Все возрастающий в настоящее время интерес к истории, культуре, литературе и языку славянских и балканских народов требует углубленной разработки проблем развития славяноведения и балканистики. Исследовательский уровень соответствующих историографических работ растет, расширяется их источниковая база. Это подтверждают, в частности, сборники, подготовленные Институ-

стр. 157

том славяноведения и балканистики АН СССР¹ . Подавляющее большинство статей и других материалов, опубликованных в сборниках, написано сотрудниками института. Среди авторов - также работники Московского и Ленинградского университетов, Института этнографии и Института США и Канады АН СССР, Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина и других научных центров. Помимо советских ученых, в сборниках выступают ученые ГДР, ВНР, ЧССР, Австралии и Норвегии.

Тематика сборников разнообразна. Специальные разделы посвящены организациям и центрам изучения славяноведческих и балканистских проблем, состоянию исследований в отдельных странах, в частности в СССР и дореволюционной России, международному сотрудничеству, историографии отдельных проблем, источниковедению и т. д. Впрочем, включение некоторых статей в тот или иной раздел не всегда обосновано. Так, за рамки источниковедения выходит работа Г. В. Макаровой (V) по истории польского революционного движения: источники как таковые в ней не анализируются, а лишь используются при трактовке конкретного эпизода политической истории.

Большинство статей, опубликованных в сборниках, являются самостоятельными и творческими исследованиями слабо разработанных или вообще не изученных вопросов. 43 статьи посвящены общим вопросам славяноведения и балканистики, 31 - истории, 8 - культуре, 10 - языку. 40 статей полностью или преимущественно трактуют вопросы историографии отечественной, а 52 - зарубежной. Такое соотношение представляется в основном нормальным, соответствующим реальной расстановке сил ученых. Однако было бы желательно, чтобы в следующих выпусках уделялось больше внимания историко- культурной проблематике, которая в славяноведении всегда занимала одно из ведущих мест.

Несомненный интерес представляют статьи о деятельности Международного комитета славистов и итогах VIII и IX Международных съездов славистов (I, VI), о работе Международной комиссии по истории славистики и других центров, активная научно- организационная деятельность которых строится на началах плодотворного сотрудничества ученых многих стран (I). Несколько статей посвящено опыту международного сотрудничества, в частности деятельности комиссий советских и чехословацких и советских и румынских историков (III). Чл. -корр. АН СССР К. В. Чистов рассказал о создании обобщающего труда по славянской этнографии, в котором принимают участие ученые НРБ, ГДР, ПНР, СССР, ЧССР и СФРЮ (III). Автор показал, как разработка проспекта коллективного труда, обсуждение теоретических проблем, вся совместная деятельность способствовали повышению уровня этнографической науки. В новых выпусках, вероятно, следует больше внимания уделить этой стороне развития славяноведения и балканистики. Целесообразна, в частности, публикация статей, подводящих итоги работы совместных комиссий ученых Советского Союза и зарубежных славянских и балканских стран, причем следует усилить их аналитический характер.

Значительное место в сборниках уделено истории отечественной науки. Творческое и глубокое освещение ряда проблем позволило значительно продвинуть вперед изучение русской дореволюционной славистики. В этом плане привлекают внимание прежде всего статьи А. С. Мыльникова о начальном этапе ("предыстории") славяноведения в России и зарождении его историографии (II, IV). Автор конкретизировал некоторые методологические положения, сформулированные ранее, и пришел к обоснованному выводу, что уже в XVIII в. в России возник и развивался осознанный интерес к зарубежным славянам, связанный с расширением экономических, дипломатических и культурных связей с европейскими странами, развитием просвещения, пониманием славянской культурно-языковой общности и шире - сдвигами в духовной жизни тог-

¹ Славяноведение и балканистика за рубежом. Сб. ст. и м-лов. М. 1980 (I); Исследования по историографии славяноведения и балканистики. М. 1981 (II); Славяноведение и балканистика в зарубежных странах. М. 1983 (III); Историографические исследования по славяноведению и балканистике. М. 1984 (IV); Историография и источниковедение стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М. 1986 (V); Зарубежная историография славяноведения и балканистики. М. 1986 (VI).

стр. 158

дашнего русского общества. Статьи в ряде случаев опираются на новые источники, в других - содержат новое истолкование уже известных фактов. Однако становление языковедческого компонента в русской славистике следовало бы отнести к периоду т. н. второго южнославянского влияния, когда в связи с правкой церковных книг решались и многие вопросы церковнославянского языка.

Цикл статей (II, IV, V) касается научной деятельности русских ученых XIX - начала XX века. В них раскрыты новые моменты и вклад в славяноведение М. Т. Каченовского, Ю. И. Венелина, А. Ф. Гильфердинга, А. Н. Пыпина, И. И. Срезневского, К. Д. Кавелина, С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина и др. Авторами этих статей поставлен вопрос о существовании народнического направления в славяноведческой историографии. Большой интерес представляет также публикация лекций П. Л. Лаврова "Роль славян в истории мысли", прочитанных в 1872 году (IV). Особо хотелось бы выделить статью Г. К. Бенедиктова "Первые отзывы о "Грамматике нынешнего болгарского наречия" Ю. И. Венелина", уточняющую ряд научно-биографических фактов, чему способствовали привлечение новых архивных источников, тщательность и точность анализа (II), и статью М. В. Никулиной о взглядах Венелина на славянский этногенез, древнюю историю, культуру и письменность славян (V). Отечественная "венелиниана" существенно пополнилась.

В. Э. Орел справедливо обратил внимание на труды Гильфердинга по сравнительно- историческому языкознанию (V). Однако с его оценками далеко не всегда можно согласиться. Мнение Гильфердинга об изменении санскритских звуков в славянские представляется не соответствующим уровню развития науки того времени. С. П. Микуцкого, нам кажется, нет оснований называть "выдающимся лингвистом" - по крайней мере современники его таковым не считали. Автор оценивает высказывания о Гильфердинге Д. П. Лаптевой и В. В. Колесова как противоположные друг другу. Думается, что они просто говорят о разных вещах: если Колесов имеет в виду теоретические и методологические установки ученого, то Лаптева - практические результаты его исследований.

В целом исследовательская работа и мировоззрение видных представителей русской науки рассматриваются в сборниках в контексте социально-экономических и политических условий своего времени. В некоторых же случаях "общественно- политический компонент" становится превалирующим. Так обстоит дело, например, с анализом славянской проблематики в литературной борьбе первой трети XIX в., и особенно публичного диспута М. П. Погодина с Н. И. Костомаровым по норманскому вопросу в 1860 году. Показав негативный для обеих сторон результат этой "научной дуэли" (несостоятельность норманистской концепции первого и антинорманистской гипотезы второго о литовском происхождении первых русских князей), В, А. Дьяков сосредоточил основное внимание на соотношении исторического познания с историческим сознанием, на месте диспута в идейной борьбе периода революционной ситуации 1859 - 1861 годов (V).

Обращают на себя внимание статьи о теоретических основах трудов русских историков- славистов начала XX в., о славянофильской концепции в трудах В. И. Ламанского, П. А. Кулаковского, К. Я. Грота при определенных расхождениях в их методологических позициях. Для историографии славяноведения полезны работы о Пыпине, богатое научное наследие которого еще не получило всесторонней оценки. Нам кажется неправомерным то, что А. С. Озерянский (V) без возражений цитирует определение панславизма, предложенное Пыпиным, а также его утверждение, будто "не столько сами славянские племена ищут этого объединения, сколько идет к нему сама Россия". Во-первых, надо было бы указать, что Пыпин понимает панславизм слишком широко, во-вторых, уместно привести известное замечание Ф. Энгельса, что "панславизм возник не в России или Польше, а в Праге и в Аграме"² .

В развитии дореволюционного славяноведения большую роль играли не только отдельные ученые, но и различные научные общества и комиссии. Однако эта их деятельность остается почти не изученной. Пробел в какой-то мере вос-

² Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 6, с. 181.

стр. 159

полняют две статьи В. В. Ишутина, в которых дан анализ деятельности Общества истории и древностей российских при Московском университете (ОИДР) (IV, V). В первой из них автор на основе протоколов заседаний Общества показал интерес его членов к зарубежным славянским народам в первой половине XIX в., а во второй рассмотрел издания Общества за тот же период, ограничившись, правда, общеславянскими сюжетами, историей и культурой южных славян. Исторический подход помог автору показать славистическую проблематику в ОИДР в ее развитии. Хотелось бы надеяться, что западнославянская тематика, как и славистические разработки Общества в последующие десятилетия, будут освещены в новых выпусках сборника.

Немаловажной темой сборников стала разработка вопросов славяноведения в русской революционно-демократической периодике, в частности в журналах и газетах "Современник", "Русское слово", "Искра", "Будильник", "Современное слово". Съезду русских славистов в 1903 г. посвящена работа Л. П. Лаптевой, использовавшей, помимо других материалов, бюллетени съезда, хранящиеся в архивах Ленинграда и Москвы (II). В сборниках рассматриваются также международные связи славистов дореволюционной России, историография старообрядческого движения в Центральной и Юго-Восточной Европе и некоторые другие вопросы.

Материалы сборников свидетельствуют о позитивных сдвигах в изучении советской славистики и балканистики. Но по сравнению с наукой дооктябрьского периода эта тематика затрагивается в меньшей степени. Можно выделить статью А. Н. Горяинова "Советская славистика 1920 - 1930-х годов" (II). Автор поставил вопрос о факторах позитивного и негативного плана, под влиянием которых происходило становление и развитие славистических исследований не только в АН СССР, но и в других учреждениях и центрах, о роли в этом деле политэмигрантов из славянских стран. Однако, как отмечено автором статьи, в ней лишь обозначен ряд проблем, которые должны стать объектом дальнейшего изучения. В другой работе автором рассмотрен вопрос о подготовке славистических кадров в Ленинградском университете в 20-е годы (IV). В статьях М. Ю. Досталь и З. С. Ненашевой речь идет о методологических вопросах истории славяноведения и идее славянской общности в советской и чехословацкой историографии. Желательно в дальнейшем эти проблемы рассмотреть на материале историографии других стран Центральной и Юго-Восточной Европы.

В сборниках есть ряд статей, в которых дается квалифицированная оценка возникновения и развития албановедения, исторической полонистики, языковедческой румынистики. Содержание статьи Н. П. Митиной (V) значительно уже заглавия, т. к. в ней рассматривается фактически не вклад политэмигрантов из Польши в становление и развитие советского славяноведения 20 - 30-х годов, а лишь их работы по истории польского рабочего и крестьянского движения, причем превалирует описательно- библиографический элемент, к тому же далеко не полный; но даже и эти данные представляют определенный интерес.

К сожалению, лишь одна статья посвящена видным славистам советской эпохи: В. Г. Карасев и Л. И. Уткина привлекли внимание к деятельности В. И. Пичеты в Московском университете и при этом весьма интересно, с использованием архивных материалов рассказали о создании и начальном этапе деятельности кафедры истории южных и западных славян (II).

Три сборника (I, III, VI) целиком отведены зарубежной науке. Немалый интерес представляют информационные материалы об организациях и центрах международного характера (Международная ассоциация по изучению и распространению славянских культур, Международная ассоциация по изучению стран Юго-Восточной Европы, Международный комитет по изучению Советского Союза и Восточной Европы и др.). В ряде статей охарактеризована деятельность национальных славистических центров социалистических и капиталистических стран (Центра болгаристики при Болгарской АН, Института истории в Белграде, Американской ассоциации содействия славянским исследованиям, "русских" центров при университетах США, Института славянских исследований в Париже, Национального института восточных языков и цивилизаций во Франции и др.). Детально рассмотрены в сборниках орга-

стр. 160

низация и проблематика "восточноевропейских" исследований в западногерманских университетах (III, VI). По сути дела, впервые в нашей литературе столь полно показано состояние современного славяноведения в ФРГ.

Особый раздел сборников посвящен состоянию славистических и балканистских исследований в отдельных странах (Венгрии, Австрии, Великобритании, Нидерландах, Австралии, Норвегии). Не всегда, однако, обзоры достаточно полны. В статье Н. А. Богаевой о балканистике в ФРГ (III) даже не упомянут Федеральный институт восточных и международных исследований в Кельне, многие "доклады" и другие издания которого трактуют проблемы истории и современного состояния: балканских стран. Отдавая должное обширности и умелому изложению материала Л. Б. Миляковой о возникновении университетской славистики в США (VI) и Н. А. Богаевой о Немецком обществе по изучению Восточной Европы (VI), нельзя не обратить внимания на то, что в этих статьях говорится главным образом о русистике, а не об изучении южных и западных славян, как в большинстве других материалов сборников.

Некоторые работы касаются конкретных научных проблем, например, изучения чешского барокко в ЧССР (А. С. Мыльников, VI), сербского барокко в СФРЮ (Е. Н. Пащенко, VI). Г. Ю. Харциева рассмотрела словацкую историографию национального возрождения (I), но почти 150-летний период, охваченный ею, очерчен, естественно, лишь в общих чертах. К проблемам национального возрождения в Чехии обратился А. Робек (ЧССР, III), давший представление о работе Института этнографии и фольклористики Чехословацкой АН. В историографическом плане рассмотрены в сборниках становление "славистики в германских государствах конца XVII - первой трети XVIII в. (А. С. Мыльников, VI), польско-немецкие общественные связи 40-х годов XIX в. (Т. И. Студеникина, VI), германо-русские отношения до 1917 г. (В. Цайль (ГДР) дал обзор трудов ученых своей страны) (III), англо-чехословацкие отношения в период судетского кризиса 1938 г. (I) (В. И. Беляева проанализировала работы английских буржуазных авторов), создание Отечественного фронта в Болгарии и его развитие до 1948 г. (О. Н. Решетникова (I) показала эволюцию представлений болгарских ученых по этой проблеме).

В работе С. М. Стецкевича (VI) очерчен вклад историков ГДР в исследование народно- демократических революций и перехода от капитализма к социализму стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Анализ их позиций тем более важен, что в марксистско- ленинской исторической науке до сих пор не выработано единого мнения о характере этих революций и о хронологических рамках переходного периода. Привлекает внимание статья С. И. Большакова (III), рассмотревшего эволюцию оценок американскими буржуазными авторами развития социалистических стран Европы в конце 60-х - первой половине 70-х годов. Автор показал воздействие процесса разрядки международной напряженности в эти годы на концепции как консервативного, так и либерального крыла американской историографии, не выделив, правда, их ответвлений и охарактеризовав консервативное направление лишь в общем плане. В обширной работе Е. А. Хелимского "Славянское сравнительно-историческое языкознание в США" (III) показано становление славянской компаративистики.

Особое значение имеют источниковедческие работы и публикации, включенные в сборник (V). Л. П. Лаптева исследует историографию конкретного источниковедения - изучение документов богомильского движения русскими историками XIX - начала XX века. Наличие широкой источниковой базы в трудах, постепенная выработка критического отношения к показаниям документов охарактеризованы автором весьма убедительно. О недостаточности использования в литературе сербских средневековых биографий (житий) и перспективности их применения для анализа феодальной идеологии, а также для решения остающихся спорными текстологических вопросов говорится в статье Е. П. Наумова. Избрав предметом анализа судебно-следственные материалы, связанные с польской политической ссылкой первой половины XIX в., В. А. Дьяков знакомит читателей с местонахождением архивных документов, их особенностями и источниковедческим значением. Суждения автора об использовании этой разновидности документов

стр. 161

очень полезны не только для полонистов, но и специалистов по другим отраслям истории. Ряд помещенных в сборниках публикаций расширяет круг источников, связанных с историей Греции, чешской культурой первой четверти XIX в., развитием отечественной и зарубежной славистики (IV, V).

В предстоящих выпусках сборников хотелось бы, наряду с подробными сведениями о деятельности научных центров, встретить новые, углубленные исследования конкретных проблем, решавшихся или решаемых отечественной и зарубежной наукой, статьи о деятельности советских ученых, о виднейших зарубежных славистах, о спорных проблемах славяноведения и балканистики. Весьма желателен был бы в сборниках раздел научных дискуссий. Следовало бы распространить опыт сборника (V) на дальнейшие выпуски, расширив их содержание и тематику за счет источниковедческого и археографического материала. Редколлегиям необходимо строже подходить к отбору статей в сборники, обеспечивая соответствие их содержания профилю издания, шире привлекать авторов, работающих в периферийных университетах и других региональных и местных научных центрах, а также ученых зарубежных стран. Работу специалистов со сборниками существенно облегчила бы публикация в них кратких сведений об авторах, именного и предметного указателей.

В рубрике "Историография отдельных проблем" в сборниках подчас фигурируют не историографические разработки в полном смысле слова, а рефераты отдельных книг или даже статей. Представляется, что такого рода материал в сборники, а тем более в названный раздел, включать не следует, имея в виду, в частности, то, что такая информация сильно запаздывает (интервал между выходом книги и появлением реферата колеблется от двух до семи лет).

Высоко оценивая значение рецензируемых сборников для дальнейшего развития славяноведения и балканистики, хотелось бы, чтобы последующие выпуски, опираясь на опыт уже изданных, продвинули вперед разработку актуальных научных проблем и приблизили нас к созданию обобщающего труда по истории; славяноведения и балканистики.

Постоянный адрес данной публикации: