Необходимость обнародования документов следствия 1939 года по делу Н. В. Некрасова - как бы ни оценивались они в качестве источника - существует с 1974г., когда КГБ СССР с сенсационным антуражем напечатал фрагменты показаний двух масонов, Н. В. Некрасова и Л. А. Велихова. Введение их в оборот составляло звено идеологической операции, нацеленной на укрепление мнимо-оппозиционной национал-коммунистической альтернативы диссидентству, пропагандировавшему демократические и общечеловеческие ценности.
По свидетельству непосредственного исполнителя данной акции, Н. Н. Яковлева 1 (оно вполне правдоподобно по сути, подтверждается самим характером использованных им документов КГБ - вплоть до оперативных, и никем не опровергалось; имеются и косвенные подтверждения), текст показаний Некрасова и прочие "масонские" материалы он получил из рук председателя КГБ Ю. В. Андропова и генерал-майора Ф. Д. Бобкова - тогдашнего заместителя начальника 5-го управления, ведавшего идеологическими спецоперациями КГБ, борьбой с диссидентством. Втолковывая смысл даваемого поручения, Андропов, по словам Яковлева, "многократно повторял мне (судя по четким формулировкам, он постоянно делал это многократно в другой обстановке)", что "извечная российская традиция - противостояние гражданского общества власти - в наши дни нарастает"; объявились диссиденты, которые подрывают "политическую стабильность страны", и это при том, что "внутренние проблемы нашей страны" дают повод "для вмешательства Запада". Их мало судить - "слову нужно противопоставить слово". "Дело не в демократии, он [Андропов] первый стоит за нее,- передает Яковлев слова председателя КГБ,- а в том, что позывы к демократии неизбежно вели к развалу традиционного российского государства".
В качестве конкретного противника на этот раз рассматривался автор "Архипелага ГУЛАГ" (тогда еще рукописного) и "Августа 1914 года", где, с точки зрения КГБ, Россия изображена слишком "безотрадно", недостаточно патриотично. Андропов "со смаком говорил об идеологии... настаивал, что нужно остановить сползание к анархии в делах духовных, ибо за ним сползанием неизбежны раздоры в делах государственных". Официальная идеология изжила себя (даже Бобкову, по наблюдению Яковлева, "обрыдла") и не выдерживала спора с диссидентами; требовались "книги должного направления" - помогающие борьбе с нынешними "нигилистами", "демократами" и "русофобами". Со своей стороны, генерал Бобков преподал такие "основополагающие посылки: 1) не навязывать читателю своей точки зрения... 2) писать так, чтобы книги покупались, а не навязывались читателю". При этом он "охотно делился своими пугающе-громадными познаниями" в области истории России накануне революции 1917г., "в том числе о масонах", и "дружески" посоветовал Яковлеву "попробовать силы на этом поприще".
Появившаяся в результате в 1974 г. книга Яковлева "1 августа 1914" не содержала каких-либо действительно новых истолкований истории 1917 года. Он воспроизвел те трактовки роли масонов, которые распространялись в черносотенной, а затем эмигрантской литературе и были собраны
стр. 10
вместе и привязаны к общеизвестным фактическим сведениям Г. М. Катковым в его книге 1967 года о Февральской революции; книги обоих авторов претендовали на сенсационность именно акцентированием масонских влияний. Свержение монархии изображалось Яковлевым как результат козней хитроумных вездесущих русофобов-масонов, задавшихся целью погубить великую могучую державу. К версии Каткова Яковлев добавил лишь, что масонским проискам положили конец большевики, истинные русские патриоты, перехватившие инициативу и власть у масонского Временного правительства. "Меч революции поразил гадину в тот самый момент, когда она только-только становилась на ноги" 2 .
Фантасмагории Каткова Яковлев подкреплял "документами". С загадочно-многозначительным видом он процитировал отрывки из записанных Некрасовым "в тридцатые годы" "рассказов" о прошлом, в полном виде известных лишь данному уникально осведомленному смелому исследователю, несравненному знатоку масонских тайн.
В целом проводимой операцией подавался сигнал к легализации ультранационалистической пропаганды: привычные официальные интернационалистские оценки революционных событий 1917 года теряли монопольный статус и даже подменялись сугубо шовинистскими с камуфляжным коммунистическим налетом. Как и их исторические предшественники, новые, советские черносотенцы обвиняли во всех бедах России масонов, которые якобы служили орудием всемирного "жидо-масонского заговора" 3 . Низкопробная во всех отношениях работа Яковлева годилась только для того, чтобы произвести эффект идеологического шока; цель операции была бы достигнута только в том случае, если бы в разработку "подброшенной" версии включились менее сомнительные, чем Яковлев, как бы независимые авторы. И это в значительной мере удалось: "Среди части литераторов и историков вдруг вспыхнул острый интерес к русскому масонству начала XX в. Одна за другой стали выходить статьи и книги, в которых на все лады расписывалось могущество масонских организаций, коварство их замыслов и приемов, огромная отрицательная роль, которую они сыграли в ходе Февральской и Октябрьской революций" 4 . Однако не всякий историк, соприкоснувшийся со столь неожиданно взорвавшейся масонской темой, проявлял готовность идти по стопам Яковлева.
Существовало два препятствия. Прежде всего, обращение к ней было чревато риском подыграть черносотенцам, антисемитам 5 . Что касается Яковлева, то он шествовал по грязи гордо, с удовольствием, демонстративно именуя И. И. Минца и Г. А. Арбатова (директора Института США и Канады, вынужденного держать "масоноведа" на службе) "Исааком и Абрашей", чтобы не оставалось сомнений насчет национальной принадлежности тех, кто совал ему палки в колеса. Но другие авторы оказывались перед определенным моральным выбором. Имелась и иная, не менее серьезная причина сдержанности специалистов. Вся обстановка появления книги Яковлева и зримое присутствие в ней материалов КГБ породили в научных кругах убеждение в том, что масонскую проблему вызвало к жизни именно это учреждение, преследуя собственные цели, что и стало "главной причиной, отпугивающей исследователей от масонской проблемы" 6 .
Мало кто из историков долго ломал голову, какого жанра повествования довелось писать и подписывать в тридцатые годы деятелям старого режима, сгинувшим в застенках НКВД. Например, Е. Д. Черменский, как не без досады отмечал позднее В. И. Старцев, "отказался даже обсуждать степень достоверности многочисленных доказательств, приведенных в книге H. H. Яковлева" 7 . Нелишне, однако, задаться вопросом: а кто позволил бы в 1976 г. Черменскому обсуждать степень достоверности протоколов допросов НКВД, опубликованных с оперативными целями Андроповым и Бобковым? В то время было по слухам известно (и Яковлев теперь это подтвердил), что Черменский в соавторстве с В. М. Шевыриным и В. И. Бовыкиным пытался-таки опубликовать разбор книги Яковлева в виде рецензии размером в печатный лист, предназначенной для "Вопросов истории КПСС". Рецензию сняли уже из сверки, "т.е., - торжествовал
стр. 11
Яковлев, - схватили за считанные дни" до выхода в свет, "и подарили мне" 8 . Неудивительно, что Черменский в издававшейся одновременно монографии не взялся "серьезно рассматривать источники, на которые опираются сторонники противоположной точки зрения" 9 .
Однако тому, кто уж очень соблазнился бы редкостными материалами, нарочитая неопределенность Яковлева в вопросе об их происхождении - цитировалось "просто" то, что Некрасов "рассказал" кому-то, неизвестно кому, в 30-е годы,- оставляла формальную возможность "не понять", с каким источником приходится иметь дело. Даже отнесшийся критически к работе Яковлева А. Я. Аврех придавал подсунутому Бобковым материалу "определенную научную ценность", видел в нем "реальный вклад в науку", считая, что "на этот раз Н. Яковлев имеет в своем распоряжении действительный, реальный козырь" ("Недаром Некрасов в своих воспоминаниях..."; "Что же нам поведал Некрасов..."; "Названная Некрасовым цифра в 300 - 350 человек.") 10 .
Аврех смерил Яковлева по своей мерке и не углубился в вопрос, что же за козыри один за другим появляются из его рукава: "Яковлев приводит еще свидетельство кадета Л. А. Велихова, депутата IV Думы". Речь идет о той выдержке из допроса Велихова, которая подшита в следственном деле Некрасова,- этим показанием Некрасов изобличался в том, что и после июля 1917 г. участвовал в кадетской деятельности. Аврех так и остался при убеждении, что Яковлев "ввел в научный оборот еще один документ, за который мы должны ему быть признательны, хотя, к сожалению, он не датирован и неизвестно, что это такое - воспоминания, письмо или что-либо другое" 11 . Святая простота! 12
Характерно, что и H. H. Берберова, ознакомившись с теми же "документами", насторожилась, но моментально подавила в себе инстинктивное недоверие. Она знала, что НКВД уничтожал остатки недобитых ОГПУ небольшевистских деятелей, видела, что в цитированных Яковлевым отрывках "фамилии близких друзей Некрасова и его братьев по масонской ложе полны ошибок, которые Некрасов сделать не мог" - и не попыталась найти этому объяснение. Наткнувшись на примечание "слово неясно в документе", она как будто спохватилась: "В каком документе? И почему этот документ не описан?" Но, уже попавшись на "подброшенную" приманку, тут же сглаживает впечатление и, дав волю своей богатой фантазии, уходит от сути дела: "Читателю предложен кусок прошлого, и он не прочь узнать о нем побольше, даже если оно слегка искажено и приукрашено". Более того, ей показалось, что приводимые сведения о масонстве Яковлев получил путем личного общения с Некрасовым: "Автор встречал министра Временного правительства Н. В. Некрасова (имеется пример прямой речи героя)" - хотя Яковлев нигде не упоминает о таких встречах и разговорах, да и не мог упоминать, зная, где Некрасов обретался в 1939 г., когда 12- летний Коля еще ходил в школу, а не к "друзьям" на Лубянку. "В конце 1930-х гг. он [Некрасов] исчез",- отмечает Берберова и продолжает: "Впрочем, небольшой след остался: он положил в архивы одну бумагу, где изложил кое-что о самом себе, о 1917 годе, о масонстве", и эту "бумагу" ""художественно" подал" "беллетрист" Яковлев 13 .
Берберова еще и строит предположения, не говорил ли Некрасов Яковлеву "о каких-то своих записках, мемуарах и документах, не то где-то зарытых, не то им замурованных". Очень не хочется писательнице признаться самой себе, что загадка решается проще,- ведь тогда неловко будет использовать этот "источник", изготовленный сержантом госбезопасности, перевравшим фамилии всех этих "массонов" - "Колюбякиных", "Гогечкорий", "Чхенкелий".
Автор комментариев к русскому изданию книги Берберовой, отметив некоторые ее натяжки и ошибки, обходит молчанием явно неадекватное восприятие ею показаний Некрасова. По его оценке, "содержательная книга Берберовой не имеет себе равных и надолго останется необходимейшим первоисточником для всех историков", "книга Берберовой... остается первостепенным источником информации по истории XX века... Концепции
стр. 12
видоизменяются, а факты остаются" 14 . Факты эти, однако, по компетентному заключению, таковы, что "нельзя говорить об ошибках и искажениях в работе, которая из них только и состоит" 15 .
Показания Некрасова, труд Берберовой и "документы" Элькина заняли центральное место в источниковой базе народившегося советского масоно-ведения. Как решающий аргумент рассматривает показания Некрасова Старцев в своем споре с И. И. Минцем: Минц, как и Черменский, "игнорировал извлеченные из советских архивов (так!) показания Н. В. Некрасова 20 - 30-х гг., воспроизведенные в книге H. H. Яковлева" 16 . То, что Старцев предпочел датировать сей источник не слишком определенно, 20 - 30-ми годами, можно понять, объяснить. Но все же Яковлев ясно (и верно) писал только о 30-х годах: в более ранних показаниях Некрасов о масонстве якобы намеренно умалчивал. Особую ценность его показаний Старцев усматривает в том, что они "даны дважды в 20-е и 30-е годы и совершенно независимо от зарубежных публикаций" 17 . Между тем и для утверждения о "независимости" показаний Некрасова от литературных и иных источников, имевшихся к тому времени в распоряжении следователей госбезопасности 18 , также вовсе нет оснований.
"Я лично старался в своих высказываниях о масонах соблюдать осторожность и держаться в рамках известных и поддающихся проверке любого заинтересованного исследователя документов", - объясняет Старцев 19 . Подводя в 1987 г. итог своим занятиям масонской темой, он писал, что в процессе подготовки книги "Революция и власть" (1978 г. изд.) ему удалось подвергнуть "проверке по первоисточникам свидетельства ряда бывших русских масонов из организации "Верховный Совет народов России" 1911 - 1917гг., часть которых была использована и Н. Н. Яковлевым" 20 . Значит ли это, что тогда, в 70-х годах, Старцев тоже ознакомился со следственным делом Некрасова и, стало быть, видел, что в этих документах тот принял на себя вину не только за "масонские" увлечения, но и за покушение на Ленина в январе 1918 г., и за участие в подрывной работе сфабрикованных ОГПУ, никогда в действительности не существовавших Трудовой крестьянской партии, Союзного бюро РСДРП (меньшевиков), и во вредительской организации Г. Г. Ягоды, орудовавшей на таких стройках социализма, как Беломорско-Балтийский канал, канал Москва - Волга? Без санкции Бобкова эти документы не могли быть предоставлены кому-либо хранителями архивов НКВД. В изданной в 1978 г. книге Старцева пути этой "проверки по первоисточникам" никак не разъяснены 21 , дело свелось лишь к отсылке все к той же книге Яковлева, причем с устойчивой ошибкой относительно датировки показаний Некрасова о масонах, данных им якобы "дважды", в 20-е и 30-е годы. Дальше - больше. Теперь уже этот источник именуется "воспоминаниями": Некрасов не любил сам писать мемуары, он "делился своими воспоминаниями лишь со следователями ГПУ и НКВД" 22 .
И Старцев, и Берберова, и В. Пикуль, и многие другие заинтригованные авторы подчинились правилам игры, навязанным Бобковым; в чужом пиру приняли похмелье и спорившие с ними Аврех, Минц, О. Ф. Соловьев. По сути, для успеха операции КГБ неважно было, кто из спорящих выглядит убедительнее, она развивалась по законам не науки, а пропаганды: чем больше шума поднимали спорящие, тем больше внимание общественности, изнывающей от казенной железобетонной идеологии и склонной к вольномыслию, отвлеклось от жизненных коллизий, обсуждаемых в диссидентских кругах, в "должном направлении" - к масонской "проблеме", а тем самым она уже и решалась в определенном духе: русский патриот не может быть либералом, демократом, евреем, космополитом, пацифистом- словом, масоном. Опыт Авреха показывает, насколько обращение к вызвавшей шумиху теме провоцировало даже столь искушенного в работе с источниками автора на отход от рациональной научной методики, опыт же Черменского и его соавторов показывает, какие пределы "свободе научного поиска" устанавливал КГБ.
Использование таких источников, какими являются следственные
стр. 13
материалы ОГПУ - НКВД, требует выработки особой методики их анализа. Едва ли в данном случае может быть эффективной та, которую предлагает H. H. Покровский, основываясь на опыте работы с материалами средневековых процессов и дознаний. "Для этого типа источников, - полагает он, - хорошо действует то общее источниковедческое правило", согласно которому "в глубоко тенденциозном источнике наиболее достоверны сведения, противоречащие основной тенденции этого документа, а наименее достоверны - совпадающие с ней" 23 . В нашем случае, однако, источник принципиально иного качества: в нем фиксируются не тенденциозно препарированные показания и свидетельства, а полностью сфабрикованные - в соответствии с заранее выработанным сценарием - измышления; тенденция не лежит на поверхности. Такие документы заговорят всерьез тогда, когда окажется доступным для исследования не только конечный результат костоломной работы, но и задачи, поставленные авторами инсценировки, когда архивы ОГПУ - НКВД откроются для нормальной исследовательской деятельности, не исключая материалов оперативного планирования, внутренней переписки, денежной отчетности и т. д.
Волей случая заглянуть в эту "кухню" ныне позволяет окно, проделанное самодовольными откровениями Яковлева,- и только потому, что появилась, наконец, возможность сопоставить их с использованными им "первоисточниками". Но этим не решается более общий вопрос: какую цель преследовали Ягода и Берия, фабрикуя для своих жертв "масонскую" легенду. Масштаб этой деятельности, судя по отрывочным данным, позволяет предполагать существование колоссальных заделов, причем в 1974г. Бобков пустил в ход лишь крохотную долю всего заготовленного ежовскими "масоноведами".
Публикуемые ниже материалы взяты из уголовных дел Н. В. Некрасова 1931 г. (дело N H - 7824, или т. 31 в составе делопроизводства по "Союзному бюро РСДРП") и 1939 г., в пяти томах, где подшиты (в томах 3-м и 4-м, являющемся делом ВЧК) также и материалы, относящиеся к аресту Некрасова в 1921 году. Часть документов уголовного дела N P - 45579 3-го управления ГУЛАГа (листы 278 - 442 тома 5-го), остается и теперь недоступной для изучения (эта часть досье опечатана). Не оказалось возможным ознакомиться также и с относящимися к Некрасову делом по надзорному производству N 13-215-97 и следственным делом N 102976 1-го отделения Секретно- политического отдела.
Писанные следователями протоколы допросов и собственноручно записанные Некрасовым показания 1939 г., как правило, соседствуют с машинописными авторизованными копиями. Отдавая при отборе для публикации приоритет материалам, содержащим показания по вопросу о "масонстве", мы не видели смысла воспроизводить десятки других протоколов с однообразными "свидетельствами" о вредительской деятельности Некрасова и его товарищей по несчастью на строительстве каналов в системе ГУЛАГа, об организации покушения на Ленина, связях с Троцким, тем более что подобные темы представлены и в материалах, отобранных для публикации. Из дела о Союзном бюро взят протокол, наиболее полно раскрывающий суть обвинений.
К сожалению, почти все изъятые у Некрасова при аресте в 1939 г. материалы - 190 писем, записные книжки, фото - числятся в описи на уничтожение (т. 1, л. 13), для установления его вины они оказались излишними, все доказательства сводятся исключительно к признаниям и свидетельствам жертв НКВД.
Какие методы воздействия применялись к арестованным, ныне хорошо известно. Любопытный казус стоит отметить в одном случае: в томе 1 подшиты протоколы допросов Некрасова 1939 г. (не публикуемые по указанным выше причинам), в которых зафиксировано точное время начала и окончания процедуры. Внимание привлекают два таких "подлинных документа". Один допрос, согласно этим "документам", продолжался якобы с 21.00 1 октября 1939г. до 2.00 2 октября (т. 1, л. 192 - 202). Другой
стр. 14
допрос того же Н. В. Некрасова, начатый в 23.40, по мистическому совпадению, того же 1 октября, закончился в 1.20 2 октября (л. 203 - 206 об.). К сожалению, при реабилитации, поскольку Некрасов прошел ее без индивидуального нового изучения обстоятельств дела, видимо, не были исследованы другие особенные приемы "работы" следователей.
Текст воспроизводится применительно к правилам публикации исторических документов. В тех документах, отрывки из которых Яковлев опубликовал в трех изданиях своей книги "1 августа 1914", а также в своей "Книге для учителя" "Последняя война старой России" (М. Изд-во "Просвещение". 1994), допущенные им неточности исправляются без оговорок. Заголовки, принадлежащие оригиналу, отмечены звездочкой. Публикацию подготовили доктор исторических наук В. В. Шелохаев и кандидат исторических наук В. В. Поликарпов. Редакция выражает признательность сотрудникам Центрального архива ФСБ за предоставленные для опубликования материалы и родственникам Н. В. Некрасова, давшим согласие на ознакомление с этими материалами.
В. В. Поликарпов
Примечания
1. ЯКОВЛЕВ Н. 1 августа 1914. Изд. 3-е. Дополненное. М. 1993. Приложение: "О "1 августа 1914", исторической науке, Ю. В. Андропове и других", с. 288, 290 - 295, 298, 301, 312.
2. ЯКОВЛЕВ Н. 1 августа 1914. Изд. 2-е. М. 1974, с. 226.
3. СЕРКОВ А. И. История русского масонства. СПб. 1997, с. 23. Ср.: ПОПОВ А. И. Попытка реанимации одиозных идей.- Вопросы истории, 1989, N 2.
4. АВРЕХ А. Я. Масоны и революция. М. 1990, с. 11 - 12.
5. Красноречивое "совпадение": на обороте титульного листа 3-го изд. своей книги Яковлев объявил, что "часть средств от реализации тиража будет перечислена в фонд восстановления Храма Христа Спасителя". Выходящие в последние годы "труды" в том же стиле другого американиста-масоноведа, О. А. Платонова, издаются за счет того же фонда.
6. От редакции. - Из глубины времен, 1992, вып. 1, с. 171 - 172.
7. СТАРЦЕВ В. И. "Заговор буржуазии" перед Февралем 1917 года в новейшей советской исторической литературе. В кн.: Нарастание революционного кризиса в России в годы первой мировой войны (1914 - февр. 1917 гг.). Межвуз. сб. науч. трудов. Л. 1987, с. 137.
8. ЯКОВЛЕВ Н. УК. соч. (1993), с. 298.
9. СТАРЦЕВ В. И. "Заговор буржуазии", с. 142.
10. АВРЕХ А. Я. УК. соч., с. 134, 193, 142, 184. И Л. Хасс, легко распознавший в этом материале "следственные показания", однако, нашел возможным сослаться на них как на некое "сообщение Н. В. Некрасова" (ХАСС Л. Еще раз о масонстве в России начала XX века. - Вопросы истории, 1990, N 1, с. 29, 31). Ряд авторов предпочитает брать те же показания не из первых, одиозных, рук Яковлева, а косвенно, ссылаясь на цитаты, приведенные Аврехом (БАСМАНОВ М. И., ГЕРАСИМЕНКО Г. А., ГУСЕВ К. В. Александр Федорович Керенский. Саратов. 1996, с. 64).
11. АВРЕХ А. Я. УК. соч., с. 150 - 151. И А. И. Серков в недавней работе считает, что яковлевские источники, хотя и неизвестно, откуда они взялись, - результат "поиска новых свидетельств" о масонстве и принадлежат к числу "свидетельств", которые исследователю "позволяют восстановить жизнь" масонских сообществ (СЕРКОВ А. И. УК. соч., с. 12).
12. Точно так же Аврех излишне поторопился удостоверить "стопроцентную подлинность" документов, опубликованных в 1966 г. в английском журнале Б. Элькиным и полученных последним от какого-то "русского друга", вскоре якобы скончавшегося. Как показал разбор этих "источников", вопрос об их подлинности на деле настолько сложен, что уважающий свое ремесло историк "не имеет права использовать их" ни для чего, кроме "специальной научной экспертизы" (ОСТРОВСКИЙ А. В. Осторожно! Масоны! - Из глубины времен, 1996, вып. 6, с. 172).
13. БЕРБЕРОВА Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. New York. 1986, с. 47, 265 - 266.
14. КОРОСТЕЛЕВ О. Книга "Люди и ложи" и ее автор. В кн.: БЕРБЕРОВА Н. Люди и ложи. Харьков - Москва. 1997, с. 387 - 388. Что ж, известно: и шило бреет.
Поликарпов Владимир Васильевич - кандидат исторических наук.
стр. 15
15. СЕРКОВ А. И. УК. соч., с. 43.
16. СТАРЦЕВ В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л. 1980, с. 123. Речь идет о статье: МИНЦ И. И. Метаморфозы масонской легенды.- История СССР, 1980, N 4.
17. СТАРЦЕВ В. И. Внутренняя политика Временного правительства, с. 122.
18. Как стало теперь известно, еще ОГПУ в 20-е годы, а затем НКВД старательно собирали и создавали сами "масонские" материалы и начали какую-то крупную по масштабам организационную возню, что видно из документов, использованных О. Ф. Соловьевым и - совершенно некритически - В. С. Брачевым и "литератором Олегом Шишкиным" (СОЛОВЬЕВ О. Ф. Рец. на кн. О. А. Платонова и А. И. Серкова. - Вопросы истории, 1998, N 9, с. 155; БРАЧЕВ В. С. Религиозно-мистические кружки и ордена. Первая треть XX века. СПб. 1997; ШИШКИН О. Пламенный человек. В кн.: ВЕЛИДОВ А. Похождения террориста. М. 1998). Таинственный "русский друг" Элькина, предоставивший ему крайне сомнительные масонские "документы", изложил при этом такую версию их появления, которая не выдерживает критики. См. ОСТРОВСКИЙ А. В. УК. соч., с. 167 сл.
19. СТАРЦЕВ В. И. Русское политическое масонство. 1906 - 1918 гг.- История СССР, 1989, N 6, с. 119.
20. СТАРЦЕВ В. И. "Заговор буржуазии", с. 144.
21. СТАРЦЕВ В. И. Революция и власть. М. 1978, с. 254. Точно так же до сих пор не опубликованы и данные его "источниковедческого, текстологического и графологического анализа" документов Элькина. По заявлению Старцева, этот анализ "подтверждает несомненную подлинность" их (см. За кулисами видимой власти. М. 1983, с. 100; ср.: ОСТРОВСКИЙ А. В. УК. соч., с. 166 - 167).
22. КОЗЛОВА К. В., СТАРЦЕВ В. И. Николай Виссарионович Некрасов - радикальный политик (1905-1917гг.). - Из глубины времен, 1966, вып. 7, с. 80, 87.
23. Споры вокруг судьбы академика С. Ф. Платонова. - Отечественная история, 1998, N 3, с. 145.
N 1. Шифрованная телеграмма Всетатарской ЧК в Секретный отдел ВЧК
30 марта 1921 года
Москва ВЧК Секретный тов. Самсонову Срочно прошу ответить на следующие вопросы: 1) где в данное время находится бывший министр Временного правительства Некрасов, 2) на ком женат и правильно ли, что он женат на дочери профессора Петроградского университета Зернова Вере Дмитриевне, 3) где получил образование. Отвечайте как можно скорее. 30 марта N 4158 Предвсетатчека.
Д. Р-45579, т. 4, л. 52. Отпуск машинописный.
N 2. Записка по прямому проводу от Всетатарской ЧК Ф. Э. Дзержинскому
30 марта 1921 года
Москва ВЧК лично тов. Дзержинскому
По делу кооперативов нами расшифрован и арестован бывший генерал-губернатор Гельсингфорса и министр путей сообщения Временного правительства Некрасов, проживавший под фамилией Голгофский. По нашей N 4158 в СО ВЧК мер никаких не принимайте.
30 марта 1921 N 4179 Предвсетатчека Г. Иванов.
Д. Р-45579, т. 4, л. 53. Машинописная копия.
N 3. Характеристика В. А. Голгофского [Н. В. Некрасова], данная коммунистом- кооператором
1 апреля 1921 года
Я его узнал в июле 1919 г., когда я был членом правления Казанского центрального рабочего кооператива, где он работал. Более основательно с его работой я ознакомился при организации губсекции (губернский Союз рабочей кооперации). Это было в августе - октябре 1919 года. С 1 января 1920г. и до последнего времени я с ним работал вместе: сначала в Казанском потребительском обществе (КПО), а затем в губсоюзе и Татсоюзе.
стр. 16
За все время моей с ним работы я постепенно убеждался, что он является не только хорошим, но и крупным работником, с большими познаниями в политической экономии и организаторскими способностями.
О его политической физиономии я никогда с ним не говорил, считая этот вопрос щекотливым для человека, который в работе и на словах, в речах и докладах, держится советской ориентации, а на деле не всегда шел с нами, коммунистами, а больше и чаще примыкал к конгломератной, разношерстной группе так называемых независимых кооператоров (Талашенко, Савченко, Венецианов и др.), которая, по существу и совершенно открыто, вела работу разъединения городской рабочей кооперации с кооперацией крестьян, что противоречило декрету 20 марта 1919 г. о единой рабоче-крестьянской кооперации. За это его я лично не очень любил, несмотря на его большие знания и серьезную плодотворную иногда, напр., в кустпромсекции, работу. Однако при этом в интересах объективности я должен оговориться, что я, будучи еще эсером, всегда был человеком крайних левых воззрений, никогда не признавал и до сих пор не признаю никакой неясной средней линии поведения, что, может быть, объясняется моим хорошим знанием буржуазной психологии и быта, основанным на практике.
Насколько же я высоко ценил работу Голгофского, можно убедиться из адреса, поднесенного ему служащими КПО в июне или июле 1920 года. Этот адрес составлял я и мною он подписан.
Тимофей Гаврилов Ефимов
Казань, 1 апреля 1921 года.
Д. Р-45579, т. 4, л. 189 - 189об. Автограф.
[Приложение: Речь Голгофского]
Товарищи... В своеобразных условиях приходится праздновать сегодняшний юбилей Казанского Центрального рабочего кооператива. Мы слышали уже от председателя нашего правления о том, что близок тот момент, когда Казанский Центральный рабочий кооператив прекратит свое самостоятельное существование и вольется в новую организацию - в Единую потребительскую кооперацию г. Казани и губернии. И вот в торжественный день первой годовщины основания Казанского Центрального рабочего кооператива нам приходится, быть может, последний раз развертывать это испытанное знамя - знамя Рабочей Кооперации, развертывать с тем, чтобы вскоре свернуть его навсегда и заменить не менее почетным, но все же новым; старое же, потрепанное в упорных боях, наше знамя, которое так стойко держали наши руководители, и в числе их первым - наш руководитель, председатель Дмитрий Дмитриевич Шляпников, будет оставаться свернутым.
Невольно в сердца, быть может, активных работников в настоящую торжественную минуту закрадывается сомнение и некоторые огорчения, которые примешиваются к нашему сегодняшнему торжеству. Это чувство, товарищи, похоже на чувство родителей дочери-невесты, которые празднуют ее совершеннолетие: они и радуются этому, и огорчаются вместе с тем, когда вспомнят, что придется им отдать свою дочку другому человеку, когда вспомнят, что она должна будет переменить свое имя и стать, что называется, отрезанным ломтем. Вот это чувство примешивается и теперь к той радости, которую мы сейчас переживаем.
И дальше можно продолжить это сравнение: на эту "невесту", которая готова к заключению союза, к перемене имени, на эту невесту родители могут с гордостью смотреть - не бесприданницей выходит она, есть чем похвастаться, есть что предъявить "жениху". Есть чем похвастаться невесте - рабочей кооперации: не зря прошел этот год, не даром потрачены те силы, о которых говорил товарищ председатель.
Мне как статистику, быть может, хотелось бы засыпать вас дождем цифр. Но надо уметь свое профессиональное рвение подавить, так как не место здесь для долгих статистических выкладок. Но несколькими цифрами все же позвольте поделиться, чтобы ясно было, о чем и о какой работе идет в настоящее время речь.
Товарищи, первый вопрос, который задается кооперативу, это о числе
стр. 17
членов - не о капиталах привыкли мы спрашивать, не о запасах, но о том, какое число мускулистых рук поддерживает нашу организацию. Членов у нас числится всего: начали с 14 тыс., а теперь сумели это число более чем удвоить, теперь у нас состоит до 31 тыс. членов. Если взять всю Россию в целом, то наша казанская рабочая кооперация по числу своих членов и по своей мощности вообще занимает 2, 3 место в общем ряду.
Вы слышали от товарища председателя о той задаче, которая поставлена правлению Центрального рабочего кооператива: требовалось оборудовать 40 распределителей, имеется уже 45.
Меньше может похвастаться - теперь уже скажу, "бесприданница" - деньгами. Не было у нас капиталов, не с чего было наживать. Но все же мускулистые руки кое-что сделали: обороты в настоящее время достигли уже за истекший год до 82 млн. рублей, это в сравнении с теми 500 рублями, которые имели в начале работы, достаточно приличная сумма, достаточно приличная для того, чтобы смотреть в глаза более старым и более опытным работникам на поприще кооперации.
Наконец, последнее, товарищи. Вот мы говорим сейчас о создании Единого потребительского общества, и тут стоит вопрос, как справиться с этой новой работой, когда мы должны охватить весь город и всю губернию в целом, и тут статистика может дать довольно утешительный ответ: мы должны измерять работу и мощность нашей организации количеством граждан, которые вовлечены так или иначе в работу Казанского Центрального рабочего кооператива. Здесь я вправе дать маленькую статистическую выкладку: у нас числится всего 32 тыс. членов, а так как в члены записываются обычно главы семейств, то при составе семьи в общем 4 человека это составит от 100 до 125 тыс. едоков; если же прибавить к этому числу тех, кто связан с Рабочим кооперативом хотя бы и не будучи членом КЦРК, то получится круглая цифра до 150 тыс. едоков. Когда вы узнаете о таком количестве, то не покажется уже непосильной та задача, которую придется осуществлять этой новой потребительской кооперации. И снова можно повторить, что, как ни горько свертывать наше знамя рабочего кооператива, наши руководители, делая это, твердо могут сказать, что исполнили то, что на них возложено.
Лет сто тому назад один из генералов сказал: "Бог дал мне славу поляков, ему одному и отдать ее..." И наши руководители вправе сказать в этот момент: трудящиеся Казани дали нам в руки знамя Рабочей Кооперации, - им же, трудящимся, мы и возвращаем это знамя.
Правда, те новые люди, которые входят в состав организаторов Единого потребительского общества, выбраны из вашей же среды на городской конференции... Знамя, которое передается в новые руки, передается в верные руки.
Очередные задачи, которые стоят перед нами, обрисовал тов. Шляпников. Выполнение их есть часть той работы, которую проделывает трудящийся класс. По тяжелому пути, и долго уже, идет трудящийся, и на этом пути он видит два маяка. На одном начертаны слова - девиз Великой французской революции: "Свобода, Равенство, Братство", на другом написано о том, до чего еще не достиг русский работник, но к чему так стремится. На нем, на этом знамени, великими, огненными буквами написано: "Социализм".
Труден путь. Но рабочий класс верит в то, что поставленные пред ним задачи, в единении со всеми трудящимися вообще, он исполнит до конца, так, как говорил бессмертный Шиллер: как...
Копия верна: Уполномоченный 2-го Отделения Секретного отдела
[Подпись]
Д. Р-45579, т. 4, л. 187 - 188об. Заверенная выписка.
N 4. Краткий очерк жизни Николая Виссарионовича Некрасова за время с начала империалистической войны до ареста 30 марта 1921 года *
2 апреля 1921 года
Вступление. Необходимые оговорки. Выполняя предложение Уполномоченного Всетатчека тов. Клочкова, я излагаю в дальнейшем краткие о себе
стр. 18
биографические данные за вышеуказанный промежуток времени. Во избежание недоразумений считаю необходимым оговориться, что в основу изложения положен именно биографический материал и обрисовка внешних событий дается неизбежно схематически и лишь постольку, поскольку это совершенно неизбежно для обрисовки роли Некрасова. Сама эта роль получает при такой системе изложения неизбежно преувеличенный характер. Наконец, и непропорциональность различных частей изложения связана с указанием тов. Клочкова, рекомендовавшего развить изложение одних периодов и сократить другие. Одним словом, на это изложение надо смотреть прежде всего как на материал для следствия: хотя объективная правда в нем соблюдена, но исторических пропорций нет.
1914 - 1917 годы. Война застала меня в роли члена 4-й Государственной думы от Томской губ.; я был членом думской фракции к.-д. партии и, как представитель левой группы к.-д. (социалистического течения), входил в президиум фракции (тов. председателя), а также состоял членом ЦК к.-д. партии. С первых дней войны я оказался в разногласии с большинством партии, руководимым Милюковым, по вопросу о гражданском мире с царским правительством; я настаивал на продолжении оппозиционной тактики, а Милюков - на примиренье с властью. Я предпочел уехать на фронт уполномоченным передового отряда Союза городов; на фронте пробыл с 20/XI-14 по 1/VII-15, когда меня вызвали с фронта на сессию в Государственной думе и для работы в Москве в качестве товарища председателя Земгора.
В Думе мои разногласия с соглашательской политикой Милюкова увеличились настолько, что я вышел из президиума фракции, вообще отошел от работы в Думе и отдался работе в Земгоре. Это продолжалось больше года. Только в конце 1916 г., когда отношения Думы с правительством Николая II обострились, моя кандидатура, как резко оппозиционная, была выдвинута на место товарища председателя Государственной думы. В этой роли меня и застала Февральская революция.
Перед Февральской революцией. Рост революционного движения в стране заставил к концу 1916 г. призадуматься даже таких защитников "гражданского мира", как Милюков и другие вожди думского блока. Под давлением земских и городских организаций произошел сдвиг влево. Еще недавно мое требование в ЦК к.-д. партии "ориентироваться на революцию" встречалось ироническим смехом, - теперь дело дошло до прямых переговоров земско-городской группы и лидеров думского блока о возможном составе власти "на всякий случай". Впрочем, представления об этом "случае" не шли дальше дворцового переворота, которым в связи с Распутиным открыто грозили некоторые великие князья и связанные с ними круги. В этом расчете предполагалось, что царем будет провозглашен Алексей, регентом - Михаил, министром-председателем - князь Львов или генерал Алексеев, а министром иностранных дел Милюков. Единодушно сходились все на том, чтобы устранить Родзянко от всякой активной роли.
Рядом с этими верхами буржуазного общества оживленная работа шла и в кругах, веривших и ждавших настоящей революции. В Петрограде и Москве встречи деятелей с.-д. и с.-р. партий с представителями левых к.-д. и прогрессистов стали за последние пред революцией годы постоянным правилом. Здесь основным лозунгом была республика, а важнейшим практическим лозунгом: "Не повторять ошибок 1905 года", когда разбившаяся на отдельные группы революция была по частям разбита царским правительством. Большинство участников этих встреч (о них есть упоминание и в книге Суханова) оказались виднейшими деятелями Февральской революции, а их предварительный сговор сыграл, по моему глубокому убеждению, видную роль в успехе Февральской революции. Велась даже некоторая техническая подготовка, но о ней долго говорить.
Мне довелось принять деятельнейшее участие во всем этом и волею судьбы оказаться одним из связующих звеньев между различными группами. Это и понятно: как товарищ председателя "Земгора" и "Согора" я был тесно связан с земскими и городскими кругами, как член Думы и ЦК
стр. 19
к.-д. партии - имел известное влияние в Думе и в то же время был тесно связан с революционными партиями.
Это было тем легче, что к.-д. партия в то время допускала для своих членов возможность быть республиканцами и социалистами. Такая группа и представляла собой левое течение к.-д., немногочисленное, но влиятельное. Только после Февральской революции волна правых элементов, хлынувшая в партию к.-д., сделала из нее то средоточие реакции, каким она стала теперь.
Для полноты характеристики этого периода надо еще отметить, что подавляющее большинство участников вышеупомянутой подготовительной работы были яркими оборонцами, очень небольшие группы - циммервальдистами, и только единицы - откровенными пораженцами. Большевистское течение было в то время сильно разбито арестами, и связь с ним у нас была лишь чрез очень немногих лиц, вроде Суханова, присяжного поверенного Соколова и т. п. Мне, впрочем, как постоянному ходатаю за политических, приходилось в деловой обстановке встречаться и с большевиками, обычно при посредничестве Соколова, и потом я горько жалел, что не использовал эти случаи для непосредственного знакомства с большевизмом, сыгравшим такую исключительную роль в революции.
Февральская революция. В Февральскую революцию на мою долю выпала работа исключительно во Временном комитете Государственной думы и по связи с Советом депутатов. От нашей группы исходила самая инициатива образования Временного комитета, как и решение Думы не расходиться, т. е. первых революционных шагов Думы. Весь первый день пришлось употребить на то, чтобы удержать Думу на этом революционном пути и побудить ее к решительному шагу взятия власти, чем наносился тяжкий удар царской власти в глазах всей буржуазии, тогда еще очень сильной. Когда в ночь на 28 февраля нам удалось убедить Родзянко провозгласить власть Временного комитета Государственной думы, я ушел в техническую работу помощи революции и провел целиком 28 февраля, 1 и 2 марта до утра 3 марта в Таврическом дворце, чаще всего у телефона, отдавая распоряжения, давая справки и т. д. Как известно, революция развивалась стихийно, и роль ее так называемых руководителей за редкими исключениями заключалась в поддержании бодрости, некоторой связи и т. п. Посильно делал эту работу и я, давая директивы телефонной станции (ее устройство мне удалось заранее изучить), отдельным представителям нашим в разных учреждениях и т. п. Подписывал приказы об арестах, приказы о занятии учреждений, о назначении комиссаров.
Два момента особенно врезались в память - приказ командующему Балтийским флотом Непенину арестовать финляндского генерал-губернатора Зейна и погоня за царским поездом, которою мне довелось управлять из Государственной думы, давая распоряжения Бубликову, сидевшему комиссаром в Министерстве путей сообщения.
В переговорах о формировании Временного правительства я не участвовал и сначала просил не включать меня в его состав, а предоставить место товарища министра внутренних дел. Мне было, однако, заявлено Милюковым, что я необходим как уступка левым группам, после чего я счел своей обязанностью согласиться.
Временное правительство первого состава. Как известно, одним из первых дел пред Временным правительством встал вопрос о признании или непризнании Михаила царем в силу отречения Николая. Кроме Милюкова и Гучкова, все члены Временного правительства высказались за отречение Михаила. Текст отречения был составлен мною и мною прочитан Михаилу на совещании его с Временным правительством утром 3 марта. Как известно, Михаил последовал совету большинства и отрекся, но с этого основного разногласия началась борьба, кончившаяся через два месяца уходом и Милюкова и Гучкова. Наши разногласия имели место, в сущности говоря, почти по всем основным вопросам, выдвинутым революцией, но в этот период особенно резко определились два - об отношении к Советам и о целях войны. Милюков настаивал на активном противодействии Сове-
стр. 20
там, другая же группа, в том числе и я, находили необходимым во имя единства революции идти рука об руку с Советами, чтобы раздорами не воспользовалась реакция. Еще резче было разногласие по вопросу о Константинополе и проливах, в связи с которым Милюков и был вынужден уйти. Не чувствуя уже за собой поддержки партии, я тоже подал в отставку, но ЦК партии предложил мне остаться. Через две недели на партийном съезде вопрос был мною поставлен ребром, но Милюков снова уклонился от решительного шага и настоял на сохранении меня в ЦК, хотя большинство съезда было на его стороне, но при расколе за мною все же ушло бы много старых членов. Поэтому против меня была начатальное слово не разобрано кампания; поводом послужило направление моей работы в Министерстве путей сообщения. Я считал необходимым идти рука об руку с союзами железнодорожников (тогда - Викжель) и водников, повел жесткую борьбу против ставленников Рухлова и воров, очень влиятельных в банковских кругах. За эту работу меня окрестили "министром-большевиком" (лестно, но незаслуженно). В конечном счете все это привело к уходу моему из партии, но уже при условиях, желанных для Милюкова,- при крушении второго состава Временного правительства.
Временное правительство второго состава - торжество идеи коалиции. Основным вопросом при формировании этой власти были цели войны. Соглашение было достигнуто, и все партии, кроме большевиков и к.-д.-милюковцев, объединены на лозунге: "Война оборонительная, по целям - без аннексий и контрибуций, мир на основе самоопределения народов". Для достижения же мира было два пути: или прямые переговоры без согласия союзников, т. е. сепаратный мир, или попытка наступления, которая позволила бы нам заговорить с союзниками другим языком. Был выбран второй путь и начато известное наступление 18 июня, начавшееся частичными, дорого оплаченными успехами. Этот момент Милюков нашел благоприятным для взрыва коалиции. Поводом послужили разногласия по Украинскому вопросу, но в основе были гораздо более глубокие причины. Министры-кадеты голосовали против широкой автономии Украины и, оставшись в меньшинстве, подали в отставку, взорвав тем самым Временное правительство.
Мой уход из партии к. д. Подчиняясь партийной дисциплине, я также подал в отставку, но одновременно (3 июля 1917 г.) подал и опубликовал заявление об уходе из партии после почти 12 лет состояния в ней. Я вступил в к.-д. партию в 1905 году, при основании ее, вместе с целой группой товарищей - беспартийных социалистов из состава бывш. Союза освобождения. Группа эта была не только социалистической, но и в ряде других вопросов занимала левую позицию. Мы были республиканцами, федералистами, всегда стояли за резкую оппозиционную тактику в отношении царского правительства. С течением времени группа эта таяла: одни умирали (Колюбакин, Обнинский), другие вышли из партии, третьи, особенно во время войны и революции, поправели. Я остался почти одиноким, особенно в ЦК, где Милюков сумел подобрать угодный ему и послушный состав. Отношения у меня уже ко времени ухода с большинством видных к.-д. были натянуты, а после ухода из партии обострились настолько, что едва ли есть для правоверного кадета более ненавистное имя, чем Некрасов. За короткое время своего пребывания в Сибири я испытал это в полной мере.
Агония коалиционной власти. I и II министерства Керенского. План Милюкова и его друзей заключался в том, чтобы заставить социалистов одних взять власть, а затем раздавить эту власть с помощью военной силы и поставить чисто буржуазное правительство. На роль диктатора вскоре выдвинулся известный генерал Корнилов, лично безусловно честный и храбрый, но невероятно узкий и с преувеличенным представлением о своей особе. События - прорыв фронта и июльское выступление большевиков - не позволили, однако, вождям буржуазии провести свой план в чистоте, и до самой Октябрьской революции продолжается судорожное цепляние за идею коалиции. К сожалению, и мне пришлось в течение двух месяцев играть активную роль в этой комедии, где обе сговаривавшиеся
стр. 21
стороны норовили друг друга надуть. Этот период - июль и август 1917 г. - составляет одно из кошмарных воспоминаний моей политической жизни. Никогда не прощу себе того, что имел слабость подчиниться уговорам Керенского и остаться в его правительстве. Единственное оправдание мое в том, что, будучи одним из моральных виновников несчастного наступления 18 июня, я считал себя не вправе уклониться от своей доли тяжести создавшегося положения.
Дело Корнилова и мой уход из Временного правительства. Высшим пунктом коалиционной комедии было известное соглашение Керенского с Корниловым, кончившееся неожиданным срывом, корниловским бунтом и его крушением. Я не принимал прямого участия в переговорах, хотя знал о них и, как страстный оборонец, сочувствовал всему, что могло укрепить фронт. После неудачи корниловской попытки его друзья стремились набросить тень и на мою роль в этом деле, не приводя никаких доказательств и ограничиваясь инсинуациями Бурцева и К о . Истинной причиной травли был новый повод усиления ненависти ко мне со стороны явных и тайных сторонников корниловской авантюры. Мне удалось настоять на своевременной рассылке извещения о бунте Корнилова по гражданскому и железнодорожному телеграфу, в то время как Савинков умышленно задержал отсылку такового же извещения по военному радио. По- видимому, этот мой шаг сыграл некоторую роль в быстрой ликвидации бунта. Этого мне не могли простить корниловцы и милюковцы. Керенский нашел этот момент удобным, чтобы пожертвовать мною и удовлетворить, наконец, мою многократную просьбу об отставке из Временного правительства.
Моя работа в Финляндии. Я был назначен генерал-губернатором в Финляндию, что не было только почетной ссылкой. Положение в Финляндии было очень напряженным; с минуты на минуту можно было ожидать германской высадки при поддержке местной белой гвардии. Надо было добиться какого-нибудь соглашения с финнами, сделав возможные уступки. Это мне удалось после довольно долгих переговоров со всеми партиями, а главным образом с социал-демократами. 25 октября 1917 г. я привез в Петроград на утверждение Временного правительства проект соглашения, принятие которого всеми партиями было обеспечено. Но Временному правительству уже не пришлось слушать мой доклад.
Октябрьская революция и время до Учредительного собрания. За 1 1 / 2 месяца отсутствия из Петрограда я потерял связи с руководящими кругами и потому поневоле оставался лишь свидетелем событий в Октябрьской революции, которым не мог, конечно, сочувствовать. В Гельсингфорс мне ехать было и нелепо, да и вряд ли возможно. Я остался поэтому в Петрограде ожидать созыва Учредительного собрания, живя совершенно легально, под своим именем, и всюду открыто появляясь. Никто меня не тревожил. Как известно, с созывом Учредительного собрания тогда связывались ожидания поворота. После разгона Учредительного собрания мне стало ясно полное банкротство эсеров, не сумевших использовать то огромное доверие, каким их наделил народ.
Я счел себя свободным от всяких политических обязательств и начал устраивать свою личную жизнь. Это было тем нужнее, что в июле 1917 г. я женился на В. Д. Зерновой и мы ожидали к июню 1918 г. рождения ребенка.
Легальная работа в Петрограде и Москве. Я решил исполнить свое давнее намерение и работать в сибирской кооперации. Практическую подготовку начал в Петроградском отделении Московского Народного банка, а в начале марта перебрался в Москву, где принял место управляющего Московской конторой Союза Сибирских кредитных союзов ("Синкредсоюз"). В Москве я поселился на Пречистенке, угол Обухова пер., начал организовывать контору (Мясницкая, 17), широко развертывая работу, заводил связи с советскими учреждениями и т. д.
В это время мне, в частности, случалось бывать по делам у тов. Милютина. От политики я отошел к этому времени совершенно, хотя от немногих друзей знал о тогдашних начинаниях. Любопытно, что деятели
стр. 22
создавшегося Союза возрождения нашли нужным осведомить меня частным порядком, через Авксентьева, что мое вступление в Союз признается нежелательным. Мне оставалось ответить, что я и не собирался добиваться этой чести. Отношение более правых кругов было, конечно, еще более резким. Меня это мало заботило, ибо я с головой ушел в деловую работу и личную жизнь.
Переход на нелегальное положение. Чехословацкая авантюра спутала все мои планы на мирную работу. Так как правление "Синкредсоюза" помещалось в Новониколаевске, то наша контора была с ним в постоянных телеграфных сношениях. Как известно, Новониколаевск оказался центром восстания, и наша деловая переписка привлекла внимание ВЧК. У меня на квартире был сделан обыск, не давший, конечно, никаких результатов. Я как раз уезжал в Клин на два дня и по возвращении узнал об обыске. Вины я за собой не знал, но время было тревожное, судьба Шингарева и Кокошкина была еще свежа в памяти, и я решил уехать в Сибирь, тем более что правление "Синкредсоюза" еще ранее рекомендовало мне приехать для личных переговоров.
Брат моей жены Б. Д. Зернов (погибший впоследствии с Гришиным-Алмазовым на Каспийском море) достал мне из Московского областного продовольственного комитета, где он служил, необходимые документы на имя Владимира Александровича Голгофского (эта фамилия была выбрана потому, что командировка лица с этой фамилией была предположена, но не состоялась, а мне были даны поддельные дубликаты удостоверений).
Поездка в Сибирь. С этими документами я выехал 17 июня 1918 г. чрез Нижний Новгород по Волге и Каме в Пермь, а оттуда, пользуясь своим знанием края, чрез Екатеринбург пробрался на ст. Шумиха, куда и прибыл 27 июня, явился к чешскому коменданту, который встретил меня сухо-вежливо и отправил в Омск с двумя чехами - не то в виде конвоя, не то для охраны. В Омске я явился к тамошнему правительству (это были 4 эсера, фамилии которых сейчас не помню). Мне предложили вступить в работу, но я заявил, что не хочу вмешиваться в политику, и уехал в Новониколаевск. Правление "Синкредсоюза" предложило мне временно вступить в управление Омской конторой. Я принял это предложение и до 5 сентября 1918 г. работал в этой должности. Однако забота о семье заставила меня покинуть Сибирь, и я выехал чрез Уфу и Сызрань к линии фронта. В Уфе мне удалось дополнить свои документы паспортной книжкой из найденных при занятии Уфы. Благополучно перебравшись чрез линию фронта, я прибыл 17 сентября 1918 г. в Москву.
Первый период нелегальной жизни в РСФСР. По приезде в Москву я убедился, что о правильной работе Московской конторы нечего и думать, что мое собственное положение стало много хуже, чем в июне, и что мне остается возможно скорее уехать в Сибирь. За два месяца я дважды пытался пробраться чрез фронт, но условия были не прежние: и документы у меня стали хуже, и охрана линии фронта бдительней, а главное, изменилось настроение местного населения. Первый раз я пытался пробраться чрез Чистопольский уезд, но отказался от своего намерения, убедившись, что население в большинстве враждебно чехам и при попытке перехода я буду неминуемо выдан. Второй раз в Кунгурском уезде Пермской губернии я был арестован у самой просеки, по которой надо было пройти десять верст по снегу целиком. Арест произошел тоже по указанию местного жителя, и мне едва удалось доказать, что я действительно возвращающийся из германского плена военнопленный. После этой неудачи я вернулся в Москву и на дороге узнал о свершившемся в Сибири перевороте - низвержении директории и утверждении диктатуры Колчака. Охоты рисковать жизнью ради того, чтобы попасть под власть адмиральской диктатуры, у меня не было.
Перелом в моем настроении. Я не хочу скрывать, что создавшаяся для меня трудность положения была главным мотивом моего решения перейти на полулегальное положение, т. е. стать лояльным гражданином РСФСР, хотя и под вымышленным именем. Вместе с тем, однако, в моих взглядах на будущее России произошла в ту пору серьезная перемена. Два фактора
стр. 23
имели тут значение. Во-первых, крушение германского милитаризма снимало в моих глазах с Советской власти самый тяжкий грех - отдачу России, а вместе с тем, казалось мне, и Европы, под иго германского сапога. Во-вторых, крушение директории в Сибири показало мне, что никакое среднее решение невозможно, а либо Советская власть, либо реакция, самая грубая и необузданная. При этих условиях я не мог колебаться в выборе и пришел к выводу, что спасение России не может быть достигнуто путем Деникиных, Колчаков, Врангелей и т. п.
Служба в Москве. В ту пору найти работу в Москве было легко. При помощи некоторого посредничества людей, не знавших моего настоящего имени, я поступил на должность секретаря коллегии Института школьных инструкторов физического труда (Москва, площадь Коммуны), в декабре 1918 г., но проработал там всего около двух месяцев, ибо московская голодовка и обострение хронической болезни (гнойный гайморит) заставили меня стремиться к отъезду из Москвы. Мне удалось получить предложение ехать агентом-статистиком Наркомпрода в Тамбов или Казань, я выбрал последнее. Съездив в феврале в Казань, чтобы осмотреться, я вернулся ненадолго в Москву и 20 марта 1919 г. приехал окончательно в Казань, где и прожил, почти безвыездно (в сентябре 1920 г. был в Москве), два года до нынешнего ареста. Перед отъездом из Москвы мне довелось еще побывать в ВЧК, которая, видимо, имела данные, что Голгофский - Некрасов, но не сумела установить этого в точности, и после двухчасового допроса я был отпущен с миром.
Работа в Казани. В Казани я с усердием взялся за работу статистика, но скоро увидел, что у меня масса свободного времени, ибо Москва почти не давала заданий. Тогда я предложил свои услуги Казанскому Центральному рабочему кооперативу. Удостоверение Наркомпрода открыло мне двери, а месячная проба, видимо, удовлетворила правление КЦРК, и оно пригласило меня заведовать статистико-экономическим отделом. В КЦРК я начал работать с 16 апреля 1919 г. и автоматически перешел в КПО, где вскоре занял место заведующего организационно- инструкторским отделом. Из моей деятельности в КПО отмечу работу по проведению декрета 20 марта 1919 г. (образование самого КПО) и создание ныне работающих районных органов КПО. Впрочем, об этом периоде моей работы есть и официальные отзывы правления КПО, да и от любого из членов правления можно запросить отзыв.
В мае 1920 г. ко мне обратились несколько работников Татсоюза (тогда еще Губсоюза) с предложением выставить кандидатуру в члены правления. После некоторого колебания я принял предложение, отметив, что в своей работе я буду стремиться не противопоставлять рабочих и крестьян, а стремиться согласовать их интересы и что я иду больше всего для работы по организации кустарного производства. Это же я повторил и в речи перед избранием.
Мои общие политические взгляды. Оставаясь с 3 июля 1917 г. вне всяких партий и политических организаций, сосредоточившись последние два года на хозяйственно- кооперативной работе, я все же не переставал, конечно, раздумывать над судьбами России. В основе мои взгляды сложились, как я уже говорил, два с половиной года назад, но с тех пор они приобрели четкость и ясность, по крайней мере для меня.
Я убежден, что Советский строй должен быть признан основой всего строительства России, что бессмысленны и гибельны для России всякие попытки насильственного сокрушения Советской власти интервенциями, генеральскими диктатурами, бунтарством, террором и т. п., поскольку Коммунистическая партия бесспорно представляет собой в современных условиях организованную волю пролетариата, коммунистам принадлежит и политическое руководство жизнью РСФСР, за которое они несут ответственность пред народом и историей. В областях хозяйственной, профессионального движения и кооперации, при сохранении идейно- политического руководства коммунистов, должно быть отведено широкое поле работы для внепартийных элементов, ибо лишь в рядах последних можно найти необходимые технические силы для творческой работы в этих областях.
стр. 24
Работа в Татсоюзе. С этими руководящими принципами я приступил к работе в Татсоюзе год назад. О практических результатах работы моей лично говорить не буду - отзыв о ней можно получить и от тт. Рошаля и Ешина, и от находящейся в Казани комиссии Главкустпрома. Могу лишь утверждать, что во главу угла было положено дело и только дело. В общей работе Татсоюза были два случая, когда коммунисты и беспартийные оказались друг против друга - при выборах президиума и при замещении должности начальника Организационного управления. В первом случае решение было найдено по соглашению, и только во втором - дело дошло до Таткоопа, решению которого кооперативная группа подчинилась. Далеко не так было в среде самой кооперативной группы. Ее составляли пять человек, прошедших по трем различным спискам, притом в наибольшей численно группе трех членов, прошедших по списку N 1, было еще два течения, разногласия между которыми приняли резкую форму. Разногласия эти касались чисто кооперативного вопроса о взаимных отношениях потребительской кооперации с двумя другими ее видами - кустарно-промысловой и сельскохозяйственной. Тов. Талашенко - фанатик потребительской кооперации - отстаивал полное господство этой ветви над двумя другими, я же лично стою на точке зрения хозяйственной самостоятельности кустарно- промысловой и сельскохозяйственной кооперации при сохранении лишь идейно-кооперативного руководства за кооперацией потребительской. Этот старый теоретический спор приобрел большое практическое значение для Татсоюза с момента образования при нем Таткустпромсекции; последняя, по моему представлению, должна была стать настоящим автономным центром кустарно-промысловой кооперации Татреспублики, а по мнению Талашенко - лишь фиктивным центром для включения кустарной кооперации в состав Татсоюза. Из этих принципиальных разногласий вырос ряд практических мелких неурядиц, жестоко тормозивших работу. Попытки сговора не давали результатов. Все это заставило меня в конце января текущего года заявить, что я отказываюсь выставить свою кандидатуру в члены правления на предстоящих выборах и ухожу окончательно в кустарно-промысловую работу.
Возникновение идеи общего кооперативного списка. Тогда ко мне приступили товарищи с требованиями не бросать работу в Татсоюзе. После долгих переговоров я дал согласие баллотироваться при следующих условиях: 1) от беспартийных кооператоров выставляется один список, 2) все избранные по этому списку члены правления и контрольного совета обязуются взаимной кооперативной дисциплиной подчинения большинству и соблюдения платформы списка; 3) Талашенко в список не включается.
Платформа же включала мое понимание взаимоотношений в кооперации, и к этому для избежания недоразумений я добавил пункт, по которому, в сущности говоря, у нас и не было разногласий,- что участники списка лояльно признают Советский строй и обязуются к творческой хозяйственной работе в рамках этого строя.
Предвыборная работа. Предложение коммунистов о едином списке. Большинство кооперативных работников одобрило эти условия; оставалось провести их в жизнь. Но тут-то и возникли затруднения. Надо сказать, что самое определение беспартийного кооператора очень широко, а при крестьянском составе уполномоченных неизбежно всех их считать кооператорами. Значит, вышеуказанные условия надо было провести с согласия всех крестьян. В это время было выдвинуто предложение коммунистов произвести выборы на основе единого списка с таким распределением мест: 2 коммуниста, 1 мусульманин (Ахмеров Ш.) и 3 кооператора (Голгофский, Наумов, Кулаков или третий кто-нибудь другой, но не Талашенко и не Савченко). Предложение это было вполне приемлемо, и я принял все меры, чтобы провести его. На Кулакова, не согласившегося баллотироваться, было произведено давление, и согласие его почти обеспечено. Вечером же 20 марта, то есть накануне открытия собрания, устроено было частное совещание беспартийных уполномоченных, которому я сделал доклад о международном и внутреннем положении РСФСР. На докладе были и партийные.
стр. 25
Мой доклад крестьянам. В своем докладе я отметил блестящие успехи советской дипломатии, но указал на возможность новых осложнений в связи с франко-польско-румынским договором и прочими интригами Антанты. Оттенив важность гражданского мира, резко осудил кронштадтцев, самым решительным образом заклеймил бунтарство "Махно, Антонова и прочих". Приветствовал постановления партийного съезда о натуральном налоге и о кооперации, подробно их разъяснил и указал в заключение на всю серьезность предстоящей кооперации работы. У меня осталось впечатление, что почва для объединенного списка с коммунистами подготовлена. Правда, некоторые товарищи уверяли меня, что я произвел на крестьян впечатление коммуниста и что поэтому к моему докладу крестьяне отнеслись как к партийному освещению. Я не придал этому в то время значения... Далее опущены разделы: "Первый день собрания. Скандал с выборами председателя"; "Дальнейший ход собрания"; "Итоги выборов".
Выводы о кооперативной группе. Позволяю себе подвести итоги сказанному о кооперативной группе: 1) группа беспартийных кооператоров сорганизовалась к выборам не для политической борьбы, а для устранения внутренних трений между кооператорами, 2) группа готовилась выступить на выборах в объединенном с коммунистами списке, и только случайность этому помешала, 3) численный результат выборов не противоречит предварительным переговорам с коммунистами, 4) деловая работа нового правления, при руководстве коммунистов, была обеспечена, что подтверждается единогласием первых шагов правления - выборов президиума и распределения обязанностей.
Заключение. Еще несколько заключительных слов по вопросу обо мне лично. Тов. Клочков предложил мне назвать видных коммунистов, на которых я мог бы сослаться.
Я пропускаю, по понятным соображениям, тех тов. коммунистов, знакомство с которыми основано на моих ходатайствах как депутата за них в Департаменте полиции при царском режиме.
I. Дореволюционный период моей работы может быть освещен:
1) членами фракции IV Думы - Бадаевым, Петровским, Мурановым и др.
2) По Сибири - тов. Шумяцким. 3) По Петрограду - быть может, тов. Каменев - со слов присяжного поверенного Н. Д. Соколова, 4) По Москве - быть может И. И. Скворцов-(Степанов).
II. В Февральскую революцию: 1) тов. Суханов, 2) тов. Стеклов.
III. В период первого Временного правительства также: 1) т. Стеклов, 2) т. Суханов, 3) т. Хинчук.
IV. За период открыто враждебных отношений с коммунистами, понятно, мне некого указывать.
V. По работе в Казани думаю, что имею некоторое право сослаться на т. Баранова, Догадова, Шляпникова, Керве, Любимова и др.
VI. Лично меня знают тт. Милютин, Шлихтер и многие другие.
VII. О переломном моменте в моей жизни - поступлении в Советскую работу, может быть, вспомнит тов. Балкашина - не коммунист, но друг семьи В. И. Ленина - у нее я начинал работу под именем Голгофского в Институте школьных инструкторов физического труда.
VIII. Наконец, историческое освещение моей роли может дать Комиссия по истории Коммунистической партии (Комистпарт) во главе с тт. Адоратским и Пионтковским, знающими меня и лично по Казани.
Д. Р-45579, т. 4, л. 154 - 173. Автограф; л. 174 - 181об. - то же, машинопись.
N 5. Телеграмма Ф. Э. Дзержинского Всетатарской ЧК
21 апреля 1921 года
Из Москвы Предтатчека Иванову
Вышлите немедленно арестованного бывшего министра Некрасова со всеми материалами мое распоряжение Москву. Об исполнении уведомьте. 21 апреля N 26025/г. Председатель ВЧК Дзержинский.
Д. Р-45579, т. 4, л. 190. Заверенная копия.
стр. 26
N 6. Протокол N 78 заседания коллегии Всетатарской ЧК
28 апреля 1921 года
Присутствовали: Предвсетатчека Г. Иванов, член коллегии П. Иванов и секретарь - член коллегии Шкеле.
Слушали: Дело N 736 по обвинению гр.гр. Савченко Якова Михайловича, Венецианова Якова Сергеевича, Талашенко Ивана Феодоровича и Голгофского В. А. (Некрасова Николая Виссарионовича), первых трех - в организованном выступлении против Советской политики на съезде кооператоров в марте 1921г., Голгофского - в скрытии своей фамилии и бывший звания так министра путей сообщения Временного правительства, и гр. Крелленберг Веры Григорьевны - в даче ложных показаний. Докладывал уполномоченный Клочков.
Постановили: Дело вместе с арестованными гр. Савченко, Талашенко и Венециановым препроводить в Секретный отдел ВЧК на распоряжение, дело же Некрасова Н. В. (Голгофского) выделить и согласно телеграфного распоряжения Председателя ВЧК Дзержинского от 21 апреля с. г. за N 26 025 вместе с арестованным Некрасовым препроводить в распоряжение Председателя ВЧК т. Дзержинского. Арестованную Крелленберг В. Г. из-под стражи освободить и дело о ней производством прекратить.
Относительно опечатанной библиотеки сообщить в Татнаркомпрос на предмет изъятия, а отобранные при обыске фотографический аппарат и кассеты возвратить гр. Крелленберг.
[Подписи]
Д. Р-45579, т. 4. л. 200. Заверенная копия
N 7. Секретарь Председателя ВЧК - коменданту ВЧК
5 мая 1921 года
Арестованного Некрасова Н. В. принять и держать в хороших условиях. Зачислить за ТатЧК. [Подпись].
Д. Р-45579, т. 4. л. 12. Автограф. Слово "ТатЧК" зачеркнуто.
N 8 Протокол допроса Н. В. Некрасова в Особом отделе ВЧК
20 мая 1921 года
1921 г. мая мес. 20 дня я, уполномоченный следователь ВЧК Розенфельд, допрашивал в качестве обвиняемого / свидетеля [оба слова зачеркнуты.- Ред. ] гражданина Некрасова Н. В., и на первоначальные вопросы он показал:
1. Фамилия. Некрасов - Голгофский - Недельский.
2. Имя, отчество. Николай Виссарионович, Владимир Александрович, Николай Семенович.
3. Возраст (год рождения). 1879 г., 20 октября.
4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность). Сын протоиерея, из г. Петербурга.
5. Местожительство. Казань, Кошачий пер., д. N 5, кв. N 17.
6. Род занятий (последнее место службы и должность). Член правления Татсоюза и председатель временного правления Кустпромсекции Татсоюза.
7. Семейное положение (близкие родственники, их имена, фамилии, адреса, род занятий). Женат; жена - Вера Дмитриевна Зернова с 30 июля 1917 г., думаю, что живет в Петрограде (дочь профессора Технологического института).
8. Имущественное положение (до и после революции). Никогда недвижимости не имел.
9. Партийность и политические убеждения. Беспартийный с 3 июля 1917 г., с 1909 г. - кадет.
10. Образовательный ценз. Институт инженеров путей сообщения в Питере (1902 [г.] окончание).
11. Где жил, служил и чем занимался:
а) до войны 14г. В 1913 г - член Государственной думы (III и IV созывов).
стр. 27
б) до Февральской революции 17 г . - уполномоченный передового Сибирского отряда, тов. председателя Земгора. Последние два месяца перед революцией - тов. председателя Государственной думы.
в) до Октябрьской революции - член Временного правительства (сначала министр путей сообщения до 3 июля 1917 г., затем министр финансов и зам. министра председателя до 3 сентября 1917 г., затем финляндский генерал-губернатор до Октябрьской революции).
г) с Октябрьской революции до ареста. В момент Октябрьской революции 25 октября был случайно в Питере, где и оставался жить у проф. Зернова Д. С. до 10 февраля 1918 года. С 10 июля по 5 сентября 1918 г.- временный управляющий Омской конторой Синкредсоюза; с 5 сентября 1918 г. по 21 декабря 1918 г. - не служил; 17 сентября - в Москве жил на Немчиновском посту у В. Д. Зерновой до октября 1918г., затем выехал с женой и ребенком в Симбирск, откуда на лошадях пытался через Чистопольский уезд проехать через линию фронта, чтобы снова и окончательно основаться в Омске, где за мной в Синкредсоюзе было сохранено место. Средства для переезда с женой в Сибирь у меня были, так как я взял с ведома председателя Синкредсоюза Берсенева (сейчас он, кажется, в Америке), который знал о моих замыслах по переселению в Сибирь, 15 000 руб. авансом, и были у меня кое-какие средства в запасе, хранившиеся у В. Д. Зерновой. Оговариваюсь, что непосредственно перед отъездом из Омска мною было взято в Синкредсоюзе лишь 7000 руб., а общая сумма, числившаяся за мной, была 15 000 рублей. За несколько дней до отъезда из Омска я получил телеграмму из Самары от Бор. Дм. Зернова о том, что он прибыл в Самару и едет в Уфу. Поэтому я по дороге из Омска в Москву (это было в начале сентября 1918 г.) заехал в г. Уфу.
Здесь я встретил Б. Д. Зернова на вокзале и при его помощи, пробыв в Уфе одни сутки, достал себе паспортную книжку на имя Голгофского. Последнюю я получил в управлении милиции, кажется, по распоряжению члена Комитета Учредительного собрания Роговского. Книжка (чистый бланк) была заполнена по моим указаниям здесь же, в управлении милиции, и здесь же был положен штемпель о прописке, помеченный июлем. Печать и подпись комиссара Коммуны были уже раньше на чистом бланке книжки.
Так я доехал до Сызрани. Здесь я остановился и зашел к коменданту гор. Сызрани Бакичу для того, чтобы узнать о положении фронта в смысле возможности мне проехать. По совету Бакича я проехал по железной дороге два-три перегона от Сызрани, и дальше на лошадях мне удалось через ближайшую к Пензе за Кузнецком станцию выехать в тыл красных войск. Затем поездом через Пензу я проехал в Москву. Это было 17 сентября 1918 года. С вокзала я направился на мою прежнюю квартиру (угол Пречистенки и Обухова пер., д. N не помню, против Пожарного депо, и кв. N не помню) и здесь узнал у швейцара, что семья моя проживает на даче (Немчинов пост Александровской жел. дороги - дом не помню, чей). Тотчас же, не заходя на квартиру, которая уже не числилась за нами, я отправился на Немчинов пост. Нашел я свою жену - Веру Дмитриевну Зернову, уже с ребенком 2 1 / 2 месяцев от роду. Прожил я на даче около 2 1 / 2 - 3 недель почти безвыездно в город. В начале октября я, жена и сын отправились через Симбирск для переезда через фронт в Сибирь. Я - по документам, у меня бывшим, на имя Голгофского, жена моя - по своим документам на имя Зерновой получила пропуск для проезда в г. Симбирск к родным. Отправившись, с двумя пересадками мы приехали в гор. Симбирск, откуда уже лошадьми направились для переезда линии фронта. Переехать фронт нам не удалось вследствие быстрого продвижения красных войск вперед и враждебного отношения местного населения к нашей попытке. Поэтому я с женой и сыном вернулся назад в Москву, куда и прибыл в конце октября 1918 года. Здесь ею - женой моей - были сделаны попытки достать для себя легальный пропуск в Сибирь, но двухнедельные хлопоты не дали результатов, и я с попавшейся мне толпой пленных из Германии, один уже, отправился снова в Сибирь через Пермь. Билет был куплен мне по пропуску, полученному моей женой в процессе хлопот о проезде в Сибирь. До Перми я доехал
стр. 28
с пленными, замешавшись в их толпу, от Перми несколько станций к Кун-гуру я проехал в дачном поезде и далее на лошадях и пешком при помощи местных крестьян добрался до самого места перехода фронта (дер. Басарга), но здесь был задержан разъездом красных и по опросе в штабе отряда, полка и бригады был освобожден с обязательством вернуться в Пермь. В декабре 1918 г. в половине я прибыл снова в Пермь. Из Перми я первым отходившим поездом направился снова в Москву, куда после долгих мытарств и приехал около 20-х чисел декабря 1918 года. Во время моего отъезда из Москвы с пленными жена моя с сыном жила на одной из Тверских-Ямских (не 1- й, но какой - не помню, но в первом этаже). В этой квартире жил раньше двоюродный брат жены, Анатолий Сергеевич Зернов, который к тому времени выехал на Украину, как украинский подданный. За время моего отсутствия жена моя, как я узнал по приезде, поступила в библиотечный отдел Наркомпроса. За время пути последнего у меня тоже созрела мысль о необходимости бросить скитаться и поступить на службу. Приехав в Москву, я позвонил жене по телефону и вызвал ее на Александровский вокзал (и ей было ближе и я намеревался проехать на Немчинов пост). Повидавшись с женой, я уехал на Немчинов пост, где поселился на старой своей квартире, не считая возможным поселиться в квартире жены, где бывало очень много народа, который меня мог опознать и раскрыть. Живя на Немчиновом посту в течение 2 - 3 дней, я подыскивал себе службу в Москве. По рекомендации Владимира Васильевича Покровского (управделами Наркомпроса) мне удалось получить место секретаря коллегии Института школьных инструкторов физического труда, где председателем коллегии была А. Ф. Балкашина, кажется, друг семьи В. И. Ленина. Здесь я прослужил до 10 февраля 1919 г., с какового числа я перешел в статистико-экономический отдел Наркомпрода в качестве агента-информатора, так как таковые были тогда им нужны, а мне хотелось из Москвы уехать. В это время я жил в Скатертном пер., д. N 16, кв. N 1. Жена и ребенок продолжали жить отдельно от меня, сначала там же, на Тверской, а затем в Скатертном пер., д. N 22. Так продолжалось до моего отъезда в Казань в качестве агента статистико-экономического отдела Наркомпрода. В Казань я выехал с женой - В. Д. Зерновой, ребенок был отправлен к отцу жены в Питер. В Казани мы поселились на ул. К. Маркса в доме Коммерческого училища, затем переехали на Задне-Георгиевскую ул., дом старообрядческой общины, потом на Б. Лядской, д. N 10, откуда переехал я уже один, так как с женой к этому времени я разошелся, проводил ее в Питер к отцу ее с ребенком и, вернувшись из Москвы (так как я провожал жену до Москвы) в Казань, перебрался в Кошачий пер., д. 5, кв. N 17, где квартира была меньше и потому для меня удобнее, и имел я здесь полный пансион. Мое расхождение с женой, В. Д. Зерновой, явилось следствием наших с нею личных счетов и отношений и притом всецело по моей вине (прошу это записать). В Казани, проработав некоторое время агентом Наркомпрода, я определился на службу в Казанский рабочий кооператив в качестве заведующего статистико-экономическим отделом. В конце мая 1920 г. я перешел в Татсоюз в качестве члена правления, а до этого около года работал в Казанском центральном рабочем кооперативе, сначала, а потом в КАПО в качестве заведующего отделом. В Татсоюзе я прорабтал около года до дня ареста. На предложенные вопросы далее отвечаю.
Гражданку Крелленберг Веру Григорьевну (девичья фамилия - Круговая) я знаю по службе в ЦРК в Казани, работала она затем в КАПО и в Татсоюзе. Я действительно ездил с нею в командировку для обследования кустарно-промысловых артелей в окрестностях Казани. Сопровождение ею меня диктовалось деловыми соображениями, потому что она- вела всю работу по обследованию и регистрации артелей (она была в то время пом. заведующего инструкторским отделом). Гр-ка Крелленберг от меня не знала о том, что я - Некрасов, и не давала поводов думать, что она знает об этом вообще, хотя бы из другого источника. При расспросах гражданки Крелленберг о моем, Голгофского, прошлом я рассказывал ей всегда все то, что говорил всем, от кого скрывал свою настоящую фамилию. Например,
стр. 29
гражданка Крелленберг знала с моих слов, что я окончил Уфимское реальное училище, что я учился в Томском технологическом институте, что я был за границей и что во время Февральской революции я проживал в Сибири. Одним из мотивов того, что я не рассказывал гражданке Крелленберг о своей работе во Временном правительстве, было то, что она, Крелленберг, не зная, кто я, очень резко отзывалась о деятельности Временного правительства и его членов. Однако основным мотивом было нежелание мое, чтобы близкий ко мне человек был осведомлен о моем инкогнито. Поручение Центросоюза было дано мне в июне 1918 г. тов. Беркенгеймом по моей просьбе, причем я, конечно, знал, что вряд ли смогу его выполнить. Догадывался ли Беркенгейм о фиктивности моей миссии, я не знаю. Объясняюсь, что, придя к Беркенгейму, я сказал ему, что я как заведующий Московской конторой Синкредсоюза командирую для работы в Тобольскую губернию некоего Голгофского В. А., и ему-то по распоряжению Беркенгейма и по моей просьбе был выписан этот мандат на обследование рыбных ловлей. Беркенгейм не знал, по-моему, что я носил фамилию Голгофский. Я явился к нему как Некрасов.
В отношении средств к жизни. Тотчас после Октябрьской революции я стал жить на средства, главным образом, скопившиеся у меня после финляндского генерал-губернаторствования, где я получал оклад в 30 000 руб. золотом, причем успел получить жалованье по 1 ноября, то есть за два месяца, и эта сумма денег к моему приезду в Питер была около 10 000 руб. русскими деньгами. В Питере я и жена жили на эти деньги; в Москве я имел еще источник дохода от службы в Омске - тоже служба и аванс в 7000 руб.; затем снова - в Москве остатки от того, что имелось в Питере, и главным образом остатки Омского аванса. В Казани первое время я очень нуждался материально, а определившись в Центральный рабочий кооператив, стал жить на жалованье около 2000 руб., и вообще в Казани до дня ареста жил не голодая, но и не особенно широко.
Н. Некрасов
Дополнительно и категорически утверждаю, что с момента Октябрьской революции я ни к какой политической партии или организации не принадлежу и никакой активной политической работы вообще, а против Советвласти власти во всяком случае, не вел. Н. Некрасов.
Д. Р - 45579, т. 4, л. 30 - 37об. Подлинник.
N 9. Отзыв коммунистов - ответственных работников г. Казани, членов правлений Союза потребительских обществ Татреспублики и Казанского потребительского общества о Голгофском *
[Апрель - май 1921 года]
Голгофский вступил в Казанский губсоюз (ныне Татсоюз) в мае 1920 г. в качестве члена правления по выбору от общего собрания уполномоченных - по списку кооперативной группы. Ему было поручено сначала заведование отделом заготовок, а затем он вошел в Кустпромсекцию в качестве ее руководителя.
Как в отделе заготовок, так равно и в Кустпромсекции он с самого начала вел одну общую линию: борьбу с закупками через посредников - на базарах и завязывание деловых сношений непосредственно с производителями через посредство кустарно-промысловых артелей. Возможность массовых заготовок и возможность развития кустарной промышленности заключалась, по его мнению, в том, чтобы связать производителей непосредственно с государственными и кооперативными заготовительными аппаратами путем организации кустпромартелей, путем заключения с ними соответствующих договоров на производство разного рода предметов. В работе своей - в особенности при организации работы Кустпромсекции - он проявил большое умение и инициативу, и Кустпромсекция под его руководством быстро стала перегонять по своей работе старое кустарно-промысловое объединение - Кредитартельсоюз.
Вместе с этим следует особо отметить ту энергию, с которой Голгофский боролся с Кредитартельсоюзом, насквозь пропитанным старым кооперативным духом - независимостью и спекулятивными замашками, - Со-
стр. 30
юзом, который свою работу построил главным образом на полуспекулятивных базарных закупках кустарно-промысловых изделий. В общем, в своей деловой работе, как член правления Татсоюза, Голгофский проявил себя с лучшей стороны как в отношении понимания задач хозяйственного строительства настоящего времени, так и в отношении проявленного им умения и энергии, с которыми он проводил в жизнь эти задачи.
В отношении его общественно-политической работы, поскольку она проявлялась открыто, следует отметить следующее. Он всегда и всюду в своих выступлениях подчеркивал: Мы должны танцевать только от советской печки (его любимое выражение). Это основной тон его выступлений.
Почему так, об этом он также не однажды говорил. В одной из своих речей, в которой он доказывал, что интеллигенция, в особенности социалистическая, должна, наконец, бросить свое враждебное отношение к совершающимся событиям и дружно взяться за новое хозяйственное строительство, - он говорил приблизительно так: "Период уравнительно-потребительского коммунизма" прошел. Наступил период производственного социализма, т. е. тот период, к которому мы все, социалисты, стремились. Так почему же мы теперь не работаем. Неужели только потому, что переворот совершился не по нашим планам. Надо помнить, что революция как маятник: качнется вперед, а затем пойдет опять назад. Обратное движение неизбежно. Но если мы все зубами вцепимся в этот маятник и по возможности дольше задержим его в настоящем положении, то стержень, на котором держится маятник, успеет двинуться вперед и обратное движение маятника не будет означать возврата к старому... Если же мы этого не сделаем, то история скажет нам свой приговор: "Вы опять рабы".
Перед крестьянами, уполномоченными Татсоюза, на предварительном совещании, происходившем во время Кронштадтского восстания, он развивал ту же мысль следующим образом: Советская власть и Россия настолько срослись, что всякий удар по советам - является ударом по России; безразлично, в каком бы виде этот удар ни происходил: в виде ли иноземного нашествия, Кронштадтского восстания или же в виде бандитских выступлений анархически настроенных крестьян. Крупный шаг вперед в советском хозяйственном строительстве он видит в постановлениях X съезда партии, замене натуральным налогом разверстки и т. п.
В общем, несмотря на то, что он не всегда отказывался от легкой возможности сорвать аплодисменты на критике наших хозяйственных неурядиц, его смело можно назвать организатором и руководителем советского движения среди казанской интеллигенции, и среди служащих и инструкторов Татсоюза в частности. В этом отношении он был большой опорой для новой коммунистической группы правления в его деловой работе.
При сем присовокупляем три выписки из протоколов N 37 от 27 января 1920 г., N 3 от 1 июня и N 4 от 9 июня 1920 г. заседаний правления Казанского городского потребительского общества, состоящего в большинстве из коммунистов - ответственных работников г. Казани, характеризующие Голгофского за период его работы в КПО в качестве заведующего организационно-инструкторским отделом. Первое постановление, сделанное по официальному предложению фракции коммунистов- членов Правления, было сделано в связи с заявлением Голгофского о его боязни взять на себя политическую ответственность за ход выборов уполномоченных КПО, которую ему, как заведующему организационно-инструкторским отделом, придется нести, с просьбой освободить его от дальнейшей работы в качестве заведующего организационно-инструкторским отделом.
Д. Р - 45579, т. 3, л. 11 - 11об. Упомянутые выписки из протоколов в деле отсутствуют.
N 10. Телеграмма Центросоюза Татарскому союзу кооперативов
[Не ранее 28 мая 1921 года]
Казань Татсоюз
Постановлением Председателя ВЧК дело Некрасова- Голгофского
стр. 31
прекращено, он освобожден. [С] согласия Цека партии привлекается работе Центросоюза N 9842.
Председатель Правления Центросоюза Хинчук.
Д. Р - 45579, т. 3, л. 9. Заверенная копия.
N 11. Показания Некрасова Николая Виссарионовича, быв. члена правления Центросоюза, записанные собственноручно *
21 января 1931 года
О конкретных актах вредительской деятельности организации Центросоюза и связанных с нею в области снабжения промтоварами *
В дополнение и уточнение моих предшествующих показаний, в целях их документации, сообщаю следующее. В начале 1928 г. мною была получена от Петунина тактическая директива, полученная им от Союзного Меньшевистского Центра: 1) бороться против классовой политики партии и Советской власти в деревне; 2) задерживать процесс индустриализации страны; 3) бороться против коллективизации деревни; 4) поддерживать независимость кооперации, противопоставляя ее государственному аппарату. В отношении непосредственно рынка промтоваров эта тактическая директива конкретизирована была затем Петуниным (а позднее - Залкиндом) прежде всего в том направлении, чтобы проводить такие принципы распределения промтоваров, дефицита их на рынке, чтобы содействовать усилению капиталистических элементов, особенно - в деревне. На первое время (для II - IV кварталов 1927/28 года) таким принципом явилось распределение товаров между районами СССР по "кооперативным показателям" (численность населения района, количество пайщиков потребительской кооперации в данном районе и размер оборотов потребительных кооперативных организаций данного района). Общие народнохозяйственные показатели при этом игнорировались. В результате главная масса товаров шла не в те районы, где они были нужны по народнохозяйственным соображениям, а туда, где была сильна кооперация, где поэтому товаров было и без того достаточно. Вместе с тем "кооперативные показатели" поддерживали и мысль о самостоятельности кооперации; таким образом я выполнял сразу две директивы Петунина. "Кооперативные показатели" были уже раньше утверждены правлением по моему докладу "О методах регулирования рынка промтоваров" (15 марта 1927г.); оставалось их подтвердить. Это было сделано в комиссии по распределению промтоваров под моим председательством (протокол комиссии от 26 - 27 марта 1928 г., п. 1), а затем и правлением Центросоюза (в марте-апреле 1928 г.). Общий итог применения "кооперативных показателей" за 1927 - 28 г. был подведен мною в докладе Объединенному пленуму правлений Центросоюзов СССР и РСФСР 23 - 25 октября 1928 года. Подсчеты показали, что в целом принцип "кооперативных показателей" удалось провести. В результате ряд важных хлебозаготовительных районов недополучил нужного им количества товаров; другие районы получили их в избытке и не смогли реализовать. Отрицательная (и притом объективно правильная) критика "кооперативных показателей" была дана в статье Виноградского, помещенной в "Экономической жизни" летом 1928 года. Ответ на эту статью, написанный мной и защищавший идею этих показателей, был помещен мною также в "Экономической жизни" вскоре после статьи Виноградского. (Не имея комплектов газеты, не могу восстановить точно даты этих статей.)
Статья Виноградского явилась поводом к тому, что Залкинд установил связь мою с Виноградским, чтобы избегнуть таких взаимных нападений.
На 1928/29 г. по ряду объективных причин проводить "кооперативные показатели" стало невозможным (см. мое показание от 18/ХII - 1930 г.). Взамен их я предложил на этот новый период принцип распределения промтоваров между районами по размеру "покупательных фондов населения на промтовары". Эта система тоже отвечала приведенным мною выше
стр. 32
директивам меньшевистского центра, переданным мне Петуниным. Эта система игнорировала классовый состав населения и распределение покупательных фондов между отдельными классовыми группами. Вредительское значение этой системы сказалось особенно в предпочтении, которое получали сельские районы с сильным кулацким элементом; тем самым потребительская кооперация получала установку против проведения четкой классовой линии в деревне. Принцип "покупательных фондов" был мною проведен в правлении Центросоюза в конце августа 1928 г., а затем окончательно утвержден Объединенным пленумом правлений Центросоюзов 23 - 25 октября 1928 г. (см. постановление по моему докладу и по докладу комиссии Климохина). Эта установка и проводилась затем в жизнь нашей организацией по всем товарным ресурсам Центросоюза, на распределение которых по докладу 7 июня 1928 г. не мог оказывать влияние Наркомтруд.
Однако кулацкие элементы к этому времени уже были резко ограничены в размерах своих закупок. Поэтому практически система покупательных фондов привела к накоплению излишних запасов в отдельных районах СССР (Сев. Кавказ, Ср. Волга), а одновременно - к товарному голоду в более молодых экономических районах, важных для хлебозаготовок (Казахстан).
Общая характеристика неудовлетворительности работы по распределению промтоваров за этот период имеется в "Ревизионной оценке деятельности Центросоюза за 1928 - 1930 гг.". Подробнее обоснование системы покупательных фондов было изложено мною в специальной обширной статье (помещена в "Союзе потребителей" в конце 1928 г. или в начале 1929 года).
В проведении своей идеи я встретился с противодействием Залкинда, который предпочитал проводить старую линию доведения до абсурда руководящих директив, что широко практиковалось наркомторговской группой вредителей. Сговорились мы на том, чтобы мою систему провести лишь в рамках Центросоюза, а широкую ее проработку затянуть, чтобы она не приняла нежелательного для организации направления. Залкинд совсем уклонился от участия в проработке вопроса, а Виноградский вместе со мной затянул работу госплановской комиссии по вопросу об установлении цифровых величин удельных весов отдельных республик и районов СССР по показателям покупательных фондов. Работа этой комиссии должна быть отражена в архивных материалах торговой секции Госплана СССР, относящихся к концу 1928 года.
В последний момент, работы этой комиссии были дезавуированы самим Виноградским, который дал соответствующее письмо на подпись зам. пред. Госплана СССР Фрумкину. Письмо было адресовано на имя председателя правления Центросоюза, получено в конце 1928 г. и должно находиться в архиве ПЗУ Центросоюза или Секретариата правлений.
Другим актом вредительства в тот же период 1928 - 29 г. явился саботаж декрета СНК СССР от 7 июля 1928 года. В 1928 г. высшие правительственные учреждения признали неотложным размежевание функций различных органов в области планирования завоза промтоваров. Была организована комиссия под председательством зам. председателя СТО - В. В. Шмидта. В эту комиссию включен был Виноградский, а на одном заседании был и я от Центросоюза. При окончательном редактировании постановления СНК на основе работ комиссии Виноградский провел такую редакцию, которая сводила на нет размежевание функций. Центросоюзу были даны большие (внешне) права по планированию завоза промтоваров, но одновременно он был подчинен директивам Наркомторга СССР, пределы и содержание которых не были точно установлены (п. 2 декрета); точно так же были предоставлены большие права Наркомторгам Союзных республик, но компетенция их не была отграничена точно от компетенции Наркомторга СССР.
Саботаж был проведен таким порядком: несмотря на постановление соединенного заседания коллегий Наркомторгов СССР и РСФСР (копия прилагается к показанию [в деле отсутствует.- Ред .]) о размежевании
стр. 33
функций двух наркоматов, вредительский аппарат Наркомторга СССР не дал хода этому постановлению и сохранил такое переплетение компетенций, которое позволило легко проводить вредительские акты. Из рассказов Лапина мне известно, что наиболее активно действовал в этом направлении Каеб.
Со своей стороны я дал директиву не настаивать на проведении размежевания, и эта моя (совместно с Петуниным) директива была выполнена по линии Центросоюза Лапиным, Мордковичем, Матеранским. Такое же точно положение было создано и по размежеванию функций между Центросоюзом и Наркомторгом СССР. Первоначально наркомторговский аппарат не давал никаких директив, требуемых декретом 7 июля, а когда Центросоюз представлял свои планы, они отвергались за несоответствием установкам Наркомторга СССР. И в этом случае Лапин, Матеранский и Мордкович имели от меня такую директиву: лишь внешним образом заявлять о невыполнении закона 7 июля и фактически содействовать саботажу закона.
Вышеуказанные акты освещены в "Ревизионной оценке деятельности Центросоюза за 1928 - 1930 годы", на стр. 10. Ревизионная комиссия верно отмечает и пассивность Центросоюза в деле защиты своих прав и "систематическое нарушение Наркомторгом СССР основных принципов декрета от 7/VII - 1928 года".
Этот же печатный документ на стр. 10 подтверждает буквально и данную мной ныне характеристику об игнорировании в распределении промтоваров по покупательным фондам классового состава населения и распределения фондов между плановыми группами.
На почве саботажа акта 7 июля был в частности осуществлен акт вредительства в отношении лесосплава, обеспечения снабжения промтоварами, которое представляло в начале 1929 г. исключительную ценность. Некоторые сотрудники Центросоюза (не принадлежащие к числу вредителей) своевременно поставили вопрос о разработке плана снабжения лесосплава. Такой план и был своевременно (в феврале) составлен и представлен надлежащим порядком на утверждение в Наркомторг РСФСР. Этот последний тоже без задержки согласования и утверждения этот план [так в тексте.- Ред. ], что по существу акта 7 июля, входило в его компетенцию. Однако вследствие неразмежевания функций план был представлен на окончательное утверждение в Наркомторг СССР. Вредительским же аппаратом последнего утверждение было задержано и своевременное снабжение лесосплава было сорвано. Со своей стороны Центросоюз по моей директиве не форсировал проведение плана. Документы по этому делу должны находиться в Управлении промтоваров Центросоюза. Эпизод этот освещен также в "Ревизионной оценке" на стр. 11. К этому же времени относятся мои личные действия по отвлечению внимания общественных и правительственных организаций от истинных причин перебоев в снабжении. С этой целью при докладе Объединенному пленуму правлений Центросоюза 23 - 25 октября 1928 года о товароснабжении в 1927/28 г. я осветил условия рынка промтоваров таким образом, чтобы явление товарного голода вытекало из правительственной политики индустриализации страны. В смягченной форме эта точка зрения нашла себе отражение и в резолюции пленума по моему докладу (п. 3 пост. N 5 от 23/Х - 28 г.). В прениях же эта позиция была принята и некоторыми партийцами, что вызвало затем статьи Кантора в "Кооперативной жизни" (N 300 1928 г., N 1 1929 г.), под заглавием "По наклонной плоскости".
В том же докладе, говоря о перспективах промтоварного снабжения на 1928/29 г., я стушевал вопрос о методах распределения, а сосредоточил внимание собрания на балансе спроса и предложения промтоваров. В осторожной форме я подчеркнул, что "мы не можем предвидеть большого насыщения рынка промтоварами. Удивляться этому не приходится, особенно приняв во внимание, что большие капитальные вложения в тяжелую индустрию увеличивают размер товарного дефицита" (стенограмма пленума от 23/Х - 28 г.). И эта мысль нашла себе поддержку у некоторых партий-
стр. 34
цев, склонившихся вправо, и внимание всего собрания было отвлечено в желательную для меня сторону. Эта часть доклада и прений также освещена в упомянутых статьях Кантора в "Кооперативной жизни".
Другая директива меньшевистского центра заключалась в содействии обострению явлений товарного голода другими мерами, кроме планов завоза. Одной из таких мер явилась задержка в организации "контрольно-ассортиментных пунктов" при кооперативных организациях. Учреждение этих пунктов имело целью наблюдение за потребительским спросом по товарам сложного ассортимента (текстильным, хозяйственным, кожевенно-обувным). На основе этого наблюдения необходимо сигнализировать промышленности о требованиях потребительского рынка и рационально составлять планы завоза по ассортименту. По моим директивам Лапин, Морд-кович и Матеранский затормозили выполнение этого мероприятия. В результате ревизионная комиссия в своем акте "Ревизионной оценки" вынуждена была на стр. 13 отметить крайнюю задержку по текстильным контрольным пунктам, а вместе с тем указывала, что по хозяйственным товарам пункты находятся в "зачаточном состоянии"; а по кожевенно-обувным (и другим) товарам совсем не организованы. Цифровой материал по этому вопросу должен находиться в делах Ревизионной комиссии по указанному акту "Ревизионной оценки".
Записано собственноручно. Н. Некрасов.
Допросил: Ст. уполномоченный ЭКУ ОГПУ Соколов.
Д. 580822. "Союзное бюро ЦК РСДРП (м)", т. 31, л. 1543 - 1550. Автограф.
N 12. Рапорт Н. В. Некрасова начальнику строительства ГИСТР-II
11 марта 1936 года
В соответствии с Вашими указаниями предполагается для предоставления мне жилплощади в Завидове приспособить один из покупаемых при переносе селений домов. Прошу Вашего указания Финотделу о разрешении нужных кредитов. Н. Некрасов. 11/III - 36г.
Д. Р-45579, т. 3, л. 42. Копия. Резолюция: "Кагнер. Надо дать деньги, чтобы Некрасов имел там хорошую квартиру. Л. Коган. 15/III - 36г."
N 13. Протокол допроса Н. В. Некрасова
15 июня 1939 года
Некрасов Николай Виссарионович, 1879 г. рожд., сын служ. культа, быв. член Гос. думы, быв. член Временного правительства, быв. член ЦК кадетов. Осужденный в 1931 г. по ст. 58-7 УК к 10 годам.
До ареста начальник работ Калязинского р-на Волгостроя НКВД.
Вопрос: Вам предъявлено обвинение в подготовке террористического акта над В. И. Лениным, а также в принадлежности к антисоветской организации на строительстве канала Москва-Волга и Волгострое НКВД. Признаете ли вы себя в этом виновным?
Ответ: Признаю себя виновным в содействии организации группы, ставившей себе задачу участия в вооруженной борьбе с Советской властью ко времени созыва Учредительного собрания. Непосредственной задачи совершения террористического акта против В. И. Ленина группа не имела, но совершила покушение на жизнь В. И. Ленина по указанию своих фактических руководителей, партии эсеров.
Вопрос: Ко второму пункту обвинения мы еще вернемся. Ваш же ответ о непричастности к организации покушения на жизнь В. И. Ленина не соответствует действительности. Вы изобличаетесь как один из непосредственных организаторов этого покушения, и следствие требует по этому вопросу исчерпывающих объяснений.
Ответ: Больше по вопросу о покушении на жизнь В. И. Ленина я добавить ничего не могу.
Вопрос: С братом вашим, Некрасовым Михаилом Виссарионовичем, у вас отношения нормальные?
Ответ: С 1929 - 1930 гг. я с братом не встречался.
стр. 35
Вопрос: Ваш брат арестован и в своих преступлениях сознался. Вас он изобличает как одного из непосредственных участников организации покушения на жизнь В. И. Ленина, причем показания вашего брата по этому поводу проверены и подтверждаются другими документами следствия.
Ответ: Я настаиваю на точности своих объяснений и полагаю, что мой брат Михаил ошибся. Я признаю, что покушение на жизнь В. И. Ленина совершено участниками группы, в создании которой я принимал непосредственное участие. О совершенном покушении, равно как и о лицах, его совершивших, я узнал после покушения, но до выявления виновников органами Советской власти. Следовательно, виновен в недонесении о совершенном преступлении.
Вопрос: В предыдущем ответе вы не отрицаете, что лица, совершившие покушение на жизнь В. И. Ленина, являлись участниками заговорщической группы, в организации которой вы принимали непосредственное участие. Следственно, вы несете ответственность за это покушение?
Ответ: Подтверждаю, что лица, совершившие покушение на жизнь В. И. Ленина, были членами этой группы, в первоначальной организации которой я участвовал, но к моменту покушения группа уже вышла из-под моего влияния и имела другое руководство. В целях наиболее полного освещения вопроса о моей роли в организации свержения Советской власти в 1918 г. прошу предоставить мне возможность дать более подробные объяснения, так как я имею сообщить следствию ряд фактов и обстоятельств, которые не известны следствию.
Записано с моих слов верно, мною лично прочитано.
Допросили: Нач. Следств. отделения 3-го Отдела лейтенант госбезопасности Виницкий. Оперуп. ел. отделения 3 отд. сержант госбезопасности Иванов
Д. P-45579, т. 1, л. 34 - 37. Подлинник на бланке; авторизованная копия.
N 14. Протокол допроса Н. В. Некрасова
26 июня 1939 года
Вопрос: Когда вы начали заниматься политической деятельностью?
Ответ: С 1905 года.
Вопрос: В каких политических партиях вы состояли?
Ответ: С 1905 г. по 1917 г. состоял в партии кадетов.
Вопрос: После Октябрьской революции в какой партии состояли?
Ответ: Не состоял вообще.
Вопрос: Ваше официальное положение во время пребывания в масонской организации?
Ответ: В масонскую организацию я вступил в 1909 г. в Петрограде. С 1910 г. по 1916 г. являлся секретарем так называемого Верховного Совета масонства народов, России. Состоял в масонской организации до момента ее распада, т. е. до 1917 года. В этот период времени я являлся членом Государственной думы.
Вопрос: Назовите известных вам членов масонской организации?
Ответ: Из оставшихся в России масонов в настоящее время никого не помню.
Вопрос: Ваша роль в Комитете спасения родины?
Ответ: В этой организации я не состоял, однако связь с отдельными ее членами поддерживал.
Вопрос: Кто эти члены организации и в чем выразилась связь с ними?
Ответ: Одним из членов Комитета являлся Галперн Александр Яковлевич, от которого я получал информационные сведения о положении дел в Комитете.
Вопрос: Дайте объяснение о характере ваших взаимоотношений с Союзом георгиевских кавалеров?
Ответ: У меня не было никаких отношений с этой организацией.
Вопрос: На предыдущем допросе вы показали, что в состав организованной группы по подготовке вооруженного восстания входил Зинкевич, который, как это установлено следствием, являлся одним из активных участ-
стр. 36
ников Союза. Почему вы скрываете от следствия вашу связь с Союзом георгиевских кавалеров?
Ответ: О деятельности Зинкевича в Союзе георгиевских кавалеров и вообще о деятельности этого Союза Зинкевич мне ничего не сообщал.
Вопрос: Германа Ушакова вы знали?
Ответ: Да, знал.
Вопрос: В каких вы были с ним отношениях?
Ответ: Германа Ушакова я знал как одного из участников организованной мной группы для участия в вооруженной борьбе с Советской властью.
Вопрос: Что вам известно о причастности вашего брата к Союзу георгиевских кавалеров?
Ответ: Ни о причастности, ни о деятельности брата в Союзе георгиевских кавалеров мне ничего не известно.
Вопрос: Это неправда, из материалов следствия видно, что вы с целью поднятия авторитета брата в рядах этого Союза, приняли воинскую делегацию во главе с ним.
Ответ: Делегацию эту я принял как одну из многих делегаций, приезжавших с фронта приветствовать Временное правительство.
Вопрос: К вашим связям с Союзом георгиевских кавалеров мы вернемся. Сейчас расскажите о характере ваших взаимоотношений с эсерами?
Ответ: Организационная связь с эсеровской партией имела место только с Лебедевым и выразилась в том, что я связал с ним организованную мной группу, для вооруженной борьбы с Советской властью.
Вопрос: А с Онипко у вас связи не было?
Ответ: Онипко вступил в группу, мною организованную, уже после передачи связи с ней мною Лебедеву. Других организационных связей с Онипко я не имел.
Вопрос: Откуда вам известно, что Онипко являлся участником группы?
Ответ: Со слов брата Михаила после того, как я встретился случайно с Онипко на квартире, где жил брат.
Записано с моих слов верно, мною прочитано. Некрасов.
Допросили: Начальник Следственного отделения 3 отдела лейтенант госбезопасности (Виницкий).
Оперуполномоченный Следственного отделения сержант госбезопасности (Иванов).
Д. Р - 45579, т. 1. л. 58 - 59об. Подлинник.
N 15. Протокол допроса обвиняемого Н. В. Некрасова
13 июля 1939 года
Вопрос: На предыдущих допросах Вы показали, что принимали активное участие в масонской организации. Дайте подробные объяснения о деятельности этой организации и лично Вашей роли в масонской организации?
Ответ: Я подтверждаю, что, состоя в масонской организации с 1909 года, я принимал активное участие в ее деятельности, являясь секретарем, так называемого Верховного совета масонства народов России. По этому вопросу прошу предоставить мне возможность дать следствию собственноручные показания.
Некрасов.
Допросил: Оперуполномоченный Следственного отделения сержант госбезопасности Иванов.
Д. P-45579, т. 1. л. 71. Подлинник.
N 16. Собственноручные показания Н. В. Некрасова
13 июля 1939 года
Гражданину Следователю III отдела ГУЛАГ НКВД *
В развитие моего краткого сообщения о принадлежности моей с 1908 по средину 1917 г. к масонской организации желаю показать следующее: Я был принят в масонство в 1908 г. ложей под председательством гр. А. А. Орлова-Давыдова на квартире профессора M. M. Ковалевского.
стр. 37
Ложа эта принадлежала к политической ветви масонства и была создана первоначально французской ложей "Grand Orient de France", но уже с 1910 г. русское масонство отделилось и прервало связь с заграницей, образовав свою организацию "Масонство народов России". В 1909 г. для очистки новой организации от опасных по связям с царским правительством и просто нечистоплотных морально людей организация была объявлена распущенной и возобновила свою деятельность уже без этих элементов (кн. Бебутов, М. С. Маргулиес - впоследствии глава белого "Северо-западного правительства"). Новая организация была строго конспиративна - она строилась по ложам (10 - 12 человек), и во главе стоял Верховный Совет, выбиравшийся на съезде тайным голосованием, состав которого был известен лишь трем особо доверенным счетчикам. Председателям лож был известен только секретарь Верховного Совета; таким секретарем был я в течение 1910 - 1916 годов.
Масонство имело устав, даже печатный, но он был зашифрован в особой книжке "Итальянские угольщики 18 столетия" (изд. Семенова). "Масонство народов России" сразу поставило себе боевую политическую задачу: "Бороться за освобождение родины и за закрепление этого освобождения". Имелось в виду не допустить при революции повторения ошибок 1905 года, когда прогрессивные силы сразу раскололись и царское правительство легко их по частям разбило. За численностью организации не гнались, но подбирали людей морально и политически чистых, а кроме того и больше всего - пользующихся политическим влиянием и властью. По моим подсчетам, ко времени февральской революции масонство имело всего 300 - 350 членов, но среди них было много влиятельных людей. Показательно, что в составе первого Временного правительства оказалось три масона - Керенский, Некрасов и Коновалов, и вообще на формирование правительства масоны оказали большое влияние, так как масоны оказались во всех организациях, участвовавших в формировании правительства. Масонство было надпартийным, т. е. в него входили представители разнообразных политических партий, но они давали обязательство ставить директивы масонства выше партийных. Меньше всего было большевиков: я знал только И. И. Скворцова-Степанова и примыкавшего к большевикам присяжного поверенного Н. Д. Соколова (позже - сенатора при Временном правительстве). Народнические группы были представлены Керенским, Демьяновым, Переверзевым, Сидамон-Эристовым, С. Д. Мстиславским (исключен в 1912 г. ввиду подозрений в связи с Азефщиной). Меньшевики и близкие к ним группы имели Чхеидзе, Гегечкори, Чхенкели, Прокоповича, Кускову. Среди к.-д. были Некрасов, Колюбакин, Степанов В. А., Волков Н. К. и много других. Среди прогрессистов отмечу Ефремова И. Н., Коновалова А. И., Орлова-Давыдова А. А., Коробку Н. И. Особенно сильна была организация на Украине, где ее возглавляли бар. Штейнгель Ф. Р., Григорович-Барский, Василенко Н. П., Писаржевский Л. В. и ряд других крупных имен до Грушевского включительно. Переходя к роли масонства в февральской революции, скажу сразу, что надежды на него оказались крайне преувеличенными, в дело сразу вступили столь мощные классовые силы, особенно - мобилизованные большевиками, что кучка интеллигентов не могла играть большой роли и сама рассыпалась под влиянием столкновения классов. Но все же некоторую роль масонство сыграло и в период подготовки февральской революции, когда оно было своеобразным конспиративным центром "народного фронта", и в первые дни февральской революции, когда оно помогло объединению прогрессивных сил под знаменем революции. Незадолго до февральской революции начались и поиски связей с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А. И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязана организационная связь. Готовилась группа в с. Медведь, где были большие запасные воинские части, в полках Ленинграда, ... [одно слово не разобрано. - Ред. ] и другие. В момент начала февральской революции всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового прави-
стр. 38
тельства - сперва Временного Комитета Государственной думы, а затем и Временного правительства. Во всех переговорах об организации власти масоны играли закулисную, но видную роль. Позже, как уже указал я выше, начались политические и социальные разногласия и организация распалась. (Допускаю, однако, что взявшее в ней верх правое крыло продолжало работу, но очистилось от левых элементов, в том числе и меня, объявив нам о прекращении работы, т. к. к этому приему мы и раньше прибегали.) Эти мои показания, которые могут быть еще развиты и дополнены, я считаю нужным дать по следующим мотивам:
1) не иметь никаких тайн от Советского правительства;
2) быть может и оказать некоторую помощь, поскольку аналогичные организации несомненно продолжают существовать за границей, с ними, возможно, связана и наша белая эмиграция. Как пример, приведу Польшу, где, по проникавшим в печать намекам, масонство еще в 20-х годах имело силу. Отмечу, что первый посланник Польши в СССР Патек был, как мне известно, масоном и организатором польского масонства.
Дополняю, что в СССР, насколько я знаю, почти нет известных мне масонов; из помнящихся мне я не знаю судьбы Н. И. Коробки (педагог в Воронеже), архитектора Брусов и Веретенников в Ленинграде и уже упомянутый мною Мстиславский С. Д. (был исключен).
Н. Некрасов Д. Р - 45579, т. 2, л. 19 - 23. Автограф; машинописная копия - л. 14 - 18.
N 17. Протокол допроса обвиняемого Н. В. Некрасова
22 - 25 и 28 июля 1939 года
Некрасов Н. В., 1879 г. рожд., из семьи протоирея, служащий, по специальности инженер путей сообщения, до революции член Государственной думы, тов. председателя Государственной думы 4 созыва, с 1909 по 1917 г. член ЦК партии кадетов, с 1908 по 1916 г. секретарь Верховного совета масонства народов России, быв. зам. председателя Временного правительства. Быв. министр путей сообщения до 3 июля, с 24 июля министр финансов Временного правительства и с сентября 1917 г. до Октябрьской Революции - генерал-губернатор Финляндии.
В 1931 г. был осужден к 10 годам ИТЛ по делу Союзного бюро РСДРП меньшевиков. В 1933 г. был коллегией ОГПУ досрочно освобожден и судимость снята по представлению руководства строительства ББК и Москва - Волга Когана Лазаря Иосифовича.
Вопрос: На допросе от 2 июля с. г. Вы показали, что являлись идейным вдохновителем покушения в 1918 г. на жизнь В. И. Ленина и организатором террористической группы, пытавшейся в том же году убить Ленина. Вы это показание подтверждаете?
Ответ: Свои показания от 2 июля с. г. о том, что я являлся идейным вдохновителем покушения на В. И. Ленина и организатором боевой группы, пытавшейся в январе 1918 г. убить В. И. Ленина, я подтверждаю полностью.
Вопрос: Стало быть, Вы организовали террористическую группу?
Ответ: Я организовал боевую группу, которая перед собой также ставила задачу совершения террористических актов.
Вопрос: Уточните показания об обстоятельствах создания Вами этой группы?
Ответ: В день Октябрьской Революции, я, будучи генерал-губернатором Финляндии, приехал в Петроград доложить о положении дел в Финляндии. Оказалось, что временное правительство было по существу уже низвергнуто большевиками. Возвращаться в Гельсингфорс в связи с объявлением самостоятельности Финляндии было бессмысленно, и я остался в Петрограде. Чувство ненависти к большевикам, разрушившим дело буржуазно-демократической революции, которому я посвятил свою сознательную политическую жизнь, а также лишение меня власти, понуждало меня искать пути борьбы с устанавливающейся диктатурой пролетариата, противником которой я являлся.
стр. 39
Господствующим лозунгом среди противников диктатуры пролетариата был "Созыв Учредительного собрания" и "Создание буржуазно-демократического строя" в России. По ходу выборов было очевидно, что большевики не будут иметь большинства в учредительном собрании и что вооруженное столкновение с ними неизбежно. На платформе борьбы с Советской властью, вернее, за свержение диктатуры пролетариата, и в целях участия в установлении в России буржуазно-демократического строя, мною и была объединена группа лиц, так же, как и я резко враждебно настроенных к большевикам. Фактическими руководителями этой боевой группы, вскоре после ее создания стали капитан царской армии Зинкевич и мой брат Михаил Некрасов, военный врач, примыкавший к эсерам. Пользуясь тогда репутацией политического деятеля, я стал идейным руководителем ее.
Встречаясь с братом Михаилом, я направлял в беседах с ним деятельность группы, давая оценку политического положения в стране, указывая на необходимости подготовки к вооруженной борьбе, также указывал пути и средства борьбы с большевиками. Я способствовал группе в приобретении оружия, необходимого при выступлении против большевиков. Наша группа вела слежку за Смольным, о положении же дел в Смольном я пользовался информацией Соколова и при встречах с Михаилом делился об этом и с ним. Таким образом, группа была осведомлена о положении дел в Смольном.
Вопрос: Каким образом Вы добывали информацию о положении дел у большевиков?
Ответ: Главным источником моей и Керенского осведомленности в период временного правительства о делах большевиков, были информации, получаемая нами от быв. присяжного поверенного сенатора временного правительства Н. Д. Соколова, который был тесно связан с Л. Б. Каменевым (Розенфельд) и H. H. Крестинским. Об этом знаю от самого Соколова, поддерживающего связь с Каменевым и Крестинским еще в дореволюционный период. Еще в 1912 - 13гг. Соколов обращался ко мне по вопросу о разрешении Каменеву вернуться в Россию, а Крестинскому облегчить положение, сосланного под гласный надзор полиции в Екатеринбург (Свердловск).
Собственноручное прошение Крестинского покаянческого характера, хранилось у меня до 1930 г., когда и было отобрано при моем аресте по делу Союзного бюро РСДРП меньшевиков. С Каменевым Соколов сохранил отношения и после Октябрьской Революции.
Другим путем получения информации был член ЦК партии эсеров Натансон (родственник члена временного правительства А. И. Коновалова). Третьим путем получения информации был журналист "Известий Советов" (в то время меньшевистских) Мих. Ив. Хачатуров, от которого и мне лично случалось получать информацию, а в 1918 г. управляющий делами временного правительства Гальперн получал от Хачатурова эту информацию постоянно. Помню, в частности, что мало известный тогда эпизод о столкновении (в период заключения Брестского мира) между левыми коммунистами и Лениным-Сталиным был мне сообщен тогда же Хачатуровым со всеми подробностями, в частности с описанием выступления Сталина И. В.
Всех персональных связей Хачатурова с большевиками я не знаю, но твердо помню, что он еще в Томске был очень близок с Борисом Шумяцким (Гавронский). Эти связи Хачатурова с членами коммунистической партии продолжались и после переезда Советского правительства в Москву и, по-видимому, доходили до ЧК, так как Хачатуров предупредил меня в мае 1918 г. о готовящемся моем аресте, в связи с чем я и перешел на нелегальное положение. Каким образом Временное правительство было своевременно информировано о готовящемся большевиками выступлении (Октябрьская Революция), точно сказать не могу, так как я был тогда в Гельсингфорсе, но твердо помню, что в разговоре с Гальперном по телефону последний мне сообщил 24 октября, что временное правительство получило точные сведения о готовящемся большевиками вооруженном выступлении против временного правительства.
стр. 40
Вопрос: Продолжайте объяснения о деятельности террористической группы?
Ответ: Отдавая себе отчет, что силами одной нашей группы в деле борьбы с большевиками многого сделать не удастся, и зная, что параллельно с нашей группой работу по подготовке вооруженного выступления против Советов также ведут эсеры, располагавшие значительными силами и оружием, я решил в целях контактирования действий связать нашу группу с ними, вернее, с одним из видных лидеров правых эсеров Лебедевым. Последний был помощником морского министра временного правительства.
Мне было очень хорошо известно, что Лебедев являлся непримиримым врагом большевиков. В этом я особенно убедился после его выступления в ноябре 1917 г. на так называемом "совещании товарищей министров" под председательством Прокоповича. В беседе с Лебедевым по окончании совещания я понял, что он является одним из наиболее решительных людей, способных на активную борьбу с большевиками. Это обстоятельство и толкнуло меня на установление организационной связи с Лебедевым. Последнему я сообщил, что мною сколочена небольшая группа людей, готовых в борьбе с большевиками на любые действия, и договорился, что я ему позвоню, взяв у него тут же номер его телефона. Было решено действовать совместно. Вскоре я позвонил ему по телефону и сообщил, что для установления связи с группой направляю к нему одного из активных ее участников капитана Зинкевича. Вскоре Зинкевич и Михаил информировали меня, что организационная связь боевой группы с эсерами - Лебедевым - установлена.
С приездом Михаила в Петроград наша группа стала пополняться. В нее вступили эсер Онипко Федот, сестры милосердия Ольга Рупини, Нина Колюбакина и некий "юнкер Иванов". Обсуждая с братом Михаилом (в это время он уже был фактическим руководителем террористической группы) вопросы борьбы с большевиками, я высказывался за необходимости организации террористического акта над В. И. Лениным. Михаил, так же, как и я, был сторонником крайних мер борьбы, он так же, как и я, считал, что в борьбе с большевиками все средства пригодны, вплоть до индивидуального террора. Вскоре после этого разговора Михаил информировал меня, что покушение на жизнь В. И. Ленина группа готовит. В начале января 1918 г. или же в конце декабря 1917 г. покушение на жизнь В. И. Ленина участниками созданной мною группы было совершено, но неудачно.
Вопрос: Расскажите о причинах неудачи этого покушения?
Ответ: Я прошу учесть, что это покушение имело место в 1918 г., и я мог многое забыть. От Михаила я на следующий день после покушения узнал, что нападение они пытались совершить на одном из мостов, когда Ленин возвращался с какого-то митинга. Это было поздно вечером. Михаил говорил, что он, Зинкевич и Ушаков от неожиданности появления машины В. И. Ленина растерялись и что только Зинкевич успел произвести по уходящей машине несколько выстрелов из револьвера. Машина тут же скрылась. Вскоре после покушения почти вся созданная мною террористическая группа была арестована.
Вопрос: Уточните показания о роли в этой террористической группе Нины Колюбякиной?
Ответ: Добавить к своим показаниям о роли Нины Колюбякиной в террористической группе ничего не могу. Подтверждаю полностью свои показания от 2 июля о том, что она принимала участие в деятельности группы.
Вопрос: 26 июня и 13 июля Вы показали, что являлись активным участником массонской организации. Расскажите, какую роль играла эта организация в вооруженной борьбе с большевиками?
Ответ: Я подтверждаю, что принимал активное участие в массонской организации, в которую вступил в 1908 г. в Петербурге. С 1910 по 1916 г. я был секретарем Верховного совета массонства народов России. Состоял я в массонской организации до 1917 г., когда она и распалась. Массонская
стр. 41
организация, как таковая, участия в борьбе с большевиками после их прихода к власти не принимала. В формировании состава временного правительства массоны принимали деятельное участие и оказали большое влияние, так как они сумели проникнуть во все организации, участвовавшие в формировании правительства. В самом правительстве оказались массоны - Керенский, ранее мною названный Коновалов и я - Некрасов.
Вопрос: Назовите массонов, оказывавших влияние на формирование Временного правительства?
Ответ: Народнические группы были представлены Керенским, Демьяновым, Переверзневым, Сидамон-Эристовым, С. Д. Мстиславским (исключен в 1912 г. в виду подозрений в связи с Азефовщиной). Меньшевики и близкие к ним группы имели Чхеидзе, Гегечкори, Чхенкелия, Прокоповича и Кускову. Среди кадетов были я - Некрасов, Колюбакин Александр Михайлович, Степанов В. А., Волков Н. К. и много других. Среди прогрессистов были - Ефремов И. Н., Коновалов А. Н., Орлов-Давыдов А. А., Коробко Н. И. Особенно сильна была массонская организация на Украине, где ее возглавляли барон Ф. Р. Штейнгель, Григорович-Борский, Василенко Н. П., Писаржевский Л. В. и др., вплоть до Грушевского М. С. - идеолог самостийной Украины.
Хочу сообщить следствию, что первый посланник Польши в РСФСР Натек был массовом и организатором массонства в Польше. Думаю, что это назначение Патека было не случайным. Патек еще до войны пытался установить связи с русским массонством, но мы на это не пошли, так как он был связан с французскими массонами, среди которых было много агентов охранки. Удалось ли Патеку впоследствии установить связь с русскими массонами уже в бытность посланником, мне неизвестно.
Допрос прерывается. Начат в 22 ч., прерван 23 июля в 4 часа. Допрос продолжен 28 июля с. г. в 12 час.
Вопрос: На следствии в 1930 и 1931 гг. Вы дали показания о Ваших связях с участниками Трудовой крестьянской партии?
Ответ: В 1930 - 1931 гг. следствие этими вопросами мало интересовалось. Мне тогда был задан вопрос о принадлежности к Трудовой крестьянской партии. Я ответил отрицательно и рассказал о своих связях с Садыриным как участником антисоветской организации в Наркомземе и на этом ограничился.
Вопрос: С кем из участников Трудовой крестьянской партии Вы были связаны и что известно Вам об этой антисоветской организации?
Ответ: О Трудовой крестьянской партии я узнал впервые от видного работника сельхозкооперации, активного участника этой организации Садырина Павла Александровича. С ним я был знаком по совместной работе до революции в Земгоре и в партии кадетов.
В период развития вредительской деятельности (1927 - 29 гг.) я часто встречался с Садыриным на различных совещаниях по вопросам кооперации. Я тогда работал в Центросоюзе в качестве члена президиума правления.
После одного из таких совещаний в Кремле мы по пути оттуда делились впечатлениями. Это было, если мне не изменяет память, в 1928 или 1929 году. Я начал Садырину жаловаться на слабую поддержку меня на совещаниях со стороны Любимова Исидора Евстигнеевича (впоследствии нарком Легкой Промышленности). На это Садырин ответил, что у них в Наркомземе дело поставлено совершенно иначе, что они прекрасно организованы и пользуются мощной поддержкой руководства Наркомзема. Тут же Садырин начал расхваливать бывшего тогда наркомом земледелия Смирнова Александра Петровича, подчеркивая его отрицательное отношение к генеральной линии Партии. Мне стало ясно, что в Наркомземе существует антисоветская организация, пользующаяся поддержкой Смирнова А. П. Я спросил у Садырина, многочисленная ли у них организация? Садырин ответил: "Довольно многочисленная". На этом беседа наша закончилась.
Вскоре об этой беседе я поделился с руководителем нашей группы
стр. 42
меньшевистской организации в Центросоюзе Петуниным Кириллом Гавриловичем. Последний мне сообщил, что о существовании в Наркомземе этой антисоветской организации ему известно и что "Союзное бюро меньшевиков" контактирует с ней свою антисоветскую работу.
Спустя некоторое время я на одном из совещаний встретился с небезызвестным Кондратьевым. Последний, зная о моей беседе с Садыриным, улучив момент, возобновил со мной разговор на эту же тему. Кондратьев мне подтвердил о наличии в системе Наркомзема серьезной антисоветской организации, пользующей большой поддержкой Наркомзема Смирнова. О том, что антисоветская организация в Наркомземе входила в Трудовую крестьянскую партию, я узнал уже в 1930 г., находясь под стражей.
Вопрос: Дайте более подробные объяснения об организационных связях Союзного бюро РСДРП меньшевиков с другими антисоветскими формированиями того периода, о которых Вы не дали показаний в 1930 - 31 годах?
Ответ: Об оставшихся нераскрытыми в 1930 г. организационных связях Союзного бюро РСДРП меньшевиков с другими антисоветскими организациями, мне известно следующее:
В период 1927 - 29 гг. действовали и были разоблачены антисоветские организации "Промпартии", "Союзного бюро РСДРП меньшевиков", "Трудовой крестьянской партии" и ряд других, как в центре, так и особенно на периферии, в отношении которых не была установлена их связь с каким- либо центром. Это объясняется тем, что уже тогда антисоветские организации были связаны не только между собой, но и с лицами, оказавшимися впоследствии участниками фракционных группировок внутри ВКП(б), которые, не ограничиваясь борьбой внутри партии и правительства, проводили антисоветскую работу частично через организации Промпартии, Союзбюро и ТКП, частью же непосредственно иерархическим порядком через подчиненных им как членам правительства организации.
Эта антисоветская работа и вообще связи участников подпольных фракционных группировок с вредительской и прочей антисоветской деятельностью не были тогда вскрыты, в результате общей установки следствия, которое, как правило, останавливалось при встрече с партийными именами (за исключением самых молодых по времени вступления в партию). В этом я убедился на собственном опыте при даче показаний на следствии.
Вопрос: Объясните конкретно, что известно Вам об этих связях, укажите источник Вашей осведомленности.
Ответ: Наличие такой невскрытой тогда организационной связи между названными антисоветскими организациями мною указывалось следствию в 1930 году. Полного отражения в моих показаниях того периода по вышеуказанным причинам не получило.
Мне уже тогда были известны кроме Смирнова А. П. и другие видные представители правительственных организаций, боровшихся против генеральной линии Партии. Эти лица, в целях борьбы с Партией имели связи с антисоветскими формированиями, а в некоторых случаях являлись руководителями антисоветских организаций.
Вопрос: Назовите этих лиц?
Ответ: К числу таких лиц принадлежал Шейнман Арон Львович, бывший председателем Госбанка, по своим убеждениям безусловно правый, в чем я убедился из общения с ним. Шейнман вдохновлял и руководил вредительством в банковской системе. Он единственный оставшийся безнаказанным из всей созданной им группы (Шер, Берлацкий, Аркус, Каценельнбаум и др.).
Q руководящей роли Шейнмана в антисоветской работе в Госбанке я знаю от него лично. Будучи членом эмиссионного совета Госбанка по личному выбору Шейнмана (формально я был делегирован Центросоюзом), я пользовался его большим доверием. О руководящей роли Шейнмана в антисоветской деятельности мне было известно также от Юровского Леонида Наумовича, быв. начальника валютного управления Наркомфина,
стр. 43
участника антисоветской вредительской группы в Госбанке. Тогда же я указывал следствию о Хинчуке Льве Михайловиче, принимавшего самое непосредственное участие в создании в Центросоюзе меньшевистского ядра.
Вопрос: Какова роль Хинчука в создании в Центросоюзе меньшевистского ядра?
Ответ: В то время (1927 - 29 гг.) Хинчук был полпредом СССР в Германии. Как раз в этот период главарь меньшевистской группы в Центросоюзе и член "Союзного бюро" Петунии устанавливал связь с заграничными меньшевиками.
Из отрывочных фраз Петунина мне стало известно, что Хинчук также принимал определенное участие в этом деле. Я также знал о большой близости Петунина с Хинчуком. Кроме того, Хинчук, еще будучи председателем правления Центросоюза, укомплектовал руководящий состав аппарата известными меньшевиками, как-то: Кибрик Борис Самойлович, Ахтямов Ибрагим Абусулудович, Черномордик Ефим Яковлевич, Колокольников Павел Николаевич, Брумштейн (имя, отчество не помню), Александров (имя, отчество не помню), Бовшовский (имя, отчество не помню), Фишгендлер Абрам Маркович.
Все они пользовались покровительством Хинчука и его поддержкой при проведении в Центросоюзе их меньшевистской линии. Я лично в правление Центросоюза был тоже введен по рекомендации Хинчука. Кроме упомянутых мною лиц, следует также отметить Болотина Захара Соломоновича и Туманова Н. Г. Двурушническая роль Болотина, члена президиума Центросоюза, осталась не раскрытой. Со слов Петунина мне известно, что Болотин был с ним связан и хорошо осведомлен о существовании в Центросоюзе меньшевистской организации и о ее деятельности. Туманов возглавлял антисоветскую организацию в Наркомфине, являясь членом коллегии Наркомфина. Об этом мне рассказал Юровский.
Должен оговориться, что сведения мои по этому вопросу не могут претендовать на полноту, так как правые во главе с Рыковым были оскорблены двукратным отклонением мною делавшихся ими мне предложений о вступлении в правительство (в 1923 г. Рыков через И. П. Бабкина, в 1925 г. Шейнман с ведома Рыкова) и, видимо, мне не вполне доверяли, почему и главари меньшевистского бюро не посвящали меня в секретные организационные вопросы более подробно.
Вопрос: 14 июня с. г. Вам было предъявлено также обвинение в активном участии в антисоветской работе на строительстве канала Москва- Волга и в Волгострое. Вы признаете себя в этом виновным?
Ответ: Да, признаю. Организация эта была создана по указанию Ягоды в антисоветских целях. Вредительской деятельностью организации руководили быв. начальник строительства канала Москва-Волга Коган Лазарь Иосифович и быв. начальник Дмитровского лагеря Фирин Семен Григорьевич.
Я был вовлечен в эту организацию в 1933 г. Коганом Л. И. и вредительские директивы получал от него лично, а позже через другого активного участника антисоветской организации, зам. начальника финансово-планового отдела строительства Кагнера Бориса Марковича.
Вопрос: Объясните более подробно обстоятельства вовлечения Вас в антисоветскую организацию?
Ответ: В антисоветскую организацию я был вовлечен следующим образом:
Еще на Беломорстрое Коган оказывал мне исключительное для заключенного, каким я был, внимание. В частности, при поездке вдвоем в служебном вагоне наши разговоры приняли характер простой беседы о прошлом. Коган рассказывал о своей молодости, о том, как он был анархистом, и случайно выявилось наличие у нас общего знакомого - быв. шлиссельбуржца Караулова, позже члена III Государственной думы. Караулов был домашним учителем Когана (в Сибири, который его очень любил).
Тогда же Коган сообщил мне о моем переводе в Москву и предполагаемом досрочном освобождении из лагеря. Действительно, вскоре я был
стр. 44
направлен в Москву, куда прибыл 20 октября 1932 г., и был очень приветливо встречен Коганом, получив право свободного передвижения по городу, но освобождение мое в назначенный срок не состоялось.
По приезде с Беломорстроя Коган сказал мне, что на мое освобождение требуется согласие ЦК ВКП(б) и это дело там задержано. В конце марта 1933 г. Коган позвонил мне (в то время я жил в Дмитрове) по телефону из Москвы и сообщил, что я из лагеря досрочно освобожден. По приезде в Дмитров он мне сказал, что ЦК ВКП(б) вопрос о моем освобождении так и не решил и что невзирая на это, Ягода освободил меня своей властью. При этом Коган многозначительно подчеркнул: "Вот видите, ЦК ВКП(б) для Вас ничего не сделал, а Ягода взял это на себя и освободил досрочно. Помните же, что слово Ягоды для Вас закон". Вскоре я понял значение этих слов: я должен был выполнять приказы Ягоды, хотя они и противоречили бы партийным и советским решениям.
Особенно ярко это подтвердилось весной 1934 г., когда в отсутствие Когана (он был в отпуску) готовился доклад в МК ВКП(б), секретарем которого был Л. М. Каганович, заинтересовавшийся положением дел на строительстве канала.
Участники составления доклада развернули в материалах к докладу (представленных М. Д. Берману) полную картину состояния строительства, не скрывая недостатков, предлагая ряд мер к ускорению и улучшению работ. Когда Коган вернулся из отпуска, он сразу вызвал тогдашнего начальника работ Шапошникова и меня и в крайне грубой форме обругал нас за слишком откровенный доклад: "Выслужиться хотите перед большим партийным начальством",- сказал он. Потом Коган вызвал уже меня одного и сказал примерно так: "Ну, Шапошников - ладно, а Вам-то я говорил, что Ягода не намерен спешить с окончанием канала. Вы думаете, ему приятно, что в его дела суют нос посторонние люди?" (Имелся в виду Л. М. Каганович).
Действительно, к тому времени я уже имел от Когана вредительские директивы Ягоды о задержке строительства канала.
Вопрос: О каких вредительских директивах Вы говорите?
Ответ: Вредительские директивы Когана и Ягоды в первую очередь выражались в даче мне указаний о задержке разворачивания работ по нерудным карьерам (гравий, песок), успешное ведение которых обеспечило бы высокие темпы бетонных работ. По крупнейшим и важнейшим карьерам, сыгравшим позже огромную роль, я имел прямые директивы Когана, со ссылкой на Ягоду, всячески тормозить их разработку. Так было с Таворским карьером, лучшую часть которого строительство канала потеряло из-за отказа в 100 000 руб. для его покупки, так было с карьером Райчиха и с Бухаловскими карьерами. Так, например, было и с Горицким карьером, освоение которого я по указанию Когана затянул до тяжелых зимних месяцев.
Я сознавал, что директивы Когана являются вредительскими, понимал, что, претворяя их в жизнь, я способствовал осуществлению установки Ягоды и Когана "не спешить с окончанием строительства канала", и таким образом был вовлечен в антисоветскую организацию, возглавляемую Ягодой, проводящую антисоветскую вредительскую работу на строительстве канала Москва-Волга.
Допрос прерывается в 16 час. Допрос продолжается с 17 час. 30 мин.
Вопрос: Из Ваших показаний не видно, что на строительстве канала Москва-Волга существовала антисоветская организация. Дайте по этому вопросу более ясные и исчерпывающие объяснения?
Ответ: Вначале со мной о наличии антисоветской организации никто не говорил. Тем не менее я ни в малейшей степени не сомневался в наличии таковой, так как видел, что антисоветская работа, проводимая мною и Коганом, ведется при организованном и сознательном участии ряда других лиц, занимавших руководящие посты на стройке.
Летом 1934 г. я получил от Когана задание организовать срыв хозрасчета в Карамышевском районе строительства (путем извращения его
стр. 45
принципов). Коган вызвал меня вместе с Рудминским Львом Моисеевичем, тогда начальником этого района, и сказал, что это вредительское мероприятие мы должны провести вместе и что это директива Ягоды. В последующих разговорах с Рудминским мы уже не скрывали друг от друга, что творим антисоветские дела.
Аналогичным образом меня свел Коган осенью 1934 г. и с другим участником антисоветской организации - Бажановым Евгением, начальником работ Икшанского района строительства. Дело обстояло так: по настоянию начальника работ строительства канала Мачтет (который, по моему убеждению, к антисоветской организации на канале причастен не был), я был вынужден потребовать от Бажанова ускорения устройства Икшанского обхода (отведение в сторону шоссе), так как отсутствие его грозило срывом выполнения работ по сооружению Икшанского узла.
Бажанов всячески саботировал это мероприятие и, видимо, пожаловался на меня Когану. Последний вызвал меня к себе в кабинет, где я увидел и Бажанова. Коган предложил нам договориться и сделать все для того, чтобы задержать устройство обхода. При этом Коган (как обычно в таких случаях) сослался на директиву Ягоды. По договоренности с Бажановым мы задержали устройство обхода и тем самым сорвали своевременное окончание работ по сооружению Икшанского узла.
Вопрос: Бажанов арестован и сознался в своей антисоветской деятельности на строительстве канала Москва-Волга. Из его показаний видно, что в антисоветскую организацию он был вовлечен лично Вами. Вы подтверждаете его показания?
Ответ: Показания Бажанова я подтверждаю. С Бажановым свел меня Коган, но первый разговор по существу задач антисоветской организации и конкретного задания по задержке строительства Икшанского обхода Бажанов имел со мной, так что имел основание считать себя вовлеченным в организацию мной.
Вопрос: К Вашим связям с Бажановым мы еще вернемся. С кем из участников антисоветской организации кроме Бажанова и Рудминского Вас связал Коган?
Ответ: В 1935 г. Коган связал меня с одним из активных участников организации Кагнером Борисом Марковичем, занимавшим тогда должность начальника финансово-планового отдела строительства.
Вопрос: Каким образом Коган связал Вас с Кагнером?
Ответ: В 1935 г. я имел столкновение с главным архитектором строительства Фридлянд (зять Ягоды) из-за слишком очевидного вредительства в проектировках расчетов для генерального плана. На мою жалобу на Фридлянда, со стороны Когана я получил резкий отпор. В заключение разговора Коган приказал мне к нему с докладами не являться, а обращаться к главному инженеру, добавив при этом, что "специальные директивы" (как участник антисоветской организации) я буду получать от Кагнера.
Вопрос: С Кагнером вы связались?
Ответ: Да, связался. Через несколько дней, после разговора с Коганом, я зашел к Кагнеру в его служебный кабинет. Кагнер уже знал об указании Когана и мы тут же договорились о том, что в дальнейшем директивы по антисоветской работе я буду получать от него - Кагнера. Впоследствии так и было.
Вопрос: Что Вам известно о целях названной Вами антисоветской организации?
Ответ: О программных установках антисоветской организации, действовавшей на строительстве канала Москва - Волга, непосредственно со мной никто из участников организации не обсуждал, равным образом и руководители организации мне их не сообщали. Я понимал, что вредительство на строительстве канала не может быть самоцелью или каким-то обособленным актом самодурства Ягоды, как это можно было бы объяснить при получении мной первых вредительских директив.
Не зная в то время о принадлежности Ягоды к право-троцкистской организации, я все же отдавал себе отчет, что целью вредительской организации, в которую я был вовлечен, является устранение законного
стр. 46
Советского Правительства с соответствующим насильственным изменением государственного и политического строя в сторону ликвидации достижений социализма и возврата к капиталистическому хозяйству и строю. Это совпадало с моими политическими взглядами.
Вопрос: Кто кроме названных Вами участников антисоветской организации принимал участие в ее деятельности. Назовите остальных участников организации на канале?
Ответ: Кроме названных мной участников антисоветской организации Кагнера Б. М., Рудминского Л. М., Бажанова Е., как участники организации, мне известны следующие лица: Рубенчик Евсей Давыдович, быв. помощник главного инженера строительства, последнее время работал на строительстве Куйбышевского гидроузла; Пятигорский Юлий Константинович, быв. начальник транспортного отдела, позже зам. начальника автотракторного отдела; Машков Евгений Павлович, быв. начальник планового отделения экскаваторно-транспортного отдела; Эйдук Александр Владимирович, быв. начальник Восточного района, последнее время работал начальником строительства Южной гавани; Платонов Александр Иванович, быв. начальник работ Восточного района, позже начальник работ Икшан-ского района; Комраков Николай Петрович, быв. зам. начальника Завидовского района строительства; Штыков (имя, отчество не помню), быв. начальник Орьевского района; Ливанов Владимир Александрович, быв. начальник работ строительства канала; Африкантов Глеб Александрович, зам. начальника финансово-планового отдела Завидовского района.
Вопрос: При каких обстоятельствах Вам стало известно о принадлежности перечисленных лиц к антисоветской организации?
Ответ: Рубенчик Е. Д. сам мне открылся в принадлежности к антисоветской организации при разговоре о посещении им Ягоды, позже его как участника организации мне называл и Кагнер. Пятигорский Ю. К. также сам вскрыл мне свою принадлежность к организации при разговоре об смещении его с должности начальника транспортного отдела. Это было в 1934 году. Машков Е. П. раскрыл мне свою принадлежность к организации летом 1935 г. в разговоре о материалах генерального плана. О принадлежности Эйдука к организации я узнал осенью 1934 г. от Платонова. Платонов и я взаимно раскрыли себя также осенью 1934 г. при передаче ему мною вредительской директивы относительно Горицкого карьера. О том, что Комраков принадлежит к организации, мне сообщил Кагнер летом 1936 года. С Комраковым мы имели постоянное общение в 1936 - 37 гг., как члены антисоветской организации. Африкантова мне назвал Кагнер как посредника по передаче директив мне и Комракову, позже в разговорах с Африкантовым мы взаимно назвали себя как соучастники антисоветской организации. О принадлежности Штыкова узнал от быв. его прораба Чмелева H. H., которого Штыков пытался вовлечь в организацию.
Являясь участниками антисоветской организации, перечисленные мною лица проводили активную вредительскую работу по директивам Когана.
Вопрос: О практической подрывной деятельности, проводимой участниками организации и лично Вами, равно как и о Ваших связях с ними, Вы будете допрошены отдельно. Сейчас скажите, с кем из участников антисоветской организации на Волгострое НКВД Вы установили связь, перейдя туда на работу?
Ответ: О наличии на Волгострое антисоветской организации, аналогичной организации, существовавшей на строительстве канала Москва-Волга, я впервые узнал от участника ее Рябова Николая Ивановича, с которым как с участником организации меня связал Коган. В разговоре с Рябовым в августе 1937 г. на Волгострое, куда я ездил предварительно ознакомиться с положением дел на строительстве, последний как участников организации на Волгострое назвал Алексеева, бывшего тогда заместителем начальника строительства по лагерю, и Спектора, начальника сметно-планового отдела. С этими участниками антисоветской организации на Волгострое я не сталкивался, так как ко времени моего перехода туда на работу Алексеев уже был арестован, а Спектор уволен.
стр. 47
Рябов сообщил мне, что вредительская деятельность особенно сильно проводилась по линии переноса селений и всей подготовки зоны затопления. Спектором были составлены вредительские планы и сметы в этой области с явным преуменьшением размеров работ и кредитов. Особенно были искажены потребности железнодорожного и мостового строительства. Им же во вредительских целях был запутан вопрос о переустройстве автогужевых дорог в районе зоны затопления. Вообще тормозилось развертывание работ и организация всех переустройств в районах зоны затопления. Такие же вредительские установки намечались и для плана 1938 года. Кроме того, Рябов упомянул о вредительстве в области гражданского строительства и в отделе технического снабжения. Кто осуществлял здесь вредительство, Рябов не сказал.
Когда я в октябре 1937 г. приехал на Волгострой, уже на постоянную работу, то сразу убедился, что информация Рябова была верна, так как во всех названных областях работы обнаружились явные следы вредительства. Перед отъездом на Волгострой я, будучи в Дмитрове, встретился с Кагнером. Последний предложил мне по приезде на Волгострой связаться по антисоветской работе с Ливановым Владимиром Александровичем, участником антисоветской организации на строительстве канала, впоследствии перешедшим на работу в Волгострой. Ливанов работал начальником работ Угличского гидроузла. С явкой к Ливанову я промедлил и заговорил с ним в первый раз только ранней весной 1938 года. В это время на Волгострое шли аресты, мы решили, что для начала новой вредительской работы время не подходящее.
Вопрос: Расскажите подробно о встрече с Ливановым?
Ответ: С Ливановым я встретился в Переборах в помещении управления строительства. Уединившись, я сообщил Ливанову, что имею поручение Кагнера связаться с ним по делам антисоветской организации. Ливанов ответил, что он уже об этом знает и был удивлен моим долгим молчанием. Я сослался на организационный период в порученном мне Калязинском районе и добавил, что время для разворота антисоветской работы, ввиду производящихся арестов, не подходящее. Ливанов со мной согласился.
Вопрос: Ваши показания о деятельности антисоветской организации далеко не исчерпывающие. Следствие к этому вопросу еще вернется.
Записано с моих слов верно, мною прочитано. Некрасов.
Допрос прерван в 22 часа 05 минут.
Допросили: Начальник Следственного отделения 3 отд. ГУЛАГа лейтенант государственной безопасности Виницкий.
Оперуполномоченный Следственного отделения 3 отд. сержант государственной безопасности Иванов.
Верно: младший лейтенант государственной безопасности С. Иванов.
Д. 45579, т. 1, л. 74 - 100. Подлинник; л. 104 - 122 - то же, рукописный подлинник. Орфография оригинала сохранена.
N 18. Справка *
1 декабря 1939 года
Ввиду окончания строительства канала Москва - Волга в 1937 г., передачи его в эксплуатацию и ликвидации Дмитровского лагеря НКВД документировать вредительскую деятельность Некрасова Николая Виссарионовича не представляется возможным.
Нач. следственного отделения 3 отд. ГУЛАГ НКВД лейтенант госбезопасности Виницкий
Оперуполномоченный Следственного отделения мл. лейтенант ГБ С. Иванов
Д. P - 45579, т. 5, л. 484. Подлинник.
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
 |
Контакты редакции |
О проекте · Новости · Реклама |
 Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Беларуси |
|
Россия
Беларусь
Украина
Казахстан
Молдова
Таджикистан
Эстония
Россия-2
Беларусь-2
США-Великобритания
Швеция
Сербия
