Вторая половина 60-х - 70-е годы для буржуазной историографии ФРГ - время оживленных дискуссий, направленных на преодоление "кризиса основ исторической науки". Об этом единодушно писали западногерманские историки, характеризуя состояние своей исследовательской и преподавательской деятельности¹ . Падение в глазах общественности авторитета истории как науки и предмета преподавания было весьма значительным. Образно, хотя и недостаточно академично, охарактеризовал положение А. Зивоттек, придерживавшийся леворадикальных взглядов на историю. Главное, указывал он, заключается в том, чтобы признать несоответствие результатов, получаемых историками в исследовании и преподавании, тем требованиям, которые предъявляются к ним потребителями. Историографии не удается сохранить на рынке свое прежнее положение при помощи простого улучшения качества традиционной продукции. Нужно ее заменить новой. Но это не так просто сделать, так как история как наука потеряла доверие. "Трудность состоит не в последнюю очередь в том, чтобы убедить инвесторов и потребителей в пользе интенсивного, требующего времени и больших затрат занятия этим предметом исследования"² .

Во время дискуссий подчеркивалась неопределенность перспектив на будущее у исторической науки и исторического образования. В докладе Р. Козеллека на Кёльнском съезде западногерманских историков в 1970 г. был прямо поставлен вопрос, нужна ли все еще историческая

¹ Общей характеристике современной западногерманской историографии посвящена значительная литература: см., например, Н. С. Черкасов. К оценке современного состояния западногерманской историографии. "Методологические и историографические вопросы исторической науки". Вып. 4. Томск. 1966; В. И. Салон. Современная западногерманская буржуазная историография. М. 1968; А. И. Патрушев. Традиции "немецкого историзма" в буржуазной историографии ФРГ. "Вопросы истории", 1975, N 10; его же. Социальная история в буржуазной историографии ФРГ. "Новая и новейшая история", 1976, N 4; Б. Г. Могильницкий, Н. С. Черкасов. О некоторых тенденциях развития современной буржуазной историографии ФРГ. "Средние века". Вып. 40. М. 1976; М. И. Орлова. Основные направления буржуазной и социал-реформистской историографии ФРГ. "Новая и новейшая история", 1977, N 4; Н. И. Смоленский. Проблема исторических понятий в современной буржуазной историографии ФРГ. "Новая и новейшая история", 1978, N 6; Г. А. Воронцов. Некоторые новейшие направления в буржуазной историографии ФРГ. "Вопросы истории", 1979, N 9; G. Lozek, H. Syrbе. Geschichtsschreibung contra Geschichte. B. 1965; G. Merei. Strukturgeschichtsforschung in der biirgerlichcn Geschichtsschreibung der BRD. Budapest. 1975; H. Sсhleier. Theorie der Geschichte - Thcorie der Geschichtswissenschaft. B. 1975; "Unbewaltigte Vergangenheit. Kjitik der biirgerlichen Geschichtsschreibung in der BRD". 3. Aufl. B. 1977.

² A. Sywottek. Geschichtswissenschaft in der Legitimationskrise. Ein Oberblick uber Diskussion urn Theorie und Didaktik der Geschichte in der Bundesrepublik Deut-schland 1969 - 1973. Bonn - Bad Godesberg. 1974, S. 7, 9.

стр. 67

наука³ . Настроения пессимизма относительно возможностей исторического познания среди части историков, отмечалось в дискуссии по проблеме объективности и партийности в исторической науке, приняли форму "методологического мазохизма". Он выражался в том, что ученые погружались в раздумья об условиях постижения истины и обнаруживали, что чем больше они думают об обосновании истории как науки, тем глубже впадают в "ипохондрическую меланхолию", расценивая возможность такого обоснования как иллюзию⁴ . Утверждалось, что на: вопрос: "Для чего нужна еще история?" - жизнь уже дала отрицательный ответ: началось изгнание истории из учебных планов университетов и школ ФРГ. Это, по словам Д. Гро, было обусловлено, с одной стороны, неспособностью историков к критическому анализу прошлого, так как они выступают в качестве идеологов, которые узаконивают существующий строй, а с другой - антиисторизмом буржуазного сознания⁵ .

Однако такие взгляды не стали господствующими. Не следует преувеличивать и падение роли буржуазной историографии в общественно-политической жизни ФРГ. И в условиях Западной Германии продолжает существовать объективная необходимость в исторических исследованиях, в историческом образовании. В 60 - 70-х годах в университетах ФРГ создавались новые факультеты и кафедры исторического профиля, организовывались внеуниверситетские научно- исследовательские центры. С 1960 по 1975 г. число ординарных профессоров и других преподавателей истории в университетах увеличилось более чем в два с половиной раза⁶ . Появились новые научно-исторические журналы: в 1974 г. - "Zeitschrift fur historische Forschung", в 1975 г. - "Geschichte und Gesellschaft. Zeitschrift fur Historische Sozialwissenschaft". Само название последнего должно было символизировать превращение истории из "науки о духе" в социально-историческую науку. Состояние исторических исследований, осуществляемых вне университетов, освещал новый ежегодник "Jahrbuch der historischen Forschung in der Bundesrepublik Deutschland". С 1960 г. стал издаваться "Archiv fur Sozialgeschichte", в котором с позиций социал- реформизма рассматривались многие вопросы истории рабочего движения.

Нельзя сказать, что руководители монополий не проявляли интереса к состоянию исторических исследований. С середины 60-х годов ведущие деятели экономики областей Рейна и Рура собирались время от времени по субботам, чтобы послушать доклады по различным проблемам исторической науки. Перед ними выступали Т. Шидер, К. Д. Эрдман, В. Конце, Г. Франц, А. Хилльгрубер, Ф. Хубач, Г. Ман, Г. А. Якобсен, Г. Моммзен, Р. Фирхаус, Р. Виттрам⁷ . Один из устроителей "субботних чтений", член правления фирмы "Клёкнер" О. Франц, писал, что

³ R. Koselleck. Wozu noch Historic? "Historische Zeitschrift" ("HZ"), 1971, Bd. 212. Такого рода вопрос стал нередко выноситься в название статей и сборников (см., например, Н. butty. Wozu Geschichte? Zurich. 1969; J. Kocka. Wozu noch Geschichte? "Theorie und Praxis des Geschichtsunterrichts". Bad Heilbron. 1974; Th. Nipperdey. Wozu noch Geschichte? "Zukunft der Vcrgangenheit. Lebendige Geschichte - klagende Historiker". Munchen. 1975; "Wozu noch Geschichte?". Munchen. 1977).

⁴ G. Patzig. Das Problem der Objektivitat und der Tatsachenbegriff - in der Geschichtswissenschaft. Munchen, 1977, S. 319.

⁵ D. Groh. Kritische Geschichtswissenschait in emanzipatorischer Absicht. Uberlegungen zur Geschichtswissenschaft als Sozialwissenschaft. Stuttgart. 1973, S. 15.

