КРИЗИС ВЕСТФАЛЬСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Термином "дипломатическая революция 1756 г." (во французской традиции - le Renversement des Alliances - ниспровержение альянсов) в исторической литературе обозначают крушение складывавшейся веками традиционной системы европейских союзов - австро-английского и франко- прусского - накануне Семилетней войны (1756-1763 гг.).

Этот процесс оценивался и современниками, и позднейшими исследователями как революционный: в течение одного с небольшим года устоявшаяся система европейских альянсов была разрушена и на смену ей пришла другая - полностью противоположная. 16 января 1756 г. была заключена Вестминстерская конвенция, превратившая в союзников Пруссию и Англию, принадлежавших ранее к противоборствовавшим европейским лагерям. Менее чем через полгода, 1 мая, был подписан Первый версальский договор, знаменовавший собой еще более грандиозную перемену - окончание вражды Бурбонов и Габсбургов, т.е. Франции и Австрии. 1 мая 1757 г., уже в условиях начавшейся 29 августа 1756 г. Семилетней войны, он был дополнен Вторым версальским наступательным договором, направленным против прусского короля Фридриха II (1740- 1786 гг.).

Вся Европа оказалась под влиянием столь кардинальной перестройки, что многие государства вынуждены были координировать свою внешнюю политику согласно новым реалиям. В частности, это коснулось и России. Восстановление дипломатических отношений Петербурга с Версалем, последовательное присоединение России к Первому и Второму версальским договорам было важнейшей составляющей "дипломатической революции 1756 г.".

Одним из главных "действующих лиц" этих событиях была Франция: она круто изменила внешнеполитический курс и пошла на заключение договора со своим заклятым врагом - Австрией. Означало ли это, что противостоявшие друг другу на протяжении нескольких столетий Бурбоны и Габсбурги в одночасье и полностью исчерпали свой конфликт? Если нет, то что заставило французскую дипломатию пойти на подобный шаг?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к деталям и особенностям внешней политики Франции середины XVIII в., которые не были удостоены пристального внимания исследователей.

Наиболее подробные характеристики обстановки, сложившейся во Франции накануне Семилетней войны, содержатся в монографиях французских историков А. де Брольи "Австрийский альянс" и Р. Ваддингтона "Людовик XV и ниспровержение альянсов" ¹ . Эти работы написаны с привлечением значительного количества архивных материалов, но

Приемышева Алла Владимировна - аспирантка Института всеобщей истории Российской академии наук.

¹ Waddington R. Louis XV et Ie renversement des alliances. Preliminaires de la Guerre de Sept Ans. Paris, 1896; Broglie A. de. Alliance autrichienne. Paris, 1897.

(c) 2003 г.

стр. 60

обе они принадлежат перу авторов XIX в. и на русский язык не переведены, поэтому малодоступны читателю; а по оценкам более поздних исследователей, некоторые их положения могут быть в настоящее время подвергнуты пересмотру. Так, многие современные авторы, подробно изучавшие биографию маркизы Помпадур - фаворитки французского короля Людовика XV (1715-1774 гг.) - отмечают, что в старой литературе ее роль в подготовке и заключении версальских договоров во многом преувеличена ² . Кроме того, основное внимание де Брольи и Ваддингтона сосредоточено на самом процессе "дипломатической революции 1756 г.".

Современных работ, в которых подробно рассматривалось бы состояние французской дипломатии в 1750-х годах, нет. Внимание авторов, занимавшихся изучением истории Франции XVIII в., сосредоточено главным образом на внутриполитических проблемах, в основном на выявлении причин кризиса режима абсолютной монархии накануне буржуазной революции. В трудах, где так или иначе затрагивается процесс "дипломатической революции 1756 г.", эти скоротечные, но важные события освещены, как правило, очень кратко ³ .

Из отечественных исследований к интересующей нас тематике можно отнести монографию Н.Н. Яковлева "Европа накануне Семилетней войны", где анализ состояния французской дипломатии дан в контексте рассмотрения общей ситуации в Европе. Автор использовал главным образом англоязычную литературу и материалы английских архивов, поэтому сюжетная линия, касающаяся Франции, несколько уступает характеристике особенностей дипломатии Сент-Джеймского кабинета. Заключение Версалем союза с Россией в рамках "дипломатической революции 1756 г." подробно рассматривается в книге П.П. Черкасова "Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775 " ⁴ .

Между тем именно характеристика состояния французской дипломатии накануне "ниспровержения альянсов" представляет особый интерес, поскольку Франция в 50-х годах XVIII столетия не просто оказалась на политическом "перепутье". По целому ряду причин трудности обстановки, сложившейся в Европе, были для нее более чувствительны, чем для других государств континента. В столь решающий период внешняя политика Франции, как никакой другой державы, отличались двусмысленностью. Многие перипетии самого процесса "дипломатической революции 1756 г." были вызваны своеобразием ее положения.

Основы системы международных отношений в том виде, в каком она существовала к началу 50-х годов XVIII в., были заложены Вестфальским миром, заключенным по окончании Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.). Тридцатилетняя война завершилась провалом планов габсбургской монархии подчинить своему непосредственному политическому контролю германские земли, создать огромную империю, целостность которой подкреплялась бы религиозным единством. Немецкие князья, отстояв свое право на свободу вероисповедания, получили возможность вести самостоятельную внешнюю политику. Гарантами соглашений 1648 г. выступили Швеция и Франция. Для последней утверждение в Германии нового порядка имело большое значение.

В Австрии после Тридцатилетней войны планы объединения под имперской властью всех германских земель сменились более скромным намерением - занять место лидера среди независимых немецких государств. Новой целью Габсбургов стало первенство в

² Nicolle J. Madame de Pompadour et la societe de son temps. Paris, 1980; Gallet D. Madame de Pompadour ou Ie Pouvoir femminin. Paris, 1985; Леврон Ж. Секрет мадам де Помпадур. М., 1992; Кастри Г. де. Маркиза де Помпадур. М., 1998.

³ Gaxotte P. Le siecle de Louis XV. Paris, 1948; Albert-Sorel J. La declin de la Monarchic (1715-1789). Paris, 1948; Bordonove G. Les rois qui ont fait la France. V. 4. Louis XV, le Bien-Aime. Paris, 1982; Bely L. La France modeme 1489-1789. Paris, 1994; Chaline O. La France au XVIU siecle. 1715-1787. Paris, 1996; Antoine М. Louis XV. Paris, 1999.

⁴ Яковлев Н.Н. Европа накануне Семилетней войны. М., 1997; Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775. М., 1995.

стр. 61

разобщенной Германии. В этом качестве Австрия представляла угрозу для Франции, поскольку при чрезмерном усилении венского двора независимость прочих германских княжеств могла превратиться в формальность. Они неизбежно попали бы в сферу влияния Австрии, что создавало для Франции опасность возникновения по соседству целого конгломерата враждебных государств. Пользуясь своей ролью гаранта свобод и независимости немецких земель и стремясь к закреплению их раздробленности, Франция поддерживала малые немецкие княжества в противовес усилению Австрии.

В то же время и претензии самой Франции на гегемонию в Европе являлись для Габсбургов источником постоянного беспокойства, особенно в период правления Людовика XIV (1643-1715 гг.), вынашивавшего грандиозные внешнеполитические планы.

Таким образом, со времен Вестфальского мира до середины XVIII в. франко-австрийское противостояние составляло главную причину потенциального конфликта в Европе. Вокруг него формировалась система взаимоотношений других государств, разделившихся на два враждебных лагеря - проавстрийский и профранцузский.

Апогеем этого противостояния в XVIII в. стала война за Австрийское наследство (1740-1748 гг.), которую одновременно можно считать и неким поворотным пунктом в истории дипломатии ⁵ . Аахенский мир, заключенный по окончании этой войны в 1748 г., показал, что устоявшаяся система международных альянсов себя изжила. Проявилось это в том, что ни одна из сторон не была удовлетворена его итогами. Франции пришлось отказаться от большей части занятых ею во время войны территорий, в частности, австрийских Нидерландов. Австрия потеряла Силезию, одну из своих богатых провинций, отошедшую к Пруссии. Англии пришлось в обмен на ряд отнятых у нее заморских владений вернуть Франции Луисбург и остров Кап-Бретон. Инициатор же войны, король Пруссии, рассчитывавший на гораздо более существенные результаты, чем те, что он получил, вынужден был, как и все другие участники соглашения, пойти на признание "Прагматической санкции" ⁶ . Но самым важным было то, что все участники конфликта считали себя преданными: никто не приписывал своих потерь ни превратностям войны, ни превосходству противника, но только неверности и предательству бывших друзей.

Такое положение дел было напрямую связано с изменением общей ситуации в Европе. Быстрый рост могущества России в результате петровских преобразований вывел ее к середине XVIII в. на уровень великой державы. В ряды ведущих сил европейской политики выдвинулась и Пруссия, начинавшая оспаривать у Габсбургов роль лидера в германских землях. Англия, где после революции XVII в. в условиях наступившей к середине следующего столетия окончательной стабилизации политического строя намечался бурный экономический подъем, также заметно активизировала свою политику в Европе и особенно в колониях. Резко снизился политический вес Швеции и Османской империи, традиционных партнеров Франции. Опасность для Австрии со стороны этих держав ослабла, поскольку Вена могла вести успешную борьбу с ними в союзе с Россией.

Изменения международной ситуации привели к перемещению центров основных европейских конфликтов. На смену доминировавшему до сих пор австро-французскому антагонизму приходила борьба Франции и Англии за торговое и колониальное преобладание, а также обострявшееся австро-прусское противостояние в германских землях. Нарушение традиционного баланса сил и возникновение новых очагов конфликтов вели к необходимости перестройки прежней. Вестфальской, системы европейских альянсов.

⁵ После смерти 20 октября 1740 г. императора Карла VI Габсбурга вопреки его завещанию, гарантированному европейскими державами, в частности Пруссией и Францией, последние отказались признать права наследницы Карла VI Марии-Терезии и развернули борьбу за раздел владений Габсбургов.

⁶ "Прагматическая санкция" - документ, изданный австрийским императором Карлом VI в 1719 г., объявлявший единственной наследницей всех габсбургских владений дочь императора Марию-Терезию. Подтверждение "Прагматической санкции" означало отказ от каких-либо претензий на австрийские территории в будущем, что противоречило планам прусского монарха.

стр. 62

Для французской дипломатии конец 40-х - начало 50-х годов XVIII в. - время перед распадом традиционной системы союзов - было сложным и противоречивым.

За десять лет, предшествовавших "дипломатической революции 1756 г.". во Франции сменилось три министра иностранных дел. С 1746 г. этот пост занимал маркиз Пюизье. Опытный дипломат, прошедший школу многих посольств, он в 1748 г. от имени Франции подписывал Аахенский договор. В 1751 г. по настоянию маркизы Помпадур, фаворитки Людовика XV, Пюизье вынужден был уступить министерский пост Ф.Д. Сен-Контесту. После скоропостижной смерти последнего в 1754 г. министерство иностранных дел возглавил, опять же по протекции мадам Помпадур, маркиз Рулье. Однако назначение этих лиц на пост главы дипломатии Людовика XV не вносило резких перемен во внешнеполитический курс.

ФРАНКО-АНГЛИЙСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

С начала 50-х годов XVIII в. главным соперником Франции становилась Англия. Официально оба государства поддерживали дипломатические отношения, но фактически находились в состоянии войны, которая развернулась в их заморских владениях. Англо-французская борьба за колонии стала новым фактором международной жизни середины XVIII в. По давней традиции обе державы враждовали, но изначально колониальный вопрос не играл в их противостоянии первостепенной роли.

Со времен Вестфальского мира, когда межгосударственные отношения в Европе находились в прямой зависимости от развития главного, австро-французского конфликта, Англия, стремясь не допустить чрезмерного усиления своей ближайшей соседки Франции, поддерживала в этой борьбе венский двор. Для Франции торговые противоречия также не играли существенной роли в конфликтах с Англией. Стремясь максимально ослабить Габсбургов, она пыталась удерживать Лондон от участия в антифранцузских коалициях. Таким образом, наибольшую опасность для Версаля Англия представляла как сильнейший союзник противостоявшего европейского лагеря.

Однако с ускорением экономического развития обеих стран, главным фактором, определявшим двусторонние отношения, становилась торговая конкуренция, проявлением которой и стало, в частности, обострение борьбы в колониях. С начала XVIII в. Англия, окрепнув внутренне, активизировала внешнюю политику, претендуя на первенство в Европе, и основным, самым сильным ее конкурентом была Франция. В Западном полушарии набирала обороты французская торговля, в Индии французы установили господство над значительными территориями, а в 1746 г. даже сумели занять Мадрас - один из главных опорных пунктов англичан.

По окончании войны за Австрийское наследство по колониальным интересам Франции был нанесен ощутимый удар. Мадрас был возвращен англичанам в обмен на оккупированные ими в Америке Луисбург и остров Кап-Бретон. Условия мирного трактата, заключенного между Англией и Францией 18 октября 1748 г., означали возврат на довоенные позиции, острая и кровопролитная борьба ничего не решила в двустороннем споре. Более того, договор не установил четких границ, разделяющих зоны влияния соперников в Новом Свете. В будущем это должна была сделать специальная комиссия, составленная из представителей обеих сторон. Получалось, что неразрешенной осталась проблема первостепенной важности, ибо неопределенность границ создала предпосылки для возобновления борьбы в заморских владениях двух враждовавших государств.

К середине XVIII в. англо-французское соперничество окончательно перешло на качественно новый этап, постепенно приходя на смену австро-французскому антагонизму. Теперь Англия стала представлять угрозу французским интересам уже не просто в качестве союзника Австрии, а сама по себе. Исход назревавшего нового конфликта во многом зависел от своевременного и верного анализа ситуации самими противниками.

стр. 63

Формально двусторонние дипломатические отношения между Францией и Англией были восстановлены в 1748 г. Не прекращавшиеся, несмотря на заключение мира, вооруженные стычки в колониях не считались весомым поводом для их нового разрыва. Франция, желавшая добиться стабилизации общеевропейского порядка, стремилась к миру и с Англией.

С 1749 г. представителем Франции в Лондоне был герцог Мирепуа, большой англофил, искренне стремившийся к налаживанию двусторонних мирных отношений. Первостепенная задача, поставленная перед послом министром иностранных дел, заключалась в поиске путей налаживания партнерских отношений с Англией. Данная Мирепуа инструкция предписывала "при каждой возможности подчеркивать, что наипервейшим желанием французского короля является заключение крепкого союза с английским королем и британской нацией; что у Его Величества нет иной цели, кроме сохранения спокойствия в Европе" ⁷ .

Судя по документам французского внешнеполитического ведомства, наибольшую опасность в деле нормализации франко-английских отношений Версаль по-прежнему усматривал в союзных связях Лондона и Вены. Во Франции считали, что, стремясь к пересмотру результатов последней войны, австрийская императрица Мария-Терезия (1740-1780 гг.) будет искать поддержки у своих традиционных союзников - Англии и России. Французское министерство иностранных дел имело подозрение, что Вена и Петербург, заинтересованные в пересмотре Аахенского мира, специально подталкивают Англию к войне с Францией, с целью развязать новый общеевропейский конфликт. Важно было не допустить втягивания Англии в орбиту австрийской политики.

Угроза же эта представлялась Франции вполне реальной. В Версале опасались, что Англия будет придерживаться союза с Австрией для защиты своих континентальных интересов. Британский трон занимал представитель Ганноверской династии, который был в немалой мере обеспокоен охраной своего германского владения. Во Франции считали, что основные интересы Англии по-прежнему находятся в Европе, а не в колониях.

Однако по ту сторону Ла-Манша иначе оценивали ситуацию, сложившуюся после войны за Австрийское наследство. Хотя ганноверский фактор играл во внешней политике Сент- Джеймского кабинета немаловажную роль, его интересы на континенте обеспечивались оборонительными договорами с европейскими союзниками, что позволяло Англии сосредоточиться на борьбе в колониях. Кроме того, охраной "европейских" интересов в большей мере был озабочен лично Георг II (1727-1760 гг.), власть которого, по сравнению с прочими монархами, была существенно ограничена. Общественное мнение Англии, выразителем настроений которого выступал парламент, требовало сосредоточить внимание на проблемах Америки и Индии. Поэтому для Англии Франция создавала больше препятствий уже не в Европе, а на морях и в колониях.

К 50-м годам XVIII в. образовалось два основных очага франко-английских столкновений - Северная Америка и Индия. В Новом Свете не было четкого разделения границ между французскими и английскими поселениями. Франции принадлежали два больших территориальных массива: на севере - Канада и на юге - Луизиана. Между ними имелись разбросанные, мало связанные друг с другом французские форты. Стратегической задачей для французских колонистов стало соединение двух значительных по площади анклавов - северного и южного - в единое целое. Планы объединения французских владений в Америке не составляли тайны для англичан, сознававших серьезность потенциальной угрозы их интересам в этом районе. Со своей стороны англичане не только противодействовали реализации этих намерений Франции, но и сами стремились установить контроль над возможно более обширными территориями.

⁷ Recueil des instruction donnes aux ambassadeurs et ministres de France depuis les traites de Westphaliejusqu'a la revolution francaise. Angleterre, t. 25, v. 2. (1698-1791). Paris, 1965, p. 340.

стр. 64

Вторым очагом ожесточенных столкновений между двумя колониальными державами являлась Индия. В этой части света французам первоначально сопутствовал успех, во многом достигнутый благодаря организаторским способностям генерал-губернатора Ж.-Ф. Дюпле, направленного туда в 1742 г. Он значительно укрепил французские позиции в Индии, воспользовавшись в первую очередь слабостью местных правителей и их войск. Междоусобицы, разделявшие индийских князей, позволили французам к 1750 г. расширить зону своего влияния в Декане и установить протекторат в Карнатике. Одержанные победы открывали для Франции радужные перспективы: Дюпле разрабатывал планы превращения всей Индии во французский протекторат.

Расширение французского влияния серьезно ущемляло интересы английской торговой Компании в Индии. Английские войска получили приказ перейти в контрнаступление на позиции французов, используя при этом недовольных Дюпле индийских правителей, с которыми заключались военные соглашения.

Разрастание войны в колониях вызвало беспокойство в Версале. Герцог Мирепуа в Лондоне от имени своего правительства неоднократно выражал недовольство по поводу нападения англичан на французские позиции. Однако, желая нормализации отношений с Англией, Франция стремилась избежать широкомасштабного вооруженного конфликта и рассчитывала разрешить возникшие противоречия дипломатическим путем.

В соответствии с Аахенскими договоренностями в Лондоне начала совещания комиссия по урегулированию проблемы границ в Северной Америке. Обе стороны изначально проявляли заинтересованность в ее работе. В Лондоне не рассматривали эти переговоры как бесполезное мероприятие, рассчитывая добиться удовлетворения своих требований дипломатическим путем. Показательно, что собственные претензии к французской стороне Англия формулировала предельно четко, и с течением времени ее запросы все более возрастали. Англичане настаивали на эвакуации ряда французских фортов в Америке, свободе коммерции и навигации в районе Ниагары и Великих озер. Французскому посланнику давали понять, что мирное соглашение возможно только в том случае, если Франция пойдет на удовлетворение этих запросов.

Франция же долгое время не могла сформулировать свои требования на переговорах. Инструкции, которые получал французский посол в Лондоне, носили порой абстрактный характер. "Во всех моих депешах, - жаловался герцог Мирепуа министру иностранных дел в 1754 г., - я запрашиваю инструкций... Это единственное средство избежать грозящей нам катастрофы. Для того чтобы мы могли извлечь выгоду из любых обстоятельств... мне необходимо иметь ясное представление о том, чего мы хотим, в чем мы можем уступить и чего мы желали бы добиться... Я же ничего не знаю ни о наших правах, ни о наших целях" ⁸ . Французское министерство иностранных дел предложило эвакуацию и нейтралитет долины Огайо, а затем выдвинуло идею проведения границ по горным высотам, отделяющим Атлантический бассейн от озера Св. Лаврентия и реки Миссисипи. Однако к тому времени, когда эти инициативы достигали Лондона, они уже не отвечали реальному положению дел в самой Америке, где англичане успешно теснили французские силы.

В Индии первоначальные успехи французов также были сведены на нет действиями Англии, которая постоянно и целенаправленно наращивала свою военную мощь в этой части света. Серия серьезных неудач французской армии, в немалой степени объяснявшаяся внутренними разногласиями в среде военного командования колонистов, привела к тому, что французским планам расширения экспансии в этой части света не дано было осуществиться. После того как в 1754 г. в метрополию был отозван Дюпле, никто всерьез уже не мечтал о превращении всего Индостана во французский протекторат; оставалось уповать хотя бы на сохранение влияния на пока еще контролировавшихся французами территориях.

⁸ Цит. по: Waddington R. Op. cit., p. 90.

стр. 65

И все же позиции Франции в колониях были еще сильны. Чрезмерных уступок, на которых настаивали англичане, Франция делать не собиралась.

Англия же все более определенно склонялась к военному решению колониальных споров. Английская общественность, особенно коммерческие и финансовые круги открыто настаивали на военных действиях в колониях. Сторонником войны, но за пределами Европы, был и Георг II, опасавшийся за судьбу Ганновера. В 1755 г., выступая в парламенте (текст этой речи цитировал в своем донесении из Лондона от 13 ноября 1755 г. российский посланник A.M. Голицын), он, в частности, заявил: "С искренним желанием сохранения моих поданных от военных бедствий и для воспрепятствования, чтоб во время сих замешательств генеральная война в Европе не запалилась, я всегда был готов кондиции резонабельного и честного примирения принять; но поныне таковых со стороны Франции не было. Я так же мои виды и мои операции все к тому употреблю, чтоб воспрепятствовать Франции учинение новых похищений или удержание тех, которые она уже сделала, чтоб получить принадлежащие нам по праву сатисфакции" ⁹ . Это заявление вызвало справедливое негодование в Версале, поскольку французская сторона, стремясь не допустить дипломатического разрыва с Англией, неоднократно предпринимала попытки достичь согласия по существующим спорным вопросам, часто даже в ущерб собственным интересам.

Открыто наращивая свои вооруженные силы, англичане отправляли подкрепления в колонии и одновременно искали надежного союзника в Европе для защиты Ганновера. Опираясь на поддержку со стороны Австрии, в 1755 г. Англия заключила Субсидную конвенцию с Россией. Параллельно также намечались первые шаги по сближению с Пруссией. При этом, начав военные приготовления, англичане предусмотрительно не сразу свернули работу комиссии по урегулированию пограничного вопроса. Продолжая переговоры с Мирепуа, английская сторона стремилась выиграть время для более тщательной подготовки к военным действиям.

Реакция Франции на это двусмысленное поведение Англии была неоднозначной. Английские военные приготовления не составляли тайны для французских дипломатов. Герцог Мирепуа, находясь в Лондоне, располагал информацией о подготовке к войне. Его высокопоставленные друзья в английской столице намекали ему в частных беседах на неизбежность военного конфликта, хотя и не могли прямо заявить об этом. Посланник знал даже об инструкциях, которые были даны командованию английского флота о нападениях на французские суда, но, судя по его отчетам, вся эта информация не производила на герцога должного впечатления. О полученных сведениях по поводу военных приготовлений Англии Мирепуа рапортовал как о слухах. Он по-прежнему ждал от Версаля четких инструкций для продолжения согласительной работы, надеясь на достижение мирных договоренностей с потенциальным противником, форсированно готовившимся к войне.

Между тем пока Версаль все еще рассчитывал наладить сотрудничество с Англией, иностранные дворы, через своих посланников успели более реалистично оценить ситуацию. Об этом свидетельствует, в частности, переписка Фридриха II с его представителем во Франции. В свойственной ему грубовато-откровенной манере прусский король писал в начале 1755 г.: "Я очень рад видеть, что господин Рулье (французский министр иностранных дел. - А.П.) начинает ... избавляться от иллюзий, в которые английские министры заставляли его до сих пор верить посредством своих миролюбивых заявлений... Вы скажете этому министру, что из писем английского короля виден взятый им курс на разрыв с Францией; что в этом не следует сомневаться, а смотреть на дела так, словно война уже объявлена" ¹⁰ .

⁹ Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. 2. Внутренние коллежские дела, оп. 216, д. 5914, л. 47.

¹⁰ Цит. no: Waddington R. Op. cit., p. 95.

стр. 66

Нет оснований полагать, что Версаль не был так или иначе информирован об истинных намерениях Англии. Война в колониях, в сущности, уже велась, хотя и без формального ее объявления. Французская дипломатия располагала всеми необходимыми сведениями, чтобы составить четкое представление о целях противника. Несмотря на это, Франция не проявляла должной активности в подготовке к войне. Наоборот, она стремилась принизить реальную опасность, стараясь уйти от прямой конфронтации. Версаль, по- прежнему не желавший разрыва дипломатических отношений с Англией, долгое время старался "не замечать" ее все более вызывающего поведения.

Вероятнее всего, французская дипломатия в действительности не осознала, насколько опасна угроза со стороны Англии. Не было в должной степени оценено то, что в новых реалиях давняя вражда с Англией, подогревавшаяся франко-австрийским противоборством, отныне становилась борьбой за жизненные интересы между двумя колониально- морскими державами. В итоге Франция оказалась не готовой к последовавшему развитию событий.

10 июня 1755 г. английский адмирал Боскауэн атаковал французскую эскадру у берегов Канады. Этот акт вызвал разрыв дипломатических отношений между Францией и Англией. Посол Франции был отозван из английской столицы, а ведущиеся в Лондоне переговоры свернуты.

Надежды французской дипломатии на нормализацию отношений с давним противником потерпели неудачу. С 1754 г. уже было ясно, что Англия нацелена на войну и лишь выжидает подходящего повода. В то время как в Версале до последнего полагали, что разногласия с Англией могут быть улажены путем переговоров, на берегах Темзы борьба с Францией - главным европейским и заморским соперником - считалась приоритетной задачей.

БУРБОНЫ И ГАБСБУРГИ: ИЗВЕЧНАЯ ВРАЖДА

На протяжении многих столетий франко-австрийская вражда была главным фактором европейской политики. Борьба Франции с Австрией велась еще со времен германского императора Карла V Габсбурга с французским королем Франциском I и в XVI в. - это был династический конфликт Бурбонов и Габсбургов за преобладание в Европе.

С окончанием Тридцатилетней войны начался новый этап франко-австрийского соперничества. С этого времени Габсбурги, оставив идею закрепления своей политической власти над всей Германией, сосредоточились на борьбе за преобладающее влияние в германских землях. Средство противостоять этому стремлению Франция видела в твердом следовании принципам Вестфальского мира, гарантом которого она выступала.

Ситуация в корне изменилась после 1748 г. Пруссия, а не Франция отныне выступала главным противником Габсбургов. Австрия на желала смириться со статьей Аахенского договора об отторжении Силезии от габсбургских владений и передачи ее Фридриху П. Направленность на пересмотр результатов войны стала генеральной линией, которой императрица Мария-Терезия подчинила всю свою политику - как внутреннюю, так и внешнюю. Она провела реорганизацию финансовой системы и военную реформу. Одновременно началась корректировка внешнеполитического курса, основанного на противодействии растущим амбициям Фридриха II Прусского.

Наряду с возникновением австро-прусской конфронтации наметилось сужение почвы для франко-австрийской вражды. С окончанием Войны за испанское наследство 1701-1713 гг., результатом которой стало утверждение династии Бурбонов на мадридском престоле, ушла в прошлое опасность габсбургского окружения для Франции ¹¹ . Религиозная общность хотя и не играла былой главенствующей роли, по- своему также способствовала франко-австрийскому сближению.

¹¹ Испанский трон до смерти в 1700 г. короля Карла II занимали представители Габсбургской династии.

стр. 67

В Австрии раньше поняли, что старые союзы начали себя изживать. Императрица Мария-Терезия была одной из первых, кто верно осознал суть происходивших в Европе процессов, именно ее можно назвать инициатором перестройки системы альянсов. Курс на сближение с Францией был взят ею вскоре после заключения Аахенского мира 1748 г., когда Мария-Терезия собрала Совет, на котором поставила вопрос о будущих союзниках Австрии. Среди них она назвала и Францию. Большинство министров восприняли эту идею как абсурдную, указывая на Англию как на наиболее подходящего внешнеполитического партнера. Единственным, кто высказался в поддержку императрицы, был один из самых молодых участников Совета, граф Венцель Антон Иозеф фон Кауниц.

Он представил членам императорского Совета доклад, где проанализировал новый расклад сил в Европе. Граф Кауниц условно разделил европейские силы на три группы. К первой он отнес Англию, Голландию и Россию - традиционных союзников Австрии. Ко второй - Францию и Турцию, традиционных противников. В качестве самостоятельной третьей силы он выделил Пруссию, обозначенную им как новый враг австрийской короны, причем враг самый опасный, борьба с которым более важна, чем противоборство с двумя традиционными противниками.

По поводу устройства будущей системы союзов Австрии в докладе Кауница было отмечено, что на Англию не стоит более рассчитывать как на главную опору, поскольку она сосредоточится отныне на своих морских и колониальных делах, дистанцируется от борьбы на континенте и ее перестанут волновать проблемы германских государств. Полагаться же на Россию Кауниц также не считал более возможным по причине нестабильности там внутренней обстановки. Из этого расклада логически вытекала необходимость обратить внимание к Франции, тем более что почвы для взаимной вражды не осталось ¹² .

Несмотря на то, что большинство Совета не поддержало Кауница, Мария-Терезия твердо взяла курс на реализацию его предложений. Австрийская государыня стала оказывать подчеркнуто дружеское внимание приехавшему в 1749 г. к венскому двору французскому посланнику де Блонделю, явно выделяя его из среды прочих иностранных дипломатов. Осенью 1750 г. послом во Францию был отправлен сам граф Кауниц, чтобы непосредственно приступить к осуществлению предложенного им плана.

В какой же степени французский подход к послевоенному раскладу сил в Европе соотносится со стремлением Австрии к налаживанию двусторонних добрососедских отношений?

Министр иностранных дел маркиз Пюизье снабдил де Блонделя инструкцией, которая позволяет судить о тогдашних настроениях кабинета Людовика XV: все действия посла должны были быть подчинены интересам укрепления мира и спокойствия в Европе - эта мысль рефреном звучала в наставлениях министерства. Главная задача - сохранить мир на условиях Аахенского трактата и не допустить нового конфликта. Сотрудничество с Веной рассматривалось исключительно под этим углом зрения: к налаживанию связей с ней следовало стремиться, но лишь в той степени, в которой это могло служить общему спокойствию в Европе.

В этой связи особое внимание в инструкции уделялось скорейшему урегулированию некоторых спорных вопросов, касавшихся послевоенного устройства в Европе, в частности, установлению новых границ для государств, получивших территориальные приобретения по условиям Аахенского мира, голосованию в германском Сейме, положению дел в Швеции. Версаль более всего заботило "техническое" урегулирование вопросов, оставшихся неразрешенными после подписания мира 1748 г.

Ни о заключении союза с Австрией, ни об обмене с ней какими-либо обязательствами в инструкции не говорилось. "В общем, - указывалось в ней, - он (посланник. -А.П.) должен приложить все усилия, чтобы мир, заключенный ... стараниями короля, ле-

¹² Brodlie A. de. Op. cit., p. 15-17.

стр. 68

жал в основе системы, которой Его Величество хочет следовать, чтобы восстановить умиротворение и спокойствие во всей Европе, и что, имея в виду именно это, Его Величество надеется завязать самую сердечную дружбу с венским двором" ¹³ .

Такова была позиция французской дипломатии накануне приезда в Париж Кауница, полного решимости убедить Версаль в дружеском расположении императрицы. Следует отдать должное личным качествам этого человека. Представитель державы, с которой Франция на протяжении не одного столетия находилась в состоянии постоянной вражды, он не мог рассчитывать на радушный прием. Тем не менее в очень короткое время он сумел сломить предубеждение министров. Уже скоро Кауниц стал пользоваться большой популярностью во французском обществе. Австрийский посланник не пренебрегал никакими контактами. С одинаковой готовностью он завязывал дружбу с представителями аристократии и с буржуа, с высшим католическим клиром и с вольнодумцами-философами. Его письма-отчеты показывают, что в обществе к австрийскому посланнику относились действительно тепло, хотя и находили его несколько "drole" (забавным, странноватым) ¹⁴ .

Таким благожелательным приемом Кауниц в немалой степени был обязан доверию, оказанному ему с первого же дня знакомства всесильной фавориткой Людовика XV маркизой Помпадур. Являясь законодательницей мод, вдохновительницей всех увеселительных мероприятий версальского двора, помимо своих занятий благотворительностью, маркиза активно вмешивалась в дела управления государством. Зная об огромном влиянии этой особы, австрийский посланник поспешил в первую очередь заручиться именно ее поддержкой. "Во время первой же моей аудиенции я не забыл засвидетельствовать свое почтение мадам де Помпадур. Я знаю, что королю это было приятно и что она сама была очень тронута этим вниманием", - писал Кауниц Марии-Терезии ¹⁵ .

При венском дворе отлично понимали все преимущества, которые можно было извлечь, сделав ставку на тесные контакты с маркизой. Без преувеличения можно сказать, что именно австрийская императрица и граф Кауниц во многом способствовали введению этой женщины в большую европейскую политику. По свидетельству многих авторов, изучавших биографию мадам де Помпадур, сфера внешней политики в течение некоторого времени оставалась для нее закрытой ¹⁶ Во многом это было результатом интриг главы тайной дипломатии короля - принца Конти, который ревниво следил за тем, чтобы влияние маркизы Помпадур не распространялось на сферу дипломатии.

Однако растущие амбиции фаворитки побуждали ее к все более энергичному вмешательству в дела внешней политики. Граф Кауниц, видя честолюбивые стремления маркизы, счел необходимым оказать ей поддержку. Подчеркнутое внимание со стороны иностранного посла должно было содействовать укреплению ее положения, так как означало признание не только ее женских достоинств, но и политических способностей.

Австрийский посол использовал свои доверительно-дружеские отношения с маркизой в политических целях. "Я имел случай обстоятельно поговорить с мадам де Помпадур, - отчитывался он перед своей государыней в начале 1751 г. - Я уверен, что из всего мною сказанного она многое передаст королю. Она меня заверила, что король очень расположен к императрице и что, даже находясь в состоянии войны, испытывал по отношению лично к ней дружеские чувства... Она заявила мне также, что если бы

¹³ Recueil des instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France depuis les traites du Westphalie jusqu'a la revolution frangaise. T. 1. Autriche. Paris, 1884, p. 282.

¹⁴ Broglie A. de. Op. cit., p. 53-60.

¹⁵ Ibid., p. 57.

¹⁶ Кастри Г. де. Указ. соч.; Леврон Ж. Указ. соч.; Тинер М. Мадам де Помпадур. М., 1993; Митфорд Н. Мадам де Помпадур. М., 1994.

стр. 69

король и Ее Императорское Величество могли познакомиться, увидеться и поговорить, то между ними установилось бы столь близкое доверие, что и пожелать лучше нельзя" ¹⁷ .

Работа же по налаживанию союзных контактов с Францией шла не так быстро, как рассчитывал граф Кауниц. Добившись расположения маркизы Помпадур и Людовика XV, завоевав симпатии версальского общества, он вызвал интерес лишь к собственной персоне, а не к политическим планам, которые намеревался реализовывать. Ему отвечали комплиментами на комплименты, вежливостью на вежливость, но не более.

Несмотря на некоторое "потепление", в Версале в целом сохранялось настороженное отношение к Австрии. Во французской столице опасались, что мирные инициативы Австрии - это лишь средство для отвлечения внимания Франции от подготовки Вены к очередной войне, что, прельстив Францию обещаниями заключения двустороннего альянса. Вена в любой момент может переметнуться к своим старым соратникам по антифранцузской коалиции. Подозрение французов лишь окрепло, когда к австро- российскому "договору двух императриц" 1746 г. в 1750 г. присоединились Англия. Это могло означать, что традиционные соперники Франции опять сформируют некое подобие коалиции, и, хотя официально этот заключенный трехсторонний союз являлся оборонительным, не было никаких гарантий, что его участники не посягнут на французские интересы.

Самая же главная причина нежелания Франции вступить в тесный контакт с Австрией крылась в том, что последняя являлась противником Пруссии - давнего французского партнера. Франция оказалась перед выбором: ее союзником могла быть только Австрия или только Пруссия; в любом случае одна из держав становилась ее противником. По причине непримиримых противоречий между ними бессмысленно было рассчитывать на то, чтобы заключить союз с одним из этих двух государств и одновременно поддерживать мирные отношения с другим.

Франция была верна гарантиям Вестфальского мира. Заключив союз с Австрией, она рисковала порвать отношения не только с Пруссией, но и с целым конгломератом других своих традиционных союзников в среде германских княжеств. При этом на поверхность, возможно, всплыли бы и религиозные страсти. Альянс Бурбонов и Габсбургов - этих двух сильнейших католических держав - мог быть воспринят как дискриминация слабых правителей протестантских государств, которые были бы вынуждены устремиться к своему сильнейшему защитнику - Фридриху П. Получалось, что, порывая с Пруссией, вступая в новый союз, Франция тем самым усилила бы своего нового противника - прусского короля.

Итак, у Версаля имелись веские причины не торопиться с принятием австрийских предложений. Но уклонение от них в свою очередь давало повод к охлаждению со стороны Австрии. Марию-Терезию начинало раздражать состояние стагнации в отношениях с Францией. На все проявления дружеских намерений ей отвечали комплиментами, но по- прежнему не хотели брать на себя никаких обязательств.

И все же императрица не отказалась от планов союза с Францией. Она лишь решила отложить это дело до более благоприятного времени. Кауниц был отозван из французской столицы в 1753 г. и получил в Вене пост канцлера, что можно было интерпретировать и как верность Марии-Терезии своим замыслам в отношении Франции.

КОНЕЦ ФРАНКО-ПРУССКОГО СОЮЗА

К середине 50-х годов XVIII в. Пруссия продолжала оставаться главным и самым значительным из союзников Франции. Для последней приверженность этому союзу имела силу давней традиции, поскольку обе страны долгое время совместно выступа-

¹⁷ Broglie A. de. Op. cit., p. 40.

стр. 70

ли против Габсбургов. Во второй половине XVIII в. положение Пруссии в Европе, ее политический вес существенно изменились. Прусский король Фридрих II в качестве приоритетной цели ставил перед собой территориальное расширение Пруссии, а также ее преобладание в германских землях и влияние в Европе. Экспансионистские замыслы, которых Фридрих II не скрывал, делали Пруссию опасной для ее соседей. В то же время цели Пруссии в определенном смысле соответствовали интересам Франции, поскольку заметное усиление одного из врагов Габсбургов положительно воспринималось версальским двором.

Среди противников прусского короля были и другие традиционные соперники Франции, в частности - Англия, с которой у Пруссии имелись противоречия экономического характера, хотя Пруссия и не могла составить ей такую серьезную конкуренцию, как Франция. В 1750 г. Пруссия порвала дипломатические связи и с Россией. Отторжение Силезии у Австрии, которое Фридрих II считал делом, не подлежащим пересмотру, а также тесное сотрудничество Берлина с Версалем, настраивали Петербург против Пруссии. Растущие опасения вызывали и притязания Фридриха II на дружественную России Саксонию.

Для Франции претензии Пруссии как будто бы не представляли видимой угрозы. На принадлежавшие Людовику XV территории Фридрих II не претендовал, противники же у обеих сторон были общие. По этим соображениям Франция и сохраняла союзные отношения с Пруссией.

В 1750-е годы официальным документом, регулировавшим франко-прусские отношения, являлся двусторонний договор, заключенный 5 июня 1741 г. на 15 лет. По этому договору между французским и прусским дворами были установлены отношения дружбы и сотрудничества. "Их Величества, - указывалось в статье 4-й договора, - будут совместно служить делу спокойствия в Германии, поддерживать существующий порядок в Империи, гарантированный германскими свободами" ¹⁸ . Здесь речь шла все о той же консервации немецкой раздробленности, точнее сказать, поддержании определенного баланса сил в германских землях. Участники договора гарантировали друг другу целостность границ и подтвердили отсутствие у них взаимных территориальных претензий. Франция и Пруссия обязывались в случае нападения на одну из сторон поддержать союзника и в случае необходимости оказать ему военную помощь ¹⁹ .

Официально союз носил оборонительный характер. Хотя он содержал ряд секретных статей антиавстрийской и антипрусской направленности, Франция видела в нем прежде всего гарантию собственной безопасности. Другого, кроме Фридриха II, сильного союзника в Европе Людовик XV не имел, в то время как реально возрастала опасность войны с Англией. В этой ситуации Франция опасалась остаться в международной изоляции. Не менее важным было и то, что союз с Пруссией составлял для Версаля гарантию сохранения общего равновесия сил в Европе.

Реальную заинтересованность в сохранении союза с Францией проявляла и Пруссия. По условиям Аахенского договора Фридрих II получил значительное территориальное приращение своих владений, но вопрос о Силезии оставался для Австрии по-прежнему открытым. Длительная мирная передышка давала Марии-Терезии возможность привести в порядок финансы, восстановить военные силы своего государства, необходимые для возврата утерянных территорий. В 1750 г. Фридрих П разорвал дипломатические связи с Россией и при этом находился в очень натянутых отношениях со своим дядей, королем Англии, особенно после отзыва из Берлина в том же 1750 г. английского посла. Посягая на имперские права Марии-Терезии, распространяя в Европе фривольные шутки в адрес российской государыни Елизаветы Петровны (1741-1761 гг.), прусский король стал объектом глубокой личной неприязни двух императ-

¹⁸ Traite d'alliance entre la France et la Prusse 5 juin 1741. - Broglie A. de. Frederic II et Marie-Therese d'apres des documents nouveaux. 1742-1744, т. 1. Paris, 1883, p. 409.

¹⁹ Ibidem.

стр. 71

риц. В конечном счете оказывалось, что Фридрих II не имел в Европе ни одного влиятельного союзника, кроме короля Франции, и потому сам должен был считаться с угрозой возможной международной изоляции.

В сохранении договора были заинтересованы обе стороны. Однако налицо было и нарастание противоречий между союзниками. Внешне прочный франко-прусский альянс постепенно расшатывался изнутри, чему содействовал ряд факторов.

Напряженность в отношениях возникла еще во время Войны за австрийское наследство, в связи с несоблюдением Фридрихом II условий трактата от 5 июня 1741 г. В нарушение одного из пунктов договора - о недопустимости сепаратного мира с противником - уже 9 октября 1741 г. прусский король заключил с Австрией Клейншнельдорфскую конвенцию, по которой в обмен на признание Веной перехода в прусское владение части Силезии он обязался приостановить военные действия. Позже, 11 июня 1742 г., Пруссия заключила с Веной мирный договор. По его условиям к Пруссии переходила Силезия с обязательством выплачивать финансовую задолженность этой провинции Англии. В начале 1744 г., получив известие о заключении союза между Австрией, Англией, Сардинией и Саксонией, Фридрих II подписал новый договор с Францией и Баварией. Прусский король должен был действовать в роли союзника баварского курфюрста, ставшего императором Карлом VII, и получить за это часть Чехии. После смерти Карла VII в 1745 г. в декабре того же года Фридрих снова пошел на нарушение договора с Францией, заключив Дрезденский сепаратный мир с Австрией. На этот раз Силезия полностью была поглощена Пруссией, а Фридрих II признал Франца-Стефана, супруга Марии-Терезии, германским императором.

Во Франции были недовольны двусмысленным поведением союзника, но серьезных санкций в отношении Фридриха II с ее стороны не последовало, так как Версаль был заинтересован в сохранении союза с Пруссией по соображениям собственной безопасности.

Франко-прусские противоречия продолжали накапливаться и после войны, что было закономерно из-за разницы во взглядах на условия Аахенского мира. Франция относилась к договоренностям 1748 г. как к новому европейскому уставу. Фридрих II считал, что заключенный мир - лишь временная передышка. По мнению прусского короля, не следовало медлить с началом войны, поскольку нельзя было допустить, чтобы Мария-Терезия успела завершить военные приготовления. Одновременно, наблюдая за развертыванием англо-французской борьбы в заморских территориях, Фридрих II начинал опасаться, что его союзник Франция полностью сосредоточится на колониальной войне и оставит его в Европе один на один с альянсом Австрии и России. Поэтому прусский король искал возможность для совместного с Людовиком XV нанесения чувствительного удара по враждебной коалиции противников на континенте. Такой точкой совпадения интересов Франции и Пруссии был Ганновер, принадлежавший английскому королю. Фридрих II полагал, что война, которую Англия развязала в колониях против Франции, дает последней удобный повод для агрессии против Ганновера. По его мнению, Людовик XV мог бы двинуть свои войска на Ганновер, овладеть им, нанеся тем самым ощутимый удар по Англии и одновременно создав угрозу австрийским Нидерландам, и в этих условиях навязать Англии выгодный ему мир. Такой план прусский король детально изложил в инструкции своему послу в Версале барону Книпгаузену, который должен был заинтересовать проектом французского министра иностранных дел Рулье. Однако министр прохладно отнесся к такой идее, предложив Пруссии самой осуществить диверсию против Ганновера, зная, что Фридрих II на это не решится.

Во Франции понимали все преимущества нанесения удара по Англии в Ганновере, но, во-первых, там ни в коем случае не хотели быть втянутыми в открытый вооруженный конфликт на континенте, а во-вторых, Людовик XV не желал вступать в этот конфликт только ради обеспечения интересов прусского короля, поскольку не было никаких гарантий, что Фридрих II снова не нарушит союзный договор 1741 г., как это неоднократно имело место в ходе Войны за австрийское наследство. В конечном сче-

стр. 72

те Версаль ограничился расплывчатыми обещаниями поддержки прусского короля в случае, если всю инициативу и, следовательно, ответственность тот возьмет на себя.

Нерешительность французской стороны начинала раздражать Фридриха II. По складу характера он был человеком действия. Как хороший стратег, он видел все опасности, которыми чревато было для Версаля вторжение в Ганновер. Однако он считал, что при той линии, которой придерживалась Франция по отношению к Англии, при принятой ею тактике уступок, опасность для нее неизмеримо возрастет. Нанесение превентивного удара было рискованным шагом, но еще более опасным, по убеждению Фридриха II, было бездействие. Франция откровенно ставила себя под английский удар, а это уже грозило и самому прусскому королю, как союзнику Людовика XV.

Прусский король с присущим ему откровением объяснял такое положение дел исключительно слабостью французской стороны. В этом случае субъективный фактор имел существенное значение. Находясь официально в "сердечном согласии" с королем Франции, Фридрих II плохо переносил покровительственный тон общения с ним Людовика XV, отмеченный превосходством и спесью древней династии Бурбонов по отношению к Гогенцоллернам. Он чувствовал, что его третируют, как выскочку, и в то же время сам жестоко насмехался над образом жизни Людовика XV и его двора. Со своей стороны. Христианнейший король, "настолько же тщеславный, насколько слабый, и настолько же набожный, насколько развратник, не прощал Фридриху ни его трудолюбия, ни его демонстративного безбожия, - писал Р. Ваддингтон. - Он его (Людовика XV. - А.Л.) особенно раздражал, являя собой показательный пример тех качеств, которые тот и сам тщетно силился приобрести и афиширование которых было вечным укором его лени и нерешительности" ²⁰ .

Разница в характерах двух монархов-союзников играла свою роль в двусторонних отношениях Франции и Пруссии. Фридрих II, целеустремленный, деятельный, был хозяином в своем государстве, истинным главой внешней политики; он сам направлял также и внутреннюю жизнь королевства, сам командовал армиями. Интересы государства были стержневой основой его политики, а сантиментам в ней не оставалось места.

В противоположность ему Людовик XV, будучи человеком, не обделенным талантами, позволял управлять собой. Именно эта черта отталкивала от него Фридриха II. Более же всего прусского короля возмущала подверженность французского монарха женскому влиянию; по мнению Фридриха II этот порок был совершенно непростительным для короля, наделенного неограниченной властью. Последнее обстоятельство служит объяснением того, почему прусский посланник в Версале никогда не мог добиться тех доверительных отношений, которые сложились у австрийского представителя, графа Кауница, с маркизой Помпадур. Ничто, даже политические выгоды, не могли изменить резко отрицательного отношения Фридриха II к фаворитке Людовика XV. Он презирал ее открыто, можно сказать, демонстративно, что было известно самой маркизе. В ее лице прусский король приобрел еще одного - после Марии-Терезии и Елизаветы Петровны - смертельного врага. Таким образом, в Версале на Фридриха II копилась и личная обида, что, разумеется, не укрепляло франко-прусский союз.

Таковы в целом причины нараставшего взаимного недовольства Франции и Пруссии. Срок действия двустороннего союзного трактата 1741 г. истекал в 1756 г., соответственно, вставал вопрос о его продлении. Решение этой проблемы в свете обозначившихся противоречий обещало быть трудным. Обе стороны тянули с подготовкой продления союзного договора.

Возникшая во франко-прусском диалоге пауза была прервана известием о нападении английской эскадры адмирала Боскауэна на французские суда. При обоих дворах -

²⁰ Waddington R. Op. cit., p. 47.

стр. 73

в Версале и Берлине - это событие произвело прямо противоположный эффект. Франция неожиданно обнаружила крайнюю заинтересованность в безотлагательном продлении союзного договора с Пруссией. После вызывающей агрессивной акции английского флота неизбежность войны с Англией стала для нее очевидной, а перед лицом этой опасности ей необходимо было заручиться поддержкой своего прусского союзника.

С этой целью в Берлин со специальной миссией был направлен новый представитель Франции, герцог Ниверне, решительный сторонник франко-прусского альянса. Ему было поручено подготовить продление двустороннего договора, при этом, вопреки правилам, дипломату дали понять, что он не обязан особенно заботиться о секретности своих переговоров в Берлине. Необходимо было продемонстрировать всей Европе, и в первую очередь воинственно настроенной Англии, нерушимость франко-прусского союза, его боеспособность. "Переговоры, которые господин герцог де Ниверне будет вести с королем Пруссии, - говорилось в инструкции, составленной министром иностранных дел Рулье в ноябре 1755 г., - вызваны естественным намерением обновить трактат 1741 г. Надо внушить этому государю (Фридриху II. - А.77.), что, поскольку срок действия договора должен истечь ... вся Европа полна внимания к тому, что произойдет потом. В случае, если о возобновлении трактата не удастся договориться достаточно быстро ... он (посол. - А.П.) в данных обстоятельствах должен не задумываясь показать всей Европе, что принципы союза и политики, которая ими (сторонами. -А.П.) была принята, нисколько не изменились; это верное средство лишить общих врагов надежды разделить союзников" ²¹ .

Однако уже тогда, когда приезд герцога Ниверне в Берлин только ожидался, многие скептически относились к успеху его посольства. Вот что докладывал в Петербург 8 декабря 1755 г. российский посланник в Дрездене Гросс: "Все благоуверены, что он (Ниверне. -А.77.) всяким образом домогаться имеет, чтоб короля прусского склонить к ... принятию участия в начинающейся войне (с Англией. -А.77.) в пользу Франции, только не меньше сумневаются, чтобы он в той комиссии скоро преуспел" ²² .

Миссия герцога Ниверне явно запоздала. Развитие событий опережало недостаточную активность французской дипломатии. Инструкции были вручены посланнику только в ноябре 1755 г., а ко двору прусского короля он прибыл в январе 1756 г., т.е. уже после подписания Вестминстерской (англо-прусской) конвенции, положившей начало "дипломатической революции 1756 г.".

Радикальный поворот в прусской политике начался после нападения английской эскадры на французские суда летом 1755 г. По мнению прусского короля, этот прецедент был самым удачным для начала наступательной операции на Ганновер. Фридрих II надеялся, что на демонстративный вызов англичан Людовик XV ответит решительным ударом. Однако 20 июня 1755 г., т.е. через 10 дней после британской морской агрессии, барон Книпгаузен докладывал своему королю: "Трудно сказать, какое впечатление эта новость произвела на господина Рулье и большую часть его коллег. С момента получения этого известия собирались два специальных комитета и два раза - Государственный совет ... но до сих пор еще не разработано никакого плана операций" ²³ .

Нерешительность союзника, выдававшего его слабость, и подтолкнула Фридриха II к кардинальному пересмотру своей политики. Он пришел к заключению, что ждать каких-либо активных действий со стороны Франции бессмысленно. Его ответ Книпгаузену от 9 августа 1755 г. лучше всего иллюстрировал настроение прусского короля, выразившего свое крайнее удивление и даже возмущение по поводу слабости, проявленной Францией, непонимание всех "этих нежностей", которые она демонстрировала Лондону. "Но их потери будут более существенными, чем несколько военных кораб-

²¹ Recueil des instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France depuis les traites du Westphalie jusqu'a la revolution francaise. T. 16. Prusse. Paris, 1901, p. 460.

²² АВПРИ, ф. 2. Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, д. 5914, л. 267.

²³ Цит. по: Waddington R. Op. cit., p. 168.

стр. 74

лей, - продолжал король, - это будут время и шанс, упущенные ими. Одно лишь их долготерпение не может воспрепятствовать навязываемой Англией войне. Вот вывод, который я сделал для себя. Итак, я уверен, что теперь уже слишком поздно что-либо делать для их поддержки" ²⁴ . С этого времени Фридрих II форсировал курс на сближение с Англией.

О возможностях нормализации двусторонних отношений и в Англии, и в Пруссии думали и раньше. Это было связано, как и в случае с австро-французским антагонизмом, с переменами в европейском раскладе сил. Противостояние Пруссии и Англии не носило неразрешимого характера, сферы их стратегических интересов, в сущности, не пересекались. "Как и для Австрии, для Пруссии главной задачей было укрепление позиций в Европе, в первую очередь - в Германии. Интересы Великобритании к этому времени, как известно, определились в области борьбы с Францией вне континента", - справедливо отмечал российский историк Н.Н. Яковлев ²⁵ .

Единственным районом, где Пруссия представляла действительную угрозу Англии, был Ганновер. В деле защиты этого владения Георг II рассчитывал на помощь союзников. Но выплата субсидий иностранным партнерам по заключенным Англией оборонительным договорам слишком дорого обходилась казне, что вызывало недовольство общественного мнения страны. Кроме того, у Англии имелись серьезные разногласия с ее традиционными союзниками.

Напряженность в отношениях с Австрией возникла еще со времен войны за Австрийское наследство, когда фактически под английским давлением Мария-Терезия вынуждена была отказаться от Силезии в пользу Пруссии. В 1755 г. была заключена англо-русская Субсидная конвенция, которая с самого начала вызвала массу вопросов, так как было неясно, против кого же она направлена. Англия стремилась в первую очередь обезопасить себя в Ганновере со стороны Франции. Россия, не поддерживавшая в то время дипломатических отношений с Францией, но не имевшая веских причин вступать с ней в вооруженный конфликт, считала, что острие конвенции должно быть направлено против Пруссии.

Как писал французский историк П. Рэн, Георг II в этой ситуации "опасался, что его фамильное владение останется совсем беззащитным. Именно тогда Ньюкастл (премьер- министр английского правительства. -А.П.) попросил герцога Брауншвейгского выступить в роли посредника в деле сближения Англии и Пруссии. В конце концов, лучшим способом обеспечить безопасность Ганновера от прусского короля было сделать это его собственными руками" ²⁶ .

Фридрих II тоже задумывался о возможности заключения союзного договора с Англией. В случае возникновения конфликта в Европе он оказался бы окруженным враждебными державами. Рассчитывавший ранее на союз с Францией, к концу лета 1755 г. прусский король окончательно убедился, что Франция не только не окажет ему содействия в захватнических планах, но даже жизненно важные его интересы она вряд ли сможет обеспечить, судя по тому, как неосмотрительно ставит под удар свои собственные.

Итак, когда Франция с явным опозданием начала предпринимать шаги по укреплению своего традиционного союза, Пруссия уже нацелилась на налаживание отношений с Англией - одним из их недавних общих противников.

"СЕКРЕТ КОРОЛЯ"

Отличительной особенностью французской дипломатии в эпоху Людовика XV - и без ее анализа невозможно составить себе полное представление о внешней политике Франции в целом - была та двойственность, которую придавало ей наличие так назы-

²⁴ Ibid., p. 175.

²⁵ Яковлев Н.Н. Указ. соч., с. 53.

²⁶ Rain P. La diplomatic francaise d'Henri IV a Vergennes. Paris, 1945, p. 224.

стр. 75

ваемого "секрета короля". Он был неотъемлемой частью государственной системы в годы правления Людовика XV.

Для более точной характеристики "секрета короля", следует коротко коснуться его истории. Необходимость в учреждении тайных структур управления возникла у Людовика XV после смерти в 1743 г. его воспитателя кардинала Флери, первого министра Франции, полностью сосредоточившего в своих руках управление страной. После этого король решил не назначать больше никого на должность первого министра, а руководить государством самостоятельно.

По оценкам многих современных исследователей, Людовик XV вовсе не был бесталанным правителем, "королем- бездельником", полностью отдавшим управление государством на откуп своим фавориткам и их креатурам, как это часто изображалось в литературе ²⁷ . Однако одной из неотъемлемых черт его характера было слабоволие, выражавшееся в чрезмерной подверженности чужому влиянию. По слабости характера он не смог осуществить свое стремление к самостоятельному правлению в полном объеме; наделенный неограниченной властью, он избегал открытой полемики с собственными министрами и предпочитал действовать в обход официальной государственной машины.

При этом у Людовика XV, несомненно, была собственная политическая концепция, четкая система представлений о задачах правления. Внешнюю политику он считал приоритетной сферой деятельности короля. Его стремление к самостоятельности в области международных отношений и нашло выражение в появлении "секрета короля". Наряду с официальным Людовик XV создал неофициальное - в миниатюре - министерство иностранных дел, со своим штатом и агентурой. Это была параллельная дипломатическая служба с набором всех необходимых атрибутов. Тайная дипломатия стала для слабохарактерного государя возможностью проводить свою собственную, "личную" внешнюю политику, часто отличавшуюся от официального курса.

Если выстроенная Людовиком XV собственная дипломатическая система была альтернативной, в чем был смысл и какова была направленность этой альтернативности? Официальная дипломатия Людовика XV с опозданием ориентировалась в обстановке, складывавшейся после 1748 г.: она пропустила появление угрозы со стороны Англии и не оценила истинной сути австро-прусских противоречий в германских землях. В таком случае, как проявила себя в таких обстоятельствах неофициальная дипломатия короля Франции?

Целью французской внешней политики в понимании Людовика XV было восстановление так называемого "восточного барьера", объединявшего Швецию, Турцию и Польшу с Францией, дабы противопоставить их Австрии и России и поддерживать в Европе порядок, установленный Аахенским миром. В этом пункте цели официальной и тайной дипломатии, на первый взгляд, совпали. Но не совсем. Министерство иностранных дел под сохранением положения, зафиксированного Аахенским договором, понимало поддержание мира в Европе в условиях системы, сложившейся к концу 40-х годов. Официальная дипломатия, ставившая своей главной задачей предотвращение возможного вооруженного конфликта, стремилась действовать согласно новым договоренностям, новому европейскому раскладу. Король же намеревался в полной мере восстановить традиционные принципы дипломатии времен кардинала Ришелье. Европейский "порядок", в его понимании, означал поддержание традиционного баланса сил, независимо от изменений, произошедших в международных отношениях с начала XVIII столетия. Изначально, при Ришелье, так называемый "восточный барьер" - Швеция, Польша и Турция, своеобразный "второй фронт" французских союзников, имел антигабсбургскую направленность. В политическом же раскладе Людовика XV он стал антироссийским.

²⁷ Gaxotte P. Le siecle de Louis XV. Paris, 1933; GerardJ. Louis XV, le Mal-Connu. Toumai, 1968; Bordonove G. Op. cit.; Antoine M. Op. cit.

стр. 76

С 1748 г. дипломатические отношения между Францией и Россией были разорваны. Одним из поводов для этого послужили настойчивые попытки Франции воспрепятствовать присоединению России к Аахенскому миру. Однако глубинные причины прекращения двусторонних отношений, разумеется, не могут быть сведены лишь к этому, хотя и существенному, факту. Дело в том, что взаимные претензии накапливались у сторон в течение долгого времени.

Чем же Петербург вызвал плохо скрываемую холодность, а порой и открытую враждебность Франции?

Прежде всего Франция с растущим опасением наблюдала за усилением влияния России, которая благодаря стараниям Петра I была выведена из состояния "небытия" в ранг великих европейских держав. Уже самим своим появлением на европейской политической сцене Россия нарушила привычный баланс сил на континенте, что и породило у некоторых государств, в частности у Франции, стремление "задвинуть" Россию на задворки Европы, не допустить ее активного вмешательства в устоявшийся в Европе порядок вещей. Многое в конечном счете зависело от того, какой внешнеполитический курс будет проводить сама Россия, на какие силы будет ориентироваться, какой системы союзов придерживаться.

По причине географической отдаленности, которая сама по себе снимала массу возможных двусторонних разногласий, Россия и Франция не имели непосредственных поводов к войне. Со времен Петра I российская сторона неоднократно предпринимала попытки установить дружественные отношения с Версалем. Между двумя дворами завязалась переписка, стороны обменивались послами, но прийти к взаимопониманию и тем более к сотрудничеству им никак не удавалось. Кроме того, несмотря на отсутствие серьезных взаимных претензий, Франция и Россия в европейских конфликтах всякий раз оказывались по разную "сторону баррикад". Главным разделительным фактором было то, что Россия и Франция традиционно придерживались диаметрально противоположных союзов. Внешнеполитические интересы России неизбежно приводили ее в лагерь традиционных врагов Франции.

Самым важным препятствием для нормализации франко- русских отношений были тесные связи Петербурга с Веной. В 50-е годы XVIII в. Петербург поддерживал дружественные отношения и с Великобританией. Убежденным поборником этой линии был тогдашний глава российской дипломатии канцлер А.П. Бестужев-Рюмин. Прожив в Англии долгое время, он стал поклонником этой страны и ее порядков в той же мере, в какой питал неприязнь к Франции. Личные предпочтения канцлера подкреплялись его глубокой убежденностью в пользе для России тесного сотрудничества с Англией. Этого требовали и экономические интересы России, издавна связанной торговыми узами с Лондоном. Политический же союз с этой ведущей морской державой с точки зрения России служил поддерживанию спокойствия на европейском Севере. Тесный же союз Франции с Пруссией заставлял и саму Россию держаться настороженно по отношению к Версалю.

Взаимное недоверие всячески подпитывали и союзники обеих держав. Английский представитель в России Ч. Вильямс не упускал случая, чтобы сообщить Петербургу какие-либо сведения, компрометирующие французскую сторону. На конференции у российского канцлера 1 декабря 1755 г. Вильямс, в частности, заявил Бестужеву-Рюмину: "Я слышал, что французы хвастаются, что с давнего времени они покушались в Российской империи замешательства причинить и что для того они ... великие суммы издержали, но что, наконец, они начали в том преуспевать и что они свои виды так далеко, как возможно, распространять станут ²⁸ .

Учреждая свое тайное министерство иностранных дел, Людовик XV намеревался всеми способами добиваться удаления России от активного участия в европейских де-

²⁸ АВПРИ, ф. 2. Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, д. 5914, л. 185.

стр. 77

лах. По его убеждению, это способствовало бы укреплению привычного европейского равновесия, что было заветной мечтой Христианнейшего короля.

В 50-е годы тайная дипломатия Людовика XV была сосредоточена главным образом на важнейшем из звеньев "восточного барьера" - Польше. Франция и Польша традиционно тяготели друг к другу. Последняя видела во Франции влиятельную опору, защиту от окружавших ее со всех сторон более сильных соседей. Франция же, единственная из великих континентальных держав, не имела претензий на польские территории, поэтому вполне могла выступать в качестве независимого, третейского судьи либо партнера Польши. Одновременно союзная Польша была для Версаля форпостом в Восточной Европе - на границах враждебной Австрии и ее союзницы России. Франко-польское сотрудничество закреплялось династическими узами. Людовик XV был женат на польской принцессе Марии Лещинской. Во время Войны за польское наследство 1733-1735 гг. Франция поддерживала Станислава Лещинского, отца королевы, в качестве кандидата на польский престол. Франция покровительствовала ему и во время вынужденного бегства из Польши, а после поражения в войне стараниями французской дипломатии Станислав получил герцогство Лотарингское.

В 1745 г., в преддверии скорой, как тогда полагали, смерти польского короля Августа III, в Париж приехала делегация знатных поляков в поисках французского принца -кандидата на выборный варшавский трон. Это были представители польской оппозиционной партии, желавшей смещения Саксонской династии ²⁹ . Французский кандидат на польский трон был выгоден как полякам, так и самой Франции, тем более что такие прецеденты в истории уже имелись. Делегация из Варшавы остановила свой выбор на принце Конти, представителе боковой ветви династии Бурбонов.

Однако занимавший в то время пост министра иностранных дел маркиз д'Аржансон исходил из необходимости поддержания добрых отношений с правившей в Польше Саксонской династией ³⁰ . В условиях шедшей тогда войны за Австрийское наследство он считал более рациональным привлечь на свою сторону Саксонию, а через нее и Польшу. Нормализации отношений, по мнению министра, должен был способствовать подготовленный им династический союз. Д'Аржансон устраивал брак дофина, единственного сына Людовика XV и Марии Лещинской, с Марией-Жозефой Саксонской, дочерью Августа III. Министр полагал, что через этот брачный союз Франция восстановит свое былое влияние в Польше.

В последнем пункте Д'Аржансон разошелся с Людовиком XV. Король считал, что кандидатура французского принца в Варшаве даст возможность не просто влиять, но и непосредственно определять польскую политику. При этом Людовик XV не стал открыто настаивать на изменении курса, предоставив министру иностранных дел возможность действовать и дальше в русле избранной им стратегии. Одновременно король тайно поручил принцу Конти выслушать предложения приехавшей из Польши делегации.

Принц Конти впоследствии стал главой секретной дипломатии Людовика XV. Его привлекала заманчивая перспектива занять польский трон. Кроме того, "секрет короля" давал принцу эффективное средство борьбы против маркизы Помпадур, отношения с которой у него были до предела натянутыми. Сам он, еще до ее появления в Версале, обладал значительным влиянием на государственные дела, и возникшая со стороны этой женщины весьма серьезная конкуренция вызывала недовольство у "кузена" короля. "Секрет короля", в который мадам Помпадур не была посвящена, давал Конти, быть может, единственный оставшийся у него канал влияния на Людовика XV. Взявшись за руководство тайной дипломатией, Конти, желавший занять польский трон,

²⁹ В 1734 г. стараниями России на польский трон был возведен Август Саксонский, главный противник Станислава Лещинского, в силу чего Франция изначально была враждебно настроена в отношении русского ставленника в Варшаве.

³⁰ Подробнее см.: Perrault G. Le Secret du Roi. Т. 1. La passion polonaise. Paris, 1992.

стр. 78

сосредоточил внимание в первую очередь на отношениях с Польшей. В 1752 г. посланником ко двору Августа III был направлен граф де Брольи. Он получил одновременно две инструкции - от министерства иностранных дел и от принца Конти; при этом одна противоречила другой. Согласно официальному предписанию, посол Франции при дворе Августа III должен был способствовать налаживанию отношений с Саксонской династией, а по распоряжению руководителя тайного ведомства - собирать вокруг себя в Варшаве всех ее врагов.

В основе личной, неофициальной дипломатии Людовика XV, направленной на воссоздание "восточного барьера", лежали давно устаревшие цели. Король стремился законсервировать международную систему XVIII в., уходившую корнями в Вестфальский мир.

Конкретные мероприятия по линии "секрета короля" показывают, что и эта параллельная дипломатия проигнорировала перемены, происшедшие в Европе после 1748 г. Назревшую необходимость пересмотра ставшей привычной традиционной системы союзов руководство тайной дипломатии в должной степени не оценило. Об этом свидетельствуют те приоритеты, которых придерживалась параллельная дипломатия: стремление к восстановлению "восточного барьера", отчетливый антирусский курс и связанная с этим активная деятельность в Польше. При этом из сферы внимания выпадали обострявшиеся отношения с Англией и новые тенденции в отношениях с Австрией, т.е. все то, что должно было быть поставлено во главу угла. Тайная дипломатия почти не интересовалась путями решения этих вопросов. Она функционировала исключительно в духе "системы Ришелье", причем еще даже более безапелляционно, чем официальное министерство иностранных дел. "Секрет короля" создавал лишь дополнительные помехи работе дипломатии официальной, заводя ее в тупик.

Таким образом, у Франции были свои причины стремиться к сохранению в Европе статус-кво. Подобное стремление к незыблемости системы Вестфальского мира можно считать серьезным просчетом французской дипломатии. В то время как другие великие державы начали переориентироваться в новой международной ситуации, Франция, рискуя остаться в одиночестве, пыталась поддерживать в европейской политической системе изживший себя порядок вещей.

В результате такого "запаздывания" Франция и в последующих событиях "дипломатической революции 1756 г." была не в состоянии проявить должную активность и оказалась исключенной из числа инициаторов процесса. Как справедливо отмечал французский историк Г. Зеллер, "Франция не была ведущим участником в этой игре... Она лишь подстраивалась с большим или меньшим опозданием к последствиям шагов, предпринимаемых Веной, Берлином и Лондоном. ... Она последней покинула свой лагерь" ³¹ . Многие невыгодные для Франции положения самих версальских договоров стали следствием неспособности ее дипломатии быстро переориентироваться в новой международной обстановке.

Согласно союзным договорам с Австрией Франция оказалась втянутой в Семилетнюю войну в Европе (1756-1763 гг.) на стороне Марии-Терезии против Фридриха Прусского и его союзницы - Англии. Для Людовика XV эта кровопролитная война окончилась неудачей. 15 февраля 1763 г. Австрия вынуждена была заключить мир с Пруссией. Фридрих II сохранил за собой Силезию. Пятью днями раньше в Париже был заключен мир между Англией и Францией. Французы теряли свои владения в Канаде и Индии. Левый берег Миссисипи также перешел от Франции к Англии, а правый берег этой реки французы уступили испанцам, обязавшись уплатить последним компенсацию за перешедшую к англичанам Флориду. Финансовые трудности, связанные с этой войной, усугубили и без того напряженную внутреннюю обстановку в стране. По унизительному Парижскому миру в 1763 г. Франция не только лишилась своих владений в Америке и Индии, но и утратила господствующие позиции в Европе.

³¹ Zeiler G. Histoire des relations intemationales. T. 3. Les temps modemes. Deuxieme partie. De Louis XIV a 1789. Paris, 1955, p. 222.

Постоянный адрес данной публикации: