В советской политической системе внутрипартийный контроль в 1934 г. получил новый вид: на смену объединенному Наркомату Центральной контрольной комиссии и Рабоче-крестьянского контроля (ЦКК-РКИ) пришел могущественный парийный аппарат - Комиссия партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б). Долгое время изучение КПК было затруднено по идеологическим, конъюнктурным соображениям. Затем эта тема затерялась среди более интригующих, открытых в период "архивной революции". Лишь фрагментарно она представлена в работах обзорно-теоретического и учебно-научного диапазона¹, причем даже в новейших исследованиях сохраняется ошибочное перенесение на КПК статуса органа "массового контроля трудящихся"². При столь скудной историографии тем более важным представляется введение в научный оборот такой источниковой базы, как фонды КПК, одного из важнейших инструментов манипулирования "человеческим материалом" при сталинизме.

КПК при ЦК ВКП(б) была создана в конце февраля 1934 г. во исполнение решений XVII съезда ВКП(б) как специальное внутрипартийное ведомство судебно-следственного типа, обладавшее официальными полномочиями идеологического надзора, для "экспертизы" политической благонадежности членов ВКП(б) и, соответственно, фильтрации ее рядов. В этом смысле КПК стала желанным детищем И. В. Сталина: "Нам нужна теперь не инспекция, - заявил он на XVII съезде ВКП(б), - а проверка исполнения решений центра. - ...Такой организацией может быть только Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б), работающая по заданиям партии и ее ЦК"³. Шел процесс демонтажа атавизмов "внутрипартийной демократии", олицетворением которых служил Наркомат ЦКК-РКИ с его "излишне вольнодумствующими" структурами, бюро жалоб и службой научной организации труда (НОТ)⁴.

Высшим руководящим органом КПК являлся пленум, а с 1936 г. - бюро. Они координировали работу 16 отделов по различным отраслям "хозяйственного и культурного строительства"⁵. Общую административную стратегию вырабатывал председатель КПК, который был верховным проводником "генеральной линии партии", из числа ближайших соратников Сталина. В 1934 - феврале 1935 г. эту должность занимал Л. М. Каганович, с 1935 по март 1939 г. - Н. И. Ежов, в предвоенные годы - А. А. Андреев. Все регионы постепенно, с

Юдин Кирилл Александрович - аспирант Ивановского государственного университета.

учетом местной специфики покрылись сетью представительств, филиалов КПК - партийных коллегий (ПК) и уполномоченных со штатом ответственных контролеров, которые направлялись на периферию на правах "наместников ЦК", призванных проводить в жизнь "линию центра".

Процесс формирования аппарата КПК, их кадрового, материально-технического оснащения и функциональной дееспособности можно проследить на примере организации политического контроля в Ивановской промышленной области.

По итогам XVII съезда ВКП(б) была сформирована специальная комиссия по кадрам в составе председателя Н. И. Ежова, а также В. Ф. Шкирятова, А. А. Левина и ДА. Булатова. Члены комиссии осуществляли первичный отбор кандидатов на должность уполномоченных и ответственных секретарей ПК и представляли их на утверждение бюро КПК⁶. Ответственным секретарем партколлегии по Ивановской промышленной области стал А. Ф. Витковский, "старый" большевик (1892 г. рожд.), зарекомендовавший себя многолетней работой в контрольных комиссиях Украины (Киевской областной КК-РКИ) и являвшийся членом Президиума ЦКК-КП(б)У. В Иваново он был переведен вместе с семьей в феврале-марте 1934 г. из Тулы, где к тому времени работал в качестве председателя городской КК-РКИ⁷. Уполномоченный КПК в период существования Ивановской промышленной области командирован не был⁸.

Партколлегия должна была выступать в роли своего рода блюстителя Устава партии, занимаясь разбором апелляций, поступавших от исключенных из партии первичными организациями ВКП(б), а для этого проводить детальный анализ жизненного пути каждого попавшего в ее поле зрения и делать выводы о его благонадежности на основании данных о совершенных им проступках в сфере партийной этики, партийной или государственной дисциплины.

Судя по архивным документам, существовало два источника формирования кадрового состава ПК: первый - официальный штат сотрудников, второй - вспомогательный корпус "добровольцев". Официальный штат партколлегий на 25 апреля 1934 г. состоял из 9 человек: три члена партколлегии, три партийных следователя и три технических работника⁹.

Состав кадровых работников со временем расширялся. Уже в августе 1934 г. штат был увеличен до 12 человек, добавились партследователи, совокупная численность которых достигла семи человек, по статусу принадлежавших к ответственным работникам. Членами ПК являлись М. М. Магдюк, П. Г. Бугров, партследователи И. А. Соков, Д. А. Чернов, Ф. А. Куликов, помощник ответственного секретаря комиссии И. В. Мурыгин¹⁰. Вспомогательный кадр "добровольцев" действовал в качестве внештатных партследователей. Он комплектовался на основе индивидуального набора, проводимого самим Витковским и членами комиссии в ходе посещения районных партийных организаций и первичных коммунистических ячеек фабрик и заводов.

В интересах оперативно-следственной эффективности отбор происходил на основе географической репрезентативности. Партследователей набирали в Ярославле, Рыбинске, Владимире, Костроме. С каждым "внештатником", завербованным в аппарат ПК, проводился инструктаж. Первоначально внештатный персонал насчитывал около 13 человек¹¹ - столько, согласно донесениям Витковского, удалось набрать, учитывая повышенные требования: брать наиболее работоспособных и обучаемых работников. Затем их количество выросло до 27.

Состав внештатных партследователей был неоднородным в социально-профессиональном отношении и включал в себя как представителей советско-партийной номенклатуры - членов обкома, горкомов, райкомов, инструкторов, работников хозяйственных контор и отделов, так и рабочих и представителей студенческой среды. Все они, в зависимости от статуса, а также содержания

оперативно-следственных мероприятий, исполняли различные обязанности, от осведомителей низшего звена до экспертов-аналитиков разного уровня, занимаясь этим по совместительству с основным местом работы или учебы. В разное время в 1934 - 1936 гг. в качестве внештатных сотрудников в ПК КПК работали О. А. Белова, А. А. Бубнов, Г. Г. Гнедин, М. И. Готовкин, М. К. Дианова, К. И. Иванов, П. Я. Иванов, В. П. Кузнецов, М. Н. Морозов, И. А. Мухин, В. Г. Носов, И. С. Нюхалов, А. М. Плаксина, И. М. Спихин, И. Г. Сучков, А. М. Стальнова, А. Ф. Степанов, И. С. Частухин, П. В. Чихачев, И. Е. Шубин, Б. С. Шухман и др.¹².

Формирование нормативно-правовой базы для деятельности партколлегии сопровождалось установлением номенклатурного статуса ее членов. Все расходы на ее содержание, в том числе и по заработной плате сотрудников КПК, возлагались на областной комитет ВКП(б). В соответствии с номенклатурной иерархией месячный оклад ответственного секретаря комиссии Витковского составлял 500 руб., членов ПК - 450 р., партследователи получали 350 - 400 рублей.

Заплата технического персонала была вдвое ниже (250 руб. - у технического секретаря, 150 руб. - у делопроизводителя и машинистки)¹³. С учетом затрат на содержание административно-технического персонала, канцелярско-типографский инвентарь, почтовую связь, обслуживание помещения и т.д. за первые 9 месяцев работы на аппарат партколлегии было потрачено 29 002 руб. из общей, запланированной на год суммы в 45 100 рублей¹⁴.

Деятельность комиссии была обеспечена сложившейся системой секретного партийного делопроизводства и функционирования каналов связи. Для этого 1 апреля 1934 г. был подписан договор между Секретно-политическим отделом ПП ОГПУ по области и ПК КПК¹⁵. К обслуживанию конспиративных каналов была привлечена и междугородная телефонная станция, обязанная установить регулярную смену паролей для переговоров.

Первоочередной задачей формируемой комиссии Витковский считал повышение ее авторитета, и тем самым своего собственного, ликвидацию "узурпации" власти, произведенной районными комитетами партии, а также пересмотр дел коммунистов, разрешенных райкомами наспех, "формально-бюрократически". Поэтому, отмечал он, при разборе дел партколлегией приходилось отменять немало решений, вынесенных районными и областными контрольными комиссиями: во Владимире было отменено 78,6%, в Ярославле - 54,5%, в Рыбинске - 59,1% решений¹⁶. Так же обстояло дело и в других партийных коллегиях. Например, из 979 дел на лиц, исключенных из партии райкомами Московской области, партколлегия подтвердила исключение только 378 человек (38,6%), полностью реабилитировала 24,4 %, а по остальным делам исключение было заменено другими партийными взысканиями¹⁷.

Сделать все это было непросто, учитывая, что прежняя система руководства имела собственный десятилетний опыт: председатель бывшей областной контрольной комиссии А. М. Каленков работал на этой должности с 1924 года¹⁸. "С отпадением необходимости согласовать решения ПК с обкомом, - с удовлетворением отмечал Витковский, - ускорился ход разбора дел. Вместо прежних 20 - 30 дней весь процесс разбора дела от начала до выдачи апеллирующему выписки идет 3 - 6 дней"¹⁹. Таким образом, по мере отладки механизма деятельности ПК происходило практическое утверждение принципа независимости внутрипартийного контроля от местных ординарных партийных органов, что было главным содержанием произведенной реформы.

Необходимость немедленного разрешения и пересмотра уже имеющейся документации, а также новых поступивших апелляций на решения местных органов вызвала к жизни такую форму организации деятельности партколлегии, как заседание выездной парттройки. Выездная парттройка ПК КПК по

Ивановской промышленной области представляла собой подвижную форму партийного контроля, которая действовала параллельно и в унисон со стационарной резиденцией партколлегии в Иванове. Парттройки как форма партийного контроля вполне оправдывали доверие властей, тем более что эффективность такой организации работы проявилась еще в "дореформенное время", в период существования ЦКК-РКИ²⁰. Отмечалось, что многие партколлегии основную часть дел рассматривают именно на выездных заседаниях. Имеются данные, что ПК по Средневолжскому краю из 1102 дел 634 дела (или 58%) разобрала на месте, то же самое практиковала и партколлегия КПК по Саратовскому краю²¹. Более половины из 2500 дел за 1934 - 1936 гг. рассмотрела именно тройка при ПК по Ивановской промышленной области²².

Уже в первые месяцы работы было сформировано пять троек. Одна - высшего уровня, межведомственного состава. В нее входили: сам А. Ф. Витковский, уполномоченный Комиссии советского контроля (КСК) при СНК СССР А. Я. Козловская и один из партследователей, а иногда инструктор обкома или горкома, а также четыре "рядовых" члена из числа внештатных партследователей, занимавшихся первичной обработкой информации по районам²³.

Подавляющее большинство дел, которые рассматривала партколлегия, относились к категории нарушений "государственной дисциплины": должностные преступления (растраты, взятки, бюрократическая волокита), трудовые проступки (невыход на работу, отказ от выполнения задания / поручения) и т.д.

К категории нарушений партийной дисциплины относились прегрешения против более узких и идеологизированных собственно партийных критериев - нарушение устава партии, "искривление классовой линии", правый уклон и "левые загибы", отказ от выполнения постановлений партийных органов и т.п. Например, в январе 1936 г. партколлегия усилила взыскание (выговор), наложенное Александровским РК ВКП(б) на председателя артели "Квалифицированный труд" Малясова. Исключение его из партии объяснялось "отсутствием большевистской бдительности": "Малясов раскрыл двери артели для чужаков, куца налезли всякие преступники и разложившиеся элементы, с которыми Малясов сам сжился и разложился: пьянствовал, примиренчески относился к их злоупотреблениям"²⁴.

Нередко проступок одновременно мог повлечь наказание и по "партийной линии" и по государственной. В таких случаях определение квалификационной группы предоставлялось на усмотрение партследователя. Имеются данные о распределении внутрипартийных проступков по категориям, среди которых немалую долю занимали так называемые "прочие правонарушения": "дискредитация члена ВКП(б)", "партневыдержанность" и т.п. Таких дел в 1934 г. было 6,5%, в 1935 - 14,4%, а в январе-марте 1936 г. уже 37,5%, что видно из таблицы:

Категории внутрипартийных нарушений (%)

Дела, числившиеся по категории "контрреволюционные проявления", располагались на зыбкой грани между общественно опасным, антисоветским дея-

нием с "контрреволюционным умыслом" и менее тяжелым обвинением в "извращении марксистко-ленинского учения" или непонимании существа политики партии. Любой идеологический ярлык мог сыграть грозную роль и часто сулил его обладателю незавидную участь. Неслучайно многие самоубийства или попытки свести счеты с жизнью, как в центре, так и в провинции, проходили по линии КПК.

По официальным данным, всего по области за 1934 г. и первый квартал 1935 г. было зарегистрировано 246 самоубийств (204 совершили мужчины, 42 - женщины). В 93 случаях в качестве причин самоубийств названы пьянство, "бытовое разложение", болезни, ревность²⁶. Соответственно, в более чем половине случаев самоубийства имели сугубо политические мотивы.

К третьей категории, смысл которой не вызывает сомнений, относились "нарушения партийной этики", связанные с "морально-политическим разложением" (пьянство, "половая распущенность", "мещанско-обывательский образ жизни"). Такое поведение считалось несовместимым со статусом члена ВКП(б) и "пачкающим знамя партии". Однако здесь партийному следователю, вникая во все тонкости разбираемого дела, приходилось испытывать внутренние колебания между "циркулярно-казенной" непримиримостью к совершенному проступку и проистекающей из житейской солидарности снисходительностью.

На объективность оценок влияли два фактора: состояние политической конъюнктуры и создаваемые ею идеологические требования, а также степень осведомленности партследователей о подлинном содержании проступков в сфере партийной и государственной дисциплины. Использование партколлегиями системы межведомственного взаимодействия дополнялось повседневными контактами с обкомом, горкомами, комсомольскими организациями; действовала установка, данная в июне 1934 г. II пленумом КПК, на возрождение связи контрольных инстанций с "легкой кавалерией"²⁷.

Тесно сотрудничала партколлегия с ближайшим, родственным ей ведомством по "советской линии" - уполномоченным КСК при СНК СССР Козловской и другими специальными "резидентами", управлением НКВД, партколлегиями других регионов. Этот тип отношений можно определить как партнерский, симбиотический. Такие местные представители ведомств, как уполномоченный Наркомата внешней торговли СССР М. И. Шкляр²⁸ или аналогичный представитель комитета заготовок СССР по области (в 1934 г. это был Маслов, в 1935 г. - Лопатин, Щенников, с 1936 г. - Сергазиев²⁹), оказывали партколлегиям помощь, предоставляя сведения о трудовой дисциплине, профессиональных качествах отдельных работников, о техническом режиме работы предприятий. Это способствовало приближению к объективной оценке политического облика членов ВКП(б). Данные об уровне их профессиональной компетенции иногда учитывались и при благоприятных обстоятельствах могли перевешивать претензии, погашая идеологическое пристрастие, которое зачастую исходило от парткомов, комсомольских ячеек, склонных к преувеличению партийных проступков отдельных лиц и демонстрации собственной бдительности.

Примечательным в этом отношении является дело рядового РККА А. Грязнова, урожденца Пестяковского района, направленного на срочную службу в спецчасть при Уссурийской железной дороге. Председатель правления Косиковского колхоза Каретин донес районному прокурору Пессонову о том, что Грязнов якобы дезертировал из РККА. Прокурор взялся за Грязнова, не принимая во внимание никакие представленные документы, опровергавшие обвинение. Только после вмешательства партколлегии КПК, установившей связь с военкомом части, политруком, сделавшей запрос в партколлегию КПК по Дальневосточному краю, удалось восстановить доброе имя Грязнова. Выяснилось, что он был оклеветан председателем колхоза из-за конфликта с отцом ново-

бранца, отказавшимся в свое время подписать бумагу, подтверждающую несуществующее перевыполнение плана³⁰. В феврале 1936 г. была восстановлена на работе сотрудница бухгалтерии завода им. Королева, член ВКП(б) Е. В. Шумарина, несправедливо обвиненная в финансовых растратах. Партколлегия отменила решение парткома по делу Шумариной и указала руководству завода на "нечуткое отношение" к ней и "зажим самокритики", поскольку никто из коллег Шумариной не попытался взять ее под защиту³¹.

Отношения партколлегии с Ивановским обкомом осложнялись тем, что обком обязан был материально обеспечивать партколлегию и решать с ее представителями текущие хозяйственно-политические вопросы, но она не подчинялась ему.

Партколлегия к тому же должна была следить за политической целесообразностью действий обкома, не останавливаясь перед дискредитацией благонадежных кадров, поощряя критику снизу. В этом смысле районные комитеты ВКП(б) были основным объектом идейно-политического "воспитания" партколлегии, пресекавшей малейшие проявления неисполнительности. 1 октября 1934 г. партколлегия издала директиву, адресованную всем районным комитетам области, которая гласила: "Райкомы должны твердо усвоить, что коммунист, исключенный из партии, должен немедленно устраняться от работы, не дожидаясь утверждения [исключения] партийными органами... ПК предлагает райкомам обратить серьезное внимание на четкое оформление дел о партийных правонарушениях. Эти дела должны разрешаться быстро и без всякой волокиты"³². В райкомы регулярно выезжали партследовали, устраивая "рейды" по проверке "партийного хозяйства" (сохранность документов, правильность ведения делопроизводства).

Уже в первые месяцы своей работы партколлегия проявила удивительную оперативность. В мае-июне 1934 г. она обнаружила контрреволюционный центр во главе с Г. М. Ерш-Брауном, - "северный филиал германской разведывательной фашистской организации, работавшей в городе Нее", ставившей целью "дезорганизацию военных предприятий"³³. Судя по материалам партколлегии, деятельность этого "центра" тесно смыкалась с филиалом Белорусской контрреволюционной организации - "Союза освобождения Белоруссии", "засевшим в Иванове" и возглавляемым студентом одного и белорусских вузов Женовым. Основной задачей "Союза" являлась "свержение Советской власти и установление фашистской диктатуры". "Центр" якобы развертывал "повстанческие отряды", которые должны были вести "шпионско-диверсионную деятельность" на предприятиях Ярославля, Рыбинска, Владимира, Костромы³⁴. В июле 1934 г. были исключены из партии "бывшие троцкисты-двурушники" Ф. К. Полетако, В. Ф. Ушаков, В. В. Самойлова, участвовавшие в "контрреволюционных сходках с целью организации вооруженного восстания в Ярославле"³⁵.

В изображении партследователей комиссии, районы области становились очагами "контрреволюционного сопротивления". Особое внимание привлекала ситуация во Владимирском районе, превратившемся, по выражению одного из партследователей, в "контрреволюционный гнойник на теле областной партийной организации". Осенью 1934 г. было установлено, что на протяжении 1933- 1934 гг. во владимирских учебных заведениях проводили подрывную работу среди учащихся несколько "контрреволюционных формирований", ставивших целью "ведение организованной борьбы против советской власти и особенно против существующего партийного руководства с применением центрального террора против вождей ВКП(б)"³⁶. "Контрреволюционная работа", которую вели студенты Владимирского химтехникума, библиотечного и педагогического техникумов Моляков, Фролов, Воронцов, Калыгин, Марков, Ширунов и др., сопровождалась "морально-политическим разложением", "грубым надругательством над портретами вождей"³⁷.

Дела о "вражеских заговорах" могли выглядеть правдоподобно, поскольку материалом для их фабрикации становились не только реальные факты недовольства условиями жизни, возводимые в ранг "контрреволюционных проявлений", но и действительные должностные преступления, что способствовало манипуляции массовым сознанием.

"Владимирское дело" вызвало желаемый общественно-политический резонанс особенно после того, как партийными следователями были вскрыты факты "вопиющего нарушения финансово-бюджетной дисциплины", самоснабжения и самовольного образования "лечебных фондов". Председатель райисполкома Кудряшов в 1934 г. получил таким путем более 2 тыс. рублей, заведующий райфинотделолм Фролов - более тысячи, поживился также заведующий отделом райисполкома Филатов, районный прокурор Зубрицкий, уполномоченный комиссии СНК по урожайности Чеботарев. О масштабах злоупотреблений местной номенклатуры свидетельствовали факты. Из собранных с помощью незаконного налогообложения государственных и кооперативных учреждений 60 тыс. руб. на строительство дома отдыха, на эту цель было потрачено лишь 26 653 рублей. Остальные деньги были присвоены председателем исполкома и потрачены на "организацию коллективных пьянок"³⁸.

Нечто подобное было выявлено осенью 1934 г. в Макарьевском районе. В коллективных пьянках, дебошах, массовых растратах, "самоснабжении" и премировании участвовало все руководство района: секретарь райкома ВКП(б) Шибанов, его заместитель Агафонов, председатель городского отдела руководящих парторганов Грацианов, заведующий райснабом Воронин, начальник районного отдела НКВД Кривокорыгов, секретарь райкома ВЛКСМ Шкарабанов, директор леспромхоза Смирнов, бывший председатель КК-РКИ Орлов, председатель горсовета Борисов, районный прокурор Балашов, председатель райпотребсоюза Шишин, райвоенком Чернышов, заведующей заготконторой Рыжов, член правления городского потребительского общества Петухов, партследователь Руссов, редактор районной газеты Новожилов³⁹. С ноября 1933 по май 1934 г. было устроено 8 вечеров леспромхоза, два вечера райпотребсоюза и городского потребительского общества. Работники районной партийной организации занимались "самоснабжением и разбазариванием товаров и продуктов из плановых заготовок (шерсть, кожа, масло, овчины и др.) при наличии невыполнения районом годовых заданий по заготовкам"⁴⁰. По свидетельству очевидцев, один из вечеров закончился тем, что начальник районного отдела НКВД Кривокорыгов "выйдя без сознания на улицу, приставал к проходившим гражданам, выхватив револьвер, бегал за ними"⁴¹.

Количественные показатели "социально чуждых" и политически неблагонадежных, вскрываемых партколлегией, только умножились в период кампании проверки и обмена партийных документов, которую "курировал" Н. И. Ежов, ставший в феврале 1935 г. председателем КПК при ЦК ВКП(б)⁴². Вообще после назначения Ежова по линии КПК начался интенсивный идеологический сыск, который в дальнейшем органично слился с кампанией по обмену партдокументов.

В феврале 1935 г. в Ярославском медицинском техникуме была ликвидирована "контрреволюционная террористическая группировка", возглавляемая комсомольцем Дурыниным и студентами Орлеанским и Парфеновым. Эта группа "обсуждала вопрос о проведении террора против вождей партии, причем приняла решение после предварительной подготовки выехать в Москву, связаться с другими террористическими организациями и совершить террористический акт"⁴³.

В связи с этим летом-осенью партколлегия КПК подтвердила произведенное Ярославским горкомом исключение из партии доцента Яролавского пединститута К. И. Защинского, якобы поддерживавшего "систематическую связь с кон-

трреволюционной троцкистско-зиновьевской оппозицией", студента сельскохозяйственной школы А. И. Крюкова за "двурушнические и хвостистские настроения", преподавателя истории партии Пошехоно-Володарского рабфака С. П. Градова, "не отражавшего в даваемых студентам опросниках борьбу с троцкизмом". Было подтверждено исключение Рыбинским ГК ВКП(б) сотрудника городского отдела народного образования Короткова за "притупление классовой бдительности и недостаточное руководство школами". Был исключен из партии аспирант Рыбинского авиаинстиута А. М. Волков, пришедший к "контрреволюционному выводу", что "у нас нет перспектив развития, мы держимся обманом и эксплуатацией рабочих, разоряем крестьянство. Вся страна идет к гибели. В партии нет демократии, бюрократическая верхушка зажала рядовую партийную массу"⁴⁴.

Волна исключений прокатилась и по Ивановской, Владимирской, Костромской партийным организациям. Студент Ивановского химинститута А. П. Григорьев, преподаватель-консультант по истории партии Касаткин, работники Костромского парткабинета Попов и Волков были исключены из партии за то, что на витрину выставки книг по случаю 11-й годовщины смерти В. И. Ленина поставили работу Г. Е. Зиновьева "Шесть дней"⁴⁵.

В конце года в докладе Ежова ситуация по верхневолжскому региону была названа наиболее неблагоприятной, а деятельность Ивановского обкома ВКП(б), где было выдано 6500 партийных билетов с "грубым нарушением устава партии", - образцом типичных ошибок, показывающих, "как не надо руководить партийной организацией"⁴⁶.

Собранные факты о поведении местной партийно-хозяйственной номенклатуры в дальнейшем превратились в компрометирующие материалы. Они послужили основанием для проведения массовых политических репрессий на территории всего Верхнего Поволжья, после разделения в марте 1936 г. Ивановской промышленной области на Ивановскую и Ярославскую области. В этом смысле правомерно говорить о своеобразном накопительном, кумулятивном эффекте деятельности партколлегии как контрольно-надзорного ведомства. Сведения, стекавшиеся в партколлегии в ходе рассмотрения апелляций, в результате самостоятельных следственных мероприятий по выявлению "политической физиономии" отдельных лиц, учреждений, а также в процессе "внутрипартийного арбитража", представляли собой резерв изобличительных материалов, рассчитанный на долгосрочное хранение и используемый по мере возникновения необходимости.

Свою работу уполномоченные и партколлегия КПК должны были организовать так, чтобы "партконтроль мог в любое время сообщить ЦК ВКП(б), в каком положении находится выполнение любой директивы ЦК"⁴⁷, концентрируя внимание на "проверке исполнения" и избегая абстрактного, универсального инспектирования, о чем шла речь на III пленуме КПК в марте 1936 года⁴⁸.

Опираясь на принцип независимости партконтроля, коллегия являлась удобным инструментом сталинской диктатуры, проводником воли "генеральной линии партии", в ее деятельности служение на благо "трудящихся" - борьба с бюрократической волокитой, разрешение трудовых, социально-бытовых споров - сочеталось с основной миссией по обеспечению политического контроля и подготовке политических репрессий в качестве информационно-аналитической службы.

Поскольку партколлегия не проводила непосредственно репрессий, которые были прерогативой НКВД, она пользовалась доверием у населения, предпочитавшего обращаться в КПК и ее местные филиалы как в последнюю авторитетную инстанцию. За период с апреля 1934 по декабрь 1935 г. в приемную КПК при ЦК ВКП(б) обратились 40 854 человека, в среднем более 2000 человек в месяц⁴⁹, что продолжалось и в последующий период

более массовых репрессий, тем самым подтверждая эффективность этого контролирующего ведомства.

Примечания

1. МОРОЗОВ Л. Ф., ПОРТНОВ В. П. Социалистический контроль в СССР. М. 1984; КОРЖИХИНА Т. П. История государственных учреждений СССР. М. 1986.

2. ФЛЕГОНТОВА О. П. Органы массового контроля в северной деревне в 1930-е годы. В кн.: Актуальные проблемы управления и экономики. История и современность. Вологда. 2006, с. 235.

3. СТАЛИН И. В. Соч. Т. 13. М. 1951, с. 372 - 374.

4. СМИРНОВА Е. Пора напомнить об ответственности. - За темпы, качество, проверку, 1934, N 1, с. 60 - 61.

5. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 3, д. 940, л. 45 - 47.

6. Там же, ф. 589, оп. 4, д. 20, л. 10.

7. Государственный архив Ивановской области (ГАИО), ф. П-327, оп. 2, д. 3422, л. 2 - 3.

8. Ивановская промышленная область существовала как административно-территориальная единица с января 1929 по март 1936 г. и включала бывшие Иваново-Вознесенскую, Ярославскую, часть Владимирской и Костромской губерний.

9. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 5, л. 3.

10. Там же, д. 41, л. 3 - 4.

11. Там же, д. 5, л. 3.

12. Там же, д. 31, л. 3 - 4; д. 112, л. 9, 13 - 15, 22, 24 - 25, 33, 37, 59, 68, 73, 81, 102.

13. Там же, д. 44, л. 5.

14. Там же, ф. П-327, оп. 5, д. 449, л. 83.

15. Там же, оп. 1, д. 32, л. 3 - 3об.

16. Там же, л. 6.

17. Партийное строительство, 1934, N 20, с. 5.

18. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 45, л. 5.

19. Там же, д. 5, л. 3.

20. ИВАНЦОВ И. Г. Деятельность органов партийно-государственного контроля на Кубани и Северном Кавказе в начале 1930-х годов. - Российская история, 2011, N 4, с. 163 - 164.

21. Партийное строительство, 1934, N 20, с. 5.

22. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 2, 6, 7.

23. Там же, д. 31, л. 3 - 4.

24. Там же, д. 161, л. 5.

25. Составлено по: ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 5, 65, 161.

26. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 29, л. 38.

27. РГАСПИ, ф. 589, оп. 4, д. 3, л. 22; Партийное строительство, 1934, N 14, с. 47.

28. ГАИО, ф. Р-1285, оп. 2, д. 61, л. 1 - 5.

29. Там же, ф. Р-2477, оп. 3, д. 7, л. 9; д. 13, л. 416 - 420; д. 18, л. 58.

30. Там же, ф. П-367, оп. 1, д. 5, л. 62 - 75.

31. Там же, д. 161, л. 10.

32. Там же, д. 40, л. 152.

33. Там же, л. 45.

34. Там же, д. 32, л. 32.

35. Там же, л. 46.

36. Государственный архив Владимирской области, ф. П-100, оп. 1, д. 548, л. 40 - 54.

37. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 32, л. 32.

38. Призыв, 17.X.1934.

39. ГАИО, ф. П-367, оп. 1, д. 6, л. 244об.

40. Там же, ф. П-327, оп. 5, д. 348, л. 121.

41. Там же, ф. П-367, оп. 1, д. 6, л. 177.

42. ПЕТРОВ Н., ЯНСЕН М. Сталинский питомец - Николай Ежов. М. 2009, с. 41.

43. ГАИО, ф. П-327, оп. 5, д. 355, л. 20.

44. Там же, ф. П-367, оп. 1, д. 65, л. 12 - 14.

45. Государственный архив новейшей истории Костромской области, ф. П-2, оп. 1, д. 376, л. 52.

46. РГАСПИ, ф. 671, оп. 1, д. 11, л. 36.

47. ЯКОВЛЕВ А. Из практики работы партийного контроля. - Большевик, 1936, N 6, с. 76.

48. РГАСПИ, ф. 589, оп. 4, д. 10, л. 5 - 6.

49. Партийное строительство, 1935, N 24, с. 34.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - К. А. Юдин:

Комментарии: