Василий Васильевич Голицын (1643 - 1714) ¹ принадлежал к княжескому роду, возводившему свою родословную к Гедимину. Правнук Гедимина князь Патрикей Наримунтович, выехавший на службу к великим князьям московским в 1408 г., положил начало ряду новых княжеских фамилий - Патрикеевых, Хованских, Булгаковых. Родоначальником собственно Голицыных считался праправнук Патрикея князь Михаил Иванович Булгаков-Голица ("голица" значило перчатка). А Василий Васильевич не был первым в роду, носившим такое сочетание имени и отчества. Боярин князь Василий Васильевич Голицын, прозванный "столпом", один из виднейших деятелей Смутного времени, какое-то время рассматривался в качестве претендента на российский престол. Родители Василия Васильевича- младшего, князь Василий Андреевич и княгиня Татьяна Ивановна, учитывали это при выборе имени для своего третьего сына ² .

Княжичу Василию было девять лет, когда его отца не стало. Большая роль в становлении будущего государственного деятеля принадлежала матери, о чем можно судить по ее письмам к сыну (ответные письма не сохранились). Татьяна Ивановна была из рода князей Ромодановских. К знатнейшим родам принадлежали и первые избранницы ее мужа. Первой женой стала княжна Феодосья Ивановна Долгорукова. После ее смерти Голицын женился на Евдокии Ивановне Стрешневой. Напомним, что из боярских домов Долгоруковых и Стрешневых за несколько десятилетий до того выбрал себе первую, затем вторую невесту царь Михаил Федорович. Евдокия принесла четырех сыновей и двух дочерей, последовала за мужем в ссылку и надолго пережила его ³ .

Вполне предопределена была для младшего Голицына служба при дворе. Он появился там не позднее 1660г. в качестве стольника (более ранними данными мы почти не располагаем) и до 35 лет нес исключительно придворные обязанности, успел побывать при Алексее Михайловиче чашником и возницей. К тому времени относится предание, рассказанное митрополитом Смоленским и Дорогобужским Симеоном: "При его царском величестве Алексее Михайловиче почитался один шут, не то чтобы очень хорошо шутивший, но иногда бывший очень удачливым. Тот, как только увидит князя Голицына, то бежит как полоумный к Его Величеству, заверяя его, что тот станет [...] властителем этой страны; при этом Его Царское

Лавров Александр Сергеевич - кандидат исторических наук, старший преподаватель исторического факультета Санкт-Петербургского университета.

стр. 61

Величество не раз расспрашивал его с тогдашним патриархом Никоном, но не узнал ничего, кроме того, что все в Божьей воле и что самый могущественный государь не может и три часа противодействовать воле Всевышнего". Но истинная дорога к власти открылась Василию только при царе Федоре Алексеевиче ⁴ .

Тогда вокруг 16-летнего царя сплотились представители нового поколения знати - Лихачевы, Языковы. Не занимавшие высокого места в Думе и не отличавшиеся родовитостью, они опирались на положение при дворе и поддержку видных приказных деятелей. Ими был подготовлен ряд реформ, образцом для которых избрали Речь Посполитую. За деятельностью реформаторов с тревогой наблюдало священноначалие Русской православной церкви во главе с патриархом Иоакимом. А политические враги реформаторов вменяли им в вину, что они могут превратить Россию в "шляхетскую" конфедерацию наместничеств, возглавляемых боярами. Развернулась междоусобная борьба.

Первым, получившим боярство в новое царствование, стал Василий Васильевич Голицын. Тут, впрочем, нет чего-либо особенного: Голицыных всегда жаловали сразу в бояре, минуя окольничество и думное дворянство. 4 мая 1676г. перед ним открылись двери Боярской думы и возможности напрямую влиять на государственные дела. Он стал боярином при очередном наезде в Москву с южной границы, где с 1673 г. постоянно происходили стычки с крымскими татарами. Они переросли в 1677 г. в русско-турецкую войну. А в 1675 г. Голицын находился с полком на Украине для "бережения городов от прихода турскаго салтана", в 1676г. он был в Путивле. Трудным для него явился 1677 год. Турецкая армия была брошена под гетманскую столицу Чигирин. Для отражения нашествия выдвинули из Курска Белгородский полк боярина князя Г. Г. Ромодановского. Голицын со своим полком стоял еще в Путивле. На театре военных действий не имелось единого главнокомандующего, отношения воевод не были выяснены. Если бы Голицын пошел на соединение с Ромодановским, это значило бы, что он признает себя младшим в местническом отношении. Голицын, без царского указа, на свой страх и риск, пошел на выручку к Ромодановскому. Однако его настиг царский указ: вернуться! Указ был инициирован происками голицынской родни, которая боялась местнической "потерьки" больше, чем военного поражения ⁵ .

Ромодановский оборонял Чигирин в одиночку, но успешно. В 1678г. турецкий натиск повторился, и 12 августа Чигиринская цитадель пала. Туркам досталось лишь пепелище, остатки войск Ромодановского отступили к Киеву. Дело расценили в Москве как поражение. Ромодановский был уволен в отставку. Голицын в то время находился в Севске, где защищал левый фланг обороны, и вовсе не пытался как-то подставить Ромодановского ⁶ . Но отстранение последнего привело к новым перестановкам среди воевод. Руководить войском, призванным защищать Украину, был назначен И. Б. Милославский. Воеводой Большого полка стал боярин князь М. А. Черкасский, на чье место в 1679г. назначили Василия Васильевича с месторасположением его полка в Севске.

13 января 1681 г. В. М. Тяпкин и Н. М. Зотов заключили в Бахчисарае долгожданный мир. А 1 августа 1681 г. Голицына отозвали в Москву. Несколько лет на южной границе многое дали ему. В частности, они предопределили его дальнейшие военно-политические интересы: в следующий раз он вернулся на степную границу шесть лет спустя главнокомандующим русской армией. Важными оказались его связи с рядом военачальников: генералом Г. И. Косаговым, стольником С. Ф. Толочановым, думным дворянином Л. Р. Неплюевым. Впоследствии все они получили по распоряжению Голицына различные военные и приказные назначения. Так сформировался клан, без которого немыслим был бы выход Голицына на широкую политическую сцену. Решающую роль в формировании клана сыграли не брачные союзы, не родство, а совместная государева служба. В то же время произошло еще одно важнейшее событие в жизни Голицына - сближение с царевной Софьей Алексеевной. Софья еще в годы правле-

стр. 62

ния ее брата обратила внимание на Василия как на человека, способного возглавить ее дворцовую партию. Личные же отношения царевны с ним сложились не позже 1678 г., что не было секретом для современников. Б. И. Куракин, женатый на сестре царицы Евдокии Федоровны, писал, что Софья вообще жила с Голицыным "явно" ⁷ .

Этот факт явился дерзким вызовом тогдашним нравам. В силу традиции, запрещавшей царским дочерям менять веру и сочетаться браком с инославным, никакой возможности выдать их за представителей европейских владетельных домов не имелось. Им оставался вечный терем либо монастырь. Политическая роль царевен ограничивалась влиянием на братьев или отца. Среди них встречались порой незаурядные личности (например, царевна Татьяна Михайловна, во многом повлиявшая на Софью), оказывавшие влияние и на церковные дела. Зато чья-то связь с царевной могла обойтись такому человеку дорого. Но ни Софья, ни Василий, конечно, не убоялись. А в Москве Голицына ждало новое назначение. Он уже высказывал царю мысли о необходимости реформы. Самая способность Голицына подняться выше местнических предрассудков была тогда столь редкой, что не позволяла забыть о сравнительно молодом военачальнике, хотя вряд ли есть основания видеть именно в Голицыне инициатора отмены местничества. Ведь его отменил не Земский собор 12 января 1682 г. (там в "Соборном деянии" подпись Голицына стоит первой), а царский указ от 27 ноября 1681 г., когда он был не идеологом, а лишь сознательным сторонником реформы ⁸ .

Тем же указом Голицына назначили главой Ответной палаты, которой предстояло наметить черты будущего военно- сословного строя. Новонайденные источники свидетельствуют о том, что Голицыным был представлен в палату широчайший план. Ранее о нем было известно из "Записок о Московии" де ла Невилля, длительно время подозревавшихся в недостоверности, ибо автор был пристрастен к Голицыну. К тому же самый рассказ относился к 1689 г., то есть к последнему моменту государственной деятельности Голицына, которого исследователи рассматривали не столько как реформатора, сколько как прожектера. Но о том, что план был выдвинут ранее, свидетельствует донесение нидерландского резидента И. фан Келлера, отправленное из Москвы 7 января 1682 г.: "Прежде всего, здесь устроен военный совет, чего не было в этой стране прежде. Он составлен из русских и иностранных офицеров под председательством генерала князя Василия Васильевича Голицына. В этом совете решено было провести сокращение числа офицеров. Негодные будут либо понижены в звании, либо полностью уволены, тогда как способные и опытные офицеры получат большее жалованье по сравнению с тем, которым они пользуются в настоящее время. Старые офицеры-инвалиды, которые не в состоянии более служить, будут получать ежегодно определенную сумму и должны будут довольствоваться ею. Что же касается чиновников, господ канцеляристов и секретарей и других должностных лиц, то они получат ежегодные суммы в деньгах и натуре и не будут брать подношений, под угрозой телесного наказания, под каким бы то ни было предлогом. В небольших городах и в деревнях выберут управляющих среди людей самых богатых и благонравных, которые там живут, чтобы исполнять там суд и право, так, чтобы подданные Их Царского Величества не подвергались бы вымогательствам со стороны губернаторов, не были принуждены обращаться в Москву, чтобы заставить услышать свои жалобы, и таким образом подвергаться большим расходам. Наконец, сделали роспись всем иностранным купцам, исключив из этого списка всех иностранцев, которые не занимаются торговлей и не должны поэтому каждый год претендовать на паспорт для приезда в Архангельск. Относительно этой меры полагают, что Его Царское Величество захочет выгнать последних из страны, а первым предоставить преимущества" ⁹ .

Этот преобразовательный план, как видно, пестр и представляет собой частично декларации, частично перечень конкретных действий. К первым относится борьба с приказным мздоимством (в XVII в. правительство

стр. 63

настолько сознавало бесперспективность борьбы с ним, что приступило даже к регламентации этих поборов). Но и реальные меры не складываются в какую-то целостную систему. Напротив, они намечены для самых разных областей жизни. Понятно, что предстояло изменение командного состава войск. Отказ в выдаче паспортов купцам, которые не ведут значительной торговли, можно отнести к контрразведывательным мероприятиям. Ведь под личиной купцов в Россию проникали некоторые иноземцы, вызывавшие у властей подозрение. Интерес представляет восстановление дворянского самоуправления на местах. Упраздненное в 1678 г., оно было восстановлено два года спустя, когда Голицын находился уже у кормила власти.

Любопытные сведения о работе Ответной палаты содержат донесения еще одного иностранного дипломата, К. фон Кохена: "Большая комиссия или совет, куда призвано по два человека от каждого города или сословия и где председательствует князь Василий Васильевич Голицын, еще не собирался. Поскольку эта комиссия будет заседать в замке [Кремле. - А. Л. ], ей дано имя Prikaes Rosbor Ratnig Ludej, что... значит "Канцелярия по разбору военных". Там хотят окончательно исправить и дополнить Уложение (или собрание) законов" ¹⁰ . Отсюда видно, что мысль о необходимости дополнения Соборного уложения 1649 г. возникла не при Петре Великом, как обычно считается, а в правление Федора Алексеевича. Для составления нового уложения в течение XVIII в. созывались несколько комиссий из чиновников или выборных. Такие комиссии собирались при Петре I (в 1700 г. и 1720 г.), Анне Иоанновне, Елизавете Петровне и Екатерине II (в 1767 г. "Уложенная комиссия"). Теперь можно нащупать источник этой традиции коллегиального обсуждения - в той "большой комиссии", о которой сообщал Кохен.

Деятельность Ответной палаты прервалась со смертью царя Федора 27 апреля 1682 года. Еще при его жизни сложился блок группы молодых реформаторов с Нарышкиными, родней царевича Петра Алексеевича. Посадив на престол царевича, которому не минуло 10 лет, Нарышкины нарушили старомосковскую традицию наследования власти по нисходящей мужской линии: обойденным остался царевич Иван, сын Алексея Михайловича от первого брака - с Марией Ильиничной Милославской. Подслеповатый и малоспособный старший братец был не лучшим претендентом на престол. Однако его попранными правами воспользовались в сложной политической игре несколько ведущих деятелей Боярской думы, и результатом стало стрелецкое восстание "Хованщина". 15 мая 1682г. стрельцы ворвались в Кремль и потребовали показать им царевича Ивана, которого обижают Нарышкины. Царевича вынесли на Красное крыльцо. Уговаривать стрельцов послали, в числе других бояр, и Голицына. Все обошлось бы, если бы не резкая брань боярина М. Ю. Долгорукова. Его тут же убили, вслед за ним растерзали ряд других бояр. Голицын видел, как терзают Долгорукова, женатого на его родной сестре Феодосье Васильевне. Восстание, спровоцированное Милославскими сверху, сразу же вышло из-под контроля.

На третий день стрелецких расправ и казней, 17 мая, Голицын был назначен главой Посольского приказа, заняв место думного дьяка Л. Иванова. Ранее Василий Васильевич ни разу не бывал с дипломатической миссией за рубежом. Нет сведений и о том, чтобы он до 1682г. был "в ответе" у иностранных послов. Стрелецкое восстание сулило ему, впрочем, не только новый взлет к вершинам власти, но и новые опасности. Главой Стрелецкого приказа стал боярин князь Иван Андреевич Хованский-Тараруй, пользовавшийся исключительным авторитетом среди подчиненных. Голицын же был его открытым врагом. О ссоре с сыном Хованского боярином Андреем Ивановичем Голицын писал сам. А резкий местнический конфликт еще 1677 г. столкнул Голицына с другим сыном Хованского, боярином Петром Ивановичем Большим. Судьба вела Голицына в стан противников Хованских. Он уехал из Москвы в свое имение и, переписываясь с помощником и верным приказным - думным дьяком Е. Украинцевым, следил за всем, что происходит в столице. И вскоре же он оказывается при уехавшем из Москвы дворе малолетних царей, опять рядом с Софьей ¹¹ .

стр. 64

17 сентября 1682г., вызванный якобы в государев поход, Хованский был казнен в селе под Москвой, на Троицкой дороге. На следующий день Голицына назначили дворовым воеводой- руководителем дворянского ополчения, собиравшегося у стен Троице-Сергиева монастыря. И вот его следующий шаг на пути к высокой власти. Вступление во главе ополчения в Москву сделало его авторитетнейшим деятелем регентства Софьи Алексеевны. 19 октября Голицына пожаловали титулом - Царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегателем, который до него носил только А. Л. Ордин- Нащокин и который был равнозначен титулу канцлера. Именно канцлером называли потом Голицына иностранцы.

Но некоторые предпочитали слово "временщик". "Временщиком", или "временным министром государства" называл Голицына Невилль.

стр. 65

Французский дипломат затруднялся разъяснить русское понятие и постарался транслитерировать его. Очевидно, французское favorit не исчерпывало богатства оттенков. Когда в 1688 г. на Голицына было совершено покушение, и только расторопность слуг позволила им перехватить нож, занесенный над его горлом (покушение на жизнь государственного деятеля было новинкой для предпетровской Руси), покушавшийся успел крикнуть: "Временщик!". Чтобы объяснить, что он имел в виду, иностранному автору пришлось написать небольшую речь: "Гнусный тиран.., мне не повезло и я не смог, жертвуя собой, освободить свою страну от самого ужасного чудовища, которое она когда-либо порождала; но знай, что найдется более счастливая рука, чем моя, и что среди более чем трехсот отважных граждан, которым жаль народа, который ты угнетаешь каждый день, кто-нибудь совершит то, что мне не удалось" ¹² .

Дело заключалось в том, что Голицын являлся одним из первых русских "официальных" фаворитов, что воспринималось тогда необычно и резко. Умудренный опытом последующих царствований, В. Н. Татищев напишет, что фаворит, если он "не льстец и хисчик казны, а народу не обитчик и довольно себя по правилам мудрости содержит, не токмо в жизни счасливы, но и по смерти похвалу вечную оставляют, каковых хотя весьма редко, однако ж по древним гисториям немало находится и в наши дни неколико видели". К числу последних Татищев относил и Голицына, который "человек был всякой хвалы достойный, токмо по зависти на его великую власть в несчастье впал". Остальные же временщики "государю бещестие, государству разорение, а себе вечную погибель наносят". Примеров последнего типа к моменту, когда Татищев составлял свой "Лексикон российской", набралось уже много ¹³ .

Одна из особенностей власти фаворита состоит в том, что довольно часто сроки ей отмерены заранее. В русской политической истории XVII в. известно несколько громких опал, вызванных различными непредвиденными причинами (например, опалы Б. И. Морозова и А. С. Матвеева). В отличие от них опала Голицына должна была неизбежно последовать за совершеннолетием Петра и прекращением регентства Софьи. Помешать этому могли только такие средства, как венчание Софьи на царство и ее брак с Голицыным. Князь Б. И. Куракин в своей "Гистории" попытался даже предугадать, что могло бы случиться с Голицыным, задержись Софья у власти. Его вывод был неутешительным: место Голицына около Софьи занял бы со временем более беспринципный и менее родовитый Федор Шакловитый. Правда, написанные незадолго до переворота 1689г. письма Софьи Голицыну не оставляют сомнений в том, что она была ему предана. Но в основе Куракин прав: власть фаворита редко бывает долговечнее власти его покровителя. Здесь бессильными оказываются самые блестящие государственные способности. Печать такой незавершенности, заранее отмеренных сроков лежит на всей деятельности Голицына ¹⁴ .

Наибольшим весом отличается все, сделанное им во внешней политике. Попав в кресло руководителя внешнеполитической службы, Голицын быстро освоил азы дипломатического искусства своего времени. Правда, он унаследовал традиционное для московской дипломатии несколько мелочное внимание к ошибкам противоположной стороны по части протокола. За этим фактом стояло своеобразное представление о престиже государства и о государственных интересах. Современник отмечал, что в "деле, которое касалось Его Царского Величества, [Голицын] должен был показать твердость и приказал", чтобы неудачное место в грамоте было переписано. Вполне можно представить себе, как проходили переговоры с участием Голицына. Согласно бранденбургскому послу И. Рейеру, "у князя была книжечка в 12-ю долю листа.., где он особыми маленькими буковками помечал каждый пункт и почти все то, что я ему предлагал. Он дал мне понять через старшего переводчика Гросса, который все переводил, что я должен немного подождать, потому что он должен ответить на предыдущие пункты, и после краткого повторения сказанного мною на аудиенции

стр. 66

он от имени Его Царского Величества ответил мне так, что я особенно удивился столь полно готовым выражениям" ¹⁵ .

Если говорить о внешнеполитических идеях Голицына, то следует назвать воздействие на него теории вечного мира. Вместе с тем на постоянный выбор Голицыным мирных решений споров с соседями России влияло и понимание им того, что в стране, где формируются два центра власти, война привела бы к хаосу и крушению возглавляемого им же правительства. В 1684г., когда встал вопрос о подтверждении Кардисского мира со Швецией, Голицын "желает лишь мира", тогда как приверженцы Нарышкиных "открыто желают войны против нее". Ситуация повторилась в 1686 г.: против заключения Вечного мира с Речью Посполитой выступила думская оппозиция во главе с боярином Ф. П. Салтыковым и князем П. И. Прозоровским. Только благодаря совместным усилиям Софьи и Голицына мир был заключен. Однако мир с Речью Посполитой одновременно означал войну в союзе с ней против Порты и ее вассала - Крымского ханства. Эта война, ставшая роковой для софьиного регентства, не являлась сама по себе целью Голицына, ибо он не был сторонником активизации исключительно южного направления русской внешней политики. Еще в 1682 г. Голицын показал себя сторонником русско-датского союза против Швеции. Впоследствии логика внешнеполитического развития заставила его отказаться от этого плана, и в 1684 г. шотландец на русской службе генерал П. Гордон застал его "довольно склонным к нападению на Крым" ¹⁶ .

Но активизация южного направления политики существенно отразилась на Голицыне как государственном деятеле. Если борьба за выход к Балтике была связана с овладением торговыми путями, то борьба за Крым была тогда связана с упрочением русского влияния на Украине, с надеждой на высвобождение православных славянских народов из-под власти турок. Эти цели разделяла Русская православная церковь, окормляемая патриархом Иоакимом. Отсюда - союз Голицына с патриархом, влиявший на взгляды первого. Но рост влияния церкви в обстановке войны с "неверными агарянами" косвенно помогал Нарышкиным, традиционно связанным с предстоятелем церкви. Так что сама логика решения внешнеполитических задач, с которыми столкнулся Голицын, оказалась неблагоприятной для его личной власти.

Труднее выделить те меры внутренней политики, которые связаны с преобразовательной программой Голицына. Он успел осуществить меры, касающиеся лишь развития просвещения. Оборотной стороной стали послабления в сфере веротерпимости. Отнесем сюда и такую одиозную меру, как допущение в Россию иезуитов, которые немедленно развернули преподавательскую деятельность среди младшего поколения знати. Но одновременно Голицын оказывал покровительство принципиальным противникам иезуитов - греческим богословам братьям Иоанникию и Софронию Лихудам. Когда Лихудам удалось занять ведущее положение в открытой в 1687 г. Славяно-греко-латинской академии, Голицын взял ее под свой патронат. Это доказывает, что им двигали не конфессиональные, а просветительские мотивы. Тем более, что он покровительствовал не только католикам. Когда в 1686 г. протестант д-р Г. Келлерман обратился к нему с предложением оказать помощь в исправлении славянского Ветхого Завета и в сверке его с древнееврейским текстом, Голицын распорядился послать ему грамоту о приеме на государеву службу ¹⁷ .

Допущение пропаганды инославных вероисповеданий, происшедшее с легкой руки Голицына, вызвало резкое сопротивление православных иерархов. В 1685 г. в церковной публицистике появляется "Слово на латин и люторов" - диалог анонимного вельможи с духовным лицом, от фигуры которого написано это произведение. Автор (предположительно Новоспасский архимандрит И. Римский-Корсаков) выступает против покровительства некоего вельможи лютеранам и католикам, явно против Голицына ¹⁸ .

Осенью 1689 г., накануне своего падения, Голицын поделился с французским дипломатом Ф. де ла Невиллем собственной программой реформ. Он собирался создать регулярное войско, установить постоянные

стр. 67

дипломатические представительства за границей, заставить дворянство путешествовать за рубежом и учиться военному делу, отдавать своих детей в специальное училище, предоставить свободу вероисповедания, отменить откупа и монополии, улучшить положение крестьян. Историков смущало то, что единственное свидетельство о такой программе встречается в записках Невилля. Однако эти сомнения представляются неосновательными. Хотя программа Голицына в пересказе Невилля шире изложенного выше плана преобразований 1682 г., тем не менее прямая связь между ними очевидна ¹⁹ .

Итог политической биографии Василия Васильевича подвели Крымские походы 1687 и 1689 годов. Он вынужден был, не очень желая, выполнить роль главнокомандующего. В 1687г. русское войско вышло в степи поздно, страдало от безводья и южной жары. Не добившись успеха, Голицын повернул назад. На обратном пути, в военном лагере на р. Коломак, был смещен гетман И. С. Самойлович, а на его место "избран" И. С. Мазепа. Самойлович, настороженно настроенный по отношению к Речи Посполитой и склонный договориться с татарами, был не лучшим союзником в войне с последними. Однако его смещение повлекло за собой избрание Мазепы как раз под нажимом Голицына. Мазепа ориентировался на "польскую линию". Если для великоросса такая ориентация была сравнительно нейтральной то для украинца она знаменовала собой сепаратистские устремления. Вот и получилось, что, подбирая себе единомышленника в политической борьбе, Голицын, исходя из сиюминутных интересов, сделал ставку на ту силу, которая была самой опасной для любого московского правительства, - на сепаратизм.

Не менее бесцельным был его второй Крымский поход. А. П. Богданов считает, что Голицын намеренно ограничивался рекогносцировкой в южнорусских степях, изображая верность союзническим обязательствам и предохраняя войско от потерь. Дело, однако, заключалось в том, что такая политика оставалась непонятной обществу, уже взбудораженному лживыми реляциями о победах над крымцами. Вернувшись из похода, Голицын оказался не у дел. Его роль при перевороте, учиненном Петром I, была незначительной. Он уехал из Москвы в свое имение, затем вместе с приближенными направился к Петру в Троицу. У ворот Троице-Сергиева монастыря Голицыну и его сыну Алексею 9 сентября 1689г. прочитан был приговор. Они лишались боярских чинов, их имения конфисковывались, им предстояла ссылка в Каргополь ²⁰ .

Так закончилась политическая биография Василия Васильевича. Что касается его частной жизни, то ее описание наталкивается на ряд трудностей. Его обширный личный архив сохранил почти исключительно обращенные к нему письма. Копий же собственных "грамоток" он не берег. Возвращаясь к блестящему портрету Голицына, созданному В. О. Ключевским, повторим, что перед нами "горячий поклонник Запада", просто западник, который выделялся среди небольшой группы "новых людей", отличавшихся от их традиционно мыслящих современников принятием западных подходов к проблемам, эрудицией и культурой, прозападнически ориентированной политикой. Необходимо, однако, уточнение. Голицын был несколько странным западником. При дворе царей Алексея и Федора имелись люди, бывавшие в Мадриде и Париже, лично знакомые с королем Людовиком XIV и художником Д. Веласкесом, например стольник П. И. Потемкин. По сравнению с ними Голицын, ни разу в жизни не бывавший на Западе, оказывался западником довольно доморощенным ²¹ .

Не удивительно, что интерес Голицына к загранице порой выдавал его наивность. Однажды он сказал нидерландскому резиденту в России барону И. фан Келлеру, "что много слышал об Амстердаме и хотел бы знать, сколько насчитывают доходы этого города за один день... Я ответил ему, что эта сумма доходит до ста тысяч флоринов. Эта сумма настолько поразила его, что все, окружавшие его, и переводчик Его Царского Величества сказали мне тогда, что нужно приложить все силы и употребить все средства, чтобы поддерживать союз и дружбу со столь мощным государст-

стр. 68

вом [как Голландия]". Л. Рингубера, приехавшего в Москву с дипломатическим поручением от саксонского курфюрста, Голицын засыпал вопросами о том, "сколько вообще насчитывается курфюрстов, как и где они выбирают Императора, почему они не все равным образом участвуют в войне, которую Император сейчас ведет с турками". Князя интересовало, бывал ли Рингубер "в другой раз с поручениями в Голландии и Англии, повсюду ли прекратилась чума" и не бывал ли он в охваченных эпидемией местностях. Датского посланника Г. Горна Голицын расспрашивал о неприязненных отношениях Швеции с Данией и о взглядах датского короля Христиана V; с Невиллем говорил "ибо всем, что происходило в Европе.., о войне, которую вели с Францией Император и столько князей, и особенно о революции в Англии" ²² .

Но Голицын сумел усвоить отсутствовавшие у многих его современников светские манеры и приобрести определенный лоск, который весьма ценили в нем его современники. О "вежливом" обхождении с ним князя сообщал в 1684г. императорский гонец Хевель. "Крайне галантным" находил Голицына бранденбургский дипломат И. Рейер. "Он был очень учтив и дважды подал нам руку", - отметил немецкий путешественник Э. Кемпфер, находившийся в 1683г. в Москве при шведском посольстве. Беседуя с иностранцами, Василий Васильевич обычно прибегал к нехитрому приему. В беседе с голландцем он хвалил Голландию, со шведом - Швецию, в 1688г. в разговоре с французским иезуитом Ф. Аврилем сказал, что он является "открытым почитателем... Людовика Великого", а потом Аврилю намекнул, что Голицын "дал своему сыну портрет Его Августейшего Величества в виде мальтийского креста, чтобы тот носил его на груди". Рейера князь просил прислать портрет умершего великого курфюрста, которого он "лично знал и почитал". Это тот самый курфюрст, который был заклятым противником Людовика XIV. И почти все западноевропейские дипломаты, общавшиеся с Голицыным, создали себе представление, что князь персонально расположен именно к ним. Подобные заявления делали даже столкнувшиеся в Москве злейшие враги ²³ .

Далеко не все старались понять, что стоит за этими уверениями. Одна из первых таких попыток принадлежит датскому послу Горну. На первое место среди мотивов, побуждавших Голицына действовать. Горн выносил "любовь и долг", на второе - честолюбие, тот "великий кумир, из-за которого в мире столь много шума". Нельзя обойти и такую черту, как корыстолюбие. Мало характерная для русских дипломатов XVII в. практика получения "пенсиона" от союзной державы бурно расцветает в XVIII столетии. Но она была в высшей степени характерна именно для Голицына. Здесь, как и во многом остальном, он опередил нравы своего времени. Как "человека очень скупого и корыстного" характеризует его французский дипломат, составивший донесение о пребывании посольства боярина Б. П. Шереметева в Вене. А датский посланник Горн был уверен, что заключение русско-шведского мира в 1684г. произошло исключительно благодаря подкупу Голицына шведскими дипломатами: "Шведы сделали огромные подарки князю Василию Васильевичу Голицыну, народ же совсем громко утверждает, что надо сломать шею и тому, кто дал, и тому, кто взял". От императорского курьера Курца Голицын получил "очень красивую карету". Наконец, есть свидетельства о том, что даже покровительствуемые Голицыным братья Лихуды что-то "поднесли" Голицыну, и он взял и эту малость ²⁵ .

Корыстолюбие Голицына быстро стало контраргументом у его политических противников. И. М. Милославский называл Голицына "губителем справедливости и человеком, который не только все государство, но и свою душу продаст за деньги". Куда опаснее, чем брань старого интригана, не поладившего с Голицыным, звучали обвинения в устах церковных иерархов. В 1687г. в ектеньи "о победе на агаряны" внесли необычное моление: "Боляры в послушании и страси, немздоприимни сохрани". В отличие от публицистических выпадов, известных обычно немногим грамотеям, литургический текст сразу становился общим достоянием и наверняка многих

стр. 69

заставил задуматься. Отсюда берут начало легенды о деньгах, полученных Голицыным от Мазепы за его избрание гетманом, и о прямом подкупе Голицына татарами во время второго Крымского похода ²⁶ .

Трудно сказать что-либо о религиозном мире Голицына. Характеризуя его как человека, "терпимого к польско- латинскому влиянию", все же считали, что в основном он оставался в рамках православия. Об этом свидетельствуют и несение икон и крестов во время Крымских походов, и собственные поездки князя по церквам и монастырям. Поставим эту оценку в более широкий контекст. Боярская аристократия, к которой принадлежал Голицын, была той частью общества, которая наиболее подвергалась влиянию светской западноевропейской культуры. Сохраняя верность православным обрядам, представители русской знати на деле отдалялись от традиционных ценностей. Это не значит, что их место сразу занимало рационалистическое мировоззрение. Освободившееся место подчас заполнялось суевериями. Современники рисуют Голицына человеком внешне благочестивым. Князя как-то видели во время богослужения в церкви его подмосковного имения: "Там был он, и его сын, и еще один священник, который... без определенной мелодии пел по двум славянским фолиантам, которые лежали перед ним на столе. Перед ним на столе стоял совсем манерный образ девы Марии с толстой горящей восковой свечой". Описанная сцена уникальна: в домовую церковь к какому- нибудь другому боярину инославный просто не попал бы ²⁷ .

Набожность Голицына резко контрастировала с поведением следующего поколения русской знати, в сравнении с которой он выглядел старомодно. С этим обстоятельством связана и легенда о старообрядчестве князя, при котором были приняты страшные статьи 1685 г., направленные как раз против приверженцев "старой веры". Картина будет неполной, если не привести здесь упоминания о случаях несколько странного для просвещенного вельможи суеверия. Голицын обращался к услугам астролога Васьки Силина, пытаясь узнать, удастся ли ему стать на Москве великим человеком. Только получив неблагоприятный ответ, он обвинил Силина в том, что тот "бредит". А вот трагикомическая история дворянина И. Бунакова, которого Голицын приказал пытать за то, что тот "вынимал у него след" ²⁸ .

Так западничество Голицына сочеталось у него с грузом стародавних представлений. Получающийся сплав труден для анализа. Иногда ловишь себя на мысли, что некоторые черты Голицына (рационализм, религиозность и суеверие) не могут сочетаться в рамках одной личности. Такое совмещение старого и нового, уживающихся друг с другом, парадоксально. Но это факт. А в сентябре 1689 г. этот даровитый человек был вычеркнут из русской политической жизни на четверть века. Великое посольство и новый стрелецкий бунт, основание Санкт-Петербурга и Полтава - за всеми этими событиями Голицын следил из своей северной ссылки. О жизни Голицыных в ссылке мало было известно. Положение изменилось лишь недавно, когда открылись новые документы ²⁹ . Первоначально местом ссылки избран был Каргополь, куда отец и сын Голицыны поехали сразу из Троицы. В Ярославле к ним присоединились их жены и младший князь, Михаил Васильевич. В Вологде их встретил стольник князь М. Кропоткин, привезший деньги и письмо от Софьи. То был последний вестник из мира, который Голицын покинул навсегда (если не считать случая с допрашивавшим его позднее И. И. Чаадаевым, который когда-то сидел вместе с ним в Ответной палате).

Каргополь представлял собой приемлемое место ссылки. Но пока князья находились еще в пути, приговор ужесточили: им назначили Пустозерский острог. В этом решении заметна ирония истории: в свое время боярин А. С. Матвеев, крестный царицы Натальи Кирилловны и враг Софьи, тоже был сослан туда. Ехать предстояло зимой. В дороге умерла внучка Голицына. Голицыных везли на Мезень, откуда их должны были отправить в Пустозерск морем. Но буря разметала суденышки. Чудом ссыльные остались живы, однако в Москве были недовольны и назначили разбирательство того, почему ссыльные не прибыли в означенное место.

стр. 70

Голицыны слали челобитные, чтобы избавить их от разбирательства. Потом им разрешили остаться в Мезени. Там они занимали три крестьянские избы, где разместились семьи отца и обоих сыновей.

Не позднее 1696 г., не без заступничества князя Б. А. Голицына, их перевели на Пинежский волок, по пути от Холмогор к Архангельску. Согласно преданиям, Голицын занимался там разведением лошадей и учил местных девушек петь московские песни. В то время с него был написан портрет, репродукция которого здесь воспроизводится. Но, конечно, Голицын не носил парика и не имел в ссылке рыцарских лат. Эти атрибуты дворянского портрета должны были лишь замаскировать крамольную персону опального. На Пинеге Голицыны пробыли почти 20 лет.

В мае 1714г. Петру I послано было с Пинежского волока следующее письмо: "Державнейший царь, государь милостивейший, в нынешнем, государь, 1714-м году апреля против 21-го числа муж мой нижеименованной раби, а мой нижеименованного раба вашего отец князь Василей Голицын умре, а за самоею нашею нищетою погребсти тела его нечим. Всемилостивейший государь, прошу вашего величества да повелит державство ваше для погребения тела его выдать своего государева жалованья в зачот кормовых денег наших, что ваше царское величество повелит. Вашего величества нижайшия раби вдова Евдокия с сыном князем Алексеем Голицыным. 1714-го апреля [...] дня" ³⁰ . Голицына похоронили в Красногорском монастыре. Могильная плита уже в XIX в. находилась в плохом состоянии. В Красногорский монастырь попали и вещи - немногие блестки прежнего великолепия из дворца в московском Охотном году. В Архангельском краеведческом музее до сих пор можно видеть зеркало со створками - подарок Софьи. Судьба вытканной царевною на полотне иконы нам неизвестна.

Судьбы детей Голицына сложились по-разному. Рассудок князя Алексея помутился от 25-летнего бездействия. Возвращенный в 1726г. из ссылки, он остаток жизни до 1740 г. пребывал в своих поместьях. Младший сын, Михаил, на Пинеге женился на родственнице сторожившего Голицыных пристава Татьяне Степановне Нееловой, по возвращении из ссылки успел послужить на флоте.

Примечания

1. Ему посвящена большая биографическая литература; см., в частности: БУГАНОВ В. И. Канцлер предпетровской поры. - Вопросы истории, 1971, N 10; HUGHES LINDSEY A. J. Russia and the West; the Life of a Seventeenth-Gentury Westernizer, Prince Vasily Vasil'evitch Golitsyn (1643 - 1714). Newtonville (Mass.). 1984. Подробнее: Словарь книжников и книжности Древней Руси, XVII в. Ч. 1. СПб. 1992, с. 207 - 212.

2. ГОЛИЦЫН Н. Н. Род князей Голицыных. Т. I. СПб. 1892, с. 109, 113, 115 - 116, 119; УНБЕГАУН Б. О. Русские фамилии. М. 1982, с. 182.

3. О разделении разных Е. И. Голицыных, во избежание их смешения, см.: SMITH A. F. Prince V. V. Golitsyn: the Life of an Aristocrat in Muscovite Russia. Cambridge (Mass.). 1987.

4. ГОЛИЦЫН Н. Н. Указатель имен личных, упоминаемых в дворцовых разрядах. СПб. 1912, с. 59; Рукописные источники по истории Западной Европы в Архиве ЛОИИ СССР, археографический сборник. Л. 1982, с. 154.

5. СЕДОВ П. В. Социально-политическая борьба в 70-х - 80-х гг. XVII в. и отмена местничества. Канд. дисс. Л. 1985, с. 81 - 87.

6. ЗАГОРОВСКИЙ В. П. Изюмская черта. Воронеж. 1980, с. 101, 114 - 115; БОГДАНОВ А. П. От летописания к исследованию. М. 1995, с. 358.

7. НЕВИЛЛЬ, Де ла. Записки о Московии. М. 1996, с. 159; СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Т. 13 - 14, кн. VII. М. 1962, с. 650; Архив князя Ф. А. Куракина. Кн. I. СПб. 1890, с. 55.

8. БУГАНОВ В. И. Ук. соч., с. 146 - 147; СЕДОВ П. В. Ук. соч., с. 114 - 119.

9. ВОЛКОВ М. Я. Об отмене местничества в России. - История СССР, 1977, N 2; Архив Санкт-Петербургского института исторических исследований (АСПИИИ), колл. 40, on. I, N 57, л. 67 об. - 68.

10. Государственный архив Швеции (Muskovitica 604, Comissarien Christoffer Kochs, Reseberattelse och brefs, 1679 - 1683, Stockholm).

стр. 71

11. Восстание в Москве 1682 года. Сб. док. М. 1976, NN 207, 73, с. 277, 120; НЕВИЛЛЬ, Де ла. Ук. соч., с. 160; ЭСКИН Ю. М. Местничество в России XVI-XVII вв.: хронологический реестр. М. 1994, с. 206, N 1678.

12. НЕВИЛЛЬ, Де ла. Ук. соч.; BUSHKOVITCH P. Aristocratic Faction and the Opposition to Peter the Great: the 1690's. - Forschungen zur osteuropaischen Geschichte, Bd. 50, Bri. 1995, S. 89; AVRIL Ph. Voyages en divers Etats d'Europe et d'Asie. P. 1692, p. 316.

13. ТАТИЩЕВ В. Н. Избранные произведения. Л. 1979, с. 224.

14. Архив князя Ф. А. Куракина. Кн. I, с. 55.

15. HUGHES LINDSEY A. J. Op. cit., p. 35; Relation du voyoge en Russe fait en 1684 par Laurent Rinhuber. Bri. 1883, S. 252.

16. STUPPERICH R. Brandenburgisch-russische Verhandlungen (iber Aufnahme der Hugenotten in Rupland. - Zeitschrift fur Osteuropaische Geschichte, Bd. VIII (N. F., Bd. IV), 1934, S. 66; Aarsberetninger fra det Kongelige Geheimearchiv, ingeholdende Bidtrag til dansk Historic. Bd. 6. Kjobenhavn. 1879, S. 175; Архив князя Ф. А. Куракина. Кн. I, с. 51 - 52; Tagebuch des Generals Patrick Gordon wahrend seiner Kriegsdienste unter den Schweden und Polen vom Jahre 1655 bis 1661 und seines Aufenthaltes in Rupland vom Jahre 1661 bis 1699. Bd. I. Spb. 1851, S. 4; БОГДАНОВ А. П. Летописные и публицистические источники по политической истории России конца XVII века. Канд. дисс. М. 1983, с. 4.

17. ЦВЕТАЕВ Д. Протестантство в России в правление царевны Софьи. - Русский вестник, т. 168, ноябрь 1883, с. 50 - 51.

18. Вновь открытые полемические сочинения XVII в. против лютеран. - Чтения в обществе истории и древностей российских, 1884, кн. 3; Церковь, общество и государство в феодальной России. М. 1990, с. 261 - 275.

19. НЕВИЛЛЬ, Де ла. Ук. соч., с. 165, 177 - 178.

20. Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках. Т. III. СПб. 1883, стб. 3 - 6.

21. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Собр. соч. Т. III. М. 1957, с. 352; HUGHES LINDSEY A. J. Op. cit., p. 3.

22. АСПИИИ, кол. 40, оп. 1, N 58, л. 28; Relation du vouage en Russie, S. 233; Aarsberetninger. Bd. 6, s. 198; Библиотека федеральной земли Бавария в Мюнхене (Oefeliana 379, Relationen Hovels; листы не пагинированы, процитирован второй лист постскриптума); Архив Прусского культурного сообщества в Берлине, 131а, N 144. Bl. 6ver; ФОРСТЕН Г. Бранденбург и Москва, 1688 - 1700 г. - Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП), 1905, т. CCCLXII, N 11; HARTMANNS. Die Mission des brandenburgischen Gesandten Johann Reyer nach Moskau 1688/89. - Jahrbuch Preupischer Kulturbesitz, Bd. 24, Bri., 1988.

23. Die Reisetagebucher Engelbert Kaempfers. Wiesbaden. 1968, S. 23; AVRIL Ph. Op. cit., p. 246, 293; KOHNE В., von. Berlin, Moskau, St. Petersburg 1649 bis 1763. Т. I. Bri. 1882. S. 26.

24. Aarsberetninger. Bd. 6, s. 153, 186. Донесение обо всем, что произошло с московским посольством, посланным к императору в Вену в начале 1687 года. - Архив Министерства иностранных дел Франции (Correspondance politique, Russie, t. 2, fol. 80 - 80ver.); ТУРГЕНЕВ А. И. Обозрение современных известий о замечательнейших лицах в царствование Петра I и Екатерины П. - ЖМНП, 1844, ч. XLI, с. 17 - 19.

25. Aarsberetninger. Bd. 6, s. 177; Рукописные источники, с. 155; АСПИИИ, колл. 40, on. I, N 58, л. 41об.; ДАМАСКИН РУДНЕВ. 105 ответов Гавриилу Домецкому (Рукописный отдел Библиотеки Академии наук, Спб, П I, В 7, л. 18).

26. Aarsberetninger. Bd. 6, s. 177; Рукописные источники, с. 155; Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск. 1984, с. 31.

27. HUGHES LINDSEY A. J. Op. cit., p. 90; Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л. 1964, с. 376; Die Reisetagebucher Engelbert Kaempfers, S. 25; Записки Желябужского с 1682 по 2 июля 1719. СПб. 1840, с. 21 - 22; Розыскные дела о Федоре Шакловитом. Т. 3, стб. 1235 - 1238; SMITH A. F. Op. cit., р. 15.

28. Житие и славные дела Петра Великаго самодержца Всероссийскаго, с приложением краткой географической и политической истории о Российском государстве. Т. I. СПб. 1774, с. 151.

29. Спорные вопросы отечественной истории XI-XVIII веков. Ч. 1. М. 1990, с. 39 - 42; К биографии В. В. Голицына. - Архив русской истории. Вып. 6. М. 1995, с. 126 - 152 (статьи Н. П. Воскобойниковой).

30. Архив Санкт-Петербургского филиала Института Российской истории РАН, ф. 10, оп. 3, N 680, л. 13.

Постоянный адрес данной публикации: