За последние двадцать лет функционированию Библии и библейских цитат в церковнославянской литературе было посвящено несколько основополагающих исследований [1; 2], которые, однако, нашли мало продолжателей. Изучая библейские цитаты, необходимо в первую очередь классифицировать их, проведя различие между отсылкой к тем или иным представлениям и реалиям и собственно цитированием [З]. За классификацией должно следовать изучение функционирования цитат в разных литературных жанрах. Но и после того, как эта работа проделана, остается еще один фундаментальный вопрос: о посреднической роли литургических и паралитургических книг и - шире - о литургическом контексте. Что касается литургических и паралитургических книг, то следует помнить, что внутри церковнославянской литературы переводились и распространялись в первую очередь те произведения, которые имели литургическую или паралитургическую функцию, так что в общем восприятии существовал некий комплекс "священных книг", который отнюдь не ограничивался Священным писанием и являлся основным ядром церковнославянской литературы. При этом в течение нескольких веков Священное писание в Slavia Orthodoxa, как правило, содержалось не в одной или нескольких отдельных книгах, а было разбито на чтения, упорядоченные в различных литургических книгах в соответствии с ходом литургического года. Что касается литургического контекста, дело обстоит сложнее: именно в процессе непрерывной литургической практики были выработаны те самые механизмы и мысленные ассоциации, большей частью непривычные для нас, которыми и определялись принципы цитирования Священного писания (и не только его) и расположение цитат в тексте. Литургические книги, которых в церковнославянской рукописной традиции большинство и значительная часть еще не изучена, позволяют нам лишь догадываться о существовании сложной литургической традиции со всеми относящимися к ней обычаями, различными "слоями", наложившимися друг на друга в ходе веков, с характерными для нее непрерывными процессами адаптации, а порой и радикальными трансформациями.

В основе, в самом глубинном "слое" библейских (и не только библейских) цитат,

Гардзанити Марчелло - профессор Флорентийского университета.

1 Данная работа представляет собой сокращенный вариант исследования, опубликованного на итальянском языке к XII Международному съезду славистов [4].

стр. 42

связанных с ними ассоциации и интерпретации находится коллективная память , которая сформировалась в ходе веков посредством литургии и отложилась в литургических и паралитургических книгах(2). Реконструкция этой "коллективной памяти", сформировавшейся внутри литургической традиции, чрезвычайно важна для правильной интерпретации церковнославянской литературы.

Если теперь мы обратимся к рассмотрению цитат из Священного писания в церковнославянской литературе с формальной точки зрения, то здесь можно сделать несколько важных выводов: цитату следует рассматривать не в рамках самого текста той или иной библейской книги, а - в зависимости от конкретного случая - в рамках либо Апракоса, либо Апостола, либо Паремийника, либо Псалтири, разделенной на кафизмы, либо других литургических книг и, прежде всего, в контексте литургической службы (или литургии). В церковнославянских текстах цитаты (как и литургические чтения-перикопы) подвергались новой адаптации. Речь может идти об эксплицитной цитате с указанием источника (евангелисты, Павел, Давид, Соломон и т.д.), о частично измененной цитате или слившейся с другими, либо о парафразе, актуализирующем текст. Может идти речь об имплицитной цитате, об аллюзии или отсылке, с помощью которых автор сознательно указывает на те или иные библейские реалии или особые фрагменты текста и иногда на относящиеся к ним святоотеческие толкования. В других же случаях, не прибегая к непосредственному цитированию каких-либо текстов, используются выражения, имеющие библейское происхождение, но благодаря литургии ставшие общераспространенными, войдя в тот коллективный язык, который характеризует значительную часть средневековой литературы и для элементов которого зачастую невозможно отыскать посреднические инстанции (патристика, гимнография и пр.). Таким образом автор, а также и последующие переписчики, которые со своей стороны иногда добавляли цитаты или проясняли аллюзии, добивались умножения, "расширения" духовного смысла текста. Речь идет, однако, не о риторическом расширении  , имеющем прежде всего эстетическую цель (к чему негативно относились многие авторы церковнославянской литературы), но об углублении духовного смысла с целью экзегетико- дидактической.

В данной работе мы рассмотрим библейские цитаты в контексте "священных книг" и литургии в одном из наиболее значительных текстов церковнославянской литературы - Житии Параскевы (Петки), написанном патриархом Евфимием. Житие Параскевы (Петки) было создано патриархом Евфимием Тырновским в годы, предшествовавшие турецкому завоеванию Тырнова (1393), и, по всей вероятности, было произнесено на память святой (14 октября), которая, со времени перенесения ее мощей из Константинополя в Тырново (1231), была особенно почитаема во Втором Болгарском царстве. Патриарх Евфимий, один из крупнейших представителей исихаст-ского движения на Балканах, в соответствии с традицией воспользовался материалом из литургических книг - Проложным Житием и службой в честь святой, сохранившейся в Драгановой Минее(3). Мы ограничимся рассмотрением текста, изданного Э. Калужняцким, хотя, вслед за К. Ивановой, будем считать так называемый первый вариант пространной редакции "окончательным авторским текстом" [9. С. ЗЗ]4.

2 Понятие "коллективной памяти", одно из основополагающих понятий социологии, было разработано М. Халбваксом [5].

3 Древний список Проложного Жития (относящийся к началу XV в. [?]) и Житие, содержащееся в так называемом Германовом сборнике, были опубликованы Э. Калужняцким в фундаментальном исследовании, посвященном наиболее древней литературе о Петке в греческом, румынском и славянском ареалах [6. С. 52-60]. Текст литургической службы, представленной в Драгановой Минее, относящейся к XIII в. и переведенной с греческого, по всей вероятности, сразу же после перенесения мощей в Тырново, был опубликован И. Ивановым [7. С. 42431].

4 Издание содержится в: [8. С. 58-77]. Обзор рукописей Жития Петки, созданного Евфимием, и его печатных изданий см.: [8. С. C-CXXV; 9. С. 28- 30]. В следующей статье Иванова подчеркнула важность так называемого Зографского сборника, датируемого приблизительно последней четвертью XIV в., списка "первой пространной редакции", который, по мнению болгарской ученой, представляет собой "первичный и

стр. 43

Житие Параскевы имеет достаточно простую структуру, которую хорошо отражает разделение на главы, предложенное Калужняцким (гл. I-IX). Вслед за введением, в котором содержится традиционное авторское оправдание и объясняется богословский смысл произведения, следует описание жизни святой от рождения до бегства в пустыню, от аскетических опытов до божественного видения, от возвращения на родину, которому предшествовало паломничество в Константинополь, до смерти, от обретения мощей до погребения, вплоть до перенесения мощей в столицу болгарского царства. Затем следуют заключение, которое, теперь уже в форме похвалы, возвращается к богословскому смыслу произведения, углубляя его, и завершающая произведение молитва. Житие (во всяком случае, в его первой версии) было предназначено для произнесения в конце литургии в день памяти святой над ее мощами, находившимися в церкви Сорока мучеников в Тырнове, в присутствии царя Ивана Шишмана (+1393), царской семьи и народа, и было создано, как указывает сам Евфимий, по воле монарха.

Мы, естественно, не имеем возможности детально, проанализировать все цитаты, присутствующие в тексте жития, а ограничимся лишь комментированием наиболее важных из них в контексте "литургических книг" и литургии.

Вступление поражает своей формальной сложностью и вместе с тем глубиной богословской мысли. Евфимий начинает с подчеркивания "пользы" (полл) проповеди, посвященной Петке. В соответствии с традиционным христианско-платоническим разделением между духовной и материальной реальностью, между миром видимым и невидимым, солнце, освещающее все живущее, уподобляется "духовной повести"

окончательный текст" Жития, написанного Евфимием [10]. Что касается основных различий между "первоначальной редакцией" и "первым вариантом пространной редакции", то см. [8. С. LXVIII-LXXV].

5 Нумерация псалмов соответствует принятой в церковнославянской Псалтири вслед за Септуагинтой.

6 "Облако" обычно символизирует "сокрытие" божественного откровения (ср. Пс 17, 12). но также и страх учеников, узревших Преображение (ср. Лк 9, 34 - 35; отметим, что в обоих случаях слово употреблено в единственном числе).

7 Выражение, регулярно встречающееся в святоотеческой литературе  но восходящее к 1 Кор 13, 11.

8 Мотив долга, который следует отдать (ср. Мф 18, 23-35), близкий ему мотив таланта, который следует вложить в дело (ср. Мф 25, 14-30), а также упоминаемый далее мотив "божественного рвения" обычны в locus modestiae церковнославянской литературы.

стр. 44

 . Это рвение, которое состоит в любви к Богу и в почитании святых, заставляет его теперь почитать и святую Петку, говоря о которой Евфимий вспоминает прежде всего видение , которое сделало ее подобной солнцу, которое   (9). К образу солнца, уподобляющему Петку самому Христу, присоединяются новые образы и цитаты, имеющие библейское происхождение, но часто встречающиеся и в языке литургии и имеющие целью духовную интерпретацию народного почитания святых.

непосредственно переходит в конце вступительной части. Эта тема традиционна как для святоотеческого богословия, так для литургии, где часто используется образ девы и мученицы - "невесты Христовой". Об этом свидетельствуют, например, литургические службы в память святых Феодоры и Феклы, дошедшие в составе служебных Миней 1096 г. [II]. Такова же и одна из основных тем службы Петке, в Драгановой Минее, упоминающей притчу о мудрых девах и псалом, где восхваляется Господь - "солнце правды" (Пс 18). Как мы увидим, именно на развитии темы духовного брака и обращении к духовному смыслу Песни Песней, которую комментировали Отцы Церкви, начиная с Оригена(10), Евфимий строит всю свою речь: Житие Параскевы - это, в сущности, назидательное сочинение о движении души к Богу вплоть до окончательного единения с Ним.

В последующих главах, повествуя о событиях земной жизни святой, Евфимий не упускает из виду духовный смысл своей речи, напоминая о нем слушателям новыми цитатами. В описании семьи Петки и ее воспитания (гл. II), как обычно, встречаются ссылки на Библию, но в основном речь идет об образах и выражениях, общих для языка агиографии и литургии и уже известных в святоотеческой литературе. В "первоначальной редакции" и в "первой пространной редакции" сохранились два различных варианта данной главы, которые, по-видимому, восходят к одному автору. Согласно "первоначальной редакции", более короткой, Петка оставила мирскую жизнь только после смерти родителей, в то время как в "первой пространной редакции" святая оставляет родительский дом несмотря на сопротивление семьи". Как уже отмечала Иванова, в более краткой редакции, читавшейся, скорее всего, в конце литургии перед царской семьей и двором, было, разумеется, уместнее представить более естественный, бесконфликтный переход от жизни в семье к жизни отшельнической, в то время как во втором варианте, предназначенном для паралитургических книг, а

9 Евфимий, в соответствии с положениями монашеской теологии (и в особенности исихастской доктрины), подчеркивает важность "видения" Петки, которое делает ее избранной среди святых. Как мы увидим, это видение представляет собой эпизод, автором которого, возможно, был тот же Евфимий, что указывает на персональную интерпретацию жизни святой.

10 Разумеется, мы здесь не можем обсуждать значимость и степень распространенности Песни Песней и святоотеческих комментариев к ней в Slavia Orthodoxa; важнейший вклад в изучение данной темы внес А.А. Алексеев [12; 13]. В этом ареале имели достаточно ограниченное распространение как "четий" вариант, который Алексеев возводит к самому Мефодию, так и толковый вариант, в котором содержится целая подборка отрывков из сочинений некоторых Отцов Церкви (Ипполита, Григория Нисского, Филона Карпафийского, Псевдо-Прокопия Газского). В этих комментариях, особенно у Григория Нисского, книга толкуется в ключе встречи души с Богом. Впоследствии в кругу исихастов, по-видимому, данная библейская книга и комментарии к ней приобрели определенное значение, как постарался показать в своем кратком сообщении Дуйчев [14].

'' Служба из Драгановой Минеи, по-видимому, подтверждает именно последний вариант:   [7. С. 430].

стр. 45

очищения в пустыне, может открыто явить ей себя и указать на приближающийся момент ее смерти, т.е. момент празднования "мистического брака". Согласно интер-

12 Мы цитируем Песнь Песней в соответствии с нумерацией стихов, представленной в издании Септуагинты, которая не всегда совпадает с нумерацией, принятой в современных переводах, ориентирующихся на древнееврейский текст.

13 В связи с этой цитатой, которая повторяется в тексте несколько раз, можно было бы говорить о "тематическом ключе", по терминологии Пиккио [1], или о глубоком "измерении" в "функционировании Жития святого", как предлагает Наумов [2. С. 127].

14 В связи с этим интересно вспомнить древний обычай византийской церкви, где в святую неделю верующие поклоняются иконе Христа, традиционно называемой "жених".

стр. 46

претации Евфимия, конец жизни в пустыне совпал с подготовкой к долгожданной встрече с Богом. При описании смерти святой используется образ души, предающей

15 Описание "встречи" мощен святой разворачивается по литургическим канонам, и нет никакой необходимости, как думает Иванова, использовать здесь летописный рассказ [9. С. 24].

стр. 47

16 Мы не рассматриваем текстологическую историю Песни Песней в церковнославянском, но на основании краткого анализа "четьего" и толкового текста, содержащегося в работах Алексеева [12, 13], можно предположить, что цитаты Евфимия ближе к "четьему" варианту Песни Песней.

17 Речь идет не о переработке стихов Песн 1, 3, 9 или Песн 1,15, как предполагалось ранее, а о простой цитате из Песн 1, 9, имеющей огромное значение в святоотеческих толкованиях, поскольку она указывает на момент соприкосновения жениха и невесты через поцелуй в щеку, в то время как горлица указывает на неразрывную связь между женихом и невестой.

стр. 48

В исследуемом тексте, имеющем гораздо более сложную композицию, чем может показаться на первый взгляд, присутствуют, как мы видим, многочисленные аллюзии и цитаты из Священного писания, которые были нами интерпретированы в их связи с литургическими книгами, в контексте литургии и в свете монашеской теологии, возрожденной исихастским афонским движением. Посредством этого анализа мы старались показать, насколько важно не только выявить библейские цитаты и отсылки, но и интерпретировать их в свете литургических книг и литургии как металите- ратурного контекста. Основываясь на литургии и в особенности на службе, исполнявшейся 14 октября, Евфимий развил идею о браке между Богом и душой, используя, главным образом, духовную экзегезу Песни Песней, с ее идеей поисков и встречи жениха и невесты, представленной, в первую очередь, в гимнографии в честь святых и мучениц. Поэтому в житии Петки первостепенное значение приобретают цитаты из Песни Песней, из Пс 18 и в особенности из Пс 44, а также из притчи о мудрых девах (Мф 25, 1-13), которая, как мы уже отметили, представляет собой отрывок Евангелия, читаемый во время службы святой. Евфимий стремится привести слушателя к более глубокому духовному пониманию, показывая ему путь, которым идет душа, стремящаяся к Богу, - путь, имеющий различные стадии: очищение во время пребывания в пустыне, видение и окончательная встреча. В этой перспективе можно правильно интерпретировать видение "светлого юноши", а также постепенное восхождение в похвале святой от материальной реальности к духовной. В этом катехизисе духовной жизни, от "действия" к "видению", явно можно обнаружить богословское наследие исихазма и - шире - монашеской теологии, на что указывает настойчивое внимание к опыту видения, созерцания света и, в то же время, преображению в небесном или Фаворском свете.

Подобным образом и в Житии Петки можно выделить не только духовный смысл, но и моральное значение, можно найти в нем и ответы на вопросы, возникающие в различных ситуациях, в свете слова Божия и с помощью примеров из жизни святых. Во второй половине XIV в, в Болгарии в силу возникших династических проблем создалась особая обстановка, в которой вопрос о браке и образ женщины приобретали совершенно необычный оттенок. После ухода из "мира" своей первой жены Феодоры, ставшей монахиней и принявшей имя Феофаны, царь Иван Александр (+1371) женился снова, и у него родился сын Иван Шишман, который впоследствии унаследовал престол. Однако, чтобы избежать серьезного междуусобного конфликта, Иван Александр вынужден был уступить богатый Видинский удел сыну от первой жены Ивану Срацимиру (+1396), который в 1360-х годах создал там собственное независимое государство. Патриарх Евфимий, указывая на образ Петки, "невесты Бога", "царицы" небесной, защитницы города Тырнова и болгарского народа, предлагал духовную альтернативу земной реальности в виде Болгарского царства, династия которого раскололась из-за двойного брака (и двух цариц), и вновь подтверждал идеальное единство Болгарской державы. За несколько лет до этого в самом Видине, новой столице независимого государства, был составлен так называемым Бдинский (или Видинский) сборник, содержащий жития мучениц и святых жен, особо почитавшихся на православном Востоке: Феодоры, Феклы, Параскевы (мученица II в.), Варвары и Юлиании, Марины, Таисии, императрицы Феофаны, Агапии, Хионии, Ирины, Феодотии, Евгении, Евфросинии, Екатерины, Марии Египетской, Евпраксии. В виде приложения в сборнике содержался и краткий "путеводитель" по Святой землей Этот ряд святых, среди которых и императрица Феофана, тезка первой жены Ивана Александра, ушедшей в монастырь именно в Видине, представлял собой альтернативу могущественной защитнице Тырнова Петке. Кроме того, в Бдинском сборнике память Параскевы, мученицы II в., вместо того чтобы праздноваться 26 июля, приурочена к 14 октября, когда в Тырнове совершался праздник в честь Петки, возможно, чтобы

18 Сложная историческая ситуация, в которой был создан Бдинский сборник, проанализирована Дуйчевым [15.C.I-XI].

стр. 49

вытеснить память о святой из Эпивата и прежде всего помешать паломничеству к мощам, находящимся в городе-сопернике(19). По странной иронии судьбы мощи Петки сразу после завоевания города Тырнова турками были перенесены в Видин, где они находились, впрочем, лишь до 1398 г. В интерпретации Евфимия, вместе со святой назидательное значение в Житии Петки приобретают и другие персонажи, вовлеченные в повествование, - брат епископ, столпник, жители Эпивата Георгий и Евфимия, митрополит Марк и особенно благочестивый царь Иван Асень. Они представляют собой целую галерею образцов для христианского общества.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что анализ библейских цитат позволяет по-новому, более точно интерпретировать Житие Петки, написанное Евфимием. В настоящее время в интерпретациях Жития "духовный брак" рассматривается лишь как один из топосов или просто одна из "субтем" Жития Петки [17. С. 369-370]. Теперь, благодаря исследованию библейских или, скорее, библейско-литургических цитат, становится ясно, что он представляет собой основную тему всей композиции. Эти цитаты, которые некоторым образом "ведут" слушателя, раскрывая ему духовный смысл того, о чем говорится, перекликаясь между собой и в свою очередь объясняя друг друга, были интерпретированы, насколько возможно, в самом широком контексте литургических книг и самой службы, для которой гомилетическая речь является в некотором роде неотъемлемой частью. Следовательно, изучение стиля, использованного Евфимием в Житии Петки, который обычно называют "плетением словес", недостаточно для того, чтобы понять структуру этого произведения и вообще структуру церковнославянских памятников письменности, хотя в случае житий, торжественных слов и даже гимнографии определение некоторых риторических приемов может помочь лучше понять композицию. Структуру текста (и заключенный в нем духовный смысл) обнаруживают цитаты, особенно библейско-литургические, которые не могут быть все отнесены к разряду риторических приемов(20). Риторические приемы, типичные для византийской традиции, могут служить лишь для того, чтобы подчеркнуть определенные идеи и прежде всего сделать их более понятными для слушателей, усилив дидактический аспект Жития, произносимого на память святой: они представляют собой серию дополнительных знаков, облегчающих понимание и способствующих запоминанию наставления, содержащегося в Житии. Житие Параскевы, как и многие церковнославянские тексты, подтверждает тот факт, что литургия представляет культурный горизонт православного славянского богословия, развивавшегося иными, чем на европейском Западе, путями, но также принимавшего чрезвычайно изысканные литературные формы под влиянием традиционной византийской модели. Таким образом, литургия, выступая в качестве посредника, играет важнейшую роль в литературной композиции и текстовой традиции церковнославянской письменности.

Перевод П.В. Петрухина

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Picchio R. The function of biblical thematic clues in the literary code of "Slavia Orthodoxa" // Slavica Hierosolymitana. 1977. Vol. 1. P. 1-31.

2. Naumov A.E. Biblia w strukturze artystycznej utworow cerkiewnostowianskich. Krakow, 1983.

19 В этой перспективе легко можно было бы объяснить и вставку в Бдинский сборник описания паломничества в Святую землю, где речь шла совсем о других, причем более священных, местах паломничества. Напротив, по мнению И. Вурдекерса, составитель Бдинского сборника хотел поместить Житие Петки из Тырнова, но имел под рукой только житие другой Петки [16. С. 38].

20 Различные исследователи Жития Петки и сочинений Евфимия в целом не могли не обратить внимание на важность библейских цитат, но рассматривали их лишь в качестве одного из риторических приемов, используемых автором. Уже Ц. Вранска писала об этих цитатах в работе, посвященной стилю Евфимия, и перечислила наиболее важные из них [18].

стр. 50

3. Гарпзанити М. "Хождение" игумена Даниила в Святую землю. Литература и богословие на Руси XII века // Славяноведение. 1995. N 2.

4. Garzaniti М. L'agiografia slavo-ecclesiastica nel contesto della liturgia bizantina. Sacra scrittura e liturgia nella composizione letteraria della Vita di Paraskeva // Associazionc Italiana degli Slavisti. Contributi italianial XII Congresso internazionale degli slavisti (Cracovia 26 Agosto - 3 Settembre 1998). Napoli, 1998. P. 87-129.

5. Halhwachs М. La topographic legendaire des Evangiles en Terre sainte. Peris, 1972.

6. Kaiuzniacki E. Zuralteren Paraskevalitteratur der Griechen, Slaven und Rumanen // Sitzungsberichte der Kaiserlichen Akademie der Wisscenschaften in Wien. Philosophisch-historische Classe CXLI. 1899,

7. Иванов И. Българский старини из Македония. София, 1931.

8. Kaiuzniacki E. Werke des Patriarchen von Bulgarien Euthymius (1375-1393). Nach den besten Handschriften. Wien, 1901.

9. Иванова К. Житието на Петка Търновска от патриарх Евтимий. Източници и текстологически бележки // Старобългарска литература. 1980. Р. 13-36.

10. Иванова К. Текстологически проблеми и житийнопанегиричното наследство на патриарх Евтимий Търновки // Зборник радова за Международног научног скупа. Тексто-noraja среднэовековних южнословенэских кнэижевности. Српска академа наука и уметности. Оделенье кн,ижевности. Београд, 1981. N 2.

11. Ягич И.В. Служебные минеи за сентябрь, октябрь, ноябрь в церковнославянском переводе по русским рукописям. СПб., 1886.

12. Алексеев Л.А. К определению объема литературного наследия Мефодия. Четьий перевод Песни Песней // ТОДРЛ. Л., 1983. Т. XXXVII. Р. 229-255.

13. Алексеев А.А. К истории русской переводческой школы // ТОДРЛ. Л., 1988. Т. XLI. Р.154-196.

14. Dujcev 1. A propos de reflets du Cantique des Cantiques sur 1'art et la litterature serbe du Moyen age // Zograf, 1981. Vol. 12. P. 5-7.

15. Bdinski Zbornik. Ghent Slavonic Ms 408 A.D. 1360. Facsimile Edition, with apresentation of I. Dujcev. London, 1972.

16. Scharpe J.L., Vyncke F. Bdinski Zbornik. An Old-Slavonic Menologium of women saints (Ghent University Library Ms. 408, A.D. 1360). Bruges, 1973.

17.LaBauve Hehert М. Hesychasm, word-weaving, and Slavic hagiography: The literary school of Patriarch Eutymius. Munchen, 1992.

18. Вранска Ц. Стилни похвати на патриарх Евтимий // Сборник на Българската академия на науките и изкуства // Клон историко-филологичен и философско- обществен. София, 1942. Т. XXXV11. С. 105-208.

Постоянный адрес данной публикации: