и вот, например, на железных дорогах этот развал идет с ужасающей быстротой. Пиши мне чаще, особенно о том, как у тебя будет складываться дело с переездом в Россию.
Здесь... уже зима и вот очень важно, чтобы ты перед отъездом снабдилась всем теплым... Непременно купи себе шерстяную вязаную кофту или куртку и запасись фуфайкой. Ведь у нас до конца марта еще возможны большие холода. Я очень прошу тебя серьезно отнестись к этим наставлениям, будет глупо приехать в Питер или Москву простуженной2 . Целую тебя крепко, мое солнышко...
Ну, прощай пока, родное мое дитятко. Целую. Твой Татарин.
-----
1. После короткого пребывания в Германии, а затем в Великобритании.
2. Работая в торгпредстве в Берлине, Миклашевская неоднократно приезжала в Петроград, где жила ее мать, или в Москву.
стр. 57
N 6.
16 февраля. Москва
Миленький мой!
Пишу тебе опять урывком. Первые дни в Москве у меня всегда сущий ад в смысле самой интенсивной работы и сутолоки. Надо видеться сразу с сотнями людей, присутствовать на десятках заседаний и диктовать множество всяких писем и пр.
В общем впечатление неплохое. Люди ходят сытыми, во всех домах тепло и против 1919 года разница громадная. Что здесь поражает, это, несмотря на плохую одежду и общий серенький пейзаж - тон улицы бодрый, даже веселый и люди не выглядят такими скучными и пришибленными, как у вас в Берлине. В Себеже, переезжая границу, мы сидели 4 часа, много было всякой всячины, митинг, парад, речи и пр., но лучше всего был изумительный зимний солнечный день с таким ясным воздухом и красками, как в Швейцарии. Я жалел, что нет со мной миленького - вместе порадоваться этому дню.
Родной мой! Как живешь? Не скучай ты, пожалуйста, мое золотко. Красавушка моя, лебедушка...
Мои дела еще только начинают выясняться. Скорее всего, мне придется надолго остаться в России, может быть даже отказаться официально от Лондонского] Полпредства и засесть вплотную за русскую работу, бывая за границей лишь 2 - 3 раза в год. Но это еще не окончательно, и дело может измениться, если в игру вступит Америка.
Я тебе напишу, как только будет что-либо определенное. В Москве останусь во всяком случае до июня, не меньше...
Должен сейчас кончать письмо. Целую тебя, мое золотко, крепко, крепко.
Пиши.
Твой Татарин.
N 7.
22 февраля. Москва
...Два твоих милых письма я получил... Спасибо тебе, родное мое, мне было так хорошо читать твои каракули...
Письмо это посылаю со Стомоняковым1 , который завтра летит в Берлин. До этого одно письмо послано с оказией, другое по почте из Москвы. Открытки мои, посланные Соне2 из Таормины, дошли исправно, и, кажется, почта сносно работает, в Германии, пожалуй, сейчас хуже.
Я уже неделю как в Москве и все еще не могу прийти в норму в смысле времени и регулярной жизни. Тут как раз съехалось несколько иностранных комиссий и много времени уходит на разные приемы, завтраки и обеды. Еды стало достаточно, и свинский заграничный обычай разговаривать о делах за едой начинают в Москву переносить. Я хочу внести особый декрет по этому поводу... Я сам в начале марта собираюсь в Питер на два-три дня...
-----
1. Б. С. Стомоняков - торгпред СССР в Берлине.
2. Софья Борисовна Лушникова (Красина) - сестра Леонида Борисовича.
N 8.
12 мая. С борта самолета
Я когда улетаю с земли вверх, то первое, что меня охватывает, - это чувство, не идея, а именно какое-то умиленное непосредственное чувство, ощущение ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Вот мы сейчас поднялись над Ходынкой, внизу все меньше и меньше делаются дома, люди, деревья, проносимся над освещенным теплым, мягким солнечным светом Ходынским лагерем, вон железная дорога, вон обработанные поля, канавки для отвода воды, межи, станция беспроволочного телеграфа, излучины Москвы-реки с лугами и полями кругом, на которых тысячу лет работает русский народ. Вот, наконец, мы сами с этой машиной, одним из высших достижений людского ума и уменья, летим себе как птицы над расстилающимся пейзажем - географической картой. Как-то особенно ярко ощущается, что вся эта земля, все, что на ней есть, и мы все - создание какого-то многовекового коллектива, у которого есть общая жизнь и может быть какая-то общая цель, которой мы, сами того не зная, служим. Вот и Татарчевый папа летит куда-то для каких-то дел и пере-
стр. 58
говоров, цели и действия которых более далеки, чем наши непосредственные намерения сегодняшнего дня. И Татарчевая мама, которая сидит сейчас в своей комнате и думает обо мне, прислушиваясь к малышу, который нет-нет, да проявит себя чем-нибудь, тоже делает большое дело и тоже работает на это человечество, не зная заранее, что и как из этой работы выйдет.
Я тебя очень люблю сейчас, мой миленький, и вообще всех и вся люблю, и людей разных, меня провожавших, и других, и эту природу, и особенно эту родную страну и ту более отвлеченную и более необъятную будущую страну, союз всех народов, первые камни которого у нас закладываются, и всю эту сложную, трудную, но в конце концов содержательную и радостную и бодрую борьбу и жизнь, которая досталась в удел нашему поколению. Летим мы, родной мой, пока что, точно едем в автомобиле по ровной дороге. Даже не тряхнет, очевидно, воздух на редкость спокойный. Очень жаль, что тебя не было на аэродроме, все время думал и сейчас думаю о тебе, солнышко...
9 1/2 ч. Пошел порядочный дождь, и за облаками не видно земли. Аэроплан спускается с 400 метров, и мы сейчас летим очень низко, пожалуй, не выше 4 этажа нашего дома, прямо под окном верхушки деревьев.
Что сильно бросается в глаза по сравнению с прежними полетами, это большое количество новых строек в деревнях. Почти буквально в каждой по несколько новых домов или, по крайней мере, крыши перекрыты, Мужик, следовательно, обстраивается, это хорошо!
Сейчас вылетели из полосы дождя и идем на высоте 200 метров. Стало немного свежее, а около Москвы было совсем тепло. Очень низко пролетели над Бородино. Я захватил с собой Гермашу1 , а на аэродроме, кроме всякой советской публики и неизбежных фотографов и корреспондентов, застали еще Соничку, Асю2 и Алешу3 . Я выразил Асе неудовольствие, что ее сын, мой внук, проявил ко мне непочтение, не приехав на Ходынку меня проводить. Она же сказала, что он, видимо, собирался, ибо она сегодня его за ногу только-только удержала, он уже скатывался с кровати, а прошлую ночь так и впрямь скатился. Вот дурында, как не умеет беречь своего мальчика. Впрочем, он предоволен, толстеет, смеется и пьет ее, как гусеница жрет листья. Такой вот и наш будет, обжора. Я уж заранее представляю себе...
-----
1. Герман Борисович Красин - брат Леонида Борисовича.
2. Ксения Михайловна Лушникова - племянница Л. Б. Красина.
3. Алексей Михайлович Лушников - племянник.
N 9.
18 мая. Лондон
Миленький мой, дорогой и золотой!
...Как я хотел бы знать, где ты сейчас, что думаешь и когда выберешься из Питера.
Я приехал сюда в понедельник вечером1 и сейчас же был взят в переплет и нашими людьми и корреспондентами. Рекламу газеты создали совершенно невообразимую, и твой Татарин все эти дни был в Лондоне самым популярным персонажем.
На другое же утро имел разговор с Ллойд Джорджем2 и Рамсеем Макдональдом3 , а с 3-х часов был в парламенте, где обсуждался наш вопрос и выступали за нас и рабочая партия (Макдональд) и либералы (Лл. Джордж и Асквит4 ). Тревога и возбуждение в Англии большое, большинство, несомненно, против разрыва с нами, и все-таки Керзон достаточно силен, чтобы разорвать, и порвет, если мы не уступим по всем важным статьям. Каково будет дальнейшее, то есть начнут ли англичане нас отсюда выкуривать или ограничатся тем, что политики уедут, а красные купцы останутся разговаривать, покажет будущее5 .
Если дело уладится, то я, пожалуй, в конце или даже середине июня уже вернусь в Москву, конечно, через Берлин.
Вчера я был у Керзона, персонально прием был очень любезный, даже необычный для этого сухаря, но по существу я добился малого и все зависит от того, насколько Москва считает необходимым избежать сейчас разрыва.
стр. 59
Ну вот, солнышко мое, пока все. Целую и обнимаю тебя крепко... Твой.
-----
1. То есть 14 мая 1923 года.
2. Ллойд Джордж (1863 - 1945) - лидер либеральной партии, премьер-министр Великобритании (1916 - октябрь 1922 г.).
3. Макдональд Р. Д. (1866 - 1937) - один из лидеров лейбористской партии, премьер-министр Великобритании (1924 и 1929 - 1931 гг.).
4. Асквит Г. Г. (1852 - 1928) - один из лидеров либеральной партии Великобритании, премьер-министр (1908 - 1916 гг.).
5. Речь идет о ноте министра иностранных дел Великобритании Дж. Н. Керзона от 8 мая 1923 года. В ней выдвигался ряд ультимативных требований к советскому правительству. Для ведения переговоров с английским правительством в Лондон был направлен Красин в качестве официального представителя. В течение мая - первой половины июня 1923 г. Красин провел несколько встреч с Керзоном. Произошел неоднократный обмен нотами между правительствами обеих стран. В конечном счете советско-британские отношения были урегулированы.
N 10.
24 мая. Лондон
Миленький ты мой, дорогой и золотой! Целую тебя горячо и ласково и обнимаю и благодарю за то, что ты есть, и за твою телеграмму: наконец-то ты выезжаешь, а я уж не знал, что и думать, полагал, что у тебя какие-нибудь возникли трудности, и уж не знал, куда тебе и писать. Я получил первое твое письмо, в утро моего отъезда написанное... Я смотрел в твою сторону, когда аэроплан поднимался, я сидел, как всегда, у левого окна кабины, но, конечно, не мог найти нашего дома и только по светлому куполу собора догадывался, где находится моя Тамарушка. А в Кенигсберге я был на том месте, где мы пили кофе, но только там теперь функционирует воздушный вокзал, казино и вид аэродрома совсем изменился. Да и аэропланов в день нашего прилета там опустилось 14 штук!..
А все-таки очень рад я, что ты уж едешь, все будем ближе, и регулярно будут ходить письма.
Я все еще не могу сказать, как тут обернутся дела, но очень вероятно, что разрыва не будет. Если бы это окончательно выяснилось, я сократил бы свое здесь пребывание и около 7 - 10 июня поехал бы обратно в Москву через Берлин с остановкой на 2 - 3 дня. В случае осложненных переговоров или разрыва придется здесь остаться на более долгий срок. Но во всяком случае в сентябре я буду с Тамарушкой...
Твой Татарин.
N 11.
30 мая. Лондон
Красавушка моя Тамарушка, русская белая лебедушка!
Рад я был получить твою телеграмму о выезде из Риги. Ну, значит... путешествие нелегкое, наконец, будет окончено.
...Я очень боялся с тобой разминуться. Тут бывали моменты, когда вот-вот, казалось, мне придется немедленно выехать в Москву, и я думал, как же я в Берлине не увижу Тамарушки. Но сейчас, кажется, обойдется без такой скоропалительной поездки. Сколько здесь пробуду, еще неизвестно, если дело урегулируется без разрыва с Англией, то, вероятно, около 15 июня уже буду ехать обратно в Москву. В общем я отлично сделал, что полетел тогда, это спасло все положение, и мне даже в Foreign office это прямо так и говорят. А ты вот надо мной смеешься и, подобно Литвинову1 , не желаешь моих дипломатических талантов признавать...
-----
1. Литвинов М. М. (1876 - 1951) - в 1921 - 1930 гг. зам. наркома, в 1930 - 1939 гг. нарком по иностранным делам.
N 12.
6 июня. Москва
Миленький мой, и дорогой, и золотой!
Ну вот, я и приехал в Москву, и даже раньше, чем полагал, в пят[ницу] вместо субботы, так как пробег Берлин-Рига сократился почти на 10 часов и
стр. 60
отпала бесполезная потеря целого дня в Риге. Мы приехали туда в 10 вечера, а в 11 1/2 уже ехали дальше на Себеж. Было нас всего 6 человек, и путешествовали нескучно, работал я мало, а больше спал, часов так по 10 - 12 в сутки...
В Москве идут непрестанные дожди и даже ливни, на днях был такой, что залило все нижние этажи, а на Неглинной, переходя улицу, утонула женщина с ребенком. Хлеба попортило дождями, и урожай, видимо, будет довольно пестрый. Траву тоже пора давно косить, но дожди не позволяют.
Попал я к сессии ЦИК'а, принимали проект новой Конституции Союза Советских Социалистических Республик, получается довольно сложная конституция - ЦИК'и и Совнаркомы отдельных республик (РСФСР, Украины, Белоруссии и Закавказья) и, кроме того, Союзный ЦИК и союзный СНК. Наркомы союзного Совнаркома не могут входить в состав СНК отдельных республик, и, таким образом, получается некоторая многоэтажность построения. В частности, я теперь уже не российский, а союзный нарком, а в РСФСР, Украине имею только своих уполномоченных. Несомненно, что объективный смысл этой реформы состоит в приближении от множественных республик к единой, но при наличности большого национального сепаратизма, особенно в верхних слоях советского (и партийного) аппарата, приходится принимать множество всяких гарантий, обеспечивающих свободное выявление и самоопределение всяких национальностей, да и весь Союз объявляется добровольным, и всякая республика, если захочет, может из него выйти, но, конечно, не захочет, зачем ей хотеть и куда иначе она вообще может деваться!
Мало еще кого успел повидать и по своим личным делам ни с кем не говорил. Но уже окончательно решен вопрос о назначении в Лондон Раковского1 , и даже есть надежда, что оно будет принято в Лондоне. Об условиях работы здесь сказать что-нибудь трудно, положение очень неопределенное, по-настоящему никто не знает, кто именно хозяин положения. Ленина положение безнадежное. Может быть, выживет, но никогда не восстановит работоспособности. Работы везде непочатый угол.
Ну, пока прощай, мое родное солнышко... Пиши мне, родной...
Крепко целую.
Твой Татарин.
-----
1. Раковский Х. Г. - в 1923 - 1925 гг. полпред и торгпред СССР в Великобритании.
N 13.
12 июня. Москва
Миленький мой, дорогой и золотой. Я получил твое письмо, посланное Luftpost'oм1 ...
Я тебе буду с каждым аэропланом посылать хоть по коротенькому письму. Ты уж не сердись, если они будут коротенькие: я очень сильно занят, и перегружен, и буквально утонул в бумагах и бумажных горах, на меня свалившихся. Помощника своего я послал в отпуск, чтобы обеспечить вернее свой отпуск к сентябрю, и поэтому, помимо обычной работы, на мне лежит еще немало текущей вермишельной, не менее утомительной. Все же начинаю немножко проворачивать и в последние дни уж как будто брезжит переход к несколько более нормальной нагрузке. Общая атмосфера тоже как будто улучшается, особенно когда покруче поговоришь то с тем, то с другим.
Вот я сижу сейчас и пишу за столом, как ты меня видала, когда сидела, прикорнув вон на том диване, под большой картиной. Разница только та, что окно открыто, через него льется свет от поблескивающего золотого купола и тянет теплый ветерок с Москвы-реки. Погода все еще ни то, ни се, как следует не хочет установиться. На митингах еще не выступал, хотя придется послезавтра вручать комсомольцам знамя и, следственно, говорить речь. Кстати, прилагаю несколько, плохих, впрочем, отпечатков: сняты в Себеже Маринушкиным2 , когда я держал речь конной пограничной страже на бывшем там параде. Воображаю, как Тамарушка сейчас веселится и закатывается хохотом!..
Пока до свидания. Целую тебя крепко...
-----
1. Авиапочта.
2. Маринушкин И. М. - личный шофер Красина.
стр. 61
N 14.
20/VI. Москва
...Был я тут на выставке, выводили там перед нами заводских лошадей. Я не то чтобы очень большой лошадятник, но были действительно такой изумительной красоты, особенно матки, что нельзя было удержаться от восхищения. И все они были жеребые, и очень солидно и осторожно выступали, и на каждом не совсем надежном месте грациозно так ножкой предварительно пощупает. Я все время о ком-то думал и кого-то милого вспоминал, такого же красивого и такого же осторожного и бережливого, как бы не повредить жеребеночка!..
Ну, открывали мы вчера сельскохозяйственную выставку. Можно, конечно, спорить о необходимости и своевременности этого дорогого-таки предприятия, но - назвался груздем, полезай в кузов и, принявшись задело, приходится его кончать. Выставка выходит большая, даже почти грандиозная, целый город вырос на месте бывшего болота. Конечно, спешка была отчаянная, а тут еще ненастное лето, уменьшившее, вероятно, вдвое фактическое рабочее время. Все почти из дерева, некоторые здания интересны и конструктивно и по формам. Масса скота выставлена живым, и откуда только все это взялось, я думал все погибло в голодные годы. Сейчас пока кончаю, надо сдавать аэропочту...
Крепко, крепко целую... Твой Татарин.
N 15.
29 июля. Москва
Миленький мой, дорогой и золотой!
Сейчас суббота, 7 часов, и я только что вырвался из своего Комиссариата, где получил почту и с ней письмо от родной моей Тамарушки, русской моей лебедушки. Но я письмо там не распечатывал, а поехал в Кремль, пообедал, приехал домой и вот тут-то, сидя перед часами за своим письменным столом, я его открыл и прочел - это письмо с маковым лепестком...
Сейчас смотрю в окно, дождь льет такой, что через серую его завесу даже собор едва виден, белый камень его от мокроты почернел, а кремлевские башни еле маячат. Дождями нас просто залило, хлеб и сено гибнет, преет и гниет. Не знаю, долго ли еще эта чертовщина с погодой будет продолжаться. Торф тоже не сохнет, а лежит киселем на полях...
Пока прощай, мое родное и золотое дитятко. Надо поработать.
N 16.
30 июля. Москва
Родное мое и ласковое!
По поводу квартиры дело стоит пока еще довольно неопределенно. Цюрупа1 что-то там предпринимает и подает надежды, но, видимо, ему не так легко оказывается выкроить эти три комнаты, как он думал весной, когда обещал, и, судя по его несколько сконфуженным и уклончивым ответам, я не вполне уверен, что у него дело выйдет. Ищу еще каких-либо других возможностей, а на всякий случай, если не удастся насчет лучшего, вошел в компанию с аркосовцами2 и получу квартиру во вновь отделываемом доме, арендованном Грожаном3 и другими его коллегами. Дом стоит несколько далеко, но на очень хорошем месте, именно, на самом берегу Москвы-реки, выше Каменного моста, минутах в 15 ходьбы от моей теперешней квартиры, если идти вверх по левому берегу Москвы-реки, выше Бабьегородской плотины. Москва-река тут образует как бы озеро, по другую сторону, почти против дома, лежит Нескучный сад, а за ним дальше Воробьевы горы. Одна беда, сравнительно далеко: от Большого театра пешком будет минут 35 - 40. Если бы ходил трамвай по Остоженке, было бы хорошо, но он еще не ходит, а близкий от дома трамвай - кольцевой, идущий по кольцу Садовой, - он хорош для Смоленского рынка, но чтобы попадать в центр города, надо пересаживаться. Зато и в гигиеническом и в эстетическом отношении очень хорошо, и я с большим удовольствием жил бы в этом месте. Зимой прямо из дому можно встать на лыжи и по Москве-реке прямо на Воробьевы горы (а Татарчо плетется позади и канючит, что его родители бросили!). А летом еще
стр. 62
лучше, на лодке или на моторной по Москве-реке вверх хоть до Нового Иерусалима.
Места там везде чудесные. Квартира будет хорошая, комнат 5, и дом, судя по осмотру, очень прилично заложен. Сейчас там идут работы, стелят полы, заканчивают крышу, обещают к концу сезона окончить постройку, и при нормальных условиях это было бы вполне возможно, не знаю, как это выйдет при наших советских распорядках.
Во всяком случае это дело верное, и тут можно опасаться только некоторого опоздания, но в конце концов помещение будет, и что новый дом - это хорошо, не будет никакой заразы. Стены выстроены 5 лет назад и сырости, значит, тоже не может быть.
Я нигде не бываю, только по воскресеньям, идя из К[омиссариа]та, захожу к Асе и Сонечке и смотрю ихнего богатыря "Помзю". Очень хороший мальчик растет, почти всю свою мать сожрал и не проявляет пока никакого желания переходить на коровье молоко. С дачи его привезли, отпуск матери и бабушки окончился, да и погода была плохая.
Ну вот, солнце мое ясное, так я и живу! Васильевна мне готовит ту же примерно еду, как и при тебе, с той разницей, что я дома лишь утром и вечером, а обедаю около 5 ч. в Кремле. Даже в кинематограф не смог еще ни разу собраться, не говоря о театре или чем-либо подобном. Раза два вечером бывал на парадных обедах по случаю приезда то каких-то американских сенаторов, то рейхсканцлера Вирта4 , - их теперь несет к нам целыми тучами: становится модой ездить в Сов. Россию. Выставка привлекла тоже довольно много иностранцев, что кажется даже на ценах отразилось, и в особенности, конечно, на квартирных затруднениях... Но грожановский дом подвигается, хотя я и не верю, что к началу зимы он будет готов. Все-таки это хоть что-нибудь реальное и рано или поздно в нем квартира у нас будет. Ищу где-нибудь еще хотя бы 2 - 3 комнаты, кое-что обещают, но пока верного ничего еще нет. Ну да обо всем поговорим при свидании.
-----
1. Цюрупа А. Д. - в 1921 - 1926 гг. зам. председателя СНК РСФСР (СССР) и СТО, в 1922 - 1923 гг. - нарком РКИ РСФСР.
2. Аркосовцы - сотрудники Аркоса, советского акционерного торгового общества.
3. Грожан - сотрудник Аркоса.
4. Вирт К. Й. - рейхсканцлер Германии в 1921- 1922 годах.
N 17.
10 августа. Москва
...Завтра едет Крестинский1 , и, значит, послезавтра ты уже, может быть, получишь это письмо, если его не задержат в пути при посольстве. Я живу тут по-прежнему: вышел на работу, довольно в общем удовлетворительно, хотя и всякого головотяпства немало.
Соскучился, мой родной, по тебе. Утешает меня твоя куколка: она меня тут встретила сразу по приезде, а ты еще была недовольна, что я ее здесь оставил. Цветочек твой, гвоздичку, я всю дорогу имел в петличке, но сейчас он, бедняга, уже завял. Назад я хотел ехать поездом (чтобы работать в вагоне), но уже чувствую, что, как придет время, не вытерплю и полечу... 1. Крестинский Н. Н. - полпред СССР в Германии.
N 18.
20 августа. Москва
Родная моя Тамарушка, красавица моя..!
Что-то ты, мое солнышко, как ты там, бедняжечка моя, поживаешь, как справляешься?.. Ну, уж теперь не так долго, отпуск мне дадут наверное, и, как только Фрумкин1 вернется, я дней в 5 ему дела передам и сейчас же вслед за тем в Берлин выеду. Думаю все-таки ехать, хотя и лететь в сущности было бы неплохо, если бы Тамарушка позволила. Но она мне не позволила, и без ее приказа я не полечу.
Понемногу начинаю чувствовать себя на отлете, хотя дела так много, что, вообще говоря, я себя никак не чувствую, а тяну лямку как вол, от заседания к заседанию, с митинга на комиссии и обратно. Так как дело само
стр. 63
по себе интересное, то нескучно и утомляюсь не очень. Ты можешь себе совершенно ясно представить, как я сижу у стола перед часами, рядом на столе лежит верный мой спутник - желтый портфель, а в окне при лунном свете поблескивают купола собора... Со времен детства я не видывал такого затяжного ненастья, каждый день льет и льет как из ведра.
Был бы тут сейчас со мною, пошли бы под дождичком, я бы тебя осторожненько поддерживал, а когда на прыжках, ты бы мне говорил строго: "нельзя, нельзя". Родной мой, я крепко тебя целую и люблю.
-----
1. Фрумкин М. И. - зам. наркома внешней торговли.
N 19.
23/VIII. Москва
...Голова идет несколько кругом: ехал 120 верст, а кроме того, спал плохо: проклятые мухи с 5 часов кусались, как осенью, а в 7 час. пришлось уже выехать. Приехав в город, застал у себя груду народу и пишу сейчас урывками.
Я совсем здоров, только очень утомлялся и немного спал с морды, но теперь начинал опять толстеть. Целую тебя крепко, мой миленький. Твой Татарин.
N 20.
2 сентября. Москва
Миленький мой, дорогой и золотой!
...Я как-то не придаю значения всем этим слухам о близком белом перевороте1 и еще меньше думаю о возможности лично для тебя каких-либо при этом неприятностей. В конце концов даже и против меня у "этих" сфер и кругов не может быть лично ничего особенного, а в 1918 г. я имел случай вести переговоры и с Гофманом2 и с Людендорфом3 . Совершенно неправдоподобно им меня или из-за меня тебя преследовать. Кроме того, без ориентации, той или другой, на Россию ни одно германское пр[авительст]во сейчас и двух дней не сможет просуществовать. Лично я еще другое дело, но и то, поскольку дело идет не о немцах, а о нашей российской белогвардейщине и фабрикантах, теряющих надежду вернуть себе когда-либо их фабрики.
Словом, в этом отношении ты не беспокойся. Уезжать сейчас, по-моему, не следовало бы, ведь это для тебя совершенно убийственная была бы вещь, а потом еще попадешь к чужим неизвестным докторам, нет, по-моему, тут все сойдет благополучно и хорошо, и я спокоен и уверен, что это так именно будет... Родное мое, ласковое, прощай пока: иду спать. Допишу письмо завтра. Твой Татарин.
-----
1. Красин имел в виду применение репрессий против революционного движения в Германии в начале осени 1923 года. Миклашевская-Красина в то время проживала в Берлине.
2. Гофман М. (1869 - 1927) - генерал, фактический глава германской делегации на переговорах в Бресте 1917 - 1918 гг. с советской Россией.
3. Людендорф Э. (1865 - 1937) - генерал, в 1916 - 1918 гг. командовал всеми вооруженными силами Германии.
N 21.
28 - 30 сентября. Поезд из Берлина в Москву
Миленькие мои, золотые, дорогие и родные Тамарушки-красавушки, белые лебедушки!1
Плывете вы по синему морю, дуют на вас ветры буйные, а я еду наперегонки с вами и скоро вас уже обгоню.
Еду вдвоем со Свердловым2 , он приятный спутник и много мне в дороге помогает. Думаю часто о вас, родные мои, миленькие...
Я думаю, что вы до Питера хорошо доедете и спутники ваши, вероятно, будут вам помогать. Как только приеду в Москву, постараюсь снестись немедленно с Криммером3 . Телеграмму ему я послал еще с вокзала, немедленно после отъезда вашего поезда... Я постараюсь как можно скорее, как только мне позволят комиссариатские и другие дела, попасть к вам в Питер хоть ненадолго. Пока до свидания, мое родное. Это письмо пошлю уже из Москвы.
-----
1. 17 сентября 1923 г. родилась дочь Красина Тамара.
2. Свердлов В. М. - член президиума ВСНХ СССР.
3. Криммер - сотрудник Наркомвнешторга.
стр. 64
N 22.
30 сентября.
Миленький мой, дорогой и золотой! Только что приехал в Москву и пишу тебе эти несколько строк перед тем как ехать в К[омиссариа]т. Развал тут у меня, кажется, порядочный, и придется поработать, пока все войдет в норму. Как-то вы там плывете, мои родные? Не укачивает ли драгоценного? Целую и люблю.
N 23.
18 октября. Торкуэй (Англия)
Миленький мой, родной и золотой!
...Пиши мне о девочке побольше, какая она теперь, какие у ней новые появляются черты и способности... Смотрит ли уже, улыбается ли, много ли кричит или сохраняет в общем спокойно-оптимистическое и "трудовое" к миру отношение? Ребеночек очень миленький и хороший остался у меня в памяти. Даже удивительно, какой он милый, обыкновенно ведь они бывают слишком жалкие в этом возрасте...
Я сам уже порядочно поправился и загорел даже несколько. Эти дни тут была хорошая погода, но сегодня вот зарядил дождь, и, видимо, дело идет все-таки к зиме. Я много очень хожу, а когда спускаюсь по тропиночкам, всегда вспоминаю Тамарушку и думаю, если бы она была со мной, положила бы на плечо мне рученьку и опиралась бы на меня... Целую тебя и малыша крепко. Твой Татарин.
Если погода поправится, поеду на сев. берег Корнуэльса, на океан, если же нет, буду пока тут или вернусь в Лондон. Много там дел.
N 24.
20/Х, Торкуэй, Англия
...Только что получил заказанную карточку и спешу ее тебе переслать. Это та самая, которую Тамарушка хотела, не знаю, понравится ли она тебе теперь в этом более законченном виде. Мне не очень - уж как-то все слишком выглажено. Родное мое золотко, как себя чувствуешь, что думаешь, поправляешься ли... Пиши, мой любимый, я через день-два уже возвращаюсь в Лондон, дела разные неотложные там, и надо с баклушничаньем кончать. Я все-таки поправился, хотя отельный режим надоел до смерти. Крепко тебя и девочку целую. Напишу еще сегодня или завтра...
N 25.
22 ноября. Москва
Ну, приехали в Москву благополучно, и сразу же пришлось по уши войти в разные дела.
Бегге1 звонил, и он мне обещал лично все сделать. Если не произойдет какого-нибудь фатального недоразумения, думаю, что вы будете встречены и без всяких проволочек можно будет вам проследовать на Пушкинскую. Погода здесь по крайней мере стоит вроде Берлина, зимы еще нет и можно надеяться, что "миленький, миленький" водворится в Питере благополучно. Не как его отец, который в возрасте, правда, 8 месяцев совершил в декабре при морозах сибирских в 25 - 30° путешествие 300 верст на лошадях и схватил воспаление легких, но потом все же отремонтировался и легкие-то как раз имеет на славу, если бы такое же иметь сердце!
Здесь все нашел более или менее в порядке. На первых порах только слишком много дела, свиданий, переговоров и т.п. Ну, потом это войдет в норму. Надеюсь приехать к миленьким уже в начале декабря.
В Риге встретила меня на вокзале Наташа2 . Вид у ней неважный: врачи находят у нее процесс в обоих легких, и, видимо, ей надо уезжать на юг, а без Феди своего она ехать не хочет, и вот не знаю еще, как это все устроить.
Здесь еще никого из наших не видел, только с Соней в Комиссариате виделся, а с братьями говорил по телефону.
-----
1. Бегге К. М. - член коллегии Наркомвнешторга.
2. Наталья Германовна Красина - племянница Л. Б. Красина.
стр. 65
N 26.
25 ноября. Москва
Миленький мой!
Получил я твою телеграмму и хоть и обрадовался вашему приезду, но еще больше встревожился, увидев, какую я сделал оплошность, не послав тебе до сих пор в Питер молока. Боюсь, что поставил этим и тебя и девочку в очень трудное положение. Оказии у меня эти дни не было, а главное, я думал, что дело не к спеху, и, зная наверняка, что 26/XI Бегге будет здесь, я решил отправить молочко с ним. Мне припоминалось, когда я в Берл[ине] говорил, что пошлю с молоком и кефиром в Питер Маринушкина, ты как будто говорила, что этого не надо делать, и это меня еще более укрепило в мысли, что взятого с собою запаса вам хватит на более продолжительное время. А теперь выходит, что вы, бедные мои, сидите там без молока, и я боюсь, что малыш наш... заболеет. Посылать просто багажом я не хотел из боязни заморозить молоко в багажном вагоне, а кроме того, боялся посылать багажную квитанцию почтой до твоего приезда: ведь у тебя в квартире не знали, что ты приезжаешь, и могли отказаться принять заказное или спешное письмо, и тогда выручить квитанцию с почты было бы не так-то легко. Как тут теперь поправить дело! Сейчас уже поздно, и с сегодняшним поездом послать нельзя. Отправлю багажом в понедельник, а квитанцию с этим письмом "спешной почтой". Стало быть, и молоко и квитанция будут у вас во вторник утром и днем вы получите багаж. Что же будет до тех пор? Не можешь представить себе, как я огорчен. И тем, что бедная девочка без молочка, и тем, что большая Тамарушка наверно обижена и недовольна, и тем, что сам я тут так опростоволосился, надо было мне, не дожидаясь никаких Бегге, послать отсюда немедленно же по приезде с обоими кофферами1 Маринушкина, тогда бы все было хорошо, с милой моей кокосовой головушкой! Телеграмма твоя из Свинемюнде "принята 22/XI" - я поэтому никак не ожидал, что, выехав 22-го, уже 24 вы будете в Питере, потому и письмо тебе не торопился посылать. Текст самый тоже искажен... Слово курсивом я и сейчас не могу разгадать.
Телефон мой домашний 15 - 84. Уезжаю я из дому ровно в 10 утра, возвращаюсь обычно не позже 11.30. Эти первые дни каждый вечер на каком-нибудь заседании или комиссии, и потому раньше 11.30 мне трудно указать место, где меня наверное можно застать. С 10 1/4 утра я в Комиссариате внешней торговли, часов до 12 обычно я там, но бывают дни, что уже с 11 вызовут куда-нибудь в другое место или в Кремль. Если бы ты могла мне указать какой-либо близкий соседский телефон, то я мог бы сам вызвать тебя в более или менее человеческие часы.
Пока до свидания. Не сердись на меня, милая Тамарушка, я уж не так виноват, а главное, я не виноват в том, что о вас не думал и не хотел вам это все устроить, а отчасти я просчитался и отчасти был сбит с толку первой телеграммой, подумав, что пароход вышел с опозданием на два дня. Пиши, родной мой, как вы доехали и как устроились. Я очень хочу поскорее увидеть тебя и девочку, но еще не могу назначить дня приезда, так как это не от меня зависит. Целую тебя и Татарочку крепко.
-----
1. Koffer (нем.) - чемодан.
N 27.
21 декабря. Москва
...Я только что пришел из Кремля, где с тобой говорил по телефону из кабинета Цюрупы. Я вспоминал прошлогодний этот день и как мы с тобой заказывали мороженое и конспирировали от лакеев, ожидавших у нас большие ассамблеи. Я сегодня вспоминал о Таормине еще и потому, что утром у меня был итальянский посланник: так сильно подвинулись вперед переговоры, и похоже на то, что Муссолини1 нас признает и de jure. Тамарушка будет сейчас смеяться (как смеялся он малым девчончиком), но я должен же ей сейчас сказать, что, по словам этого итальянца, Муссолини ему сказал, будто у него (Муссолини) решительный поворот в русском вопросе произошел еще в прошлом году после разговора со мной. (Слышу, как Тамарушкин хохочет: "а-а-а!"). Ну, смейся, смейся, родной мой!..
стр. 66
Кокосовой головушке, родимой моей и маленькой мой сердечный привет. Улыбочку его миленькую я попризабыл, но щечки помню, и как потягивается, и как плакал горько у меня на плече, и кожу мою посасывал, и облизывал, и, вероятно, удивлялся, что за противное такое солоноватое кушанье...
Целую, родной, крепко.
Твой.
-----
1. Муссолини Б. - в то время премьер-министр Италии.
1924 год
N 28.
7 января. Москва
...Вчера вечером я почти не слышал тебя, да и ты меня тоже. Чистая беда. А сегодня наш телефон весь день испорчен, метель и вьюга, по-видимому, порвали провод. У меня же, как нарочно, с этим съездом горячка выше головы: 60 человек представителей из Нью-Йорка, Варш[авы] и Владивостока и других мест, у каждого срочные и важные дела, а тут еще готовь свои доклады и речи на съезде, а тут еще склока партийная и внутри Наркомата, словом, я совсем замаялся. Сегодня в 5 час. открыл съезд1 , говорил речь, потом, по окончании заседания, правил корректуру и затем пошел на центр[альную] переговорную станцию поговорить с миленьким. Прихожу туда - 15-я очередь и плохая связь, а у меня завтра в 6 ч. большой доклад и даже тезисов еще не набросано. Ждать надо бы 1 1/2 часа. Вчера я надеялся, что хоть моя телеграмма утешит хоть немного Тамарушку, а сегодня опять боюсь, что ты на меня будешь огорчаться и сердиться. А я абсолютно не виноват, работаю за десятерых волов, и времени у меня не хватает почти что для удовлетворения естественных] потребностей. Когда стригусь (у себя в кабинете, в Наркомате), то секретари и чины косяками приходят с бумагами, остается только, подобно Джону Ло2 , принимать по делам еще и в других случаях жизни. Иногда я себя из-за этого вот недостатка времени чувствую несчастным человеком, как загнанная кляча, над которой вечно тяготеет проклятие всегда спешить и никогда не успевать сделать и половины того, что надо было бы сделать. И близкие мои всегда от этого страдали, терпишь теперь вот и ты, мой бедненький.
-----
1. Речь идет о съезде работников внешнеторговых организаций (Второе Всесоюзное совещание уполномоченных НКВТ) 7 - 12 января 1924 года.
2. Ло Джон (1671 - 1729) - шотландский финансист, создатель так наз. системы Ло, которая была основана на выпуске в обращение необеспеченных бумажных денег.
N 29.
27 января. Москва, спешной почтой
Миленький мой, родной, дорогой и золотой!
Пишу тебе в воскресенье: только что похоронили Ленина. Вся эта неделя как какой-то сон. И горе и скорбь невыразимая, но и сознание чего-то неизъяснимо великого, точно крыло Истории коснулось нас в эти жуткие и великие дни.
Два года болел Ильич, больше года уже никакая работа не была для него возможна, врачи не давали никакой надежды на сколько-нибудь полное выздоровление, подчеркивая все время возможность катастрофы в любой момент, - и все-таки, когда утром на другой день после смерти мне по телефону сообщили это, весть была неожиданна как удар молнии из ясного неба. За несколько часов до смерти В. И. у меня был один из врачей, живших в Горках, и передавал о значительном улучшении в физическом состоянии В. И., хотя тут же прибавлял, что случайное разрушение какого-нибудь сосуда может вызвать дальнейшее прогрессирование паралича и даже смерть. Так и вышло: кровоизлияние в области четыреххолмия парализовало дыхание, и смерть наступила моментально. Вскрытие показало абсолютную правильность и диагноза, и примененного способа лечения. Оно показало также, что на спасение не было никакой надежды: сосуды левой, да и правой, половины мозга обызвесткованы до того, что более мелкие и даже средние были заку-
стр. 67
порены совершенно, и даже главные едва пропускали кровь. Надо еще удивляться, как при так далеко зашедшем разрушении В. И. мог читать газеты и не только понимать других, но и давать им разные указания, а в особенности следить систематически за газетами и вновь выходящими книгами. Мука В. И. состояла в неспособности самому припоминать слова и говорить что-либо. Он был буквально в положении человека, на глазах у которого происходят понятные ему события, надвигается какое-нибудь несчастье, он видит это все и знает, как этому помочь или как это предотвратить, но у него нет способа сообщаться с людьми, он не может им ни написать, ни крикнуть о том, что видит и знает!
Смерть пришла как избавительница, и исход сам по себе надо считать еще благоприятным: неизбежные разрывы других сосудов привели бы к увеличению паралича речи, параличу зрения и пр., к новым добавочным мучениям, без какой-либо надежды не только на поправку, выздоровление, но даже и на преходящее улучшение.
Всю свою жизнь, вплоть до мельчайших и второстепенных деталей, вроде выбора квартиры, В. И. располагал так, как это политически было целесообразно, как было лучше для борьбы и работы. И умереть он сумел с наибольшим возможным в данный момент и при данных обстоятельствах политическим результатом. Он точно выждал окончания этой безмерно затянувшейся и часто безобразной по форме партийной дискуссии1 , чтобы, ударив всех как обухом по голове своим уходом из жизни, набросить пелену на всю эту свару и дрязгу и выявить перед сознанием всей партии ничтожность и мелочность этой борьбы по сравнению с той потерей и переменой не только во внутренней, но и в международной обстановке, которая создается тем, что "ЛЕНИНА НЕТ БОЛЬШЕ"! А смерть как раз в день последнего дня заседаний Съезда советов РСФСР и накануне открытия Съезда СССР? При наличности продолжительной и для массы населения загадочной болезни, с этими периодическими официальными успокоительными сообщениями, с разными слухами и сплетнями, ползущими и из заграничной эмиграции, и досужими кумушками распространяемыми внутри, разве не является глубокого политического значения фактом, что эта смерть совершилась в такой момент, когда тысячи уполномоченных со всей Земли делегатов могли самолично убедиться во всем, видеть, как он и где жил, болел и умер, видеть его во гробе, стоять на часах у его могилы, присутствовать на похоронах. А эта грандиозная манифестация паломничества сотен тысяч людей всякого звания в Дом Союзов, где три дня ждал В. И., пока разогреют и взорвут землю на Красной площади для могилы.
Точно чтобы испытать всю эту людскую лавину, стекавшуюся к Дому Союзов, завернул мороз в 24 - 28 градусов, и люди по 4, по 6 часов ждали очереди в бесконечных колоннах, опоясывавших улицы и площади центральной части Москвы.
Да, умел В. И. жить, умел он и умереть.
Ну вот, теперь будем жить без него. Еще день-два, помитингуем завтра на заводах и в районах, а там и за работу, которая стоит из-за съездов и похорон свыше двух уже недель. Съезд СССР предстоит еще весь целиком провести, а тут еще чего доброго люди порасхвораются: Рыков2 уже свалился с расширением сердца.
Родное мое и милое, лебедушка моя..! Думал я и помнил о тебе и о кокосовой головушке все эти дни, и когда был в Горках, и по дороге, и здесь все время, тем больше и тем теплее, чем меньше у меня было возможности непосредственно с тобой снестись. Провод вот уже 5 дней не работает, я каждый день по два-три раза проверяю и получаю неизменный ответ: не работает. Очевидно, и съезды и похороны дают себя знать и на линии: вся наша машина замедлила ход чуть не до полной остановки. Поехал на телеграф послать тебе телеграмму. Не тут-то было. Ждал минут 40 очереди, не мог переждать разных мальчуганов, курьеров, старух и горничных, подходивших к окошечкам с пучками телеграмм и трудно считаемыми и размени-
стр. 68
ваемыми деньгами. Должен был уехать, не послав, и только на другое утро поехал опять и добился кое-как очереди. Сунулся было два раза на телефонную: надо ждать очереди 2 - 3 часа, особенно из-за газет. Чистая беда и огорчение.
Я был особенно рад милому твоему письму, из которого увидел, что и ты и Татарочка не будете на меня обижаться эти дни за отсутствием писем и вызовов. Спасибо тебе, миленький и родной, что написал мне так, это мне очень облегчило эти дни... А вот хоть телефон и плох, все же мне страшно хотелось бы хоть голос твой услышать. Буду каждый день пытаться тебя вызвать, а ты, если можешь, попробуй вызвать (меня) около 12 часов дня.
Ты, миленький, только неверно это пишешь, что у меня дела важнее тебя с Татарчей... Чем важнее и труднее у меня дела, тем мне вы обе милее и тем лучше мне думать о вас, что вы у меня есть и что вы меня любите (или полюбите, как я надеюсь про кокосовую). И я все эти дни, и когда шагал по занесенной снегом дороге от Горок до ж.д. станции, и когда стоял в карауле у Ильича, и когда мерз сегодня со всем народом вместе на Красной площади, мысль моя постоянно была с тобой, родной мой, и с любимой моей девочкой. Ты это знай и помни. Вот!..
Я очень хочу видеть и тебя и ребеночка и очень соскучился. Да и поговорить о многом надо. Вот я очень рад тому, что ты пишешь насчет красивых вещей для обихода. Это есть как раз и моя мысль, я давно о ней думал, еще в те времена, когда ты хотел было да не зашел ко мне в Метрополь. Я и Людмилу3 свою, которая в Лондоне учится рисовать, уговариваю обратить особое внимание именно на так называемые обыденные обиходные вещи. Я был бы рад, если бы Тамарушкин вплотную такими задачами заинтересовался. Ты такой хороший организатор, что только бы взялся за дело, а уж толк выйдет большой. Пока до свидания, милый, миленький, родной и золотой. Я тебя крепко целую... Вот.
-----
1. Дискуссия, начатая Л. Д. Троцким, проходила в октябре 1923 - январе 1924 г. по экономическим и внутрипартийным вопросам. Ее итоги подвела XIII конференция РКП (б) 16 - 18 января 1924 года.
2. А. И. Рыков - председатель Совнаркома СССР.
3. Людмила Леонидовна Красина-Матиас - старшая дочь Красина.
N 30.
4 февраля. Москва
...Наконец-то сегодня получил твое письмо "спешной почтой". Оно имело питерский штемпель 31/I и московский 3/II и 4/II (сегодня) было мне доставлено. К сожалению, мой гениальный секретарь разорвал внешний конверт в мелкие клочки, и я не мог послать его Наркомпочтелю, чтобы подтянуть тех безобразников, которые такое спешное письмо задержали на 4 дня. Когда же будет конец этой подлой российской небрежности и свинству в отношении времени. Даже если считать, что письма, отправляемые "спешной почтой", пользуются особым вниманием потомков гоголевских почтмейстеров и городничих, и то 4 дня безбожно длинный срок и сколько угодно копий можно было бы снять с письма и при 3-часовой задержке. Впрочем, я отнюдь не хочу этим сказать, что письмо непременно было где-нибудь на прочтении, вернее, оно просто провалялось зря в какой-нибудь из передаточных инстанций (на этот раз, впрочем, наверно в НКВТ, ибо почтовый штемпель от 4/II).
Сегодня... не удалось тебя вызвать: понед[ельник] почти всегда тяжелый день. Дела у меня по горло, теперь еще вот попал, как я говорю, в бюро похоронных процессий: в комиссию по похоронам Вл. Ильича и имею немало хлопот с технической стороной: приведение в порядок могилы, ее достройка, сохранение внутри постоянной] т[емперату]ры.
Расскажу обо всем этом подробно по приезде.
Съезд только что кончился1 , советская вся машина только-только начинает разворачиваться после долгой стоянки. Ряд перемещений и новых назначений, в связи с этим разные переговоры, заседания и пр.
стр. 69
...Миленькие мои, я думал о вас, но не знал, что в 4 часа2 вы вместе с кокосовоголовым у окна стояли и обо мне думали. Мороз здесь был ужасный, я дважды ходил с площади в Кремль греться, в моем пальто и без валенок нельзя было выстоять.
Со всех сторон теперь ко мне требования выступать на разных митингах и писать воспоминания. Последнее мне очень трудно, не письменный я человек, а кроме того, плохую имею память на факты и события. Казалось бы, проработав много лет вместе о В. И., я должен был бы много про него знать и рассказать, но это очень трудно, а надо. Написал вчера заметку об архитектурном увековечении Ленина: если завтра она выйдет, пришлю тебе, не знаю, будешь ли меня ругать или нет.
-----
1. Речь идет о II Всесоюзном съезде советов 26 января - 2 февраля 1924 года.
2. 16 часов 27 января 1924 г. - время похорон В. И. Ленина.
N 31.
4 марта. Москва
Пишу только две строчки, уже 10 минут одиннадцатого, и мне надо лететь в Комиссариат. Что же ты, миленький мой, простужаешься-то? Надо тебе купить другую шубу, твоя ветром подбитая доха явно тебя не спасает от холода. Миленький мой, подумай об этом серьезно, если не для себя, так для Татарочки и для меня позаботься об этом.
Твой Татарин.
Сейчас особенно занят ввиду предстоящей конференции с Англ[ией] по поводу долгов, кредитов, займов. Я в Лондон по этому делу не поеду, но участвую в разработке всего плана переговоров, и так как Раковский должен уже через 10 дней уехать со всеми материалами, то работа идет денно и нощно1 .
Сейчас тебе звонил, родной мой. Береги ты себя хоть немного.
Целую крепко.
-----
1. Англо-советская конференция открылась в Лондоне 14 января, в бытность премьер-министром и министром иностранных дел Великобритании лидера лейбористской партии Макдональда. До 12 августа состоялось 11 пленарных заседаний. Был заключен ряд соглашений, однако их ратификация в Великобритании не состоялась, поскольку к власти пришла партия консерваторов, настроенная против улучшения советско-британских отношений.
N
32. Без даты (начало мая). Париж 1
Сижу я, смотрю, как льет весенний дождь, и злюсь на этих дьяволов ф[ранцузо]в, из-за ихних министерских и других кризисов я привязан к этому месту и все еще точно не могу сказать, когда можно будет отсюда вырваться!
Каждый день предпринимаю разные попытки как-либо двинуть дело, но что поделаешь с людьми, которые сами не знают, что с ними будет завтра. Надо удивляться расхлябанности этой пресловутой демократии!
Сейчас тут создается труднейшее положение. Переговоры не двигаются, и в то же время против нас жесточайшие атаки. В связи с событиями в Софии2 и случайным убийством четырех фашистских демонстрантов на Монмартре, поднялась беспримерная кампания и что бы и где бы то ни было ни случилось, вся свора кричит: "Ату их, это они! Это Москва всему причина".
Вышибают у меня Волина3 и так как заместитель Шляпникова4 еще не смог приехать, то мне сейчас физически не на кого оставить посольство, некому подписывать чеки и ордера, не говоря уже о делах и переговорах более высокой марки. Я ожидаю нового советника около 16/V, и если к тому времени удастся подвинуть переговоры, то, пожалуй, числу к 20/V я смогу отсюда выехать.
У вас там, говорят, весна и тепло, а мы здесь еще не видели солнца, ни одного дня не было по-настоящему теплого...
Миленький мой, родной. Целую тебя, а Татарушке целую ее пяточки и пальчики.
Твой.
стр. 70
1. Одной из целей пребывания Красина в Париже были переговоры о возвращении Советскому Союзу кораблей, угнанных из Крыма во время гражданской войны.
2. Имеется в виду массовая антифашистская демонстрация в связи с похоронами основателя Коммунистической партии Дим. Благоева.
3. Волин Б. М. - первый секретарь советского полпредства во Франции.
4. А. Г. Шляпников в 1924 - 1925 гг. - советник полпредства СССР во Франции.
N 33. <
b>Без даты (май). Москва
...Не звонил вчера, в субботу потому, что очень уж осип голосом и, если бы даже и вызвал, все равно не мог бы ничего сказать. А кроме того, прилетел из Берлина Стомоняков, и у нас весь день и вечер были почти непрерывные совещания и разговоры. Вечером в субботу позвал к себе горловика, он смотрел мне на связки и нашел переутомление и "подхронический катар", ничего опасного, помазал там в глубине какой-то жидкостью и рекомендовал поменьше говорить. Ну, а как тут не говорить. Сегодня днем было, например, открытие памятника Воровскому1 и хоть минут 5 - 7 пришлось покричать на площади. Постараюсь ближайшие дни нигде не выступать и каждые 3 дня буду показываться врачу. Чувствую себя сейчас в общем хорошо, оправился от той довольно плохой ночи, которая была в поезде. Не знаю, что это такое, почему меня опять душило, даже, вернее, не столько душило, сколько был какой-то страх, что дыхание вдруг остановится.
Миленький мой, пришли мне две саррушкиных2 расписки, на каждый бюст отдельно, такого примерно содержания: "Получено мною от Л. Б. Кр. за изготовленный гипсовый бюст В. И. Ульянова-Ленина моей работы столько-то червонцев" - подпись. Апрельская дата. Каждую расписку на полстранички бумаги...
-----
1. В. В. Боровский - полпред в Италии (1921 - 1923 гг.). Убит белогвардейцем в Лозанне в 1923 году.
2. Лебедева Сарра Дмитриевна - выдающийся советский скульптор, друг Л. Б. и Т. В. Красиных, впоследствии первый донор Красина.
N 34.
27 мая. Москва
Я получил второе твое письмо и очень был ему рад... Мне было тоскливо не иметь от тебя вестей, хотя тут и был очень занят и задерган всякими делами. Радуюсь, что маленький растет и развивается и, видимо, вновь уж тебя удовлетворяет в гимнастическом отношении, хотя все же его прыжки, вероятно, еще меньше тех, которые в английских газетах отмечаются в качестве рекордных. Впрочем, ведь он еще маленький, малюточка, и, пожалуй, для его возраста еще нет отметок в спортивных отделах...
Гладил Тамарушку мысленно по головке и приговаривал: "откуда ты у меня такой умный", когда читал об астрономических предопределениях. Нет, без шуток, это у тебя очень глубоко замечено, и хорошо сказано, и сильно совпадает с моими настроениями. Я часто с грустью думаю, что вот прожил жизнь и никаких полезных вещей, а главное, хлеба, за всю свою жизнь не произвел, все на меня другие работают, а я будто занимаюсь толчением воды в ступе или во всяком случае вещами, полезность которых еще надо доказывать...
N 35.
28/V. Москва
...Тамарушкин, мой родной, прости, что пишу тебе на таком листке и кое-как. Я теперь целые дни на съезде1 , и в К[омиссариа]те за мной гоняются чуть не с собаками, только бы подсунуть подписать какую-нибудь бумажку.
Я на съезде и эту записочку пишу и думаю о моих милых двух Тамарушках. Жарко сейчас, и они тоже, вероятно, пораспарились...
Приеду, как только позволят здесь дела. Буду сегодня звонить к вечеру, а пока только еще раз позвольте мне вас поцеловать...
Твой Татарин.
-----
1. Речь идет о XIII съезде РКП(б) 23 - 31 мая 1924 г., делегатом которого был и Красин и на котором он впервые был избран членом ЦК.
стр. 71
N 36.
5 июля. Берлин
...Приехал в Берлин. Проливной дождь, погода вроде того, как подъезжали к Кенигсбергу. Здесь всеобщее возмущение процессом студентов, и наши фонды стоят не особенно высоко. Это мне плохая поддержка при начинающихся переговорах.
Мимо дома, где родился наш маленький, сегодня я не ехал: пришлось выйти на Schlesischer bahnhof, а то я всегда, подъезжая к Friedrich bahnhof, смотрю на балкон комнаты "кокосовоголового". Вспоминаю и Вас, мой миленький, здесь ведь нет почти улицы, на которой мы не были бы с тобой вместе. Вчера в поезде от Риги на меня напала такая деловая стихия, что я продумал и кое-как начерно набросал тезисы по внешней торговле. А здесь взял стенографирующую девицу и диктовал ей битых три часа. Потом ездил на Sitzenberger str[asse] к Старковской'... А сейчас жду М. Ф.2 - должна быть около 6. В поезде утром в ресторане встретил Бориса3 , с которым сегодня вместе выезжаем в Париж. Сливьин4 встретил на Schlesischer, и сегодня вместе со мной едет в Париж...
Не сердись, если я первые дни по приезде в Париж не смогу писать: мне там первые дни очень много придется работать, особенно еще потому, что с 10-го мой партнер Дальбиез на неделю уезжает в избирательную кампанию.
-----
1. Супруга заместителя полпреда СССР в Германии В. В. Старкова.
2. Мария Федоровна Андреева.
3. Б. М. Волин.
4. Сливьин - сотрудник торгпредства СССР в Париже.
N 37.
11/VII. Париж
Миленький мой, золотой и дорогой.
Получил твое милое письмо, очень меня обрадовало. Младчего так я и видел сползающим с кровати, боязливо озирающимся по сторонам...
Попал я в целый вихрь дел. Положение трудное, но есть надежда все же двинуть дело. В отношении сроков тоже, пожалуй, будет ладно, и к августу можно будет ехать в Москву.
Целую тебя, мой миленький, и крепко обнимаю сладчайшего. Почта сейчас уходит. Целуй Соничку, Асю и все отродье. Твой Татарин. Вот.
N
38. 23 июля. Париж
...Я опять тебе долго не писал, ты уж на меня, родное, не гневайся - это не потому, чтобы я о тебе и о младчем не думал и не любил бы вас, а просто задергивают меня люди и дела, и я становлюсь какой-то бестолковый, способный только как автомат делать то ближайшее дело, что у меня под носом и ждет очереди непосредственно, чтобы я его сделал.
Мне пришлось сделать 4-дневную поездку в Пиренеи - к испанской границе. Езды от Парижа 16 часов, поехал туда вдвоем с Еланским. Министр Дальбиез1 , с которым предстоит вести переговоры, был все это время (и сейчас еще) в этих краях по случаю избирательной кампании, а мне надо было с ним говорить о многих вещах, и я принял его приглашение приехать туда, и действительно стоило. Страна замечательная, цветущий сплошной сад, и люди хорошие - полуиспанское племя, тоже каталонцы. Когда-то они (лет 300 назад) подвластны были испанским королям, но уже и тогда имели своеобразную клятвенную формулу: "Хотя по отдельности каждый из нас равен Тебе, а все вместе мы выше Тебя, мы все же клянемся Тебе в верности". Сейчас культивируют виноград, персики, груши и пр., и все это в количествах и качества превосходного. Каждый метр поверхности обработан, везде искусственное орошение и электричество, всюду от водяной сливы, дороги прекрасные. Ездил я собственно, чтобы подтолкнуть Дальбиеза и ускорить наши переговоры: ведь мне к половине августа надо успеть к моим миленьким. Пока нечем еще особенно похвастать: тянут, проклятые, под всяческими предлогами. Ну, все же кое-что двигается, и на будущей неделе надеюсь иметь положительные результаты2 .
стр. 72
Вообще же скука тут скученная, и мне очень хотелось бы в М[оскву] скорее вернуться и вообще работать дома, а не здесь.
...Мало мне пишешь про младчего, какой-то он у вас теперь. Вырос, говорят! Как же с дачей-то. Неужели так и не удастся найти, ведь этак и лето скоро пройдет совсем! Бедненькие вы мои, родные мои пролетарии, голубушки мои хорошие. Меня только утешает, что он с мамой своей вместе живет. Это лучше, чем на даче одному. Вон он какой ребеночек: "папу" не поминает, очевидно в его головешке кокосовой все это как-то переживается и переваривается. Соничка пишет, что младчий поправился (и вырос! кажется уж и так длинный!) и стал крепкий и даже толстый. Хороший мой, маленький, как бы я тебя взял сейчас на рученьки, да понес бы тебя "аэропланом" по воздуху.
Целую, мое солнышко, тебя и младчего.
Твой Татарин.
-----
1. Дальбиез в 20-х годах возглавлял Консультативный комитет по франко-русским делам; в то время - министр правительства Франции.
2. Одной из тем переговоров было возвращение Советскому Союзу русских кораблей, угнанных во время гражданской войны в тунисский порт Бизерту и переданных Франции.
N 39.
25 июля. Париж
...Я имею очень большое к Вам почтение как к работнику и выдающемуся организатору, консультанту и специалисту. Стараюсь по возможности оказывать Вам в этом деле содействие, насколько можно.
В частности, по вопросу декалькомании1 . Здешняя фабрика принадлежит какому-то старичку-французу, и едва ли он решится ехать за тридевять земель ставить у нас это производство. Он предлагает за деньги обучить кого-либо из наших людей здесь в Париже, купить здесь оборудование и припасы и затем увезти все это в СССР, где и ставить производство. По моему мнению, это сейчас единственный способ добиться толку. Я, правда, еще не знаю, каким способом работают теперешние французские фабрики. Что-то мало похоже, чтобы они брали свою декалькоманию у этого захирелого старичка, а скорее всего, они у себя имеют материалы и художников, подобно тому, как наши ситценабивные. Постараюсь еще все это разузнать.
Ну, мой родной, надо кончать: почта уже ждет. Крепко тебя целую и обнимаю. Тоже Младченького и милую Соничку...
Твой Татарин.
-----
1. Декалькомания (decalcomanie. - франц.) - полиграфический способ изготовления переводных изображений. Жена Красина в то время начала работать директором московского Музея фарфора в Кускове.
N 40.
11 августа. Лидо (близ Венеции)
Миленький мой и дорогой и золотой! Я уже второй день в Лидо, купаюсь целый день на солнце, валяюсь на песке и увеличиваю свой загар. Песок здесь не такой пушистый и сыпучий, как у вас, и не такого белого цвета, а несколько как бы грязноват, но дно такое же безукоризненно плотное и вода совсем теплая. Рвов и заграждений, внутри которых можно посадить Татарушку, здесь нет, и он мог бы просто ползать по всей широте пляжа.
Миленькие вы мои оба, золотые и дорогие, я очень часто вас вспоминаю и много о вас думаю. Тебя вспоминаю, как ты меня провожал и миленький твой цветочек долго у меня был свежим... Один день я пробыл в Венеции и тоже вспоминал Тамарушку, как мы с ним по итальянским городам путешествовали. Венеция мне очень нравится, только слишком много иностранцев, город же сам хороший и каналы и гондолы очень уместны.
Погода первые дни была неважная, но сегодня солнце вовсю и жара только-только впору выдержать. Своих я нашел на другой день по приезде,
стр. 73
главным образом потому, что я остановился в Венеции, не будучи еще уверен, приехали ли они в Лидо. Девочки очень выросли и несколько изменились. Начинаю к ним присматриваться1 .
Одолела меня какая-то лень, не хочется ничего читать и делать, и целые дни бессовестно жру, сплю часов по 12 в сутки и просто ничего не делаю, хотя к 15 августа мне надо бы написать 2 брошюры. Скандал будет, если эта лень с меня не сойдет, комиздатели меня проклянут. Корректуру Галоновскую я, впрочем, еще в поезде исправил и в субботу послал в Берлин.
Родное мое, карточки, если скоро получишь их, пришли мне заказным на мое имя: Lido Palazzo del mare. А письма лучше посылай poste restante2 . Вероятно, мы выедем из этого отеля, если найдем просто мебл[ированные] комнаты: плохая пища и абсолютно невыносимый барабан в оркестре - играет до 12 ч. ночи, причем к барабану приделаны литавры, какие-то бубны, кастаньеты, пустотелая коробка от сигар и еще куча разных производящих шумы, скрипы, визги и всякие другие неподобающие звуки вещей.
-----
1. Речь идет о дочерях от первой жены Красина - Миловидовой-Красиной.
2. До востребования (франц.)
(Окончание следует)
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
 |
Контакты редакции |
О проекте · Новости · Реклама |
 Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Беларуси |
|
Россия
Беларусь
Украина
Казахстан
Молдова
Таджикистан
Эстония
Россия-2
Беларусь-2
США-Великобритания
Швеция
Сербия