⁶ W. Conze. Die Deutsche Geschichtswissenschaft seit 1945. "HZ", 1975, Bd. 225, S. 19. В 1978 г. в ФРГ велась или была закончена работа над более чем 8 тыс. монографий, статей, диссертаций и т. д. на исторические темы ("Jahrbuch der historischen Forschung in der Bundesrepublik Deutschland". Berichtsjahr 1978, Stuttgart, 1979, S. 11).

⁷ Часть докладов была издана в сборниках: "Was weiter wirkt. Beitrage zur Geschichte des 20. Jahrhunderts". Stuttgart. 1971; "Vom Sinn der Geschichte". Stuttgart. 1976.

стр. 68

слушателей интересовали прежде всего темы, помогающие понять "современную политическую ситуацию", будущее как Германии, гак и Европы⁸ .

О необходимости поддерживать историческую науку и совершенствовать преподавание истории в школе говорил в своих выступлениях на Мангеймском съезде историков (1976 г.) и при открытии в Штутгарте выставки, посвященной эпохе Штауфенов (1977 г.), президент ФРГ В. Шеель. Он призывал историков усилить внимание к вопросам исторического образования, считал необходимым, чтобы авторами школьных учебников были крупные ученые⁹ . Если бы в свое время учебники по истории писали такие люди, как Л. фон Ранке, заявил Шеель, то немецкая история могла бы быть более счастливой¹⁰ . Эти выступления были с одобрением встречены историками ФРГ ".

Во время дискуссий, в которые, помимо историков, были вовлечены философы и социологи, речь шла прежде всего о философских и социологических принципах и методах, при помощи которых можно было бы преодолеть "кризис основ" историографии. Широко развернулась и критика традиционной методологии, воплощением которой был немецкий идеалистический историзм. Но дело не ограничилось только этим. Одновременно с поисками новой теоретико-методологической базы предпринимались интенсивные попытки найти иные, чем прежде, подходы к важным конкретно-историческим проблемам, тематика которых была расширена. Происходила как бы примерка различных гносеологических принципов к решению актуальных для общественно-политической жизни вопросов истории. При этом был охвачен широкий круг проблем: от вопросов теории исторического познания и отношения к историографическому наследию до конкретных тем новой и новейшей истории.

В ходе их обсуждения стали выкристаллизовываться тенденции, ведущие к складыванию в буржуазной историографии двух направлений¹² . Одно из них, социально-структурное, ратовало за обновление историографии путем социологизации, превращения ее в "историческую социальную науку", использующую модели, теории и методы системных наук об обществе. Его представители подчеркивали необходимость для исторической науки вносить вклад в обоснование реформ, направленных на совершенствование общественно-политического строя ФРГ¹³ . Наиболее радикальные сторонники "исторической социальной науки" доходили до весьма решительного обличения своих противников. Заявлялось, например, что и после 1945 г. западногерманская историография, будучи по своей социальной природе буржуазной, находилась на службе реставраторских устремлений, выросших на почве той же идео-

⁸ "Vom Sinn der Geschichte", S. 7.

⁹ W. Scheel. Nationale Identitat im Europa von morgen. "Geschichte in Wissenschaft und Unterricht" ("GWU"), 1977, H. 11, S. 645 - 646.

¹⁰ См. Е. Schwalm. Geschichte, Geschichtslehrer, Geschichtsdidaktik "GWU", 1977, Jg. 28, H. 3, S. 135.

¹¹ Один из лидеров буржуазной историографии ФРГ, К. Д. Эрдман, заявил, что речь Шееля на съезде историков "подчеркнула временами предаваемую забвению тесную связь государства и истории" (K. D. Erdmann. Der Deutsche Historikertag in Mannheim. "GWU", 1977, H. 3, S. 129). Об этой речи писали, что она дала положительный ответ на вопрос, есть ли будущее у исторической науки (Ibid., S. 135).

¹² См. об этом, например: К. Repgen. Methoclen - oder Richtungskampfe in der deutschen Geschichtswissenschaft seit 1945? "GWU", 1979, H. 10.

¹³ Программные положения сторонников этого направления содержат, в частности, предисловие к первому выпуску журнала "Geschichte und Gssellschaft" (1975, H. 1. S. 5 - 7) и опубликованная там же статья: J. Kocka. Theorien in der Sozial- und Gesellschaftsgeschichte. Как ответвление социально- структурного направления могут рассматриваться взгляды группы молодых историков, которых называли "левыми критическими радикалами" (H. Mommsen. Betrachtungen zur Enhvicklung der neuzeitlichen Historiographie. "Probleme der Geschichtswissenschaft und Gesellschafb. Diisseldorf. 1973, S. 124).

стр. 69

логии, что и возведенная в абсолют национальная идея, национализм и фашизм¹⁴ .

Другое направление, отстаивавшее "новый историзм", формально провозглашало необходимость беспартийности исторической науки. На деле же его представители активно пропагандировали тезис о пользе истории как противоядия "утопическим мечтаниям" о совершенном обществе и государстве¹⁵ . Такие ведущие в 50 - 60-х годах деятели западногерманской историографии, как О. Бруннер, К. Д. Эрдман, В. Конце, Т. Шидер, признавая необходимость обогащения исторического познания данными и методами системных социальных наук, настаивали на сохранении и упрочении связи с традициями немецкого историзма. Для них было неприемлемо говорить об "исторической науке по ту сторону историзма"¹⁶ . Оценивая ход дискуссий, президент Философского общества ФРГ Г. Люббе полагал, что их результатом явилась "реабилитация научно-исторического историзма в его непревзойденной научно-теоретической и культурной сущности". С точки зрения Люббе, историзм вышел из "кризиса основ исторической науки" как обогащенный аналитический историзм, в котором с коренными принципами историзма соединилась современная аналитическая теория. При этом, как и прежде, самостоятельность исторической науки для неоисторизма продолжает основываться "на присущем людям интересе к единичной индивидуальности явлений". Именно поэтому исторической науке не могут служить в качестве образца теоретические социальные науки. Они выполняют по отношению к истории роль вспомогательных дисциплин¹⁷ .

Различия между социально-структурным направлением и неоисторизмом, несмотря на порой большую остроту полемики между их представителями, возникли и существуют в общих для буржуазной историографии рамках, хотя, конечно, это не может служить основанием для их механического отождествления. Социальный фундамент всех направлений и ответвлений буржуазной историографии обнаруживается при обсуждении как теоретико- методологических, так и конкретно-исторических проблем исследования, при интерпретации которых часто отчетливо выступает их общественно- политическая актуальность, связь теории и практики изучения истории со жгучими вопросами современности.

К числу таких проблем принадлежит и проблема континуитета в истории Германии. Сама по себе она не нова для немецкой буржуазной историографии. После первой мировой войны ее представители на протяжении ряда лет принимали участие в охватившем историков разных стран споре о наличии континуитета между античностью и средневековьем, споре, за которым, как известно, стоял и такой вопрос, как вопрос об извечности частной собственности и даже капитализма.

Сразу же после краха гитлеровского рейха проблема континуитета встала перед Ф. Мейнеке, Г. Риттером, Л. Дехио. Мейнеке и Риттер

¹⁴ M. Benz, M. Miiller. Geschichtswissenschaft. Darmstadt. 1973, S. 200, 215, 218. Это не мешало, однако, историкам социально-структурного направления отрицать буржуазную природу современной западной демократии (см. H. A. Winkler. Revolution, Staat, Faschismus. Gottingen. 1978, S. 7).

¹⁵ Выступая на одном из "субботних чтений", Шидер говорил, что у человечества не было в прошлом ни рая, ни золотого века. Их не будет и в будущем. Значение исторической науки именно в том и состоит, что она проливает целительный скепсис на утопические надежды и мечтания о будущем совершенном мире. Она напоминает людям о невозможности сбежать из исторической действительности в чистую утопию ("Vom Sinn der Geschichte", S. 36).

¹⁶ Так называется брошюра одного из деятелей социально-структурного направления (см W J. Mommsen. Die Geschichtswissenschaft jenseits des Historismus. Dusseldorf. 1971. 2. Aufl. 1972).

¹⁷ H. Lubbe. Geschichtsbegriff und Geschichtsinteresse. Analytik und Pragmatik der Historic. Basel - Stuttgart. 1977, S. 9, 13, 251. Книга Люббе получила высокую оценку в "HZ", который отражает в основном позиции неоисторизма. "Книга актуальна и вместе с тем классична", - писал в рецензии Ниппердей ("HZ", 1979, Bd. 228, S. 109).

стр. 70

многое сделали для того, чтобы "преодоление прошлого" истолковывалось западногерманскими историками на основе тезиса о случайности, более того, иррациональности гитлеровского феномена в истории Германии, о нацизме как полном дисконтинуитете в ней¹⁸ . И в дальнейшем в той или иной форме вопрос об историческом месте немецкого фашизма никогда не сходил с повестки дня в историографии ФРГ. Но проблема континуитета не ограничилась этой первостепенной важности темой. В конце 50-х годов появилась книга под весьма знаменательным названием "Утрата истории"¹⁹ . В ней падение авторитета историографии в широких кругах населения объяснялось тем, что был потерян внутренний контакт с историей, так как граждане ФРГ не ощущали исторических корней современной социально-политической действительности, корней, уходящих в прошлое глубже 1945 года. Книга получила большой резонанс. И это не было случайным.

Проблема исторического континуитета современного социально-политического строя Западной Германии приобретала все большую актуальность по мере того, как в ФРГ осознавалась иллюзорность надежд на поглощение ГДР. Буржуазные идеологи не могли не проявлять заботу о поисках континуитета между историческим прошлым и современной действительностью ФРГ. Это не в последнюю очередь диктовалось и успехами марксистско-ленинской историографии ГДР, немало сделавшей для изучения исторических предпосылок и корней первого на германской земле социалистического государства. В подходе к континуитету отчетливо сказалась разница во взглядах по принципиальным вопросам у различных историков, начиная с откровенно профашистских и кончая представителями леворадикального крыла социально- структурного направления²⁰ . Именно в этом плане представляется целесообразным вернуться к той дискуссии вокруг работ гамбургского историка Ф. Фишера, которая не раз была предметом рассмотрения в советской историографии²¹ .

В 1961 г. вышло в свет обширное исследование целей кайзеровской Германии в первой мировой войне, принадлежавшее перу Фишера. Как отмечал автор в предисловии, его работа выходила за пределы непосредственно поставленных в ней задач, так как она освещала явления, которые нашли свое продолжение и после первой мировой войны. Поэтому Фишер считал, что книга "может также рассматриваться как вклад в изучение проблемы континуитета в истории Германии от первой ко второй мировой воине"²² . Фишер полагал, что настало время, когда исследуемая им историческая эпоха превратилась в предмет объек-

¹⁸ Об исторических концепциях Мейнеке и Риттера см., например: А. И. Данилов. Фридрих Мейнеке и немецкий буржуазный историзм. "Новая и новейшая история", 1962, N 2; А. В. Родионов. Бисмарковская традиция в историке-политической концепции Ф. Мейнеке. "Ежегодник германской истории. 1973". М. .1974; С. С. Парсамов. Макиавелли в оценке Г. Риттера и Ф. Мейнеке. "Средние века". Вып. 40; W. Berthold. Grosshungern und gehorchen. Zur Entstehung und politischer Funktion der Geschichtsideologie des westdeutschen Imperialismus. B. 1960.

¹⁹ A. Heuss. Verlust der Geschichte. Gottingen. 1959.

²⁰ Одним из выразителей профашистских взглядов, как показал в своей рецензии И. Штрейзанд, является автор книги "Geschichte der Deutschen" (Frankfurt. 1978) Г. Дивальд (см. "Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft", 1979, N 5, S. 466 - 467). Проблема континуитета рассматривалась Дивальдом на основе утверждения, будто бы после 1945 г. "у немцев история была отнята, осквернена и растоптана" (Op. cit., S. 16), а западногерманские историки мало что сделали, чтобы вернуть ее им (см. H. Diwald. Geschichtsbewusstsein und Selbstbehauptung. "Die Zukunft der Vergangenheit"; E. Schulin. Geschichtsbild und Geschichtsbewusstsein im gegenwartigen Deutschland". "Saeculum", 1977, Bd. 28, H. 1).

²¹ Последней по времени и весьма обстоятельной работой является статья: К. Б. Виноградов, Н. П. Евдокимова. Фриц Фишер и его школа. "Новая и новейшая история", 1979, N 3.

²² F. Fischer. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des kaiscrlichen Deutschland 1914 - 1918. Dusseldorf. 1961, S. 12.

стр. 71

тивного изучения, поскольку ее отделяет от современности дистанция, позволяющая исключить влияние партийно-политической борьбы. Предположение Фишера, что его книга как объективное исследование останется в стороне от политических страстей, от политической борьбы, оказалось несостоятельным²³ . Она дала толчок дискуссии среди западногерманских историков, в которую включились даже политики, прежде всего руководители ХДС и ХСС. Если сам Фишер усматривал континуитет в истории Германии, лишь включая период второй мировой войны, то его противники не без основания подозревали, что намеченная Фишером линия исторического развития распространяется и на ФРГ²⁴ .

Книга Фишера продолжает привлекать к себе внимание и в наши дни. Об этом, в частности, свидетельствуют как ее очередное переиздание в 1979 г., рассчитанное на широкий круг читателей, так и те оценки, которые даются ей в современной западногерманской историографии. По словам одного из ведущих специалистов по истории исторической науки, Э. Шулина, необходима реабилитация немецкого историографического наследия, примирение с ним и приспособление его к новым течениям в исторической науке ФРГ. Нигилистическое отношение к немецкому историографическому наследию Шулин связывает, в частности, с влиянием на молодых историков книги Фишера. В немецкой историографии стали усматривать долговременный континуитет, начинающийся с 1871 г. и даже ранее. Книга Фишера поставила под сомнение достоверность ранее общепринятого понимания всей истории Германии. Для общественности и молодого поколения было потрясающим разоблачением обнаружившаяся общность поведения немецких буржуазных историков в годы первой мировой войны, с одной стороны, в годы второй мировой войны - с другой, и, наконец, в позиции, занимавшейся руководящей группой историков Западной Германии после 1945 года²⁵ .

Не впадая в преувеличение историографического значения книги Фишера и порожденной ею дискуссии, можно с достаточной определенностью сказать, что, хотя между появлением книги и распространением в историографии ФРГ новых модернизаторских тенденций прошло не менее 10 лет, здесь проявилась определенная связь. Проблема континуитета заняла немалое место в выступлениях историков социально-структурного направления (Х. У. Велера, И. Кокки, В. и. Моммзена). В ее трактовке у них отчетливо проявилась критика как традиционного консервативного, так и псевдолиберального течения немецкого буржуазного историзма.

С наиболее резкой критикой выступили историки, требовавшие размежевания с историографией не только вчерашнего, но и сегодняшнего дня. Они ратовали за создание программы для "исторической науки будущего". Во главе "левых радикалов" в стане социально-структур-

²³ Через 20 лет после первого издания книги Фишер признал идейно- политическую актуальность для ФРГ изучаемой им проблемы континуитета. В 1978 г. на съезде союза западногерманских историков он говорил о двух линиях континуитета в истории Германии. Одна, связанная с прусскими традициями, возобладала в результате создания бисмарковской Германии. Другая, носящая либерально-демократический характер, была после 1871 г. подавлена, но не исчезла полностью. Первая линия после 1945 г. прекратила свое существование, а вторая приобрела в ФРГ большое значение, т. е. после 80-летнего перерыва произошло возвращение к исходным федеральным, либеральным и демократическим традициям. Изучение этого континуитета является важным вкладом в утверждение политического самосознания в Западной Германии ("HZ", 1979, Bd. 229, S. 24, 26, 53).

²⁴ R. Kuhnl. Anmerkungen zur Funktion der deutschen Geschichtswissenschaft seit der Reichsgrundung 1871. "Das Argument 70. Kritik der burgerlichen Geschichtswissenschaft". B. (West). 1972, S. 10.

²⁵ E. Schulin. Traditinnskritik und Rekonstruktionsversuch. Studien zur Entvdcklung von Geschichtsvissenschaft und historischem Denken. Gottingen. 1979, S. 15, 141.

стр. 72

ной историографии стоял И. Гейсс, ученик Фишера. За ним шла группа молодых историков, в своем большинстве выпускники Гамбургского и Марбургского университетов. Для них необходимым условием разрушения политического континуитета в ФРГ являлся полный разрыв с традициями историографии прошлого. Немецкие историки, писал Гейсс, прошли вместе с немецкой буржуазией весь тот путь, который она проделала, отражая интересы класса буржуазии, выходцами из которого они в своем большинстве были. "С крахом немецкого фашизма и третьего рейха ведущие буржуазные историки в Западной Германии стремились взять с собой в неопределенное будущее как можно больше из своего прежнего мировоззрения и исследовательской практики"²⁶ . Преодоление засилья реакционно-консервативных сил стало возможным лишь в результате изменений в общественно-политической действительности ФРГ, разрядки напряженности на международной арене. Косвенным показателем этих процессов, по Гейссу, и явился крах попыток научной и политической дискредитации Фишера²⁷ . Вместе с тем и молодые историки, по их собственному заявлению, "содействовали значительному изменению политического и интеллектуального климата в ФРГ". Они составили ядро нового поколения историков-исследователей и историков- педагогов, отказались от старых догм, не стали одурманивать себя и других национальными и историческими мифами²⁸ .

Формулируя требования, которым должна удовлетворять обновленная историческая наука, освободившаяся от груза прошлого, Гейсс писал, что "нужны трезвая, лишенная фразы критическая перепроверка собственной истории, действительный, а не словесный разрыв с непрерывной традицией немецкого и имперского патриотизма во всех его разновидностях. В нашем мире больше нет места для рейха или для имперского образа мыслей. Катастрофой для немцев и всего мира был бы не только третий рейх, но и рейх вообще, независимо от его номера... Наше существование, находящееся под угрозой третьей мировой войны, зависит, более чем когда бы то ни было, от того, чтобы ФРГ сама не выступала и другими не понималась как некое промежуточное политическое состояние". В отличие от прошлого, когда господствующая в стране политика использовала историографию в качестве средства своего идеологического влияния, современная историческая наука в ФРГ, по словам Гейсса, получила возможность осуществлять эмансипаторскую роль, разрушая старые легенды²⁹ .

Как и большинство историков социально-структурного направления, Гейсс и его сторонники в попытках разработать программу для "исторической науки будущего" руководствовались эклектической смесью положений, заимствованных у различных течений современной англо-американской и французской исторической мысли, в социологии и философии (в особенности у деятелей Франкфуртской школы), из фрейдизма, идей буржуазно-либеральных мыслителей прошлого (в особен-

²⁶ I. Geiss. Restauration - Stagnation - produktive Krafte. "Ansichten einer kunftigen Geschichtswissenschaft. I. Kritik - Theorie - Methode". Munchen. 1974 S. 17 - 18.

²⁷ I. Geiss. Studien uber Geschichte und Geschichtswissenschaft. Frankfurt a. M. 1973, S. 109, 197.

²⁸ Ibid., S. 198 - 199. Значительно скромнее оценил итоги дискуссии по концепции Фишера Зивоттек. По его мнению, участники дискуссии не поднялись до идейно-критической функции исторической науки - функции, направленной против национально-государственной ограниченности. Уклонились они и от того, чтобы рассмотреть анализируемые ими события во всемирно-исторической перспективе, связать их с борьбой за мир, против угрозы атомной войны (A. Sywollek. Op. cit, S. 8; "Fischer-Kontroverse. Ein Beitrag zur Entwicklung des politiscn-historischen Bewusstseins in der Bundesrepublik". "Deutschland in der Weltpolitik". Dusseldorf. 1974, S. 43 - 44).

²⁹ I. Geiss. Stuaien uber Geschichte, S. 88, 196.

стр. 73

ности А. Токвиля)³⁰ . Все это порой сочеталось с произвольно трактуемыми высказываниями К. Маркса и Ф. Энгельса. При этом дело доходило до прямого извращения исторического материализма: например, Рейсе утверждал, будто бы в марксизме место мифологизированных великих исторических деятелей заняли классы, классовая борьба, общественно- экономические формации, а значение личностей, индивидуумов оказалось якобы сведенным к нулю³¹ . Х. А. Винклер считает задачей истории как "социальной исторической науки" ревизию теории Маркса. Определение "ревизионистская" для этой науки - почетный титул³² .

Из тезиса о единстве историографического и социально-политического континуитета, необходимости преодоления первого как одного из важных условий ликвидации второго исходил и ведущий деятель социально- структурного направления Х. У. Велер. При рассмотрении проблемы континуитета следует учитывать, писал он, что все именитые немецкие историки с готовностью приспособились к нацистскому господству. У них не было расхождений с большой частью фашистской идеологии³³ . С этим связано и их нынешнее стремление игнорировать континуитет в истории, ведущий к нацизму от периода, предшествовавшего первой мировой войне. Именно поэтому они охотно связали возникновение нацизма с повсеместным кризисом национального государства, кризисом демократии и индустриального общества и не желали искать его корней в Германии. Тем самым они старались уклониться от анализа собственно истории Германии, от выяснения условий, породивших нацизм. "Большинство же этих условий, если не все важнейшие из них, можно обнаружить в кайзеровской империи или определить как результат ее политики"³⁴ .

В своем исследовании о Бисмарке, которому в западногерманской историографии придается иногда значение поворотного пункта в дискуссии о континуитете³⁵ , Велер связал эту проблему с выяснением своеобразия истории Германии как части общеевропейской истории. С конца XVIII в. последняя определялась прежде всего процессом индустриализации, который стал величайшей цезурой в социальной жизни со времени неолита: на смену аграрному обществу пришло общество индустриальное³⁶ . При постоянном, хотя и прерываемом кризисами, хозяйственном росте этому обществу присущи взаимозависимость и взаимовлияние различных равноправных факторов, в том числе идеологии и экономической структуры. В период становления индустриально-

³⁰ Во время дискуссии о применении теорий в практике работы историков, проходившей в 1975 г., ряд ведущих представителей социально- структурной историографии выступил с утверждениями, что теоретическая эклектика не только не противопоказана историческим исследованиям, но и обеспечивает продуктивность их результатов (см. "Theorien in der Praxis des Historikers". "Geschichte und Gesellschaft", 1977, Sonderhelt 3. S. 79, 166 - 168, 170, 174).

³¹ I. Geiss. Die Rolle der Personlichkeit in der Geschichte: zwischen Oberwerten und Verdrangen. "Personlichkeit und Struktur in der Geschichte". Dusseldorf. 1977, S. 12, 16. В этой статье Гейсс, не гнушаясь клеветой на марксизм-ленинизм, стремился показать, что он "чужд догматизму", якобы присущему материалистическому пониманию истории.

³² H. A. Winkler. Op. cit., S. 7.

³³ H. U. Wehler. Geschichte und Soziologie. "Theorieprobleme der Geschichtswissenschaft". Darmstadt. 1977, S. 392. Очевидно, широкое распространение такого рода взглядов в общественном мнении побудило в 1976 г. президента ФРГ В. Шееля взять под защиту представителей "нового историзма" старшего поколения. Открывая съезд западногерманских историков в Мангейме, он заявил, что при нацизме все ведущие историки страны остались чужды его идеологии (см. "GWU", 1977, Jg. 28, S. 136).

³⁴ H. U. Wehler. Das Deutsche Kaiserreich 1871 - 1918. Gottingen. 1973, s. 16.

³⁵ По мнению А. Людтке, Велер впервые создал методологический базис и методический инструментарий, позволяющие серьезно критиковать стратегию представителей "исторического цеха" в дискуссии по этому вопросу (см. A. Ludtke. Zur Kontinuitatsfrage. Schwierigkeiten mit Konzeption und Methode. "Das Argument", 1972, N 70, S. 110 - 111.

³⁶ H. U. Wehler. Bismarck und der Imperialisms. Koln. 1963, S. 16, 112.

стр. 74

го общества возникла политическая альтернатива: или сохранение в различных видах модифицированной авторитарной системы, или утверждение системы массовой социально-политической демократии. Своеобразие истории Германии состояло в том, что здесь в результате компромисса между старой, аграрно- аристократической и милитаристской, элитой и новой, буржуазной, базирующейся на тяжелой индустрии, восторжествовал первый вариант. Это имело роковые последствия для всего последующего развития страны³⁷ .

Таким образом, для Велера, и не только для него, но и для большинства историков социально-структурного направления решающая роль в континуитете, идущем от Бисмарка к Гитлеру, принадлежала живучести различных элементов доиндустриального общества, а значит, по их словам, нельзя возлагать ответственность за захват власти нацистами ни на капитализм вообще, ни на монополистический капитализм в частности)³⁸ . Опираясь на утверждение Г. Моммзена, что "тот, кто пишет историю современности, должен выполнять долг политической педагогики", Велер считал нужным трактовать проблему континуитета в том плане, что "на истории можно учиться. Без исторического объяснения нельзя справиться с современными проблемами"³⁹ . Никто не может отрицать, что в истории налицо как непрерывность, так и прерывность развития. Но нет оснований считать, будто 1918 или 1933 год представляют собой глубокие цезуры, за которыми следовало возникновение совершенно новых исторических отношений.

Отказ от анализа истории Германии между 1866 - 1871 и 1945 гг. в ее неразрывном единстве и непрерывной связи влечет за собой, по Велеру, опасность разжигания немецкого национализма, порождает недооценку исторических корней нацизма, сводимых только к последствиям Версальского договора и мирового экономического кризиса, не позволяет оценивать то новое, что проявилось в Западной Германии после 1948 - 1949 годов. Континуитет, по Велеру, следует рассматривать как бремя, тяготеющее над немецкой историей, и его изучение диктуется как научными, так и политико-педагогическими целями⁴⁰ . Исследуя это бремя, историческая наука выступает как наука социально-критическая, освобождающая современников от тяготеющего над ними прошлого. Нужно преодолеть господствовавшее на протяжении десятилетий среди историков "отрицательное отношение к критике, которая сознательно осуществляется в интересах изменения общественного и политического строя в сторону государства социальной демократии"⁴¹ . Для этого необходимы социально-политические реформы, ставящие своей целью подчинение рыночного хозяйства обществу⁴² .

Критико-эмансипирующая функция исторической науки обосновывалась Велером и тем, что в условиях современного экономико-технологического развития и постоянных общественных изменений нельзя допустить некритического отношения к социально-экономическому прогрессу. Это было бы продолжением на новой основе той традиции, которая принесла так много вреда немецкой историографии в то время, когда она была преимущественно политической историографией, благоговевшей перед государством⁴³ . Именно как критическая наука историография может внести свой вклад в освобождение современного челове-

³⁷ Ibid., S. 19.

³⁸ См. в особенности: H. A. Winkler. Op. cit., S. 67 - 69, 82 - 83, 116 - 117.

³⁹ Н. U. Wehler. Krisenherde des Kaiserreiches 1871 - 1918. Gottingen. 1970, S. 9, 15.

⁴⁰ Ibid., S. 10, 12 - 13.

⁴¹ H. U. Wehler. Bismarck und der Imperialismus, S. 15.

⁴² H. U. Wehler. Geschichte als historische Sozialwissenschaft. Frankfurt a. M. 1973, S. 73 - 74.

⁴³ H. U. Wehler. Krisenherde des Kaiserreiches. S. 322.

стр. 75

ка от кажущихся ему естественными сил, возникших в эпоху технократической индустриальной цивилизации⁴⁴ .

Предложенное представителями социально-структурной историографии решение проблемы континуитета, которое было связано у них со стремлением превратить историю в социальную критико-эмансипирующую науку, было неодобрительно встречено той частью историков ФРГ, которая принадлежала к направлению "неоисторизма". На протяжении 70-х годов эта критика становилась все более резкой, что было обусловлено главным образом отрицательным отношением к идейно-методологическим установкам социально-структурного направления. В этой критике все более отчетливо стали звучать нападки на те политические выводы, которые делались его представителями при рассмотрении проблемы континуитета⁴⁵ . Среди критиков из числа сторонников "нового историзма"⁴⁶ были Т. Ниппердей, К. Хильдебранд, А. Хилльгрубер, Э. Нольте. Они не отрицали целесообразности использования социологических методов повышения внимания к социально-экономическим структурам. Но они отвергли исходные принципы ведущих представителей социально-структурного направления⁴⁷ .

Для Ниппердея было совершенно неприемлемо то определение задач исторической науки, которое было сформулировано Велером, В. И. Моммзеном, Коккой. С его точки зрения, определение этих задач как эмансипационных, критических, политико-педагогических приводит к тому, что функцией историка становится ведение непрерывного судебного процесса против своих предков (не как личностей, а как общественных классов и социальных групп). На этом процессе против дедов и прадедов историк должен выступать одновременно прокурором, судьей и законодателем, в то время как обвиняемые лишены защиты. Всякий, кто вступается за предшественников, объявляется апологетом прошлого. Что же касается объективности в историческом познании, то Ниппердей клеймит ее как апологетику, подлежащую разоблачению⁴⁸ . В результате такого рода теоретических посылок, указывал он, проблема континуитета в истории Германии стала неправильно истолковываться. История рассматривалась как состоящая из одних только несчастий, неудач, ошибок и связанных с ними социальных издержек, упущенных возможностей. Историческое развитие в период 1871 - 1918 - 1919 - 1933 - 1945 гг. имело фатальный характер. Масштабом, его определяющим, стал 1933 год⁴⁹ .

Новая теория континуитета, по Ниппердею, связана с критическим подходом, который отрицает прошлое из-за того, что якобы не были решены стоявшие перед ним задачи, такие, например, как создание в Германии прогрессивной демократии. Повсюду подчеркивается только

⁴⁴ И. U. Wehler. Geschichte und Soziologie, S. 411.

⁴⁵ Любое с возмущением писал, что некоторые ученые требуют такой постановки преподавания истории в школе, которая была бы направлена "на преодоление существующего классового общества", на выработку у учеников стремления "идентифицировать себя не с нацией, а с угнетенными массами" (H. Lubbe. Geschichtsbegriff und Geschichtsinteresse. Analytik und Pragmatik der Historie. Basel - Stuttgart. 1977, S. 200, 223).

⁴⁶ Так именуют их сторонники социально-структурного направления (см., например, "Geschichte und Gesellschaft", 1. Ih. 1976, S. 139; '"HZ", 1979, Bd, 228, H. 2, S. 369).

⁴⁷ Для Хилльгрубера, например, стремление превратить историографию в социальную историческую науку порождает вопрос: не дойдет ли дело до внедрения в историю марксизма-ленинизма или же оно ограничится насаждением критической теории Франкфуртской школы? (A. Hillgruber. Politische Geschichte in moderner Sicht. "HZ", 1973, Bd. 216, H. 3, S. 529 - 530).

⁴⁸ Th. Nipperdey. Gesellschaft, Kultur, Theorie. Gottingen. 1976, S. 363 - 364. В защиту Велера от критики Ниппердея выступил В. Р. Бергхан на страницах журнала "Geschichte und Gesellschaft" (1976, 2. Jg.) со статьей "Der Bericht der Preussischen Oberrechnungskarnmer. "Wehlers" Kaiserreich und seine K'ritiker".

⁴⁹ Th. Nipperdey. Gesellschaft, Kultur, Theorie, S. 364.

стр. 76

несправедливость, несовершенство, противоречие, как будто вся история состоит лишь из одних кризисов или может существовать совершенное, идеальное общество. Такого рода история укладывает в одно прокрустово ложе и Ф. Ницше, и Р. Вагнера, и М. Вебера, обнаруживая у всех них "профашистские черты"⁵⁰ . Если извлечение уроков из истории превращается в критерий исторического исследования, считает Ниппердей, то последнее ограничивается задачами самоутверждения существующего общества или отдельных социальных групп в нем, в то время как, руководствуясь идеями объективности, можно изучить всю полноту основных феноменов прошлого, обнаружить тенденции, идущие из прошлого в современность. Научная объективность невозможна, по Ниппердею, без признания того факта, что наука не в состоянии дать ответ на вопрос: что делать? Она не может дать ни направления, ни целей для практической деятельности, стремящейся к изменению мира. Из этого должен исходить и историк. Он не в состоянии научно нормировать социальную или политическую практику⁵¹ .

С этих позиций Ниппердей и подходил к проблеме континуитета. Он подчеркивал, что в истории существует не только один, но множество континуитетов. Наряду с континуитетом в истории налицо и дисконтинуитет. Это и определяет относительную открытость исторических ситуаций. Каждая эпоха представляет собой нечто большее, чем то, что ей предшествует, и то, что за ней следует. Отсюда, по Ниппердею, проистекает требование, чтобы историк прежде всего изучал определенную эпоху в ее целостности и своеобразии, отвлекаясь от всякого рода континуитетов⁵² . Все это, однако, не означало, что Ниппердей недооценивает проблему континуитета. Он считает обоснованным и необходимым объяснение последующего из предыдущего. Но нельзя, с его точки зрения, объяснить более раннее из более позднего. При этом нельзя смешивать континуитет с казуальной зависимостью и взаимозависимостью. Континуитет предполагает схожесть элементов, присущих разным явлениям и состояниям, предполагает их частичную идентичность⁵³ .

Если историк, руководствуясь интересами, порожденными современностью, рассматривает в немецкой истории связь явлений от Лютера до нацизма, то в этом случае он имеет дело лишь с частичным понятием о прошлом. Оно соответствует определенному, гипотетически предполагаемому континуитету. При этом открывается возможность, утверждает Ниппердей, не только упрощенного представления о происхождении современности, но и ее фальсификации⁵⁴ . Так, дело доходит до попыток обнаружить континуитет между Крестьянской войной 1525 г. и захватом власти нацистами в 1933 году. Такого рода поиски континуитета, отмечает Ниппердей, антиисторичны, в результате вся история Германии оказывается лишь подготовкой гитлеризма. Ниппердей не отрицает определенной преемственности, которая простирается от создания бисмарковского рейха к нацистскому государству. Но это лишь одна из линий развития, обнаружившихся в истории Германии. Есть и иная, ведущая к Веймарской республике, которая отнюдь не была обречена на гибель с момента своего возникновения. Налицо континуитет, без которого невозможно понимание того, как возникла ФРГ. Он связан с либеральными, демократическими движениями прошлого. История

⁵⁰ Th. Nipperey. 1933 und die Kontinuitat der deutschen Geschichte. "HZ" 1978 Bd. 227, H. 1, S. 103, 107.

⁵¹ Th. Nipperdey. Uber Relevanz. "Aus Theorie und Praxis der Geschichtswissen-schafb. B. (West). 1972, S. 16 - 17, 20 - 21.

⁵² Th. Nippedey. Gesellschaft, Kultur, Theorie, S. 366 - 367.

⁵³ Th. Nipperdey. 1933 und die Kontinuitat der deutschen Geschichte, S. 110, 90.

⁵⁴ Th. Nipperdey. Ober Relevanz, S. 22.

стр. 77

Германии не была столь детерминирована, чтобы обязательно привести к событиям 1933 года⁵⁵ .

Ниппердей согласен с тем, что есть определенная связь и преемственность между вторым и третьим рейхом в области как внешней политики, так и внутренней. Но и в первой и во второй области такая преемственность не была полностью исчерпывающей. Элита "старой Германии" сделала возможным захват власти фашизмом, однако последний не был порожден ею. Нацизм сумел объединить носителей самых различных континуитетов, создав их качественно новую комбинацию⁵⁶ . С точки зрения Ниппердея, нельзя приписывать крупной буржуазии решающую роль в захвате власти нацизмом; между нацизмом и капитализмом якобы нет внутренней связи: "1933 год не может быть объяснен структурой капитализма"⁵⁷ . Континуитет между монополистическим капитализмом и фашизмом, фашизм как одна из форм власти монополистического капитала - это именно то, чего ни в коем случае не желают признать ни Ниппердей, ни Хилльгрубер, ни Хильдебранд. Для последнего "феномен Гитлера" вообще не поддается общетеоретическому объяснению. Попытки, исходящие из анализа социального базиса и социальных функций нацизма, по его словам, несостоятельны.

В методологическом отношении Хильдебранд руководствуется при этом ранкеанским тезисом, что в истории, отправляясь от особенного, можно достигнуть всеобщего, в то время как на основе всеобщего нельзя понять особенного⁵⁸ . Такие историки, как Велер, писал Хильдебранд, в своем предпочтении общего особенному, в своем преувеличении роли теории для исторического исследования идут по пути деформирования исторической реальности. Вопреки мнению Велера, наука истории не может претендовать на превращение в социальную науку, т. е. на стремление обнаружить объективные законы. В признании последних Хильдебранд усматривал влияние марксизма на Велера, который якобы воспринял его теоретические положения⁵⁹ . Для Хильдебранда не подлежит сомнению несостоятельность изучения внутреннего развития Германии как ведущего от Бисмарка к Гитлеру⁶⁰ . Что же касается внешней политики второго рейха, то, во-первых, она, в сущности, мало чем отличалась от политики других великих европейских держав и ее нельзя обвинять в особой агрессивности, а во-вторых, упускается из виду цезура в прусско-германской внешней политике между 1862 и 1918 гг., связанная с отставкой Бисмарка в 1890 году. В целом же кайзеровская Германия якобы никогда не вела планомерную подготовку к наступательной воине⁶¹ .

В этом же плане стремится опровергнуть утверждение об агрессив-

⁵⁵ Th. Nipperdey. 1933 und die Kontinuitat der deutschen Geschichte, S. 92, 93.

⁵⁶ Ibid., S. 100 - 101.

⁵⁷ Ibid., S. 91, 95.

⁵⁸ K. Hildebrand. Geschichte oder "Gesellschaftsgeschichte"? "HZ", 1976, Bd. 223, H. 2, S. 352 - 353. Само понятие "фашизм", утверждает Хильдебранд, лишено необходимой ясности и требует критической проверки, поскольку оно сохраняется искусственно для оправдания политического существования "антифашизма" (Ibid., S. 334).

⁵⁹ Весьма симптоматична для обстановки в академических кругах историков ФРГ реакция Велера на данную Хильдебрандом интерпретацию его отношения к марксизму. Велер упрекал Хильдебранда в том, что он полагается не на научные аргументы, а на лишенные основания подозрения, что он стремится к политической дискредитации оппонента (H. U. Wehler. Kritik und kritische Antikritik. "HZ", 1977, Bd. 225, H. 2, S. 376). Негодование Велера можно понять, так как незадолго до этого он выступил с настоящим панегириком в адрес общественно-политического строя США. Он утверждал, что отрицать современные достижения этого строя может лишь человек, обнаруживающий "придирчивое высокомерие, полное невежество или неисправимый догматизм" (H. U. Wehler. Vorbemerkung. "200 Jahre amerikanische Revolution und moderne Revolutionsforschung". Gottingen. 1976, S. 8).

⁶⁰ K. Hildebrand. Staatskunst oder Systemzwang. "HZ", 1979, Bd. 228, H. 3, S. 625.

⁶¹ K. Hildebrand. Geschichte oder "Gesellschaftsgeschichte"?, S. 478.

стр. 78

ном характере второго рейха и Нольте. Он, в частности, ссылается на тот факт, что войска кайзеровской Германии до 1914 г., т. е. на протяжении более 40 лет, не участвовали ни в одном сражении, в то время как другие европейские державы вели немало войн. При этом он, конечно, забывает о военных операциях второго рейха в колониях. В отличие от историков социально- структурного направления Нольте считает кайзеровскую Германию важнейшей частью европейской либеральной системы последней трети XIX века. Поэтому, с его точки зрения, нельзя выводить немецкий фашизм целиком или преимущественно из бисмарковской империи. Имевшиеся в ней предпосылки для движения в этом направлении не относятся к сущности рейха. Если говорят, пишет он, что в империи Бисмарка и Вильгельма II не существовало ни чистого парламентаризма, ни чистой демократии, то это в равной степени можно сказать о всех западноевропейских государствах⁶² . Внутренний строй Германии обеспечивал такое экономическое развитие, которое не порождало социальных катастроф. Нольте утверждает, что "ни в одной стране ранний процесс индустриализации не протекал столь успешно и со столь малыми жертвами, как в Германской империи с 1871 по 1914 г.: в Рурской области и в Восточном Берлине не было ничего подобного той массовой нищете, которая была в середине века в Манчестере и Бирмингеме"⁶³ .

Обособленное от истории Западной Европы развитие Германии началось, как считает Нольте, лишь во время первой мировой войны, когда влияние внешних сил, в особенности революции в России, нарушило равновесие элементов в общественно-политической системе рейха. В результате сначала один элемент системы старался уничтожить другой, а когда эта попытка не удалась, он сам подвергся опасности быть уничтоженным⁶⁴ . Так, по мнению Нольте, и с позиций системного анализа можно будто бы доказать, что между вторым рейхом, монополистическим капиталом, с одной стороны, и гитлеризмом - с другой, нет социально-классового континуитета.

Сторонники "неоисторизма", как мы могли убедиться, отвергли свойственные социально-структурному направлению взгляды не только на проблему континуитета, но и на общеметодологические вопросы не в последнюю очередь из-за тех общественно-политических выводов, которые могли быть на этом основании сделаны⁶⁵ . К концу 70-х годов в западногерманской историографии получила широкое признание мысль о необходимости осветить проблему континуитета в позитивном плане, с тем чтобы это помогло формированию политического сознания, соответствующего государственным основам ФРГ. Ее отчетливо выразил директор Научно-исследовательского института истории им. М. Планка Р. Фирхаус, ранее принявший активное участие в пересмотре историографического наследия и содействовавший становлению в ФРГ социально-структурного направления.

Вопрос, волнующий Фирхауса, - это кризис либеральной: демократии, начавшийся в странах Европы, по его мнению, после 1918 г. и продолжающийся до сих пор⁶⁶ . Выход из кризиса для Фирхауса состоит в последовательном проведении политики реформ, при реализации которых важнейшая роль принадлежит правильному пониманию проблемы исторического континуитета. Было бы наивным и опасным, считает

⁶² Е. Nolte. Deutscher Scheinkonstitutionalismus? "HZ", 1979, Bd. 228, H. 3, S. 539, 547, 549.

⁶³ E. Nolte. Ideologic, Engagement, Perspektive. "Geschichte heute". Gottingen. 1973, S. 301.

⁶⁴ E Nolte. Deutscher Scheinkonstitutionalismus? S. 549.

⁶⁵ См., например, H. Lubbe. Op. cit., S. 9.

⁶⁶ R. Vierhaus. Zum Problem der historischen Krisen. "Historische Prozesse". Munchen. 1978, S. 325 - 328.

стр. 79

он, использовать историю и историческое сознание для оправдания всего существующего и предотвращения всяких изменений, но вместе с тем нельзя забывать, что реформы - это изменения такого рода, которые исходят из континуитета существующей общественной системы. Реформы призваны обеспечивать ей способность к нормальному функционированию и дальнейшему развитию. Предпосылкой успешности политических реформ является четкое осознание современности истории и историчности современности. В этом находит свое выражение понимание континуитета, сохранение которого предполагает в качестве одной из своих задач политику реформ. Эта политика требует гражданской солидарности, в создание которой многое может внести историческое сознание. Однако это возможно, настаивал Фирхаус, лишь при условии, что историческое сознание не будет иметь ничего общего с классовой идеологией, как это обстояло, например, в Веймарской республике⁶⁷ .

В немецком историческом наследии важное место принадлежит Бранденбургу- Пруссии. В прошлом историография часто преувеличивала и возвеличивала роль этого государства. После того, как Бранденбург-Пруссия исчезли, их роль в истории стала недооцениваться. В то же время многие институты и идеи, а также достижения прошлого, указывает Фирхаус, связаны с ними. Прусское наследие все еще важно для современности и поэтому нуждается в новом осмыслении⁶⁸. В Германии, отмечает Фирхаус, осуществление либеральной демократии слишком долго отодвигалось на задний план во имя достижения национального единства. В связи с этим в число предпосылок современной политической жизни ФРГ входит значительный перевес партийно- политического консерватизма над либерализмом. Одновременно существенна и другая сторона исторического наследия: "Важнейшими элементами нашей политической жизни вплоть до сегодняшнего дня являются просвещенно- либеральная идея правового государства, которой подчинена юридическая и административная политика, наличие хорошо подготовленного, строго контролируемого, деятельного чиновничества, развитая социальная политика государства"⁶⁹ . В отличие от Велера линия континуитета, и притом со знаком "плюс", проводится, следовательно, Фирхаусом от прусского наследия до современной общественно-политической действительности ФРГ. И историческая наука оказывается призванной к тому, полагает Фирхаус, чтобы соответствующим образом истолковать связь прошлого с современностью, сделав это истолкование достоянием исторического сознания широкой общественности.

К концу 70-х годов дискуссия о континуитете не была еще завершена. Однако она уже оставила заметный след в западногерманской историографии и имела определенное положительное значение. Многие ученые (правда, с большим опозданием по сравнению с марксистской наукой) отвергли ряд представлений, свойственных в прошлом немецким буржуазным историкам. В частности, серьезное внимание было обращено на выяснение социально-политических корней ранее принятых в буржуазной историографии концепций. Актуальным как в научном, так и в общественном плане было стремление представителей социально-структурного направления вскрыть в истории Германии предпосылки гитлеризма, в том числе и отдаленные. В научный оборот было введено немало новых материалов, подтверждающих несостоятельность попыток изолировать германский фашизм от предшествующей истории и трактовать его в виде некоей трагической случайности.

Вместе с тем дискуссия показала, что все ее участники остались на позициях буржуазной идеологии. Это особенно отчетливо проявилось

⁶⁷ R. Vierhaus. Ober Gegenwartigkeit der Geschichte und die Geschichtlichkeit der Gegenwart. Gottingen. 1978, S. 12, 25, 30, 31.

⁶⁸ Ibid., S. 26.

⁶⁹ Ibid., S. 27.

стр. 80

в отказе видеть наиболее глубокие корни социально-политической истории конца XIX - первой половины XX в. в монополистической стадии капитализма. Капитализм, как общественная система, освобождался от ответственности за первую и вторую мировые войны, за гитлеровские злодеяния. На этом в конечном счете сходились и сторонники "неоисторизма", и их противники. Тем самым континуитет, проблема непрерывности и прерывности исторического процесса в изображении современной западногерманской буржуазной историографии оказались изолированными от рассмотрения подлинных движущих сил исторического развития.

Историки социально-структурного направления, в первую очередь его леворадикальные представители, выступали, особенно в начале 70-х годов, за использование истории в целях "освобождения от груза прошлого" и обоснования широких социально-политических реформ в интересах большинства населения ФРГ. Однако, как мы могли убедиться из анализа трактовки ими проблемы континуитета, народные низы для историков социально-структурного направления - это лишь страдающая масса, влияние которой на историю незначительно. Поэтому и 1933 год оказался в их изображении масштабом и критерием всей истории Германии с конца 60-х годов XIX века. Она, таким образом, приобрела фатальные черты, на что и обратили внимание их критики из рядов "неоисторизма". Концепция Велера привела к глубоко пессимистическому взгляду на историю Германии второй половины XIX - первой половины XX в., к представлению о роковой предопределенности фашизма. И Велер и другие сторонники эмансипирующей роли исторической науки не смогли поэтому найти путь к пониманию подлинного значения истории немецкого революционного рабочего движения. Им оказалась совершенно чужда мысль о той роли, которая принадлежит революционным традициям, внедрению их в сознание широких масс народа. Как указывал В. И. Ленин, немецкой профессорско-университетской историографии было свойственно не только третирование революционных традиций, но и стремление вытравить их из народного сознания⁷⁰ . Современные историки из рядов социально-структурного направления в той или иной мере в подходе к проблеме континуитета продолжают принижать роль революционного рабочего движения, значение его опыта и традиций⁷¹ .

Споры вокруг континуитета не лишены интереса и для выяснения того, в какой мере сторонникам социально-структурного направления доступно преодоление "кризиса основ" буржуазной историографии, насколько им удается расширить рамки познания исторической действительности, оставаясь в главном на позициях буржуазного мировоззрения и используя результаты своего познания в интересах буржуазной идеологии.

⁷⁰ См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 16, с. 24 - 25.

⁷¹ Наглядным примером этого является изображение В. И. Моммзеном рабочего движения в Германии 1918 - 1920 гг. Для него здесь речь может идти не о классовой борьбе, а о социальном протесте (W. J. Mommsen. Die deutsche Revolution 1918- 1920 Politische Revolution und soziale Protestbewegung. "Geschichte und Gesellschafb, 1978, S. 370).

Постоянный адрес данной публикации: