В статье характеризуются взгляды Т. Г. Шевченко на славянское единение, освещаются процессы взаимной рецепции Шевченко и его (все)славянского социокультурного окружения; приводятся данные относительно оценок поэтического творчества и политических взглядов поэта. Вводится метафора о концентрических кругах воздействия Шевченко в ракурсе идеи славянского единения. Отмечается востребованность творчества Шевченко в год его двухсотлетнего юбилея.

The article considers the views of Taras Shevchenko on the Slavic unity, it highlights the processes of bilateral reception between Shevchenko himself and his (diverse) Slavic surrounding, and adduces data concerning evaluations of his poetic work and political stances. The author suggests a metaphor of concentric circles of Shevchenko's influence in the context of the idea of Slavic union. It is stressed, that Shevchenko's legacy is of special relevance in the year of his bicentennial anniversary.

Ключевые слова: юбилей Т. Г. Шевченко, славянский вопрос, славянское единение, чехофильство, Кирилло-Мефодиевское общество, федерация славянских государств.

В 2014 г. отмечается юбилейная дата - 200-летие со дня рождения поэта Тараса Григорьевича Шевченко (1814 - 1861). Это побуждает еще раз обратиться к освещению славянского вопроса в его творчестве, которое хронологически постоянно группируется вокруг круглых дат, связанных с его жизнью и кончиной. Так, наиболее интенсивно этот вопрос поднимался в 1914 г., вызвав ряд многосложных процессов в двух частях Украины, расположенных в двух империях - Российской и Австро-Венгерской, когда запрещение праздновать 100-летие со дня рождения Шевченко породило в России десятки демонстраций протеста 10 - 11 марта, что стало свидетельством превращения национального движения из этнографически-культурного в массовое [1. С. 373]; в 1939 г. - в связи со 125-летием со дня рождения, в 1961 и 1964 гг. - со 100-летием со дня смерти и 150-летием со дня рождения поэта. 2014 год в этом плане характеризуется новыми кризисами в эволюции национальной идентичности; портреты Шевченко на майдане и празднества в честь его юбилея этого не скрывают.

В целом тема "Шевченко и славянство" впервые рассматривается в настоящей статье в проекции концентрических кругов, идея которых просматривается во многих интерпретациях творчества поэта: литературоведческих, исторических

Задорожнюк Элла Григорьевна - д-р ист. наук, зав. отделом Института славяноведения РАН.

и социально-философских. Постоянное обращение к ней приобретает особое значение и звучание во времена новых социальных трансформаций, включая ту диссипацию славянской идеи, которая наблюдается с конца XX в. - после революций с определениями конца 1980-х годов, потрясших, в первую очередь, мир славянских народов (см. [2. С. 172 - 184]).

Первый круг - консолидация самих украинцев. Задача эта не так проста, как может показаться на первый взгляд, ибо ее решению сопутствовала у Шевченко глубочайшая национальная самокритика, включавшая характеристику всех слоев украинского общества. Это - примечательная черта творчества поэта, ориентированного на здоровую нравственную основу. Можно даже говорить о некой "вертикали нравственности", поскольку поэт вовсе не стремился представить всегда только "положительными" низшие классы и неизменно лишь "отрицательными" - высшие.

Критике в первую очередь подвергались представители так и не определившейся со своей идентичностью национальной элиты. Указанная неопределенность, которую можно назвать пролонгированной - длящейся вплоть до настоящего времени, гениально изложена в поэме "I мертвим, і живим, і ненародженним землякам моїм в Украйні і не в Украйні моє дружнєє посланіє": "Німець скаже: "Ви моголи"/ "Моголи! моголи!"/ Золотого Тамерлана/ Онучата голі./ Німець скаже - "Ви слав'яне"./ "Слав'яне! слав'яне!"/ Славних прадідів великих/ Правнуки погані!/І Коллара читаєте /З усієї сили, /І Шафарика, і Ганка, /І в слав'янофіли/ Так і претесь... І всі мови / Слав'янського люду - / Всі знаєте. А своєї / Дас[т]ьбі... Колись будем /І по-своєму глаголать, / Як німець покаже / Та до того й історію / Нашу нам розкаже... Раби, подножки, грязь Москви, / Варшавське сміття - ваші пани" [3. Т. 1. С. 332 - 333]. Но достается и народу в знаменитом стихотворении "П. С", в котором описано то, как его "герой" "п'є горілку з мужиками, / І вольнодумствує в шинку", а народ легко покупается на дружбу с таким паном: "Люде люде! / За шмат гнилої ковбаси / У вас хоч матір попроси, / То оддасте". [3. Т. 2. С. 108 - 109]¹.

Все же эта критика чередуется у Шевченко с искренними и находившими отклик у представителя любого социального слоя (и других этносов) призывами к национальной консолидации и последующему всеславянскому освобождению. Надо сказать, что эти призывы были восприняты украинским обществом сначала Правобережной и Левобережной Украины, а затем также Галиции, Буковины и Закарпатья. С самого начала 1840-х годов интерес к поэзии Шевченко рос там постоянно. Правда, ситуация иногда складывалась так, что удовлетворялся он и для украинцев через Москву и Петербург. Например, 3 января 1843 г. поэт из Галиции И. Вагилевич² писал русскому ученому М. Погодину, что для исследований по украинскому языку ему не хватает произведений Шевченко и просил их прислать. Затем стихотворения Шевченко проникали на запад Украины напрямую, в том числе и те, которые не пропускала царская цензура.

Тот же Вагилевич дал высокую оценку произведениям Шевченко, включая поэму "Кавказ", осенью 1848 г. К авторитету поэта обратился писатель Н. Устиянович, подчеркнув способность украинского языка обеспечить развитие народного

¹ Остается добавить, что "П. С." - это Петр Скоропадский (1805 - 1848), потомок гетмана И. Скоропадского (1646 - 1722) и предшественник гетмана П. Скоропадского (1873 - 1945).

² М. Вагилевич - деятель, наряду с М. Шашкевичем и Я. Головацким, "Русской тройки", кружка выпускников греко-католической семинарии во Львове, еще в 1830-е годы ориентированного на то, чтобы поднять местные говоры до украинского литературного языка; выпущенная ими в 1837 г. в Будапеште "Русалка Дністровая" считается значимой для формирования национального сознания украинцев; по косвенным свидетельствам, Шевченко был знаком с этим альманахом и высоко его оценил [4. Т. 1.С. 99].

просвещения. Во время вспыхнувшего 21 - 22 сентября 1848 г. во Львове вооруженного восстания стихи Шевченко звучали постоянно [5. С. 226].

М. Драгоманов, С. Ефремов, И. Франко и другие считали, что поэт практически спас духовную жизнь украинцев в этом регионе. Эта тема специально разрабатывается современными украинскими литературоведами и культурологами, в первую очередь И. Дзюбой. Все исследователи отмечают: лишь благодаря поэтическому языку Шевченко местная "мова" избежала проникновения чрезмерных полонизмов или русизмов. Шевченко в этом плане укреплял нормы общеукраинского языка в Галиции, за что подвергался нападкам с самых разных сторон [6. С. 10].

Непосредственно перед юбилеем интерпретаторы творчества Шевченко особо подчеркивали, что ранее он соединял Правобережную и Левобережную Украину, ныне - ее Восток и Запад, утверждая: "У нас несколько затемненный взгляд на Шевченко, а пророки и после своей смерти должны жить в народе, откуда вышли" [7. 2013. 15 III]. Они отмечают, что это призвание значимо для украинской идентичности и сегодня³. Однако ситуация зимой и весной 2014 г. сложилась так, что процессы упрочения такой идентичности характеризовались острейшими кризисами и множества людей возле памятника поэту в Каневе - месте его захоронения - не наблюдалось.

Второй круг - идея единства восточнославянских народов, в первую очередь русских, украинцев и белорусов. Данная тема также широко освещалась, однако сейчас актуальны новые акценты, в первую очередь это касается культурной взаимности русских и украинцев. Постоянное взаимодействие между ними, которое характеризуется крайней противоречивостью, носит не столько деструктивный, сколько продуктивный характер. Можно утверждать, что эти две культуры строились на отношениях не только взаимообогащения, но и взаимодополняемости.

Говоря о соотношении украинской и белорусской культур, нужно отметить, что существует немало документальных свидетельств того, что Шевченко поддерживал напрямую белорусских писателей (с некоторыми из них он познакомился еще в 1839 г. в Петербурге), ориентировавшихся на поиск своей национальной идентичности. Он критиковал их, в частности, за то, что они уделяли недостаточного внимания в творчестве народному элементу (сам он проявлял большой интерес к белорусским песням). Вспоминал он о Белоруссии в повести "Музыкант", в дневнике и в ряде писем.

Но пример его творчества для Белоруссии состоит еще и в том, что он демонстрирует, как усилия одного писателя могут пробудить и в чем-то даже сконструировать национальное сознание целого народа через сочетание решения национального вопроса в единстве с вопросом социальным. Знаменитое стихотворение белорусского поэта Янки Купалы "А кто там идет...", написанное им в 1907 г. под влиянием поэта украинского, было переведено на русский язык М. Горьким в 1911 г. - свидетельство глубинного понимания указанного единства двух вопросов. При этом для большинства белорусских писателей Шевченко служил образцом не только в поэтическом творчестве, но и примером национальной самокритики - достаточно вспомнить пьесу того же Я. Купалы "Тутэйшыя". В ней

³ Примечательно, что в 1939 г. в Каневе был воздвигнут знаменитый памятник на могиле Шевченко, ставший местом паломничества людей со всего мира (не только украинцев). С одной стороны, он, можно сказать, увенчивал процесс деукраинизации, завершившийся уничтожением значительной части украинской интеллигенции, и покрывал своей тенью жертв голода начала 1930-х годов. С другой он по-своему легитимизировал воссоединение украинских земель после разгрома Польши. Одна из его функций заключалась также в том, чтобы собрать и мобилизовать славянство на противостояние крепнувшей "неметчине"; призывы к единению приобретали все большую актуальность в канун Второй мировой войны.

Микита Зносак предстает то Никитием Зносиловым, то Зносиловским, а трактующие фигуру белоруса западные и восточные ученые ведут столь же бесплодные дискуссии, как и критикуемые Шевченко участники споров об украинской идентичности, берущей начало то от "моголов" (монголов), то от славян - под диктовку "немца"⁴.

М. А. Богданович в 1914 г. выпустил несколько статей, в которых подчеркивал всемирное значение творчества Шевченко, отмечая, что поэт в формах строго национальных выявил общечеловеческое содержание (см. [9. 1961. N 5. С. 218]). В статье "Краса и сила. Опыт исследования стиха Т. Г. Шевченко", напечатанной в русскоязычной газете "Украинская жизнь" (Москва), белорусский поэт подчеркивал прочность связи "души российских читателей с душой покойного поэта". Отмечая наличие внутренней рифмы в поэзии Шевченко и насчитывая их около тысячи в "Кобзаре", Богданович писал: "По числу их ни один русский поэт не может сравниться с Шевченком (так в оригинале. - Э. З.)" (цит. по [9. 1961. N 5. С. 218]). Эти статьи доказывают, что творческие достижения Шевченко воспринимались белорусскими поэтами непосредственно - как призыв к спасению народа через развитие языка.

В вышедшем в 2004 г. во Львове сборнике статей [10] отмечается, что неграмотные белорусские крестьяне пели песни на слова Шевченко, ничего не зная о нем, и надеялись на появление поэта, равного Шевченко, в чем проявился запрос на их национальную идентичность. Эту миссию в той или иной степени осуществляли "шляхетские романтики" Я. Чечот, Т. Заблоцкий, В. Дунин-Марцинкевич, Ф. Богушевич [10. С. 175]; ближе к ней подошли М. Богданович и А. Гарун (1887 - 1920), но больше всего ей соответствовал Я. Купала - поэт также с трагической судьбой⁵.

Третий круг - самый обширный, всеславянский и крайне противоречивый. Шевченко абсолютно и безоговорочно выступал за идею славянского единения. И здесь у него, как, например, и у Ф. И. Тютчева (см. [12. С. 158 - 174]) были свои привязанности и отторжения - так, имели место антипольский пафос его произведений и своеобразное чехофильство.

Однако и здесь Шевченко не вписывается в схему: ряд его произведений, а также контактов с представителями польского освободительного движения свидетельствует о наличии общей направленности, в соответствии с которой дело социального освобождения совпадает с национальным вопросом. Конечно, большинство деятелей польского национального возрождения не разделяли "хлопомании", присущей меньшинству его представителей, допускавшими национально-культурную самостоятельность украинского народа.

Не менее интересна линия Шевченко - чехи, причем не только в поэтическом отношении. Шевченко выступил равноправным участником диалога относительно "чешского вопроса". Еще до "весны народов" он, как и М. А. Бакунин,

⁴ Написанная в 1922 г. трагикомедия, как ее определяют современные белорусские литературоведы, не переиздавалась в советское время по причине крайней обостренности поставленной в ней проблемы национальной идентификации белорусов. Так, в ходе ее обсуждения, один из персонажей "заходні вучоны" с явно польским акцентом отмечает, что Пинское болото стало таковым из бывшего здесь моря в результате "шкодлівых вплывов зэ Всходу", в то время как "усходні вучоны" призывает "прьюбрзеці себе морэ вместо утонувшего" - где-нибудь возле Дарданелл или Индии... "Тутэйший", т.е. всего лишь "местный", житель (правда, активно ищущий свою национальную идентичость), Янка Здольник, не желавший, подобно герою пьесы Миките, постоянно менять имя и фамилию, горестно констатирует: "Нам і без мора, пане вучоны, хапає дзе тапіцца, як павее пощасцяй праз усходнія ці западнія "акошки"" (Нам и без моря, господа ученые, есть где утонуть, как только повеет сквозняк через восточные или западные "окна") [8. С. 458].

⁵ Еще в 1885 г. писатель А. Ельский подчеркивал, что белорусская народная поэзия "молит о появлении белорусского Шевченко"; о том же писал и современный литературовед М. Тычина [10. С. 180]. На то, что поиск такой идентичности у белорусов имеет много схожего с подобным поиском у украинцев, указывал и Т. Г. Масарик (см.: [11. С. 276]).

был убежден в возможности славянской федерации [13. С. 77]. В этом плане его воззрения отличались от взглядов Тютчева, который считал, что лучшим для народа будет принятие православия и вхождение в "Восточно-Римскую империю", а также Ф. Энгельса, предрекавшего его решение на путях перманентного революционаризма - при том, что чешский этнос растворится в немецком (как раз в ходе пробуждения национального сознания чехов) (подробнее об этом см. [14]).

Для завершения метафоры кругов, надо хотя бы контурно наметить наличие еще двух: всеевропейского и общечеловеческого (глобального). Первый фиксируется многими шевченковедами, отмечавшими, что творчество поэта и художника еще до его ссылки находилось в поле зрения немцев и французов, а позже - англичан, итальянцев и представителей других, особенно боровшихся за независимость, европейских народов.

В этом плане примечательны обращения к европейским контекстам через сопоставление взглядов Шевченко с идеями Ф. Шиллера с присущим им обоим "этическим максимализмом" (И. Дзюба), поэмы "Сон" с "Зимней сказкой" Г. Гейне (И. Присовский), а также сравнение с Данте, У. Уитменом и т.д. Примечательно также выявление общих черт и различий с английской литературой В. Рич, которая еще в конце 1950-х годов в 20-летнем возрасте оставила свои занятия математикой ради переводов украинского поэта [15. С. 338].

Свидетельством внимания к общеевропейским и глобальным резонансам творчества Шевченко к его 200-летнему юбилею является создание в рамках Программы украинистических исследований в Кембриджском университете (Великобритания) сайта "Шевченко". Его инициатор Р. Финнин считает украинского поэта величиной мирового уровня, он призвал разрабатывать вопросы его творчества в самых разнообразных и широких контекстах. И это, как сообщается в одном из дайджестов, происходит на фоне крайних оценок взглядов поэта, вплоть до появления элементов "шевченкофобии" (термин И. Дзюбы). Ему приписывается то чрезмерная революционность, то сужение национального идеала до мифологемы "хаты" - точки устоявшегося бытия (а, например, для Леси Украинки в "Лесовой песне" хата - пункт отвержения высоких ценностей, хотя преемственность творчества поэтов этим не отрицается), то "антимоскальство", то полонофилия и т.д., и т.п. [16].

Что касается "німців", то их отношение к поэзии Шевченко было крайне заинтересованным, да и личные контакты с поэтом отличались богатой палитрой. Впервые о его поэме "Гайдамаки" лейпцигский журнал написал еще в 1843 г.; с этого времени из поля зрения немецких и австрийских изданий его имя не исчезало. Книг о Шевченко на немецком языке еще в XIX в. было больше, чем на каком-либо другом. В числе современных фундаментальных исследований можно назвать монографию языковеда из Вены М. Мозера, в которой отмечается ключевая роль поэта в создании украинского литературного языка - синтаксиса, лексики, морфологии и даже фонологии [17]. Ж. Альварт подчеркивает, что не меньшую роль сыграл Шевченко и 130 лет спустя после своей смерти в идейном обосновании новой украинской государственности [18]. Естественно, что указанная тематика интенсивно разрабатывается и будет разрабатываться, особенно в связи с юбилеем поэта. Остается добавить, что на самые последние стадии этих разработок оказывает влияние и политическая конъюнктура [19].

Наконец, всечеловеческий (глобальный) круг: исследования в этом направлении проводились контурно. Однако - даже если ограничиваться биографией поэта и эпизодическими проявлениями интереса к неевропейским народам - нельзя не признать: у него наличествовали способности к глубоко прочувствованной рецепции психологических особенностей других этносов.

Примечательно в этом плане восприятие судеб среднеазиатских народов, с которыми он контактировал в годы ссылки. Следы этого глубинного восприятия можно обнаружить в стихотворениях ("У бога за дверми лежала сокира" и др.) и произведениях изобразительного искусства, письмах и дневнике. Остается добавить, что знаменитая верба, посаженная Шевченко вблизи Каспийского моря, растет и поныне.

Шевченко интересовался ходом освободительного движения тайпинов в Китае; в его дневнике от 6 сентября в 1857 г. можно найти запись со следующей характеристикой взгляда одного из его лидеров на мандаринов - крупных китайских землевладельцев: "Жирный убойный скот". "Скоро ли, - вопрошал поэт, - можно будет во всеуслышание сказать то же самое о русских боярах?" [3. Т. 5. С. 120].

Шевченко знал многое об американской литературе, а также о таких исторических фигурах, как Б. Франклин и Дж. Вашингтон ("Коли / Ми діждемося Вашінгтона/ З новим і праведним законом? /А діждемось-таки колись!" [3. Т. 2. С. 296]. Но в большей мере его беспокоила судьба рабов, которую он уподоблял судьбе крепостных. До этого в поэме "Кавказ" он указывал на сходство положения негров и людей "таки хрещених [...], но простих" [3. Т. 1. С. 327]. Особо значима в этом плане дружба с негритянским актером-трагиком А. Олдриджем, их объединяла ненависть к угнетателям, хотя оба были в статусе свободных художников.

Возвращаясь к кругу всеславянскому, следует заметить: уже к 1845 г. Шевченко выступает как общеславянская фигура, причем не только в качестве поэта. Относительно издания комплекта эстампов "Живописная Украина" в письме поляка П. П. Дубровского из Варшавы чеху В. Ганке от 19 февраля 1845 г. указывалось: "Если бы подобные издания явились и у других славянских народов! Какое было бы сокровище! И как бы это было кстати в наше время особенно!" (цит. по [5. С. 121]). Остается добавить, что в Чехии эта работа вскоре была начата.

Наиболее богатая - и крайне наполненная смыслами, в том числе и противоречивыми - тема "Шевченко и поляки". Фактически ему пришлось опираться на две культурные традиции, находившиеся по отношению к Украине в жестком противостоянии, чтобы бороться за свою национальную идентичность. Конечно, русские помещики оказывались не лучше польских, а также и своих, украинских. Но последние же - или даже небольшая их часть - и носители культуры, а без нее нельзя было обойтись.

Тема о польских друзьях не прошла мимо внимания исследователей; достаточно вспомнить монографию В. Дьякова [20]. Круг этих друзей был достаточно широк и включал людей искусства и ученых, а главное - революционно настроенных поляков, он резко расширился в годы ссылки. Именно поляк С. Сераковский способствовал знакомству Шевченко с Н. Г. Чернышевским⁶.

Еще в 1839 г. поэт сблизился с членами польско-белорусского литературно-художественного кружка Р. Подберезского-Друцкого в Петербурге, а вскоре его имя стало известно полякам как внутри Российской империи, так и в эмиграции. В 1843 г. его имя появляется на страницах газеты "Tygodnik Petersburski", а после разгрома Кирилло-Мефодиевского общества - на страницах польской печати в Париже, Лейпциге, Вене.

⁶ О том, что в конце марта - начале апреля 1858 г. Шевченко был введен С. Сераковским в дом Чернышевского свидетельствовала его внучка [21. С. 2]. Дьяков напоминал, что украинское землячество в Кракове организовало 14 марта 1914 г. вечер в честь 100-летия Шевченко, на котором присутствовал и В. И. Ленин. Такой вот пример единения трех славянских народов перед Первой мировой войной. [20. С. 142]. Лечил Шевченко вплоть до последнего дня его соузник по Оренбургу П. Круневич, поляк по национальности [20. С. 122].

По свидетельствам А. Чужбинского, Шевченко на Украине в 1843 г. прочел значительное количество польских книг, и особенно А. Мицкевича; более того, как раз через переводы Мицкевича он познакомился с творениями Байрона. Шевченко сам намеревался переводить Мицкевича, но уничтожил наброски, а затем и вовсе прекратил свои попытки. "Мабуть, сама доля не хоче, - говаривал он, -щоб я перекладав лядські пісні" [22. С. 109]. Можно отметить тонкое поэтическое чутье Шевченко, чем и обусловливаются его опасения в сфере перевода с одного близкого языка на другой.

Интерес к "полыцизне" вызвал и более широкий взгляд на все славянство. Согласно Конискому, идеи всеславянского братолюбия поэт черпал у таких польских славянофилов, как Б. Залесский и М. Грабовский. С идеями русского славянофильства он познакомился, читая О. Бодянского, а украинскую реальность он знал достаточно хорошо сам - даже в отсутствие печатных материалов. "Он понимал, - пишет Кониский, - историю идейно и там, где ему недоставало знаний, он угадывал своим чутким сердцем" [23. С. 201].

Можно сказать, что и пострадал он в немалой мере за идею славянского единства. 25 декабря 1846 г. в квартире одного из радикальных членов Кирилло-Мефодиевского общества Н. Гулака состоялось собрание с участием Шевченко. На нем обсуждались вопросы о "будущей федерации славянских племен" (свидетельство Н. Костомарова) и необходимости устранить в России монархическое правление, с чем соглашались не все члены Общества. Характерно, что именно на этом собрании Шевченко вручил братчику Н. Савичу поэму "Кавказ" для прямой передачи А. Мицкевичу в Париж, что тот и сделал в 1847 г. Как раз на этом собрании впервые появился с провокационной целью, ранее лишь подслушивавший разговоры кирилло-мефодиевцев, студент А. Петров [22. С. 183, 497]. Примечательна запись в дневнике А. В. Никитенко, свидетельствующая о создании в Киеве Общества, выступавшего за "конфедеративный союз всех славян в Европе на демократических началах, наподобие Северо-Американских штатов. Имеют ли эти южные славяне какую-нибудь связь с московскими славянофилами -неизвестно" [24. С. 304].

В Европе близилась "весна народов". Жестокая расправа в марте - апреле 1847 г. с кирилло-мефодиевцами, а затем - весной 1849 г. - и с петрашевцами, показала, откуда грядет мороз. Действительно, вступление российских войск в Европу в 1849 г. погубило многие надежды славян. Шевченко в это время уже отбывал наказание за антиимперские идеи, в том числе славянского братства на началах федерации, а не под эгидой царя. Но и в это время поэт обсуждал данную идею с высланными в Сибирь и Оренбург поляками.

Характерно, что даже парижские газеты сообщали об аресте участников Общества и ссылке в солдаты Шевченко (см. [25. 1965. N 3. С. 11]). Это тем более настораживало власти, поскольку генерал-губернатор Д. Г. Бибиков заверял прибывшего осенью 1847 г. в Киев Николая I, будто дело о Славянском обществе не имело в крае никакого развития, и даже пытался убедить, что кирилло-мефодиевцы - всего лишь интрига профессоров из Харьковского университета, в числе которых было немало поляков. Однако он проницательно подчеркнул, что наибольший вред принесены "сочинениями на простонародном языке, столько же и направлением к созданию никогда не бывшей украинской народности" [5. С. 198].

Поэта сослали на восток, а слава о нем ширилась на западе империи и за ее границами. Идея славянского братства приобрела у Шевченко после ссылки новое звучание. В самом конце 1859 г. он принял активное участие в деятельности украинской Громады (общества), собиравшейся еженедельно в доме военного инженера Ф. Черненко в Петербурге с лета 1858 г. Шевченко готовил и печатные издания Громады - альманах "Хата" и журнал "Основа" (на русском и украинском языках)

[6. С. 548 - 549]. В большей мере структурированные культурно-просветительные громады собирались в Киеве, Одессе, Харькове, Полтаве еще при жизни поэта; они попали под запрет в 1876 г.⁷

Тогда же он сблизился с кружком прогрессивно настроенных русских, украинцев и поляков, собиравшихся в доме у студента-юриста Э. Подоского. По свидетельству К. Малецкого, "Шевченко часто любил говорить о несправедливостях, которые приходится терпеть крестьянину от польской шляхты; последнюю он ненавидел. Члены названного кружка увлекались идеями федеративного панславизма, прежде всего украинцев, поляков и русских. В конце 1860 г. они устроили в Казанском соборе панихиду по пятерым погибшим в том году в Варшаве полякам, на которой был и Шевченко" [22. С. 352]. Шевченко - вместе с русским дворянином М. А. Бакуниным - не отказывался от идеи "хлопской революции" поляков-демократов. Именно поляк Е. Хоецкий опубликовал в июле 1847 г. во Франции статью о сравнительном изучении славянских языков, в котором едва ли не впервые упоминалось имя Шевченко - а поскольку ее автор был знаком с Жорж Санд, то через нее это имя стало известным и другим демократическим деятелям Франции [4. Т. 2. С. 313].

В августе 1847 г., считает Ф. Прийма, вопрос о Кирилло-Мефодиевском братстве мог обсуждаться на встречах в Париже с участием Анненкова, Бакунина, Белинского и Герцена, причем Бакунин называл Шевченко "человеком достойным и прекрасным", "мучеником свободы" [27. С. 87]. Но имя Шевченко пытались использовать в своих целях и другие политические силы. В мае 1848 г. в издававшейся консервативным аристократом А. Чарторыйским газете "Trzeci may" Ф. Духиньский (выходец из Украины, пользовавшийся псевдонимом "Киевлянин") сочувственно упоминал о Шевченко, пытаясь эксплуатировать его имя для восстановления Польши "от моря до моря"⁸.

Остается добавить, что идеи славянской федерации, выраженные не только в поэтическом творчестве Шевченко, но и в его политических взглядах времен Кирилло-Мефодиевского братства, имеют глубокие корни. Она осуждалась в Обществе соединенных славян, основанном русскими офицерами-артиллеристами А. и П. Борисовыми, к которым примкнул поляк Ю. Люблинский в 1823 г.; среди его членов был серб В. Шеколла, а среди декабристов - чех В. Враницкий [29. С. 125, 258]. Большая часть членов Общества влились в ряды декабристов, занимая крайне революционаристские позиции. Не исключено, что его участники были знакомы с идеями И. Гердера и П. Шафарика о будущности славянства, но важнее другое: эти идеи формировались не без участия выходцев из крестьянского сословия, ставших солдатами. В их числе забитый в 1826 г. шпицрутенами Ф. Анойченко, который агитировал своих сослуживцев выступить против царя, и уроженец Подольской губернии Т. Дунцов-Выгодовский. 20 лет после восстания декабристов и до Кирилло-Мефодиевского общества - не такой уж большой срок, и не исключено, что хотя бы слухи об этих солдатах-декабристах циркулировали среди крестьян, да и наверху - в среде дворянства - о них знали. Можно допустить, что были они известны и членам Кирилло-Мефодиевского общества.

Что касается рецепции Шевченко в современной Польше, то обращение к нему просматривается постоянно. Так, еще в 1970 г. Е. Енджеевич назвал поэта "гени-

⁷ Примечательно, что изданный в Киеве в 1978 г. "Шевченювський словник" информации о них в отдельной статье не дает, а вот, например, в "Большой советской энциклопедии" таковая имеется [26. Т. 13. С. 13].

⁸ При этом он относил русских не к славянам (не отказывая в этой принадлежности украинцам), а к туранцам; антиисторизм его взглядов был выявлен еще в начале 1860-х годов Н. И. Костомаровым, а позже М. Драгомановым, хотя идеи Духиньского нашли "понимание" у К. Маркса и Ф. Энгельса [28. С. 61 - 74]. "Друзей", подобных Духиньскому, Шевченко избегал.

альным организатором сознания своего народа". Трактуя Валуевский циркуляр 1863 г., он замечает: империя не смогла помешать Шевченко писать сочинения на родном языке - и тогда она решила запретить сам украинский язык [30]. Уже в новом веке публицист и политик Е. Гедройц считал идею славянского федерализма, обосновываемую и Т. Шевченко, значимой для стран Восточной Европы [7. 2013. 30 V].

Рецепция творчества Шевченко чехами и словаками - крайне интересный феномен, особо важный с учетом интереса украинского поэта к чешскому национальному герою Яну Гусу, о котором он узнал из работы русского историка - выходца из Болгарии - С. Палаузова [31 ] и описал в поэме "Еретик", которую он посвятил словацкому ученому П. Шафарику⁹. И эта поэма обладала крайне весомым побуждением к осознанию национальной идентичности. Так, Шевченко сравнивает угрозу чешской идентичности со стороны немцев в XV в. с угрозой со стороны татаро-монголов с века ХНІ: "Прокиньтесь, чехи, будьте люди, / А не посмішище ченцям! / Розбойники, кати в тіарах / Все потопили, все взяли, / Мов у Московії татаре, / І нам, сліпим, передали / Свої догмати!" [3. Т. I. С. 264].

Все же история этой рецепции не так проста и однозначна. Что касается революционной поэзии Шевченко, то она была встречена настороженно лидерами западного славянофильства чехом В. Ганкой и словаком П. Шафариком. По свидетельству Ю. Доланского, даже "Кобзарь" поначалу не нашел у них отклика, так как их поэтические идеалы были далеки от революционности. Кроме этого и Ганка, и Шафарик¹⁰ воспитывались на классической поэтике, а на народную поэзию смотрели с позиций сентиментализма [32. С. 20]. О. Бодянский, который еще в 1845 г. отправил труды Шевченко в Чехию, был в связи с этим разочарован в ожиданиях.

В ходе "весны народов" 1848 г. поэзия Шевченко стала широко известна чехам и словакам, боровшимися за национальное освобождение. Голос Шевченко был услышан в чешском Брно, тамошняя газета 21 декабря 1848 г. писала: "Величавость, глубокое знание сердца человеческого, лиричность и терпкая ирония при мудром владении природным языком соединяются в его творениях и поступках в чудную гармонию [...] Патриотические произведения Шевченко известны во всей Малой Руси и Украине и весьма способствуют пробуждению ее духа" (цит. по [5. С. 227]).

Лишь после смерти Шевченко поэт-демократ И. Фрич в середине 1860-х годов, опубликовавший свои переводы произведений Шевченко, отдал должное масштабу его творчества и политических идей, включая идею славянского братства на революционной основе. В 1876 г. увидело свет так называемое пражское двухтомное издание "Кобзаря", остававшееся в течение длительного времени наиболее полным; оно вызвало волну откликов среди чешских критиков, а затем и новых переводов. В 1914 г. - как раз в преддверии Первой мировой войны - в Праге состоялся юбилейный вечер в честь Шевченко, на котором литературовед Я. Махал назвал украинского поэта великим славянским писателем.

После 1918г. в Чехословакии переводы Шевченко выходили постоянно, выпускались посвященные ему статьи и монографии, проводились празднования юбилеев. В 1939 г. в Чехии вышел журнал "Praha - Moskva" (N3), целиком посвященный творчеству Шевченко [4. Т. 2. С. 343]. Издание появилось перед

⁹ Подобные сплетения этнических "ниток", причем не только славянских, можно обнаружить и в других творениях Шевченко, а также их рецепции.

¹⁰ После 1857 г. Шафарик встретил с благодарностью "Послание" поэта, переданное ему кирилло-мефодиевцем В. Белозерским. Он же впервые опубликовал "Посланіє славному П.І. Шафарикові при поемі "Іван Гус" або "Єретик"" в первом номере редактируемого им журнала "Основа" (1861); на чешском языке перевод "Послания" появился в 1870 г. в журнале "Svetozor" (N 13).

фашистской оккупацией страны и косвенно содержало призыв противостоять агрессии с Запада.

М. Шагинян так писала об идейной направленности поэмы Шевченко "Еретик", содержащей приведенное выше сопоставление немцев, угнетавших чехов, с татаро-монголами, угнетавшими русских, а также призыв к единению славянских народов: "Не сыграл ли этот славянский барьер спасительную роль для малых европейских народов, которые могли быть поглощены без него разлившейся пучиной немецкой экспансии и татарской военной агрессии?" [9. 1961. N 5. С. 217].

Отдельная тема - восприятие творчества Шевченко Масариком, в частности в его труде "Россия и Европа". Вслед за Герценом он ставит преследования поэта в ряд общих репрессий против литературы и особо отмечает, что Шевченко, наряду с Н. И. Костомаровым, являлся активным участником Кирилло-Мефодиевского тайного общества - преемника преддекабристского Общества соединенных славян. Более того, Масарик подчеркивал: "Поэт Шевченко развил идеи Костомарова, придав им форму более глубоко разработанного культурного панславизма" [33. С. 294].

Ключевая идея политической философии Шевченко - идея славянского братства в данном и в других трудах Масарика отражения не нашла. Идеи и мысли Шевченко о будущности своего народа, правда косвенно, воспроизводились в "Мировой революции" Масарика в главах, посвященных Украине (см. [12. С. 271 - 277]).

Словацкая литература испытала более мощное воздействие идей Шевченко, чем чешская, - даже с учетом того, что оно происходило в основном после смерти поэта. Причина в том, что на территории Словакии проживало немалое число украинцев, а самим словакам приходилось бороться за национальную идентичность в крайне сложных условиях, связанных с процессами мадьяризации и излишнего покровительства со стороны "гласистов", придерживавшихся установок на чехословакизм.

Начиная с середины 1860-х годов перевод стихов Шевченко, а также обращение к его идее славянского братства постоянно звучат со страниц словацкой печати, а местные писатели брали его поэтические труды в качестве образца. Творчество Шевченко являлось "своеобразным противоядием против "царефилов", в начале XX в. связывавшим надежды на национальное освобождение словаков с прямой поддержкой Российской империи" [4. Т. 2. С. 319]. Стихи Шевченко звучали и в речах участников Словацкого национального восстания. После восстановления независимости Чехословакии в Словакии выходили монографии о Шевченко [34 - 35].

Южные славяне также вдохновлялись и поэтическим творчеством, и шевченковскими идеями славянского единения. Болгар они побуждали к освобождению от османского ига, а один из лидеров этой борьбы Л. Каравелов определял свои творческие поиски и политическую деятельность его образами и идеями. Серб В. Караджич признал значение Шевченко еще при жизни поэта, который, в свою очередь, одобрял патриотическую деятельность сербского просветителя. Еще в середине 1840-х годов благодаря Бодянскому о Шевченко узнали в Хорватии. Словенцы постоянно издавали переводы произведений поэта, особо подчеркивая его приверженность идеям свободы и братства. Македонские писатели и публицисты во времена Второй мировой войны черпали в его работах силы для сопротивления оккупантам, а после опирались на них в ходе укрепления своей национальной идентичности.

Так погибла ли идея славянского единения, столь мощно выраженная 27-летним украинским поэтом в русскоязычной драме "Никита Гайдай", посвященной борьбе против польского угнетения? Вот что говорит ее герой-протагонист Никита Гайдай, который "Москву и Польшу воевал": "Славяне! несчастные славяне!

Так нещадно и так много пролито храброй вашей крови междоусобными ножами. Ужели вам вечно суждено быть игралищем иноплеменников? Настанет ли час искупления? Придет мудрый вождь из среды вашей погасить пламенник раздора и слить воедино любовию и братством могущественное племя! (Задумывается)"¹¹ [3. Т. 3. С. 58].

Вчитываясь в труды Шевченко, можно предположить, что конец XX и начало XXI в. - лишь одно звено в чреде испытаний этой идеи. Возможно, и не столь гибельное, как татаро-монгольское нашествие на Русь в XIII в., или турецкое на Европу в XVI в. или - в более мягких вариантах - давление европейских монархий в XIX в., или нацистская чума в 1940-е годы (выпущенный в фашистской Германии сборник "Тарас Шевченко - украинский национальный поэт" нес в опубликованных статьях и фальсифицированных переводах идею как раз славянского разъединения) [4. Т. 2. С. 51].

Важно другое: говоря об этом единении, Шевченко не избегал жесткой национальной самокритики по отношению к славянам, включая не только поляков и русских, но также украинцев. В связи с этим обличая его "антимоскальство" или "полонофобство", надо помнить и об обращении к своему народу со словами: "А жаль великий на людей, / На тих юродивих дітей!" [3. Т. 2. С. 109]. Надо сказать, что выражение "люде" совпадает в чем-то с "простым народом" - людом. И здесь Шевченко не изменял правилу - судить всех по высоким нравственным меркам. Конечно, эта самокритика не должна закрывать критику и других славян, в первую очередь русских, начиная с Романовых и заканчивая рядовыми доносчиками - студентом Петровым или прапорщиком Н. Исаевым, не погнушавшимся клеветой на поэта по личным мотивам. При этом Шевченко выказывал приязнь великой княгине Марии Николаевне Романовой, а также капитану И. Ускову, который, рискуя своей карьерой, дал возможность выбраться поэту из ссылки.

Для реализации идеи славянского единства в истории всегда были тяжелые времена, и поэзия Шевченко это подтверждает. Как подтверждает она и то, что славянские народы все-таки станут "рідними братами" (поэма "Еретик") - вопреки многим препятствиям политического характера. Одно из них - современное устремление Украины - в лице, в первую очередь, ее политической элиты в объединенную Европу, по видимости сближающая ее с западными славянами, но реально отдаляющая от славян восточных. Похожее устремление "в Европу" имело место и у западнославянских народов - точнее, тоже их элит, почему-то "забывающих", что их страны, равно как и Украина с Россией, всегда были частью Европы.

200-летие со дня рождения Т. Г. Шевченко - новый шанс для взаимопонимания народов, в первую очередь славянских. Его поэзия была и остается в данном аспекте поистине актуальной, и это касается его видения столь значимого для истории и будущности феномена, как славянское единение.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Лысяк-Рудницкий И. Между историей и политикой. М., 2007.

2. Задорожнюк Э. Г. Революции с определениями: поступь истории и динамика нарративов // Sacrum at Profantum. Языковые, литературные и этнические взаимосвязи христианской культуры. М., 2012.

3. Шевченко Тарас. Повне зібрання творів у шести томах. Київ, 1963. Т. 1 - 6.

4. Шевченківський словник. Київ, 1978. Т. 12.

5. Жур П. В. Труды и дни Кобзаря. Люберцы, 1996. 6. Дзюба І. Тарас Шевченко. Київ, 2005.

¹¹ Приведена вся часть монолога из отрывка, впервые напечатанного в 1842 г. в русском литературном журнале консервативной направленности "Маяк". Издание известно и тем, что едва ли не первым опубликовало в 1840 г. положительную рецензию на книгу "Кобзарь".

7. День. Київ.

8. Купала Я. Паэмы. Драматычныя творы. Мінск, 1989.

9. Дружба народов.

10. Шевченкова дорога в Білорусь. Львів, 2004.

11. Задорожнюк Э. Т. Г. Масарик и восточноевропейские культуры: "Россия и Европа" - до и после // Беларусь, Расія и Украіна: дыялог народоу і культур. Гродно, 2013.

12. Задорожнюк Э. Г. Восток, Запад и славянский вопрос. Утопии и прозрения Ф. И. Тютчева. К 210-летию со дня рождения и 140-летию со дня смерти // Свободная мысль. 2013. N 2.

13. Kaminski A. A. Michait Balomin. Zycie i mysi. Wroclaw, 2013. Т. 2. Podpalacz Europy (1848 - 1864).

14. Задорожнюк Э. Г. Ф. И. Тютчев и Ф. Энгельс о судьбах славянства // Вопросы истории. 2014. N 1.

15. Тарас Шевченко і європейська культура. Київ; Черкаси, 2001.

16. Горячие страницы украинской печати. 2013. Вып. 89. Сентябрь.

17. Мозер М. Тарас Шевченко і сучасна українська мова: спроба гідної оцінки. Львів, 2012.

18. Alwart J. Mit Taras Sevcenko Staat machen. Erinnerungskultur und Geschichtspolitik in der Ukraine vor und nach 1991. Koln, 2012.

19. Задорожнюк Э. Г. Украина-2013: выбор новых неопределенностей // Российский совет по международным делам. http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1396&active_id_13=43

20. Дьяков В. А. Шевченко и его польские друзья. М., 1964.

21. Чернышевская Н. М. Н. Г. Чернышевский и Т. Г. Шевченко. Киев, 1974.

22. Воспоминания о Тарасе Шевченко. Киев, 1988.

23. Кониський О. Я. Тарас Шевченко-Грушівський. Хроніка його життя. Київ, 1989.

24. Никитенко А. В. Дневник в 3-х т. М., 1955. Т. 1.

25. Всесвіт. Київ.

26. Большая советская энциклопедия. М., 1952.

27. Прийма Ф. Я. Шевченко и русская литература XIX века. М.; Л., 1961.

28. Заневский С. Образ польской шляхты и русского дворянства в творчестве Ф. Г. Духиньского // Беларусь, Расія, Украіна: дыялог народау і культур. Гродна, 2013.

29. Чивилихин В. А. Память // Чивилихин В. А. Собр. соч. в 4-х т. М., 1985. Т. 3.

30. Jedrzejewicz J. Noce ukrainskie albo rodowod geniusza. Warszawa, 1970.

31. Палаузов С. Н. Иоганн Гус и его исследователи. М., 1845.

32. Доланский Ю. Шевченко и чешская поэзия его времени // Шевченко и мировая культура. М., 1964.

33. Масарик Т. Г. Россия и Европа. СПб., 2000. Т. 1.

34. Molnar M. Taras Sevcenko u Cechov a Slovakov. Presov, 1961; Amir A. Neznama praca Michala Molnara // http://www.ff.unipo.sk/jak/rus/5_2011/amir.pdf

35. Nevrly M. T.H. Sevcenko, revolucny basnik Ukrajiny. Bratislava, 1960.

Постоянный адрес данной публикации: