Прошло более десяти лет, как нет с нами М.А. Барга - 21 мая 1991 г. ушел из жизни этот крупнейший ученый, оставив нам горькое осознание того, что отечественная историческая наука понесла невосполнимую утрату. Действительно, даже сейчас, по прошествии этого времени, все еще трудно примириться с тем, что Михаила Абрамовича пет среди нас - ведь не так уж часто судьба дарует счастливую долю общения с людьми, подобными ему. Больше всего на свете он любил жизнь во всех ее проявлениях. И работа тоже была для него жизнью, наверное, ее лучшей частью. Самую возможность творчества он считал величайшим даром, средством почти живого соприкосновения с прошлым. Так ясно ощущать пространственно-временную ткань истории дано далеко не каждому исследователю. Это под силу только настоящему таланту, наделенному огромным трудолюбием, научной добросовестностью и эрудицией.

Научные достижения М.А. Барга высоко ценились профессиональным сообществом и при его жизни. Еще более отчетливо они выступают сейчас, по прошествии этого непростого для общества десятилетия крушения традиционных ценностей и целых направлений в науке. Нам сегодня не хватает Михаила Абрамовича - с его живым и ясным умом, прекрасной научной интуицией, умением генерировать и мысленно оттачивать самые смелые, подчас парадоксальные, идеи.

В течение истекшего десятилетия коллеги и ученики М.А. Барга уже дважды проводили научные чтения его памяти, итоги которых нашли отражение в сборнике "Мир истории - жизнь историка", вышедшем в 1995 г. ¹ В 1996 г. в Институте всеобщей истории РАН была проведена представительная международная конференция "Проблемы исторического познания", посвященная ее организаторами М.А. Баргу, итоги которой были опубликованы в коллективной монографии под одноименным названием ² . Наконец, первая ученица Михаила Абрамовича К.Д. Авдеева взяла на себя нелегкий труд завершения неоконченной им при жизни монографии по истории западноевропейской общественной мысли - ныне эта монография "От Макиавелли до Юма. Становление историзма" увидела свет ³ . Таким образом, память о М.А. Барге живет в делах его учеников и последователей.

21 мая 2001 г. в Институте всеобщей истории РАН под председательством к.и.н. Н.П. Калмыкова были проведены третьи научные чтения, посвященные М.А. Баргу.

Чтения открыл академик Г.Н. Севостьянов, охарактеризовавший основные этапы научной деятельности М.А. Барга, главные направления его исследовательской работы, а также поделившийся своими личными воспоминаниями о Михаиле Абрамовиче.

Научная деятельность М.А. Барга была чрезвычайно многогранной и разносторонней. Историческое образование он получил в Харьковском государственном университете. После войны М.А. Барг окончил аспирантуру Института истории АН СССР. Его кандидатская диссертация положила начало глубокой разработке проблем экономической истории Англии. В октябре 1959 г. еще достаточно молодому в то время исследователю была присуждена степень доктора исторических наук за изыскания в области английского феодализма. Его докторская диссертация, основная часть которой была некоторое время спустя издана в виде монографии ⁴ , явилась серьезным вклдом в мировую науку (свое выступление М.А. Баргу как историку английского феодализма на чтениях посвятила к.и.н. М.В. Винокурова). М.А. Барг совершенно по-иному (по сравнению с предшествующей историографической традицией) посмотрел на проблему генезиса английского манора XI-XIII вв.. на основании сравнительно-статистического анализа двух огромных источников (Книги Страшного Суда XI в., и Сотенных Свитков XIII в.), вскрыв не статику, а динамику этого процесса, "попутно" исследовательски открыв для науки феномен мелкой вотчины и тем самым развенчав основные положения классической "вотчинной теории"

¹ Мир истории - жизнь историка. Научные чтения памяти профессора М.А. Барга. М., ИВИ РАН, 1995.

² Проблемы исторического познания. Материалы международной конференции. Отв. ред. академик Г.Н. Севостьянов. М., 1999.

³ Барг М.А., Авдеева К.Д. От Макиавелли до Юма. Становление историзма. М., 1998.

⁴ Барг М.А. Исследования по истории английского феодализма в XI-XIII вв. М., 1962.

стр. 244

Ф. Сибома и П.Г. Виноградова. Кроме того, английский манор был изучен М.А. Баргом путем рассмотрения его истории на основе анализа социальной динамики господствующего класса в целом, чем был преодолен разрыв между социально- экономической и политической историей английского общества эпохи средневековья. Такой подход к истории Англии, а также выдвижение проблемы формирования внутрипоместного фригольда, по-новому освещенного М.А. Баргом, равно как и проблемы эволюции института вилланства в Англии, исследованной ученым с точки зрения социального и правового "наполнения" этого феномена, позволяет с полным основанием причислить ученого к блестящей плеяде представителей отечественной школы аграрной истории Англии, достижения которой в то время были связаны с исследованиями П.Г. Виноградова, А.Н. Савина, Д.М. Петрушевского, Е.А. Косминского.

Вообще аграрные сюжеты всегда интересовали М.А. Барга. Он посвятил развитию аграрных отношений в Англии и в Западной Европе более 40 статей, а также ряд разделов в монографиях, коллективных трудах и энциклопедиях.

Считая аграрный вопрос основной аналитической призмой при изучении истории революционных событий в Англии середины XVII в., М.А. Барг в монофафии "Народные низы в Английской революции XVII в" (М., 1967) поставил проблему наличия в революции двух аграрных программ, буржуазно-дворянской и крестьянско-плебейской, увидев в этом стержень социальной и политической борьбы в революционном лагере 1640-х годов. В этой связи исследование им односторонней отмены рыцарского держания помогло выявить незавершенный характер буржуазного аграрного переворота, который именно в силу данного обстоятельства создал юридические условия для окончательного вытеснения надельного крестьянства из сельскохозяйственного производства страны.

Пристальное внимание к проблемам феодальной ренты позволило М.А. Баргу внести весомый вклад в международную дискуссию 50-х - 60-х годов прошлого столетия о так называемом кризисе феодализма XIV-XV вв. Он, в частности, показал, что переход в ряде стран Западной Европы к высшей и последней форме феодальной ренты (денежной) вовсе не означал усматриваемого западной историографией, сводившей феодализм преимущественно к домениальной системе хозяйства, межформационного перехода от феодализма к капитализму, а знаменовал собой внутриформационные изменения в собственно феодальном способе производства, достижение им своего высшего уровня.

Научные интересы М.А. Барга, как отмечали почти все участники прошедшей встречи, были необычайно разносторонними. Наряду с экономическими проблемами он плодотворно разрабатывал сюжеты политической и религиозной истории, в особенности те, что были связаны с предпосылками, ходом и последствиями европейских революций раннего нового времени. В монографиях "Английская буржуазная революция XVII вв." (М., 1958, в соавторстве), "Кромвель и его время" (М., 1952; М., 1958), упомянутой выше книге "Народные низы в Английской революции XVII в.", в вышедшей уже после кончины историка на русском и английском языках монографии "Великая Английская революция в портретах ее деятелей" (М., 1991) - "The English Revolution of the XVII Century Through Portraits of its Leading Figures" (Moscow, Progress Publishers, 1990), М.А. Барг вскрыл корни политического и конституционного кризиса середины 40-х годов XVII в. в Англии, провел анализ классовых сил революции, выявив особенности формирования политических программ пресвитериан и индепендентов, поставил проблему формирования революционной армии и ее роли в гражданских войнах 1642- 1648 гг.

Ученый был также непревзойденным мастером исторического портрета. Созданные им образы О. Кромвеля, Дж. Уинстенли, Дж. Лильберна по-новому раскрывают внутреннюю сущность этих людей и воссоздают неповторимый колорит эпохи XVI- XVII столетий. Д.и.н. Т.А. Павлова посвятила доклад эволюции образа Оливера Кромвеля. лидера революции, в исследованиях М.А. Барга, развитию его исследовательской мысли по отношению к указанному сюжету. Если в упомянутой выше книге "Кромвель и его время" историк уделял главное внимание социально-экономическим и политическим условиям, в которых формировался и действовал вождь Английской революции, то в очерке, входящем в монографию "Великая Английская революция в портретах ее деятелей" (М., 1991) Кромвель гораздо больше выступает как самобытная личность, во всей сложности его характера, верований, устремлений. При этом через все творчество М.А. Барга проходит мысль о том, что само время выдвигает нужный ему в данный период тип личности.

К.и.н. С.И. Григоренко (Горловка) в память о М.А. Барге представила итоги проведенного ею исследования идейно- политической борьбы в английской республике 1649 г. Осмысление факта установления в Англии республиканского правления и его перспективы, находились, по ее мнению, в центре идеологического противостояния периода, отраженного не столько в политической идеологии левеллеров с их "Народным соглашением", сколько в противостоянии пресвитериан и индепендентов.

Особое место в перечисленных выше исследованиях М.А. Барга занимали вопросы, связанные с английским вариантом европейской Реформации, с генезисом английского пуританизма и его доктрины. Большое внимание было уделено также проблеме формирования идеологии истинных левеллеров. А монографии "Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса" (М., 1979, в соавторстве) и "Великие социальные революции

стр. 245

XVII-XVIII вв." (М., 1990, в соавторстве) внесли значительный вклад в изучение истории великих революций в сложной структуре переходной эпохи, осветили вопрос о соотношении в ней всемирно-исторического, регионального и локального уровней перехода к капитализму.

Важнейшие вопросы методологии истории отражены также в монографии М.А. Барга "Категории и методы исторической науки" (М., 1984), о значении которой для профессионального сообщества отечественных историков неоднократно упоминалось во время чтений. В ней обобщены итоги философских изысканий Михаила Абрамовича, содержащихся в серии его статей 70-х годов, напечатанных в научных исторических журналах, и на этой основе исследованы проблемы методологии истории, а также эпистемологии (истории познания) на ее историческом уровне; на основе общих категорий исторической науки разработаны частные теории (методы) основных процессов эпохи Средневековья и начала нового времени.

Введение в современную отечественную историографию таких категорий как "историческое время", "историческое сознание", "целостность", "структура", "процесс", равно как и принципа предельности, выраженного в специфике соотношения ритмов всемирно-исторического и локально- исторического развития, является заслугой М.А. Барга в области философии истории. Об этом, в частности, говорила в своем выступлении, названном "История идей в трудах М.А. Барга" к.и.н. М.С. Бобкова.

Ряд ценных наблюдений в области истории идей был подытожен М.А. Баргом в монографии "Эпохи и идеи. Становление историзма" (М., 1987). В ней, как отметила М.С. Бобкова, ученый сосредоточил свое внимание на процессе формирования исторического сознания как основного элемента исторической культуры человечества, включив в этот сюжет интерпретацию проблемы мироощущения человека в античную, средневековую и ренессансную эпохи. Анализ генезиса общечеловеческого менталитета как исторической категории, проведенный М.А. Баргом в этой книге на материале интеллектуальной истории стран Западной Европы, включил в себя в качестве заключительного этапа и "философскую историю" эпохи Просвещения.

Проблемам европейского Просвещения в целом посвящены и другие исследования М.А. Барга. Известно, что именно Англии как наиболее продвинутой в отношении капиталистического развития стране, Европа XVII в. была обязана постепенным обращением общественного сознания к рационалистическому познанию окружающего мира. Изучая истоки европейского Просвещения на примере Англии, М.А. Барг указывал, в частности, на ряд особенностей раннего английского Просвещения, основная из которых заключалась в том, что оно как идейно-культурное течение общественной мысли не предшествовало буржуазной революции (как это было, например, во Франции), а формировалось после ее завершения, определялось социальными и экономическими последствиями Английской буржуазной революции и революции 1688 г. Отсюда М.А. Барг выводил определенную умеренность английских просветителей, в задачу которых входило обоснование целесообразности буржуазного порядка.

Особого внимания заслуживает поднятая на чтениях проблема отношения М.А. Барга к марксизму. Более всего она была затронута в выступлении д.и.н. В.Л. Малькова, посвященном М.А. Баргу как участнику дискуссии об исторической теории К. Маркса. Дело в том, что В.Л. Малькову удалось отыскать редкий, нигде ранее не публиковавшийся текст выступления М.А. Барга на "круглом столе" по теме "Историческая теория К. Маркса: современный взгляд", проводившегося Научным советом по теоретическим и методологическим проблемам всемирно-исторического процесса 28 марта 1990 г. Одним из непосредственных поводов для организации научной дискуссии ведущих отечественных обществоведов, историков и философов стала публикация в конце 80-х годов серии статей в периодических изданиях самого разного профиля, для которых общим местом было утверждение, что история идет "не по Марксу", что К. Маркс пользовался способом детерминации от будущего к настоящему, т.е. рассматривал системные трансформации в контексте жесткой априорной схемы. Выступление М.А. Барга, задавшее тон дискуссии, было направлено на защиту научного историзма, "связанного с именем Маркса" и одновременно против сектантской ограниченности его вульгарных интерпретаторов ⁵ .

В последние годы своей жизни М.А. Барг, возглавляя созданную в Институте всеобщей истории АН СССР группу по сравнительной истории цивилизаций, разрабатывал концепцию цивилизационного подхода к прошлому и настоящему человечества. Как исследователь, он находился на пути к новому видению предмета истории, опубликовав в 1987-1990 гг. ряд статей по указанной проблематике. В октябре 1990 г. под его руководством в Москве была проведена первая, весьма представительная, международная конференция по сравнительной истории цивилизаций. На чтениях своими воспоминаниями по этому поводу поделились к.и.н. В.М. Хачатурян и к.и.н. И.Н. Ионов, входившие в группу по истории цивилизаций с самого начала ее существования. Они подчеркивали роль М.А. Барга не только как новатора в указанной области исторического знания, способного генерировать смелые идеи, не только как талантливого организатора совсем нового, необычного для того времени предприятия, но и как Учителя.

⁵ Ниже мы впервые публикуем научное эссе М.А. Барга, которое является отредактированным, исправленным и дополненным им самим текстом указанного выступления.

стр. 246

Он оставил после себя целую научную школу - около 20 его учеников успешно защитили кандидатские и докторские диссертации в самых разных областях исторического знания, вышли на дорогу самостоятельных научных исследований. Но дело не только в этом.

Барг был прекрасным, отзывчивым, доброжелательным человеком, и это не могло не сказываться на окружающих. Искренностью своей души он щедро делился со своими учениками. Об этом тепло говорили на чтениях почти все выступавшие. Д.и.н. Н.С. Креленко поделилась воспоминаниями о том, как благодаря участию в ее судьбе М.А. Барга состоялось ее вхождение в большую науку. К.и.н. Л.Т. Мильская, в течение многих лет знавшая Михаила Абрамовича, обратилась к редким, для некоторых из нас неизвестным, страницам его жизни и творчества. Она, в частности, вспоминала, что в свое время появление Михаила Абрамовича в среде московских медиевистов не было неожиданным. Его приезд в середине 40-х годов был связан с добрейшим на свете человеком, всегда увлеченным и наукой, и живыми людьми, в ней работающими и ей посвященными - В.М. Лавровским. Он, по воспоминаниям Л.Т. Мильской, всемерно способствовал приглашению Михаила Абрамовича в аспирантуру Института истории АН СССР, стал его наставником, другом и коллегой-соавтором. Михаил Абрамович сразу вошел в круг общения и научных интересов ученого сообщества и в Институте истории, и на кафедре истфака МГУ. На заседаниях кафедры он бывал постоянно; причем, как рассказала Л.Т. Мильская, интересовался не только крупными учеными, но и студентами кафедры, в частности, работой самой Л.Т. Мильской, бывшей в то время еще студенткой и являвшейся ученицей А.И. Неусыхина. Л.Т. Мильская, вспоминая о заслугах М.А. Барга в области исследования им аграрной истории Англии, сказала, что она как драгоценный подарок хранит его монографию по английскому феодализму. Она напомнила собравшимся, что эта книга нашла прекрасный отклик в обширной рецензии А.И. Неусыхина, помещенной в 1965 г. в 27 выпуске сборника "Средние века", где была справедливо оценена как капитальное исследование, открывающее новые пути в науке.

Михаил Абрамович, про воспоминаниям Л.Т. Мильской, обладал способностью одушевлять все, чего бы он ни касался. Для него история была живой, и он умел делать ее живой. Его мысль была сложной, изощренной, требовала сотворчества и вместе с тем давала уверенность в значимости собственного научного творчества того, кто общался с ним.

Характерной чертой Михаила Абрамовича всегда был светлый и оптимистический жизненный настрой. Быть выше жизненных трудностей и неурядиц самому и помогать преодолевать их другим, черпать заряд бодрости в любимой работе, в общении с близкими по духу людьми - вот чем было пронизано его бытие. Михаил Абрамович будет продолжать жить в своих книгах и учениках, в нашей доброй, благодарной памяти о нем.

М.В. Винокурова

ВЫСТУПЛЕНИЕ М.А. БАРГА НА "КРУГЛОМ СТОЛЕ" 28 марта 1990 г.

Прежде всего хотелось бы отметить совершеннейшую актуальность постановки на обсуждение "круглого стола" данной проблемы. С одной стороны, это вызвано той распространившейся в публицистике моде на ниспровержение научного историзма, связанного с именем Маркса, модой, которая, в той или иной мере, захватила академическую среду, - в особенности ее молодую поросль, которая только еще ищет философские ориентиры своего научно- исторического будущего. С другой стороны, актуальность данной проблемы обусловлена сложившейся ситуацией в теоретических основаниях нашей историографии. Господствовавшая в данной области метода "комментирования" трудов основоположников марксизма, метода насквозь идеологизированная и догматизированная, привела, в конечном счете, к тому, что в качестве "истины" марксизма выдавалась квазифилософская "продукция" комментаторов, угодных клике, осуществлявших идеологическую диктатуру в отечественном обществознании. К тому же, по вине последней советская историческая мысль была на долгие десятилетия наглухо отгорожена от движения в данной области в странах Западной Европы и США. Отсюда, когда в последние годы зарубежная историческая мысль стала широко доступной советскому читателю, с одной стороны, и в обстановке развернувшейся в нашей стране критике сталинского "наследия" в отечественной историографии - с другой, начало дало о себе знать "разочарование" в познавательных возможностях, заложенных в "историческом методе" Маркса. Голоса "разочарованных" зазвучали столь громко и, мягко выражаясь, столь некомпетентно и попросту говоря, не цивилизованно, что на защиту его выступили многие крупные историки Запада, никогда не испытывавшие особых симпатий к социализму, но которым дороги интересы науки ⁶ .

⁶ См. Philosophic des Sciences Historique. Vallohant, 1988, p. 52.

стр. 247

Было бы, однако, легковерием полагать, что для преодоления явно наметившегося в нашей историографии методологического кризиса, достаточно отбросив нагромождения невежества, а то и прямой недобросовестности сонма комментаторов трудов основоположников марксизма, обратиться к первоисточникам с целью нового и самостоятельного их прочтения. Все дело в том, что для решения этой задачи следует прежде всего избавиться от укоренившегося стереотипа, благодаря которому историки читают Маркса сквозь социологические очки. В этом феномене сказывается долголетнее интеллектуальное иждивенчество историографии, которая - в полном пренебрежении к специфике своего предмета изучения и метода его научного освоения, - механически заимствовала видение того и другого из арсенала социологии. Поскольку в рамках сталинского обществознания историкам отказывали в праве самостоятельно разрабатывать теоретико-методологические вопросы своей науки под тем предлогом, что их задача ограничивается сбором и систематизацией фактов, истолкование которых - "дело других", поскольку теоретические аспекты историографии не сознавались ими как свое родное дело. Неудивительно, что так называемая теоретическая история вообще не рассматривалась в качестве составной части исторического знания.

Таким образом, плодотворным "новое прочтение" Маркса может быть лишь при одном условии: если оно будет основываться на предварительном знании всего ценного, что было наработано в немарксистском (равно как и в западном марксистском) историзме. Правомерность этого требования самоочевидна. Пора же, наконец, избавиться от сектантской узости, полагавшей, будто вне рамок материалистического историзма не может быть создано что-либо познавательно ценного, обогащающего современное марксистское видение истории. Если же не на словах, а на деле, не усматривать в последнем застывшую догму, а диалектическую систему, способную вступить в творческий диалог со своими оппонентами, то важность проверки ее жизнестойкости, структурирующих ее принципов не в "оранжерейных условиях" принудительной монополии, а в условиях интеллектуальной полифонии. Вместе с тем, я решительно не согласен с утверждением, будто истории как науки нет никакого дела до философских споров на тему, что есть истина, что результаты исторических исследований не зависят от философских посылок историка. Подобный теоретико-методологический нигилизм отнюдь не новость в истории историографии. По крайней мере со времени возникновения историзма позитивистского толка она получила широкое распространение. Однако, поскольку "установки" историка совершенно невозможно исключить из процесса познания, постольку теоретико-методологический нигилизм приводит только к тому, что взамен осознанной философской позиции в исследовании реализуется "худшая из философии" - импрессионизм и плоский здравый смысл.

Итак, какой мне видится перспектива развития марксистского историзма, учитывая новый исторический опыт (т.е. основные тенденции современной истории), с одной стороны, и тенденции в движении различных историографических школ - с другой?

Известно, что социология навязывала историографии свое видение предмета истории, указав на категорию общественно- экономической информации как на границу этого предмета. Между тем, Маркс и Энгельс, когда речь заходила об историческом - а не социологическом - видении общества, неизменно дополняли объективный план исторического процесса (т.е. факторы, обусловливавшие объективную необходимость данного) планом субъективным, человеческим, деятельным, не укладывавшимся в формационное ложе. Не только внимательное чтение собственно-исторических работ Маркса и Энгельса (прежде всего таких как "Классовая борьба во Франции", "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта" и др.), а также писем Энгельса 90-х годов убеждает в том, что суть своего исторического метода они усматривали в рассмотрении действительного процесса сквозь призму творца истории - общественного индивида. Раскрытие человеческого плана движения истории выдвигалось ими в центр историографического интереса. В этом смысле отличие историографии от социологии заключается в том, что в первом случае к объективным регулярностям исторического процесса необходимо прорываться через пласт проявлений человеческой субъективности. Одним словом, материализм в истории в таком видении предстает как материалистически ориентированная историческая антропология. Узловым понятием прочитанного таким образом материалистического историзма выступает субъект-объектное отношение, противоречивое по самой сути своей. Однако речь здесь идет о противоречии диалектическом, поскольку стороны этого отношения в процессе его развития переходят друг в друга. Движущим началом в этом процессе выступает человеческая практика и, прежде всего, материально-предметная практика. Очевидно, что в данной перспективе категория человеческой субъективности раскрывается не только как противоположность созерцательности, но и как форма проявления и воплощения объективного начала истории - институционализации в процесс общественной практики индивида всех его общественных связей. В этом процессе объективации своей субъективности индивид постепенно изменяет начальные для его поколения объективные условия (определения) его жизнедеятельности и, вместе с тем, изменяет и свою историческую природу. Выше мы могли убедиться в том, что в процессе объективации индивидом своей субъективности происходит релятивизация онтологической противоположности объекта и субъекта. Незаметно для себя

стр. 248

мы превратили эти противоположности в неподвижные, наподобие того, какими они предстают в картезианстве, в котором постулируется, с одной стороны, полностью завершенный и неподвижный объективный мир, а с другой стороны, к его бытию отношение не имеющий субъект, только его созерцающий. [Критически-активное отношение.] В рамках же марксистской перспективы творческое отношение человека к миру равнозначно включению его в гармонию мира как его активное движущее и преобразующее начало.

Не трудно убедиться, какие следствия вытекают для теории исторического познания из Марксова понимания категории субъективности. Если ее противоположность объективности релятивизируется, то очевидно что больше не существует генетически независимого объекта от субъекта (вроде камней или минералов), который следует познать только извне. В определенном смысле то, что в истории предстоит познать, может быть познано с наибольшим успехом через субъекта - творца того мира, который выступает для него всегда как современность в самом непосредственном смысле этой категории.

До сих пор материалистически ориентированная историография усматривала мерило прогресса почти только лишь в изменениях способа общественного производства. Теперь же стало очевидным, что этим далеко не исчерпывается развитие человеческой личности непосредственного производителя. Его развитие гражданское и политическое, этическое и эстетическое, наконец, его духовное развитие выдвигаются в центр данного видения предмета истории как науки. Освещение процесса раскрытия творческих потенций субъекта, истории, становления его индивидуальности - высшая и следует признать - труднейшая цель историографии.

Итак, взаимозависимость и взаимодействие субъекта и объекта как фундаментальный принцип человеческой истории и теоретическая предпосылка ее познания. Практическая активность субъекта - движущее начало истории - осевая линия исторического познания.

стр. 249

Постоянный адрес данной публикации: