Автор рисует потрет выдающегося венгерского историка, специалиста по истории Венгрии XVIII XX вв. Д. Кошари на фоне истории страны и судьбы поколения.

The author depicts the portrait of the renowned Hungarian historian, expert on the eighteenth - twentieth century history of Hungary Domokos Kosary against the background of the history of the country and the destiny of the generation.

Ключевые слова: Домокош Кошари, Венгрия, историография, история Нового времени.

31 июля 1913 г. в венгерском городе Шелмецбаня (совр. Банска-Штьявница в Словакии) родился Домокош Кошари - историк, общественный деятель, участник событий 1956 г., профессор, действительный член и президент Венгерской академии наук, лауреат престижной национальной премии им. Иштвана Сечени, автор фундаментальных трудов по истории Венгрии Нового времени.

Кошари принадлежал к последнему поколению центральноевропейского среднего класса, который - в силу образованности и профессионализма - в XIX ст. занял ведущие позиции в разных сферах деятельности - промышленности, управлении, образовании и культуре. Его представители гордились своей ученостью и были уверены, что залогом жизнеспособности общества (шла ли речь об общественном порядке или народном просвещении) является государство и служить ему - благороднейшее из призваний. Нравственные идеалы своего поколения Д. Кошари пронес через всю жизнь: политические режимы сменяли друг друга, ученый же по-прежнему исполнял свой долг, веря в спасительную силу печатного слова, культуры, науки.

Это придавало ему уверенность, которую многие принимали за высокомерие, но не испытывать к нему уважения не могли. И не важно, сидел ли он за письменным столом, в кресле президента Академии наук (1990 - 1996) или же в тюремной камере (1957 - 1960). На представления Кошари об историческом процессе повлияло наследие буржуазного среднего класса, и историк не скрывал этого. Сначала героем его исследований был выдающийся деятель "эпохи реформ" (1825 - 1848) Иштван Сечени (1791 - 1860), требовавший проведения в Венгрии буржуазных преобразований. Затем историка увлекли централисты Ласло Салаи (1813 - 1864), Йожеф Этвеш (1813 - 1871), Агоштон Трефорт (1817 - 1888), призывавшие к форсированию урбанизации, поддержке коммерции, построению общества равных возможностей. На склоне жизни мысли историка занимала йозефинистская - жившая в годы правления Иосифа II (1780 - 1790) - интеллигенция.

Глац Ференц - академик Венгерской академии наук.

Иными словами, те, кто верил в идеалы Просвещения и духовное раскрепощение народа. И здесь Кошари - гораздо резче, чем его предшественники - противопоставлял цели буржуазного среднего класса, к которому сам принадлежал, другому его крылу - недалекому, провинциальному мелкому венгерскому дворянству. Он называл их транжирами, сам же был бережлив; он считал их в большинстве своем пьянчужками, сам же вечерами неторопливо попивал чай; если им было свойственно показное панибратство, то он держался подчеркнуто вежливо и слыл скорее нелюдимым. Настолько, что от этого сам страдал.

Первыми университетами Д. Кошари стала литературно-художественная среда родного дома: мать Лола Кошари (в девичестве - Рез) была популярной писательницей, отец - учителем музыки. Затем Домокош поступил в университетскую гимназию им. Агоштона Трефорта и, наконец, элитное учебное заведение при Будапештском университете - Коллегиум им. Этвеша. В те годы в молодом Кошари было заложено определившее характер стремление к качеству и совершенству. И в себе самом, и в окружающих. Таким он оставался до последнего вздоха, именно этим принципом он руководствовался при выборе друзей. В университете (1931 - 1936) Кошари занимался в семинарах венгерских историков, которые по сей день вызывают восхищение. Его учителями были Шандор Домановски (1877 - 1955), Имрс Сентпетери (1878 - 1950), Балинт Хоман (1885 - 1951), научным руководителем и наставником - Дюла Секфю (1883 - 1955). Он сыграл решающую роль в выборе темы и формировании взглядов Кошари на венгерскую историю. С именем Секфю связано переосмысление концепции венгерской истории после Трианонского мирного договора (1920). Суть ее состояла в извлечении уроков из поражения освободительных антигабсбургских движений XVII-XIX вв. Компромиссы 1711 и 1867 г., заключенные, соответственно, после поражения Освободительной войны 1703 - 1711 гг. под руководством Ференца II Ракоци (1676 - 1735), или подавления революции и освободительной войны 1848 - 1849 гг., отражали реальное соотношение сил. Следовало раз и навсегда покончить с поиском врага, будь то граф Шандор Каройи (1669 - 1743) в 1711 г. или Артур Гёргей (1818 - 1916) в 1849 г. Одной из причин гибели исторической Венгрии в первую очередь стало то, что в период с 1867 по 1918 г. пропитанный духом освободительной борьбы венгерский национализм, где по-прежнему тон задавало находившееся в состоянии упадка дворянство (джентри), отказывался видеть в австро-венгерском дуализме продукт реального соотношения сил и в конце концов обрушил саму Габсбургскую империю. Логическим следствием стал Трианон.

В работах 1936 - 1943 гг. (об А. Гёргее, о националистических взглядах газеты "Pesti Hirlap") Кошари творчески развил взгляды учителя. В 1970-е же годы его всерьез увлекло еще и изучение XVIII в.

Молодой Кошари выделялся среди современников не только этими работами, но и выступлениями на международных научных форумах. В 1936 - 1941 гг. по рекомендации Ш. Домановски он стажировался во Франции и Англии, затем, при содействии профессора географии и венгерского министра иностранных дел Пала Телеки (1879 - 1941), - в США. Венгерское политическое руководство, готовившееся к ревизии Трианонского мирного договора, гналось, образно говоря, за двумя зайцами. С одной стороны, понимая, что реальным союзником в вопросе о пересмотре границ может выступать только Германия, оно в угоду нацистам приняло в 1938 - 1941 гг. антиеврейские законы. С другой стороны, Пал Телеки при поддержке Домановского и Хомана инициировал ряд культурно-внешнеполитических и дипломатических акций, призванных снискать благосклонность Франции и в особенности Великобритании и США. Так министр рассчитывал добиться согласия западных демократий на пересмотр границ, надеялся убедить их, что ведущая роль Венгрии в регионе не означает слепого следования в фарватере политики нацистской Германии. Молодой Кошари стал убежденным участником

процесса сближения с Западом. Благодаря своему блестящему владению языками, безупречной культуре поведения он вполне мог сделать успешную дипломатическую карьеру. Но коллеги по цеху рассматривали его в качестве одного из национальных руководителей как раз в то время создававшейся Международной ассоциации историков. Искрометную полемику Кошари с румынскими историками на Всемирном конгессе 1938 г. в Швейцарии живо обсуждал весь Будапешт, и в значительной мере благодаря усилиям Кошари, в 1941 г. занявшему в только что созданном (стараниями Хомана) Институте им. Телеки пост заместителя директора, вышел в свет первый франкоязычный ежегодник "Revue d'histoire comparee". Главной темой журнала, издававшегося под эгидой парижского Венгерского института во главе с Шандором Экхартом (1890 - 1969), стали взаимоотношения венгров с соседними народами (румынами, словаками), первостепенной задачей -утверждение исторического права венгров на занимаемую до 1918 г. территорию, доказательство, что их политика в отношении соседних народов испокон веков отличалась терпимостью. (Ведь политика в отношении территорий, "возвращенных" в 1938 - 1941 гг., могла основываться только на традициях политической толерантности). Если верить таким ведущим специалистам по истории народов региона, как Кальман Бенда (1913 - 1994), Ласло Маккаи (1914 - 1989), Ласло Гальди (1910 - 1974), именно тогда сформировалась в Кошари характерная черта: впитывать в себя носившиеся в воздухе идеи (будь то историческая наука, политика в области науки или поразительная житейская мудрость), быстро усваивать их и формулировать с только ему присущей элегантностью. В будущем не в последнюю очередь благодаря этой способности Кошари удавалось столь успешно справляться с научной руководящей работой.

Как раз в эти годы Кошари пришел к выводу, который с годами лишь окреп, что историческое развитие Венгрии необходимо рассматривать не столько в тесной связи с историей Германии, сколько (еще дальше на запад Европы) в контексте истории Франции. Удивительным образом единомышленником Кошари стал, между прочим, во многом расходившийся с ним во взглядах на историю Иштван Хайнал (1892 - 1956).

После Второй мировой войны, в 1945 г. Кошари вместе с Дюлой Секфю оказался в рядах буржуазной интеллигенции, согласной до известной степени сотрудничать с левыми политическими силами. Новые же хозяева страны были до поры готовы принять тех старших представителей прежней элиты, кто прославился своими антифашистскими убеждениями и осуждением союза с Германией (Секфю, Домановски, Хайнал), но в молодежи, - уже потому что те были талантливы и образованны, - видели соперников. Поэтому их, "как наследие старого режима", изгоняли или оттесняли. Эта участь постигла и сверстников Домокоша Кошари (не менее решительных противников гитлеровской Германии и известных своими демократическими убеждениями Кальмана Бенду или Ласло Маккаи). В 1948 - 1949 гг. на очищении общества от "таких как Кошари" сделала себе имя "мастер" поисков "внутреннего врага" Эржебет Андич (1902 - 1986), которая блестяще умела определять, кто в том или ином поколении претендует на роль лидера, и обращала их в преданных друзей или заклятых врагов. Она считала Кошари не только одним из самых молодых и несомненно выдающихся представителей старой историографии, но и агентом англо-американского империализма. В 1949 г. историка уволили из университета, где его не смог защитить Секфю, и -вместе с другими сверстниками - из руководства Института им. Телеки. В отставке Кошари наряду с причинами личного характера свою роль сыграло и то, что коммунистические идеологи вписали в ряд антинемецких восточноевропейских освободительных движений историю борьбы венгров с Габсбургами, что - если брать молодое поколение историков - прежде всего входило в противоречие со взглядами и работами именно Кошари.

Вплоть до 1957 г. историк, вынужденно работая библиотекарем, трудится над первым томом венгерской исторической библиографии. К этой работе Кошари приступил еще в годы преподавания в университете (1936 - 1949). Ему хотелось снабдить студентов информативной, обобщающей библиографией (впоследствии это будет трехтомник "Введение в источники и историографию истории Венгрии"). И по сей день эта работа остается настольной для всех, кто готовится стать историком. (Отойдя формально от дел в 1996 г., он до самой смерти работал над ее исправленным и дополненным изданием.) Так принуждение Кошари обратил во благо: избрав политически и "идеологически" невинный жанр библиографии, он создал нечто уникальное и непреходящее. В 1956 г. его избирали председателем Революционного комитета венгерских историков, а в 1957 г. арестовали. Но в тюрьме после казни Имре Надя (1896 - 1958) порядки несколько смягчили. У Кошари не отняли возможности трудиться: он работал над историей венгерской внешней политики в Средние века, написал историю пребывания Иштвана Сечени в лечебнице в Дёблинге, проанализировал и по сей день не утерявший своей актуальности дневник "величайшего венгра". По специальному распоряжению в прошлом министра, а в то время директора Института истории Венгерской академии наук Эрика Мольнара (1894 - 1966) прямо в тюремную камеру Кошари доставляли всю необходимую научную литературу. В том числе из лондонской Британской библиотеки. Об этом он не раз охотно рассказывал и в семейно-дружеском кругу, и на публике. На свободу Кошари вышел только в 1960 г. и семь с лишним лет проработал в Пештском областном архиве. С началом кадаровской политики экономической и культурной консолидации (1968) у Кошари появилась возможность вернуться на работу в Институт истории, который сам он всегда считал наследником Института им. Телеки (1941 - 1948). Частью двойственной культурной политики Яноша Кадара (1912 - 1989) стало своеобразное "разделение труда" в рамках исторической науки. В 1958 г. из Москвы на родину вернулась Э. Андич и проработала в Будапештском университете вплоть до своей смерти в 1986 г. В Академии наук Отдел истории также возглавил давний оппонент Кошари - старый догматик Деже Немет (ум. 1985 г.). Зато в руководстве и ученом совете Института истории ВАН было немало сторонников внутренней либерализации режима: Эрик Мольнар, Пал Жигмонд Пах (1919 - 2001), Дёрдь Ранки (1930 - 1988); встречались даже дореволюционные буржуазные историки Элемер Маюс (1898 - 1989), Оскар Паулини (1899 - 1982), бывшие сотрудники Института им. Телеки -Кальман Бенда, Иштван Барта (1910 - 1966), Ласло Маккаи. В этот ряд удачно вписалось возращение в науку некогда ведущего интеллектуала Домокоша Кошари.

Поначалу историку отвели тесную комнатушку, которую он, правда, делил с друзьями-единомышленниками, но уже вскоре перевели в просторный кабинет. Сам Кошари радостно демонстрировал друзьям ту самую мебель, что когда-то стояла у него в бытность заместителем директора Института им. Телеки, потом оказалась свалена в подвале Института истории, обнаружена там и по распоряжению дирекции бережно отреставрирована. Он быстро включился в работу над масштабными проектами венгерской исторической науки, написал главы по истории XVIII в. для десятитомной истории Венгрии (1980), активно участвовал в международных конференциях, проводимых рабочей группой по изучению истории эпохи Просвещения. Его увлекла новая тема - история XVIII в. И эти исследования сблизили Кошари с пониманием революции, введенным французскими историками левых политических убеждений, хотя ни гильотину, ни революционный террор он не оправдывал никогда. В 1977 г. историк написал монографию о Венгрии в эпоху Наполеоновских войн. В те же годы он стал одним из лидеров общества по изучению истории прессы, куда входил осужденный по делу Имре Надя и так же, как и Кошари, "возвращенный" в академическую среду Миклош Вашархейи (1889 - 1968).

Кошари активно включился в научные дискуссии, шла ли речь о защите убеждений, сформированных в ранней юности, или о критике остатков сталинистской идеологии или сталинистов. В этих спорах он оставался верен своим старым принципам: признавать правоту других, уважать талант и компетентность оппонента.

Начиная с 1968 г. Кошари вновь стал принимать участие в международных научных форумах, выезжал во Францию, Великобританию, ФРГ, США. Он входил в ближний круг "министра иностранных дел" венгерской исторической науки Дёрдя Ранки, участвовал в конференциях, выступал с докладами. Его личность привлекала к себе внимание, но он в Европе только наблюдатель, великий свидетель былого. Ведь за минувшие тридцать лет в жизни международного сообщества историков, в тематике и методологии исследований произошло немало изменений.

В 1982 г. Кошари избрали членом Венгерской академии наук. Эржебет Андич и Дежё Немет, продвигавшие "своих людей", высказались резко против, но в ЦК ВСРП кандидатуру Кошари одобрили. В 1986 г., после смерти Немета, и это стало знаком грядущих перемен, Кошари стал во главе Отделения истории ВАН, был избран председателем Национального комитета историков Венгрии. В 1989 - 1990 гг., в ходе реформирования академии, в ее действительные члены избрали "стариков", пришедших в историческую науку до 1949 г.: Кальмана Бенду, Петера Ваци, Элемера Майюса (Ласло Маккаи стал академиком еще в 1985 г.)

На общем собрании академии в мае 1990 г. объединенными усилиями ученых, реабилитированных в 1989 г., реформ-социалистов и действующего руководства ("призыв" 1986 - 1990 гг.), Домокоша Кошари избрали президентом Венгерской академии наук.

На посту президента ВАН Кошари в полной мере продемонстрировал интеллектуальную открытость, восприимчивость ко всему новому и стремление к совершенству. У него появилась возможность претворить в жизнь плоды своих многолетних раздумий: так родился закон об Академии наук (1986) и была основана Академия литературы и искусства (1989). Он сторонился откровенных политиканов, для него был по-прежнему важен профессионализм. То, что кто-то до 1989 г. был тесно связан с коммунистическим режимом, не означало, что он плохой историк. Ученый должен не ввязываться в политику, но усердно трудиться на научном поприще. Его слова, что в Академии наук не будет места охоте на ведьм, обрели широкую известность. Даже свою дружбу с премьер-министром Йожефом Анталлом (1932 - 1993), историком по образованию, он использовал во благо Венгерской академии наук: с жалким бюджетом и организационно на грани развала, но она пережила трудности переходного периода.

В 1996 г. Кошари вернулся в Институт истории, возглавив, как приличествует "past president" ("бывшему президенту"), исследовательскую группу, занимавшуюся "исторической библиографией" - выявлением и систематизацией источников по истории Венгрии. Эта работа стала продолжением и дополнением его более раннего, ставшего ныне классическим труда "Введение в источники и историографию Венгрии". Теперь он старался меньше бывать на людях. Много времени проводил за пределами Будапешта, в Дёргиче, позднее в Патье. Однако общественная жизнь не давала покоя уважаемому профессору. Отчасти в силу присущего ему чувства ответственности, отчасти - испытывая потребность в общении, Кошари согласился занять посты почетного президента Академии литературы и искусства им. Сечени, а в 1999 - 2007 гг. - председателя Венгерского исторического общества. Эти обязанности, слабея физически, но по-прежнему крепкий духом Кошари исполнял до самой смерти. (Венгерское историческое общество в 2007 г. специально для него учредило должность почетного председателя.)

В 2005 г. Кошари возглавил комитет по подготовке и проведению памятных мероприятий в честь 50-летней годовщины революции 1956 г. И если в обществен-

ной жизни он держался в стороне от партийных баталий, на посту председателя комитета историку не всегда удавалось оставаться над схваткой. Зато ему удалось то, что останется в памяти многих: в день 50-й годовщины начала революции, 23 октября 2006 г., когда Будапешт был охвачен социальными волнениями, он как председатель комитета своей старческой походкой вышел к памятнику в честь тех исторических событий, словно воплощенная необходимость национального согласия, словно символ чувства долга и разума. А в это время с трудом различимая за ограждениями толпа ревела моторами своих мотоциклов. Стоявшие вокруг испытывали плохо скрываемый страх, он же, судя по внешнему виду, - нисколько. Не страх, но преклонный возраст сковывал его движения и речь. Ведь физически и он был подвержен старению. 15 ноября 2007 г. Домокоша Кошари не стало.

Пер. с венгерс. О. В. Хавановой

Приложение

Выступление Домокоша Кошари на дискуссии по проблемам исторической науки на Кружке Петёфи¹ (1956 г.)

Глубокоуважаемое собрание! Я не собирался выступать, тем более что дискуссия, которая здесь развернулась, касается не столько моего поколения, сколько молодежи. Не то чтобы эти вопросы были для нас, немолодых, такими уж чуждыми, совсем нет, но дело в том, что для нас различные испытания, выдвигаемые жизнью, в основном, можно сказать, уже позади, мы, плохо ли, хорошо ли, но сдали те экзамены, которые молодым еще предстоит сдавать. Это прежде всего им нужно, в спорах, трудных раздумьях, сомнениях, учась и ища истину, найти возможность и способ сдать эти экзамены, - понятно, что я имею в виду не вузовскую очередную сессию. Если я все же решил здесь выступить, то объясняется это вот чем: слушая доклады, я все более укреплялся в мысли, что молодежь - глубоко права, и мы должны сказать об этом открыто. Это тем более знаменательно, что правота здесь - на стороне тех, у кого экзамены еще впереди. Правота эта не всегда содержится в конкретных утверждениях, которые к тому же сформулированы нечетко, часто грешат преувеличениями. Правота их - не в мелких или крупных ошибках, а в том, что они всей душой, честно, самозабвенно стремятся к постижению научной истины; ответственность же за их ошибки и заблуждения лежит на тех, кому доверена забота, доверено воспитание этой молодежи. Говоря о молодежи, я имею в виду не только студенческую молодежь, но и учащихся средней школы; но говоря об ответственности, я вовсе не имею в виду преподавателей средней школы: прозвучавшие здесь выступления ясно показывают, с какими трудностями сталкиваются эти люди в своей работе. Я и сам учился в школе, а теперь через своих детей вижу, насколько значительны проблемы преподавания истории, и должен сказать, порой у меня сердце сжимается, когда я об этом думаю. Наше поколение, возможно, часто ошибалось, возможно, не умело быстро, решительно пересмотреть то, что внушила нам контрреволюционная эпоха, но в нас всегда жила какая-то непреклонная воля и желание узнать правду, и нередко у меня возникало ощущение, что если мы ослабим бдительность, то молодежь наша утратит именно эту безусловную веру в то, что историческая истина есть и что ее следует искать. Ко мне часто приходили с недоуменным вопросом: как же так, в учебнике истории для средней школы подробно описано - это было пару лет назад, не сейчас, - будто бы Ференцу Ракоци в освободительной борьбе помогали артиллерия и солдаты Петра I. Хотя даже школьники точно знали, что в этом нет ни слова правды².

