Памяти Николая Борисовича Тихомирова

Церковнославянская книга, известная под названием Пролог, представляет собой агиографический календарный сборник относительно устойчивого состава, содержащий краткие (проложные) жития святых и рассказы о важнейших церковных праздниках, а также добавленные впоследствии нравственно-поучительные повести ¹ . В Прологе тексты распределены по месяцам, а внутри месяца - по датам в зависимости от дней церковной памяти святых и празднуемых событий, т.е. расположены в соответствии с православным Месяцесловом, в календарной последовательности от 1 сентября до 31 августа. Замечено, что из всех категорий святых Пролог предпочитает мучеников [5. С. 852; 6]. Некоторые списки памятника дополнительно содержат тропари и краткие уставные указания.

Проложные жития и рассказы произносятся вслух во время церковной службы, а именно: на утрени между шестой и седьмой песнями канона, после кондака и икоса. Богослужебное применение проложных текстов регламентируется Уставом (Типиконом), определяющим весь строй богослужения, в том числе порядок использования литургических книг. Пролог содержит тексты практически на каждый день церковного года, что говорит о его связи с ежедневным монастырским богослужением (ср.: [7. С. 110]). При этом разные типы Пролога ориентированы на разные монастырские типиконы: Простой (обыкновенный, нестишной) пролог соотносится в общем со Студийским уставом ² , а более поздний Стишной пролог связан с Иерусалимским уставом [2. С. 379; 4. С. 372].

Подобно иным богослужебным книгам, церковнославянский Пролог в своей основе является переводным памятником. Его прототипом послужил византийский Синаксарь, или Менологий (Месяцеслов), существовавший в нескольких редакциях ³ .

Темчин Сергей Юрьевич - д-р гуманитарных наук, доцент, заведующий кафедрой славянской филологии Вильнюсского университета.

¹ В данной статье приводится лишь минимально необходимая библиография. Более полно литература вопроса представлена в обобщающих работах [1 - 4].

² Отклонения от него объяснены арх. Сергием [8. С. 313].

³ О разновидностях византийского Синаксаря см. [8. С. 278 - 302].

стр. 3

Древнейшей разновидностью этого памятника является Менологий императора Василия II Багрянородного (976 - 1025), составленный около 985 г. и сохранившийся в двух рукописях конца Х - начала XI в. (одна на сентябрьскую, другая - на мартовскую половину года).

От Менология Василия II заметно отличается иная редакция памятника, созданная (вероятно, в Константинополе) не ранее начала XI в. неким Петром и потому получившая название Петров синаксарь. Кроме памятей и кратких житий этот сборник первоначально включал в себя также тропари святым и уставные указания соответствующих служб. В дальнейшем возник новый вариант Петрова синаксаря, в котором тропари и уставные указания были опущены. Этот младший вариант известен нам в греческом списке 1249 г., к которому приложено предисловие, сообщающее имя редактора - "трудолюбивого" Петра. В тексте предисловия сказано, что памятник содержит четьи и гимнографические тексты, которые следует читать и петь по церковному Уставу на каждый день года. Поскольку во младшем варианте Петрова синаксаря представлены только жития, а гимнографические тексты отсутствуют (тропари и уставные указания служб были уже опущены), было констатировано, что сообщаемая в предисловии информация не соответствует реальному содержанию сборника. В результате возникло предположение, что предисловие, сохранившееся в списке младшего варианта Петрова синаксаря, было написано для более раннего, старшего варианта этого памятника, который еще содержал тропари и уставные указания служб. Очень вероятно, что предисловие написано неизвестным лицом уже после смерти Петра, ибо о нем говорится в третьем лице. Петров синаксарь был довольно широко известен, сказания из него помещаются (после 6-й песни канона) в некоторых греческих служебных Минеях, ориентированных на Студийский типикон.

Еще одна византийская редакция памятника, возникшая, вероятно в конце XI - начале XII в., представлена в так называемом Клармонтанском (Сирмундовом) синаксаре.

Грузинский церковный писатель Ефрем Мцире (около 1025 - около 1100) сообщает нам сведения, проливающие свет на причины, побудившие императора Василия II взяться за составление своего Менология (или по крайней мере заказать его). Эти известил связаны с Симеоном Логофетом, выдающимся византийским литературным деятелем Х - начала XI в., современником императора Василия П. Известно, что Симеон явился организатором крупномасштабной реформы, цель которой состояла в языковой и стилистической переработке житийных текстов, созданных в предшествующие периоды, и приведении их в соответствие с новыми литературными вкусами послеиконоборческой эпохи. Работа по редактированию старых житий началась в 980 или 982 г. Под непосредственным руководством и при личном участии Симеона были переработаны жития святых на первые месяцы церковного года (с сентября по январь). За свои удачные переложения старых житий он получил прозвище Метафраст, т.е. Перелагатель (греч.  'толкователь, переводчик'), а отредактированные им тексты стали называться метафразами. Симеон мастерски сочетал простоту изложения и изящество стиля, что делало его произведения популярными в среде простых людей и привлекательными для ценителей риторического искусства. Заново переработанные жития быстро вошли в церковное употребление, но неожиданный драматичный случай резко изменил ход событий. Этот случай описан Ефремом Мцире в кратком сказании, посвященном Симеону Метафрасту [9 (публикация текста в русском переводе на с. 187 - 191)].

Однажды (точный год неизвестен) в день св. Феоктисты Лесбийской (9 ноября) в присутствии императора Василия П в церкви читалось житие этой святой, написанное в первой четверти Х в. Никитой Магистром [10. С. 341], в новой редакции Симеона Метафраста. В своей переработке редактор сохранил краткую характеристику, данную автором жития современнику Феоктисты - уже почившему императору Льву VI Мудрому (886 - 912), о котором сообщалось, что тот был счастлив и унес счастье ро-

стр. 4

меев (т.е. Византийской империи) с собой в могилу. Присутствовавший на службе император принял эти слова за личное оскорбление и стал преследовать сочинения Метафраста, которые с тех пор хранились и читались втайне.

Ирония судьбы заключалась в том, что согласно сообщению Михаила Пселла (1018 - около 1078 или около 1096), написавшего Похвальное слово Симеону Метафрасту ⁴ , последний взялся за редактирование старых житий не по своей инициативе, а по просьбе императора, т.е. того самого Василия II, который позже запретил публичное чтение метафрастовских житий. Симеон умер, так и не дождавшись реабилитации своих произведений. Лишь после смерти Василия II сочинения Метафраста были возвращены в церковный обиход. Этому способствовало видение, якобы открывшееся во сне одному константинопольскому священнику (известно в пересказе Ефрема Мцире). Согласно видению, почивший император Василий II, при жизни преследовавший сочинения Метафраста, теперь принимает писания Симеона, а его самого признает церковным авторитетом, равным по достоинству Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоусту. Последнее обстоятельство имеет историческую подоплеку. В XI в. шли споры о том, кто из этих трех святителей достоин большего почитания. Спор закончился признанием их равного достоинства и установлением в 1084 г. общего праздника в их честь (30 января) [9. С. 185].

Однако фактическая реабилитация сочинений Метафраста произошла лишь после того, как византийский писатель Иоанн Ксифилин, поощренный своим родственником - патриархом Иоанном VIII Ксифилином (1064 - 1075), продолжил дело Симеона и отредактировал жития, чтение которых полагалось на февраль-август. В своей совокупности переработки Симеона Метафраста (на сентябрь-январь) и Иоанна Ксифилина (на февраль - август) составили полный свод житий на весь церковный год - метафрастовскую Минею четью. Завершив свой труд, Иоанн письменно обратился к императору Алексею I Комнину (1081 - 1118) с просьбой разрешить церковное употребление этого свода ⁵ . Таким образом, официальное признание полной метафрастовской Минеи необходимо датировать промежутком между 1084 и 1118 гг., т.е. временем правления Алексея Комнина, но после установления общего праздника Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоусту. При этом есть основания полагать, что Иоанн Ксифилин начал свою работу не раньше 1081 г. и окончил ее в том же XI столетии [12. С. 335]. Значит, посмертную реабилитацию Симеона Метафраста и введение в церковный обиход годовой его Минеи следует отнести к рубежу XI и XII вв.

Можно думать, что Василий II распорядился составить свой Менологий после того, как издал запрет на публичное чтение метафрастовских житий за богослужением. Следовательно, Менологий Василия II мог быть задуман как официальный календарный агиографический сборник ⁶ , предназначенный для церковного употребления в качестве альтернативы запрещенным сочинениям Метафраста (которые до запрета на них также были официальными). Если это так, то время составления Менология (около 985 г.) может служить ориентиром при датировке конфликта императора с Симеоном. Проведенное арх. Сергием сопоставление Менология Василия II с метафрастовской Минеей показало, что эти сборники были составлены независимо друг от друга. Среди множества различий исследователь отметил характерную деталь - в Менологий Василия II отсутствует память св. Феоктисты Лесбийской (9 ноября), житие которой было отредактировано Метафрастом [8. С. 290]. Примечательно, что

⁴ Греческий текст см.: [11. Т. 114. С. 183 - 200].

⁵ Текст сохранился в грузинском переводе [12 (публикация грузинского текста и перевода на русский язык на с. 340 - 347)].

⁶ Его официальный характер проявляется в богатой иллюминации дошедшего до нас лицевого списка памятника на сентябрьскую половину года. Кроме того, все сказания Менология характеризуются единым объемом, слогом и планом изложения, в чем видна рука редактора, тогда как Петров и Клармонтанский синаксари содержат неоднородные тексты - одни из них кратки, а другие пространны, (см. [8. С. 286, 296, 302]).

стр. 5

этот вывод был сделан Сергием еще до того, как К. Кекелидзе опубликовал краткое сказание Ефрема Мцире, которое освещает конфликт, разгоревшийся между Василием П и Симеоном Метафрастом именно в день св. Феоктисты.

Интересно, что при своей взаимной независимости Менологий Василия II и метафрастовская Минея обнаруживают ряд общих черт, которые противопоставляют эти памятники иным византийским календарным четьим сборникам - Петрову и Клармонтанскому синаксарям. Оба наших памятника характеризуются: а) внутренней однородностью и единообразием стиля, которые возникли в результате сплошного нивелирующего редактирования; б) сокращением (в разной степени) текста использованных источников за счет элиминации общих мест и риторических излишеств при сохранении повествовательной части, т.е. фактического содержания житий; в) устранением рассказов о посмертных чудесах и иных сверхъестественных элементов повествования, что объясняется светским и рационалистическим мышлением редакторов (см.: [8. С. 286; 13. С. 392 - 395; 14. Май. С. 332 - 333]). Все это говорит о том, что Василий II, вероятно, инициировал создание нового календарного четьего сборника дважды - сначала (в 980 или 982 г.) он поручил это дело Симеону Метафрасту, а когда тот впал в немилость, распорядился создать новый вариант памятника -Менологий (около 985 г.). В обоих случаях подход к редактированию старых текстов был сходным, что, вероятно, объясняется желанием заказчика.

Однако между метафрастовской Минеей и Менологием Василия II существует принципиальное различие: пространным житийным текстам первого памятника противостоят исключительно краткие жития второго. Не исключено, что сам император распорядился существенно сократить тексты для будущего Менология, хотя о причинах подобного решения можно только догадываться (желание побыстрее ввести в оборот новый сборник взамен опального метафрастовского?). Этот свод сокращенных житий и положил начало новому типу богослужебной книги -византийскому Синаксарю, ставшему прототипом славянского Пролога.

Поскольку до сих пор высказываются сомнения в том, что Симеон Логофет и Симеон Метафраст являются одним и тем же лицом (см., напр.: [15. С. 1154; 16. С. 267 - 268; 17. С. 407 - 408]), сделаем необходимые пояснения. Отождествление обоих имен принадлежит В. Г. Васильевскому, который подробно аргументировал свой вывод [10. С. 344 - 347; 13; 18]. В своей статье 1959 г. о Хронике Симеона Логофета А. П. Каждан попутно (в сносках) высказал свои сомнения на этот счет [19. Сноски 24, 137 - 138]. Его возражения сводятся к трем пунктам: 1) литературная деятельность Симеона Логофета, автора хроники и эпитафии Стефану, сыну Романа Лакапина, приходится на середину Х в., в то время как Симеон Метафраст, редактор житийных текстов, действовал в конце Х в.; 2) Симеон Логофет был магистром и логофетом солдат, а Симеон Метафраст занимал должность логофета дрома; 3) Логофет "принадлежал к той части византийской аристократии, которая была близка к императорскому двору и с опаской смотрела на рост могущества провинциальных родов", в то время как Метафраст "был выразителем интересов провинциальной знати и вступил в открытый конфликт с императором Василием II" [19. С. 143].

На эти возражения можно ответить следующее. Во-первых, Симеон получил прозвище Метафраст лишь после 980 - 982 гг., когда начал редактирование житийных текстов, поэтому все сведения источников о Симеоне Метафрасте (в отличие от Симеона Логофета) относятся к последним годам (десятилетиям?) жизни этого деятеля. Во- вторых, Логофет является автором хроники за 842 - 948 гг. и эпитафии Стефану, скончавшемуся в 963 г., в то время как Метафраст стал известен своими переделками житий в 980 - 982 гг. Следовательно, максимальная хронологическая разница между указанными событиями составляет всего 17 - 19 лет. В-третьих, конфликт с императором не был результатом сознательных действий Метафраста - в своей редакции жития Феоктисты Лесбийской он просто сохранил краткую характеристику Льва Философа, брошенную вскользь автором жития Никитой Магистром. Известно, что при редактировании житий Метафраст обычно стремился сохранить их содержание и

стр. 6

идейное наполнение, исправляя лишь язык и стиль произведений. Таким же образом он поступил и с житием Феоктисты, видимо, даже не подозревая о возможной негативной реакции Василия II. Если бы Метафраст действительно был выразителем интересов провинциальной знати, то вряд ли бы он перенес в свою редакцию положительную характеристику Льва VI, против которого именно провинциальной знатью в начале Х в. было поднято восстание Андроника. В-четвертых, Симеон, бывший в 948 - 963 гг. магистром (титул) и логофетом солдат (должность), мог быть просто повышен в должности и к 980 - 982 гг. стать логофетом дрома, сохранив при этом титул магистра (обычно логофеты дрома были патрикиями или магистрами). Вообще же после работ В. Г. Васильевского и К. Кекелидзе карьера Симеона Логофета (Метафраста) может быть представлена следующим образом: протасикрит и патрикий в 959 - 968 гг., логофет (солдат) и магистр в 975 г. и, наконец, логофет дрома (и магистр) в 980 - 982 гг. Эти данные хорошо согласуются с хронологически относительно поздними сведениями Марка Евгеника, митрополита Эфесского, о том, что Симеон служил при императорах Никифоре II Фоке (963 - 969), Иоанне I Цимисхии (969 - 976) и Василии II Багрянородном (976 - 1025). Несомненно, что после конфликта около 985 г. государственная карьера Симеона завершилась. В-пятых, у нас есть прямое указание (Ефрема Мцире) на то, что в своей работе Метафраст не только использовал (наряду с иными источниками) "церковные истории и хронографы", но и составил из них "небольшие чтения" [9. С. 183, 188], а ведь Логофет как раз является автором хроники, славянский перевод которой надписан прозвищем Метафраста. Таким образом, нет никаких оснований сомневаться в правоте В. Г. Васильевского, отождествившего Симеона Логофета и Симеона Метафраста ⁷ .

Древнейшие славянские списки Пролога, по определению Сергия, восходят к Менологию Василия II, хотя и не повторяют его полностью [8. С. 284, 287, 304 - 306, 309]. Этот вывод остается в силе до сих пор, вопреки попыткам оспорить его [21. С. 58 - 66]. Отклонения славянских рукописей архаичной редакции от Менология Василия II были объяснены Сергием при помощи предисловия, сохранившегося в некоторых славянских списках Простого и Стишного пролога. Этот славянский текст есть не что иное, как перевод того греческого предисловия, которое было составлено для старшей версии Петрова синаксаря (с тропарями и литургическими указаниями), но дошло до нас в списке младшей версии этого памятника ⁸ . Однако в славянском переводе вместо имени Петр стоит иное имя - Илья, а в конце предисловия еще упоминается Константин, митрополит Мокисийский. Это дало основание для вывода о том, что славянский Пролог восходит к особой редакции Менология Василия II, которая возникла в результате двух последовательных переработок (обе из них были сделаны во второй половине XI в.): исходный текст памятника был отредактирован сначала монахом константинопольского Студийского монастыря Ильей, а затем Константином Мокисийским. По всей видимости, именно Константин, дополнивший памятник более пространными сказаниями, позаимствовал из Петрова синаксаря предисловие, заменил указанное в нем имя (вместо Петра вписал своего предшественника Илью) и сделал в конце предисловия добавление от собственного имени. Нам важно отметить, что предисловие подвергалось неоднократным переделкам на греческой почве и функционировало достаточно автономно, так как несколько раз переходило из одной редакции памятника в другую - из старшей версии Петрова синаксаря в его младшую версию, из Петрова синаксаря в редакцию Константина Мокисийского и, соответственно, в славянский Простой пролог, и, наконец, в некоторые славянские списки Стишного пролога.

В результате перевода Синаксаря Ильи и Константина Мокисийского (для этого памятника характерно обилие константинопольских праздников) на славянский язык

⁷ См. также недавний обзор сведений о Симеоне Метафрасте, содержащихся в византийской и грузинской письменности [20. С. 43 - 78 (с обширной литературой)].

⁸ Греческое предисловие и его славянский перевод опубликованы [8. С. 293 - 295].

стр. 7

и возник Пролог, дополненный впоследствии рядом переводных и оригинальных славянских статей. Простой пролог известен в трех редакциях, которые получили следующие условные названия: славянский Синаксарь, 1-я русская редакция и 2-я русская редакция [2. С. 376 - 379].

Славянский Синаксарь, представляющий собой наиболее ранний вариант Простого пролога, известен в одном восточнославянском списке конца XII - начала ХШ в. и полуторе десятков южнославянских рукописей, преимущественно конца ХШ - первой половины XIV в. Преобладание южнославянских списков объясняется тем, что еще в Киевской Руси на основе славянского Синаксаря были составлены последующие редакции Простого пролога, получившие значительное распространение. При выработке этих редакций в памятник были внесены дополнительные нравственно- поучительные повести, в результате чего Пролог начал свою эволюцию в сторону литературного сборника, которая в конце концов завершилась полным выходом книги из сферы богослужения.

Точное место и время первоначального славянского перевода византийского Синаксаря неизвестны. По этому поводу были выдвинуты три гипотезы: 1) Простой пролог был переведен в Киевской Руси не позднее начала XII в. (Сергий, А. И. Соболевский, В. А. Мошин, К. Иванова); вероятно, что перевод был сделан для Киево-Печерского монастыря после принятия в нем (около 1067 г.) византийского Студийско- Алексеевского устава, который предписывал чтение Синаксаря; особо следует отметить мнение Л. П. Жуковской, согласно которой перевод был выполнен на рубеже X-XI вв., причем оригиналом мог послужить греческий список Менология Василия П, попавший на Русь вместе с сестрой императора Анной после того, как та стала супругой киевского князя Владимира Святославича [22. С. 33]; 2) этот перевод есть результат совместной работы восточно- и южнославянских книжников в Константинополе или на Афоне (М. Н. Сперанский, Н. Н. Дурново, Б. Ангелов, С. А. Давыдова); 3) памятник был переведен на южнославянской территории (Б. Конеский) или конкретно в Болгарии (Макарий, Н. П. Петров, А. И. Пономарев, Е. В, Петухов, Р. Павлова).

Здесь необходимо сделать несколько комментариев. Во-первых, гипотеза Л. П. Жуковской представляется маловероятной. На рубеже X-XI вв. на Русь мог попасть Менологий Василия II только в его первоначальном виде, но не в редакции Ильи и Константина Мокисийского, которая была составлена во второй половине XI в. (не ранее 1053 г.) [8. С. 314]. Выше уже упоминался вывод Сергия о том, что славянский перевод не был сделан непосредственно с Менология Василия II ⁹ .

Во-вторых, предельно верхняя хронологическая граница славянского перевода определяется древнейшим сохранившимся списком Пролога, который на основании палеографических данных датируется концом XII - началом XIII в. Славянское название Пролога употреблено в записи на Пантелеймоновом Евангелии [24. С. 167 (N 146)], относимом палеографами к концу XII - началу ХП1(?) в. ¹⁰ То же название читается в Книге Паломник Антония Новгородского, в которой автор описывает свое посещение Константинополя в 1200 г. [8. С. 304, сноска 2; 21. С. 68 - 69]. Однако данное произведение известно в списках позднего времени (XVI-XVII вв.), которые "дают весьма гипотетическое представление о первоначальном тексте" [26. С. 39]. Более раннее свидетельство существования славянского Пролога предлагалось видеть в сохранившейся греческой описи 1142 г. - в ней среди славянских книг афонского монастыря пресв. Богородицы Ксилургу значатся четыре списка Синаксаря [21. 69 - 70; 27. С. 183, сноска I]. Здесь следует учитывать, что греческий термин Синаксарь (греч.   'сборник, или собрание чтений') был многозначным и обозначал также

⁹ Противоположное мнение Е. Е. Голубинского о том, что первоначальный славянский перевод был сделан сначала с Менология Василия II, а впоследствии была дополнительно переведена редакция Ильи и Константина Мокисийского [23. С. 915 - 916], не имеет под собой фактической основы.

¹⁰ Недавно было предложено датировать Пантелеймоново Евангелие 1134 - 1155 гг. [25. С. 148 - 163].

стр. 8

Типикон [28]. О Типиконе же известно, что его славянский перевод был сделан еще при жизни Феодосия Печерского (скончался 3 мая 1074 г.), а древнейший славянский список датируется концом XI - началом XII в. [24. С. 88 - 89 (N 50)]. С другой стороны, византийский прототип Пролога стал называться Синаксарем лишь в XII-XIII вв. - к этому времени относятся наиболее ранние из сохранившихся греческих рукописей этого типа с таким названием [29. С. 206]. В своей совокупности эти данные говорят о том, что в греческой описи 1143 г. обозначены славянские списки скорее Устава, чем Пролога.

В-третьих, если Менологий Василия II действительно был альтернативой опальной метафрастовской Минее, то выбор первого (в редакции Ильи и Константина Мо- кисийского) для перевода на славянский язык становится понятен. Однако Менологий Василия II был единственным официальным константинопольским синаксарем лишь до реабилитации Симеона Метафраста и его Минеи, а событие это, как мы видели, следует датировать рубежом XI и XII вв. Следовательно, выбор литургического четьего сборника для славянского перевода был сделан, вероятнее всего, до начала XII в. Этот вывод хорошо согласуется с мнением специалистов о том, что славянский Пролог возник не позже начала XII в. Кроме того, это отчасти объясняет, почему в раннеславянской рукописной традиции мы находим переводы лишь отдельных метафраз, но не полной метафрастовской Минеи четьей [16; 20; 30. С. 173 - 202; 31].

В-четвертых, южнославянское (в частности, болгарское) происхождение Пролога вряд ли можно признать вероятным. Как известно, в конце XI - начале XII в. и позже (по крайней мере до середины столетия) политическая ситуация на Балканах была неблагоприятной даже для простой переписки славянских рукописей ¹¹ , не говоря уже о таких крупных творческих проектах как перевод греческого Синаксаря. Кроме того, не очень реалистичным кажется предположение о том, что южные славяне выбрали для перевода одну из редакций Менология Василия II - императора, получившего за свою жестокость в войне с болгарами прозвище Болгаробойца. Они вполне могли предпочесть Петров синаксарь, который в Византии имел довольно широкое распространение - на него были ориентированы по крайней мере некоторые из студийских служебных миней. Восточных же славян личность Василия II не только устраивала, но даже была предпочтительной, ведь принцесса Анна, сестра императора, была женой князя Владимира, крестившего Русь, и сам князь при крещении принял имя Василий в честь византийского императора.

Таким образом, следует согласиться с мнением Е. А. Фет о том, что "перевод Синаксаря, даже если он был выполнен в Константинополе, предназначался для надобностей именно русской церкви" [2. С. 377]. В пользу гипотезы о восточнославянском происхождении (или по крайней мере функциональной приуроченности) Пролога можно привести следующие аргументы:

1. Древнейшим из известных сегодня списков славянского Синаксаря является единственная восточнославянская рукопись этой редакции - так называемый Софийский пролог конца XII - начала XIII в. [24. С. 177 - 178 (N 162)]. В литературе отмечен также новгородский список 1227 г. из собрания И. В. Паузе (Баузе), сгоревший во время московского пожара 1812 г. [8. С. 304; 22. С. 34]. Однако этот пролог, разделенный, как предполагается, на сентябрьскую и мартовскую половины года, мог относиться не к славянскому Синаксарю, а к одной из последующих русских редакций.

2. Языковые особенности Пролога, в частности, его древнейшего списка (Софийского пролога конца XII - начала XIII в.), указывают на участие в создании славянской версии памятника восточнославянских книжников ¹² . Следует обратить особое внимание на то, что в языковом отношении славянский Пролог неоднороден -в нем давно замечены чередующиеся лексические пласты [27. С. 188; 33. С. 77], однако местонахождение текстовых швов до сих пор не установлено.

¹¹ Подробнее см.: [32].

¹² Недавно была предпринята попытка оспорить это положение [33].

стр. 9

3. Восточнославянские памяти и соответствующие им оригинальные тексты, вероятно, не восходят к первоначальному славянскому переводу Пролога [34. С. 92 - 105]. Тем не менее в списках наиболее архаичной редакции они составляют более значительный и более устойчивый слой по сравнению с болгарскими и сербскими памятями, и это несмотря на преобладание в данной редакции именно южнославянских рукописей. Однако это может объясняться не только восточнославянским происхождением Пролога, но также стабильным международным положением и соответствующим престижем Киевского государства непосредственно после выполнения перевода, что контрастировало с зависимым положением болгар и сербов. Поэтому восточнославянские памяти вводились в списки Пролога не только в Древней Руси, но и на славянском юге.

4. По крайней мере некоторые южнославянские списки Простого пролога содержат переводные статьи, представляющие специфически византийский (в отдельных случаях - антиболгарский) взгляд на исторические события. Несомненно, этот взгляд был бы сглажен, если бы перевод был выполнен или по крайней мере отредактирован в Болгарии [35. С. 14].

5. Миграция списков Пролога из Киевской Руси на Балканы засвидетельствована южнославянскими рукописями, переписанными с восточнославянских оригиналов (таков, например, македонский Станиславов пролог 1330 г.). О передвижении списков Простого пролога в обратном направлении ничего определенного не известно.

6. Как было показано выше, датировка первоначального славянского перевода Пролога (не позднее начала XII в.) делает наиболее вероятной гипотезу о его восточнославянском происхождении ввиду неблагоприятной политической обстановки на Балканах и отсутствия условий, благоприятных для осуществления крупных переводческих проектов.

7. Выбор для славянского перевода именно Менология Василия II тоже, как мы видели, говорит в пользу мнения о восточнославянском происхождении Пролога.

8. Вопрос о месте и времени возникновения Пролога должен рассматриваться не изолированно, а в связи с генезисом ежедневного славянского богослужения монастырского типа. Исследование дошедших до нас церковнославянских литургических рукописей XI-XIII вв. показало, что в этот период ежедневное монастырское богослужение существовало в Древней Руси (где оно абсолютно преобладало над иными литургическими типами), Сербии (где оно также явно доминировало), Западной Болгарии (где равноправно сосуществовало с богослужением соборно-приходского типа), и, очевидно, на Афоне (где должно было быть единственной формой литургической практики). Примечательно, что сохранившиеся рукописи восточно-болгарского происхождения указывают на существование лишь праздничного соборно-приходского богослужения и не содержат следов ежедневной монастырской литургической практики на славянском языке ¹³ . Если же в XI- XIII вв. в Восточной Болгарии отсутствовало ежедневное монастырское богослужение, то и такая литургическая книга, как Пролог, была там излишней.

Я уверен в том, что введение новых типов богослужения не могло осуществляться по инициативе отдельных монастырей или книжных центров, а должно было получить поддержку на государственном уровне со стороны светской и/или церковной администрации, прежде всего в виде соответствующих материальных средств на проведение литургической реформы - розыск необходимых греческих оригиналов и перевод на славянский язык многочисленных (и объемных) богослужебных книг с последующим тиражированием новопереведенных текстов. Так, перевод литургических книг, необходимых для первоначального славянского богослужения миссионерского типа [37. Р. 114 - 154], был выполнен под руководством Константина и Мефодия при поддержке славянских князей и папского престола (примечательно, что утрата этой поддержки в 885 г. оказалась роковой даже для простого воспроизведения

¹³ Подробнее см.: [36. S. 191 - 211].

стр. 10

славянского богослужения в Паннонии). Замена кирилло-мефодиевской литургической практики на праздничное соборно-приходское богослужение на славянском языке была произведена в Болгарии по заказу Бориса и Симеона, финансировавших эту книжно- литургическую реформу ¹⁴ . Введение Иерусалимского устава вместо Студийского началось в конце первой четверти XIV в. по инициативе сербской иерархии: в 1319 г. был переписан так называемый Никодимов типик, текст которого представлял собой новый перевод с греческого, выполненный по заказу и при непосредственном участии архиепископа Никодима [3. С. 346]. Успешному распространению этой реформы на православные славянские страны, несомненно, способствовала активная поддержка со стороны болгарского патриарха Евфимия и митрополита Киевского и всея Руси Киприана.

Аналогичным образом, введение славянского богослужения монастырского типа по Студийскому уставу также должно было производиться при официальной и финансовой поддержке светских и/или церковных властей. Его введение в Киево- Печерском монастыре Феодосием Печерским хорошо известно. "Уже вскоре после 1062 г., когда Феодосии стал игуменом Печерского монастыря, Ефрем Каженик из Киево-Печерского монастыря подготовил в Константинополе комплект богослужебных книг из монастыря патриарха Алексия, необходимый для перевода и последующей организации богослужения монастырского типа, а также устроения монашеской жизни в Печерском монастыре. При участии игумена Варлаама из монастыря великомученика Димитрия, который ранее был игуменом Печерского монастыря, подготовленные книги были доставлены в Киев (вероятно, до 1067 г.), где еще при жизни преподобного Феодосия Печерского (скончался 3 мая 1074 г.) был осуществлен их перевод" [39. С. ИЗ]. Об этой литургической реформе ясно свидетельствуют восточнославянские рукописи монастырского типа, хронологически близкие к указанным событиям: служебные минеи XI и XI/XII вв. (в том числе Новгородские минеи 1095 - 1097 гг.), Типографский список Студийского устава конца XI - начала XII в., полноапракосное Мстиславово Евангелие до 1117 г.. Юрьевское Евангелие 1119 - 1128 гг. Именно в этом контексте естественнее всего рассматривать возникновение Пролога, появившегося не позже начала XII в. и связанного с ежедневным монастырским богослужением. Это тем более вероятно, что Студийско-Алексеевский устав (составлен в 1034 - 1043 гг.), введенный в Киево-Печерском монастыре ок. 1067 г., предписывал чтение Синаксаря [2. С. 377].

Что же касается места возникновения Пролога, то он должен был появиться там же, где переводились и иные богослужебные книги монастырского типа, такие как Студийский устав или годовой комплект служебных Миней. Можно исходить из посылки, что материальные средства, которые выделялись светскими и/или церковными властями Киевской Руси для таких крупномасштабных переводческих проектов, были более доступными в Киеве, чем в Константинополе или на Афоне.

Восточнославянское происхождение Пролога не отрицает, а, наоборот, предполагает включение в него отдельных болгарских статей, возникших в предшествовавшую эпоху. Но это, вероятнее всего, были тексты, созданные в Болгарии не для ежедневного монастырского, а для праздничного соборно-приходского богослужения. Кстати, нельзя исключать возможность того, что в создании восточнославянского комплекса литургических книг для ежедневного богослужения монастырского типа принимали участие также южнославянские книжники, покинувшие в XI - XII вв. неспокойные Балканы [32. С. 140].

В палеославистике утвердилось мнение, согласно которому славянское название Пролога возникло в результате недоразумения. Предполагается, что греческое слово  ('предисловие, вступление'), которым было надписано предисловие к Синаксарю Константина Мокисийского, было по ошибке принято славянскими переводчиками за название всей книги. В результате церковнославянский календарный сборник

¹⁴ О некоторых деталях этой реформы см.: [38. Р. 173 - 197].

стр. 11

кратких житий (перевод византийского Синаксаря), получил греческое по происхождению название Пролог, которое в самой греческой традиции в подобном значении никогда не употреблялось, а обозначало лишь любое предисловие (введение) к любому тексту.

Это мнение восходит еще к И. И. Срезневскому, который в 1864 г. при обсуждении вариантов заглавия в разных списках Пролога вскользь отметил, что здесь "слово пролог принято за название книги" [40. С. 104]. Последующие исследователи развили эту мысль. Н. П. Петров высказался определеннее: "Наш славяно-русский Пролог несомненно обязан своим происхождением греческим источникам, как это показывает и самое название пролог, от греческого  означающего введение к книге и принятого за название самой книги" [14. Апрель. С. 39]. Н. Владимирский еще более подробно прокомментировал "не особенно удачное" наименование Пролога: "Название памятника (  - предисловие) не соответствует его содержанию. Настоящее название его - Синаксарь; это название родовое (синаксарь - сборник), но оно было усвоено в византийской литературе за теми сборниками, которые содержали в себе краткие сведения о жизни мучеников и угодников церкви. В начале некоторых синаксарей помещалось предисловие, приписываемое какому-то Константину, митрополиту Мокийскому. Заглавие этого предисловия Пролог и было сочтено у нас за название книги" [5. С. 851 - 852]. Наконец, Сергий сопроводил свой трехтомный труд терминологическим пояснением: "Пролог - слово греческое и значит предисловие  Так называется у нас книга, содержащая сокращенные сказания о святых и праздниках, но более пространные, нежели в исторических святцах, расположенные также по дням года. (...) Название сей книги прологом в России произошло, по всей вероятности, от того, что греческий синаксарь, который переведен был на славянский язык, имел предисловие (пролог), которое предшествовало синаксарю; от этого оглавления и получила название у славян вся книга." [8. С. 5 - 6 (ср. также с. 295, сноска 3)]. Авторитет Сергия надолго закрепил в науке мнение о том, что славянское название Пролога возникло в результате недоразумения.

На первый взгляд, в пользу такого объяснения говорит тот факт, что слав.  действительно могло употребляться в значении греч.  'предисловие', ср.:  (Кормчая Балашова, XVI в.) [41. Т. 20. С. 161 (статья  значение 2)], причем самые ранние примеры такого употребления датируются XIII-XIV вв. [42. С. 358]. Тем не менее принятие изложенной выше гипотезы сопряжено со значительными трудностями. Во-первых, опубликованное Сергием греческое предисловие к Синаксарю [8. С. 293 - 294] имеет заглавие   которое не содержит слова  необходимого для изложенного выше построения. Во-вторых, если все же предположить, что в некоторых греческих списках предисловие к Синаксарю могло быть озаглавлено словом  то непонятно, почему славянские переводчики, успешно справившиеся с переводом византийского Синаксаря и употребившие при этом лишь 2,8% слов греческого и латинского происхождения ¹⁵ , предпочли оставить без перевода (в форме  первое слово текста, прозрачное по внутренней форме и ясное по смыслу.

В-третьих, если переводчики ошибочно приняли заголовок предисловия за название всей книги, то почему последующие переписчики не исправили явной ошибки? В- четвертых, почему подобные ошибки не возникали в отношении переводных предисловий к иным книгам [3. С. 282: "Предисловие"], в том числе литургическим? В- пятых, если бы переводчики допустили ошибку, а последующие переписчики не исправили ее, то все это говорило бы об их крайнем невежестве, абсолютном незнании греческого языка и непонимании византийской книжной культуры (где, как мы видели, предисловия функционировали довольно автономно), в то время как

¹⁵ В основном это устоявшиеся церковно-христианские и административно- политические термины, а также названия бытовых реалий, см. [33. С. 77].

стр. 12

результаты специальных исследований показывают, что знание греческого в Киевской Руси хоть и не было широко распространенным явлением, но все же не было и безнадежно плохим [43. Р. 69 - 81]. В-шестых, данные рукописей говорят о том, что если славянская традиция перенимала греческие названия богослужебных книг, то раньше или позже наряду с ними начинали функционировать параллельные славянские калькирующие термины, ср.: Псалтырь и Песнивец, Евангелие и Благовествование, Праксапостол и Деяния Апостол (Апостольская деяния). Октоих и Осмогласник. Триодь и Трипеснец, Минея и Месячник, Пентикостарь и Пятьдесятница, Евхологий и Молитвенник, Литургикон и Служебник, Менологий и Месяцеслов, Панегирик и Торжественник, Синаксарь и Соборник, Типикон и Устав ¹⁶ . Если славянские книжники действительно считали термин Пролог греческим обозначением богослужебной книги, то почему наряду с ним не возникло соответствующее калькирующее название? Ведь в иных своих значениях греч.  успешно калькировалось по-славянски, ср.  (в том числе в списках знаменитого Прогласа Константина) [42. С. 344] и  (первая фиксация - в Галицком евангелии 1144 г.) [41. Т. 18. С. 209; 42. С. 431; 44. Т. 2. Ч. 2. С. 1639].

Некоторые исследователи, видимо, ощущали неестественность гипотезы о происхождении славянского названия Пролога от греч.  'предисловие' в результате недоразумения. Так, Е. Е. Голубинский писал: "Каким образом случилось, что собранию сокращенных житий святых, которое у греков называется Синаксарем  дано у нас название Пролога, остается неизвестным и необъясненным.

Полагают, что в греческом подлиннике Синаксаря, который впервые переведен был на славянский язык, было предисловие, надписанное, как по-гречески предисловие, -  и что это надписание предисловия принято было за название самой книги (которая и была таким образом названа по-славянски Прологом). Может быть, это и так; однако, подобное странное и единственное в своем роде недразумение нам представляется очень сомнительным, и мы подозреваем, что наше название Синаксаря взято из неписьменного, живого греческого языка, в котором Синаксарь мог называться Прологом в смысле чтения, так как слово  кроме своего указанного значения, могло употребляться еще в значении чтения (именно чтения перед кем-нибудь, в слух кого-нибудь, немецк. Vorlesung, Vortrag), а пролог читался за богослужением" [23. С. 914 - 915. Однако греч.  имело значение не 'чтение перед кем-либо (т.е. публичное чтение)', как предполагал Е. Е. Голубинский, а 'чтение перед чем-либо (т.е. вступление, введение, предисловие)'. Обсуждая богослужение II в., а именно чтение мученических актов на гробах мучеников в день памяти последних, М. С. Скабалланович отметил, что впоследствии такие тексты мучений стали называться терминами прологи (вступительные к богослужению чтения) и синаксари (чтения на торжественных собраниях) [45. С. 68 - 69]. Наконец, в статье 1993 г. С. А. Давыдова и Т. В. Черторицкая решительно бросили традиционное объяснение: "Новый термин пролог, введенный для обозначения целой книги определенного состава и содержания, - не ошибка и не случайность, а сознательная позиция хорошо образованного книжника (переписчика, составителя, редактора, главы скриптория, церковного иерарха...), стремящегося к четкости типологических определений культовых книг" [28. С. 157]. Но на чем именно основана эта сознательная позиция образованного книжника?

Еще в начале XX в. перед палеославистами открылась до сих пор не использованная возможность избежать указанных выше трудностей и предложить иное объяснение происхождения славянского названия Пролога. Выше уже упоминалось о том, что византийский прототип славянского Пролога стал называться Синаксарем лишь в XII- XIII вв. Во время осуществления славянского перевода этой богослужебной книги (не позже начала XII в.) она имела, вероятно, иное греческое название.

¹⁶ Исключение составляют лишь названия гимнографических книг, содержащих однотипные песнопения типа Ирмологий, Кондакарь, Стихирарь, Параклитик и тому подобное.

стр. 13

Исследуя уставную регламентацию чтений в византийской литургической традиции, В. П. Виноградов установил, что некоторые (не все) греческие списки Типикона называют календарный сборник житий словосочетанием  (западный Бовенский типикон) или  (Евергетидский типикон) в смысле 'чередная (досл. предлежащая) книга', а краткое (проложное) житие или историческое сказание определяется как  'чередное (доел. предлежащее) сказание (Иерусалимский устав) [46. С. 295 (сноска 4), 304]. По мнению ученого, приведенные выше термины стоят в непосредственной связи с так называемым Многоглавом - дометафрастовским византийским четьим сборником, который содержал краткие и простые по стилю мучения древних мучеников и состоял из двенадцати книг (разделов, глав), в которых мучения были расположены, очевидно, по порядку месяцев и дней [46. С. 295, сноска 4]. Разделением на главы (в соответствии с числом месяцев) и объясняется указанное название сборника, который, согласно предположению В. П. Виноградова, мог быть составлен еще Евсевием Кесарийским. То же самое деление на месяцы обусловило появление греческого названия Минеи четьей (греч.  имеющей, как мы увидим, непосредственное отношение к Многоглаву. Вероятно, именно эту богослужебную книгу имел в виду Феодор Студит (759 - 826) в своем послании к Платону: "Довелось мне видеть многие мучения, в 12 томах записанные" ¹⁷ .

В специальной литературе по византинистике можно встретить утверждение о том, что это Симеон Метафраст расположил в календарном порядке византийские жития святых. Однако сохранившиеся источники говорят о том, что он перерабатывал текст Многоглава, в котором мучения святых мучеников уже были распределены по месяцам и дням, добавляя при этом жития иных святых (не мучеников), почерпнутые из других источников, в частности, хронографов. Очень вероятно, что тот же Многоглав был положен в основу васильевского Менология, который, как известно, из всех категорий святых также предпочитает мучеников [8. С. 281].

Предложенная В. П. Виноградовым идентификация сборника, скрывающегося под определениями  с дометафрастовским Многоглавом основана на том, что в грузинской традиции последний сборник был известен также под названием Кимен, от греч.  'лежащий' [12. С. 333, 340 - 341, 343, 346] (ср. новогреч.  'текст'). Чтобы объяснить формальную разницу указанных терминов, исследователь реконструировал источник грузинского названия Кимен - греческое сочетание  которое, согласно В. П. Виноградову, могло обозначать книгу для чередного чтения за богослужением, и объяснил его внутреннюю форму: "лежащая книга, т.е. постоянно на глазах лежащая, как постоянно необходимая для употребления" [46. С. 296, сноска].

Связь грузинского названия Кимен с греческими обозначениями   не вызывает сомнений ввиду близости формы и идентичности содержания. При этом грузинский термин должен быть признан вторичным (производным от греческих наименований) и, очевидно, более поздним. При этом более реалистичным следует признать объяснение К. Кекелидзе, согласно которому в памятниках древнегрузинской письменности термином Кимен обозначался не только дометафрастовский Многоглав, но и текст Священного Писания без толкований к нему, подобно тому как византийские юристы- комментаторы греческим термином  называли подлинный текст закона в отличие от текста объяснений и толкований к нему, которые обозначались как  [9. С. 183].

Какова же связь между Многоглавом, с одной стороны, и некомментированным текстом Священного Писания? В поисках ответа на этот вопрос стоит обратить внимание на то, как была организована работа Симеона Метафраста по редактированию старых житий. По сообщению Михаила Пселла, в ней принимала участие большая группа книжников, справщиков и каллиграфов. Одни писцы записывали

¹⁷ Соответствующий греческий текст см.: [11. Т. 99. С. 912].

стр. 14

текст под диктовку Симеона, другие переписывали его набело, третие просматривали написанное, исправляя ошибки. Руководивший всем процессом Симеон был слишком занят, чтобы самому просматривать запись продиктованных им сказаний. Вот как представлял себе эту ситуацию В. Г. Васильевский: "Симеон даже не писал заново своих статей, а диктовал со старыми подлинниками в руках, сделав, все-таки нужно думать, некоторые предварительные в них заметки о том, что подлежало опущению, а что исправлению" [13. С. 392]. Если Симеон действительно делал на полях старых рукописей свои пометы, то его работа очень напоминала комментаторскую. Но даже если процесс был организован иначе, все равно стилистическая переделка старых текстов могла ассоциироваться с комментированием. На это указывает тот факт, что симеоновская редакция житийных текстов получила название  что значит одновременно перевод и толкование. Поэтому-то старый, нереформированный Многоглав и мог быть назван греческим юридическим термином  в противопоставление к его более поздним переработкам, которые при этом ассоциировались с комментариями  Все это дает нам основание считать, что Многоглав мог быть назван греческим термином  (что нашло отражение в грузинской традиции) лишь после того, как этот памятник был переработан Симеоном Метафрастом. Все сомнения на этот счет развеивает Михаил Пселл, который в своем Похвальном слове Симеону Метафрасту неоднократно называет старые, дометафрастовские тексты, переработанные Симеоном, термином  'досл. Лежащий внизу, под чем-либо, т.е. оригинал, протограф, архетип' [11. Т. 114. С. 193, 196, 197]. Таким образом, засвидетельствованные обозначения дометафрастовского Многоглава можно расположить в хронологической последовательности их возникновения   (греческие списки Типикона)   (сохранилось в грузинской традиции)  (Михаил Пселл).

Несомненно, эволюция термина облегчалась звуковым подобием исходного названия Многоглава и его вторичных наименований.

Итак, исконными греческими названиями дометафрастовского Многоглава следует признать выражения  (в дальнейшем в целях экономии места будет употребляться лишь первое сочетание). Именно их архаичностью объясняется тот факт, что они встречаются в греческих списках разных Типиконов, как западных (Бовенский типикон), так и восточных (Евергетидский и Иерусалимский типиконы). Многоглав вышел за пределы византийской книжности: он был переведен на грузинский язык (впоследствии этот перевод носил греческое по происхождению название Кимен) и, по всей вероятности, на славянский. ¹⁸ Наряду с иными источниками Многоглав использовался Симеоном Метафрастом при подготовке Минеи четьей и составителями васильевского Менология, который стал родоначальником византийского Синаксаря и прототипом славянского Пролога.

Если принять предположение о том, что Многоглав восходит в своей основе к сочинениям Евсевия Кесарийского (260/265 - 338/339), то связь этого сборника с раннехристианской традиций станет более чем вероятной. Таким образом, первоначальная основа Многоглава вполне может восходить к тем временам, когда собрания на гробах святых мучеников и чтение там кратких текстов мучений могли предшествовать церковной службе. Именно эту ситуацию имел в виду М. С. Скабалланович, когда говорил о различении понятий пролог (вступительное к богослужению чтение) и синаксарь (чтение на торжественном собрании).

Если собрание на гробе мученика действительно предшествовало церковной службе, то краткий текст мучения, читаемый на гробе, мог восприниматься в качестве своеобразного введения к церковной службе. В этом случае краткое мучение вполне могло быть обозначено как термином  'вступление, предисловие', так и сочетанием'  'предшествующее (доел. предлежащее) сказание' (хотя

¹⁸ Многоглав может лежать в основе славянской домакариевской Минеи четьей, которая отражает дометафрастовскую житийную редакцию, см.: [47. С. 57 - 87].

стр. 15

реально засвидетельствовано лишь последнее). Оба названия могли быть синонимичными. О правдоподобности этого теоретического предположения говорит тот факт, что греческим термином  обозначалась также литургия оглашенных - первая часть церковной службы [48. С. 186] (восходящая своими корнями к иудейскому синагогальному собранию), которая воспринималась как своего рода вступление к последующей литургии верных, на которую оглашенные уже не допускались.

Предполагаемая синонимия распространялась также на обозначения прокимна, т.е. краткого литургического текста, который представляет собой стих из Псалтыри и поется во время церковной службы перед чтением из Ветхого или Нового Завета. Прокимен мог называться двумя греческими терминами - 

Такая синонимия не должна удивлять, поскольку прокимен действительно является своеобразным литургическим вступлением (введением) к последующему чтению из Священного Писания. Интересно, что синонимия указанных греческих терминов в значении 'прокимен (псалтырный стих)' засвидетельствована славянскими текстами. Так, слово  hapax legomenon глаголического Синайского требника XI в. (л. 5а 13), употреблен в смысле 'прокимен' [49. С. 522], хотя в иных местах та же рукопись использует более привычное обозначение  Причем это не единственный случай, когда синонимия греческих литургических терминов отражается в славянских рукописях, ср. слово  (от греч.  'просфора; досл. приношение'), дважды употребленное в кириллической Супрасльской рукописи XI в. в соответствии с греч.  'благословение; просфора' [49. С. 525].

Казалось бы, синонимия греческих терминов   в значениях 'краткий текст мучения' и 'прокимен (псалтырный стих)' дает нам ключ к объяснению происхождения славянского названия Пролога. Стоит только предположить, что славянским книжникам был известен греческий термин  в его архаичном значении 'краткий текст мучения', и отсюда будет уже рукой подать до искомой семантики календарный сборник кратких житии, которая в точности соответствует смыслу славянского названия Пролога. Однако, к сожалению, сделать этого нельзя по следующим причинам. Во-первых, термин  в значении 'краткий текст мучения реально, кажется, не зафиксирован. Он может лишь предполагаться как возможный синоним к действительно засвидетельствованному обозначению  'краткое (проложное) сказание', которое, в свою очередь, проливает свет на происхождение архаичного названия Многоглава -  Во- вторых, если даже предположить, что славянское название Пролога восходит к гипотетическому  'краткий текст мучения', то непонятно, почему наряду с ним не возник калькирующий славянский термин, которого мы вправе ожидать.

Чтобы продвинуться дальше, нужно четко отделить факты от предположений, в том числе вполне правдоподобных. Какими же реальными фактами мы располагаем? Можно с уверенностью утверждать, что славянским книжникам была известна синонимичность греческих терминов  в значении 'прокимен (псалтырный стих)'. Однако в отношении семантики 'краткий текст мучения', того же самого сказать нельзя. Если даже греч.  в значении 'краткий текст мучения' действительно существовало (а доказательств этому у нас нет), то оно могло функционировать лишь в очень раннее время и неминуемо должно было выйти из употребления после того, как собрания на гробах мучеников перестали практиковаться, а краткие тексты мучений были внесены в церковную службу. Одновременно должно было произойти переосмысление сочетания  ' предшествующая книга (т.е. книга чтений, предшествующих церковной службе)', которое после указанной литургической реформы должно было толковаться по-новому как 'наличная книга (чередных чтений)' ¹⁹ . Данная реинтерпретация была возможна потому, что ис-

¹⁹ Это новое значение и было уловлено В. П. Виноградовым.

стр. 16

ходный греческий глагол  означал одновременно и 'предшествовать', и 'быть в наличии' [50. С. 1386].

Мы имеем хорошо засвидетельствованный термин  который некогда употреблялся для обозначения Многоглава - дометафрастовского календарного сборника кратких мучений. Поскольку Менологий Василия II, основанный на Многоглаве, тоже был календарным сборником кратких житий преимущественно мучеников, указанное греческое сочетание вполне могло относиться и к нему. Иными словами, название  было, вероятно, родовым и применялось для обозначения разновидностей византийского календарного сборника кратких житий (мучеников). В связи с этим славянское название Пролога следует считать не греческим заимствованием, как считалось до сих пор, а славянским словом - калькой указанного греческого сочетания, поскольку по своему морфологическому строению лексема  точно соответствует внутренней форме греческого образца  а их семантика оказывается абсолютно идентичной. Более того, слав.  не менее точно соответствует греческому термину  'краткое (проложное) сказание', чем и объясняется тот факт, что славянское слово обозначает одновременно и краткое (проложное) житие, и весь сборник подобных житийных текстов ²⁰ .

Греческий префикс  действительно мог передаваться при помощи славянской приставки  ср. (далее приводятся лишь славянские лексемы, имеющие однозначные греческие соответствия ²¹ ):  ' провожать/сопровождать',  'предсказать',   'прозорливый',  'провидение; забота, попечение',  'вступление; начало',   'пророчествовать, прорицать',  'пророчество',   'предугадывать, провидеть',  'распускаться, выпускать почки'. Формант  является вторичным вариантом корня  представленного в  'лежать'  'то же') и  'лечь', ср. этимологию русск. лог 'долина, овраг' и однокоренных приставочных образований [51. С. 248 - 250], а также соответствие слав.  [49. С. 472]. Иными словами, по своей морфологической структуре и словообразовательному типу слав.  является полной аналогией лексеме  представляющей собой кальку с греч.  (от глагола  'предсказать').

Сами славянские книжники, видимо, воспринимали название Пролога именно как славянское образование. Об этом может говорить появление (в XV в.) альтернативного варианта  с иной славянской приставкой [21. С. 69, сноска 67], что, несомненно, объясняется вторичной ассоциацией наименования сборника с лексемой  'прибавление, добавление; пример, образец' [41. Т. 19. С. 204; 44. Т. 2. Ч. 2. С. 1423]. Таким образом, славянские книжники позднего средневековья воспринимали Пролог в качестве дополнительной (необязательной за богослужением) книги либо сборника, содержащего в себе примеры для подражания. Обе интерпретации в равной степени вероятны.

Можно утверждать, что слав.  как название богослужебного сборника является не собственно славянским образованием, а искусственной (книжной) калькой. Об этом однозначно свидетельствует тот факт, что потенциальная производящая основа  фиксируется в русско- церковнославянском языке очень поздно ²⁰ Кстати, оба значения присущи также греческим терминам  (см.: [48. С. 151, 204 - 205]).

²¹ По данным словаря [49].

стр. 17

- лишь с XVI в. [41. Т. 20. С. 158], в то время как Пролог и его славянское название реально зафиксированы с конца XII - начала ХIП в., а их происхождение относится ко времени до начала XII в.

В XII-XIII вв. старый греческий термин  обозначавший Многоглав и иные календарные сборники кратких текстов мучений, был вытеснен новым названием  что отразилось и в славянской традиции - лексема  в значении 'сборник кратких повествований о житиях святых' фиксируется начиная с Устюжской кормчей конца XIII (?) - начала XIV в. [41. Т. 24. С. 148; 44. Т. 3. Ч. 1. С.355].

Как название краткого жития и целого богослужебного сборника слав.  лишь по случайному созвучию напоминает греч.  поэтому его следует решительно отделить от греческих заимствований последнего  'прокимен (псалтырный стих)' (Синайский требник, XI в.) и  'предисловие'(начиная с XIII-XIV вв.). Иными словами, у нас есть две формально похожие, но этимологически и семантически различные лексемы, которые следует считать омонимами: 1) греческая калька  'Пролог (название книги); краткое (проложное) житие или сказание', происходящая от греческих выражений  и   2) греческие заимствования  'прокимен' и  'предисловие', восходящие ко греч. 

Теперь можно высказать некоторые соображения о месте и времени возникновения славянского названия Пролога. Переводчики византийского памятника предпочли метод калькирования потому, что не считали для себя приемлемым заимствование греческого литургического термина в его оригинальном виде. Мне кажется, что во время создания славянского перевода византийского Синаксаря (до начала XII в.) такой взгляд на вещи был более естественным в Древней Руси, чем на славянских Балканах, где греческий язык был на слуху, а византийская книжная культура (и соответствующая терминология) была лучше известна. Если это действительно так, то славянское название Пролога может использоваться в качестве дополнительного (девятого) аргумента в пользу гипотезы о восточнославянском переводе византийского Синаксаря. Кстати, высказанное выше соображение хорошо согласуется с тем фактом, что слав.  как название богослужебной книги употреблялось преимущественно (но не исключительно, как иногда утверждается) в Восточной Славии.

Подведем итог. Византийский прототип Пролога был создан, вероятно, на основе Многоглава - дометафрастовского календарного сборника, который содержал в себе краткие жития святых мучеников и восходил своими корнями к первым векам христианства. После IV в. (точное время определить вряд ли возможно) данный сборник приобретает название  'досл. предлежащая книга' в смысле 'книга чтений, предшествующих церковной службе'. Это наименование было обусловлено тем, что памятник содержал краткие мученические акты, публичное чтение которых происходило на местах мучений святых, предшествуя церковной службе. После отмены специальных собраний на гробах святых мучеников и внесения текстов их мучений в церковную службу название книги было переосмыслено и толковалось уже как 'наличная книга (чередных чтений)'. После возникновения нескольких разновидностей данного памятника (Многоглав, Менологий Василия II и др.) название функционировало как родовое, приложимое к каждой из них, но в дальнейшем подверглось новым трансформациям и переосмыслениям. К моменту перевода Менология Василия II в редакции Ильи и Константина Мокисийского на славянский язык (до начала XII в.) родовое название   перешло в славянскую традицию в форме книжной кальки  которая впоследствии также не избежала переосмыслений. Все вторичные реинтерпретации, происходившие как на греческой, так и на славянской почве, объясняются тем, что книжникам была уже непонятна внутренняя форма названия,

стр. 18

возникшего еще в первые века христианства и объяснимого лишь в контексте соответствующих литургических реалий. В ХП - ХШ вв. на византийский прототип Пролога начинает распространяться многозначный греческий термин Синаксарь, который быстро вытеснил старое византийское наименование памятника и проник в славянскую традицию.

Итак, происхождение славянского названия Пролога действительно долгое время было окутано пеленой недоразумения, но виноваты в этом не средневековые славянские книжники, как было принято считать, а ограниченность наших собственных представлений об истории византийских литургических книг.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бубнов Н. Д. Славяно-русские прологи // Методическое пособие по описанию славянорусских рукописей для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР. М., 1973. Вып. 1; Поп-Атанасов Г. Речник на старата македонска литература. CKonje, 1989.

2. Фет Е. А. Пролог // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. 1 (XI - первая половина XIV в.).

3.  

4. Иванова К. Пролог // Старобългарска литература: Енциклопедичен речник. София, 1992.

5. Владимирский Н. Несколько слов о Прологе, памятнике древнерусской письменности, и несколько литературных вопросов из древнейшей эпохи нашего просвещения // Известия и ученые записки имп. Казанского университета. 1875. N 5 (сентябрь-октябрь).

6. Сперанский М. Н. История древней русской литературы: Пособие к лекциям в университете и на высших женских курсах в Москве. М., 1914.

7. Жуковская Л. П. Текстологическое и лингвистическое исследование Пролога (избранные византийские, русские и инославянские статьи) // Славянское языкознание: IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 г. Доклады советской делегации. М., 1983.

8. Сергий (Спасский), архиепископ. Полный месяцеслов Востока. М., 1997. Т. 1: Восточная агиология, [перепечатка второго исправленного и дополненного издания 1901 г.].

9. Кекелидзе К. Симеон Метафраст по грузинским источникам // Труды Киевской духовной академии. 1910. N 2 (февраль).

10. Васильевский В. Г. Синодальний кодекс Метафраста // Журнал Министерства народного просвещения. 1897. Ч. 311, июнь.

11. Migne J.P. Patrologiae cursus sompletus. Series graeca. Parisiis, 1857 - 1903.

12. Кекелидзе К. Иоанн Ксифилин, продолжатель Симеона Метафраста // Христианский Восток: Серия, посвященная изучению христианской культуры народов Азии и Африки, СПб., 1912. Т. 1. Вып. 3.

13. Васильевский В. Г. О жизни и трудах Симеона Метафраста // Журнал Министерства народного просвещения. 1880. Ч. 212. декабрь.

14. Петров Н. П. О происхождении и составе славяно-русского печатного Пролога (иноземные источники ) // Труды Киевской духовной академии. 1875.

15. Большая советская энциклопедия. Издание 3-е. М., 1976. Т. 23.

16. Иванова К. Метафрастова житийна редакция // Старобългарска литература: Енциклопедичен речник. София, 1992.

17. Николова С. Симеон Логотет // Старобългарска литература: Енциклопедичен речник. София, 1992.

18. Васильевский В. Г. Хроника Логофета на славянском и греческом // Византийский временник. СПб., 1895. Т. 2.

19. Каждан А. П. Хроника Симеона Логофета //Византийский временник. М., 1959. Т. 15.

20. Кенанов Д. Метафрастика: Симеон Метафраст и православната славянска агиография. Велико Търново, 1997.

21. Давыдова С. А. Византийский Синаксарь и его судьба на Руси //Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1999. Т. 51.

стр. 19

22. Жуковская Л. П. Двести списков XIV - XVII вв. небольшой статьи как лингвистический и исторический источник (Статья Пролога о построении церкви во имя Георгия Ярославом Мудрым) // Исторические традиции духовной культуры народов СССР и современность: Сборник научных трудов. Киев, 1987.

23. Голубинский Е. Е. История русской церкви. Издание 2-е, испр. и доп. М., 1901. Т. 1: Период первый, киевский или домонгольский. Ч. 1.

24. Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР: XI-XIII вв. М., 1984.

25. Столярова Л. В. Древнерусские надписи XI-XIV веков на пергаменных кодексах. М., 1998.

26. Белоброва О. А. Антоний // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л" 1987. Вып. 1. (XI - первая половина XIV в.).

27. Сперанский М. Н. К истории взаимоотношений русской и югославянских литератур (русские памятники на юге славянства) // Известия Отделения русского языка и словесности Российской академии наук. Пг., 1923. Т. 26 за 1921 г.

28. Давыдова С. А., Черторицкая Т. В. К истории синаксаря // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1993. Т. 47.

29. Давыдова С. А. Славяно-русский Пролог и церковный Устав // Русь и южные славяне:

Сборник статей к 100-летию со дня рождения В. А. Мошина (1894 - 1987). СПб., 1998.

30. Сперанский М. Н. Славянская метафрастовая Минея четья // Известия Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук. 1904. Т. 9. Вып. 4.

31. Кенанов Д. Евтимиева метафрастика: Път и мисия във времето. Пловдив; Велико Търново, 1999.

32. Турилов А. А. После Климента и Наума (славянская письменность на территории Охридской архиепископии в Х - первой половине XIII в.) // Флоря Б. Н., Турилов А. А., Иванов С. А. Судьбы кирилло-мефодиевской традиции после Кирилла и Мефодия. СПб., 2000.

33. Желязкова В. Общая характеристика лексического состава Софийского пролога конца XII -начала XIII в. // Palaeobulgarica. 1998. N 4.

34. Павлова Р. Жития русских святых в южнославянских рукописях XIII-XIV вв. // Славянска филология. София, 1993. Т. 21: Доклади и статии за XI Международен конгресс на славистите.

35. Конески Б. За Станиславовиот пролог // Прилози на Македонската академща на науките и уметностите. Одделение за лингвистика и литературна наука. 1977. Т. 2. N 1 - 2. (польский перевод статьи: Koneski В. О prologu Stanistawa (mac. Stanislavoviot pro-log) // Studia linguistica Polono-Jugoslavica: Historia jezyka, dialektologia, onomastyka, gramatyka. Wroclaw etc., 1980. Т. 1).

36. Темчин С. Ю. Типы православного славянского богослужения в XI-XIII веках в связи со структурными разновидностями служебного Евангелия и иных литургических книг // Slavia. Praha, 1999. Т. 68. N 2.

37. Темчин С. Ю. Что представляла собой первая славянская книга, переведенная с греческого Кириллом и Мефодием // Byzantinoslavica. 1999. Т. 60. N 1.

38. Темчин С. Ю. Состав дневных евангельских чтений в церковнославянских списках литургических книг // Slavistica Vilnensis 1999 (Kalbotyra 48 (2)).

39. Пентковский А. М. Студийско-Алексеевский Устав в богослужебной традиции Древней Руси (по рукописям, происходящим из церковных собраний) // Рукописные собрания церковного происхождения в библиотеках и музеях России: Сборник докладов в конференции 17 - 21 ноября 1998 года. М., 1999.

40. Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. Минологий Константина митрополита Мокийского // Записки имп. Академии наук. 1864. Т. 6. Вып. 1.

41. Словарь русского языка XI-XVII вв. Москва, 1975. Вып. 1.

42. Slovnflc jazyka staroslovenskeho, Praha, 1982. Т. З.

43. Franklin S. Greek in Kievan Rus' // Homo Byzantinus: Papers in Honor of Alexander Kazhdan. Dumbarton Oaks, 1992 (Dumbarton Oaks Papers, nr. 46).

44. Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка, репринтное издание [1912 г.]. М., 1989.

стр. 20

45. Скабалланович М. С. Толковый типикон: Объяснительное изложение Типикона с историческим введением. М., 1995 [перепечатка киевского издания 1910 - 1915 гг.].

46. Виноградов В. П. Уставные чтения (Проповедь книги): Историко- гомилетическое исследование. Сергиев Посад, 1914. Вып. 1: Уставная регламентация чтений в греческой церкви.

47. Сперанский М. Н. Сентябрьская Минея четья домакарьевского состава // Известия Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук. СПб., 1896, Т. 1. Вып. 2;

Сперанский М. Н. Октябрьская Минея четья домакарьевского состава // Известия Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук. СПб., 1901. Т. 4. Вып. 1.

48.  

49. Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков). М., 1994.

50. Дворецкий И. Х. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958. Т. 2.

51. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Издание 2-е. М., 1986. Т. 2. С. 509;

Этимологический словарь славянских языков. М., 1988. Вып. 15. С. 248 - 250.

Постоянный адрес данной публикации: