Прекрасно, когда мы не молчим, и гнев праведный относительно несовершенств жизни изливается нами беспрепятственно. Но странно, что, как правило, он устремлен в адрес коллег из мира соседнего, как если бы мы сами олицетворяли лишь профессиональное совершенство и гражданское мужество. Конечно, с исторической наукой дело обстоит не лучшим образом, о чем здесь и говорили историки. Но, когда гнев по этому поводу изливает экономист, тут есть о чем задуматься. Вряд ли экономическая наука последние десятилетия была безгрешна, созидательна и совершенна. Есть в чем покаяться также литературе и искусству. Но дело не в покаянии, хотя оно очищает души. Дело - в реальной жизни.
Я не исторический писатель, тем более не историк; скорее, наоборот - принадлежу к тому поколению писателей, которое справедливее назвать исторически малообразованным (хотя сводить понятие необразованности к черте одного или двух поколений и неверно, и несправедливо). Наше общество в своем подавляющем большинстве является исторически необразованным. Это слишком серьезный изъян биографии, чтобы считать его частным. Историческая образованность или необразованность определяют характер мышления общества. И, обращаясь к сегодняшнему дню, понимаешь, что мы переживаем время даже не осознания истории социализма, а, я бы сказал, прикосновения к ней, прикосновения отрывочного, когда народ получил возможность самостоятельно прочесть текст собственной биографии, испытав при этом немалые потрясения, потому что читает ее впервые и пока что не полностью.
Объективно говоря, писаной истории социализма как таковой у нас не было. В своей массе она была, так сказать, предметом нелегальным, и мое поколение постигало ее через опыт собственной жизни. От того-то она была чрезвычайно бытовой, личностной и субъективной. Изучение истории подменялось внушением, что мы ее созидаем, и этого вроде бы достаточно. Принято считать, что интерес к истории, усилившийся последние 8 - 10 лет, есть следствие пробуждения общественного сознания. Думаю, это не совсем так. Факт пробуждения, конечно, был, но было и другое - непомерная усталость от лжи. Образно говоря, народ потянулся к документу, к первоисточникам.
Правомерен вопрос: почему же с историей социализма происходило то, что происходило? Я думаю, это вопрос даже не научный. Это вопрос массового общественного сознания. Практика максимальной политизации жизни, чему мы свидетели на протяжении десятков лет, вырабатывает не только стереотипы экономических, социальных, духовных структур и стереотипы изложения, но и стереотипы восприятия. Политизация экономики, культуры, науки, искусства из данности того или иного периода превратилась в концепцию развития общества. Со временем этот процесс обрел свою крайность; и, если вдуматься, мы стали свидетелями не столько политизации, сколько бюрократизации всех направлений общественной мысли: когда экономика развивается не по экономическим законам, а подчиняясь нажиму бюрократизма, согласуясь с его капризами и ссылками на политические обстоятельства; когда культура и искусство развиваются не по законам творчества, а опять же ориентируясь на политику, исповедуемую бюрократизмом, и подлаживаясь под нее.
То же было с историей: здесь более, чем где-либо, произошло полное наложение изображений. В общественном сознании сформировалось однозначное толкование: текущая политика - это и есть история социализма. Иначе говоря, все то, что говорил Сталин, это и есть история социализма; а затем - то, что говорили Хрущев, Брежнев. В сознании общества история КПСС как бы заменила собою историю социалисти-
стр. 85
ческого государства, поставив знак равенства, что это-де - одно и то же. Так ли это? Вот вопрос к историкам, и вопрос насущный.
У нас существует система политпросвещения и политобразования, и мы глубоко убеждены в том, что это и есть система исторического образования общества. Полагаю, что и здесь мы несколько заблуждаемся. Политизация опасна тем, что происходит подмена, когда основные направления общественной мысли развиваются не по законам базисного, профессионального начала (экономика - по законам экономики, история - по законам истории), а на основе надстроечного, временного состояния, когда профессионализм как навык становится вторичным, а первичным оказывается организаторский и политический порыв. Происходит "выщелачивание" творческих возможностей общества.
Сегодняшние выступления историков лишь подтверждают точность тезиса "История - наука дисциплинированная". Тем более представляется странным, когда историческая наука, постигающая социализм, вдруг одергивает литератора, заговорившего о кризисных явлениях в истории социалистического общества, обвиняя его в неточности, в отступлении от исторической правды, той самой, о которой историческая наука молчала почти 60 лет! И образ Ленина, воплощенный в прежней литературе, порой хрестоматийно- благополучный, как ни странно, не вызывал суровых нареканий историков.
Историческую науку устраивал образ того, привычного Ленина не потому, что он был точен или неточен, а потому, что он был лоялен к тому политическому периоду, во время которого он демонстрировался, издавался и тиражировался. Как только образ Ленина вступил в противоречие с действительностью, обострил ее критическое восприятие, обнаружил резкое отклонение от концепции социализма и извращение такового, историки "поднялись в ружье" на защиту догм. Мы никак не можем отойти от образа Ленина, однажды разрешенного нам Сталиным. Думаю, в этом коренной вопрос современной Ленинианы.
Революция всегда - не только созидание, но и отсечение, отказ от прошлого, которое мешает революции. Такова диалектика. Но вот что странно: процесс отсечения оказался столь живучим, что обрел характер постоянного. После XX съезда партии вся история, связанная с именем Сталина, как бы перестала существовать и ограничилась информацией, которую по этому поводу сообщали политики. Затем то же самое произошло с периодом волюнтаризма, затем - с периодом застоя. Так образуются "белые пятна".
В связи с этим я часто задаю себе отрезвляющий вопрос: куда подевались те миллионы тонн бумаги, употребленные на тиражирование политических докладов и речей, издававшихся и переиздававшихся, которые теперь вдруг оказались ненужными обществу? История - не товар, который можно предлагать или не предлагать, не собственность бюрократического аппарата, как многолетно получалось на самом деле. История есть духовная собственность народа. Она не отдана ему в аренду, она просто принадлежит ему. Нужно признать безотрадную истину: массовый интерес общества к истории застиг историческую науку врасплох, она испугалась этого интереса и по сей день сопротивляется ему. И не потому, что наука плоха: бюрократизм сделал историю социализма наукой неоснащенной, а значит, неплодоносящей.
Человек, познавший прошлое, владеет будущим. Но вот что не дает мне покоя: историчность современности применительно к литературе, это, видимо, умение ощутить и понять преемственность зла и добра, созидаемого обществом, социальной системой. Наш критический запал обращен в прошлое, что правомерно и оправдано. Но мне кажется, что бюрократизм, противостоящий этому процессу, сейчас не то чтобы угас, а вроде бы успокоился, даже содействует ему: пусть выложатся, пусть усердствуют, их на нас не хватит.
стр. 86
Литература еще не подошла к осмыслению застойных процессов, по это наступит, наступит неминуемо, и она должна иметь гарантии, что политический аппарат, историческая наука, наше литературоведение поймут и поддержат ее. Это будет непросто, ибо это несчастье, этот социальный позор рядом с нами: существующий управленческий аппарат вызрел внутри прошлого организма и потому небезгрешен. Это потребует не только зрелости воплощения, но и зрелости восприятия. Но эти трудности еще впереди.
О. М. ПОПЦОВ (писатель).
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Беларуси |