Если бы я взялся разоблачать подобные казусы, задача моя была бы легче легкого; но не об этом сейчас идет речь. Я решил принять участие в дискуссии прежде всего с той целью, чтобы сказать: мы должны помочь молодежи. Вот о чем не говорилось в той, опубликованной в газете "Szabad Nep", во многих отношениях действительно имеющей позитивное значение статье, которая писала о больших ошибках, хотя и сильно упрощала их³. Но ошибка не только в том, что, скажем, в университетской программе тезис о Яноше Хуняди как национальном герое⁴ выводится из слов Михая Фаркаша⁵, как будто студенты иначе этому не поверили бы. (Веселое оживление, аплодисменты.) Статья не кажется мне удачной и убедительной и в таком, например, утверждении: "Сейчас перед нашей исторической наукой стоит задача: пересмотреть всю нашу деятельность в свете работ Сталина". Что это за задача? От кого исходит эта задача? Должны ли мы браться за решение задачи, которую многие считают неправильной? А если кто-то считает ее правильной, то пусть убедится в этом после того, как с ней разберется. Не каждый возьмется решать задачи, которые не считает правильными. (Выкрики: "Верно! Верно!".)

Правильно сказано в статье и о том, что слишком много было у нас погони за конъюнктурой. Никаких слов не хватит, чтобы выразить пагубное влияние на школьника веление взрослых заклеить или вырвать в учебнике определенные страницы. Перечислять подобные примеры можно долго; я бы упомянул еще ту суетливую, преувеличенную оглядку на авторитеты, которая так часто характеризовала нашу историческую науку. Когда дошла очередь до издания второго тома моей книги по венгерскому источниковедению⁶, мне был предъявлен упрек: почему ссылки на классиков марксизма-ленинизма у меня повсюду приводятся в сносках по ходу рассуждений как добавочные аргументы, тогда как я должен был, независимо от моих взглядов на тот или иной вопрос, вынести все эти отсылки в начало книги (в которой более шестисот страниц) и объединить их в отдельную главу с отдельным заглавием. Моя же позиция заключалась в том, что это излишний византинизм, этим мы отрываем классиков марксизма-ленинизма от исторической действительности. Мне пришлось выполнить это требование, и что вы думаете: в одной недавно появившейся за рубежом рецензии на книгу говорится: вот, посмотрите, действительность здесь оторвана от марксизма, автор-де сам дает понять, что классики марксизма неприменимы в Венгрии, а потому помещает их отдельно на нескольких страницах, чтобы обезоружить критиков. Эту похвалу я торжественно передаю руководству Института истории: это прямо относится к нам. (Аплодисменты, веселое оживление?)

В чем подобные ошибки мешали здоровому развитию нашего молодого поколения? Я думаю, то, что касается нас, пожилых, во многих отношениях справедливо и для молодого поколения. Когда мы стали свидетелями бурного развития марксистских исследований, когда увидели те результаты, которых позволяет достичь марксистская историография, когда начали читать все то, что давало возможность увидеть закономерности развития нашего общества после освобождения, то, честно говоря, больше всего нас смущало, сильнее всего мешало во всей полноте освоить все, что мы читали, одно явление, - и это было следующее. Истины марксизма-ленинизма, его выводы, касающиеся развития общества, были представлены как полностью равноценные всем тем взглядам, которые сформировались как взгляды в историографии сталинской эпохи, как советской, так и венгерской, а эти взгляды, в свою очередь, соотносились как равноценные с тем, что высказывали здесь, в личном, индивидуальном плане, отечественные представители марксистской историографии. Эти два знака равенства, это отождествление трех уровней представлялось мне исключительно проблематичным - потому, что часто здесь произносилось такое, чего ты никак не мог принять ни частично, ни в целом, и нередко возникало ощущение, что, стремясь освободиться от обременительного

груза историографии контрреволюционной эпохи, который лежал на наших плечах, плечах старшего поколения, мы не способны были сделать это полностью и без остатка, потому что тогда нам пришлось бы в конкретных вопросах занять такую позицию, которая, как мы видели, тоже несостоятельна. Однажды, два года назад, я говорил, что есть отдельные историки-марксисты, которые, уподобляясь Людовику XIV, говорят: "Le marxisme c'est moi"⁶. (Бурные аплодисменты.) Этим историкам мы говорим отсюда: времена людовиков четырнадцатых закончились. (Бурные аплодисменты.)

Но речь не о старшем поколении, которое, хотя и могло ошибаться, но старалось сохранять верность народу и правде, - речь здесь о молодом поколении. Я помню, с каким энтузиазмом молодое поколение в 1949 году, сидя в университетских аудиториях, ожидало, что даст им марксизм как новый мир, новый круг знаний, новая система познания, система, позволяющая получить новое, истинное объяснение развития общества. Получили ли они то, чего заслужили своей верой, своим ожиданием? Нет, не получили. Все ли было сделано, что эта молодежь заслужила, чтобы стать молодым поколением историков, вооруженных полным, совершенным научным арсеналом? Нет, не все, тут я позволю себе покритиковать и молодежь. Была упущена возможность снабдить молодых историков такими современными техническими и индивидуальными подсобными средствами, которые дают исследователю все шансы, чтобы он, основательно изучив источники, во всей полноте освоив литературу по специальности, объективно и глубоко проанализировав противостоящие друг другу точки зрения, опираясь на надежный аппарат, на надежную методику, сам понял, что такое, собственно, есть история, каковы главные проблемы отдельных периодов. Если посмотреть списки обязательной литературы в университете за минувшие годы, появится ли у нас уверенность, что молодежи была обеспечена та жесткая, часто предполагающая непростую борьбу школа, без которой молодой человек не станет настоящим историком? Если взглянуть на этот список литературы, список источников и на результаты, то ясно видишь: имели место серьезные упущения, которые сказываются на молодежи, но в которых отнюдь не молодежь виновата. (Аплодисменты). Молодежь тогда этого не заметила, ведь у нее было какое-то такое ощущение, что в той или иной брошюре, в той или иной речи содержатся готовые ответы на все вопросы; результатом подобной настроенности на брошюры и слабой технической подготовленности и стало некое черно-белое, упрощенное мировоззрение, с которым молодежь и оказалась в том нервном состоянии неуверенности, растерянности, неумения найти ответ, в каком застал ее XX съезд.

Хотя в этом моем выступлении должна была звучать критика, мне кажется: самое нужное сейчас, после XX съезда, - не критика, а помощь. Нам не поздно помочь исправить допущенные ошибки, в том числе помочь молодежи, и это - долг каждого. XX съезд предоставляет нам для этого исторический шанс, и шансом этим мы должны как можно добросовестнее воспользоваться.

Слушая это мое выступление, кто-то очень легко может сказать, что это-де и есть тот пресловутый правый уклон, правый перегиб, о котором говорилось в "Szabad Nep"; такие настроения-де возникают, с ними-де надо решительно бороться. Не отрицаю, такие вещи возможны, я приведу лишь два ответа: один - комичный, второй - серьезный. Комичный выглядит так: в свое время в Коллегиуме имени Этвёша⁸ среди студентов естественно-научного направления был один чрезвычайно упрямый отец семейства - отцами семейства называли старшего в группе из четырех студентов, - который считал, что все должны возвращаться в комнату точно в 11 часов, а тот, кто войдет в дверь в 11 часов 05 минут, совершает проступок против коллектива; во имя практического соблюдения этого правила ровно в 11 часов над дверью вешали ведро с водой, и если ты входил после 11, вода выливалась тебе за шиворот.

Второй мой ответ, очень серьезный, таков: не верю, чтобы кто-то настолько низко меня ценил, что счел бы, будто я пытаюсь подбить молодежь, чтобы она шла не по пути марксизма-ленинизма, и не верю, чтобы кто-то ценил меня настолько низко, что счел бы, будто эта помощь со стороны нашего поколения или со стороны тех, кто принес это извне, - эта помощь обращена к тем, кто намерен идти не по пути марксизма-ленинизма. Нет, мы хотим протянуть молодежи руку помощи в том, чтобы она обрела истину марксизма-ленинизма, шла по марксистско-ленинскому пути, следовала не личностям, догмам и заблуждениям, но изучала закономерности общественного развития - и тогда смогла опереться на ту руку помощи, которую все мы и лично я готовы протянуть этому молодому поколению. (Бурные аплодисменты.)

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Кружок Петёфи - дискуссионный клуб молодой интеллигенции в Будапеште весной - осенью 1956 г., главный форум идей реформирования реального социализма в соответствии с идеалами XX съезда КПСС. Дискуссия по проблемам исторической науки проходила 30 мая и 1 июня 1956 г.

² Правда заключалась в том, что Петр I действительно вынашивал планы добиться избрания польским королем трансильванского князя Ференца II Ракоци, стоявшего в 1703 - 1711 гг. во главе мощного антигабсбургского движения, в котором тон задавало венгерское дворянство. Он надеялся, что союз с ориентированным на Францию Ракоци поможет ему улучшить российско-французские отношения и расстроить дружбу между Францией и враждебной России Швецией. В сентябре 1707 г. в Варшаве был подписан договор между представителями Петра и Ракоци, в соответствии с которым российская сторона обещала содействовать усилиям "к возвращению вольности Венгерския и Семиградския" (т.е. Трансильвании, управлявшейся венгерской политической элитой). Временные успехи шведской армии и захват ею Речи Посполитой не позволили, однако, реализоваться этим планам. Хотя контакты между русским и трансильванским дворами были продолжены, никакой реальной военной помощи антигабсбургскому движению во главе с Ракоци Россия не оказала, да и не могла оказать, будучи занята войнами со Швецией, а затем и с Турцией. Можно согласиться с тем, что "в запутанном переплетении интересов, характерном для европейской политики того времени, "венгерская карта" была для Петра I лишь одной из многих, причем даже не самой сильной" (Свак Д. Венгрия и Россия: история и историки // Судьба двух империй. Российская и Австро-Венгерская монархии в историческом развитии от расцвета до крушения. М., 2006. С. 7). См. также: Штернберг Я. И. Освободительная война 1703 - 1711 гг.// История Венгрии. В 3-х т. М., 1971. Т. I. С. 445 447; Посол Петра I в Ужгороде // Штернберг Я. И. Мир поэзии и дружбы (поиски и находки). Ужгород, 1979. С. 53 62. Из работ последних лет см. также: Гуськов А. Г. О поездке думного дьяка Е. И. Украинцева к князю Ференцу II Ракоци // Освободительная война 1703 - 1711 гг. в Венгрии и дипломатия Петра I. СПб., 2013. С. 128 - 138; Вёрёш Б. Пропагандистские измышления 1940 - 1950-х гг. о взаимоотношениях князя Ференца II Ракоци и царя Петра I // Освободительная война 1703 - 1711 гг. в Венгрии и дипломатия Петра I. СПб., 2013. С. 227 - 248. Целью миссии выдающегося русского дипломата Е. И. Украинцева к Ракоци (1708) было предложить ему российское посредничество в заключении благоприятного мира с Габсбургами.

³ Речь идет о статье Л. Элекеша, П. Ханака и Ж. -П. Паха "Некоторые вопросы нашей исторической науки", опубликованной в главном органе Венгерской партии трудящихся (ВПТ) газете "Szabad Nep" 22 апреля 1956 г.

⁴ Янош Хуняди (рум.: Янку де Хунедоара) выдающийся венгерский военачальник восточно-романского происхождения, командовал венгерскими и сербскими войсками, одержавшими победу над турками под Белградом в 1456 г. Отец венгерского короля Матяша Корвина, с правлением которого связан расцвет государственности и культуры позднесредневековой Венгрии.

⁵ Михай Фаркаш - член Политбюро венгерской компартии, затем ВПТ в 1945 - 1953 гг., Министр обороны в 1948 - 1953 гг. Один из организаторов крупномасштабных политических репрессий. В дни выступления Кошари на Кружке Петёфи работала партийная комиссия по делу Фаркаша, в июле 1956 г. принявшая решение о его исключении из партии за допущенные злоупотребления.

⁶ См.: Kosary D. Bevezetes a Magyar tortenelem forrasaiba es irodalmaba. I-III. Budapest, 1951 - 1958.

⁷ "Марксизм - это я" (фр.).

⁸ Продвинутое учебное заведение в Венгрии начала XX в., создававшееся по модели парижской Ecole normale superieure.

Перевод с венг. Ю. Гусева, публикация и примечания А. Стыкалина

Перевод выполнен по изданию: A Petofi Kor vital hiteles jegyzokonyvek alapjdn III. Tortenesz vita. Budapest, 1990. 52 - 56o.

Постоянный адрес данной публикации: