Сейчас уже мало осталось людей, которым в юности выпало испытать радость общения с Евгением Алексеевичем Косминским ¹ . Воздавая дань признательной памяти нашему учителю, мы должны сказать, чему учил он нас прежде всего - он старался выпестовать в будущих историках подлинное чувство историзма. На семинарах, когда разбиралась какая-нибудь грамота или отрывок из хроники, он учил в каждой фразе видеть памятник эпохи, а на занятиях по латинской палеографии - и в каждой букве.

Но это только одна сторона дела. Когда Евгений Алексеевич читал курс историографии, он показывал нам, как историк, исследуя далекое прошлое, остается сыном своего века, а подчас и откликается на злобу дня.

Тема предлагаемой читателю статьи представляет интерес и в том, и в другом плане. Источниковед, изучающий "Крестьянскую войну в Германии" Ф. Энгельса, столкнется с любопытной проблемой: во-первых, как автор использовал книгу Вильгельма Циммермана ² . Ошибается тот, кто думает, что речь шла лишь о переосмыслении с новых теоретических позиций материала, почерпнутого у Циммермана. Только текстологические исследования в полной мере обнаруживают широту исторических познаний Энгельса и степень его независимости от нарративного метода Циммермана. Здесь нет возможности рассмотреть более глубокий пласт - настолько добротен был сам материал у Циммермана. Отметим только, что иногда целые страницы Циммермана представляют собой раскавыченные цитаты из надежнейших документов - хроник, программных статей, писем.

Но вторая сторона проблемы, и мы сосредоточим на ней внимание, еще важнее. Как в этом произведении Энгельса отразилось время его создания? Как реальная обстановка 1850 г., напряженная идейная борьба, развернувшаяся летом и осенью, отразилась не просто на замысле, а на самом тексте "Крестьянской войны в Германии"? Не станем повторять общих положений, известных историкам советского периода со студенческих лет, - об уроках поражения революции 1848-1849 гг., о необходимости союза с крестьянством. Не будем пересказывать написанного Энгельсом о движении Ганса Бехайма ³ . Попытаемся понять, почему именно Литаврщик из Никлас-хаузена (Ганс Дударь), фигура, на наш взгляд, не столь уж и примечательная, подтолкнула Энгельса именно на исходе лета 1850 г. к теоретическим обобщениям, в ту пору предельно актуальным, тем более что некоторые документы, относящиеся к

Штекли Альфред Энгельбертович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

1 2 ноября 1986 г. исполнилось 100 лет со дня его рождения. В сб. "Средние века" (вып. 49. М., 1986) была опубликована обстоятельная статья Е.В. Гутновой и З.В. Удальцовой "К столетию со дня рождения академика Е.А. Косминского" (с. 195-212). По случаю этой даты предполагалось издать специальный сборник статей наших медиевистов, но замысел остался неосуществленным. 24 июля 1999 г. исполнилось 40 лет со дня кончины Е.А. Косминского.

2 См. Вильгельм Циммерман о движении Ганса Бехайма. Введение и перевод с немецкого А.Э. Штекли. - История социалистических учений. 1986. М., 1986.

3 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 7, с. 377-380.

стр. 49

событиям 1850 г., опубликованные еще в ГДР, никогда к изучению этой темы не привлекались.

Движение Бехайма ⁴ , происходившее в землях Вюрцбургского епископства в конце XV столетия с его явно средневековыми чертами, казалось бы, не имеет никакого отношения ни к истории утопического социализма, ни тем более к идейной борьбе, развернувшейся накануне буржуазной революции 1848-1849 гг. и после ее поражения. Но это далеко не так.

"Крестьянская война в Германии" принадлежала к наиболее читаемым у нас и в других странах сочинениям Энгельса. На этой работе воспитывались поколения историков-марксистов. Несмотря на широкое ее изучение, нельзя сказать, что она всесторонне исследована. Хотя важный отрывок из "Крестьянской войны" давно рассматривают как обстоятельную критику взглядов возглавлявших левосектантское крыло Союза коммунистов Августа Виллиха и Карла Шаппера относительно характера предстоявших в Германии революционных событий, как предостережение против преждевременной пролетарской революции ⁵ , тема далеко не исчерпана.

Иными словами, "Крестьянская война в Германии", признанный образец ранней марксистской историографии, все еще мало изучена как политическая, пропагандистская работа ⁶ .

В главе третьей "Крестьянской войны" Энгельс писал о первых революционных выступлениях немецкого крестьянства в конце XV в., о проповеди Бехайма, который призывал народ к покаянию и отказу от мирских удовольствий. Рассказ еще только начат, ему отведен пока лишь один абзац, когда повествование прерывается вставкой ⁷ , занимающей целую страницу. "Уже здесь, у этого первого предшественника движения, - писал Энгельс, - мы находим тот аскетизм, который мы обнаруживаем во всех средневековых восстаниях, носивших религиозную окраску, и в новейшее время на начальной стадии каждого пролетарского движения" ⁸ .

Здесь сразу же подчеркивается идейная преемственность народных восстаний средневековья и ранних выступлений пролетариата.

"Эта аскетическая строгость нравов, - продолжал Энгельс, - это требование отказа от всех удовольствий и радостей жизни, с одной стороны, означает выдвижение против господствующих классов принципа спартанского равенства, а с другой - является необходимой переходной ступенью, без которой низший слой общества никогда не может прийти в движение. Для того чтобы развить свою революционную энергию, чтобы самому осознать свое враждебное положение по отношению ко всем остальным общественным элементам, чтобы объединиться как класс, низший слой должен начать с отказа от всего того, что еще может примирить его с существующим

4 См.: Майер В.Е. Формы и характер крестьянских движений в Германии XIV-XV вв. - Феодальная рента и крестьянские движения в Западной Европе XIII-XV вв.. М., 1985. Это последняя из известных нам советских работ, где речь шла о Бехайме. Обстоятельно изучал документы этого движения В.А. Ермолаев. См. Крестьянские движения в Германии перед Реформацией. Сб. документов. Составил В.А. Ермолаев. Саратов, 1961, с. 4-8, 17-73. См. также:Гутнова Е.В. Классовая борьба и общественное сознание крестьянства в средневековой Западной Европе (XI-XV вв.). М., 1984; Hoyer S. Hans Boheim - der revolutionare Prediger von Niklashausen. - Zeitschrift fur Geshichtswissenschaft, 1970, H. 2, S. 185-196; idem. Neues zum Pfeifer von Niklashusen. - Jahrbuch fur Geschichte des Feudalismus, Bd. 3. Berlin, 1979, S. 205-218. После воссоединения Германии некоторые темы, традиционные для историков ГДР, утратили свою актуальность. Наше недавнее обращение к образцово функционирующей библиографической службе Международного института социальной истории подтвердило: никаких новых статей о Гансе Бехайме за последние годы там не зафиксировано.

5 См. Союз коммунистов - предшественник I Интернационала. М., 1964, с. 299- 300; Der Bund der Kommunisten. Dokumente und Materialien, Bd. 1-3. Berlin, 1970- 1984; Bd. 2, S. 318-319.

6 См. Штекли А.Э. "Крестьянская война в Германии" Энгельса и изучение утопического коммунизма. - История социалистических учений. М., 1984, с. 3-18.

7 Поскольку не сохранилось ни рукописи Энгельса, ни корректур, говорить о "вставке" можно только условно. Не исключено, что это отступление находилось и в первоначальном наброске.

8 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч.. т. 7, с. 377.

стр. 50

общественным строем, отречься от тех немногих наслаждений, которые минутами еще делают сносным его угнетенное существование и которых не может лишить его даже самый суровый гнет" ⁹ .

Своеобразие такого рода аскетизма Энгельс считал нужным оттенить: "Этот плебейский и пролетарский аскетизм как по своей неистово- фанатической форме, так и по своему содержанию резко отличается от бюргерского аскетизма в том виде, как его проповедовали бюргерская лютеранская мораль и английские пуритане в отличие от индепендентов и других более радикальных сект и весь секрет которого состоит в буржуазной бережливости " ¹⁰ .

Энгельс выступал не только как историк, склонный к широким теоретическим обобщениям, но и как непосредственный участник бурных событий, когда принципы, провозглашенные Марксом и Энгельсом, подвергались ожесточенным нападкам поборников утопических, но крайне "революционных" представлений.

"Впрочем, само собой разумеется, - читаем дальше, - что этот плебейско- пролетарский аскетизм теряет свой революционный характер по мере того, как, с одной стороны, развиваются современные производительные силы, безгранично увеличивая средства потребления и делая тем самым ненужным спартанское равенство, и, с другой стороны, становятся все более революционными условия жизни пролетариата, а вместе с ними и сам пролетариат. Тогда массы постепенно освобождаются от аскетизма, а у цепляющихся за него сектантов он вырождается либо непосредственно в буржуазную скаредность, либо в ходульную добродетель, которая на практике также сводится к мещанскому или ремесленническому скряжничеству. Масса пролетариата менее всего нуждается в проповеди отречения от земных благ, хотя бы уже потому, что у нее не осталось почти ничего, от чего бы она могла отречься" ¹¹ .

После такой вставки Энгельс продолжал на полутора страницах рассказывать о движении Бехайма. Теперь, если мы сопоставим это отступление, касавшееся плебейско-пролетарского аскетизма, со всем тем, что писал о Бехайме Циммерман ¹² , то вынуждены будем признать: вставка об аскетизме - не просто вывод, основанный на анализе приведенного у Циммермана материала. Призыв к покаянию и отказу от мирских наслаждений, характерный для такого рода движений, дал Энгельсу повод высказаться на очень острую тему, занимавшую тогда умы многих членов Союза коммунистов.

Мы можем читать и перечитывать три страницы, касающиеся Бехайма, сравнивать с изложенным у Циммермана, однако вряд ли избавимся от впечатления, что непомерно большая вставка о плебейско-пролетарском аскетизме не была продиктована историческими материалами, находившимися в распоряжении Энгельса. Остается искать внешние причины ее появления, дабы попытаться ответить на вопрос, почему именно летом или осенью 1850 г. она стала необходима.

Новая тщательно выверенная и хорошо прокомментированная публикация "Крестьянской войны в Германии" в 10-м томе "Полного собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса на языке оригинала" (МЭГА) ¹³ , несомненно, содействовала более углубленному изучению работы Энгельса. Уже тот факт, что она воспроизведена в составе материала теоретического журнала Союза коммунистов "Новая Рейнская газета. Политико-экономическое обозрение", среди статей, рецензий и обзоров, чье появление вызвано если и не одинаковыми, то близкими причинами, проистекавшими в конечном счете из насущных задач борьбы Маркса и Энгельса за торжество в рабочем движении их принципов коммунизма, без которых освобождение пролетариата

9 Там же, с. 377-378.

10 Там же, с. 378.

11 Там же.

12 См. Вильгельм Циммерман о движении Ганса Бехайма, с 282-284. Отметим еще раз допущенную там неточность: говорить надо не о сокращенном русском переводе соответствующей части книги Циммермана, а о сокращениях, сделанных во 2-м издании самим автором.

13 Marx К., Engels F. Gesamtausgabe (MEGA). Berlin, 1977, Erste Abeilung, Bd. 10 (далее - MEGA, 1/10).

стр. 51

было немыслимо, помогает лучше понять место этой работы в тогдашних идейных и политических баталиях.

Восстановить с должной полнотой историю создания "Крестьянской войны" очень сложно, если не сказать - вообще невозможно. Не сохранилось ни рукописи, ни верстки. Поэтому подготовители этого тома сочинений Маркса и Энгельса вынуждены были ограничиться краткой констатацией: "Работа Энгельса "Крестьянская война в Германии" была написана в Лондоне летом 1850 г. и напечатана в сдвоенном 5-6 номере "Neue Rheinische Zeitung. Politisch- okonomische Revue"".

Основываясь на материалах, опубликованных в 10-м томе МЭГА, сделаем некоторые дополнения. "Обозрение" было задумано как ежемесячный теоретический журнал, но просуществовал он всего год и издано было лишь шесть номеров. На титульном листе последнего выпуска в виде подзаголовка значилось: "Пятый и шестой номер. - Май-октябрь 1850". Работа над материалами, составившими журнал, продолжалась вплоть до 1 ноября. Вскоре после этого последние из них были отправлены из Лондона в Гамбург, где журнал печатали. Рукописи номера не всегда посылали все сразу. Сопроводительных писем Маркса и Энгельса к издателю не сохранилось.

Сдвоенный 5-б-й номер "Обозрения" вышел из печати 29 ноября 1850 г. Если принять во внимание обычные темпы работы над журналом, то допустимо предположить, что определенные изменения текста, досылки и поправки были технически возможны еще значительную часть ноября. Но не будем вступать на путь предположений и ограничимся неоспоримым фактом: материалы номера были отправлены из Лондона не раньше первых чисел ноября. Сдвоенный номер открывался "Крестьянской войной в Германии", она занимала больше половины всего объема-99 с. из 180.

Много лет спустя, говоря о времени создания "Крестьянской войны", Энгельс кратко упомянул, что написана она была летом 1850 г. ¹⁴ У нас, разумеется, нет никаких оснований ставить под сомнение свидетельство самого автора.

Подготовители 7-го тома русского издания рассматривали "Крестьянскую войну в Германии", естественно, прежде всего как исторический труд ¹⁵ . Вместе с тем отмечалось и теоретическое значение ряда обобщений. Однако их актуальное звучание, очень важное именно для внутрипартийной борьбы в Союзе коммунистов, осталось, на наш взгляд, недостаточно выявленным. Даже злободневнейшее отступление, прерывавшее рассказ о Томасе Мюнцере в роли главы мюльхаузенского Вечного совета, комментируется как обобщение, пусть и недавнего, но все-таки исторического опыта:

"Энгельс имеет в виду мелкобуржуазного специалиста Луи Блана и рабочего Альбера (Александра Мартена), которые вошли в качестве представителей пролетариата в буржуазное временное правительство Французской республики, созданное в феврале 1848 г. (см. об этом настоящий том, с. 13- 31)" ¹⁶ .

При издании в ГДР соответствующего тома произведений Маркса и Энгельса этот комментарий остался фактически без изменений и был повторен даже в МЭГА. Хотя в МЭГА обнаруживается явное несоответствие между таким примечанием и тем, что сказано о "Крестьянской войне" во введении, предваряющем ее текст ¹⁷ . Там отмечено, что большую часть рукописи Энгельс сочинил, вероятно, в летние месяцы. До конца августа - начала сентября работа, кажется, не была закончена. Рассуждения о положении вождя революционной партии, вынужденном взять власть в эпоху, еще не созревшую для господства представляемого им класса, указывают на столкновения с фракцией Виллиха - Шаппера, которые велись в августе 1850 г. и достигли кульминации на заседании Центрального комитета 15 сентября 1850 г. Поскольку последние рукописи для 5-6-го номера "Revue" были отправлены в Гамбург около 1 ноября,

14 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 412.

15 Там же. т. 7, с. ХI-ХII.

16 Там же, т. 7, с. 607.

17 MEGA, 1/10, S. 962.

стр. 52

нельзя полностью исключить, что Энгельс еще и в октябре работал над "Крестьянской войной" ¹⁸ .

Хотя подготовители 10-го тома МЭГА и высказывают свое предположение о поздней датировке отрывка, касавшегося преждевременной пролетарской революции, в очень осторожной форме, оно все-таки кажется малооправданным. В условиях, когда до нас не дошли ни рукопись Энгельса, ни корректуры, эта, по существу, текстологическая проблема становится неразрешимой. Говорить о позднейшей вставке можно было бы лишь в том случае, если бы текст отразил какие-то новые обстоятельства, которые появились лишь после окончательного раскола, происшедшего на заседании 15 сентября. Однако проанализировав все доступные нам документы, мы убедимся, что события, приведшие к расколу, развивались исподволь ¹⁹ и еще в августе сам Шаппер, учитывая накал разногласий в лондонском округе Союза коммунистов, предложил перевести Центральный комитет в Кельн.

Иными словами, отрывок об опасности, подстерегающей вождя революционной партии, когда он оказался у власти при не созревших еще исторических условиях, вполне мог быть написан и до 15 сентября. То же самое надо сказать и о "вставке", касающейся плебейско-пролетарского аскетизма. Находились ли оба эти отрывка в первоначальном тексте или были добавлены в ходе работы над рукописью, решить не представляется возможным, поскольку "Крестьянская война" пронизана отступлениями и историческими параллелями, когда острые события тех дней сопоставляются с далеким прошлым. Эти хорошо продуманные отступления, бьющие в определенную цель, лежали в основе замысла "Крестьянской войны" как пропагандистско-публицистического произведения.

При таком сочетании исторического повествования с конкретными задачами партийной публицистики, особенно интересно выяснить, - разумеется, когда это возможно, - что толкало к той или иной параллели: сам материал вызывал соответствующую ассоциацию или, напротив, злободневная проблема заставляла автора среди фактов, находившихся в его распоряжении, искать такие, которые позволяли сделать нужное отступление, и оно, будучи уместным, воспринималось бы как естественное обобщение, а не как что-то привнесенное извне.

В случае с Томасом Мюнцером, оказавшимся во главе наиболее радикальных элементов Мюльхаузена, когда со всей остротой ощутился разрыв между тем, что он мог сделать, и тем, что он должен был сделать, сам по себе возникал вопрос о "вожде крайней партии", который в аналогичных условиях вынужден был ломать голову над подобной же "неразрешимой дилеммой". Однако рассказ о Бехайме, как он изложен у Циммермана, на наш взгляд, не заключал в себе ничего такого, что прямо требовало отступления о плебейско- пролетарском аскетизме. Действительно, Бехайм призывал к покаянию, отказу носить драгоценности и всякого рода суетные наряды, но эти аскетические мотивы звучали достаточно привычно для слуха средневекового человека.

Его проповеди привлекали к себе массу народа прежде всего своим ярко выраженным социальным содержанием. Мы не можем даже сказать, что материалы, собранные Циммерманом, особо подчеркивают аскетический характер движения. Религиозный энтузиазм, разбуженный Бехаймом, не отличался чрезвычайным фанатизмом или безоглядным самоотречением, чему известно немало примеров в прошлом.

Люди, с радостью и надеждой внимавшие его пророчествам о близком наступлении царства Божьего, где не будет ни властей, ни налогов, где каждый станет добывать пропитание собственными руками и никто не будет иметь больше другого, вовсе не обрекали себя на строгое воздержание, не садились на хлеб и воду. Вокруг Бехайма собиралось тысяч до сорока народа. Торговцы, как во времена больших богомолий и ярмарок, старались своего не упустить. "В такие дни, - писал Циммерман, - было не

18 Ibidem.

19 Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 451; см. также: Союз коммунистов - предшественник I Интернационала, с.317.

стр. 53

иначе, как в большом военном лагере, - там возились повара, трактирщики, мелкие лавочники и ремесленники в сотнях ларьков и палаток" ²⁰ .

Одно представляется нам вполне вероятным: не текст Циммермана вызвал у Энгельса необходимость высказаться о плебейско-пролетарском аскетизме. Этого требовала реальная и очень напряженная обстановка, сложившаяся в Союзе коммунистов летом 1850 г.

Разногласия начались давно, чуть ли не с первых месяцев года ²¹ . В лондонской организации Союза коммунистов все более обособлялись две фракции. Одну возглавляли Маркс и Энгельс, другая группировалась вокруг Виллиха. Идейные раздоры, происходившие главным образом из-за разной оценки перспектив коммунистического движения и тактики, которой надо держаться, усугублялись резко ухудшившимся материальным положением эмигрантов. Новая волна беженцев с континента еще больше накаляла обстановку: люди не могли найти работу, ночевали на улицах и голодали.

Социал-демократический эмигрантский комитет, чтобы как-то облегчить страдания беженцев, учредил для них в июле общежитие и столовую. Для этого сняли и обставили дом, устроили общую кухню. В результате оказавшиеся на чужбине люди стали обеспечиваться "лучше и значительно дешевле, чем это удавалось делать простым денежным вспомоществованием" ²² . Заправлял всеми делами этой, как ее называли, "эмигрантской казармы" сам Виллих. Вскоре "наилучшее распределение" показало свою оборотную сторону. Когда, по давнему образному выражению Энгельса, "коммунизм ложки" ²³ из области отвлеченных споров о грядущем перешел в каждодневную практику, стал принципом житейского распорядка, а Виллих, этот "приверженец казармы", получил реальную возможность проявлять свою верность аскетически- спартанской суровости и грубому поравнению, напряженность в лондонском округе Союза коммунистов вовсе не пошла на убыль.

1 июля 1850 г. в Лондон из Германии, где он отбывал тюремный срок, приехал Шаппер, один из виднейших и заслуженных деятелей Союза коммунистов. Поскольку принципиальные споры велись по преимуществу относительно характера грядущей революции, страстное революционное нетерпение Шаппера оказало ему дурную услугу - он встал на сторону Виллиха. Это явилось неожиданностью и весьма огорчило Маркса ²⁴ . Виллих, получив столь значительную поддержку, не жалел усилий, чтобы добиться перевеса в лондонской организации и увеличить число своих приверженцев. Окончательный раскол произошел 15 сентября 1850 г. Сохранилась протокольная запись бурного заседания Центрального комитета. Маркс счел нужным заявить, что в ходе августовской дискуссии о позиции немецкого пролетариата в предстоящей революции Виллих и Шаппер высказывали взгляды, прямо противоречившие "Манифесту Коммунистической партии". "На место универсальных воззрений Манифеста, - подчеркнул Маркс, - ставится немецкое национальное воззрение, льстящее национальному чувству немецких ремесленников. Вместо материалистического воззрения Манифеста выдвигается идеалистическое. Вместо действительных отношений главным в революции изображается воля" ²⁵ .

Волюнтаризм, напомним, не считающийся с реальными условиями, как проявление идеалистического взгляда на развитие общества был свойствен и авантюристически-честолюбивым прожектам Виллиха, и слепому энтузиазму Шаппера, готового на любые жертвы. Стоит-де проявить необходимую волю и не побояться насилия, как пролетариат завоюет власть и обеспечит с помощью гильотины введение коммунизма.

20 Zimmermann W. Allgemeine Geschichte des groBsen Bauemkrieges, Erster Theil. Stuttgart, 1841, S. 121,

21 Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 451.

22 Ibid., S. 238.

23 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 65.

24 Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 451.

25 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 582.

стр. 54

Столкновение приобрело очень резкие формы. Играя на революционном инстинкте малообразованных и бедствовавших людей, а в Лондоне большинство рядовых членов Союза коммунистов, немецких ремесленников- эмигрантов, состояло именно из них, Виллих и Шаппер повели атаку на основы "Манифеста". Революционеру прежде всего нужна воля, а не научная теория, считали они, Союз коммунистов обойдется и без "писательских элементов". В итоге был образован "Зондербунд", и раскольники объявили об исключении Маркса и Энгельса из Союза коммунистов. Кельнский Центральный комитет аннулировал это решение и исключил самих раскольников ²⁶ .

Итак, в центре столкновений - вопрос об авантюристической тактике, о волюнтаризме, о нежелании считаться с законами истории, о недооценке роли теории. Но причем тут пролетарский аскетизм? Ведь на заседании 15 сентября о нем ничего не говорилось. Но говорилось раньше, вероятно, во время августовских дискуссий и задолго до них. Приверженцы Виллиха - Шаппера называли создателей "Манифеста" реакционерами и высказывали недовольство "Манифестом", по крайней мере какими-то из его положений. Но какими?

Ответ на этот вопрос упирается в чисто текстологическую проблему, которая не освещена еще с достаточной полнотой. Речь идет об оценке "Обращений кельнского Центрального комитета Союза коммунистов 1 декабря 1850 г." - в какой степени его составители были осведомлены о событиях в Лондоне, насколько надежны были источники, послужившие фактической основой их "Обращения"? Кельнцам, на наш взгляд, было очень хорошо известно о причинах раскола, о сути принципиальных разногласий, поэтому та часть "Обращения", которая непосредственно касается рассматриваемой темы, заслуживает полного доверия.

Члены группы Виллиха - Шаппера, говорилось в "Обращении", "пытались обосновать исключение большинства Центрального комитета, а также обвинения, предъявлявшиеся отдельным лицам, общим принципам, что Союз- де исключил всех литераторов, что он-де является исключительно объединением ремесленников и фабричных рабочих, которые при достаточной целеустремленности сумеют в грядущей революции тотчас же прийти к власти и осуществить коммунистическое преобразование общества. Этим самым утверждалось, что пролетарская партия вернулась к прежней точке зрения всеобщего аскетизма ²⁷ и грубой уравнительности (см. "Манифест", глава III, раздел 3)..." ²⁸ .

Там Маркс и Энгельс сурово отозвались о той революционной литературе (сочинения Бабефа и др.), которая сопровождала первые движения пролетариата и по своему содержанию неизбежно являлась реакционной: "Она проповедует всеобщий аскетизм и грубую уравнительность" ²⁹ .

Проповедь всеобщего аскетизма и грубой уравнительности, продолжим прерванную цитату из "Обращения", "была оправдана в самом начале пролетарского движения, так как тогда шла речь еще о том, чтобы противопоставить различным политическим и экономическим доктринам буржуазного общества общий принцип пролетарской классовой борьбы. Эта отрицательная позиция в настоящее время уже не направлена больше против какой-нибудь разновидности буржуазного социализма;

теперь она сводится к осуждению авторов партийного манифеста 1848 г. и первого Обращения сего года ³⁰ , в которых подробно излагается политика партии, а тем самым она осуждает и сам "Манифест", и политику партии" ³¹ .

26 Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 323-331, 718-723.

27 В русском переводе ссылка на "Манифест" несколько сдвинута. Ср.: Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 324.

28 Союз коммунистов - предшественник I Интернационала, с. 339-340.

29 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 455.

30 Имеется в виду мартовское "Обращение ЦК". Здесь в переводе мы сделали небольшую поправку.

31 Союз коммунистов - предшественник I Интернационала, с. 339-340.

стр. 55

Ясно, что если призывы к аскетизму и уравнительности противопоставлялись буржуазному социализму, то и соответствующий отрывок из "Манифеста" воспринимался современниками не как исторический экскурс в глубь веков! Однако подчеркнем сейчас главное для нашей темы: в идейных разногласиях, завершившихся расколом, среди прочего весьма остро стоял и вопрос о пролетарском аскетизме.

Виллих был не просто человеком с непомерными амбициями, "сильной личностью", которой уготовано "свыше" повести за собой массы и вооруженной рукой насадить коммунизм. Он в определенном смысле был воплощением многих идей и чаяний, характерных для начального этапа рабочего движения: причудливой смеси из заговорщицкой деятельности, грубоуравнительных стремлений, религиозных поисков, призывов к самопожертвованию и аскетически-строгой жизни.

Сам Виллих, "заговорщик по профессии" с диктаторскими замашками, прошел нелегкий путь. Прусский артиллерийский офицер, он в силу убеждений покинул службу. Решив "опроститься", занялся столярным ремеслом. Выбор его позже объясняли евангельскими реминисценциями: будущему мессии никакой иной промысел лучше не подходил. Человек он был верующий, участвовал в движении "Друзья света", находившемся в оппозиции к официальной протестантской церкви. Во время баденско-пфальцского восстания 1849 г. командовал отрядом волонтеров, Энгельс был его адъютантом. После поражения революции эмигрировал в Лондон, где пользовался популярностью у значительной части тамошних членов Союза коммунистов. Он отличался архиреволюционным фразерством и слыл аскетом. Позже, когда раскол уже совершился, Маркс писал о присущем Виллиху показном аскетизме и спартанской строгости ³² . Он, как отмечал видный деятель Союза коммунистов И. Вейдемейер, не поднимался выше казарменного коммунизма ³³ , характерными чертами которого были призывы к грубой уравнительности и всеобщему аскетизму.

Вопреки распространенному мнению само понятие "казарменный коммунизм" существовало задолго до учреждения в Лондоне Виллиховой "казармы". Его творцов совсем не обязательно искать среды отставных военных или проповедников аскетической уравниловки. Прожектеры, мечтавшие во имя высшей справедливости делить поровну "наслаждения", способствовали расцвету казарменного коммунизма не меньше, чем апостолы аскезы. "Фабрикаторов систем", сколь бы различными они ни были, объединяет всепроникающее стремление к регламентации, к раз и навсегда установленному распорядку, объединяет убежденность, что они осчастливили человечество наилучшим социальным проектом.

Говоря о казарменном коммунизме Виллиха, Вейдемейер отметил его поразительное сходство с уравнительно-коммунистическими взглядами Вильгельма Вейтлинга в очень многих пунктах. Но, к сожалению, не уточнил, что имел в виду. Вейтлинг тоже придерживался аскетических взглядов?

Обратим внимание на любопытнейшую подробность, которая, как кажется, осталась мало известной. Книгу Циммермана Вейтлинг прочел, видимо, раньше, чем Энгельс. Она пробудила у него огромный интерес, так как давала прекрасный материал для его исторических спекуляций. Но, характерная деталь, Вейтлинг придавал исключительное значение анабаптистам (перекрещенцам, радикалам сектантского типа в Реформации). Они-де вызвали Великую крестьянскую войну. Он ссылается на их пример, дабы доказать, что в "христианской республике никто не должен принимать политической власти". Свое "Евангелие бедного грешника" Вейтлинг напечатал в 1844 г., уже познакомившись с сочинением Циммермана. Оттуда он и черпал свои сведения об анабаптистах, которые "не принимали начальственных должностей, они не клялись, не делались купцами, хозяевами, солдатами и об Иисусе верили, что он не сын Божий, а самый святой из всех святых.

32 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 326, 336-340.

33 См.: Союз коммунистов - предшественник I Интернационала, с. 333-334. См. также: Штекли А.Э. Равенство и свобода: к изучению понятия "казарменный коммунизм". История социалистических учений. 1989. М., 1989, с.3-34.

стр. 56

Другой их принцип был следующий: никакой христианин не может с чистой совестью владеть какой бы то ни было собственностью. Наоборот, все, что есть у отдельных лиц, должно быть отдаваемо в общую собственность".

И далее Вейтлинг давал весьма высокую оценку труду Циммермана: "Эти анабаптисты, вызывавшие во времена реформации Великую крестьянскую войну, превосходно описанную у д-ра Циммермана, были преследуемы так же, как и их принципы, которые вызывали в народе подозрительность к ним. Их еще до сих пор всюду называют упрямыми головами. Только Циммерман снял с их истории завесу, и вместо ужаса, который вызывали тогдашние участники движения, появилось уважение к ним, а блеск некоторых прославленных реформаторов, вроде Лютера, потускнел от смелых разоблачений истины, извлеченной из старых документов" ³⁴ .

Стоит отметить одно важное обстоятельство. Циммерману вопреки Вейтлинг и словом не упоминает об аскетизме анабаптистов. Это может показаться удивительным, поскольку Вейтлинга нередко причисляют к проповедникам грубоуравнительного, даже казарменного коммунизма ³⁵ , видя в нем прежде всего призыв к "всеобщему аскетизму и грубой уравнительности". Действительно, многие вейтлингианцы исповедовали самый "грубый" коммунизм. Но изображать Вейтлинга аскетом, по меньшей мере, неправильно. Человек, нашедший у утопического социалиста Ш. Фурье столь любезные его сердцу мысли о "притяжении по страсти" и о стимулирующей роли удовольствий, не помышлял об аскетизме. В общности имуществ он видел наипервейшую гарантию справедливого распределения наслаждений. Вспомним, к примеру, что Вейтлинг изображал Христа так: "Он был просто полный жизни светский человек ³⁶ , который на своем тернистом пути срывал столько цветов удовольствия сей краткой жизни, сколько ему позволяли обстоятельства, без ущерба для его главной жизненной цели". И заканчивал он этот отрывок стихотворным изречением, которое то выдавали за народную песню, то приписывали Лютеру: "Кто не любит вина, женщин и песен, тот всю жизнь останется дураком" ³⁷ .

Но именно такого рода жизнелюбие не делало коммунизм Вейтлинга менее грубым. Ему были присущи казарменные черты, и когда члены Союза справедливых еще в 1845 г. вели в Лондоне дискуссии о различных коммунистических системах, они сами относили Вейтлинговы воззрения к разновидности "казарменного коммунизма", ибо сутью его считали принудительную регламентацию, которая мыслилась как осуществление равенства, но весьма ущемляла возможности свободного развития личности ³⁸ .

Не надо думать, что призывы к грубой уравнительности находили отклик среди его "правоверных", по выражению Маркса ³⁹ , лишь непосредственно перед расколом. Еще в начале апреля, т.е. до учреждения "казармы" беженцев, Себастьян Зейлер, один из руководителей Союза коммунистов, жаловался Марксу на возмутительное поведение Лемана, единомышленника Виллиха: "В конце концов нам придется надеть блузу и жрать Виллиховы луковицы, чтобы не слыть эксплуататорами. Все это настраивает меня весьма мрачно" ⁴⁰ .

Желание обрядить всех в блузы, - а это считалось тогда обычной одеждой пролетария, - и кормить "Виллиховыми луковицами" было показателем грубоуравнительных устремлений, которые выражались не только в аскетическом упрощении быта и сведении потребностей до минимума, но и в открытой неприязни к "образованным" в собственных рядах.

34 Вейтлинг В. Евангелие бедного грешника. Лейпциг - СПб., 1907, с. 60-61.

35 См., например: Арзамасцев A.M. Казарменный "коммунизм". Критический очерк. М., 1974, с. 21.

36 Перевод нуждается в уточнении: не "светский", а "мирской", "земной".

37 Вейтлинг В. Указ. соч., с. 76.

38 Der Bund der Kommunisten, Bd. 1, S. 234-236.

39 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 516.

40 Der Bund der Kommunisten, Bd. 2, S. 159.

стр. 57

То, что вызывало тревогу Маркса шесть лет назад ⁴¹ и, казалось бы, было позже преодолено ценою многих усилий, когда Союз коммунистов принял в качестве своей программы "Манифест Коммунистической партии", - грубоуравнительные тенденции и жажда нивелирования - вдруг проявилось с новой силой. Стремление к поголовному поравнению, дремавшее в душах бедствовавших и малообразованных мастеровых, опять дало о себе знать. Призывы к самоотверженности, к пролетарскому аскетизму, как и рассуждения о всесокрушающей воле народа - ему-де стоит лишь захотеть ввести коммунизм, и он восторжествует, - стали стержнем революционного фразерства Виллиха и его приверженцев. Они спекулировали на вере масс в очистительную силу революции и их готовности на самоотречение ради высокой цели. Но они совершенно не считались с реальной исторической обстановкой.

Всплеск отживших свой век настроений, разжигавшихся Виллихом, - идеалистических, волюнтаристских, грубоуравнительных, в частности и аскетических, - со всей очевидностью выявил необходимость решительно противопоставить им более реалистичные взгляды. Это и сделали Маркс и Энгельс, раскритиковав на страницах "Обозрения" и "заговорщиков по профессии", и пренебрежение законами истории. На примере Мюнцера было показано, как связан "вождь крайней партии", оказавшийся у власти, если условия еще не созрели для торжества представляемого им класса.

Что же касается вставки о плебейско-пролетарском аскетизме, то надо было подчеркнуть: время его безвозвратно прошло. Энгельс настойчиво защищал принцип историзма: аскетические настроения оправданы на ранних этапах движения, когда они помогают пробудить революционную активность масс, но они, несмотря на свою живучесть, становятся недопустимым анахронизмом, когда выдвигаются на передний план в эпоху крупной промышленности и растущей сознательности пролетариата, способного уже постичь основы преобразующей мир научной теории.

Так в "Крестьянской войне" Энгельса, в рассказе о движении Ганса Бехайма, появилось пространное отступление о плебейско-пролетарском аскетизме.

41 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 114.

Постоянный адрес данной публикации: