В новейшей историографии последних лет "Русский каганат" IX в. стал едва ли не главным предметом ученых реконструкций, связанных с началом Руси. Исследователи, опирающиеся на одни и те же - весьма скудные - источники, отводят этому "каганату" место в самых разных регионах Восточной Европы (а иногда и за ее пределами), по преимуществу обнаруживая славяно-росский каганат в исконных славянских землях Среднего Поднепровья (В.В. Седов и др.) или русско-варяжский на Севере Восточной Европы (О. Прицак, Д.А. Мачинский, Дж. Шепард и др.). И те, и другие исследователи, отмечая скудость и даже тенденциозность летописных известий, связывающих происхождение Русского государства с призванием варягов, стремятся опереться на данные археологии и напрямую увязать их со свидетельствами внелетописных письменных источников, чтобы выяснить подлинную предысторию Руси. Естественно, эти построения оказываются дискуссионными и нуждаются в обсуждении.

Французский византинист Константин Цукерман, признающий скандинавские истоки самого имени русь, примыкает к "северной" историографической традиции, размещая "Русский каганат" на Волхове, с главными центрами в Ладоге и Новгороде (Городище). Он разбирает шесть свидетельств о Русском каганате - и уже здесь возникает некое историографическое недоразумение (или недоумение, которое должен высказать участник дискуссии). Дело в том, что ни в одном из шести свидетельств нет упоминаний собственно каганата - речь там идет о титуле "каган", которым наделен - или не наделен - предводитель руси, причем в древнейших источниках, восходящих к IX в., речь идет именно о народе, а не о государстве или стране. О кагане Владимире Святославиче (и Ярославе) как правителе Русской земли свидетельствует лишь "Слово о Законе и Благодати" в середине XI в. Конечно, и в раннем свидетельстве, приводимом Ибн Русте (920), говорится о земле народа ар- рус, но это пресловутый "зловонный остров русов", который К. Цукерман предпочитает далее напрямую не поминать - настолько он не согласуется с рассматриваемыми им "историческими реалиями", хотя вслед за описанием "острова" в арабских источниках и упоминается "каган русов".

Второе обстоятельство, заставляющееся усомниться в правомерности самой постановки проблемы о титуловании русского правителя титулом "каган", связано у большинства упомянутых исследователей с более серьезными просчетами в анализе

Петрухин Владимир Яковлевич - д-р. ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 78

источников. К. Цукерман относит начало "Русского каганата" к 830-м годам, поскольку каганом именуют своего правителя росы Бертинских анналов (839), конец - к 870-м, поскольку письмо Людовика II византийскому императору Василию I, в котором император франков отказывает правителю норманнов (= руси) в праве на титул "каган", написано в 871 г. При этом, однако, не только К. Цукерман, но и А.В. Назаренко и другие упускают из виду контекст письма Людовика: "каганом мы называем государя авар, а не хазар (в письме они именуются Gasani ) или норманнов (Nortmanni), или князя болгар " . Фраза свидетельствует о том, что в империи франков, во-первых, мало что знали о хазарах, во-вторых, со времен появления "росов" Бертинских анналов прочно ассоциировали русь с норманнами, но не признавали заявленных в 839 г. претензий на титул кагана. Сторонники и киевского, и волховского "Русского каганата" делают из этой фразы парадоксальный вывод о том, что дипломатический довод Людовика направлен против византийской традиции: якобы в "византийской канцелярии" правителя Руси продолжали именовать "хаганом" [1. С. 290- 291]. Этот вывод имел бы некоторое право на существование, если бы в той же канцелярии "хаганом" именовали и болгарского князя, но правитель Болгарии в IX в. оставался для империи "архонтом", каковыми оставались для нее и русские князья. Признанным в Византии носителем титула каган был только правитель Хазарии [2. С. 41]. Письмо Людовика не может, таким образом, быть свидетельством существования "Русского каганата".

Еще меньше отношения к "Русскому каганату" имеет приводимое Цукерманом свидетельство ал-Якуби о цанарах, просивших в 854 г. помощи у правителей греков, хазар и славян - ас-Сакалиба. Дело не только в том, что речь не идет здесь прямо об "императорских" титулах правителей греков и хазар (если считать, что титул "каган" приравнивался к императорскому); дело в том, что неверно утверждение К. Цукермана, будто первые арабские географы смешивали русов со славянами: наоборот, они их противопоставляли (как в приводимом самим Цукерманом описании "острова русов"). Даже в отношении Ибн Хордадбеха это обычное в литературе утверждение неверно: этот автор относил ар-рус к "виду славян" на том основании, что владели славянским языком - переводчиками им служили славянские евнухи.

Таким образом, в приводимых свидетельствах ни об "официальном титуле русского суверена", ни тем более о его государстве речи нет - речь может идти лишь о претензиях, которые выдвигали "люди Рос", стремясь на равных строить свои отношения с греками, франками - и хазарами.

Между тем свидетельство об "этапе формирования государства", предшествующем призванию варяжских князей, речь идет как раз в том источнике, которому К. Цукерманом отказано в достоверности. Это летописная фраза (восходящая к Начальному своду), вводящая (под 859 г.) "варяжскую легенду": "имаху дань варязи, приходяще из заморья, на чюди, и на словенех, и на мерях и на всех кривичах, а козаре имахуть на полянех, и на северех, и на вятичах" [3. Стб. 13- 14]. Здесь многое проясняется в приводимых К. Цукерманом источниках, в первую очередь, претензии руси (варягов) на титул кагана, соперничество с Хазарским каганатам, даже некое "равенство" с ним - ведь русь брала дань с нескольких народов, как и хазарский каган. Правда, варяги, приходящие из заморья, не подходят для реконструкции каганата на Волхове, но как раз "заморье" не было препятствием для скандинавских мореходов - по рекам было пробираться сложнее, не говоря уж о лесах: может быть, и рассказы об острове (полуострове) русов относятся все же к Скандинавии.

Особая проблема - хронология: со времен А.А. Шахматова очевидна искусственность летописных датировок, появившихся позднее, чем был составлен Начальный свод, и т.д. Сложнее дело обстоит с относительной хронологией - последовательностью событий, донесенных до летописи преданиями. Во всяком случае, и для новгородских, и для киевских летописцев было ясно, что первый поход руси на Царьград (860 г.), неточно приурочиваемый ими то к началу, то к концу царствования Михаила III, имел базой Киев. Конечно, имена Аскольда и Дира могли быть

стр. 79

вставлены летописцами в рассказ греческого хронографа о походе на Царьград на основе киевских топонимических реалий - курганы Аскольда и Дира были известны в Киеве XI в. Но в преданиях (летописных "сказаниях") о первых русских князьях очевидна тенденция, которую едва ли следует игнорировать: военные предприятия этих князей против Византии могли быть успешными, если они опирались на союз с народами Восточной Европы, в первую очередь - со славянами. Без прочных баз в Восточной Европе, где русские дружины могли собирать ладьи для похода, кормиться и собирать дань, ни военные, ни торговые предприятия были немыслимы. Еще можно предполагать, что рейды на Сурож и Амастриду были осуществлены из северной Руси через территорию Хазарии (и при ее посредстве?). Но 200 ладей, которые внезапно появились под стенами самого Царьграда 18 июня 860 г., не могли пройти из волховской в днепровскую речную систему, не опираясь на договорные отношения с местными населением - кривичами. И такие договорные отношения с кривичами у руси были - если помнить о летописном "ряде" словен, кривичей и мери с призванными варяжскими князьями. Еще сложнее представить дальнейший маршрут руси через хазарскую податную территорию и днепровские пороги без надежной базы в Приднепровье. Конечно, в Киеве до сих пор не открыты городские напластования IX в., но это - общая проблема древнерусской городской археологии: таких слоев нет в Новгороде, Смоленске и других городах, за исключением Ладоги. Напрямую переводить эту проблему в область исторических реалий настолько же рискованно, насколько рискованно увязывать слои пожарищ на памятниках, приписываемых "Русскому каганату", с предполагаемыми политическими событиями, приведшими к его гибели ¹ , - деревянные поселки, как известно, горят не только от политических катаклизмов (та же Ладога горела в 840-е и 950-е годы). Во всяком случае, если опираться на традиционную датировку арабских известий о трех группах руси, то придется признать, что во второй половине IX в. существовало объединение с центром в Киеве - Куйабе, независимое от предполагаемого объединения с центром в Новгороде (Славийа), и это может соответствовать данным летописи о самостоятельном правлении Аскольда и Дира в Киеве [5. С. 414-415].

Важный "культурный" итог присутствия руси в Восточной Европе в IX в. отмечает Ибн Хордадбех, чьи данные о народе ар-рус, видимо, относятся к 880-м годам, так как у этого автора упоминается уже самостоятельный (Днепровский?) путь в Византию: русь говорила по-славянски, а в Багдаде русские купцы выдавали себя за христиан [6. С. 68-82] - правоверные мусульмане не могли иметь дела с язычниками.

Последнее обстоятельство имеет отношение к другому сюжету начальной русской истории, затрагиваемому К. Цукерманом, не менее дискуссионному, чем "Русский каганат", - "крещению Руси" при патриархе Фотии. Справедливо отмечая, что крещение при Фотии осталось неизвестным начальному летописанию, Цукерман предполагает, что эта конфессиональная традиция была прервана так же, как и государственная традиция "Русского каганата". Это предположение соответствует устоявшимся историографическим схемам: язычники Олега якобы расправились с христианами Аскольда (и Дира) так же, как династия Рюрика пришла на смену исчезнувшему в предполагаемых распрях 860-870-х годов каганату. При этом окружное послание Фотия 867 г. характеризуется как "самый надежный источник": действительно, Фотии

¹ Ср. совершенно иную интерпретацию у Г.С. Лебедева и других исследователей тех же археологических "свидетельств", к которым добавлен еще и слой пожара в Псковском кроме (с дендродатой 860г.!): пожары здесь соотносятся с летописным изгнанием варягов [4. С. 319 и ел.]. Отнюдь не столь однозначна, как представляется К. Цукерману, и ситуация на памятниках последней трети IX в.: если после пожара 860-х годов в самой Ладоге можно усматривать некоторый "кризис" (меньшая интенсивность застройки на Земляном городище), то в Приладожье, напротив, по данным О.И. Богуславского, появляются серии скандинавских находок - свидетельство освоения варягами этой волости; развивается после пожара и Новгородское Городище, что позволяет Д.А. Мачинскому предполагать даже перемещение политического центра из Ладоги на Городище - в соответствии с "ладожской версией" легенды о призвании варягов.

стр. 80

сообщает о том, что даже самый жестокий из всех народов "Рос" сменил "эллинскую" веру на христианскую и сам себя поставил "в строй подданных и заступников" империи, приняв епископа и пастыря [2. С. 51]. При этом исследователями опять-таки упускается из виду полемический контекст, в котором только и следует рассматривать послание Фотия: ведь он должен был продемонстрировать успехи Восточной церкви как раз там, где его противники-латиняне видели свидетельство ее бессилия - безнаказанность народа рос, разорившего окрестности самой столицы Византии. Конечно, можно предположить, что Фотий действительно посылал епископа к руси, выразившей желание креститься, чтобы иметь более свободный доступ в Царьград (ср. данные Ибн Хордадбеха), но "адрес" этой руси остается неизвестным, как неизвестной остается и судьба епископа, отправившегося неведомо куда.

Остроумно построение К. Цукермана, "примиряющее" две византийские традиции раннего "крещения руси" - при патриархе Фотии и/или при его сопернике Игнатии, который якобы отправил к руси уже архиепископа: он сравнивает эту ситуацию с процессом крещения Болгарии, когда князь Борис, добивавшийся автокефалии болгарской церкви, изгнал греков и пригласил латинян. Игнатий якобы исправил ошибки Фотия и отправил архиепископов в Болгарию и на Русь. Конечно, это сопоставление искусственно: сеть небольших поселков в Поволховье, лишенных даже выраженных укреплений, не сопоставима с болгарскими городами, где действительно могла существовать автокефальная церковь. Но дело не только в этом: Византия, боровшаяся за болгарский диоцез с латинской церковью и франками, не проявляла подобной заинтересованности в судьбах далекого от ее границ Русского государства даже в конце Х в. - князю Владимиру силой пришлось завоевывать право на создание церковной организации. В любом случае, реляции Фотия о крещении росов могли оказаться такими же "риторическими фигурами", как и претензии главарей русских дружин на титул "каган" ² .

Для реконструкции истории начальной Руси традиционно используются и данные нумизматики: можно заметить, что эти "немые" свидетельства практически ничем не защищены от самых противоположных интерпретаций, как и данные археологии:

Т. Нунан, во время круглого стола на парижской конференции по проблемам урбанизации, одним из организаторов которой был К. Цукерман, отрицал возможность прямого соотнесения нумизматических данных с "фактами" политической истории. Тем не менее и приток восточного серебра в Восточную Европу и Скандинавию в 860-е годы, и перерыв в его распространении в последней четверти IX в. соотносятся с политическими событиями, и здесь подход К. Цукермана нельзя назвать последовательным: поступление восточного серебра в 860-870-е годы, обычно увязываемое с призванием варягов, едва ли соотносится с представлениями о кризисе, в который, по Цукерману, погрузился Русский каганат. Еще сложнее обстоят дела с перерывом в поступлении восточного серебра: Цукерман видит в нем отражение кризиса, который претерпевал Русский каганат в 870-е годы - лишь через четверть века появившийся на севере Руси Рюрик навел здесь "коммерческий порядок". Правда, монетное серебро с начала Х в. поступает не только на север, но и в Киев, но Киев Цукерман уступает хазарам. Здесь и обнаруживается очередное противоречие в конструкции автора: поток монетного серебра в Восточную Европу действительно возобновляется, но не через Хазарию, а в обход каганата - через державу Саманидов и Волжскую Болгарию. Риторическое недоумение Цукермана, отказывающегося понять, почему во

² Совершенное недоумение вызывает и реконструируемая К. Цукерманом "историческая цепочка", которая увязывает крещение болгар и руси с принятием иудаизма хазарами. Вопреки его утверждению, при дворе хазарского кагана в 861 г. не было никакого "диспута трех монотеистических религий": по Житию Константина, Философ полемизировал там с иудеями, но никих оснований считать, что именно после его (победоносной - по Житию) полемики хазары и приняли иудаизм, нет. Константин действительно полемизировал с представителями трех конфессий, но эта агиографическая полемика не была связана с "обращением" ни мусульман, ни даже моравских славян - они были крещены до миссии Константина, как и хазары приняли иудаизм, во всяком случае, ко времени правления Харуна-ар-Рашида (к началу IX в.).

стр. 81

время экспансии руси Рюрика и Олега замирает восточная торговля, может быть основано лишь на очередном игнорировании летописных известий: Олег присвоил хазарскую дань со славян, и каганат ответил торговой блокадой. Ответной реакцией Руси и был поиск торговых путей в обход Хазарии - по пути "из варяг в греки" и по пути в Болгар. И уже совершенно фантастичной и с точки зрения археологии, и с точки зрения истории представляется предлагаемая Цукерманом причина гибели каганата: бегство славян с юга на север от экспансии венгров Леведии не фиксируется никакими источниками - на севере продолжают развиваться местные археологические культуры длинных курганов и сопок, а миграционные волны, напротив, связываются с приходом какой-то части славянского населения с запада и скандинавов "из-за моря".

Наконец, нельзя не обратить внимания на еще одну вероятную недомолвку в обсуждаемом тексте: автор настаивает на исчезновении Русского каганата из исторической памяти русских летописцев - русские князья в летописи, действительно, не назывались каганами; однако они названы так Иларионом, влияние которого на начальное летописание и книжность в целом достаточно очевидно. Почему Иларион наделяет потомков Рюрика тем титулом, в котором им отказывает Цукерман, и почему о русском кагане молчат летописи? Очевидно, что Иларион основывался на политических реалиях первой половины XI в.: под властью Владимира и Ярослава оставались хазарские земли, Белая Вежа и Тмутаракань. Ко времени составления первых летописных сводов - к концу XI в. - ситуация изменилась: Тмутаракань оказалась в сфере влияния Византии. Воспоминания о хазарском титуле черниговского князя, непосредственно связанного с былой территорией каганата, еще сохранялись в "Слове о полку Игореве", но эти воспоминания были далеки от исторических реалий.

Эти полемические заметки отнюдь не ставят целью обосновать подлинность ранних летописных дат - но построение К. Цукермана, на мой взгляд, не только не дает каких-либо оснований для того, чтобы "в корне пересмотреть" начальную историю Руси, но в целом само следует летописной истории, лишь "омолаживая на тридцать лет династию Рюрика". Однако для такого "омоложения" необходимо все же заниматься не сопоставлением часто несопоставимых данных, отвлекаясь от контекста источников, их содержащих, а продолжать текстологическое исследование летописных сводов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Назаренко А.В. Западноевропейские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Под ред. Е.А. Мельниковой. М., 1999. С. 290-291.

2. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX - начало XI в.). М., 2000. С. 41.

3. Полное собрание русских летописей. Т. 2.

4. Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон / Под ред. А.С. Герда, Г.С. Лебедева. СПб., 1999.

5. Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Новосельцев А.П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

6. Калинина Т.М. Торговые пути Восточной Европы IX в. // История СССР. 1986. N 4.

Постоянный адрес данной публикации: