Libmonster ID: BY-1230

N 41. 26 августа. Лидо

...Я вчера получил твою телеграмму: очевидно, одно или два моих письма блуждают между (неразборчиво) и Берлином. Я веду здесь чисто растительную жизнь, ежедневно купаюсь, кроме газет и романов ничего не читаю (да и то английских исключительно) и отупел за это время чрезвычайно. Говорят, что для поправки как раз хорошо. Из благих моих намерений писать брошюры тоже еще не много выходит толку, да я, впрочем, не особенно себя к этому приневоливаю. День уходит неизвестно куда и как. С утра жарюсь на солнце до 10 - 10 1/2, когда лезем с девочками в море. Потом опять на солнце. А тут глядишь - завтрак, после которого опять на берегу, так день за днем и проходит. Народищу здесь полным-полно, но не так чопорно, как в том Excelsior'е, где мы с тобой жили, главным образом потому, что место купальное и благодаря этому и в отношении костюма и в отношении еды большей либерализм. Но публика исключительно противная: американцы, англичане и очень много противных немцев, из числа, очевидно, разбогатевших, держатся перед американцами и англичанами с подобострастием. Ни одной человеческой физиономии, и за 2 с лишним недели, что тут живем, не познакомились абсолютно ни с кем, если не считать моего визита на близлежащий островок к... армянским монахам. Оказывается, армянская конгрегация в 15 - 20 душ владеет островом, монастырем с картинной галереей, библиотекой и музеем и с большими земельными угодьями, - еще недавно считали себя в турецком подданстве, но теперь ведь в Турции армян не осталось и, естественно, возникает идея единения с единственно существующим на свете армянским государством - с советской Арменией. Тут, понятно, примазывается Ватикан, но, я думаю, от него можно будет потребовать автономии для этих армян, благо сейчас в Москве начались какие-то переговоры. Полдня был в этом монастыре. Там жил когда-то и Байрон...

N 42. 7 сентября. Рим

...Вчера утром я выехал в Милан по делу, приехал туда в 3 часа и весь день до 8.45 там разговаривал с разными людьми, а в 8.45 выехал в Рим, куда и приехал сегодня в 8 1/2 утра. Сижу сейчас на том самом вокзале, с которого мы с тобой уезжали. Вот тут я вылез из своего ауто, а Тамарушка за мной следом, и сундуки помню как таскали, и все точно вчера было...


Окончание. См. Вопросы истории, 2005, N 10.

стр. 71


Еще только 9 часов утра, багаж я свой оставил в "bagaggio almano", сапоги вычистил у входа на вокзал, а потом спросил себе кофе и пишу это письмо. А к послу (полпреду сиречь) ехать еще рано - он спит, вероятно, до 10. Значит, я свободен совершенно, и никуда мне не надо идти или торопиться, и ни о чем еще не думаю, кроме Тамарушки и Татарушки...

Я очень вас, родные мои, люблю, а сейчас особенно ярко это чувствую, и жаль мне, что вас нет сейчас со мной, жаль, что мы где-нибудь не вместе и что в купе вы только мысленно со мной были, я думал о вас все время...

...Миленький мой, если какая-нибудь есть возможность, дождись меня в Берлине. Мне надо с тобой увидеться и поговорить до твоего отъезда в Питер. А я надеюсь в Берлине быть к 15-му...

Целую и обнимаю тебя крепко, как и люблю. И симпатичненького за меня поцелуй...

Твой Татарин.

N 43. 28 декабря. Париж

...Сегодня ты телеграфируешь, что нет от меня писем, а между тем я послал тебе уже два письма из Парижа. Правда, одно из писем я не сам бросил в почтовый ящик, а дал одному из коллег и, чего доброго, оно могло застрять у него в кармане. Сам я здесь в положении полуосадном, не только потому, что занят с утра до ночи, но и по причине опеки со стороны товарищей и коллег, которые буквально не дают мне выходить на улицу, опасаясь всяких худых инцидентов. Я обычно удираю все-таки на автомобиле, но в общем по городу хоть не ходи: узнают и глазеют, а это очень стесняет. На днях тут перед нашими воротами задержали какую-то полусумасшедшую женщину, с револьвером, признавшуюся в намерении меня подстрелить, но, кажется, она действовала без сообщников. Впрочем, озлобление в белогвардейских кругах настолько велико, что не удивительно, если обнаружатся и более обстоятельные предприятия в том же роде. Я лично смотрю на все это с точки зрения фаталистической, чему суждено быть, того все равно не минуешь, а уберечься в этих условиях все равно нельзя. Если веду сейчас жизнь вроде ватиканского затворника, то только потому, что по новости дела не хватает времени даже на еду и прочее, но каждый день выхожу из своего кабинета в довольно хороший сад и делаю несколько кругов (каждый круг имеет 171 шаг или около 57 сажен). Это довольно сильно напоминает тюремные прогулки. Здание громадное, передано нам было в состоянии мерзости и запустения, и мы сейчас, подобно колонистам в первобытном тропическом лесу, отвоевываем у этой заваленной старой мебелью, рваной бумагой и пр. пустыни шаг за шагом одну комнату за другой. Персонал еще далеко не весь прибыл, ничего нет, прислуга ничего не умеет (рекомендована, конечно, компетентным надежным управделами) и пр. К этому присоединяются внешние затруднения: вся правая часть прессы и палаты используют наш приезд как сигнал нападения на признавшего Советы Эррио1 , а правит[ельство] последнего в свою очередь, чтобы успокоить напуганных буржуа и показать самих себя благонадежными, берет круто вправо. Английский консервативный кабинет посылает по Европе Чемберлена2 - организовать еще раз единый фронт против нас, и, конечно, английские деньги не без участия в делании той плохой погоды, которая тут сейчас разразилась.

Ну вот, миленький мой, это тебе пока о здешних делах. А теперь, родное мое, дайте мне вас поцеловать и сладчайшего моего ребеночка-партийца. Писем твоих я здесь получил два: судя по конверту, приходят из Ленинграда на 6-й день, это нормально.

Ласковый мой Аленушкин3 целует своего папу, как бы я хотел его тоже поцеловать. К 1 января я не успею вернуться, все тут идет медленнее, чем я полагал, и даже одно знакомство с официальными особами потребует еще несколько недель. Приеду я, вероятно, не раньше половины января, если не случится чего-либо экстраординарного. Мне кажется, что я вас уже полгода не видал, по крайней мере. Ходит мой родной, бегает, а как его ноженьки,

стр. 72


ты мне не пишешь. Носит ли он сапоги свои кожаные или нет? Свободно ли вполне ходит или все еще утыкается на трудных местах. Очень его и вас люблю и очень рад, что вы у меня есть.

1. Эррио Э. (1872 - 1957) - лидер партии радикалов, премьер-министр Франции в 1924 - 1926, 1932 годах.

2. Чемберлен О. (1863 - 1937) - министр иностранных дел Великобритании в 1924 - 1929 гг., консерватор.

3. После смерти В. И. Ленина Красин стал называть младшую дочь Тамару Леной.

N 44. Декабрь (без даты). Париж

Спасибо тебе за письма, я очень им рад и они мне позволяют совсем ясно и близко представить и тебя и маленького...

Родные мои и миленькие, я очень часто и очень нежно о вас думаю, вспоминаю вас постоянно и бываю у вас в гостях, хожу мысленно по всей квартире... Беру Аленушку на руки, а он ко мне доверчиво и аппетитно притуляется и рученькой бьет меня по щеке.

В сутолоке повседневной моей работы мысли о вас... греют и бодрят в одно и то же время. Положение здесь очень трудное. Работы... фактически чрезмерно много, у меня попросту болят и утомляются глаза от чтения бесчисленных газет, писем, отчетов. Людей не хватает, положиться даже в пустячках не на кого, а много вещей таких, которых никому нельзя передоверить, к тому же у меня память зрительная, и я со слуха не могу так хорошо вещи усваивать, как со взгляда...

N 45. 21 декабря 1

Миленький мой, дорогой и золотой!

Я тебе пишу в день твоего рождения, в воскресенье, а телеграмму дал Гринфельду2 сдать вечером вчера, ибо сегодня в праздник все отделения здесь закрыты, на главный же мне не попасть: я ведь тут как затворник живу. Я очень много о вас, милые мои, думаю и сегодня как проснулся думал тоже, старался себе представить, будто к вам приехал, иду по лестнице с чемоданом, калоши от снегу скользят по ступенькам, тяжеловато немножко, но вот уже N 35, а вот и последние два марша лестницы и уже видится слева белая кнопочка. Сейчас позвоню и в коридоре встречу Тамарушку-красавушку в черном бархатном платье... Ну затем, снявши шубу и шапку и обогревшись малость, вхожу и за загородочкой вижу в красненьком Аленушку, волченыша моего родного. Только он у вас сейчас, пожалуй, о загородке-то и думать забыл, если мама про него пишет, что он тысячу верст по квартире выбегивает. Миленькие мои и родные, мне очень бывает по вас скучно, и я помню вас всегда и очень к вам хорошо отношусь. А вы? Сердитесь на меня или нет? Не сердитеся, я люблю вас очень, а только замучен я и заезжен работой, работой и всякими должностями и обязанностями за шестерых. Сейчас особенно. Ничто-то тут не устроено, люди все никудышные, ни ступить, ни плюнуть не умеют, самому надо чуть не конверты заклеивать. Где не доглядел, смотришь какая-нибудь ерунда или недоразумение уже и выходит. Многое уже упорядочилось за эти две недели, но предстоит еще громадная работа. Раньше 12 - 15 января едва ли смогу выехать, да и здесь это будет нехорошо истолковано, надо некоторый минимум времени тут просидеть, иначе это будет носить характер не то отозвания, не то бегства.

Родное мое, посылаю этот лист, чтобы не задерживать письма. Крепко тебя целую и обнимаю, мое солнышко... и младчего тут же. Кланяйся от меня Лебедевым3 .

Твой Татарин.

...Я всегда и постоянно о тебе думаю, если даже и не часто пишу в этой сутолоке. В сущности я ведь и один никогда не остаюсь, и вот сейчас уже 12 ночи, а я все-таки еще не уверен, не придет ли "на огонек" кто-нибудь из (неразб.) поговорить о том или ином нерешенном деле или только что подученной телеграмме. И вспоминаю всегда о вас, миленькие, особенно когда

стр. 73


засыпаю и просыпаюсь, - все, как мы жили вместе, и как в купе ехали, и солнышко мое милое вспоминаю с ножками косолапенькими, и как он сороку-ворону сказывает, и "за ушко да на солнышко"!

Пиши мне, родное мое, и о себе и о нем. Прежде всего, как твое здоровье ...И о Младчем тоже пиши...

1. Назначение Красина полпредом СССР во Франции состоялось 30 октября 1924 года.

2. Л. М. Гринфельд - сотрудник торгпредства СССР в Париже.

3. С. Д. Лебедева и ее муж - художник В. В. Лебедев.

N 46. 31 декабря. Париж.

...Не мог дописать письма, закрутило всякими делами и неотложными приемами, визитами и пр., и я опять на несколько дней опоздал отправить письмо. Лучше уж буду писать по несколько строчек, но чаще.

Сейчас я тебе пишу, милое мое сердце, под самый под новый год. У нас хоть и хаос, но решили все наши советские встречать, как ни попало, и мне надо сейчас идти и говорить им всем приветственную речь. А я два часа назад, когда у тебя там было ровно 12, думал о Тамарушке и об Аленушке и сейчас мысленно вас обнимаю и целую. Ничего плохого не будет ни мне, ни тебе оттого, что мы не вместе встретили Новый год, не думай об этом, я уж знаю. Я соскучился очень по тебе и очень тебя бы хотел иметь рядом со мной... и посидеть бы с тобой близко совсем, и приласкать. Твой Татарин.

1925 год

N 47. 11 января. Париж

Миленький мой, золотой и дорогой! Я выеду отсюда, вероятно, 20 января и с однодневной остановкой в Берлине проеду в Москву, где буду, очевидно, 25 - 26 января. Сейчас же позвоню тебе.

Жалко мне тебя, миленький, особенно, что болеешь и что с ребеночком так трудно тебе физически, и Питер вконец тебе разонравился...

Ну, вот приеду, повидаемся, поговорим обо всем. Я еще не уверен, вернусь ли сюда: есть ряд условий, которые придется поставить, а без них трудно здесь что-либо сделать. Если не примут, пусть посылают кого ходят, а я останусь работать в Москве, где без меня опять многое пошло (во Внешторге) вкривь и вкось.

Пока до свидания, родное мое: пришли уж по мою душу, а я не хочу письма задерживать.

Крепко целую тебя, моего миленького... и малого моего малыша родного, любимого товарища моего и партийца. Вот. Твой Татарин.

N 48. Среда, 14 февраля

Миленький мой, дорогой и золотой. Я только что приехал в Москву... Вспоминаю тебя при всяком случае.

Москва меня встретила даже с ненужной помпой, вплоть до почетного караула на вокзале и музыки. Пишу тебе об этом специально только, чтобы представить себе твою хитренькую улыбочку и услышать мысленно, как ты ехидно говоришь: "А тебе это нравится".

Милый мой ребеночек, мне эта шумиха вовсе не нравится, но в Москву все же приятно попасть и приятно видеть опять этих головотяпчиков.

Сейчас должен кончить писать, ибо меня обступают со всех сторон.

Целую тебя крепко, мое золотко. И Татарченочка тоже целую. ТВОЙ.

N 49. 6 апреля. Париж 1

...Когда не работаю, всегда думаю о тебе. И если бываю, например, в синема, всегда думаю "а что бы Тамарушкин сказал" по поводу того или другого. И вообще, ходя по Парижу, стараюсь часто угадывать, что бы ты думал или говорил в данном месте.

стр. 74


Бываю, впрочем, мало где, кроме синема (1 раз в неделю-полторы). Раза два был в театре - т.е., собственно, в revue: ничего нет не то что интересного, но даже сколько-нибудь занимательного. Правда, в Moulen rouge (которое теперь изменило свой характер и имеет примерно тот же репертуар, как Admira Palast), костюмы и постановка очень "богатые", но рутина и безвкусица полные. Только недавно в одном таком ревю видел испанку одну совершенно замечательную и очень жалел, что тебя со мной не было: молодая еще артистка, выходит всегда одетая в какой-либо испанский, и притом повседневно испанский, не бутафорский костюм, например, бедной швейки или провинциальной крестьянки, или девушки из Пиренеев, приехавшей на заработки в город, и совершенно замечательно поет небольшие песенки и притом играет мимикой, жестами, глазами так, что не зная языка понимаешь смысл песни. После Комиссаржевской2 я не видел такого таланта мимики и выразительности жеста. Жалко, у ней не очень большой голос, но талант совершенно замечательный.

В общем же в театре здесь пустыня.

Живу я, вообще говоря, очень скучно. Только в последние дни, ввиду частичного кризиса и возможного падения министерства, стоячее болото всколыхнулось и есть налицо оживление, а стало быть, и мне несколько придется подтянуться. Похоже, что уже в близком будущем Эррио уйдет, и тогда много будет новой работы. Это плохо тем, что пока привязывает меня к Парижу, а мне уж очень хотелось бы поехать в М[оскву].

...А работаешь ли ты в тресте и утвержден ли в звании директора правления?3

Целую крепко. Младчего погладь по головушке. Вот.

1. Красин вернулся в Париж в начале марта 1925 года.

2. Комиссаржевская В. Ф. (1864 - 1910) - русская актриса.

3. Жена Красина в то время стала работать зам. нач. отдела НКВТ - Союзпромэкспорта, занимавшегося экспортом изделий художественных промыслов.

N 50. 11 апреля. Париж

Миленький мой, золотой и дорогой!

Получил твою записочку и большую фотографию симпатичнейшего моего родного ребеночка и Татарчи! Очень интересный, даже просто писаный... красавчик и кокет, только немного грустный и очень уж какой-то взрослый он, надеюсь, что только на карточке. Спасибо, родной мой, если будут еще с него снимки, присылай, а то ведь он быстро растет и я его не вижу.

Родное мое, пишу тебе письмо это с оказией и потому несколько свободнее себя чувствую, чем когда по почте... Я очень по тебе стосковался и соскучился... вспоминаю разные случаи, в Таормине, Сан-Ремо, да и в Москве, и в Питере...

Мне очень было приятно, радостно читать на этом обрывке конверта, что привез мне Штернб.1 , "мы здоровы и довольны, хорошо отношусь очень, страшно много работаю". Миленький мой, родной и хороший, будь ты здоровой, и чувствуй себя, пожалуйста, хорошо, и бодрым будь, мое милое, родное дитятко, и в особенности работай с радостью и удовлетворением. Я буду тогда себя тоже лучше чувствовать, а то и беспокоился за тебя, и мучился, и грустил очень. Ты не пишешь, когда переезжаешь в М[оскву], а я Ш[тернберга] видел очень мельком и так обрадовался и письму и карточке, что не успел его спросить, где именно он тебя видел и как ты и девочка выглядели. А сейчас он гоняет по Парижу, и я еще не знаю, когда его увижу. Поэтому пошлю это письмо Соничке, она уж тебе передаст или перешлет...

Ну, родное мое, у нас со вчерашнего дня "кризис". Эррио пал, и мы ждем с часа на час назначения нового министерства. Наше положение будет, вероятно, потруднее, но и сейчас оно неважно, ибо агония м[инистерст]ва приводила к тому, что ни по какому делу ничего определенного нельзя было добиться, все думали на тему "быть или не быть", а когда в доме пожар, то о цвете обоев уже мало разговаривают. Кабинет Эррио закончил свои дни до-

стр. 75


вольно позорно. Уступал и уступал во имя "единения", сдал все позиции, растоптал и оплевал все, чему поклонялся, и, получив пинок в Сенате, вылетел, вместо того, чтобы послать всех этих старичков ко всем чертям и вести с ними борьбу всерьез. Разница с Керенским лишь та, что тут нет Ленина, который всю эту компанию мог бы взять за шиворот. Кто будет формировать новый кабинет, еще неизвестно, но, вероятно, мин. индел будет Бриан2 , это старая и хитрейшая лиса, и ухо с ним придется держать востро. Первый месяц, а то и полтора будут новые министры входить в дело. Я все же надеюсь, что именно благодаря этой смене мне удастся скорее попасть в М[оскву], чтобы личным докладом ознакомить о создавшемся положении. Так, около начала мая, надеюсь, хотя и нельзя оказать определенно, потому что все зависит от того, скоро ли новое м[инистерст]во доберется до русского вопроса. У них своих забот по горло. Финансовое положение настолько скверно, что нечем жалованье платить чиновникам. Буржуазия же и крестьяне о налогах и слышать не хотят, и больше всего их пугает даже не налог, а необходимость объявить свое состояние.

Ну, как же вы живете, родные мои, пришлите мне план или рисунок жилища вашего, и как симпатичнейший и кокосовоголовый устроился, и как ты с ним насчет прислуги, еды и всего прочего устроился?

Лапу его желаю иметь, обрисуй ее на листе бумаги карандашом по натуре и пришли мне. И как он поживает вообще, сильно ли вырос, много ли, что именно и как разговаривает... ходит ли гулять и пр. и пр. Все это мне очень нужно и интересно знать. И про вас самих, миленький, пишите. Какая ваша работа, что и как у вас в предприятии, будете ли часто, куда и как ездить, с кем видаетесь и все вообще про вас... Ходите ли в театры, в какие?..

Целую тебя, и уважаю тебя, и люблю очень крепко и нежно. Твой Татарин.

Сладчайшего поцелуй от меня, и погладь по головушке, и скажи, что это его папа гладит. Соничку и ее лапсанов тоже за меня поцелуй.

1. Штернберг - сотрудник торгпредства СССР в Париже.

2. Бриан А. (1862 - 1932) - неоднократно в 1909 - 1931 гг. премьер-министр и министр иностранных дел Франции. В 1920-е годы проводил антисоветскую политику.

N 51. 19 - 20 апреля. Париж

...Я получил твое ласковое письмо, очень ему обрадовался, как-то себе живо представил и тебя и Татарушку, родную мою. Миленькие вы мои, миленькие. Очень вас люблю и очень нежно про вас думаю, всегда так. Соничка тоже мне хорошее написала письмо.

Ну, дела наши сдвигаются, кажется, с мертвой точки. Новый кабинет, вероятно, будет означать сдвиг и в наших вопросах. Если это оправдается, то, пожалуй, в половине мая попаду к вам, любимые мои, дорогие мои девченчики! Очень я соскучился и очень вас видеть хочу...

Я просидел все праздники дома, никуда не уезжал, потому что ждал все разных событий в связи с кризисом. Опять тут какого-то белогвардейца с револьвером задержали, но ты не беспокойся, я достаточно осмотрителен и берегусь при прогулках...

N 52. 25 мая. Париж

...Что же ты, родной мой, не пишешь мне столько времени? Осердился ли что ли опять на меня? Я тебе пишу с каждой оказией, и уж никак не реже одного раза в неделю, а от тебя уже две недели ничего нет...

У тебя все-таки больше времени и, пожалуй, даже есть больше о чем писать, и нечего тут считаться нам письмами, если даже я меньше тебе пишу, чем ты мне, тут еще ничего нет плохого.

Сердиться на меня, что я не приехал, тоже не след: я в этом не виноват, и мне самому очень хочется быть у тебя сейчас, а не сидеть в Париже, но есть вещи, которые сильнее нас, и я тут ничего не могу поделать. Я надеюсь дней в 8 - 10 добиться хоть каких-нибудь результатов с французами, чтобы приехать в М[оскву] не с пустыми руками. Переговоры1 начнутся, должно быть,

стр. 76


на этой неделе, и ни по формальным соображениям, ни по существу я не могу бросить Париж и уехать как раз при начале переговоров. Да я, впрочем, не думаю, что ты за это на меня сердишься, - ты ведь из-за работы никогда не сердишься - сам работничек, даже директор!

Ну, а Вы, мой молодчага, сладчайший. Вы смотрите на меня Вашими ласковыми глазками, Вы на меня тоже что ли сердитесь? Или, может быть, Вы ласковенько ко мне прижметесь, и меня поцелуете, и залезете лапой Вашей ко мне в карман? Карточки Татарушкины я иссмотрел все наизусть.

Ну, писать дальше пока не могу, пришли уже за почтой. ...Целую тебя и родную дочь. Твой Татарин.

1. Речь идет о переговорах, касавшихся возвращения Советскому Союзу военных судов Черноморского флота.

N 53. Июль (без даты). Париж

Нам приходится сейчас, как охотникам, выслеживающим дичь, подвигаться шаг за шагом и сохранять величайшие выдержку и терпение. До чего поганая тут среда, и на какую в сущности ерунду приходится тратить и время, и силы, и ум. Я уж так решил, если до 15 августа не добьюсь хоть бы выдачи флота, буду просить Москву меня отозвать и этим выразить наш протест против саботажа переговоров и весьма возможного соглашения1 . Сейчас предлог у них тянуть это - поездка Бриана в Лондон, откуда вернется 12/VIII. Посылаю тебе несколько вырезок: от некоторых моих портретов у Младчего может сделаться родимчик.

А младченького мово, я бы его поцеловал крепко, и приголубил бы, и на слониках бы его покатал. А только вот не знаю, "пищи" его "Ляля" или не "пищи". Я все спрашиваю, но мне никто здесь ответа дать не может.

...Целую вас, дорогие мои, надеюсь все же скоро свидеться. Крепко целую Соничку... Твой Татарин.

1. Красин выехал в Москву 5 сентября 1925 года.

1926 год

N 54. Январь (без даты). Поезд 1

Родная моя Тамарушка!

До Себежа доехали отлично. Я спал до 12 ч. дня... Большую часть времени провожу лежа. Температура, по-видимому, нормальная. Самочувствие хорошее, хотя есть слабость и легкий "мут", м[ожет] б[ыть], из-за новых лекарств. Ну вот, мы у границы.

1. На бланке: Служебная записка народного комиссара внешней торговли СССР Л. Б. Красина. Москва, Ильинка, 14. В январе 1926 г. Красин выехал из Москвы в Париж на лечение.

N 55. 16 января, суббота. Берлин.

Миленький мой, дорогой и золотой! Ну вот я и в Берлине. Буду тебе подробно рассказывать, как я ехал.

Очень мне жаль и посейчас, что так я ослабел. Как раз в день отъезда! Намучил и натревожил всех вас, вплоть до младчего моего драгоценного, который на меня смотрел своими глазками явно понимая, что мне не по себе и что это не обычный его "папа". Шон1 , бедняга, тоже устал, особенно когда меня там схватило на другой квартире. И ты, мой родной и ласковый, тоже! Родные мои, как бы я хотел одним глазком на вас сейчас взглянуть, как-то вы там без папы живете? Я устал перед отъездом действительно безмерно, и уж вы, миленькие, не сердитесь на меня, что я и расставаясь с вами был такой усталый и вялый и мог вам показаться неласковым. А только когда ты с Шоном уходил, очень это чувствовал и сердцем очень был с вами, и мне не хотелось одному без вас оставаться, и я пытался еще подойти к наружной двери вагона, но стало трудно стоять, ушел обратно, лег и уже никого из вас

стр. 77


больше не видел. Лег, сейчас же раздевшись, в постель, начал принимать все лекарства, в том числе против рвоты, причем меня все-таки еще раза два-три прополоскало. Наконец утихомирилось, выпил несколько молока, съел пельмешков с полдюжины и 2 - 3 шт. оставил еще на ночь, пожевать, если проснусь.

Ночь проспал хорошо, проснулся около 12. Утром немного была опять желчь, но в небольших количествах и ввиду основательной полноты желудка много легче. Весь день почти лежал в постели. Еда через 2 часа. Заказал селянку жидкую с осетриной и с большим аппетитом съел. Молоко выпил все, пил также кофе. Читал... С (неразборчиво) мала-мало говорил, но не до бесчувствия.

Думал о миленьких. Только бы вы, родные, не болели, только бы не зябли, только бы веселые были, не скучайте, всех богов молю о вас мысленно, роднуши мои, золотые!

На второй день к вечеру в Себеже опять плотненько закусил: 2 котлеты, да еще оказались вкусные сосиски: мой медик запротестовал даже, но я, при одобрении Ив. Мих.2 , который явно склоняется к теории, что все болезни надо лечить по преимуществу едой, на протесты эти не обратил никакого внимания.

В Риге хотел было не ездить в полпредство, но вагон наш угоняли на запасные пути, а в общем зале было так накурено, что поехали в ауто в полпредство, там я опять подзакусил всячины и выпил стакан какого-то действительно исключительно хорошо сваренного кофе: такой умела делать только бабушка, и все, что обыкновенно пьют под именем кофе, к этому напитку никакого касательства не имеет. Поехали обратно и водворились в междунар[одный] вагон. От Москвы ехало много пассажиров и сов[етских] людей, но я никого почти не видел. Тут соседом по купе оказался не кто иной, как Борисов.

Анекдотов его я слушать не стал, ибо сразу завалился спать, но насчет нэпа и нэпманов поговорил: оказывается, действительно, в конце 1922 [г.] он первый изобрел и пустил по Москве это слово...

Здесь я у Н. Н. Крестинского, и Вера Моисеевна кормила меня всякой всячиной через 2-часовые интервалы. Большую часть дня лежу. Вообще веду себя как нельзя лучше.

Здесь - "зима-а-а!" Окрестности Берлина и сам город в снегу на аршин. Деревья покрыты изморозью.

Видал Бегге, М. Ф. и др. М. Ф. в скором времени приезжает в Москву. Вид у ней ничего, сравнительно еще благополучный.

1. Шон - сестра Красина Софья.

2. Иван Михайлович Маринушкин - личный водитель Красина.

N 56. 17 января. Поезд в Париж

Только что тронулись. Кажется, все благополучно, приступов рвоты больше нет, и желчь исчезла также и из кожи: цвет лица хоть и бледный, но не желтый. Изредка ощущается нечто вроде изжоги, но слабо. Вкус тоже стал лучше. Утомляемость все еще значительная и я много времени провожу лежа. - Врачей берлинских, как и было решено, не тревожил вовсе.

Миланя моя! Насчет автомобиля я не посылаю записки по той причине, что закрытую нашу машину (в которой мы ездили), мы отдали в автобазу в обмен на лицензию и деньги на другую машину, которая д[олжна] б[ыть] куплена в Лондоне. Таким образом, у меня осталась только открытая Hispano, которая до лета на ходу, а продав машину и ее же просить опять для себя уже неудобно, пойдут разговоры и пересуды.

Неожиданно узнаю, что на днях сюда приезжает Стомоняков в связи с важными переговорами о займе в 150 милл. рублей. Прямо хоть оставайся в Берлине, чтобы от него получить новости, что у вас делается.

Татарушка моя ласковая! Как-то ты там без папы поживаешь? Вспоминаешь ли его в своих разговорах и рассуждениях?

стр. 78


Родное мое дитятко, я тебя мысленно целую и обнимаю и чувствую ясно и точно все изгибы твоего тельца и изящные формы твоей головки.

Сегодня едем дальше. Надо собираться, сейчас придут еще разные люди с разными разговорами...

Родное мое, целую тебя и обнимаю крепко. Об адресе для писем телеграфирую из Парижа. Твой.

N 57. 23 января. Париж

Милое мое, дорогое золотко! Я очень был рад получить твое письмо от 14/1 и очень сожалею, что сам только 23/1 тебе из Парижа пишу. Дело в том, что в первые дни по приезде я чувствовал себя сносно, но в моей квартире... была такая суматоха от посетителей и врачей, что писать было трудно. Со второго же дня меня начали обследовать, о чем пишу отдельно, чтобы ты могла показать и А. А.1 и Гермаше. Эти обслед[ования] меня порядочно замучили, и у меня начались рвоты. Как они меня обследуют, ты хорошо знаешь. Сегодня я 2-й день в постели и рвоты затихли, хотя ощущение "лягушки" все еще меня не оставляет. Слабость все еще велика, последний же анализ дает только 1900000 красных и что-то около 1500 белых при 60 - 65 гемоглоб[ина] - с этим не попрыгаешь. Все же врачи дают оптимистический прогноз и уверяют, что лечение не может не дать результатов.

Родное мое, скучаю по вас и по младчем моем сладчайшем. Ведь какой красавчик, умница какой, все говорит, обо всем нам может рассказать, и вот нету его подле меня!

Крепись ты сам-то, мой миленький, главное береги себя, будь с одежей и ходьбой по нетопленной квартире осторожнее, не простужайся. По газетам, у вас не холода, а какое-то неистовство.

Младчего целую в головушку его удалую и молодецкую, а тебя глажу по головушке и по глазкам твоим и тоже тихо-тихонечко целую. Пусть вас всех хранят силы земные - всякие. Шона и Ал. поцелуй. Твой Татарин.

Переливание второе московское мне мало помогло, не знаю уж почему. Потому ли, что доноры были старше, или потому, что кровь по группе менее совпадала. Припадки желчной рвоты, как кажется, были связаны с переливанием: погибло очень много кр[асных] шариков, желчь держалась несколько дней, почти до самого моего приезда в Берлин (и даже дольше), анализ здесь один дал 2000000, другой даже 1900000 при большом уменьшении и белых (2000 - 1500). Здешние врачи не отрицают моск[овских] переливаний как средства дать силы для работы и поездки. Как лечение рекомендуют вливания по 100 с. с. 2 раза в неделю молодой крови как попытку посеять в моей крови более молодые элементы и стимулировать кровообразование на более здоровых началах. С донорами удачно в том смысле, что у Людмилы 4-я группа, а у Любы2 2-я. Катя3 завтра идет в обследование, у ней, очевидно, или 2-я или 4-я, у всех трех кровь по качеству великолепная. Я, стало быть, как настоящий вампир, окружен собственным стадом доноров и буду их кровь пить.

Тут со мной возятся:

1) в качестве чичероне, переводчика и пр. д-р Богораз (брат писателя Тана), практикующий в Париже лет 20, удачно лечил наших и шаляпинских ребят, я на него смотрю вроде как на московского, только с парижской палитурой, - звезд с неба не хватает, но рецепт дать может.

2) Golfrain - французский врач с хорошей практикой, ученик проф. Vidal'я - рекомендован нам женой дружеств[енного] нам депутата Муте, которая сама врач и знает весь медицинский Париж.

Golfrain - бойкий, еще не старый врач, видимо, en contact таких болезней, имеет при себе и лабораторию, и рентгеновскую установку. Но меня послал еще к особому специалисту по рентг[ену], который и сделал многочисленные радиограммы. (Наелся я серно-бариевой соли во всех видах. Но желудок и кишки у меня, по снимкам и прощупыванию, нашли в таком порядке, что сами врачи не нашли нужным вынимать желудочный сок.) Потом меня показывали prof. Weissenbach'у - джентльмен лет под 50, написал

стр. 79


толстую книгу об анемиях. Подтвердил московские диагнозы и облаял меня за то, что я сразу, с 7/XI, не бросил свои занятия и не ушел в лечебу.

После Вейсенбаха, наконец, повели меня уже к ихней знаменитости и чуть не божеству профессору Vidal'ю. Ничего себе, умный еврей, на вид лет 55, в действительности 72, хорошо крашенный. Все врачи, если спросишь о Видале, говорят: "А! Видаль!", словом, здесь по этим болезням более высокого авторитета не имеется.

Vidal, в сущности, буквально повторил то, что сказал Шервинский, только с той разницей, что Ш. не рекомендовал лечения вливаниями молодой крови... Вливания крови здесь теперь часто применяют для лечения анемии, но в малых дозах - всего 100 куб. с [антиметров]. Это упрощает процедуру. Укол делается иглой потоньше, чем у нас, прямо сквозь кожу, в вену, как у донора, так и у больного. Конечно, с цитратом, присутствие которого считается абсолютно безвредным.

1. Александр Александрович Богданов - директор Института переливания крови, врач, философ, социал-демократ.

2. Любовь Леонидовна Красина-д'Астье; Екатерина Леонидовна Красина - дочери от первого брака.

N 58. 25 января

Сейчас вернулся от д-ра Golfrain'а, который сделал мне, как они говорят, первый "посев" молодой крови. Операция проделана блестяще. Меня положили на кушетку и обнажили правую руку, там, где было первое переливание. Тут же рядом на стул села Катя, у которой на левой руке повыше локтя перетянули резиновой трубкой руку. Затем врач взял большой стекл[янный] шприц объемом около 110 - 120 см с надетой иглой 1 1/2 мм и ввел иглу Кате в ту же вену, без надреза кожи. Внутри шприца, понятно, был цитрат натрия, кажется, 10 кубиков. Никакой анестезии. Через минуты 3 - 4 около 95 см крови было в шприце, мне спиртом вытерли место повыше шрама и сейчас же игла шприца воткнулась в мою кожу. Через 3 минуты вливание окончилось. Предписан полнейший покой, и я даже это письмо дописываю контрабандой. Следующий "посев" будет в ближайший четверг. Доноров у меня три своих, гоняю я их с собой при перекочевках, как стадо своих коров! Врачи надеются, что посевы дадут результат. Я несколько скептичен, но делаю все, что велят. Впрыскивания мышьяка... начнут дней через 5 - 6. Я велел Богоразу разыскать такой точно шприц и иголки и пришлю все это о ближайшей почтой Ал-дру Ал-чу.

Ну вот, сердце мое, все тебе подробно описал. А в общем надоело хворать, голова пустая, ни мыслей, ни желаний нет, делать ничего не хочется, все неинтересно. До свидания, дорогой мой, целуй крепко девочку, Шона, Алешу и кланяйся всем друзьям. Твой Татарин.

N 59. Четверг 28 января. Париж

Милый мой, дорогой Тамарушкин.

Пишу лежа, только что вернулся от врача со второго переливания. На этот раз (от Любы) мне влили 110 см/с свежей крови. Как и тот раз, самая операция прошла блестяще: безболезненный почти укол в вену через кожу, только-только обтертую спиртом, затем вытягивание поршня шприца в течение 5 минут, быстрое вытаскивание иглы, втыкание ее в мою вену и минут через 7 - 10 все готово. С этой стороны дело блестяще.

Со стороны субъективного самочувствия тоже неплохо. С понедельника у меня нет боли и тошноты. Аппетит хотя и капризный, но удовлетворительный, желудок действует сносно. Правда, я лежу все время пластом, и мне с постели не дают вставать совершенно. Сегодн[яшний] анализ дал увеличение гемоглобина до 80%. Хуже с шариками. Они у меня все время шли книзу, и в понедельник перед вливанием их было всего 1545000. Сегодня по взятии крови сделан подсчет ассистентом врача - у ней вышло 1400000. Сел за микроскоп сам врач, считал, считал, - говорит 1600000. Думаю, что

стр. 80


слегка смухлевал, чтобы меня не обескураживать. Словом, настоящей зацепки еще нет и нельзя утверждать, что в крови произошел поворот. Таких "посевов" мне будут делать от 4 до 6. Завтра впервые будет вспрыскивание какого-то мышьяковистого препарата (кажется, какодила). Дальше сальварсан и, может быть, хинин. А я лично начинаю думать, что такими способами многого не добьемся и главное будет солнце и тепло. С другой стороны, ехать на юг сейчас - это значило бы выйти из-под наблюдения хороших врачей, а это вряд ли было бы правильно: надо тут дойти до какой-то точки, и если все средства ни к чему не приведут окончательному, ну тогда поедем на солнце и тепло на весеннее, им возложим все надежды.

Лежу я тут в идеальных условиях. Один в комнате, окно 3[-го] этажа на обширный двор приоткрыто день и ночь: я лежу, укрытый одеялом, как в горном санатории, и так же сплю. Питание, понятно, лучше не надо: готовит Ляля из лучшей провизии. Над поездкой в Лондон приходится, видимо, поставить крест: все равно работать я не могу, а лечиться там мало преимуществ, к тому же это значило бы сначала показываться всем врачам и повторять проделанное уже в Париже.

Не делаю абсолютно ничего. Кое-как просматриваю газеты. Книг читаю мало, как-то нет охоты. Посетителей ко мне не очень допускают, и в день их не более 2 - 3-х. Утомляемость у меня сильно увеличилась: еще бы, в Москве я был "все-таки Гоголь" с 2200000 - 2600000 шариков, а тут спустил до 1500000! Выйти к нам на лестницу я не смог бы, и здесь при порче подъемника мне было бы плохо.

Ну вот, мое милое, все, что касается болезни, я тебе описал. Самочувствие у меня в общем все же хорошее, спокойное. Я посмеиваюсь над комплиментами моему наружному виду, вывожу на свежую воду легкие подтасовки, предпринимаемые, чтобы меня убедить в этих улучшениях, но, с другой стороны, не ощущаю никакой паники и спокойно жду дальнейшего развития событий. Поживем - увидим. Думаю часто о тебе, о младчем, о Соничке. Как то вы там, милые. Есть ли у вас дрова, есть ли вообще все, что необходимо.

Родной мой, ты 2 мес[яца] со мной замаялся и запустил самого себя, свое собственное здоровье. Пожалуйста, пиши мне о внешней стороне вашей жизни тоже... Прости меня за такое скучное письмо. Ничего у меня в голове нету, совсем тупица стал твой миленький. Крепко тебя целую, и девочку родную, и Шона, и Сарру. Привет Валер. Ив. ' и всем друзьям. А. А. Богданову - особо.

1. Валерий Иванович Инкижинов - артист кино, друг Л. Б. и Т. В. Красиных.

N 60. 1 февраля. Париж

Миленький мой, золотой, дорогой! Что-то нету от вас ни писем, ни телеграмм. Последнее письмо было твое и Сонички от 14 янв., т.е. назавтра после моего отъезда. Подожду еще курьера, и, если ничего не будет, пошлю телеграмму. Меня беспокоят слухи о московских холодах и кризисе топлива, боюсь, как бы вы не остались без дров в вашей квартире. Младчий мой, голубчик... легко при нетопленных печах может простудиться. Да и тебе всякие перебои в отоплении опасны... В Лондон я в близком будущем не попаду: дело там в лес не убежит, я же сейчас не гожусь не только для работы, но и просто для разговоров1 . А уже туча всяких людей меня там ожидает, и я получаю здесь всякие деловые письма и запросы от англичан - воображаю, что это было бы в случае моего туда приезда.

Положение у меня, по-моему, без перемен, врачи же как будто находят улучшение. Осталось у меня чувство тошноты... огрубение слизист[ой] оболочки языка, что ведет к потере вкуса и портит аппетит, вес спустился до 68 кг, вместо 73 в Москве. Какое уж тут улучшение. Я прилагаю тебе к этому письму "декрет", продикт[ованный] мной для рассылки тем, кто мной интересуется. По прочтении дай его А. А. Богданову. Готовы у меня для него 2 шприца и иголки, вопрос лишь, с кем их послать: Борис2 уже не успел их взять, да и без всякой всячины для себя.

стр. 81


Лежу я, миланчо мое, довольно скучно, как-то ни газеты, ни картинки, ни чтение не интересует. Показывали мне на маленьком экране последнюю ленту Чаплина (ищет золото на Аляске)...

Вчера мне поставили радио. Но мне не более скучно просто лежать и смотреть в стену или перекидываться короткими фразами с девочками. Они все три чрезвычайно милы3 .

Я очень соскучился по вам всем, и по тебе, и по младчем.

1. Решением советского правительства 3 ноября 1925 г. Красин был освобожден от обязанностей полпреда СССР во Франции и назначен полпредом в Великобритании.

2. Борис Михайлович Волин.

3. Речь идет о дочерях от первого брака.

N 61. 8 февраля. Париж

Родное мое, ты за меня не беспокойся. У меня нет, правда, стремления во всем искать признаков улучшения и ахать и охать при малейшем улучшении цвета лица, но я пребываю в каком-то устойчивом спокойном и уверенном настроении, что в конце концов все обойдется хорошо. Возможность исхода катастрофического познается только умом, непосредственное же ощущение, напротив, общей поправки и выздоровления.

Спасибо за письмо и тебе и Шону и что пишете про девочку. Очень люблю вас и этого милого ребеночка. Вспоминаю вас постоянно и еще довольно ясно представляю вашу жизнь.

N 62. 8 февраля, понедельник

Миленький мой, дорогой и золотой.

Все я еще плохой писатель: лежу, а лежа писать трудно, да и вообще я рукой писать последние годы стал все хуже и хуже. О здоровье прилагаю здесь "декретик". Чувствую себя лучше, бодрее. Правда, я более слаб, чем в Москве, и такие поездки, как в НКВТ, восхождения на лестницу еще сегодня мне были бы не под силу. Но ведь и жалкий мой инвентарь здесь спустился до 1500000 шариков. Правда, в посл[едний] четверг их посчитали 1700000, но еще вопрос, устоит ли эта цифра. Рвоту еще не совсем изжили, но, видно, все дело в шариках.

Читаю газеты, мало беллетристики. Мало развлекает радио, которое мне поставили. Завтра перейду в комнату окном в сад и на солнце - это будет чудесно. Хотя погода еще далеко не весенняя, все же живу, днем и ночью сплю с приоткрытым окном.

Как-то вы, милые мои, насчет тепла и дров там справляетесь. Родной, мой, пиши мне насчет всяких нехваток и нужд твоих и Шона заблаговременно: у меня голова стала чистое решето.

...Передай приветы всем друзьям и скажи - писатель я плохой, не пишу никому пока еще. А теперь (стенограф у Раковского1 работает) мне и диктовать трудно.

Здешние белогвардейские газеты, явно из-за недостатка тем, подняли бешеную свистопляску около моей болезни. Чем я только не болен: и белокровие, и отравление загадочными ядами и пр. Все сходятся на неизлечимости болезни и скором конце. Примите это во внимание и не верьте ни слову из этих всех тенденциозных сообщений. Во французских газетах было, напротив, несколько вполне приличных и корректных заметок.

Пока до свиданья, мое родное. Крепко тебя целую и Младчего. Вынимаю его сонного из кроватушки. И смотрю, как он гневно и по-бабушкину оглядывается вокруг. Милые мои, дорогие, пусть все у вас будет хорошо.

1. Х. Г. Раковский прибыл в Париж в качестве полпреда СССР в ноябре 1925 года.

N 63. 10 февраля. Париж

Пишу я вам, миленькие, понемножку, и это меня не утомляет. Вот я сейчас скоро засыпаю, и я только подумал о родных моих любимых головуш-

стр. 82


ках, представил их себе и думаю вот, чтобы все у них там было хорошо, а главное, чтобы здоровые были.

Я с младчугой как прощался, он у Зози1 сидел на руках сонный, и потом он меня со сна обнял и так ко мне прижался, сердце мое, сладчайшее, я сейчас помню. Тамарушкин мой милый, я тебя очень люблю и хорошо о тебе думаю, спи спокойно, мое родное, не тревожься, как-нибудь со мной все это обойдется. Еще ведь главного нет: тепла и солнца, на Ривьере слякоть, дожди, холод, так что мы фактически не потеряли, что не поехали сразу туда. Прощайте пока, мои родные. Целую крепко.

1. София Федоровна Хрентович - няня младшей дочери Красина, ставшая членом семьи Красиных.

N 64. 11 февраля. Париж

Печальный сегодня день: принесли телеграмму о кончине Классона1 . Вот еще один чудесный человек, умница, блестящий работник, лучший знаток электрификации - умер. Мне до боли горько, что я в этот приезд не повидал его. Правда, когда я в сентябре приехал, Роб[ерт] Эд[уардович] был еще за границей и вернулся он, кажется, только в октябре, когда я уже был по уши в своих пленумах, конференциях и проч. А сам он был деликатен всегда и, зная мою большую загруженность, редко звонил или предлагал встретиться. Вот был инженер "божьей милостью", и, хоть писал и говорил мало (но всегда сильно и метко), фактически больше, чем кто-либо другой, сделал для электрического дела. Сколько десятков инженеров, техников, рабочих всем своим практическим багажом ему обязаны! А главное, никогда уж не услышишь его глуховатого голоса, полной остроумия речи, никогда не пойдем вместе в созданный им Богородск, неоткого будет в сотый раз услышать рассказ о непрерывной и победоносной борьбе за постоянное улучшение и усовершенствование его любимого детища - Гидроторфа...

У меня все по-прежнему: неважненько. Шесть переливаний крови остановили падение красн[ых] шариков на 1,7 - 1,75 миллионов, но, конечно, еще вопрос, удержится ли это число, если вливания прекратить. Первый вопрос - можно ли прекратить вливания крови, не рискуя потерей шариков? Если нет, это сильно осложняет поездку на юг: где там взять доноров, кто будет делать переливания, анализы и пр. Торчать тут без конца тоже надоело. Пробовали в понед[ельник] влить мне с кровью порядочную дозу мышьяка - реакция получилась неважная, и решено отныне мышьяк мне давать лишь очень постепенно увеличивая дозы. Хинина дают 10 гранов в день, что не вызывает заметного шума в ушах. Как будто ни к чему, кроме мышьяка (с железом) и хины и не придут.

1. Классон Р. Э. - электротехник, один из авторов плана ГОЭЛРО, строитель ряда электростанций. С ним Красин сотрудничал еще до революции.

N 65. 13 - 14 февраля. Париж

...Я диктовал статью о Классоне и сегодня (понед., 15) курьерской депешей посылаю...

Скучаю по Шону и по Москве вообще. Париж вижу из окна автомобиля и из газет, и все менее и менее он меня привлекает и нравится...

Пишите мне, родные, о всех ваших делах, я ведь ничего не знаю, ни как у вас в доме, ни как у тебя и Шона на службе, как Совкино - все это меня очень интересует...

Курьеры сейчас запаковывают, я должен письмо кончать. Пиши мне, родное мое (пока что Ambassade de Sovietique, 19, rue de Grenelle), если уеду, перешлют. Не тревожься за меня, я в идеальных условиях и с переездом в тепло, вероятно, начнется более быстрое улучшение. Крепко тебя обнимаю и люблю. Целуй Татарчо и Шона и Ал. Привет Гермаше, тоже Сарре и всем друзьям.

стр. 83


N 66. 6 - 8 марта. Париж

6 марта. Из дневника увидишь, что начинают вливать и сальварсан: мы благополучно приходим к тому, о чем моск[овские] врачи говорили в декабре, только с той поправкой, что не было речи о вливаниях крови, многократных. Должен сказать, у меня вера в необходимость вливаний крови как-то пропадает. Ведь уже 13 вливаний мы сделали, а шарики стоят на одном месте. Конечно, можно возразить, что без этого их число пошло бы, пожалуй, еще более назад, но я почему-то этого не думаю. Кроме того, нельзя же вечно вливать чужую кровь, когда-нибудь этому должен быть конец. Теория "посевов" пока что плохо оправдывается, зато действие хины несомненно благоприятное. Какие-то остатки малярии во мне есть, и каждое вливание хины дает резкий припадок лихорадки, после чего каждый раз я чувствую улучшение. Факт тот, что температура у меня теперь все время нормальная (кроме этих лихорадочных пароксизмов, продолжающихся часа 3 после каждого вливания хинина). Рано еще говорить о сальварсане, но как будто от его вливаний почувствовалось какое-то облегчение и прибавление сил. В общем же никто ни черта не знает, врачи, видимо, сами в тупике, и Jeunseline просил дать ему подробные копии, в том числе и всех московских анализов, сказав, что случай редкий и хорошо обследованный в смысле обилия анализов и пр. А пока что все приводит к тому, что меня не выпускают из Парижа. Я еще терплю, ибо не уверен, не попаду ли на Ривьеру на снег (а вчера он, кажется-таки, и впрямь там был), но скоро будет невтерпеж: все же ведь 2 месяца скоро, как я лежу здесь, почти не вставая с кровати. И как они ни веруют в свои инъекции и анализы, для меня открытое море, солнце, аромат леса сделают, вероятно, не меньше их лечения. Потерплю до двадцатого марта, а там подниму знамя восстания, чтобы отбояриться от Парижа.

Скучную веду жизнь! Воображаю иногда, как бы жил в Москве! Лежать пришлось бы в больнице: для дома я сейчас слишком слаб, и вы бы со мной замаялись. Чуть побольше людей в комнате, мне уже душно, окно постоянно отворено, лежу укрытый от холода. До чего капризен стал мой вкус, прямо смехота и позор. Читать надоедает. Иногда кого-нибудь из девочек заставляю вслух читать мне семейную хронику Сергея Аксакова, чудные там есть места, и вот уж ничего злободневного (кроме, разве, если задать себе вопрос: ну, а какой там у них сейчас в Бугуруслане Совет?!). Изредка (погода еще очень изменчива) езжу в автомобиле за город. Ходить по магазинам еще не могу, хотел бы сам для родного моего ребеночка выбрать "углюши". Надеюсь, все же скоро окрепну настолько-то. Переезжать здесь за город не стоит. Пока еще холодно, а главное, ближе 1/2 часа от Парижа езды (в сплошной автомобильной вони) вообще нет ничего похожего на чистый воздух. По этой же причине и прогулки в автомобиле вещь мало соблазнительная: слишком долго приходится ехать вонючими улицами города. Маринушкина с собой брать не придется: из-за незнания языка и франц. условий он в провинции будет не только бесполезен, но, напротив - за ним надо ходить и ему помогать. А между тем на Ривьере придется внимательно посматривать по сторонам. Тут найдутся другие вполне преданные и проворные ребята, годные и для болтовни с consierg'ами и agen'ами, и с этой стороны ты, Тамарушка, не беспокойся. Вообще сейчас в этом отношении здесь много спокойнее, чем год назад, тем более я тут сейчас только в качестве частного человека.

О планах насчет Лондона (чтобы туда съездить хоть на короткое время), все это приходится оставить на долгое время, о восстановлении хотя бы частичной моей работоспособности пока еще нечего думать. Я так себя и настраиваю, на неопределенные месяцы более или менее абсолютного безделья. Пока прощай, золотко, должен я... (неразборчиво).

8 марта, 12 ч. Доктор сейчас телефонировал, переменив почему-то час для вливания, и мне сейчас к нему приходится ехать. Я поэтому должен письмо посылать: курьер уезжает и упаковывает в 3 дня.

стр. 84


Целую тебя крепко, родной мой Тамарушка, и младчего моего несравненного. Привет передай Сарре, А. Анат., Богд. и всем знакомым. Твой. НЕ ХВОРАЙ.

N 67. 15 марта 1926 года

За неделю в лечении моем почти без перемен. В четверг влили мне вместо 5 уже 10 сантиграммов арсенобензола, а реакции никакой. В следующий четверг дадут 15 сантиграммов. А вот интересно то, что хинин, дававший после первых вливаний жестокую реакцию (до 40,1 градусов повышение t-ры), уже третье вливание дает все более и более слабую реакцию (температура 38,5 - 38,4 максимум - это не подмышечная, а настоящая внутр. т-ра). Похоже, что мы этот малярийный яд посредством хинина извели и этим создались более благоприятные условия для процветания эритроцитов, но они, проклятые, не хотят процветать. Правда, последний раз с 1500000 увеличились сразу до 1700000, но завтра могут опять спуститься до 1600000. Я уж в них изверился и надеюсь сейчас а) несколько на сальварсан и Ь) главное, на будущее тепло и солнце. Пока же у нас какое-то заколдованное пасмурное и довольно холодное преддверие весны.

До свидания пока, мой родной. Надо еще одно - два хоть коротеньких письма написать, а я сейчас как дикарь или самоед - откладываю все до последней минуты. Ну, вот, пока кончаю, надо еще написать пару строк М. И.1 Стомоняков что-то мне перестал писать, видимо, обиделся на сделанное мною в одном из писем замечание, что при переговорах о кредитах, стремясь выговорить наилучшие условия, не следует ставить самоцелью достижение великолепных условий, а иногда выгоднее пойти на худшие, чтобы только ускорить дело и помочь заводам и жел. дорогам, буквально гибнущим из-за недостатка частей и материалов - наше положение таково, что не стоит иногда торговаться из-за 9 иди 10%, а лучше на 1% заплатить дороже, ибо задержка будет стоить стране десятков %...

Маринушкин тут работает пока по приемкам. Брать его на Ривьеру мало смысла, тут надо людей, знающих язык и нравы. Такие имеются, и с этой стороны будь покойна. Ну, до свидания пока, мой миленький. Целую тебя и младчего и привет всем.

1. М. И. Фрумкин - зам. наркома финансов СССР.

N 68. 23 марта. Париж

...Мне очень приятно было из твоего письма видеть, что Соничка сейчас у тебя, и я представляю себе, как эта милая физиономия с седыми волосами у тебя там похаживает и Младчий тут же путается и топотыжит своими ножонками. По газетам судя, вас там совсем занесло снегом. Не трудно ли только Соничке вверх подниматься? Впрочем, она, вероятно, редко выходит...

Я живу очень монотонно и скучно. Две старшие девочки были в Лондоне, но на прошлой неделе вернулась Людм., а теперь и Катя. Она сдала экзамены и, кажется, будет принята в Кембридж, если только не забракуют по малолетству. Теперь стало веселее: девичий смех и щебетанье в доме. Л[юдмила] рисует, и, кажется, у нее хороший глаз и рука, нет только честолюбия и нахальства (или смелости), без чего все-таки нельзя стать художником. Может, это тоже придет.

Ну, а как же симпатичнейший и драгоценный мой ребеночек поживает. Солнышко-то мое? Какие в чем успехи делает, ноженьки его как? Думаю я о нем, золотом, постоянно... Но вот лапу его на бумаге вы могли бы обвести карандашом и мне прислать, а ему сказать, что это папе письмо.

Тебя, родного, целую... ВОТ.

N 69. 23 марта. Париж

...Эту неделю мне кончают хинин, остается вливание крови и сальварсана... Кровь продолжают вливать 2 раза в неделю, причем когда Golfrain (врач)

стр. 85


не очень доволен очередным донором (ведь их надо целое стадо!!), то он попросту скидывает пиджак и втыкает себе в вену иглу и заставляет помощника нацеживать в шприц 200 - 250 кубиков своей крови. У него IV группа, и парень он здоровенный: уже пять раз давал мне своей крови (и, как показывает его счет, даже ничего не считает на это). Вообще отношение врачей всех необыкновенно благородное и внимательное. Наиболее интересно то, что вот уже 3-е влив, крови сопровождается увелич[ением] числа к[расных] шариков. 1 1/2 недели назад их было 1710000, потом 1888000, а посл[едний] раз 1946000, чуть что не 2 милл. Если это начало подъема, более или менее прочного, то совсем хорошо. Самочувствие тоже как будто получше, и сил прибавляется. Меньше лежу, больше сижу. Начинаю чуть-чуть ходить. Мышцы на ногах у меня почти исчезли, и ноги как жерди: надо учиться ходить заново. Из Парижа все еще не пускают: пока идет вливание крови, придется тут сидеть. Погода все время почти холодная. Читаю газеты и беллетристику. Скука. Но в общем получше заметно, как будто начинаем выдыбать...

Миленький мой ребеночек, несравненный. Как ты поживаешь? Как погуливаешь, влюбишь ли папу своего? А папа тебя очень влюбит и всегда, ложась спать, тебя целует и ласкает...

Как-то он выглядит, родименький? Какие у него волосики, подстриженные или нет? Если бы кто-нибудь дома его снял, только не у фотографа! А я, м[ожет] б[ыть], скоро пришлю вам с себя снимок, если дальше буду поправляться. Очень-то плохой не хочется: "он", скажет, "некласивый". Цвет лица у меня стал тоже получше, не такой бескровный.

Пиши, родной, обо всем, как вы живете, что делаете, что думаете.

Соничке сегодня ничего не пишу, много разных служебных писем...

Кланяйся всем, всем, целуй Алешу, Соню, Сарру и маленького моего поцелуй всего вдоль и поперек, пальчики ему, и брюшко, и все.

Мы вас очень влюбим. Твой.

N 70. 24 марта. Париж

Милая Тамарушка! Пользуюсь случайным проездом Брома ', чтобы послать тебе это письмо. Мое письмо, посланное 2 дня назад, я писал перед тем как ехать к доктору для очередного анализа и вливания крови. Это было в понедельник и по счету 16-е вливание. Анализ дал опять увеличение красных шариков, и число их доходит теперь уже до 2156000, т.е. почтите же 2200000, с которыми я приехал сюда из Москвы. Гемоглобин 95%, белых шариков 5200, качество красных будто бы тоже поднялось. Врачи мои ликуют: выходит как по-писаному, и их ожидания и настойчивость в проведении определенного плана лечения начинают давать результаты. Особенно довольны тем, что вот уже 4 анализа подряд на протяжении 2-х недель дают непрерывное увеличение эритроцитов.

Теперь дело стоит так: решили на одну неделю, т.е. до 29/Ш, приостановить вливания крови и посмотреть, что будет с ее составом. Если число шариков удержится или, м[ожет] б[ыть], даже будет возрастать, то переливания крови можно будет прекратить, и тогда вскорости меня уже выпустят на Ривьеру, предоставляя остальное солнцу, теплу, а впрочем, также сальварсану и, м[ожет] б[ыть], хинину. Сальварсан мне дают раз в неделю, доза еще не окончательно установлена. Хинин же пока прекращен недели на 2 - 3, чтобы дать передышку. В конце недели покажусь опять этим большим светилам.

Ну вот, миленький мой, новости насчет здоровья, как видишь, неплохие. Самочувствие тоже улучшается и слабость меньше, хотя ходить я отвык и мышц на ногах у меня еще нет, придется их нагуливать. Сколько времени возьмет окончательная поправка, сказать еще нельзя, тем более [что] могут быть еще и рецидивы, и если на Ривьере вдруг обнаружится падение числа шариков, то, может быть, мне придется еще раз вернуться в Париж. Я теперь думаю, эта анемия подбиралась ко мне уже давно и, если бы в обычае было делать анализы крови, вероятно, падение до 3-х миллионов шариков у меня

стр. 86


можно было бы обнаружить в те периоды, когда я с серым бескровным лицом проводил разные коллегии, конференции и пр. Если это так, то и в будущем придется установить за собой точный врачебный контроль, тогда неизвестно, что из себя будет представлять моя новая работоспособность. Куда-то я буду годиться? Ну да об этом еще рано рассуждать...

Выходит ли что с квартирой? Хватайся за что-либо хоть сколько-либо подходящее и не считайся особо с моими удобствами или немощами. Иначе можно ничего не получить. Чистая беда, этот жилищный вопрос в Москве неразрешим еще десяток лет.

Беспокоюсь я и за тебя, и за Татарушу, читая в газетах о гриппе. Храни вас от этой болезни, а если уж кто заболел бы, самое главное не вставать и не выходить прежде времени, на что ты, Тамарчь, особенно горазд. На этот раз эпидемия сугубо подлая и осторожность нужно тройную соблюдать.

У нас тут прямо зима, хотя в Париже снегу еще и нет, но кругом даже и снега есть. Даже и на Ривьере, кажется, погода очень неровная. Ты, вероятно, улыбаешься, что я тебе пишу о погоде, но для меня сейчас это очень важный фактор, и мне трудно удержаться о нем не упоминать.

Посылаю тебе еще несколько маленьких снимков, менее удачных. 2 - 3 увеличения пришлю на днях.

Дочь мой драгоценный, целую тебя крепко и очень влюблю. Татарчо очень забавно удирает по полю с тарелочками, жаль, что неясно (нерезко) вышло, нельзя увеличить.

Пока до свидания, мой миленький, дорогой и золотой. Пиши мне поподробнее, меня всякая вас касающаяся мелочь интересует. Крепко тебя целую, а ребеночка моего беру на ручки, и крепко его "нухаю", и к себе прижимаю, и сажаю его себе на шею, и катаю его на слониках. Кланяйся Сарре2 , Зосе и всем знакомым. Твой Л.

1. Бром - домашнее прозвище Германа Борисовича Красина, брата Л. Б. Красина.

2. Сарра Дмитриевна Лебедева - скульптор, друг семьи Красина и его первый донор.

N71. 28 марта. Париж

...Послушал бы милого моего певуна, как он про котика поет. Вот он строгий (но справедливый) сидит у Зози на коленях! К сожалению, все увеличения этой серии сделаны неудачно, негативы гораздо лучше. Миленькие вы мои, соскучился я по вас очень, а младчего даже уже иногда и трудно себе представить: фотографии подставляются вместо живого лица. Но я его помню миленького, сонного, в рубашечке, как я его целовал, когда прощался с ним, уезжая. Солнышко мое миленькое, расти и живи счастливо, целую твою головушку и думаю о тебе и о ТЕБЕ постоянно.

Дела мои по-прежнему: каждый день улучшение на воробьиный шаг, а в общем движемся очень медленно. В минувший понедельник насчитывали 2156000 красных, и теперь на неделю приостановили вливания крови, посмотрим, как это отразится на числе шариков. Я лично очень хотел бы это кровопивство прекратить. Раз, что оно меня привязывает к Парижу, и второе, нельзя же без конца на чужой крови сидеть, да и самая процедура несколько надоедает. Последний перелив делали опять новым, только что выпущенным насосом (я послал А. А. проспекты этого насоса в одном из писем Шону, но так как вы не имеете европейской привычки подтверждать получение фотографии, денег или вообще каких-либо приложений, то я и не знаю, дошли ли эти проспекты до А. А.). Совсем маленькая штучка из стекла и никеля перекачивает кровь прямо из одного человека в другого. Для целей А. А. это, пожалуй, не годится, но для утилитарного переливания очень удобно. Слабость есть еще изрядная, ноги ослабли из-за лежания, и вообще все движения надо делать нарочито медленно, как в замедленном кино, а иначе учащается пульс и появляется одышка. Цвет лица менее бледный и желтый, приближается если не к нормальному смуглому, который у меня бывал только в отпусках, то к землистому серому, который я обычно имел при городской работе. Аппетит хороший... Вес постоянный 68 1/2 кило.

стр. 87


N 72. Понед[ельник,] 29/III. Париж

Сегодня у меня хлопотливый день: в 3 часа анализ крови, в 4 ч. консультация у Jeunselm'а, который должен определить дальнейший ход лечения, в частности по хине и сальварсану. К курьеру это не поспеет, напишу в следующем письме. Если от переливаний крови откажутся, то на будущей неделе я перееду на Ривьеру, о чем, конечно, извещу тебя телеграммой, если же нет, то, очевидно, еще 2 - 3 нед[ели] надо будет пробыть в Париже.

N 73. 7 апреля. Париж

Миленький мой, золотой и дорогой и маленький мой - голубин, тоже золотой и тоже дорогой!

Где-то вы сейчас, миленькие, как поживаете, не обмораживаете ли своих носиков? Судя по газетам, у вас еще зима. Я иногда хотел бы так выйти на хороший морозец и глотнуть свежего воздуха. Здесь имею идеально расположенную комнату, окна на солнце и в сад. Но Париж есть Париж, и иногда несет такими запахами, хоть святых вон выноси. Особенно подло, что на Varenne за нашим садом во многих домах, очевидно, есть маленькие мастерские бронзы, литья, полуды и проч., и ядовитые газы их горнов без всяких церемоний выпускаются по трубам на крышу, и иногда мы тут задыхаемся от струи каких-нибудь серных, медных или фосфорных паров. Ну да завтра я еду уж на Ривьеру, и наконец-то парижское мое пленение окончилось. Я постараюсь еще продиктовать реляцию подробную о моем здоровье, но к сегодня[шнему] курьеру она, очевидно, не попадет. Немного я тут захалатил с письмами: частью виноваты сборы, частью приезд Гермаши. Очень забавно и мило рассказывал он мне про младчего, видимо, он его "влюбит", да и к вам тоже хорошо относится. Сладко мне было слушать о младченьком, как он сидел на коленях и разговаривал.

Пишите мне, как у вас с визами? М[ожет] б[ыть,] мне тут помочь как-либо, написать Керженцеву1 ? Насчет возможности устроиться и прожить и запастись на дорогу всем необходимым ты не беспокойся, это все устроится. Держите меня в курсе всех подробностей и мелочей, касающихся предполагаемой поездки, чтобы я все заранее знал.

Напишу теперь два слова о здоровье, как уже и писал, прекратили было влив[ания] крови и хинина, но получился маленький дефицит в красных шариках. Надо бы возобновить хинин, посмотреть еще неделю-другую, что будет без вливания крови. Мне почему-то кажется, что вливания крови сейчас уже не дают положит[ельного] результата, а хинин, напротив, несомненно помогает, после каждого вливания я себя чувствую лучше и лучше и силы заметно прибывают. Получается картина такая, что число шариков не увеличивается, есть даже маленькое уменьшение, а общее состояние улучшается. Врачи в общем довольны, но настаивают на упорном продолжении принятого лечения, считая, что только время решит дело окончательно. Советуют запастись терпением и сроков никаких не назначают. Надеюсь, Ривьера сильно подтолкнет дело. Еду я туда завтра, поездом. Адрес тебе телеграфирую по приезде. Привет всем, Сарре, А. А., Зосе и пр. Крепко и горячо обнимаю и целую.

Снимал себя сам с ниточкой, вышло неплохо, но надо в лупу смотреть.

1. П. М. Керженцев - в 1925 - 1926 гг. полпред СССР в Италии.

N 74. 16 апреля. Антиб

Миленький мой, золотой и дорогой! Из предыдущего моего письма ты знаешь, что с врачами мы устроились хорошо. Их три: один приятель нашего парижского врача, главный в Ницце врач, делать будет меньше всех, а брать больше, но в общем мил и проявляет большую любезность и содействие. Второй, хирург делает вливания крови пока на 4 с +. Делает их новым, привезенным из Парижа насосом, где переливание идет прямо из руки в руку и без лимоннокислого натрия. Наконец, третий, местный антибский врач, самый толковый из трех, бывает у меня в отеле каждый день, и артистически

стр. 88


вливает мне хину (2 р[аза] в нед[елю], и сальварсан (1 раз по 0,15), и железо (2 р[аза] в нед[елю], и вообще следит за всем ходом болезни. Между прочим, он мне вкатил под кожу газообразный кислород и ждет от него благодати. В общем состоянии и самочувствии пока Ривьера еще ничем не сказалась. Живу в условиях идеальных (погода сейчас тоже хорошая, днем солнце и даже жарко, но с момента заката суровый, прямо ледяной холод. Я думаю, что от близости снежных Альп, совсем как у нас в Питере, когда идет Ладожский лед), но мое общее состояние пока мало чем отличается от парижского. Все еще есть ощущ[ение] комка в желудке, в левом ухе звон или шум, почти как был в Москве (в правом это еще в Москве исчезло), а главное, конечно, слабость. Если посижу и попишу, напр[имер,] мин[ут] 15, надо ложиться на кровать - появляется усталость. Из этого малосилья - лень и апатия. Надо взять со стола книгу - лежу и думаю час, другой, как бы совершить такой подвиг. Даже не очень хочется смотреть на чудесные окружающие виды - почти с таким же успехом созерцаю кретоновые обои, на которых наляпаны в изобилии розы и глицинии! Подло то, что все это так медленно идет: ведь уже мой отпуск прошел, уже неделя, как я на Ривьере, а ведь еще конца-краю не видать: нельзя даже примерно сказать, когда я смогу поехать хотя бы на легкую работу в Лондон? Без конца на инвалидном положении оставаться тоже нельзя!

Живу я сейчас в Антибах, на удаленном от большой дороги месте, в хорошем отеле (так, рангом немного пониже Эксельсиора, но с чудным парком и, благодаря курсу, пожалуй, дешевле). Парка еще не использую, так как ходить много еще не могу. Неподалеку (в 20 м[инутах] ходьбы) живет Гермаша с Е. В. и двумя девочками. У Г[ермаши] скоро кончается отпуск, и он через неск[олько] дней вернется в Москву. Расскажет, как я живу.

N 75. 26 апреля. Антиб

Миленький мой, дорогой и золотой! Не хочется мне тебя огорчать плохими письмами, но ведь и скрывать действительное положение тоже нельзя. Из прилагаемой бумажки ты увидишь, как стоит дело с медициной. В общем за 15 дней пребывания здесь мы не сделали никаких успехов, и я по-прежнему валяюсь дни и ночи в кровати и так слаб, что по три-четыре дня собираюсь безуспешно написать вот такое маленькое письмо, как это. А время как идет! Ведь уже конец апреля, свыше 3-х месяцев, как я от вас уехал. Погода стоит отвратная: никакой Ривьеры не получается. Беда моя состоит еще в том, что я от вас совершенно отрезан и уже свыше 2-х недель не имею никаких писем. Очевидно, почта идет в Париж, а там складывают все в одну кучу: связи курьерской с Парижем нет, и почтой слать все эти пакеты не решаются, ждут подходящей оказии. Предвидя это, я и просил в своей телеграмме адресовать письма прямо на мое имя (в Antibes). К сожалению, на это не обратили внимания, что ли, ибо за 2 недели я не получил здесь ни одного письма. А мне очень скучно без известий от вас, и я уже плохо теперь представляю, как вы там живете и что делаете. Судя по газетам, вы еще по уши сидите в зиме и только в самые последние дни, кажется, Москва-река двинулась. Воображаю, как эта затяжная зима всех истомила. Насколько тут легче всем людям жить из-за одного этого тепла и отсутствия необходимости столько затрачивать на топливо и теплую одежду. А живут тоже трудно, особенно теперь: развал тут какой-то ощущается во всем, катятся к тому же, что было в Германии в 22 году.

Ну, надо прервать. Опять устал. Прямо безобразие... Очевидно, надо запастись еще безграничным терпением и лежать, лежать, не зная ни срока, ни конца этому растительному существованию.

29/IV. Продолжаю только сегодня. 27/IV был очень худой день, желчная рвота почти как в день выезда из Москвы. Объяснения причин (предположительно, конечно) найдешь в прилагаемом недельном отчете. Вчерашний день лежал пластом и не мог взяться даже за это письмо. Стараюсь даже меньше шевелиться и экономить силы даже на мелочах. Погода с 27/IV пошла на

стр. 89


улучшение, и часть дня я провожу на кушетке на балконе. Это, я думаю, много мне поможет. Рвоты вчера и сегодня (пока) не было. Я все же почему-то уверен, что шариков мы скоро опять нагоним, но до хорошей поправки, видимо, еще долго, и А. А., предупреждавший о результатах, оказался вполне прав. Между прочим, при переливаниях крови, видимо, индивидуальность донора имеет громадное значение. Например, кровь от Golfrain'а (врача) давала всегда хороший результат (4 гр[уппа]), [а] после многих переливаний я субъективно не чувствовал никакой пользы или улучшения, и анализ потом это подтверждал. Лучшая кровь была, несомненно, у Сарры, а второе мое переливание не дало никакого результата, я думаю, из-за большой расовой удаленности главного донора. К сожалению, медицина тут еще делает первые шаги и никакого выбора доноров (кроме элементарного деления их на 4 группы) делать еще нельзя.

Прости меня, миленький, я задушил тебя этой медициной. Но что поделаешь, когда я сам из человека превратился в какую-то тряпку без мыслей, без желания, без воли.

Думаю все же выздороветь. Пожалуй, если бы организм не был способен вытянуть, то развязка уже наступила бы.

N 76. Апрель (без даты). Антиб

Думаю, приезд Гермаши все-таки вам поможет меня яснее представить. Гермаша был со мной очень мил и очень тепло и хорошо говорил и относился к тебе и к младчему. Сам предложил, чтобы в случае каких трудностей ты к нему обращалась, он сможет помочь. В частности, я его просил помочь вам с Шоном при отъезде. С отпуском раньше конца мая - нач[ала] июня, по-моему, не торопитесь: тут климат стал какой-то ненадежный, а приехать из М[осквы] и попасть на холода, ведь это от досады можно повеситься.

Кланяйся, золото мое, от меня всем. Не сердись на меня, не гневайся, хоть я и виноват перед тобой и перед младчим моим сердечным. Я о вас думаю все время. Пишите мне прямо сюда в Антибы, не через курьеров. В Париже письма залеживаются, и я не имею с ними связи. Скоро можно будет посылать письма воздухо-почтой. Целую тебя крепко-крепко и дочу мою Тату Класину, родную, золотую мою. Твой.

N 77. 17 мая. Париж

Ну вот, миленький мой, дорогой и золотой, дела наши опять поправляются, и в отношении шариков мы нагнали потерянное в Ницце почти полностью. 1815000, как я и телеграфировал тебе в пятницу прошлую, когда был анализ (14.V). В этот день как раз курьер должен был привезти вам письма, в которых я старался дать вам все необход[имые] материалы и в отношении поездки вашей. Устраивает ли вас это, жду ответа на свою телеграмму, и замедление объясняю задержками в разных формальностях. Но, пожалуйста, миленький, держи меня в курсе не только всех твоих действий, но и предположений и намерений. Во-первых, мне все это интересно знать, а во-вторых, это и необходимо. Я очень хотел бы, чтобы ты попал в Берлин и там основательнейшим образом показался бы хорошим врачам, м[ожет] б[ыть] даже лег бы где-либо в санаторий на обследование. Ведь итальянские врачи вовсе ничего не понимают, а у тебя внутри не все в порядке. Пожалуйста, послушайся меня в этом.

Ваша (московская) пропаганда Гамбурга меня иногда здесь немного потешает... Но если говорить всерьез, нельзя же бросать парижское лечение, благо оно опять ставит меня на ноги и поднимает и самочувствие, и силы, и число эритроцитов. Бросать ради Гамбурга, где лечат малярию, от которой коллоидальным хинином меня, несомненно (хотя, м[ожет] б[ыть], и временно, - это не беда, можно будет повторить), вылечили. А вливаний крови, тоже несомненно мне помогающих, немцы не практикуют вовсе! Ссылка на шатурского инженера! Но ведь это тоже забавно: у него анемия свежего происхождения и непосредственно связана с малярией. А кроме того, парню

стр. 90


35 лет! Какие же выводы из его быстрой поправки можно делать? Дайте мне 35 лет, так я м[ожет] б[ыть], давно [бы] уже козликом прыгал! Что, спрашиваю я вас, нового может предложить Гамбург, когда пути и способы все исчерпываются тут а) переливаниями крови (которых Гамбург не умеет делать), Ь) хинином и с) мышьяком? Дозировки? Но ведь и они будут щупать и искать месяцами, как это делали и здесь, тем более что я в этом отношении представляю собою существо совсем анормальное, не подходящее под обычные нормы. Да и в чем дозировки? В хинине, но мы его уже оставили, по кр[айней] мере временно, ибо дело свое он сделал. Нет, надо упорно и методически вести лечение по пути, уже дающему хорошие результаты, а не метаться по Европе, гоняясь за разными благоприятными казусами, что кто-то кого-то удачно и быстро вылечил. В Ницце у нас вышла ошибка, несчастный случай, это всегда и везде может быть: в Германии тоже хирурги великолепно оставляют инструменты в животе больного, случается.

Краткий отчет о здоровье Л. Б. Красина на 25/V-1926 года.

Лечение в Париже ограничивается в настоящее время:

1) переливаниями крови 2 раза в неделю по 250 куб. сантиметров, при тщательной индивидуальной проверке доноров на свертывание крови перед операцией. Стараются выбирать доноров 2-й группы (что не всегда удается) и по возможности полнокровных.

2) 2 раза в неделю впрыскивание калодилата железа.

3) После месячного перерыва впрыскивание интравенозное коллоидального хинина - 1/2 ампулы не дало никакой реакции и никакого повышения t-ры, вследствие чего решено хинина пока (до следующей пробы) не впрыскивать.

Усиленное питание (диета только в смысле запрещения жирной пищи, уксуса и т.п.) увеличения веса почти не дает (прибыло за месяц около 1/2 кило - 68 кило). Аппетит хороший... Сон великолепный, обычно также и днем (от 1/2 до 1 часу).

23 мая переехал на дачу. 30 мин. езды от Парижа (на автомобиле) по хорошему шоссе, в Montmorancy. Высокое место, бывший меловой берег Сены, вероятно, около 100 - 150 метров над ее теперешним уровнем (Сена в 3 - 4 верстах).

Воздух чудесный, полное отсутствие сырости. При установившейся, кажется, хорошей погоде весь день можно проводить на воздухе.

Число красных шариков, поднявшееся после трех парижских переливаний до 1980000, перед последним (пятым) вливанием опять немного упало - до 1860000. Впрочем, разница почти в пределах ошибки, но, несомненно, некоторый гемолиз был... Причину указать невозможно, так как условия, в которых находился больной, ни на йоту ни в чем не изменились. Результат пятого вливания (от лучшего нашего донора тов. Тихменева, давшего после первого взятия от него крови сразу прибавку в 500000 шариков - у него 2-я группа и большое полнокровие) выяснится 26 мая, завтра, при 6-м вливании. Общее состояние больного удовлетворительное, почти исчезли пульсирующие шумы в левом ухе (ни на минуту не затихавшие начиная с ноября 925 г.), нет ни тошноты, ни рвоты, исчезло почти полностью ощущение холода и комка непроглоченного в желудке, есть маленькая прибавка в весе, цвет кожи и белков менее желтый и пр. Остается, однако, большая слабость. Ходить и сидеть подолгу еще нельзя - большею частью приходится лежать на кровати или в chaise longue. Непременно подпирать голову подушкой, иначе учащенный пульс и одышка. Появилось новое явление с неделю тому назад: в обеих руках ощущение мурашек, как бы рука начинала "засыпать" и одновременно с этим ощущение какой-то расслабленности в обеих руках вплоть до мускулов плеч и верхней части спины: кажется, что не поднимешь руками и самой пустячной тяжести. При волевом напряжении руки, однако, начинают действовать. Поверхностная чувствительность сохранилась в полной мере. Вероятно, все это еще связано с недостаточным числом красных шариков, для которого 2000000 является какой-то предельной границей, через которую

стр. 91


мой организм, несмотря на двукратные вливания крови в неделю, никак не может перешагнуть. А при 2-х миллионах даже инвалидное существование еще невозможно: приходится лежать, как говорится, "пластом".

Невозможно придумать какого-либо улучшения условий, в которых сейчас нахожусь. Montmorancy - местность на редкость удачная, и наша дача стоит почти в стороне от прочего жилья, у опушки лиственного леса. Питание идеальное и по разнообразию, и по качеству, уход тоже, никаких забот или тревог, осложняющих лечение, как будто, не имеется, даже погода, отвратительная и здесь (и на Ривьере) с января, кажется, улучшилась.

Врачи относительно темпа дальнейшего улучшения хранят глубокомысленное молчание, считая ближайшей целью довести число шариков до 3000000.

Все это начинает сильно походить на "стабилизацию франка".

25/V 926. Красин.

N 78. 6 июня. Монморанси (под Парижем)

Миленький мой! Получил твою и Сони записку от 28 - 29/V. Рад, что хоть на дачу-то вы переехали, все-таки хоть цветочки и травушку увидит наш Татарчевый. Место там само по себе очень хорошее... Как бы я хотел на этой вашей даче очутиться. Как бы меня Татарчевый встретил, отвык он, вероятно, сильно от своего папы. Вспоминаю его разного, в разных видах. Очень себя чувствую виноватым: в последние недели, когда уж слабость меня хватила и трудно мне было его носить...

Болезнь, должно быть, давно ко мне подкрадывалась, и периоды зеленого цвета лица и повышенной утомляемости, вероятно, вызывались у меня уменьшением числа красных шариков. Надо ввести в обычай таким людям хоть раза 4 в год анализировать свою кровь.

Я теперь тоже на даче, полчаса езды от Парижа, в Montmorancy. Место хорошее, чудесный воздух, на опушке леса и поблизости большого жилья уже нет. Дом у нас хоть и тесный, но все же достаточный, прожить тут можно хоть бы и до зимы и даже зимой, отопление имеется. В город я езжу 2 раза в неделю, на переливания, в очень покойном автомобиле, могу даже, если захочу, растянуться в нем и ехать лежа. Вот только погоды летней мы никак не можем дождаться. Было 3 - 4 дня солнечных, и на меня это подействовало очень благотворно, но потом опять холод, ветер, дожди, чуть не снег, - и мы не выходим из самого безотрадного сплошного ненастья. Лечение сводится сейчас к вливанию (до 300 куб. с [антиметров] крови два раза в неделю и подкожные впрыскивания железо-мышьякового препарата. За последние 1 1/2 недели было непрерывное повышение числа шариков, и в прошлый вторник, т.е. 1 июня, оно дошло до 2860000: мы почти что предвкушали праздновать уже 3000000. Но в пятницу последнюю, т.е. третьего дня, получился небольшой рецидив, мы съехали до 2740000. Громадное значение имеет персона донора. Мы имеем теперь большой выбор, кроме своих, советских, разные товарищи французы с величайшей охотой предлагают свою кровь, и мы набрали уже 6 - 7 человек из моей группы N 4. Шансы успеха сильно поднимаются, когда донор II, а не IV группы, затем, очень важно иметь людей полнокровных, громадная получается разница. Мы уже имели два случая, когда прибавка шариков за один перерыв (т. е. 3 - 4 дня) достигала сразу 500000. Так было и при предпоследней цифре 2860000. Но, очевидно, этот сильный импульс организм не в состоянии был вполне закрепить. Я лично более доволен прибавкой 150 - 200000 после каждого вливания, чем такими скачками как 500000. Наличие разных анормальных тел в крови, по моему мнению, как будто без перемен, но врачи, склонные к оптимизму, находят будто бы и тут есть заметное улучшение. Подвигаемся вперед несомненно, но все еще очень медленно, и остановки и даже рецидивы вполне возможны. А главное, еще как будет организм реагировать на постепенное уменьшение вливаний, к чему приступим, когда уже прочно перевалим за 3000000. Нельзя длительно вести жизнь вампира, питаемого хотя бы даже честной коммуни-

стр. 92


стической кровью. Надо сказать, что это лечение все же крайне любопытно, и я сомневаюсь, удалось ли бы какому-нибудь анемичному французскому министру так устроиться в отношении доноров, как это вышло здесь у нас. Самочувствие и силы вообще с переездом на дачу заметно поднимаются... Начинаю понемногу ходить и сижу довольно много, хотя большую часть времени провожу полулежа в кресле. Будь солнце, несомненно, все это шло бы еще быстрее, а в такое чертово ненастье и здоровому заболеть нетрудно. Занятий каких-либо избегаю по-прежнему, да, вероятно, я еще не способен был бы к более серьезной работе.

Краткий отчет о состоянии здоровья Л. Б. Красина на 20/VI 1926 года.

Анализ крови 18/VI показал число красных кровяных шариков 3186000, т.е. увеличение против 15/VI почти на 500000. Число белых шариков 3800, гемоглобина 90%. Как известно из предыдущих отчетов, число красных шариков в период 1 - 15 июня колебалось вверх и вниз около цифры 2700000. Теперешнее быстрое увеличение, несомненно, обусловлено индивидуальной особенностью донора (секретарь полпредства тов. Тихменев, сам врач, 2-й группы, очень полнокровный). Уже 3-ю неделю мы пользуемся исключительно донорами 2-й группы. Так было и в период 1 - 15 июня, но, несмотря на это и на сугубую упитанность и видимое полнокровие, после некоторых доноров получался регресс на 150 - 200 тысяч, другие давали опять увеличение и так держались около 2600000 - 2700000. Тихменев уже после первого переливания дал увеличение сразу на 400000 (месяц назад). После второго переливания от него же получился плюс 150000. Теперь же, после несколько более длинного промежутка, он опять дал сразу 500000 прироста. Не подлежит сомнению, что здесь мы напали случайно на донора, кровь которого имеет в отношении моего организма особенно благоприятные свойства. На днях будет произведено второе вливание от другого донора, француза, тоже 2-й группы, давшего при первом переливании тоже прирост в 500000 сразу. Если ожидания оправдаются, то мы с этими двумя донорами почти можем дойти до максимума.

19/VI был консилиум у проф. Vidal'я. Он был поражен достигнутыми результатами, и в особенности внешним здоровым видом, исчезновением бледности и появлением загара, данными анализов и отчетом об общем улучшении состояния больного. Констатировал, впрочем, неизменно увеличенную печень и селезенку - тут не произошло никакого улучшения. Vidal советует продолжать вливания крови 2 раза в неделю, пока не дойдем до некоторого постоянного максимума. Только по достижении такового начать опытным путем и ощупью уменьшать частоту вливаний и, если не получится резкого уменьшения числа шариков, дойти и до полного их прекращения. Давать дальше железо Vidal считает излишним, вместо этого будут 2 раза в неделю впрыскивать мышьяк. Больше - никакого лечения: питание, воздух, солнце, покой. Очевидно, ничего больше и не выдумаешь и остается внимательно и точно следить за состоянием больного и продолжать трансфузию крови; техника выработана теперь до совершенства, операция иногда кончается в 7 - 8 минут, донорами же обеспечены благодаря товарищам - самоотверженной помощи всей нашей пол- и торгпредовской молодежи, а в последнее время и товарищей французов - рабочих, консьержей, сторожей, механиков, шоферов и даже заводских рабочих.

Физическая слабость уменьшается, но довольно медленно, особенно поскольку дело касается ходьбы. Долгое лежание ослабило всю мышечную систему. Дольше остается еще значительная утомляемость от работы, письма, разговоров. Она выражается в особом ощущении утомления в затылке и немедленно приходится принимать горизонтальное положение... Л. Красин.

N 79. 21 июня. Париж

Миленький мой!

Получил твое письмо с карточкой младчего! Ну, Поляков1 на этот раз не особенно отличился. На таком резком свете никогда нельзя получить хо-

стр. 93


рошего снимка. Вот теперь Маринушкин и снимет своим аппаратом. Видно только, как девочка сильно выросла. Сидит, миленький, и держит в руках одуванчики. Я тоже эти цветочки любил, и это была лучшая моя забава и игрушка весной. А потом еще сдувать их белые шарообразные головки интересно, когда они уже дадут семена. Вот только то мне не понравилось и меня встревожило, это как Татарушка держит свою ножку: по-видимому, у ней осталась эта неправильность, от которой в Питере пробовали избавиться ортопедической обувью? Так ли это, напиши мне, мой миленький, и можно ли тут еще чего сделать, кроме, конечно, солнца и тепла, которые скорее всего помогут ножке выправиться.

Маринушкину передай мою просьбу сделать несколько снимков, а то эта поляковская карточка меня сбила с толку: я чувствую, что Татарушка не такая, как на ней вышла, а в то же время не знаю, какая она и как увязывается с прежними снимками и памятью...

О моем состоянии см. прилагаемую записку. Если все пойдет дальше хорошо, то к концу июля я собираюсь объявиться в Лондоне, что будет полезно по целому ряду причин, начиная с государственных и деловых и кончая личными. Конечно, лечение прежде всего, и все будет зависеть от его хода. Я так близко был к концу, что, разумеется, не хотел бы опять повторять ноябрьского эксперимента. Главный сейчас вопрос: а) до какого максимума шариков мы сможем дойти и б) можно ли будет этот или какой-то другой максимум прочно удержать после прекращения вливаний крови. Самое же главное, что выкурили малярию. В этом, по-моему, основной успех всего лечения, и, как это ни странно, инициатива применения коллоидального хинина (да и хинина вообще) принадлежала не профессорам, а плохонькому врачишке-практику Богоразу. На грех из палки выстрелишь.

Ну, пока прощай, родное мое. Крепко обеих вас целую и обнимаю.

Пиши мне, родной, как с отъездом. ТВОЙ.

1. И. А. Поляков - сотрудник Наркомвнешторга.

N 80. Лето (без даты). Париж

...Миленькое мое, дорогое, пишу тебе немного: лежа трудно, а сидеть мне все еще трудно, тянет через 5 - 10 мин. на боковую. И главное тут не столько самое сиденье, сколько "работа" - я ни на чем не могу сосредоточивать сейчас внимание без усталости и без пульса. Ослабление это вызвано, несомненно, вливанием хинина. Доктор говорит, что с началом этих вливании я веду себя как самый форменный характерный малярик. Т-ра после последнего вливания поднималась до 40, а вообще у меня все время держится повышенная: утром 37.7, днем 38.2, вечером 38.7 - приблизительно, а после вливаний реакция более сильная. Вложу "декретик" с большими подробностями.

Очень твое хорошее письмо, человечица моя милая, ты мне написала по возвращении с заводов. Спасибо тебе, солнышко, за все, ты меня этим письмом очень пригрел, и я его читал не раз. И младчий у вас там очень хорошо описан, передайте ему, что он очень "колёсий" и что папуля его очень влюбит и всегда будет влюбить. А вот бить "неколёсих" - это он пусть все-таки повременит.

Насчет кино все же жалко. Ты права, конечно, что стекло и фарфор дело более чистое, но все же я по возвращении в М[оскву] за кино возьмусь, и не думаю, чтобы Т[амара] В[ладимировна] окончательно удержал (так в тексте. - Ред. ) свои позиции. В перспективе развития кино для нашей страны имеет значение большее, чем где-либо...

N 81. Лето. Воскресенье (без даты). Монморанси (под Парижем)

Миленький мой, золотой и дорогой!

Я остался без автомобиля, и на понедельник, когда праздник считается чуть не больше воскресенья, пришлось отпустить (фамилия неразборчиво) Гурду1 и на этот день. Значит, я буду у вас только во вторник. Полежать день-другой мне не помешает, положение в общем у меня ухудшилось, ша-

стр. 94


риков менее 3000000, и слабость как будто увеличилась, надоело это все до смерти.

Вчера вечером я таки заставил Богораза сделать мне вливание хинина. Последний раз мы делали это в начале мая, и тогда реакции не было никакой. Вчера сразу же после укола, минуты через 4, появилась характерная пульсирующая боль в крестце, а через 1 1/2 - 2 часа легкий озноб и повышение температуры: к 10 часам (через 2 часа после впрыскивания) температура дошла до 38.4 и, постояв так около часу, начала опускаться. Утром сегодня 37.2, нормальная. Все это, по-моему, с несомненностью доказывает, что малярийные элементы, исчезнувшие на несколько месяцев, сейчас опять выступают на сцену. Очевидно, надо возобновить лечение хинином, и я уже решил сделать следующее вливание во вторник. Вещь эта не очень приятная, ибо при подъеме т-ры самочувствие ухудшается и затем к ночи одолевают поты, но необходимо опять свести на нет эту малярийную пакость. Отчасти я даже рад результату вчерашнего опыта: возможно, что именно в этом, в возобновившейся деятельности малярийных агентов, заключается причина того, что мы никак не можем прочно увеличить шарики свыше 3000000. Весь избыток их д[олжно] б[ыть], уничтожался малярийными агентами. Думаю, 4 - 5 вливаний - и мы опять сведем малярию на нет. А контрольные вливания придется повторять минимум раз в месяц.

Вот какие у меня, миленький, дела. Мне очень жаль и скучно не видеть тебя и девочку два дня, но все-таки сознание, что вы от меня всего в 40 мин. езды, а не в 24 часах или 3 1/2 суток, утешает очень. И представляю я вас обеих теперь уж совершенно ясно: вот, напр., сцена вчерашней драки, когда этот маленький озверелый варвар схватил и измял бумагу с твоим рисунком или когда он хотел щипануть тебя за руку после аэропланного полета корзинки. А все-таки он очень, очень миленький и очень симпатичненький. Болит у меня только душа, что он сидит в городе. Бледненький он у нас, надо бы его на песочек и на солнышко. Ну да с понедельника он с няней пойдет в bois2 , это уже будет получше, но лучше бы скорее приезжала О. М.3 и хоть на 2 нед[ели] поселилась с ними на море.

Пока до свидания. Во вторник я у вас буду, вероятно, часа в 3 - 3 1/2.

Крепко целую и обнимаю тебя и Тату. Твой.

1. Гурда - водитель Красина.

2. Лесок (фр.).

3. Ольга Михайловна Жуковская - мать Т. В. Красиной.

N 82. 21 июля. Монморанси

Когда я себя хорошо чувствую, я не только не буду притворяться больным, но я не смог бы этого сделать даже если бы хотел, веселое и бодрое взяло бы свое и пробило бы всякую броню. Но глупо мне себя успокаивать, когда я знаю и вижу, как стоит дело. Положение было очень трудное и опасное. Сейчас улучшение большое, идет только очень медленно. Выбраться из совсем плохого я выберусь, но в каком виде и с какими силами, никто этого не знает. Меня не пугает, если это будет даже и с порядочным уроном, я много за все это время передумал и ко многому отношусь спокойнее и без волнения, что раньше меня, м[ожет] б[ыть], волновало бы. Ты думаешь, что все это через мою психику отражается на ходе болезни. Неверно это. Гораздо для меня (я не говорю для всех и всяких больных) полезнее знать действительное положение вещей и число шариков и проч., это и для лечения моего полезнее, чем святое неведение и наивный самогипноз "ах, я сильный и я богатый". Был когда-то таким, а буду ли еще, не знаю. Надо терпеливо ждать, и когда меня тормошат: "А скоро ли вы уедете из Монморанси, когда будете в Лондоне или когда в Москве", я отмахиваюсь и говорю: "Не знаю". Сейчас более или менее укрепился на 3 - 3 1/4 миллионах шариков, не хватает еще 2-х милл., и каким темпом это дальше пойдет, не знаю. Сейчас по моим настояниям переливания делают не 2, а 1 раз в неделю и, если анализы не дадут уменьшения, мы с этой недели решили сделать двухнедельный про-

стр. 95


межуток. Мне субъективно кажется, что теперь уже можно будет обойтись без чужой крови. Это констатировать было бы громадным шагом вперед. Выздороветь - это мое главное сейчас стремление и даже что-то вроде занятия, а вообще я работать еще не могу и, буквально как Обломов, какое-нибудь пустое деловое письмо собираюсь писать и не могу приступить к нему неделями.

Очень меня огорчило только что полученное известие о смерти Феликса Эдм[ундовича Дзержинского]. Чистый и честный был человек, рыцарь без страха и упрека.

Карточек твоих не просил. Те, которые делают фотографы с тебя, я ненавижу. Любителя у тебя нет толкового поблизости. А самое главное не в этом, а в том, что я тебя очень ясно помню и могу тебя себе представить в разных видах лучше, чем это мне дают имеющиеся фотографии. Я абсолютно точно помню твое лицо, когда ты ко мне пришла с Асей или когда мы в тот же день встретились у Victoria Kirche (на тебе была широкополая красная шляпа), или когда обедали в Таормине в Эксцельсиоре или на берегу заливчика. Никакие фотографии твоего лица так мне не передадут, как я его вижу. С Татой другое дело: он так быстро изменяется, что угадать этого нельзя, но странно, что и прошлые его мордашки у меня не остаются так в памяти, как твое лицо или лицо Сонечки.

Не для contr-попрека, а по существу я продолжаю вопиять: Ты уже 2 нед[ели] в Берлине и ничегошеньки мне не пишешь, что делаешь, где и как живешь, кого видела и пр. и пр. А равно твои перспективы в пространстве и во времени (писать даты на письмах я, очевидно, тебя никогда не научу).

Сегодня здесь объявился Бор[ис] Ст[омоняков]. Я его еще не видал, вероятно, приедет сюда к вечеру. Самочувствие у меня среднее, появляется охота уже что-нибудь делать, а сил еще мало, газеты надоели до черта. По-моему, надо бы начать легкий массаж и даже, м[ожет] б[ыть], прогулки, врачи же настаивают на неподвижности и самой строгой "экономии сил". Везде теперь "экономия".

Ну вот, это пока все. Целую.

N 83. 5 октября. Лондон 1

Девчончик мой миленький, родной и золотой!

Хорошее твое письмо я получил, а сам вот, виноват, не написал тебе раньше, как хотел. Дело в том, что у меня опять какой-то был поворот к худшему: я дорогой еще начал болеть... и 4 - 5 дней потерял, упал несколько аппетит и вес, упали и шарики до 2 1/2 м., вероятно, в результате некоторого утомления... На настроении же такое ухудшение у меня всегда сказывается: одолевает апатия и ничего не хочется делать, в том числе и писать. Как кляча, исполняю кое-какую офиц[иальную] работу и 2 - 3 приема в день (коротких), сижу на завтр[аке] и обеде (да и то иногда в постели), а все остальное время лежу на кушетке, мало о чем думаю, в некоторой прострации. Не хочется ни читать, ни говорить. Отношусь к этому спокойно, вероятно, пройдет, как и раньше проходило, тем более сегодня утром (после вчерашнего лежания весь день) шарики поднялись до 3500000... Ну, вот, мои ХОЛОСИНЬКИЕ, не сердитесь на меня, что я на дня 2 - 3 опоздал с этим письмом...

Начинаю знакомиться с врачами. Один будет, вроде Богораза, для повседневного, так сказать, пользования. Человек довольно толковый, будет последовательнее и умнее Богораза, работает здесь 25 л[ет] и знает всех и вся. Он меня сегодня свел с английским специалистом из здешнего малярийного института, который имел много дела и с малярией и с анемией. Впечатление произвел хорошее, взял у меня кровь, и после исследования будем разговаривать. Переливания крови 2 р. в неделю, по его мнению, вряд ли помогали. Малярией обещает тоже заняться, а в общем, вероятно, не намного изменит парижское лечение. Кажется, время и организм будут самыми главными факторами. Я ни в Москву, ни Шону не писал отсюда еще ничегошеньки. Ну да они по официальным телеграммам знают, что я тут не только жив, но и даже даю интервью. Ругают меня тут умеренно, и вообще прием Лондон мне оказал сносный.

Пока прощай, мое родное солнышко. Поцелуй и приласкай за меня младчего моего сладчайшего, даже если он в данный момент в чем-нибудь и провинился. Поцелуй его, погладь по головушке и скажи, это, мол, папа тебя

стр. 96


ласкает и целует. Ребеночек мой милый и родимый. А тебе, родимый, спасибо вечное, что ты согласилась мне его на несколько времени дать. Это показывает, какой ты милый и хороший человек. Целую тебя крепко. ВОТ. Твой.

1. Красин приехал в Лондон 28 сентября 1926 года.

84. 23 октября. Лондон

Миленькие мои, дорогие и золотые и родные!

Пишу вам в субботу и пошлю письмо это по почте, а в воскр[есенье] курьер повезет письмо Волину, в котором я посылаю вам пока 150 долларов. Напиши мне, миленький, хватит ли тебе этого пока, и, если тебе не очень трудно, сообщи мне тоже, какие примерно расходы ты ожидаешь в ноябре. Ты меня извини, что я об этом спрашиваю, но мне удобнее и легче приготовить заблаговременно необходимое чисто технически. А вообще ты на этот счет не беспокойся, справимся с текущими всеми расходами.

Родные мои, всю неделю чувствую себя неважненько, и в рабочем смысле она почти пропала. Приходится лежать, позывы к тошноте и головокружения, как встанешь. Английская кровь, думаю, мне противопоказана, подумываем выписать сюда фран[цузского] донора...

Родное мое, целую крепко, письмо отправляю с Бромом, ибо в субб[оту] почта здесь писем не посылает. Родные мои, крепко и горячо вас целую, как только немного поправлюсь, напишу еще. Татарушку ненаглядную приласкай от меня особо. Твой.

N 85. Понедельник. 25 октября. Лондон

Миленький мой, золотой и дорогой!

Все еще плоховато чувствую. Не знаю, что за черт такой привязался: отчаянный рецидив. Шарики падали до 1600000 (притом это после переливания), вес упал на 3 кило, слабость и апатия беспримерные, голова кружится при всяком резком движении, даже хотя бы только руки. Измаялся я и минутами ничему не рад, жить так не стоит, ни себе, ни другим нет толку. Только и держишься надеждой, что, может быть, все-таки это еще пройдет. Здешние врачи насчет происхождения болезни почему-то не высказываются. Dr. Novarro, бактериолог, не находит плазмодиев, и, я боюсь, это сбивает его на неправильное заключение, что и малярии нет. А меж тем у меня и во время самой жестокой малярии не могли найти плазмодиев. Он полагает, что неумеючи искали! Беда с этими специалистами, они поистине подобны флюсу. На одну вещь обратили здешние внимание - это на зубы. Приходится за них взяться вплотную. Novarro утверждает, что плохие корни могут быть источником злейшей инфекции крови.

Милый мой, родной! Ты осердился на меня и вот неделю не пишешь. Нельзя так, пожалей лучше меня, я слабый совсем. Вот сейчас должен кончить, перо вываливается из рук и вся правая рука устала, хочу отваливаться. Все же кризис как будто проходит... через день-другой, может, станет лучше.

Не сердись на меня, миленький. Целую тебя и люблю крепко.

Скажи младченькому, я его очень, очень влюблю и о нем помню, и мы с ним увидимся. Хотя такой, как сейчас, я ему, наверно, не интересен. Жду В. П., может мы еще с ним придумаем тут какую комбинацию насчет твоего приезда. Я ведь тоже хочу тебя видеть, миленький.

N 86. Воскресенье, 31 октября. Лондон

Миленький мой, дорогой и золотой! Написал тебе сегодня письмо, но, перечитав, вижу - по почте посылать нельзя. Жду оказии.

Вчера переливание от одного из наших великолепных парижан. Сегодня уже малость получше, причина рецидива ясна, были плохие доноры. Все же еще слаб очень, лежу все эти дни, писать тоже трудновато (это третий лист).

Целую тебя, мое сердце. Все твои письма получил. Ответить по пунктам сейчас не могу, трудно мне, кружится голова, и врачи не велят1 .

1. Л. Б. Красин скончался в Лондоне в ночь на 24 ноября 1926 г. на 57-м году жизни с диагнозом: злокачественное малокровие.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/ПИСЬМА-Л-Б-КРАСИНА-К-Т-В-МИКЛАШЕВСКОЙ-КРАСИНОЙ-2021-03-02

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

ПИСЬМА Л. Б. КРАСИНА К Т. В. МИКЛАШЕВСКОЙ-КРАСИНОЙ // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 02.03.2021. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/ПИСЬМА-Л-Б-КРАСИНА-К-Т-В-МИКЛАШЕВСКОЙ-КРАСИНОЙ-2021-03-02 (дата обращения: 29.03.2024).

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
178 просмотров рейтинг
02.03.2021 (1123 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
6 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
9 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

ПИСЬМА Л. Б. КРАСИНА К Т. В. МИКЛАШЕВСКОЙ-КРАСИНОЙ
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android