Советская историография располагает двумя работами, специально посвященными исследованию прогрессизма как одного из политических течений русского либерализма начала XX века¹ . Наиболее обстоятельной является монография В. Я. Лаверычева. В ней исследуется московский прогрессизм с его возникновения до конца существования. Автор использовал обширный архивный и печатный материал. Большим достоинством книги является то, что московский прогрессизм рассматривается в ней на фоне и в связи с ключевыми событиями того времени, в тесном взаимодействии с другими контрреволюционными силами. Работа В. Н. Селецкого доведена до конца 1912 г., но в ней наряду с московским исследуется также петербургский прогрессизм. Другие советские историки, затрагивавшие вопрос о прогрессизме, включая и автора этих строк, рассматривали его в общем контексте истории III и IV Государственных дум² .

Ниже сделана попытка продолжить эти исследования и прежде всего дать ответ на два вопроса, которые представляются ключевыми для понимания сути прогрессизма: 1) создали ли прогрессисты свою партию, 2) чем объяснить, что, будучи правее кадетов, они в годы войны выдвинули лозунг "ответственного министерства", в то время как последние отстаивали более скромное требование "министерства общественного доверия"; чем был продиктован такой радикализм и был ли он подлинным? Эти вопросы являются частью проблемы образования буржуазных партий в России.

Прогрессисты занимали срединное положение между октябристами и кадетами. Они вели свое начало от партии "мирного обновления", образовавшейся в 1906 г, и оказавшейся нежизнеспособной. В III Думе (1907 - 1912 гг.) прогрессисты оформились в отдельную фракцию, которую возглавил И. Н. Ефремов, богатый землевладелец. Одним из руководителей фракции был также Н. Н. Львов, в прошлом кадет. Никакой партии за думскими прогрессистами не стояло, а сама фракция была весьма аморфным образованием как по своему составу, так и по организации. "Партию прогрессистов в Думе, - писал С. И. Шидловский, - называли пристанодержательницей, потому что в ней было всякого жита по лопате, и было все, что хотите, кроме определенной фи-

¹ В. Я. Лаверычев. По ту сторону баррикад. М. 1967; В. Н. Селецкий. Образование партии прогрессистов. "Вестник Московского университета", История, 1970, N 5.

² Из новейших работ см.: В. С. Дякин. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны, 1914 - 1917. Л. 1967; его же. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 - 1911 гг. Л. 1978; А. Г. Слонимский. Катастрофа русского либерализма. Душанбе. 1975; Е. Д. Черменский. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М. 1976. Краткие сведения о прогрессистах имеются также в книге Л. М. Спирина (Л. М. Спирин. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М. 1977).

стр. 45

экономии"³ . К этой характеристике надо добавить, что фракция предоставляла своим членам свободу голосования, а единственным условием, требовавшимся от члена фракции в программном плане, была "общая прогрессивность".

Подобное положение не только не тяготило фракцию и ее лидеров, но, наоборот, было основой ее тактического и политического курса: беспартийность считалась главным средством усиления роли фракции и увеличения ее численности в Думе и за пределами последней. Расчет строился на том, что такой характер думского прогрессистского объединения облегчит вовлечение в него родственных элементов, которых почему-либо не устраивало дальнейшее пребывание в других фракциях Думы. В определенной степени он оправдался. С 1908 по 1912 г. фракция прогрессистов увеличилась на 11 человек (с 25 до 36). В начале деятельности IV Думы их уже было 48, и этот рост был тем более заметен, что происходил на фоне непрерывного падения численности октябристской фракции, уменьшившейся со 148 человек в 1908 г. до 120 в конце легислатуры III Думы и до 98 - в начале деятельности IV Думы. Таким образом, делал В. И. Ленин вывод, "самое характерное" в русском либерализме, что имело место за период с 1908 по 1912 г., - это "громадный рост прогрессизма"⁴ .

Но, несмотря на быстрый численный рост, в конечном итоге курс прогрессистов на "всеядность" не только не приближал, а, наоборот, отдалял перспективу образования партии, куда бы вошли, помимо прогрессистов, и "левые" октябристы и правые кадеты, на чем строился весь расчет. То, что до определенного предела и в известных условиях даже способствовало увеличению фракции, никоим образом не подходило для партии, требующей определенного минимума организованности и единства, которые принципиально отвергались прогрессистскими лидерами. Вот почему "левые" октябристы после раскола октябристской фракции и не помышляли о возможности объединения с прогрессистами. По той же причине не стремились слиться с ними правые кадеты, в том числе и видные члены ЦК, сочувствовавшие и помогавшие прогрессистам, особенно во время выборов в IV Думу.

В силу этого возник прогрессизм, поставивший своей целью создать партию "настоящей" буржуазии, свободную от засилья помещичьих элементов, как это было у октябристов, и "доктринерской", "беспочвенной" интеллигенции, хозяйничавшей в кадетской партии. "Это будет партия "настоящей" капиталистической буржуазии, какую мы видим и в Германии, - писал по указанному поводу Ленин. - Чисто интеллигентские, мало- "почвенные" либеральные элементы остаются у кадетов. Национал-либералы получают себе таких идеологов, как Струве, Маклаков, Протопопов, Ковалевский, и других, давным-давно стоящих уже одной ногой в реакционном лагере. К ним же безусловно примкнут и умереннейшие "шиповские" земско-помещичьи элементы, тоже стоящие за узкоцензовую конституцию, - "конституцию" для богатых"⁵ . Именно о такой партии мечтали "веховцы" с П. Б. Струве во главе - о партии откровенно контрреволюционного либерализма, непосредственным социальным базисом которой была бы буржуазия, а не помещичье-буржуазная интеллигенция.

Но, как это ни парадоксально на первый взгляд, главным препятствием на пути создания такой партии была сама буржуазия. Несмотря на то, что революция 1905 - 1907 гг. заставила купцов и промышленников приобщиться к политике, способствовала их политическому самосознанию, в массе своей российские Кит Китычи предпочитали партий-

³ С. И. Шидловский. Воспоминания. Ч. І. Берлин. 1923, с. 212 - 213.

⁴ В. И. Ленин. ПСС. Т. 22, с. 327.

⁵ Там же, с. 245.

стр. 46

ной организации организации сословно-корпоративные - всевозможные советы съездов, биржевые комитеты и т. п., - непосредственно связанные с их экономическими интересами.

Показательно, что "беспочвенными" политиками русская буржуазия считала не только кадетов, но и октябристов. В результате возникла и утвердилась своеобразная ситуация: партии, выражавшие наиболее широкие и ключевые интересы буржуазии как класса (особенно это относится к кадетам), буржуазия не признавала своими, считая таковым Совет съездов торговли и промышленности и аналогичные ему организации. Факт этот не был ни временным, ни случайным. Он коренился в зависимости русской буржуазии от казенных заказов и протекционистской политики царизма, в тесном переплетении ее экономических интересов с помещичьими. Это обстоятельство в сильной степени обусловило политический консерватизм торгово-промышленной буржуазии, особенно петербургской, ее сугубо прагматический подход к политике. Все это усугублялось крайней контрреволюционностью буржуазии, привыкшей полагаться не столько на реформы и "парламентаризм", сколько на карательный аппарат царизма, который хотя и создавал известные неудобства для нее самой, но зато энергично боролся с рабочим и революционным движением. Именно поэтому все попытки буржуазных идеологов поднять свой класс до уровня общеклассовой партийной консолидации, все их призывы покончить с практикой ходатайств в министерских передних, почувствовать себя законным преемником "благородного сословия" на политической арене неизменно терпели неудачу.

В 1908 - 1909 гг. воспитание буржуазии в указанном общеклассовом духе пыталась вести специально созданная для этого петербургская газета "Слово" во главе с М. М. Федоровым. Газета доказывала необходимость и выгодность для буржуазии стать организованным, политически независимым от царизма классом. "Буржуазия, переходя в оппозицию, - говорилось в одной из передовых этой газеты, - может, пожалуй, проиграть только в одном смысле: временно утратить "покровительство", возможность легко добиваться подачек в своих ходатайствах по так называемым классовым (в смысле групповым. - А. А.) и личным интересам; известная часть буржуазии и сейчас не прочь держаться старой политики выпрашивания и выжидания приема и благ в приемных у властей предержащих всех рангов. Но времена все-таки существенно изменились, и сознание, что на таких подачках уже далеко не уедешь, что производительные силы страны могут крепнуть и развиваться только при полной самостоятельности их творческого применения, при обеспечивающих творческую работу страны условиях правового строя, делает успехи"⁶ .

Однако подобные призывы не нашли отклика у аудитории, к которой были обращены, и газету пришлось закрыть. "Самая тяжелая сторона нашей деятельности, - признал Федоров в прощальном номере, - и заключалась именно в сознании, что мы не встречаем в общественных (читай: буржуазных. - А. А.) кругах той широкой поддержки, которая бы позволила изданию стать на свои ноги"⁷ . По той же причине прекратил существование в 1910 г. "Московский еженедельник" Е. Н. Трубецкого, задавшийся аналогичной целью.

Было бы, однако, неверным на основании сказанного делать вывод о полном аполитизме буржуазии в третьеиюньский период. Революция 1905 - 1907 гг. несомненно значительно способствовала росту ее политического самосознания. Доказательством тому служит факт образования помещичье-буржуазных партий, их деятельность в Думе, рост ли-

⁶ "Слово", 8(21), II.1909.

⁷ "Слово", 5(18). VII.1909.

стр. 47

беральной прессы и т. д. Да и сами профессиональные организации буржуазии стали больше уделять внимания общеполитическим вопросам. Но все же буржуазия отставала в политическом развитии, особенно в сравнении со своим антиподом - рабочим классом. Ее политическая роль была намного меньше ее экономической мощи.

Полемизируя с меньшевиком Гушкой, неумеренно превозносившим политическую силу и влияние буржуазии, Ленин едко высмеял его утверждение о том, что "трудно назвать более или менее существенную область социально-политической жизни страны, которая не охватывалась бы сферой деятельности представительных организаций капитала". Ленин писал: "Это невероятно, но это факт: г. Гушка со всей серьезностью преподносит такую вопиющую неправду и на десятки ладов повторяет ее! "Трудно назвать"... Ну, а избирательный закон? а вопрос аграрный? Или это не "существенные области социально- политической жизни страны"? Г-н Гушка смотрит на "социально-политическую жизнь" из узкого окошечка купцовских позиций... До общеполитических, вопросов капиталисты не поднимаются. "Допущение представителей промышленности и торговли" в те или иные местные или центральные учреждения - вот предел "смелости" их ходатайств... Они... "ходатайствуют" об интересах своего сословия, своей группы, своего слоя, не поднимаясь даже и тут до широкого понимания интересов всего класса" ⁸ .

Подтверждением этой ленинской мысли является судьба московского прогрессизма. Задавшись целью подняться над узкосословными интересами, возвысить буржуазию до общеклассовых позиций, он в конечном итоге потерпел неудачу. Его основная особенность состояла в том, что за создание партии "настоящей" буржуазии взялась группа крупных московских промышленников во главе с П. П. Рябушинским, А. И. Коноваловым и некоторыми другими. Это было принципиально новым явлением в жизни буржуазии, ибо раньше подобной деятельностью занимались только "идеологи". Указанная группа получила в литературе название "молодой" буржуазии, в отличие от "старой", октябристской, возглавляемой братьями А. и Н. Гучковыми, Г. А. Крестовниковым и др. Появление "молодых", равно как и направление их деятельности, было реакцией части московской буржуазии на октябризм. Тем не менее "молодые" вовсе не отмежевались от собственно интеллигентских идеологов типа того же Федорова, Трубецкого, Струве. Наоборот, они вступили с ними в тесный контакт, в том числе и с некоторыми видными московскими кадетами - Н. М. Кишкиным, С. А. Котляревским и др. На "чаепитиях" у Рябушинского и Коновалова они стали совместно вырабатывать доктрину национал-либерализма, программу и тактику будущей партии буржуазии. Органом московского прогрессизма стала газета "Утро России", занявшая резко критическую позицию по отношению к октябристам и их газете "Голос Москвы".

Основная идея "молодых" состояла в том, что купец должен занять место дворянина. В сентябре 1912 г. на праздновании 100-летнего юбилея Коноваловской фирмы Рябушинский с вызовом заявил: "Нам, купцам, не место в рядах дворянства. Сама судьба сулит торговому классу первенствующую роль". В том же духе говорил и Коновалов⁹ .

В 1911 г. в связи с подготовкой к выборам в IV Думу усилился процесс сближения московского прогрессизма с петербургским. Летом по инициативе некоторых бывших мирнообновленцев и думских депутатов-прогрессистов на ряде совещаний стал обсуждаться вопрос о создании внедумской группы прогрессистов с целью объединения всех родственных элементов. В результате было образовано бюро группы про-

⁸ В. И. Ленин. ПСС, Т. 21, с. 294 - 295.

⁹ В. Я. Лаверычев. Указ. соч., с. 92; В. Н. Селецкий. Указ. соч., с. 41.

стр. 48

грессистов, а в декабре - прогрессистские избирательные комитеты в столицах. В апреле- мае 1912 г. прошел новый цикл прогрессистских совещаний в Москве и Петербурге. На собрании 12 мая в Петербурге, обсуждавшем "общие основания" избирательной платформы и программы прогрессистской фракции в будущей IV Думе, была принята резолюция, провозгласившая в первом же пункте "внепартийность и отсутствие партийной программы и партийной дисциплины" в качестве исходного принципа. Второй пункт ориентировал "направление деятельности" прогрессистов "не на разрушение существующих уже, а на соглашение всех партий и групп к предстоящим выборам"¹⁰ . Из резолюции видно, что курс на беспартийность по-прежнему оставался основой политического поведения прогрессистов. Иначе говоря, на собрании полностью восторжествовала точка зрения петербургских, точнее, думских прогрессистов.

Следующим этапом в процессе консолидации прогрессистов был съезд, предусмотренный четвертым пунктом резолюции. Но собрался он не во время избирательной кампании, как предполагалось, а уже после выборов в Думу, за несколько дней до ее открытия (15 ноября 1912 г.). На съезде в форме резолюций были единодушно приняты два документа. Первый ("Руководящие начала деятельности прогрессистов") определял тактику прогрессистской фракции в Думе; основное содержание его сводилось к требованию, чтобы деятельность фракции исходила из "начал строгой законности". Второй ("Основные положения прогрессистов") перечислял их программные требования: решительная и стойкая борьба за "водворение правового строя в жизнь страны", выработка нового избирательного закона в Думу и "расширение" ее прав, реформа Государственного совета, свобода слова, собраний, печати, союзов и т. п. "Для полного и действительного осуществления всех вышеуказанных начал, - гласила резолюция, - необходимо утверждение конституционно-монархического строя с политической ответственностью министров перед народным представительством"¹¹ .

Оценивая итоги съезда, Ленин писал: "Они не хотят полного и безраздельного господства помещиков и бюрократов. Они добиваются - и говорят это прямо - умеренной узкоцензовой конституции с двухпалатной системой, с антидемократическим избирательным правом. Они хотят "сильной власти", ведущей "патриотическую" политику завоевания огнем и мечом новых рынков для "отечественной промышленности". Они хотят, чтобы бюрократы с ними считались столько же, сколько с Пуришкевичами. И тогда они готовы забыть "старые счеты" с реакционерами и работать рука об руку с ними над созданием "великой" капиталистической России"¹² .

В свое время автор этих строк считал, что съезд прогрессистов "провозгласил образование прогрессистской партии" и избрал ее Центральный комитет с Петербургским и Московским отделениями, как это было у кадетов¹³ . Такого же мнения придерживаются В. Я. Лаверычев и В. А. Селецкий¹⁴ . Хотя они и оговариваются при этом, что процесс не был завершен, на основной вопрос - была ли создана партия - отвечают утвердительно. Однако более внимательный анализ организационных итогов съезда заставляет отказаться от этого вывода. В повестке его дня вопрос о партии вообще не значился. Только в связи с обсуждением "основных положений" совершенно неожиданно кн. Микеладзе, "поддержанный частью членов съезда, предложил рассмотреть вопрос о расширении деятельности организации прогрессистов и

¹⁰ В. Н. Селецкий. Указ. соч., с. 34 - 38.

¹¹ "Съезд прогрессистов 11, 12 и 13 ноября 1912 г.". СПБ. 1913, с. 21 - 23.

¹² В. И. Ленин. ПСС. Т. 22, с. 244 - 245.

¹³ А. Я. Аврех. Столыпин и третья Дума. М. 1968, с 465.

¹⁴ В. Я. Лаверычев. Указ. соч., с. 94 - 95; В. Н. Селецкий. Указ. соч., с. 47.

стр. 49

о замене названия "группа" названием "партия"... Ввиду того, что поднятый вопрос уже был предусмотрен комитетом и внесен (?) в один из пунктов порядка дня следующего заседания, обсуждение его было отложено"¹⁵ . Но на последующих двух заседаниях о создании партии не было сказано ни слова. Правда, была принята резолюция "Об организации на местах", но и она не дает оснований считать, что съезд создал партию.

"Съезд признает необходимым, - говорилось в этой резолюции, - немедленно приступить к организации прогрессистов на местах (в стране) на следующих началах": 1) основой объединения прогрессистов должны служить принятые съездом "основные положения"; 2) Московский и Петербургский "внепартийные комитеты прогрессивных избирателей" переименовываются в "Центральный комитет прогрессистов" с двумя отделами, на который возлагается "организация местных комитетов и сети корреспондентов" в районе своей деятельности; 3) Центральный комитет принимает меры к скорейшей организации районных комитетов в Харькове, Тифлисе, Киеве, Казани, Саратове и других провинциальных центрах; 4) он же должен выработать "подробности организации... а затем созвать делегатский (по-видимому, учредительный. - А. А.) съезд прогрессистов". Из резолюции видно: авторы документа тщательно и намеренно избегают слова "партия", а вопрос об ее образовании откладывается по крайней мере до созыва делегатского съезда. Этого вывода не колеблет и резолюция о "легализации прогрессистов". Съезд, говорилось в ней, признал "желательным легализацию организации прогрессистов до созыва делегатского съезда"¹⁶ .

Никаких районных комитетов прогрессистов, как известно, создано не было, и делегатский съезд не созывался. Что касается Центрального комитета, то он тоже не оставил никаких следов своей деятельности. Показательно, что и Ленин ставил вопрос о создании партии прогрессистов в связи с их съездом лишь в условной форме. "Быть может, - писал он, - национал-либеральная партия сейчас окончательно и не сложится еще и газета их ("Русская молва". - А. А.) погибнет, как года 3 назад погибла газета "Слово", ставившая себе в общем те же цели... Но открытое выступление национал- либеральной буржуазии означает, во всяком случае, значительное созревание классовых противоречий в России"¹⁷ .

Оценивая ноябрьский съезд, "Новое время" прежде всего подчеркнуло активное вторжение в прогрессистское движение буржуазии. "Уже самым присутствием своим в рядах прогрессистов энергичные первогильдейские политики значительно изменили общий лик партии, - говорилось в статье, озаглавленной "Эхо дня". - С наплывом этого шумного народа прогрессисты... становятся в некотором роде главным штабом деятельной и воинственной, так называемой "прогрессивной буржуазии"¹⁸ . Но нововременский публицист явно и притом намеренно преувеличил роль "молодых" и перспективу придания якобы нового организационно-политического облика до того вялому и инфантильному прогрессизму.

Кадетский официоз оценил итоги съезда более правильно. Как отмечала "Речь", он сделался учредительным "по-видимому, неожиданно для некоторых руководителей... если не "партии" (прогрессисты все еще боятся этого слова), то "организации". Доклад Ефремова при всей решительности (оппозиционных) слов содержал много неопределенного. Переворот сделан Рябушинским, Коноваловым, Барышниковым. Прежние вожди прогрессизма: Н. Н. Львов, М. М. Ковалевский, В. Д. Кузь-

¹⁵ "Съезд прогрессистов...", с. 10.

¹⁶ Там же, с. 23.

¹⁷ В. И. Ленин. ПСС. Т. 22, с. 246.

¹⁸ "Новое время", 16.XI.1912.

стр. 50

мин-Караваев по-прежнему считают себя "анархистами" - противниками партии, но поскольку они более "мягкие", чем первые, то уступили. Но еще неизвестно, выведет ли эта уступка "группу" из состояния дальнейшей бесформенности... Серьезное затруднение... будет в том, как согласовать землевладельческие элементы будущей партии с ее торгово-промышленными элементами. Но этот вопрос может разрешить только жизнь"¹⁹ .

В чем же причина того, что съезд прогрессистов, несмотря на давление москвичей и уступчивость петербуржцев, так и не смог учредить партию? В основном дело опять-таки упиралось в политическую инертность буржуазии. "Молодые" представляли собой явное меньшинство среди московской буржуазии, которая, несмотря на разочарование в октябризме и его лидере А. И. Гучкове, продолжала по своему настроению оставаться октябристской. Еще более консервативно была настроена петербургская буржуазия.

В 1912 г. Совет съездов промышленности и торговли выпустил книгу, в которой резко критиковалась деятельность III Думы в сфере финансово-экономического законодательства, и прежде всего октябристов и кадетов, за их полное непонимание нужд и интересов "народного хозяйства". Из этого вывода следовал другой: промышленники и торговцы сами должны защищать свои интересы в Думе. Поэтому буржуазия должна послать в Думу собственных представителей, отказавшись от помощи не только кадетов, но и прогрессистов и октябристов. А это "требует самого серьезного внимания и самого живого участия со стороны торгово-промышленного класса в выборах в четвертую Думу"²⁰ .

Еще более определенно эти мотивы развивал орган Совета съездов журнал "Промышленность и торговля". "Печать всевозможных политических оттенков, - говорилось в одной из его статей, - стремится подвести наш призыв к; торгово- промышленному классу об участии в выборах под определенные политические лозунги. Совет наших съездов призывает промышленность и торговлю объединиться (на выборах в Думу. - А. А.) на экономических вопросах, не касаясь политических"²¹ . Именно такая рекомендация и была дана Советом съездов очередному IV съезду промышленности и торговли. Идея прямого выступления буржуазии на выборах в условиях углублявшегося революционного кризиса в стране потерпела, конечно, крах. "Деловая" буржуазия в своих выборных претензиях оказалась неделовой.

В организационном отношении прогрессисты, особенно московские, показали себя совершенно беспомощными. К тому же их было мало. У прогрессистского "генералитета" не было даже "офицеров", не говоря уже о "солдатах" - рядовых членах организации. С первых же шагов избирательной кампании в IV Думу обнаружилось, что прогрессисты не могут обойтись без помощи кадетов²² . В дальнейшем, уже после выборов, именно группа членов кадетского ЦК - Струве, А. В. Тыркова, Д. Д. Протопопов и др. - создала прогрессистскую газету. "Либеральный миллионер, фабрикант Коновалов, - писал по этому поводу Ленин, -...получил разрешение на основание общества "Русская молва" с капиталом в полмиллиона рублей и с целью совокуплять кадетов с октябристами в "прогрессистской" газете "Русская молва"²³ . Но затея с "Русской молвой" оказалась мертворожденной, что еще раз свидетельствовало об организационно- политической слабости прогрессизма. Газета имела не более 400 подписчиков. Она не просуществовала и го-

¹⁹ "Речь", 13.XI.1912.

²⁰ "Промышленность и торговля в законодательных учреждениях". СПБ. 1912, с. XXII.

²¹ "Промышленность и торговля", 1912, 15 июля, N 14 (110), с. 45.

²² См. А. Я. Аврех. Указ. соч., с. 462 - 463.

²³ В. И. Ленин. ПСС. Т. 23, с. 160.

стр. 51

да (с 9 декабря 1912 г. по 20 августа 1913 г.), разделив участь своей предшественницы - газеты "Слово".

Поскольку в годы войны организационное состояние прогрессистов не претерпело никаких изменений, можно было бы считать сюжет исчерпанным. Но при поисках ответа на совсем другой вопрос обнаружилось, что этот сюжет имел продолжение, приняв форму борьбы прогрессистов с кадетами по вопросу об "ответственном министерстве". Суть вопроса сводится к следующему: почему прогрессисты, оставаясь по-прежнему политическим течением, стоящим правее кадетов, требовали "ответственного министерства", заняв таким образом более радикальную позицию, чем их соседи слева, выдвинувшие лозунг "министерства общественного доверия"? В этой связи интересен довольно обширный документ, представляющий собой отчет о деятельности фракции прогрессистов с января по сентябрь 1915 года. Лидеры прогрессизма придавали ему большое значение как основному документу фракции. Обращает на себя внимание прежде всего то, что отчет подчинен одной идее: критике кадетов и даже уже - П. Н. Милюкова. В отчете настойчиво повторяется одна и та же мысль: на пути всех благих начинаний прогрессистов стояли не правые, не октябристы, а кадеты. Именно Милюков был главным противником всех их инициатив.

Когда, говорилось в отчете, в марте 1915 г. стали поступать сведения, что дело снабжения армии снарядами и ружьями не только не улучшается, но, наоборот, ухудшается, находившиеся в Петрограде члены фракции И. Н. Ефремов, А. С. Посников, Н. И. Павлинов, В. А. Ржевский и И. В. Титов, обсудив положение, пришли к выводу, что "необходимость контроля Государственной думы над деятельностью правительства становится все очевиднее, решили начать среди членов Думы кампанию за скорейшее возобновление сессии". Однако эта идея встретила "вначале далеко не единодушное признание даже среди оппозиционных фракций". Милюков и Маклаков склонялись к тому, что "длительная сессия Думы во время войны является несвоевременной и открытие ее в то время (март - апрель. - А. А.) нежелательно".

Вслед за этим в отчете идет подробный рассказ о том, как Милюков на неофициальных собраниях в Думе упорно возражал против идеи прогрессистов "об установлении политической ответственности министерства". И это тогда, когда даже октябрист И. С. Клюжев "горячо призывал не упускать единственный момент добиться установления ответственности министерства и исполнить этим наш долг перед родиной", а в Думе "стало возможно сплоченное большинство". Мысль о единстве всех флангов Думы и о прогрессистах как инициаторах и катализаторах этого единства проводится в отчете весьма настойчиво. На продолжавшихся совещаниях у прогрессистов, подчеркивалось в нем, "принимали участие члены всех фракций без исключения... На этих совещаниях представитель националистов упрекал в оппортунизме и нерешительности оратора к.-д. и соглашался со взглядом трудовика Керенского". Конфронтация между прогрессистами и кадетами, указывал отчет, шла буквально по всем пунктам. Так, прогрессисты считали, что требование созыва Думы следует адресовать непосредственно царю, "кадеты же доказывали, что сперва надо обратиться к председателю Совета министров", и именно это мнение восторжествовало.

Милюков выступил и против проекта прогрессистов об Особом совещании при военном министерстве, осуществление которого они считали переходной ступенью к созданию "ответственного министерства". Прогрессисты предложили такую схему организации Особого совещания, которая ставила его над правительством. "Практически такой орган, - говорилось в отчете, - мог стать... над исполнительной властью и министерства были бы лишь исполнителями его велений". Проект предусматривал также разработку законопроекта о наделенном распоряди-

стр. 52

тельной и исполнительной властью Комитете государственной обороны, в который наряду с министрами "на равных с ними правах" вошли бы члены законодательных палат, земского и городского союзов, военно-промышленных комитетов, представители рабочих. Выраженная в проекте "мысль... о создании новой переходной власти взамен старой", говорилось в отчете, "встречала общее сочувствие", отмечалось, что это "своеобразный переход к общественному ответственному министерству". На третье собрание, на котором продолжалось обсуждение проекта прогрессистов, явились Милюков и Шингарев. Они предложили взамен свой проект - об учреждении трех новых министерств: снабжения армии, народного здравия и труда. "Убежденные Милюковым в радикализме схемы, намеченной на первых собраниях, - жаловались авторы отчета, - октябристы и правые приблизились к его точке зрения и отказались от распорядительных и исполнительных функций комитета". В результате проект "потерял интерес для прогрессистов", а кадеты получили возможность внести в Думу законопроект о создании министерства снабжения армии. "Вместе с тем пал среди членов других фракций интерес к внепартийным собраниям (устраиваемым прогрессистами. - А. А. ) и они прекратились сами собой".

Свою политику противодействия, говорилось далее в отчете, кадеты продолжали и во время сессии Думы. Когда в первый день ее работы (19 июля 1915 г.) прогрессисты познакомили со своей формулой перехода, требующей "ответственного министерства", "представителей соседних фракций", то "левые" октябристы "выразили готовность ее поддержать", представитель земцев-октябристов Э. П. Беннингсен "не возражал против нее и считал возможным склонить своих товарищей принять ее", и лишь Милюков "категорически отказался ее поддерживать, присоединившись к формуле, внесенной фракциями националистов и центра, говорившей лишь о министерстве доверия. Октябристам, - меланхолично заключали авторы отчета, - трудно было быть радикальнее к.-д. и Государственной думой была принята формула националистов"²⁴ .

Возникает, естественно, вопрос: действительно ли прогрессисты решили стать более радикальной фракцией, чем кадеты? Авторы отчета настаивают на том, что ничего подобного не произошло. При обсуждении основных положений речи Ефремова (с которой он должен был выступить на открытии сессии Думы), указывалось в отчете, "с особой яркостью обнаружилось расхождение между фракцией и ее членом Н. Н. Львовым:". Последний "горячо убеждал" фракцию, что лозунг "ответственного министерства" несостоятелен, что "задача фракции прогрессистов - быть связующим звеном между октябристами и кадетами и склонять их к принятию общих решений, что фракция ошибочно усваивает все более и более радикальную тактику, становясь левее кадетов. Но фракция единодушно не соглашалась с этими доводами, держалась как раз обратного мнения". "Фракция, - говорится далее в отчете, - считает, что ее назначение не исчерпывается служебной ролью примирителя кадетов и октябристов, обязанного всегда иметь среднее между ними мнение; она считает неоспоримым свое право и свою обязанность иметь свои определенные взгляды, совершенно независимые от того, в каком отношении они находятся ко взглядам других партий... Фракция считает, что твердое отстаивание своих интересов не есть радикализм". Расхождение между Львовым и фракцией "оказалось настолько глубоким", что Львов вышел из нее и присоединился к "левым" октябристам²⁵ .

²⁴ Рукописный отдел Государственной библиотеки им. В. И. Ленина (РО ГБЛ), ф. 260, карт. IV, д. 10, лл. 1 - 23.

²⁵ Там же, лл. 13 - 15.

стр. 53

Из приведенного отрывка видно, что спор между Львовым и его оппонентами шел не об "убеждениях" прогрессистов, как это пытаются представить авторы отчета, а об отношении к кадетам. Львов считал необходимым держаться прежнего посреднического курса. Оппоненты же настаивали на изменении отношения к своим соседям слева, что граничило с открытым вызовом и было продиктовано чувством соперничества. С этой стороны конфликт фракции со Львовым надо рассматривать как явную победу над "мягкими" петербуржцами "твердых" москвичей, к которым примкнул и лидер фракции Ефремов. Недоумевавшие вначале по поводу изменения позиции прежде вялых и покладистых прогрессистов, кадетские лидеры вскоре поняли, что речь идет именно о соперничестве. В докладе на VI съезде партии в феврале 1916 г. Милюков заявил, что "некоторые", противопоставляя "ответственное министерство" "министерству доверия", "делают из него орудие борьбы против к. -д. Так поступает не только... трудовик Керенский, но и прогрессисты, пытающиеся, по-видимому, улучшить свою репутацию за счет к. -д.". Говоря об особых совещаниях, которые прогрессисты также сделали орудием борьбы с кадетами, требуя выхода из них, на что кадеты не соглашались, Милюков заявил: "Политические конкуренты наши, строя свою карьеру на этом вопросе", доказывают, что "будто бы совещания явились суррогатом Госуд. думы"²⁶ .

Кадеты были уверены, что происки прогрессистов против них - дело рук нескольких лиц, прежде всего москвичей. В числе их был В. А. Ржевский, избранный в IV Думу по съезду землевладельцев. Он быстро занял место одного из лидеров фракции прогрессистов. В письме от 7 ноября 1916 г., то есть через неделю после выхода прогрессистов из "Прогрессивного блока", он, не скрывая самодовольства, писал в Москву жене: "До сих пор наш выход из блока вызывает разговоры, кадеты бесятся и винят исключительно меня, видя в этом выходе результат моей интриги против Милюкова". Что дело было именно в соперничестве с кадетами, наглядно подтверждает концовка письма: "Большего торжества прогрессистов и поражения кадет, - ликовал автор, - трудно было ожидать"²⁷ .

Свидетельства, исходящие от самих прогрессистов, также подтверждают, что их выход из "Прогрессивного блока" (равно как до этого и из Особых совещаний) был делом рук буквально нескольких человек, использовавших пассивность большинства членов своей фракции. В письме от 5 ноября 1916 г. один из видных прогрессистов, их главный авторитет в области экономики и финансов, профессор Посников, сообщал, что его фракция "сделала большую бестактность и сделала ее довольно единодушно, потому что за меня, в течение двух дней говорившего против предложения о выходе из блока, голосовало всего лишь три или четыре человека. Созданная ошибка сознана теперь всеми... Я бы охотно вышел из фракции, бесцветной всегда и способной действовать столь бестактно, как она действовала сейчас, но куда уйти"²⁸ . Такое настроение во фракции было, по-видимому, господствующим. "Из блока прогрессисты вышли, - писал другой, рядовой прогрессист В. Н. Колесников 2 ноября. - ...Многие недовольны выходом, ио что делать"²⁹ . Тем не менее, помимо Львова, в знак протеста против выхода из блока ушли из фракции М. Ф. Калугин, И. Т. Евсеев, гр. А. А. Орлов-Давыдов³⁰ .

²⁶ ЦГАОР СССР, ф. 523, оп. 3, д. 5, лл. 14 - 16.

²⁷ Там же, ф. 102, оп. 265, д. 1059, лл. 949 - 949об.

²⁸ Там же, л. 933.

²⁹ Там же, д. 1058, л. 889.

³⁰ С. П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе (1912- 1917 гг.). "Историк и современник". Т. 3. Берлин. 1922, с. 17.

стр. 54

Возникает вопрос: зачем понадобилось прогрессистам бросать этот вызов кадетам, демонстративно вступать с ними в конкурентную борьбу? Такого рода действия не могли быть самоцелью или же предприниматься для удовлетворения амбиций некоторых лидеров фракции. Совершенно очевидно, что эта акция была средством для достижения определенной цели. Дело в том, что антимилюковский поход был избран "москвичами" в качестве главного средства создания партии "настоящей" буржуазии. Потерпев неудачу в довоенные годы, они задумали добиться намеченного иным путем. Реально такая партия могла возникнуть на базе объединения с прогрессистами "левых" октябристов с одной стороны, и правой части кадетов-с другой. Это понимали как "мягкие" (Львов), так и "твердые" (Коновалов и др.) лидеры прогрессистов. Здесь не было расхождений, начинались они с проблемы, как содействовать этому процессу слияния. Первые настаивали на естественном развитии событий, вторые были сторонниками действия.

Согласно именно этому своему убеждению они и предприняли первую попытку еще в 1912 году. Если рассматривать ее изолированно, как чисто внутреннее дело прогрессистов, то это была полуудача москвичей - определенный организационный шаг вперед в деле создания партии был сделан. Но с точки зрения конечной задачи - объединения всех родственных элементов - это была неудача: как "левые" октябристы, так и правые кадеты не выразили ни малейшего желания идти на объединение с прогрессистами, а организационные решения ноябрьского съезда прогрессистов они, особенно кадеты (как уже отмечалось), восприняли скептически. Московские "молодые" не могли этого не понимать. Им стало ясно, что все их дальнейшие усилия по созданию своей партии обречены на неудачу до тех пор, пока не будет расколота кадетская партия. А единство последней, по их глубокому убеждению (и это соответствовало действительности), в значительной, если не в решающей степени обеспечивалось Милюковым, его авторитетом, умением вести за собой партию, сохранить ее целостность, преодолевая противоречия и борьбу различных флангов. До войны надежд на раскол кадетов у москвичей практически не было. Война, по их мнению, изменила ситуацию и создала реальную возможность помочь недовольным элементам кадетской партии покончить с засильем Милюкова со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем, и это было новым моментом в тактике прогрессистов, расчет строился на недовольстве не только правых, но и левых кадетов. Вторым благоприятным фактором стала... Москва.

Выше уже говорилось об активном участии московских кадетов в "экономических беседах" у Коновалова и Рябушинского и их активной поддержке прогрессистов во время избирательной кампании в IV Думу, вызвавшей даже неудовольствие Милюкова и Петербургского отделения кадетской партии ЦК (ПОЦК). Эта помощь в значительной степени объяснялась тем, что оказавшие ее были москвичами, и причина их поведения в данном случае коренилась в исторической традиции, сложившейся под влиянием как политических, так и социально-экономических и в известной степени даже бытовых факторов. Еще с давних времен Москва занимала фрондирующую позицию по отношению к Петербургу. Эта фронда редко была серьезной, но всегда постоянной, и само значение ее заключалось именно в этом постоянстве. Каждая социальная и профессиональная группа Москвы считала своим долгом и хорошим тоном противостоять таковой же в Петербурге. Московский университет соперничал с Петербургским, местное родовитое дворянство противопоставляло себя столичной знати, их земляки чиновники выказывали недовольство петербургской бюрократией, наконец, московские купцы и заводчики находились в постоянном конфликте с запра-

стр. 55

вилами столичного торгово-промышленного мира и т. д. Далеко не всегда эта специфическая оппозиция шла под либеральным и тем более под демократическим флагом. Нередко она носила консервативный характер, а порою принимала даже карикатурные формы.

Пренебрегать указанной оппозицией Москвы Петербургу как определенным политическим фактором нельзя. В частности, недовольство московских тузов своими столичными собратьями основывалось на весьма реальной экономической основе, суть которой сводилась к тому, что московская буржуазия была, если так можно выразиться, более национальной по сравнению с петербургской, находившейся в тесной связи, зачастую в форме личной унии, с высшим чиновничеством и в значительной мере зависевшей от иностранного капитала. Основной сферой деятельности москвичей была торговля и легкая промышленность, особенно текстильная, в то время как петербургские магнаты капитала занимали ведущие позиции в тяжелой промышленности и банковском деле. Ярким примером недовольства московской буржуазии столичной является ее оппозиция Совету съездов промышленности и торговли - общероссийскому объединению русской буржуазии, где заправилами были именно петербуржцы³¹ .

Важной чертой оппозиционности московского торгово-промышленного мира (которая, возможно, является ключевой в понимании ее истинного характера и претензий) была его тесная связь с другими социальными группами Москвы - с интеллигенцией, дворянством и даже чиновничеством. Эта связь покоилась не только на общей "обиженности" Петербургом, но, что гораздо важнее, на особенностях развития московской буржуазии. Наглядное представление об этих особенностях дают мемуары П. А. Бурышкина, великолепного знатока среды, к которой он принадлежал. Прежде всего им отмечена недолговечность московских купеческих фамилий. "Может быть, - писал он, - трудно найти объяснение тому обстоятельству, что среди московского купечества было очень мало фамилий, которые насчитывали бы более ста лет существования, но это факт. Редко в каком деле было три или четыре поколения. Или выходили из дела, или сходили на нет". Зато была сильна тяга к одворяниванию. "Для меня несомненно, - умозаключал автор, - что тяга в дворянство в сильной степени мешала "классовому" осознанию торгово- промышленной массы... "Облагороженный" элемент купечества был элементом непрочным". В итоге "вся масса московского купечества не была ни классом с осознанной психологией, ни даже профессиональной группой, единомыслящей и сплоченной"³² .

Процесс "облагораживания" повлек за собой, естественно, альянс с либерально- буржуазной интеллигенцией, осуществлявшийся через городскую думу, всевозможные общества, театр, прессу, университет и другие высшие учебные заведения Москвы. Бурышкин подчеркивает совместную деятельность московских тузов и интеллигентов в городской думе, которая, несомненно, выступала и как местный политический центр, а не только была средоточием забот о коммунальных делах. По своему составу большинство гласных думы являлись представителями торгово-промышленной среды, но лидерство принадлежало интеллигентам. Прогрессивной группой гласных, составлявшей большинство, руководил комитет, который почти целиком состоял из лиц либеральных профессий. Председателем его был Н. И. Астров. При этом комитет не ограничивал свою деятельность только думой, а возглавлял "всю московскую либеральную общественность". Членами комитета были врач Н. М. Кишкин, присяжный поверенный Н. В. Тесленко, учитель гимназии А. Д. Алферов, два приват-доцента из купцов -

³¹ См. П. А. Бурышкин. Москва купеческая. Нью-Йорк, 1954, с. 267 - 268.

³² Там же, с. 98, 266.

стр. 56

С. В. Бахрушин и А. А. Титов, директор взаимно-страхового общества П. А. Вишняков, а из промышленников - Л. Л. Катуар и сам Бурышкин³³ . Добавим к этому, что первые два были членами ЦК кадетской партии, причем Кишкин вместе с кн. П. Д. Долгоруковым возглавлял его Московское отделение (МОЦК). Алферов и Бахрушин также были кадетами.

Бурышкин же принадлежал к "молодым", то есть был прогрессистом, которым он также дает весьма точную оценку. "Может быть, - пишет он, имея в виду именно москвичей, - наиболее "торгово-промышленной" была "группа прогрессистов" четвертой Государственной думы; это объясняется, конечно, той первенствующей ролью, которую в ней играл А. И. Коновалов. За пределами Думы партии прогрессистов почти не было. Во всяком случае, та роль, которую эта группа сыграла в Государственной думе, в частности в деле создания "прогрессивного блока", объяснялась прежде всего авторитетом ее лидеров. Тем не менее, нужно сказать, - продолжает автор, - что в Москве была попытка подвести базу под думскую фракцию. Комитет прогрессивной группы установил контакт со своими петербургскими единомышленниками. В Москве в этом комитете участвовали: В. П. Рябушинский, С. С. Ермолов-Зверев- крупный оптовик мануфактурой из Тулы, присяжный поверенный Я. И. Лисицын и автор этой книги. В Петербурге были: А. А. Барышников, Шубин-Поздеев и А. И. Брянчанинов"³⁴ . Таким образом, Бурышкин подтверждает все сказанное выше как о роли Коновалова и других "москвичей" в прогрессистской фракции Думы, так и о состоянии "партии", а точнее, как признает сам автор, группы прогрессистов.

Все сказанное о помещичье-буржуазно-интеллигентской Москве свидетельствует о том, что при определенных условиях она могла поднять свои амбиции до претензии на общенациональное лидерство в помещичье-буржуазной оппозиции режиму. Война создала эти условия, и именно в эти годы дотоле хвастливый клич как октябристского "Голоса Москвы", так и прогрессистското "Утра России" - Москва - сердце русской оппозиции - становится в значительной степени реальностью. Главным элементом последней стали Всероссийский союз земств и Всероссийский союз городов. В литературе практически не придается значения тому факту, что центром указанных союзов стала Москва, а не Петроград, как следовало бы ожидать. Создается впечатление, что союзы действовали в унисон с кадетской партией и, более того, являлись как бы внепартийными филиалами последней. Между тем выбор Москвы уже сам по себе означал определенное противопоставление этих организаций кадетской партии, вернее, ее петроградскому руководству, специальное подчеркивание не только независимости, но даже известной отчужденности от него.

В докладе на VI съезде своей партии Милюков признал, что "образование союзов, земского и городского, не есть актив партии к.-д. или Центр, комитета. Само общество сделало эти союзы, к.-д. лишь вступили с ними в контакт. Наши противники однако выдвигают параллелизм наших действий и действий москвичей"³⁵ , Аудитория, к которой обращался Милюков, отлично понимала, какой параллелизм и каких противников кадетов имел в виду кадетский лидер. Речь шла о том, что руководство обоих союзов, будучи на деле более правым, чем кадеты, присоединилось к лозунгу прогрессистов об "ответственном министерстве" (хотя до 1916 г. поддерживало требование "министерства доверия" и целикам шло в фарватере кадетской политики и "Прогрессивно-

³³ Там же, с. 275 - 276.

³⁴ Там же, с. 284.

³⁵ ЦГАОР СССР, ф. 523, оп. 3, д. 5, л. 14.

стр. 57

го блока"), то есть сблокировалось с прогрессистами против Милюкова и ПОЦК.

Не подлежит сомнению, что кн. Г. Е. Львов, возглавлявший Земский союз, и М. В. Челноков, стоявший во главе Городского союза, были людьми, критиковавшими политику кадетов справа. После революции 1905 - 1907 гг. Львов не только стал прогрессистом и порвал с кадетами, но и занял по отношению к последним довольно недружелюбную позицию. Милюков и К° платили ему тем же. В этом отношении весьма показательны их суждения о Львове. Когда Москва наметила его кандидатуру в качестве главы министерства "общественного доверия", Милюков и Родичев заявили на пленарном заседании кадетского ЦК 21 августа 1915 г.: "Активной поддержки кн. Львову партия к. - д. оказывать не может. Кандидатура эта не партийная и отношение Львова к партии народной свободы не дружелюбно, а скорее опасливо"³⁶ .

Челноков в отличие от Львова продолжал оставаться кадетом и после революции 1905 - 1907 гг., но был столь же правым, как и последний. До войны он вместе с москвичами В. А. Маклаковым и М. М. Новиковым возглавлял в кадетской фракции IV Думы правую оппозицию Милюкову. Конфликты порой достигали такой остроты, что Челноков намеревался перейти к прогрессистам и Милюков должен был пускать в ход угрозу об отставке с поста председателя фракции, чтобы настоять на своем в противоборстве со строптивым москвичом, В начале войны Челноков, стремясь добиться своего утверждения московским городским головой, послал министру внутренних дел Н. А. Маклакову (отказывавшему в утверждении на том основании, что принадлежность к кадетской партии как противоправительственной несовместима с государственной службой) письмо, в котором заявлял, что если он займет указанный пост, то выйдет из кадетской фракции Думы (что он затем и сделал, не заявив, однако, о своем выходе из партии). Возник очередной затяжной конфликт между ним и кадетами-москвичами, с одной стороны, и ПОЦК - с другой, предметом которого был вопрос о сложении Челноковым депутатских полномочий, поскольку он был избран в Думу как кадет. Победа осталась за Челноковым: он так и не заявил о своем выходе из партии, ничуть не смущаясь при этом разъяснением Милюкова на ее VI съезде, что, "раз депутат уходит из фракции, тем самым он устраняет себя и из партии"³⁷ .

Отсюда достаточно ясно вырисовывается цель, ради которой прогрессисты в пику кадетам выдвинули лозунг "ответственного министерства": на негативной основе критики курса Милюкова объединить всех его противников в кадетской партии, расколоть ее, затем слиться с ее правой частью и присоединить к себе родственные элементы справа. У бесформенного прогрессизма не было никаких шансов на успех в создании партии "настоящей" буржуазии до тех пор, пока ему противостоял организованный кадетизм.

Объяснять оппозицию прогрессистов и москвичей тем, что они действительно стали левее кадетов, нет никаких оснований. Лозунг "ответственного министерства", который в его подлинном смысле являлся, конечно, более левым, чем требование "министерства доверия" (поскольку имел целью реальное ограничение самодержавия), в той интерпретации, которую давали ему прогрессисты, отнюдь не был левее лозунга "министерства доверия", и это отлично знали как сами прогрессисты, так и кадеты. Не только последние, но и земцы-октябристы (такая же практически правая фракция, как националисты) открыто заявляли, что война и ее уроки сделали их сторонниками лозунга "ответственного министерства" и если сейчас они требуют "министерства до-

³⁶ Там же, оп. 1, д. 32, лл. 192 об., 195.

³⁷ Там же, оп. 3, д. 5, л. 61 об.

стр. 58

верия", то руководствуются при этом только обстоятельствами военного времени. На заседании Думы 19 июня 1915 г. при обсуждении формулы перехода, предложенной националистом В. А. Бобринским, где впервые было выставлено требование "министерства доверия", земец-окгябрист гр. Беннингсен, деятель весьма правый, признал "справедливость" поправки прогрессистов к этой формуле, предлагавшей заменить "министерство доверия" "ответственным министерством", указав только на ее несвоевременность. "Мы считаем, - пояснил он, - что тот год войны, который мы пережили, многому нас научил, и между прочим тому, что на будущее время начало безответственности правительства сохранено быть не может". Но сейчас, поскольку этот вопрос вносит "крупную ломку во всю систему нашего государственного строя вплоть до изменения основных законов, заниматься им не время. Об этом должна пойти речь только "после поборения врага"³⁸ . Иначе говоря, "Прогрессивный блок" в целом оценивал "министерство доверия" как первый шаг к неизбежному в будущем "ответственному министерству". Другой земец-октябрист И. И. Дмитркжов пошел еще дальше. На заседании бюро "Прогрессивного блока" 5 ноября 1915 г. он предложил уже теперь, не дожидаясь конца войны, потребовать создания "ответственного министерства"³⁹ .

Вместе с тем Ефремов много раз говорил, что прогрессисты в лозунг "ответственного министерства" вкладывают практически то же содержание, которое заключено в требовании "министерства доверия". В принципиальной речи 9 февраля 1916 г. при обсуждении в Думе правительственной декларации Ефремов разъяснил, что непринятие "Прогрессивным блоком" главного требования прогрессистов основано на чистом недоразумении. Установление принципа ответственности правительства перед Думой, подчеркивал он, "не требует непременного изменения основных законов, он может быть введен и у нас обычаем, рядом прецедентов". Таким прецедентом, например, могло быть "торжественное заявление" от имени Совета министров, что правительство будет управлять страной лишь опираясь на Думу, и сложит свои полномочия, как только она "выразит порицание их (министров. - Л. А.) деятельности"⁴⁰ . Точно так же блокисты раскрывали содержание своего требования "министерства доверия": министерство, не пользующееся доверием Думы, должно уйти.

Лозунг "ответственного министерства" как орудия борьбы был для прогрессистов очень удобен в двух отношениях: во-первых, он ставил в крайне затруднительное положение Милюкова и К°, поскольку это требование было главным пунктом программы кадетов, отличавшей себя от других партий прежде всего тем, что они-де стоят на принципе "парламентаризма", то есть конституционной монархии в чистом виде, выражением чего и был пункт об ответственности правительства; во-вторых, этот отказ объединял внутри партии на базе аппозиции Милюкову и ПОЦК правый и левый фланги кадетов. С этой точки зрения кампания прогрессистов против кадетского руководства (Милюкова прежде всего) выглядела достаточно беспринципной, и кадеты это отлично понимали. Между формулами "министерство общественного доверия" и "министерство, ответственное перед парламентом", писал Влад. Гессен, "даже простого расхождения подметить невозможно" - это "равнозначные понятия"⁴¹ .

Из затеи "московских патриотов" ничего не вышло. Провалились прежде всего их расчеты на раскол кадетов. Несмотря на то, что внут-

³⁸ "Государственная дума, четвертый созыв". Стенографические отчеты. Сессия 4.II.1916, стб. 193 - 194.

³⁹ "Красный архив", 1932, т. 3 (53), с. 163.

⁴⁰ "Государственная дума...", стб. 1335.

⁴¹ "Русская мысль", 1915, N 9, с. 158, 160 (вторая пагинация).

стр. 59

ренняя борьба в этой партии иногда приобретала достаточно острые формы, она была намного слабее того общего, что объединяло воедино все внутрипартийные течения и группы. Авторитет Милюкова как вождя партии в конечном итоге оказывался безоговорочным не только для центра, линию которого он проводил, но и для правых и левых кадетов.

Главной же причиной провала второй попытки прогрессистов-москвичей создать партию "настоящей" буржуазии была недостаточная политическая зрелость последней, в том числе и московской прогрессисткой ее части. Более того, если до войны Рябушинский и московские "молодые" в политическом отношении шли на шаг впереди петербургских тузов, то теперь роли переменились: позади остались москвичи. Как отмечалось выше, до войны Совет съездов промышленности и торговли категорически отвергал идею о приобщении торгово-промышленного класса непосредственно к какой-либо из буржуазных партий. В октябре 1915 г., т. е. вскоре после образования "Прогрессивного блока", тот же Совет в лице своего органа заявил, что готов изменить свою прежнюю позицию. В статье "Политическое объединение торгово-промышленного класса" журнал "Промышленность и торговля" писал: "Торгово-промышленный класс должен влиться в широкое русло одной из существующих политических партий, чтобы вместе с ней принять участие в борьбе за власть и политическое влияние. Это предложение, несомненно, находит себе поддержку в многочисленных фактах, позволяющих говорить о сформировании у нашей буржуазии политического кредо".

Иного мнения, однако, придерживался орган московских промышленников "Утро России". По заявлению этой газеты, представители промышленности и торговли имеются во всех партиях и поэтому отдать торгово-промышленные организации "под надзор" какой-либо одной партии означало бы потерять членов их, принадлежащих к другим партиям. Возражая против главного довода прогрессистской газеты, журнал, в свою очередь, указывал: бояться, что политическая программа "свяжет промышленников, лишит их, по словам "Утра России", самостоятельности, своего разума и политического влияния", нет оснований: "Надо думать, что промышленная организация явится не механическим привеском к какой-нибудь партии, а твердым ядром ее и всякий голос представителей промышленности будет оказывать значительное, подчас решающее влияние на партийную политику". Однако петербуржцы недалеко ушли от москвичей, что видно из той же статьи, заканчивавшейся следующими словами: "Может, однако, случиться, что ни одна из партий не выдвинет приемлемой для торгово-промышленного класса экономической программы". Тогда дело коренным образом изменится. "Если же такое слияние окажется неосуществимым, - пояснял журнал, - торгово-промышленный класс должен кристаллизоваться в самостоятельную политическую партию"⁴² .

Вожди прогрессизма отличались инфантильностью, болтливостью, политической неопытностью, что делало еще более несостоятельными их претензии на политическое руководство помещичье-буржуазной оппозицией. Болтливость "наших деятелей", писал Полнер, была потрясающей⁴³ . В связи с разговорами о "дворцовом заговоре" и якобы скором "дворцовом перевороте", вспоминал Бурышкин, называли прежде всего Гучкова, реже Коновалова. "Но, может быть, потому, что в Москве их хорошо знали, мало кто верил в серьезность такого начинания"⁴⁴ . Идейный вождь прогрессизма Ковалевский, по свидетельству Тырковой,

⁴² "Промышленность и торговля", 1915, 17 октября, N 26 (193), с. 449.

⁴³ Т. И. Полнер. Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова. Личность. Взгляды. Условие деятельности. Париж. 1932, с. 222.

⁴⁴ П. А. Бурышкин. Указ. соч., с. 316 - 317.

стр. 60

"делал много, но все распыленное, разбросанное"⁴⁵ . Объективную характеристику Львову как политическому деятелю дал Полнер, его ближайший сотрудник и почитатель. "Князь, - писал он, - был прежде всего практиком, "делягой", как любил он называть людей, которых хотел особенно похвалить". "В чуждую ему область политики" Львов был вовлечен помимо своей воли "волной общественного подъема". Политические суждения князя "казались иногда весьма наивными и странными. Он не знал истории общественного движения в России, путал эсдеков с эсерами и, видимо, менее всего на свете интересовался политикой". Выступая с речью на земском съезде уполномоченных 12 - 14 марта 1916 г., он заявил: "Мы не занимаемся политической борьбой". И только "к концу 1916 года настроение его изменилось... коренным образом", а именно: "мирный из мирных" стал намекать на угрозу государственного переворота⁴⁶ .

Совершенно очевидно, что такие люди мало были пригодны к роли создателей партии "настоящей" буржуазии - партии, о которой мечтали Струве и московские "молодые". Характерно, что после Февральской революции, когда буржуазия пришла к власти, прогрессисты (и октябристы) не только не упрочили своих позиций, но практически оказались неспособны не только руководить своим классом, но и верно оценивать ситуацию. Фактически руководство русской буржуазией в период между Февралем и Октябрем перешло к кадетам, гораздо более организованным, чем их соседи справа, но резко уступавшим в этом отношении партии революционного пролетариата.

⁴⁵ ЦГАОР СССР, ф. 629, оп. 1, д. 18, л. 45. Запись в дневнике от 27 марта 1916 г.

⁴⁶ Т. И. Полнер. Указ. соч., с. 43, 60, 97, 197, 211, 216.

Постоянный адрес данной публикации: