После Октябрьского вооруженного восстания началось создание системы органов революционного правопорядка: милиции, суда, трибуналов, ВЧК. Они, наряду с Красной армией, послужили краеугольной опорой режима, организуя политический розыск и политический контроль за населением, подавляя забастовки и восстания. В годы гражданской войны они действовали при отсутствии сложившейся новой законодательной системы. Главенствующую роль по отношению к ним, как и к другим структурам государственной власти и управления, играли высшие органы РКП(б).

Особые отношения партийных комитетов на всех уровнях и структур правопорядка сохранялись и после окончания гражданской войны. Завершение революционных процессов 1917 - 1921 гг., необходимость стабилизации требовали упорядочения государственного аппарата, сокращения и сужения "чрезвычайщины", законодательного оформления различных сторон государственной и общественной жизни. Последовало издание Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, КЗОТа. Ревтрибунал при ВЦИК, Военный ревтрибунал при РВСР и Главный железнодорожный трибунал при Наркомате путей сообщения были объединены в Верховный трибунал РСФСР при ВЦИК. Его председатель назначался ВЦИКом из членов коллегии Наркомата юстиции. 11 ноября 1922 г. ревтрибуналы были ликвидированы. Высшим судебным органом стал Верховный суд РСФСР. Как отдел Наркомата юстиции 28 мая 1922 г. была создана Государственная прокуратура для надзора за соблюдением законности. Прокурором республики являлся нарком юстиции. Его помощники утверждались президиумом ВЦИК. Местные прокуроры подчинялись исполкомам местных советов. 23 ноября 1923 г. была учреждена прокуратура Верховного суда. Прокурор Верховного суда и его заместитель назначались президиумом ЦИК СССР ¹ .

Потребовалось реорганизовать ВЧК. Если в 1917 - 1918 гг. большевикам казалось, что ВЧК нужна лишь на период гражданской войны, то теперь руководство партии осознало, что без этой и других силовых структур власть удержать невозможно. Исследования последних лет показывают, что даже в период наибольшего развития нэпа руководство страны испытывало страх перед возможностью утраты власти. 17 марта 1921 г. был издан секретный циркуляр ВЦИК и ЦК РКП(б) о создании всеобъемлющей системы государ-

Павлов Борис Викторович - кандидат исторических наук, зав. кафедрой философии и истории Северо-Западного государственного заочного технического университета.

стр. 32

ственной информации "в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер". Государственные информационные тройки на местах создавались из представителей губкома РКП(б), губисполкома и губчека. Инструкцией по госинформации от 19 апреля 1921 г. устанавливалось, что "госинфтройка не имеет специального технического аппарата, а пользуется аппаратом губчека" и "фактическое руководство всеми работами госинфтройки принадлежит исключительно губчека" ² . Таким образом, за этими органами была окончательно закреплена особая роль в сборе информации политического характера.

Одновременно органам ВЧК надо было придать конституционный характер. Сам выбор момента для создания ГПУ, как убедительно показал С. В. Леонов, был связан с действиями ВЧК, мешавшими формированию нового внешнеполитического курса советского государства на мирное сосуществование с другими государствами, на развитие экономического сотрудничества. В октябре 1921 г. чекисты арестовали без серьезных оснований немецкого гражданина, работника кинематографии Бартельса. По предложению Л. Д. Троцкого 20 октября 1921 г. вопрос обсудило политбюро ЦК и постановило "строжайше наказать тех ответственных чекистов, которые помимо... т. Чичерина (нарком иностранных дел. - Б. П. ) произвели обыск и арест Бартельса". Было решено "дать строжайшую инструкцию т. Уншлихту (И. С. Уншлихт - зам. председателя ВЧК. - Б. П. ) и создать еженедельные совещания его с представителями НКИД и РВСР", принести официальные извинения. 23 октября в письме В. И. Ленину Г. В. Чичерин привел многочисленные примеры произвола чекистов Черноморско-Кубанского побережья по отношению к иностранным гражданам и даже к дипломатам: аресты дипкурьеров, необоснованные обыски, игнорирование мнения представителей НКИД. Нарком подчеркивал: "Поддержка хороших отношений с Турцией положительно невозможна. С Америкой, Германией и Персией уже возник из-за этого ряд конфликтов". Ленин предложил "арестовать паршивых чекистов" и виновных расстрелять.

27 октября политбюро ЦК утвердило решение оргбюро ЦК о "перемещении ответственных работников ВЧК", предписало чекистам "в случаях особо важных обысков, особенно если дело касается иностранцев", извещать главу соответствующего ведомства. ВЧК совместно с наркоматами иностранных дел, внешней торговли и военным ведомством было предписано выработать "совершенно точные и ясные инструкции" для действий по отношению к иностранцам, а НКИД и НКВТ - "внимательно следить за тем, чтобы аппарат ЧК отражал соответствующие изменения в нашем международном положении". Политбюро решило опубликовать правительственное сообщение о том, что "враждебная... международная печать распространяет слухи о невозможности из-за органов ЧК иметь деловые отношения с Советской Россией", что несколько случаев "неправильных действий" чекистов подтвердились, правительство расследовало их и наказало виновных.

Тогда же политбюро и Совет труда и обороны (СТО) поставили вопрос о сокращении штатов ВЧК. СНК обсудил вопрос о надзоре за следствием и решил разработать нормы, регулирующие отношения между ВЧК и Наркомюстом, установить надзор Наркомата юстиции за следственным аппаратом ВЧК. Была создана комиссия в составе Ф. Э. Дзержинского, Л. Б. Каменева и Д. И. Курского. Ленин 1 декабря набросал тезисы проекта постановления политбюро ЦК о реорганизации ВЧК. Здесь, в частности, предлагалось "компетенцию сузить", сузить также право ареста, "суды усилить", "через ВЦИК провести серьезные умягчения", изменить название. В тот же день проект был принят политбюро ЦК и передан в комиссию. В резолюции XI партконференции "Очередные задачи партии в связи с восстановлением хозяйства" было записано, что "очередной задачей является водворение во всех областях жизни строгих начал революционной законности". Подчеркивалось: "Компетенция и круг деятельности ВЧК и ее органов должны быть соответственно сужены и сама она реорганизована" ³ .

стр. 33

Конечно, речь шла о "революционной законности". Поэтому Ленин подчеркивал, что законы, подготовленные Наркоматом юстиции, должны обеспечивать усиление репрессий "против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров)"; коммунистам - тройную кару "против кары беспартийным"; но при этом расширить применение государственного вмешательства в "частноправовые" отношения ⁴ .

Вместе с тем решения высших партийных органов в этот период вырабатывались в ходе дискуссий всех заинтересованных сторон. Естественно, что представители каждого ведомства стремились отстоять в политбюро свои интересы. В ноябре 1921 г. Каменев, посылая Ленину материалы работы комиссии, писал о разногласиях с Дзержинским и предлагал: "Разгрузить ЧК, оставив за ним политические преступления, шпионаж, бандитизм, охрану дорог и складов... Остальное - Нкюсту... Следственный аппарат ЧК влить в Нкюст, передав его ревтрибуналам". Коллегия ВЧК возражала против передачи розыска и следствия в различные органы и считала "преждевременным отделять друг от друга (передать в различные органы) дела политические и дела по крупным хищениям народного достояния и должностные". Ленин в записке Каменеву 29 ноября советовал ему "не уступать" Дзержинскому, внести вопрос в политбюро и возложить на Наркомюст ответственность "за недонесение Политбюро (или Совнаркому) дефектов и неправильностей ВЧК" ⁵ .

Постановление политбюро от 23 января 1922 г. предусматривало упразднение ВЧК и создание при НКВД Главного политического управления с существенно более узкими функциями. Вместе с тем ставилась задача "сохранения максимально боевого аппарата ВЧК" и предлагалось введение в состав судей "особо выдвигаемых ВЧК лиц", что сохраняло в определенной степени влияние чекистов на судебный аппарат. Уншлихт 26 января в записке Ленину выражал несогласие, особенно с введением ГПУ в состав Наркомата внутренних дел и резким урезанием полномочий своего ведомства. О несвоевременности упразднения ВЧК писал Ленину Я. Х. Петерс. Но политбюро 2 февраля 1922 г. подтвердило "упразднение ВЧК", пойдя лишь на некоторые уступки чекистам. В частности, при НКВД создавалась коллегия ГПУ, утверждаемая Совнаркомом. Затем в советском порядке президиум ВЦИК 6 февраля принял декрет "Об упразднении ВЧК и о правилах производства обысков, выемок и арестов". Положение о ГПУ и особых отделах было утверждено политбюро 9 марта, причем, по предложению Уншлихта, права ГПУ были расширены. Оно имело теперь права вынесения "внесудебных приговоров с ведома президиума ВЦИК" по делам собственных сотрудников, "непосредственной расправы" над лицами, "уличенными в вооруженных ограблениях" и уголовниками, "пойманными с оружием в руках", а также ссылки и заключения в концлагерь "подпольных анархистов, левых эсеров и уголовников-рецидивистов" ⁶ .

В связи с образованием СССР 2 ноября 1923 г. ЦИК СССР образовал Объединенное ГПУ при СНК СССР, получившее статус общесоюзного наркомата. В союзных республиках ОГПУ имело своих уполномоченных, а в армии - особые отделы. Председатель ОГПУ, назначаемый президиумом ЦИК СССР, входил с правом совещательного голоса в СНК СССР. ОГПУ сохранило свои войсковые части. Ему также подчинялись пограничные войска. Через Иностранный отдел (ИНО), созданный 20 декабря 1920 г., ОГПУ вело разведывательную работу в зарубежных государствах.

Специфическим органом поддержания правопорядка оставались Части особого назначения (ЧОН), созданные после соответствующего постановления ЦК РКП(б) от 17 апреля 1919 года. Это были военно-партийные отряды для борьбы с антибольшевистскими и антисоветскими выступлениями, охраны государственных объектов. ЧОН действовали в тесном контакте с органами ВЧК. Они формировались из коммунистов, сочувствующих и комсомольцев. Служба в ЧОН выполнялась без отрыва от основной работы. На казарменное положение бойцы ЧОН переводились при объявлении чрезвычайной обстановки, при выполнении боевых задач. В ситуации политическо-

стр. 34

го кризиса начала 1921 г., когда большевистское руководство испытывало огромную тревогу за возможность сохранения своей власти, были приняты меры к усилению ЧОН. Принимая решение об ускоренной демобилизации Красной армии и частичном переходе к милиционным формированиям, X съезд РКП(б) одновременно признал необходимым "немедленно же принять меры к укреплению отрядов особого назначения путем придания им правильной штатной организации, повышения их боевой выучки, улучшения их вооружения, а также путем привлечения их к пулеметному, автоброневому, артиллерийскому делу и пр." ⁷ .

В марте 1921 г. личный состав ЧОН был разделен на кадровый и милиционный (переменный). Все командиры и работники административно-хозяйственных органов ЧОН рассматривались как постоянный, кадровый элемент, числясь одновременно на действительной службе в Красной армии. Коммунисты и комсомольцы составляли милиционную часть ЧОН. Летом 1921 г. ЧОН были выделены из системы Всевобуча и для их военного обучения были направлены опытные командиры из армии. В составе ЧОН были сформированы, кроме пехотных, кавалерийские, артиллерийские и броневые части. К концу 1921 г. в ЧОН насчитывалось около 40 тыс. кадрового состава и до 330 тыс. переменного. Положение о Частях особого назначения 1921 г. подчеркивало, что "ЧОН существуют на основании постановлений ЦК РКП как боевая сила пролетарской революции". В сентябре 1921 г. были учреждены командование и штаб ЧОН РСФСР, в губерниях и уездах - также командования и штабы ЧОН. В Совет ЧОН, в частности, входили член ЦК РКП(б) В. В. Куйбышев, зам. председателя ВЧК Уншлихт, командующий ЧОН А. К. Александров. В 1921 - 1924 гг. части ЧОН использовались для борьбы с повстанческим движением в различных районах страны, участия в хлебозаготовках, охране государственной границы и железных дорог. В 1924 - 1925 гг. в связи с внутриполитической стабилизацией ЧОН были расформированы.

Роль партийных органов по отношению к структурам правопорядка в эти годы проявлялась по трем основным направлениям: кадровая политика, определение основных направлений их деятельности, высший арбитраж в случае межведомственных конфликтов.

Кадровая политика заключалась, прежде всего в насыщении таких органов членами Коммунистической партии. В январе 1920 г. ЦК РКП(б) обязал губкомы и укомы партии уделять больше внимания органам милиции, рекомендовать на руководящие посты надежных коммунистов. В результате к концу 1920 г. коммунисты составляли около 20% ее личного состава. Постепенно нарастала численность коммунистов в судебных органах. Как недостаток петроградский губернский прокурор отмечал в отчете в октябре 1923 г., что все еще "есть районы... где все следователи беспартийные, притом принадлежащие к интеллигентской среде" ⁸ . Зато в прокуратуре, которая была организована лишь в 1922 г., коммунисты с самого начала имели высокий удельный вес. В Ленинградской губернской прокуратуре к концу 1924 г. члены РКП(б) и РЛКСМ составляли 38%. Уже в 1924 г. все 26 районных прокуроров Ленинградской области являлись членами РКП(б), из них половина имела дореволюционный партийный стаж. В 1925 г. губком докладывал в ЦК РКП(б) об органах прокуратуры: "Партийное влияние обеспечено на все 100 %" ⁹ .

Особое внимание уделялось формированию личного состава ЧК-ГПУ. Отбор производился по рекомендациям комитетов РКП(б), исполкомов советов, профсоюзов, по личным поручительствам ответственных работников компартии и ВЧК. Уже к концу 1918 г. подавляющее большинство сотрудников ВЧК в центре и на местах были коммунистами: в Витебской губчека - 85%, Калужской - 65%, Могилевской - 91,4%, Тульской - 75,5%. В последующие годы это положение сохранялось и укреплялось. В 1923 г. коммунистов в органах безопасности было больше, чем в других наркоматах - 50,8%. К 1925 г. из 39 руководящих сотрудников ОГПУ 38 были коммунистами. Из

стр. 35

них 18 имели дореволюционный партийный стаж, а остальные вступили в партию в годы гражданской войны ¹⁰ .

Надежным методом влияния партийных инстанций на кадровую политику в отношении структур правопорядка служило утверждение номенклатуры должностей работников административных органов. С октября 1924 г. назначения на должности губернского прокурора и начальника губотдела ГПУ согласовывались с ЦК РКП(б) и утверждались губкомами; работники губернских прокуратур, судов и отделов ОГПУ утверждались губкомами партии. При подборе кадров в эти органы важное значение придавалось не столько образовательному и профессиональному уровню, сколько социальному происхождению. В докладе ленинградского губернского прокурора за 1924 г. отмечалось: "Реорганизация личного состава была проведена под знаком борьбы с засилием" старых специалистов; "спец в старом праве не может быть спецом в советском праве, так как правовая деятельность... прежде всего есть деятельность политическая, постоянно преломляющаяся в призме классового подхода" ¹¹ .

Решающую роль играла оценка идейно-политических качеств. Под этим, как правило, понималась готовность безоговорочно следовать решениям партийного руководства. Например, в записке Г. Г. Ягоде 23 мая 1924 г. Дзержинский отметил: "Мильнер (А. И. Мильнер - начальник Новгородского губотдела ГПУ. - Б. П. ) по вопросу внутрипартийной дискуссии колеблется. Если это верно, то при всей его деловитости и преданности делу у нас держать его не стоит" ¹² . В ходе внутрипартийной дискуссии 1923 г. из 546 коммунистов партячейки ОГПУ за линию ЦК голосовало 367 человек, за оппозицию - 40 и 129 - колебалось. Из 266 коммунистов Московского ГПУ ЦК поддержало 195 человек и 71 -колебался. Эти цифры лично подсчитывал Дзержинский ¹³ .

Обеспечив полнейший кадровый контроль над органами правопорядка, Коммунистическая партия в середине 1920-х годов могла уже позволить себе декоративные шаги по выдвижению на работу туда беспартийных. Например, в ходе кампании "Лицом к деревне" Ленинградская губпрокуратура 22 августа 1925 г. обратилась в орготдел губкома с предложением по трем уездам наметить кандидатуры "из передовых активных беспартийных крестьян" на должности помощников прокуроров. Затем бюро Ленинградского губкома 1 сентября 1925 г. признало желательным назначение вторыми помощниками прокурора в Гдовском, Лужском и Троцком уездах беспартийных крестьян и поручило укомам подобрать кандидатуры ¹⁴ .

Вместе с тем сама система обязательного утверждения кандидатур работников правоохранительных органов партийными комитетами нередко принимала формальный характер. Показательна история, происшедшая в Ленинградской губпрокуратуре осенью 1925 года. Некий А. И. Горюнов был выдвинут на должность помощника губернского прокурора. Зав. учетно-распределительным подотделом Ленинградского губкома 14 сентября писал, что назначение застопорилось, ибо необходима выписка из решения оргколлегии губкома. Через четыре дня нужная бумага появилась и Горюнов был утвержден. Но уже 3 ноября бюро партколлектива губпрокуратуры стало известно, что он задолжал 1200 руб. кассе взаимопомощи в Архангельске, где работал прокурором. Последовало новое решение: "Как работник... [Горюнов] особой ценности не представляет и вопрос об его отзыве из прокуратуры... согласован с орготделом губкома". 11 ноября незадачливый выдвиженец был откомандирован в распоряжение губкома ¹⁵ .

Особую проблему составляли отношения между структурами правопорядка и органами Коммунистической партии. С самого начала высшим арбитром в этих отношениях выступал ЦК РСДРП(б) - РКП(б), но это первоначально не исключало определенной автономности в деятельности центральных и местных органов правопорядка. В частности отношения партийных и чекистских органов складывались не всегда ровно и просто. Нередко партийные комитеты выявляли нарушения законности со стороны

стр. 36

чекистов. В свою очередь, местные органы ЧК проявляли недовольство мелочной опекой партийных комитетов, их вмешательством в решение кадровых вопросов. Здесь, конечно, многое зависело от "веса" того или иного конкретного партийного или чекистского руководителя. Подобное столкновение с партийным руководством Петрограда произошло у председателя Петроградского ГПУ и руководителя Полномочного представительства ОГПУ в Петроградском военном округе С. А. Мессинга. В 1923 г. в его партийной характеристике было записано: "В качестве руководителя работ ПП ГПУ отвечает своему назначению, но чувствуется недостаток идейности, что сказывается как в его работе, так и в личной жизни". Дополнительная претензия была высказана в карточке-характеристике за 1923 г.: "Особых достоинств и недостатков нет, как администратор - хорош, а организатор - слаб, не умеет признавать свои ошибки". Сам Мессинг в заявлении на имя зам. председателя ГПУ Уншлихта в марте 1923 г. так объяснял эти претензии: "На экстренном заседании бюро ПК при обсуждении вопроса об усилении мер борьбы против меньшевиков было указано на слабость работы ГПУ и лично Мессинга. Это подтвердил и в личной беседе Зиновьев... я не стараюсь бить их широкими репрессиями... и принимал во внимание, что мы живем в 23-ем, а не в 18-ом, я стараюсь углубить эту работу, а это требует времени, этого не учитывают товарищи и таким образом создается мнение о работе ГПУ". Мессинг просил о переводе из Петрограда, но в Москве было принято решение сохранить его на прежнем посту. Подобное происходило и в других районах. В марте 1923 г. секретарь Псковского губкома сообщал в ЦК, что новый начальник губотдела ГПУ М. И. Подгайский "слабоват (недостаточно объективен, нет размаха в работе)". В результате человек, работавший в ЧК с 1918 г. (член коллегии Петроградской ЧК, начальник Особого отдела охраны финской границы с весны 1921 г.), проработал в Пскове менее года ¹⁶ .

По мере расширения полномочий ВЧК в ее недрах уже в 1920 г. родилась идея слежки не только за "классово чуждыми", но и за сотрудниками партийно- советского аппарата. В письме из ВЧК заведующему учетно- распределительным отделом ЦК А. О. Альскому предлагалось: "Необходимо в каждой губернии обзавестись по крайней мере одним таким товарищем, который мог бы... наблюдать за политической жизнью, оценить ее и сообщать нам результаты его обследования". Задачей таких лиц было "информировать нас о зловещих явлениях, которые иногда упускаются или опускаются местными губчека, о работе комиссаров, губисполкомов, губкомов, губчека, о настроениях и группировках местных работников, их взаимоотношениях и пр.". Это означало бы слежку за тысячами ответственных работников-коммунистов, тотальное недоверие самому партийному аппарату и его органам. Естественно, что партийное руководство отвергло и осудило такую идею. Телеграфным циркуляром полномочным представителям ВЧК, председателям губчека и начальникам особых отделов от 15 декабря 1921 г. руководители ВЧК предупреждали, что "всякая слежка за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками строго воспрещается. Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться" ¹⁷ .

Вместе с тем рассылка того или иного распоряжения вовсе не означала еще его автоматического исполнения. Во-первых, сами партийные органы в ряде случаев не прочь были использовать возможности чекистов для решения внутрипартийных вопросов. В 1920 г. бюро Великолукского укома поручило уездному политбюро ¹⁸ расследовать проступки нескольких коммунистов негласными методами. Псковский губком использовал полученные от чекистов материалы для расследования фактов злоупотреблений, расхлябанности и пьянства партийных работников. В ходе конфликта в партийных верхах осенью 1922 г. в Петрограде Г. Е. Зиновьев на заседании губернской контрольной комиссии 22 октября обвинил председателя Петроградской ЧК Б. А. Семенова в организации слежки за руководящими партийными работниками И. П. Бакаевым, С. М. Гессеном, Г. Е. Евдокимовым и М. М. Лашевичем. Семенов отрицал это и доказывал, что ему "приходится вести наблюде-

стр. 37

ние за политическим противником, получив на это соответствующие директивы ПК", а выдвинутые против него обвинения связаны с тем, что он принадлежит "к той группе товарищей, которые высказывают претензии товарищу Зиновьеву". Губернская контрольная комиссия записала в своем решении, что "не нашла ни единого факта, подтверждающего заявление т. Зиновьева" ¹⁹ . Главное в данном эпизоде, независимо от обоснованности обвинения, это то, что такое обвинение могло возникнуть и разбор его проходил на официальном уровне.

В новых условиях встал вопрос о взаимоотношениях партийных и судебно- следственных учреждений. Наркомат юстиции обратился к Ленину с протестом против циркуляра ЦК РКП (б) от 16 июня 1921 года. Согласно циркуляру, "за свои преступления каждый коммунист отвечает прежде всего перед партией" - устанавливалась судебная неприкосновенность коммунистов без санкции местных парткомов. В частности, привлекаемых к ответственности коммунистов судебные власти были обязаны освобождать под поручительство лиц, уполномоченных партийными комитетами. Партийный комитет должен был, ознакомившись с материалами дела, в течение трех дней сформулировать свою позицию, "причем мнение комитета о направлении и судебном решении по делу есть партийная директива работникам-коммунистам судебно- следственного учреждения". Тот же порядок распространялся и на "взаимоотношения между военным ревтрибуналом и особыми отделами и партийными организациями" ²⁰ .

Подобные примеры умаления законности в условиях нэпа, видимо, заставили Ленина более широко взглянуть на проблему взаимодействия властей, вообще ответственности членов правящей партии. В ноябре 1921 г. Ленин поставил в политбюро вопрос о необходимости "усилить судебную ответственность коммунистов". В результате 24 ноября 1921 г. политбюро поручило наркому юстиции Курскому пересмотреть циркуляр с задачей повысить ответственность членов партии в случае привлечения к суду по общим уголовным делам и для "устранения всякой возможности использования положения господствующей партии для ослабления ответственности". В январе 1922 г. появился новый циркуляр ЦК РКП(б) "О взаимоотношениях парткомов с судебно- следственными комиссиями". На этот раз подчеркивалась необходимость усилить ответственность членов партии в случае совершения ими проступков, подлежащих ведению гражданского суда или ревтрибунала ²¹ .

Уяснить положение партийных комитетов по отношению к органам правопорядка нельзя, если не учесть соотношение принимаемых решений с их реальным выполнением. К примеру, требование Ленина переработать циркуляр ЦК РКП(б) о взаимоотношениях парткомов с судебно-следственными органами на бумаге было исполнено. Но на практике партийные комитеты продолжали защищать коммунистов, нарушивших законы. В марте 1922 г. Ленин направил в политбюро резкое письмо: "Московский комитет... уже не первый раз фактически послабляет преступникам-коммунистам, коих надо вешать... Предлагаю: ...Подтвердить всем губкомам, что за малейшую попытку "влиять" на суды в смысле "смягчения" ответственности коммунистов ЦК будет исключать из партии... Циркулярно оповестить НКЮст (копия губкомпартам), что коммунистов суды обязаны карать строже, чем некоммунистов. За неисполнение этого нарсудьи и члены коллегии НКЮ подлежат изгнанию со службы... Верх позора и безобразия: партия у власти защищает "своих" мерзавцев!!". Столь же решительно Ленин в мае 1922 г. настаивал на подчинении "местной прокурорской власти только центру" и требовал сохранить "за прокурорской властью право и обязанность опротестовывать все и всякие решения местных властей с точки зрения законности этих решений или постановлений". Он считал, что идея "двойного" подчинения по отношению к прокуратуре "выражает интересы и предрассудки местной бюрократии и местных влияний" ²² .

Идея независимости прокуроров от местных властей встретила решительные возражения тогдашней политической элиты, причем не только мес-

стр. 38

тной. Комиссия, избранная III сессией ВЦИК IX созыва в мае 1922 г., высказалась (по докладу Н. В. Крыленко "Положение об учреждении прокурорского надзора") большинством голосов за двойное подчинение прокуроров на местах - местным губисполкомам и прокурору республики. Эту идею поддержала "комиссия семи", созданная политбюро ЦК для руководства сессией ВЦИК. Но окончательное решение оставалось за политбюро ЦК. Оно сформулировало его на заседаниях 22 и 24 мая. В результате "Положение о прокурорском надзоре" установило подчинение прокуроров на местах лишь по вертикали, минуя местные исполкомы ²³ .

На деле же уже сформировавшаяся система оказывалась сильнее, чем пожелания, требования и постановления самых высших ее руководителей. Мало что изменилось и после грозных писем Ленина и постановлений о вертикальной подчиненности прокуратуры. Ленину казалось, что максимальной гарантией "против местных и личных влияний" будет являться подчиненность генерального прокурора, Верховного трибунала и коллегии Наркомюста трем партийным учреждениям: оргбюро ЦК, политбюро ЦК и ЦКК ²⁴ . Но влияние местных партийных комитетов на органы суда и прокуратуры сохранилось. Во-первых, партийные комитеты требовали, чтобы судебные и прокурорские работники согласовывали с ними те или иные мероприятия. В Гдовском уезде Петроградской губернии помощник прокурора в 1923 г. собрал совещание по борьбе с преступностью и назначил докладчиков без предварительного согласования с уездным партийным комитетом, поставив последний лишь в известность о повестке дня заседания. Это вызвало резкое недовольство укома. В результате губернский прокурор дал указание подчиненному о необходимости решать эти вопросы вместе с укомом ²⁵ .

Во-вторых, партийные комитеты всех уровней стремились контролировать вопросы следствия, задержания обвиняемых и привлечения их к суду. При этом осуждалось непосредственное вмешательство в судопроизводство низовых партийных органов. Например, Петроградский губком в марте 1923 г. направил указание всем уездным комитетам по случаю "неумелого вмешательства" волостных комитетов в деятельность органов юстиции. Один из волкомов в Шлиссельбургском уезде "сделал распоряжение нарсуду пересмотреть дело одной гражданки, присужденной... к одному месяцу принудительных работ, мотивируя это тем, что ввиду ее болезни и малолетних детей - отбывать наказание не может". Губком отмечал, что "в подобных случаях... партячейка может возбуждать вопрос о пересмотре решения перед губсудом (через вышестоящую парторганизацию), а не отменять или делать распоряжение о пересмотре решения на месте" ²⁶ .

Зато если дело касалось членов Коммунистической партии, парткомы жестко требовали от органов суда и прокуратуры согласовывать с ними эти вопросы. Попытки прокуратуры и судебных органов занять самостоятельную позицию решительно пресекались. Бюро Новгородского губкома 6 июля 1922 г. обсуждало вопрос "О неконтактности работы губюста и губревтрибунала с губкомом". Один из членов бюро заявил, что "партийная директива должна выполняться немедленно и дело [судебное] должно быть прислано [в губком] не только за день, но даже за час до заседания... нужно было срочно перенести суд, раз было постановление губкома". Принятое решение устанавливало: "В случае, если... серьезное дело о коммунистах по какой-нибудь причине даже не будет затребовано губкомом, не ставить его к слушанию, не запросив губкома" ²⁷ . В октябре 1923 г. Псковская губернская комиссия "по осмотру подсуди мости членов партии", в составе губпрокурора, секретаря губернской контрольной комиссии и помощника прокурора по Новоржевскому уезду, проверила положение дел в партийной организации. Из 19 дел шесть было прекращено. Несмотря на свой ведомственный, по сути, состав, комиссия сделала следующее заключение: "В большинстве случаев следственные дела были заведены по указанию губпрокурора тов. Цинита, который не считался с доводами уездного комитета партии. Тов. Соколовский, помощник прокурора по Новоржевскому уезду... вышел из-под власти укома

стр. 39

и получилась оторванность от партийного органа" вследствие чего "имело место подсудности 7% членов партии всей организации". Не в меру ретивым прокурорам указали их место: "Считаем необходимым привлечь к партийной ответственности как первого, так и последнего". Вопрос обсуждало 19 октября 1923 г. бюро Псковского губкома; оно вынесло следующее решение: "Так как еще до сего времени наблюдается передача суду членов РКП(б) без согласования с партийными органами, предложить всем судебным органам все следственные дела на членов РКП(б)... согласовать с соответствующими партийными органами... просить прокурора сделать соответствующее указание судебным органам" ²⁸ .

Примером партийного вмешательства в судопроизводство можно назвать дело И. Ф. Маврина (члена партии с 1913 г.) и А. Н. Ржавина (члена партии с мая 1917 г.). Их "проступок" состоял в убийстве на улице человека, "бывшего белогвардейца". (Заметим, что А. Н. Ржавин был начальником Агитпропа политотдела XI дивизии.) Представитель Петроградской губернской контрольной комиссии доложил, что по ее мнению "их следовало бы исключить из РКП и дело передать в нарсуд, но, принимая во внимание особые условия (указанным белогвардейцем были расстреляны родственники товарищей, а также и целый ряд других товарищей), а посему... дело в суд не передавать и считать законченным в партийном порядке. Тов. Маврина и Ржавина исключить из партии условно на один год и просить губком перевести их на работу в другой город". Бюро Петроградского губкома 2 июля 1923 г. согласилось с этим мнением и решило направить убийц в распоряжение ЦК с просьбой послать их на работу в Бодайбо ²⁹ .

Другой (Воронежский) губком постановил: "Члена укома, заведующего УОНО [уездным отделом народного образования] за попытку изнасилования учительницы исключить из партии, но, учитывая безупречное поведение ранее, перебросить для работы в другой уезд, где своей неутомимой работой он загладит проделанную им нетактичность, давшую возможность для сплетен и клеветы беспартийных граждан" ³⁰ .

Особое возмущение партийных руководителей вызывали попытки прокурорских работников посягнуть без их ведома на руководящие кадры. В феврале 1923 г. произошло столкновение помощника прокурора по Мурманской губернии С. А. Феопентова и руководства Мурманской губернии. В докладной записке губпрокурору Феопентов отмечал, что "открылось много злоупотреблений, рисующих мурманскую действительность с крайне неприглядной стороны". Злоупотребления процветали в Севрабкоопе, губпродкоме, торговом порте, Облрыбе, но все начальники успели отбыть "в центр". Местное ГПУ, по словам Феопентова, занималось самовольными арестами, сокрытием преступлений. Поводом для открытого столкновения стало дело губсоюза. Помощник прокурора выяснил, что по постановлению губкома и с ведома губисполкома готовится ликвидация этого учреждения. По мнению прокуратуры, при этом была нарушена законность: не оповещены пайщики, не было собрания уполномоченных. Цель этих действий: "Ускоренной тайной ликвидацией прикрывается большой состав преступления". Поэтому, узнав об отъезде председателя губсоюза Экке, Феопентов 19 февраля вынес постановление: "Вернуть и задержать до конца дознания". Это вызвало взрыв возмущения в руководящих кругах. Первоначально главная претензия заключалась в том, что поскольку Экке - "ответственный работник (член партии с 1916 г.), то Феопентов не имел права его арестовать, не согласовав вопрос с губкомом". И хотя Экке по просьбе губкома на второй день был освобожден, но, узнав, что прокурор обвиняет Экке в побеге, незаконной ликвидации губсоюза и других нарушениях закона, губком и контрольная комиссия начали дело о Феопентове. Прокурора обвинили в близости с подследственными, покушении на изнасилование женщин, халатном отношении к секретным документам и шифрам, игнорировании партработы и парторганизации, ибо в губком, "кроме вызовов не заходил" и "на ответственных работников смотрел как на жуликов". В результате уже 2 марта было принято

стр. 40

решение: поскольку Феопентов - бывший член партии эсеров, по социальному положению интеллигент, "из партии исключить без права поступления в нее вновь, как чуждый и вредный элемент, дискредитирующий своим поведением РКП". Одновременно был поставлен вопрос о предании его суду. Партийные органы Мурманской губернии требовали от губернского прокурора немедленного смещения Феопентова. В частности, губернская контрольная комиссия сообщала, что "вторично просит отстранить Феопентова, так как его пребывание в должности прокурора не дает возможности рассмотреть дело... В случае его исключения из партии мы должны будем (не имея права в советском порядке сместить прокурора) оставить его прокурором, что безусловно ненормально". В результате Феопентов был удален из Мурманска ³¹ .

В 1922 г. подобный конфликт возник в Воронежской губернии. Губернский прокурор обвинил губком в прикрытии коммунистов от суда. Губком, в свою очередь, обвинял прокурора в преследовании ответственных работников. Прокурор обратился в Наркомюст, который переправил его письмо в губком. В результате секретарь губкома направил резкое письмо в ЦК, где писал: "Я в Воронежской губернии самоедством и укреплением авторитетов судов и права из-за желания, эксцентричности некоторых товарищей заниматься не намерен, и если будет нажим со стороны наркоматов, то я предпочту предложить посадить на мое место одного из тех, кто будет нажимать советским порядком. У нас есть губком и ЦК, и никаких кляуз и заявлений работников наркоматов не должно приниматься и на них реагировать" ³² .

Постоянным явлением в центре и на местах стало предварительное рассмотрение судебных дел партийным руководством и вынесение обязательных рекомендаций по их решению. Пример в этом показывало политбюро ЦК. До ноября 1924 г. судебные дела политического характера докладывались непосредственно на его заседаниях. Например, 3 июня 1924 г. по вопросу "О судебном процессе белогвардейцев в Армавире" высший партийный орган вынес решение: "Считать необходимым примерное наказание виновных... все наиболее активные контрреволюционеры... и в первую голову офицеры, нелегально приехавшие из-за границы и ведшие активную контрреволюционную работу, должны быть подвергнуты высшей мере наказания". Одновременно политбюро утвердило решение Амурского губсуда о расстреле 21 обвиняемого ³³ . Постановлением политбюро от 5 ноября 1924 г. была создана комиссия по политделам. В протоколе, в частности, говорилось: "Установить как правило, что местные обвинительные заключения [по политическим делам] предварительно просматриваются особой комиссией ПБ ЦК в составе Курского, Куйбышева и Дзержинского" ³⁴ . Теперь комиссия докладывала политбюро свои предложения, а последнее утверждало их или вносило какие-либо коррективы. Например, 24 сентября 1925 г. политбюро, заслушав сообщение комиссии, постановило: "Т. Крыленко [прокурору Верховного суда] доложить ПБ обвинительные акты... до направления их... в заседание суда... обеспечить такой состав следователей, который бы гарантировал невозможность его [дела] огласки". Тут же по делу пяти человек в кубанской станице Новоколинской было указано: "В отношении главных обвиняемых должна быть применена высшая мера социальной защиты (расстрел. - Б. П. ). В прессе, за исключением местной, процесс не должен быть освещен" ³⁵ .

При этом решения партийных органов, будучи обязательными для всех государственных структур, имели секретный характер. Как правило, ссылаться на них не разрешалось. Поэтому ответственное лицо, получив директиву политбюро, направляло на места указания от собственного имени. 4 августа 1924 г., например, Крыленко (зам. наркома юстиции и прокурор РСФСР) сообщал прокурору Ленинградской губернии и председателю Ленинградского губернского суда: "Мера наказания к Стрельченко Павлу и Волкову Лаврентию... по усмотрению суда. К обвиняемым по делам N 1220, 1555, 773, 1573, 801 высшей меры наказания не применять". Впрочем, в другом письме, от 29 сентября 1924 г. все же была допущена ссылка на указание политбюро: "Согласно постановлению комиссии политбюро дела... по обвинению... Си-

стр. 41

доровича К. К. по ст. 67 УК и... Волкова Р. Д. по ст. 67 и 90 УК назначайте к слушанию. Мера наказания... по усмотрению суда... дела по обвинению... Ряннель Ивана Ивановича... и... Кузнец А. И... назначайте к слушанию. Высшей меры наказания... не применять" ³⁶ .

Ссылка на решение партийной инстанции служила решающим аргументом в случае каких-либо конфликтов между правоохранительными органами. В 1924 г. в Ленинграде прошел громкий судебный процесс по делу о содержательнице тайного публичного дома. Среди посетителей этого заведения оказался известный фельетонист "Красной газеты" и "Правды", борец за коммунистическую мораль И. Л. Оршер (псевдоним Оль-де Ор). Ему было запрещено в течение двух лет проживание в столичных губерниях. Кассационная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР привлекла к дисциплинарной ответственности помощников губернского прокурора Воробьева и Каблукова, обвиняя их в дискредитации партийной печати. Губернский прокурор И. А. Крастин в письме председателю дисциплинарной коллегии Верховного суда и прокурору РСФСР решительно возражал против этого. Ссылался он на то, что вопрос о "Ленинградских домах свидания во всей его совокупности был своевременно согласован с ЦК РКП(б) и по этому вопросу Центральная контрольная комиссия... постановила: "Принимая во внимание соображения редакции "Правда" по этому вопросу, считать необходимым поставить его при закрытых дверях". Эта партийная директива была принята мною к исполнению" ³⁷ .

Реальная зависимость суда, прокуратуры и милиции от местных органов власти определялась не только партийной дисциплиной, но и вполне прозаическими материальными причинами. Низкая зарплата, неважные условия жизни сотрудников обусловливали обращения руководителей правоохранительных органов в партийные и советские ведомства с просьбами о помощи. Ленинградский губернский прокурор А. Я. Розенберг 27 сентября 1923 г. писал в ПК РКП(б) об огромной разнице в жалованье работников суда и прокуратуры. Почти через два месяца он напоминал, что зарплата еще не повышена, и подчеркивал, что "без решительного нажима по партийной линии никаких результатов не будет". Одновременно он просил дать распоряжение президиуму губисполкома отпустить помощникам прокурора "смольнинский паек для ответственных работников (включая и 1 пуд белой муки), бесплатные трамвайные карточки; включить прокуратуру в число учреждений, получающих продукты из особого продовольственного фонда Губэкосо" ³⁸ .

Уход коммунистов от судебной ответственности не только вызывал у части партийных и советских функционеров негативное отношение, сознавалась и опасность подобных явлений для самой политической системы. Выступая на XVI губернской партконференции в 1925 г., воронежский прокурор Ненахин говорил: "Коммунисты рассуждают так: революционная законность существует для всех, но не для меня... Как только наказывается важный ответственный работник, за него хлопочет коммунист... Карательная политика неправильная. Если рабочий, то принимать во внимание, крестьяне тоже. У нас крестьян 90%. Нэпман чуть чихнет - его в суд. Это не классовая политика, а глупая политика. Классовая политика заключается в том, что наши суды должны ограждать интересы класса в целом. Поэтому мы должны рассматривать преступления, насколько они опасны для класса. Население говорит: как только государственный орган, так собирает жуликов" ³⁹ .

Виднейший теоретик компартии того времени Н. И. Бухарин подчеркивал, что уход от ответственности грозит подлинным перерождением партии. Выступая на XIV съезде ВКП(б), он подчеркивал: "Для всей нашей партии и для всей нашей страны одной из главных возможностей действительного перерождения являются остатки произвола для каких-нибудь привилегированных коммунистических групп. Когда для группы коммунистов закон не писан, когда коммунист может свою тещу, бабушку, дядюшку и т.д. тащить и "устраивать", когда никто не может его арестовать, когда он разными каналами может уйти от революционной законности, это есть одно из крупней-

стр. 42

ших оснований для возможности нашего перерождения" ⁴⁰ . В июле 1924 г. ЦК РКП(б) нашел необходимым разослать циркуляр "О порядке рассмотрения дел коммунистов, привлеченных к уголовной ответственности", в котором выражал обеспокоенность тем, что в глазах беспартийных трудящихся складывается представление о безнаказанности коммунистов. ЦК обязывал все контрольные комиссии "не прекращать дела коммунистов в судах... не обязывать в порядке партдисциплины проводить тот или иной приговор. В тех случаях, когда по политическим соображениям требуется отложить, или прекратить дело, или дать необходимые директивы суду, такие решения следует принимать совместно с партийным комитетом" ⁴¹ .

Подобными циркулярами нельзя было изменить положение дел. 26 апреля 1925 г. уже и на пленуме ЦК был заслушан доклад комиссии по вопросу о порядке привлечения к ответственности коммунистов, обвиненных в уголовщине. Доклад делал один из руководителей ЦКК А. А. Сольц. Пленум принял постановление "О порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности за проступки, связанные с их работой в партийных, советских, профессиональных, кооперативных и других общественных учреждениях". В нем констатировалось, что "нахождение партии у власти порождает у многих ее членов увлечение властью и игнорирование законных прав и интересов населения, а также их безответственность и недопустимо презрительное и незаконное отношение к беспартийным". Отмечая значительное распространение случаев растрат коммунистами общественных денег, взяточничества, резолюция отмечала, что "очень часты случаи, когда коммунист, совершивший уголовное преступление... освобождается от наказания... Иногда это происходит вследствие вмешательства партийных организаций. Это ставит коммунистов в глазах населения в положение лиц, которым "все дозволено"". Для искоренения этого пленум постановил: "1. Каждый коммунист за совершенное им преступление подлежит привлечению к судебной ответственности, аресту и наказанию на общих со всеми гражданами основах. 2. ...Парторганизации должны отказаться от вмешательства в судебные и следственные дела по отношению к членам партии, так как такая опека фактически превращается в препятствие для правильного хода решения... 3. Прокуратура должна немедленно извещать парткомы и контрольные комиссии о состоявшемся уже факте привлечения к суду или аресте члена партии с сообщением оснований предания суду или ареста. 4. Как общее правило, дела коммунистов в контрольных комиссиях в случае привлечения их к судебной ответственности ставятся после приговора суда. В исключительных случаях, при ясности материалов, контрольные комиссии могут не дожидаясь судебного приговора выносить решения о партийных взысканиях, вплоть до исключения из партии. 5. Парткомы и контрольные комиссии ни в коем случае не могут в порядке директивы предрешать приговора судебных органов. 6. По корыстным делам, по делам о насилиях, самоуправствах и контрреволюционным - воспрещается смягчать приговор из-за принятия во внимание принадлежности к партии или пролетарского происхождения. 7. В тех случаях, когда парторганы и контрольные комиссии придут к несомненному убеждению в фактической неповинности коммуниста и в несостоятельности предъявляемых ему обвинений, они могут через губком довести до сведения губпрокурора свое мнение. В необходимых случаях губкомы, обкомы и ЦК национальных партий обращаются в ЦК и ЦКК РКП(б)... 9. Контрольные комиссии при рассмотрении в партийном порядке дел и обнаружении при этом признаков уголовных преступлений немедленно направляют эти дела в соответствующие судебно- карательные органы... 11. ...Необходимо... обратить самое сугубое внимание на выделение наиболее авторитетных работников в органы суда и прокуратуры и в таком духе дать соответствующие указания орграспредотделам парторганов... 12. ...Должно быть обращено внимание на улучшение материального положения этих работников... 13. Всем парторганам вменяется в обязанность наблюдение и проведение в жизнь настоящих постановлений" ⁴² .

стр. 43

Что обращает на себя внимание в этом постановлении? Прежде всего - его секретность. Печать сообщала о решениях пленума ЦК по вопросам железнодорожного транспорта, казачества, о задачах экономической политики, созыве XIV партсъезда, но ни словом не упомянула о данном вопросе ⁴³ . Кроме того, руководство партии не отменяло вообще зависимость судебно- следственных органов, но переносило ее на более высокий уровень, сохраняя право отдавать им распоряжения лишь за ЦК РКП(б). Но и принятие такого решения вовсе не заставило партийные комитеты отказаться от стремления воздействовать на решение судебно-следственных дел. Ленинградская губернская прокуратура сообщала в губком партии в октябре 1925 г., что Троцкий уком, вопреки постановлению ЦК, "оказывал заметное давление при разрешении вопросов о привлечении к уголовной ответственности членов партии, не решаясь отказаться от идеи "партийной гарантии"". Правда, тут же утверждалось, что "острые углы взаимоотношений между укомом и прокуратурой сглаживаются" ⁴⁴ .

Несмотря на все заявления об укреплении "революционной законности" на особом положении оставались органы ГПУ. В обстановке крайне высокого уровня преступности, огромного роста бандитизма, серьезных экономических преступлений партийное руководство страны пошло по самому легкому и простому пути, наращивая применение репрессивных мер в ущерб соблюдению законности. Прежде всего это проявилось в расширении полномочий ГПУ. Инициатором, естественно, выступило руководство ГПУ. Зам. председателя ГПУ Уншлихт 10 мая 1922 г. направил Ленину записку с просьбой предоставить ГПУ право на административную ссылку до двух лет и высылку за границу ⁴⁵ . Это пожелание было реализовано. Декрет ВЦИК от 10 августа 1922 г. ввел административную высылку в определенные местности РСФСР (до трех лет) или за границу лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям. Решение таких дел возлагалось на особую комиссию под председательством наркома внутренних дел с участием представителей НКВД и НКЮ, утверждаемых ВЦИК. 16 октября особая комиссия декретом ВЦИК получила право заключать в лагеря на срок до трех лет "деятелей антисоветских политических партий" и "лиц, дважды судившихся" по 14 статьям Уголовного кодекса РСФСР 1922 года. Этот же декрет дал ГПУ право "внесудебной расправы, вплоть до расстрела" в отношении всех лиц, "взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях" ⁴⁶ .

В последующем расширение внесудебных прав ОГПУ продолжалось. 15 ноября 1923 г. ЦИК СССР дал коллегии ОГПУ право рассматривать дела о вредительстве с применением всех мер репрессий. 28 марта 1924 г. постановлением ЦИК СССР было образовано Особое совещание при ОГПУ (три члена коллегии ОГПУ при участии прокурора СССР), наделенное полномочиями назначать административную высылку, ссылку и заключение в концентрационные лагеря. Надзором за соблюдением законности губернскими подразделениями ГПУ-ОГПУ с 1922 г. должны были ведать прокуроры. При этом в секретной части постановления ВЦИК от 16 октября 1922 г. функции прокурорского надзора "по наблюдению за следствием и дознанием по делам политическим и обвинению в шпионаже" были ограничены "исключительно наблюдением за точным соблюдением органами ГПУ правил", предусмотренных Положением о ГПУ от 6 февраля 1922 г. (право арестовывать и обыскивать без ордера, лишь с последующим получением санкции на эти действия в течение 48 часов; предъявление обвинения арестованному в течение двух недель, обязанность завершать следствие в течение двух месяцев или получать разрешение президиума ВЦИК на его продление). Но чекисты не желали признавать даже эти ограниченные права работников прокуратуры. Прокурор Петроградской губернии Розенберг отмечал, что чекисты стали требовать от прокурора по надзору, чтобы он не посещал Дом предварительного заключения (ДПЗ), подведомственный ГПУ, без разрешения губотдела ГПУ и заранее указывал тех лиц, законность со-

стр. 44

держания которых под стражей намеревался проверить. Губернский прокурор лишь после личных переговоров с полномочным представителем ГПУ в ПВО и председателем Петроградского ГПУ Мессингом получил возможность входа в контрразведывательное отделение, а его помощники - в остальные ⁴⁷ .

Приводя эти факты, М. Н. Петров считает, что "только к началу 1923 г. взаимоотношения прокуратуры и губотдела ГПУ приобретают нормальный характер". Эта оценка идеализирует реальную ситуацию. Например, 7 января 1925 г. губернский прокурор Крастин обратился к Мессингу с напоминанием, что были письменные распоряжения губернского прокурора и его помощника приостановить высылку граждан Благовещенского и Философова, но 4 января высылка состоялась. Крастин требовал расследования и возвращения их в Ленинград. На следующий день из Ленинградского ГПУ пришел ответ, что указанные граждане высланы во исполнение постановления Особого совещания при ОГПУ. Губернскому прокурору ничего не оставалось, кроме как переслать копии этих бумаг прокурору при ОГПУ Р. П. Катаняну "на Ваше распоряжение". Зато начальник Экономического отдела Ленинградского ГПУ Рапопорт в декабре 1924 г. требовал от зам. губернского прокурора Азовского "принять меры к освобождению" Б. И. Боровского, секретного сотрудника, так как "по слабости состояния здоровья (порок сердца) дальнейшее пребывание его под стражей является опасным для его жизни" ⁴⁸ .

Особенно в нелепом положении оказывалась прокуратура в связи с чистками на предприятиях и организациях, проводимых комиссиями под руководством ВЧК-ГПУ-ОГПУ. При этом решения комиссии определялись прежде всего политическими соображениями, но истинные причины увольнений должны были оставаться строго секретными. В августе 1921 г. был уволен начальник отдела грузовых перевозок Николаевской железной дороги С. Н. Соколов, член Петросовета от 1-го Городского района. Основанием для такого шага, по секретному разъяснению, стало то, что "Соколов хотя официально и является беспартийным, тем не менее зарегистрирован как эсер, разлагающий остальную массу служащих". Материалы о "неблагонадежности" Соколова сообщил представитель ЧК. Ни возражения начальника эксплуатации дороги, ни обращения Соколова в контрольную комиссию при Петросовете не помогли. В октябре 1921 г. та же судьба постигла начальника Общего отдела службы эксплуатации Северо-Западных железных дорог Д. А. Розенбаума. В секретной справке уполномоченного Петроградской окружной транспортной ЧК говорилось: "Беспартийный, канцелярист, противник нового строя, критикует действия правительства и приверженец старого строя". Оказалось, что Розенбаум тоже являлся членом Петросовета по объединенному списку коммунистического и беспартийного студенчества Московского района. Уволенный подал жалобу комиссару Северо-Западных железных дорог, предполагая, что причиной увольнения стало чье-то ложное сообщение о "нелояльности отношения к Советской власти". Но это тоже не помогло ⁴⁹ .

Но эти увольнения проводились еще до принятия КЗОТа и других правовых актов. Что же изменилось после 1922 года? Теперь увольняемые обращались за защитой в прокуратуру. Там выясняли истинные причины увольнения, но сообщить об этом жалобщику не имели права. 1 сентября 1924 г. губтройка по руководству работой аттестационных комиссий предложила аттестационной комиссии губфо уволить Н. В. Евдокимова, "как служившего в армии Колчака младшим офицером". Уволили его в июле 1925 г., и Евдокимов подал жалобу. Из прокуратуры в губтройку пошла секретная бумага с просьбой (курсив мой. - Б. П. ) пересмотреть вопрос. В ноябре 1925 г. начальник секретно-оперативной части ПП ОГПУ в ЛВО сообщал помощнику губпрокурора, что "гражданин Евдокимов Н. В. действительно был уволен нами, как состоявший на особом учете бывших белых офицеров, но так как гр. Евдокимов с учета снят, с нашей стороны для поступления его на службу в советские учреждения препятствий не встречается" ⁵⁰ .

В других случаях исход был не столь радостным. В ноябре 1924 г. для проверки личного состава на предприятиях Севзапвоенпрома была создана

стр. 45

комиссия под председательством члена ЦКК и губКК РКП(б) Берзина с участием представителя ОО ОГПУ ЛВО и других членов. Всего она представила к увольнению более 200 человек. Среди них оказался И. А. Земницкий, счетовод Трубочного завода им. М. И. Калинина. На запрос помощника прокурора по трудовым спорам ОО ЛВО сообщил: "Земницкий был уволен... как подозревавшийся в контрреволюционной деятельности, почему он и не мог быть оставлен на Трубочном заводе, являющемся военным и имеющем слишком много секретов для того, чтобы там оставлять лиц, имеющих небольшую причастность к контрреволюции. Вышеизложенное объявлению гр. Земницкому не подлежит" ⁵¹ . В марте 1925 г. в прокуратуру обратился капитан теплохода "Комсомолец" К. Ф. Слюнин, вернувшийся из Антверпена в Петроград в 1922 году. Его списали на берег в сентябре 1924 года. И на этот раз помощник губернского прокурора получил разъяснение из ПП ОГПУ в ЛВО, что "Слюнину не разрешается служба на судах загранплавания на основании агентурных сведений о его политнеблагонадежности" ⁵² .

Роль ОГПУ в сохранении созданной политической системы обусловливала особое отношение партийных органов ко всем проблемам и нуждам этой организации. Политбюро ЦК постоянно обсуждало вопросы ВЧК-ГПУ-ОГПУ. Численность войск ВЧК не учитывалась в ходе планирования сокращения Красной армии. Эти подразделения снабжались значительно лучше, чем армейские части. В апреле 1921 г. зам. наркома продовольствия Н. П. Брюханов выразил несогласие с предложением оргбюро ЦК перевести с тылового пайка на фронтовой отряд особого назначения, прикомандированный для охраны ЦК РКП(б). В связи с этим Ленин направил записку секретарю ЦК В. М. Молотову: "Надо поставить вопрос в политбюро, собрав сведения (число лиц в отряде) поточнее". В результате политбюро протест Брюханова отклонило ⁵³ . На заседании политбюро ЦК 18 мая 1922 г., в период крайне тяжелого экономического положения, было решено утвердить кредит на секретные расходы, "в размере, испрошенном ГПУ", то есть 10 млн. довоенных рублей ⁵⁴ .

Руководство партии постоянно напоминало местным организациям о необходимости особо заботиться о чекистах. В письме ЦК РКП(б) губкомам партии от 4 апреля 1921 г. указывалось: "Необходимо вокруг их [ЧК] создать атмосферу коммунистического доверия и необходимо оказывать им всяческую материальную и моральную поддержку". В инструкции 1922 г., принятой в связи с заменой уездных политбюро уездными уполномоченными губотделов ГПУ, имелся специальный параграф "Взаимоотношения с парткомами и исполкомами". Особоуполномоченным предписывалось "держать постоянную живую связь с местными партийными организациями в лице их руководителей и с местными исполкомами в лице их партийных руководителей". Если до этого руководители местных ЧК отчитывались перед широким кругом партийных и советских работников на конференциях, пленумах, заседаниях бюро и исполкомов, то теперь уполномоченный ГПУ был обязан информировать не реже двух раз в месяц секретаря укома и председателя исполкома уездного совета и получать от них сведения, необходимые для оперативной работы. В дальнейшем сложилась практика информировать лишь руководителя партийного комитета ⁵⁵ .

Информационное "сращивание" аппаратов партии и госбезопасности укреплялось. После завершения партийной чистки 1921 - 1922 гг. органы ГПУ стали брать на оперативный учет всех исключенных из рядов РКП(б); снятие с такого учета требовало специального разрешения. Становилось правилом при рассмотрении персональных дел запрашивать материалы из местного подразделения ГПУ. В свою очередь парткомы информировали чекистов о настроениях коммунистов, работе партийных и комсомольских ячеек и аппарата ⁵⁶ .

В связи с подготовкой бюджета на 1924/25 год (хозяйственный год начинался 1 октября) произошел любопытный конфликт между ОГПУ и Петроградским комиссариатом финансов. XIII съезд РКП(б) заявил, что ЦК дол-

стр. 46

жен уделить "работе над сокращением и упрощением госаппарата... особенно серьезное внимание" ⁵⁷ . В августе 1924 г. был выдвинут лозунг "режима экономии". ОГПУ 16 августа, с учетом того, что его бюджет на 1923/24 г. составлял 57 663 600 руб., соглашалось сократить его до 56 636 000 руб., то есть на 1,8%. В свою очередь нарком финансов Г. Я. Сокольников 9 октября 1924 г. направил записку в политбюро ЦК с предложением урезать смету ОГПУ на следующий финансовый год более решительно, сократив численность гласных и негласных сотрудников (последних с 8 тыс. до 4 тыс. человек), а также войск ОГПУ. 2 ноября 1924 г. Дзержинский ответил: "Сейчас внутреннее положение в смысле натиска всяких антисоветских и шпионских и бандитских сил - очень напряженное. Мы уже сокращения довели до пределов" и предлагал создать комиссию политбюро по этому вопросу, включив туда Куйбышева и Сокольникова, с собственным участием. В эти же дни он распорядился своему заместителю Г. Г. Ягоде составить проект письма в комиссию политбюро против сокращения. В нем Дзержинский излагал свое видение проблемы: "Этот орган [ОГПУ]... всегда первый сигнализировал партии всякие настроения и опасности и когда этот орган никогда еще не нарушил партийных директив и линии и всегда был и есть слугой и борцом партии, когда этот орган сплошь коммунистический... когда он работает с полной нагрузкой - сдача этой позиции безусловно означает дальнейшее отступление перед нэпом обывателей и буржуев всех толков и разоружение Революции". Финотдел ОГПУ подготовил справку, напоминавшую, что в 1913 г. секретные расходы Министерства иностранных дел, Морского министерства, Генерального штаба и Министерства внутренних дел составили 11 445 029 тогдашних рублей, из них на долю ведомства внутренних дел пришлось 9 248 029 рублей ⁵⁸ .

Как обычно, окончательное решение предстояло принять политбюро. Вопрос осложнялся тем, что спор вели два кандидата в члены политбюро, избранные в его состав 2 июня 1924 года. 5 ноября политбюро образовало комиссию в составе Дзержинского, Калинина, Сокольникова, Уншлихта под председательством Куйбышева. Ей было предложено представить заключение о возможности сокращения, размере и характере его. Окончательное решение откладывалось несколько раз. Наконец, 8 января 1925 г. политбюро утвердило единогласное решение комиссии. В результате смета ОГПУ, как и предлагали чекисты, составила 56,5 млн. руб. На секретные расходы дополнительно было отпущено 8 млн. рублей ⁵⁹ .

Таким образом, на всем протяжении рассматриваемого периода руководство Коммунистической партии постепенно присваивало себе все больше возможностей влиять на деятельность правоохранительных и репрессивных органов не считаясь с конституционными нормами и интересами подавляющего большинства населения страны - ее трудящихся масс.

Переход к нэпу обусловил необходимость создания определенного законодательного и правового поля в обстановке перехода от гражданской войны к "гражданскому миру". Результатом этого стало не только принятие важнейших законодательных документов - Кодекса законов о труде, Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов и т.п., но и создание такого важнейшего инструмента надзора за соблюдением законов, как прокуратура. Одновременно власть не скрывала стремления сохранить "классовый характер" "революционной законности". При этом то или иное содержание этого "классового" принципа и практические последствия его применения для граждан страны определялись корпоративными интересами коммунистического руководства.

На протяжении всего исследуемого периода коммунистическому влиянию в правоохранительных органах уделялось особое внимание. Естественно, что партийный контроль над этими органами не следует понимать примитивно, как лишь отношения начальника и подчиненного. Представители правоохранительных органов обязательно принимали участие в подготовке тех или иных руководящих документов, представляли свои

стр. 47

соображения и возражения, оказывая заметное воздействие на их окончательный характер.

Вместе с тем прямое представительство правоохранительных органов в высших партийных инстанциях было крайне ограничено. Наибольшим оно было после VII съезда РКП(б) в марте 1918 года. Тогда в ЦК (19 членов и 8 кандидатов) были избраны членами Дзержинский (председатель ВЧК) и М. Ф. Владимирский (ставший вскоре заместителем наркома внутренних дел), кандидатами - Г. И. Петровский (нарком внутренних дел), П. И. Стучка (нарком юстиции) и М. С. Урицкий (председатель Петроградской ЧК и нарком внутренних дел Северной области). После VIII съезда РКП(б) это представительство сократилось до трех человек (Дзержинский - член ЦК, Владимирский и Стучка - кандидаты), после IX съезда - до двух (Дзержинский - член ЦК, Стучка - кандидат). С X съезда до XIV съезда ВКП(б) включительно, несмотря на численный рост состава ЦК (до 63 членов ЦК и 43 кандидатов в члены ЦК), единственным представителем правоохранительных органов в партийном руководстве оставался Дзержинский. Но даже он лишь 2 июня 1924 г. был впервые избран кандидатом в члены политбюро ЦК и кандидатом в члены оргбюро ЦК. Никто из его заместителей (М. Я. Лацис, В. Р. Менжинский, Петерс, Уншлихт, Ягода) в эти партийные органы не избирался. Не входили в них руководители советского суда и прокуратуры этих лет Крыленко, Курский и другие ⁶⁰ .

Такое положение, видимо, облегчало партийным органам выполнение роли арбитра при решении споров и конфликтов между отдельными ветвями правоохранительной системы. Заметно также стремление высшего руководства ограничить и свести к минимуму воздействие на работу судебных и прокурорских инстанций местных органов власти. На деле, однако, официальные решения в этой части выполнялись далеко не полностью.

Таким образом, в 1921 - 1925 гг., несмотря на все усилия по совершенствованию правовой системы советского государства, окончательно сложилась практика, при которой для всех правоохранительных органов высшим законом являлись не официальные документы конституционных законодательных органов (ВЦИК РСФСР - ЦИК СССР, съездов советов), а решения и циркуляры, чаще всего секретные, ЦК РКП(б)-ВКП(б) и его руководящих органов (политбюро, оргбюро и секретариата).

Примечания

1. Высшие органы государственной власти и управления России. СПб. 2000, с. 312 - 313, 321.

2. ИЗМОЗИК В. С. Глаза и уши режима. СПБ. 1995, с. 83 - 87; ЕГО ЖЕ. Система государственной информации. В кн.: Исторические чтения на Лубянке. 1999 год. М. - Великий Новгород. 2000, с. 71.

3. ЛЕОНОВ С. В. Реорганизация ВЧК в ГПУ. В кн.: Исторические чтения, с. 38 - 40; ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 261, 567; КПСС в резолюциях и решениях. Т. 2. М. 1983, с. 472.

4. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 396, 397, 398.

5. Там же. Т. 54, с. 39, 569.

6. ЛЕОНОВ С. В. Ук. соч., с. 41.

7. Десятый съезд РКП(б). Стенограф. отчет. М. 1963, с. 616.

8. Ленинградский областной государственный архив (ЛОГА), ф. Р-3823, оп. 1, д. 7а, л. 76 об.; д. 41, л. 1.

9. ПЕТРОВ М. Н. ВЧК-ОГПУ: первое десятилетие. Новгород. 1995, с. 110.

10. ЛЕБЕДЕВ А. Г. Руководство Коммунистической партии органами ВЧК. Автореферат канд. дисс. М. 1981, с. 10; МАЙДАНОВ И. И. Коммунистическая партия-организатор и руководитель чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией. Автореферат канд. дисс. М.

1977, с. 9; ПЛЕХАНОВ А. М. Проблемы места и роли органов госбезопасности в социально-политической структуре советского общества в 1920-е годы. В кн.: Исторические чтения, с. 15, 19.

11. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб.), ф. 9, оп. 1, д. 95, л. 163 - 164; ЛОГА, ф. Р- 3823, оп. 1, д. 41, л. 5.

стр. 48

12. ПЛЕХАНОВ А. М. Ук. соч., с. 19.

13. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 76, оп. 3, д. 318, л. 4.

14. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 70, л. 276, 281.

15. Там же, л. 316 - 319.

16. БЕРЕЖКОВ В. Внутри и вне "Большого дома". СПб. 1995, с. 131; ПЕТРОВ М. Н. Ук. соч., с. 115 - 116.

17. ИЗМОЗИК В. С. Глаза и уши режима, с. 73.

18. Уездные политбюро были образованы в январе 1919 г. вместо уездных ЧК и возглавлялись начальниками уездной милиции.

19. ПЕТРОВ М. Н. Ук. соч., с. 54; БЕРЕЖКОВ В. Ук. соч., с. 130 - 131.

20. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 29, л. 140. В циркуляре от 16 июня 1921 г. говорилось: "Подтверждая положение о двойной ответственности коммунистов... ЦК дает следующие указания: 1) При возбуждении дел против коммунистов ставить в известность партийный комитет в течение 24 часов. 2) Арест коммунистов до приговора суда в порядке предварительного следствия может производиться лишь по делам, предусмотренным ст. 7 Положения о нарсуде и ст. 2 о ревтрибуналах и ст. 3 Положения о РВТ, о произведенном аресте не позднее чем через сутки извещать губком. 3) Просьбы местных партийных комитетов сообщать о характере дела и предоставить возможность ознакомления с самим делом должны удовлетворяться судебно-следственными учреждениями.

Примечание: 1) В случае секретности дел судебно-следственное учреждение уведомляет о них лишь президиум (бюро) комитета или секретаря.

Примечание: 2) В случае исключительно секретных дел об отдельных коммунистах или когда раскрывается преступная деятельность большинства членов местного партийного комитета, дело должно быть передано в вышестоящую судебно-следственную и партийную инстанцию. 4) Судебно- следственные учреждения обязаны освободить коммунистов под поручительство партийного комитета... Отдельные члены РКП давать поручительства без ведома и разрешения партийного комитета не могут. 5) По всем возбужденным в судебном порядке делам против коммунистов партийный комитет обязан в течение трех суток со дня получения дела иметь суждение, причем мнение комитета о направлении и судебном решении по делу есть партийная директива работникам-коммунистам судебно-следственных учреждений. 6) В случае несогласия с мнением партийного комитета судебно- следственное учреждение может обжаловать решение и передать дело в вышестоящую судебно-следственную и партийную инстанцию. 7) Настоящим циркуляром регулируются взаимоотношения между судебно-следственными учреждениями и партийными комитетами, обслуживающими одну и ту же территорию (уездком РКП - уездное бюро юридическое, политбюро и т.п.; губком-губревтрибунал, губчека, губсовнарсуд и т.п.)... 9) ...Действия волостных организаций нуждаются в санкции уездных комитетов РКП. До получения санкции уездкома решения волостных комитетов по пп. 4 и 5 настоящей инструкции обязательны для местных судебно-следственных учреждений. 10) Настоящим положением определяются также взаимоотношения между военными ревтрибуналами и особыми отделами и партийными организациями. Секретарь ЦК [В. М.] Молотов".

21. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 243, 563 - 564; Справочник партработника. Вып. 2. М. 1922, с. 177.

22. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 53, 201.

23. Там же, с. 550 - 551; РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 292.

24. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 200.

25. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 7а, л. 35.

26. ЦГАИПД СПб, ф. 16, оп. 1, д. 506, л 5.

27. Там же, ф. 9, оп. 1, д. 419, л. 49 - 49 об.

28. Там же, д. 354, л. 67, 68.

29. ЦГАИПД СПб., ф. 16, оп. 1, д. 97, л. 106, 107.

30. НИКУЛИН В. В. Право или революционная целесообразность? - Клио, 2001, N 1 (13), с. 115.

31. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 29, л. 31 - 42, 48.

32. НИКУЛИН В. В. Ук. соч., с. 114.

33. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 2, л. 1.

34. Там же, оп. 3, д. 473, л. 8.

35. Там же, ф. 17, оп. 3, д. 523, л. 8.

36. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 49, л. 93, 94, 95.

37. Там же, л. 102 - 102 об.

38. Там же, д. 29, л. 159 - 159 об., 173.

39. НИКУЛИН В. В. Ук. соч., с. 115 - 116.

стр. 49

40. Четырнадцатый съезд ВКП(б). Стенограф. отчет. М. 1983, с. 824.

41. НИКУЛИН В. В. Ук. соч., с. 16.

42. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 60, л. 20 - 23.

43. Правда, 8.V.1925.

44. ЛОГА, ф. 3823, оп. 1, д. 70, л. 307.

45. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2558, л. 76.

46. КОРОВИН В. В. История отечественных органов безопасности. М. 1998, с. 135 - 136.

47. Там же, с. 123, 136 - 137; ПЕТРОВ М. Н. Ук. соч., с. ПО.

48. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 85, л. 1 - 3, 16.

49. ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 81, д. 1, л. 229, 232 - 233 об., 82 - 85.

50. ЛОГА, ф. Р-3823, оп. 1, д. 74, л. 2, 3, 6.

51. Там же, л. 103 - 111.

52. Там же, д. 85, л. 60 - 66.

53. Ленинский сб. XXXVIII. М. 1975, с. 358.

54. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 293, л. 13.

55. Из истории ВЧК. М. 1990, с. 437 - 438; ПЕТРОВ М. Н. Ук. соч., с. 113 - 114.

56. ПЕТРОВ М. Н. Ук. соч., с. 115.

57. Тринадцатый съезд РКП(б). Стенограф. отчет. М. 1963, с. 602.

58. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 305, л. 36 - 40; д. 307, л. 3, 4; ф. 76, оп. 3, д. 305, л. 50, 53; д. 306, л. 236.

59. Там же, ф. 17, оп. 3, д. 306, л. 236; оп. 162, д. 2, л. 56.

60. Подсчитано по: ВКП(б) в резолюциях. Ч. 1. М. 1936, с. 288, 321, 355, 404, 461 - 462, 534- 535, 635 - 636, 638; ч. 2, с. 80 - 81, 93.

Постоянный адрес данной публикации: