В центре нашего внимания находятся славянские обозначения насекомых, имеющие "животное" происхождение, т.е. возникшие на базе зоонимов путем семантического переноса "животное → насекомое"¹ (рус. литер, божья коровка 'жучок красной, желтой или белой окраски с черными пятнышками' [2. Т. I. С. 103], кобылка 'название ряда насекомых сем. саранчовых' [2. Т. II. С. 64], медведка 'насекомое отряда прямокрылых с покрытым короткими бархатистыми волосками телом, живущее в земле и являющееся вредителем сельскохозяйственных культур' [2. Т. II. С. 242], рус. диал. богова коровка 'божья коровка' [3. Вып. 3. С. 48], боговушкин конёк 'кузнечик' [4. Вып. 2. С. 44], козлики мн. 'навозные жуки' [5], волчок 'насекомое медведка' [3. Вып. 5. С. 82], польск. литер, boza krowka [6. S. 63], konik polny 'кузнечик' [6. S. 353], польск. диал. dziubry 'вши' [7. S. 175], кашуб, vodna krova 'насекомое Dytiscus marginalis' [8. Т. VI. S. 95], piesek Pana Jezusa 'насекомое кошениль' [9. Т. IV. S. 96] и проч.). Основной массив материала представлен русской и польской диалектной энтомологической лексикой; кроме того, выборочно приводятся энтомосемизмы других славянских и некоторых романских и германских языков.

Подобная "зоолого-энтомологическая" модель существует во всех славянских языках и неразрывно связана с универсальным механизмом называния насекомых по аналогии с более крупными животными. Поэтому в задачи данной статьи входит не только характеристика выделенной модели с точки зрения состава реализующих ее фактов и их мотивации, но также попытка проследить на примере славянских "животных" обозначений насекомых логику формирования связей между такими разными представителями фауны, как насекомые и крупные млекопитающие (домашний скот, дикие животные и др.). Для того чтобы охарактеризовать внутреннее наполнение рассматриваемой модели, представим своего рода идеографическую классификацию, основанную на вы-

Кривощапова Юлия Александровна - аспирантка кафедры русского языка и общего языкознания Уральского государственного университета им. А. М. Горького (Екатеринбург).

Работа выполнена при содействии Фонда поддержки науки "Касса Иозефа Мяновского" (Варшава).

¹ Выделяя подобную модель, мы ориентируемся на народную зоологическую систему координат, согласно которой насекомые не входят в класс животных, а образуют отдельную группу насекомые, входящую в более крупный раздел гады и противопоставленную животным на основании таких особенностей, как маленький размер и множественность, подробнее об этом см. [1. С. 273].

стр. 57

явлении тех видов животных, наименования которых служат отправной точкой в создании энтомосемизмов. Выделяются три основных класса животных, "участвующих" в рассматриваемом номинативном процессе, - это домашние животные, дикие животные и птицы.

Домашние животные

Скот

Наиболее активной "донорской" сферой для зоологических наименований насекомых во многих славянских и европейских языках являются обозначения копытных животных - в основном это видовые определения домашнего скота.

Со структурной точки зрения "скотские" наименования насекомых, как и другие "животные" обозначения, подразделяются на три группы: однословные номинации (козел, конек, кобылка), двукомпонентные разложимые словосочетания (укр. конік дикі, польск. koniczek polny 'кузнечик') и двукомпонентные фразеологизированные образования, которые, как правило, соответствуют схеме: "прилагательное "божий" + деминутив от наименования животного (конек, коровка)" ср. божья коровка, божий конек, богова лошадка и проч.

Прокомментируем семантику "божьих" названий.

На традицию обозначения диких животных и насекомых как "божьих", т.е. принадлежащих Богу, указывал В. Н. Топоров, приведя ряд примеров: лтш. dieva suns (букв, "божья собака") 'волк'; рус. божий олень 'дикий олень'; божий мед 'мед диких пчел' и проч. [10. С. 274 - 275]. И. В. Родионова считает возможным поставить в данный ряд, как образованные по этой же модели, номинации божья/богова коровка; богова муконька/мушка, а также богов/божой конек/божий коник/коничек/конек 'насекомое кузнечик' [11. С. 155]. Сфера Бога в данном случае рассматривается как неосвоенная, чуждая человеку. В определении божий для животных подчеркивается идея локализации в божьем, т.е. не освоенном человеком, диком мире, таким образом, срабатывает модель божий = дикий.

Отметим, что в народной энтомологической системе "божественные" насекомые, помимо идеи дикости, безусловно, наделяются семантикой чистоты и сакральности, противопоставляясь при этом нечистым насекомым, принадлежащим дьяволу или черту. Это противопоставление осуществляется и на уровне языка (рус. божья угодница 'пчела', польск. bozy robak 'пчела' [1. С. 448], Pana Boga muraski 'муравьи' [12. Т. XXXXII. S. 318], но рус. чёрт 'личинка стрекозы, используемая как нажива при ловле рыбы' [13. Вып. 10. С. 56], чёртушкова вошь 'навозный жук' (онеж.) [14]², укр. чортик 'стрекоза' [1. С. 523]) и на уровне различных поверий и этиологических легенд, связанных с насекомыми, ср. польскую легенду: "Пан Бог сотворил пчелу. Дьявол за этим подсмотрел и сказал: "Я тоже могу такое сотворить". "Твори", - сказал ему Бог. Но дьявол не мог никак сотворить пчелу, только сотворил осу. Потом пан Бог сотворил шмеля, а дьяволу казалось, что он тоже сможет, но он сотворил шершня. Это тоже творения дьявольские: коза, оса и шершень" [16. S. 385].

² Во Владимирской губ. раков считали чёртовыми вшами и не употребляли в пищу, в Новгородском уезде их также называют чёртовы вши и не только не едят, но даже смотрят на них с омерзением [15. С. 160].

стр. 58

Что же касается "животного" компонента рассматриваемых энтомосемизмов, то выделяются следующие обозначения домашних животных, встречающиеся в наименованиях насекомых (подобных номинаций достаточно много, поэтому приведем лишь некоторые примеры):

корова (рус. богушкова коровушка 'божья коровка' [4. Вып. 2. С. 46], польск. boza krowka, болг. божа кравица, ср. также литов. dievo karvyte 'божья коровка', франц. bete a bon Dieu 'божья коровка' (букв, "скотина Господа Бога") и т.д., ср. испан. vaquita de san Anton (букв, "коровка святого Антония") 'божья коровка' [17. С. 779]);

вол (польск. czerwone woly (букв, "красные волы") 'гниды' [9. Т. I. S. 282], ср. также некоторые неславянские "воловьи" обозначения божьей коровки': рум. Boul-lui-Dumnezeu, Boul-Domnului (букв, "божий вол"), фр. buou de noueste segne ("поповский вол"), исп. Buey de Dios ("поповский вол"), итал. boeto ("поповский вол"), нем. Harrgodisken, Herrgottsochslein ("поповский вол") [18. С. 224]);

конь (кобыла) (рус. божий конёк 'луговой кузнечик, стрекоза' (арх.) [3. Вып. 3. С. 64], кобылица 'сверчок; кузнечик; стрекоза' (волог., вят., киров.) [3. Вып. 14. С. 26], укр. конік дикі, польск. konik, pasikonik, чеш. ku n, konidek, konik, словен. kunjek, хорв. konic; болг. зелено кончя, зелен кон [1. С. 517]);

козел (козлики мн. 'навозные жуки' [5], польск. kozka 'полевой сверчок' [9. Т. II. S. 454]);

свинья (болг. диво прасе, попово прасе 'насекомое медведка' [1. С. 521], польск. swinka 'насекомое, которое грызет шерсть (не моль)' [19. S. 104]).

Обратимся ко всему комплексу названий насекомых, образованных от наименований домашнего скота.

Внутри данной группы энтомосемизмов нам кажется целесообразным распределить материал по насекомым, в обозначении которых участвует домашний скот (рубрики расположены в алфавитном порядке).

Бабочка

"Скотские" обозначения для бабочек не характерны, ср. единичное словенское название бабочки на базе *koby(d)lica [17. С. 779]. В Польше с бабочкой связаны некоторые скотоводческие поверья: "Мертвую голову (бабочку) сажают в балку овчарни, чтобы велись овцы" [12. Т. XXXIV. S. 147]; "Если весной первым увидишь желтого мотылька, то коровы в этом году будут дойные, если белого, то наоборот" [20. S. 360].

Блохи, вши

Домашние насекомые-паразиты, в особенности вши и блохи, достаточно активно вовлекаются в животный контекст. При этом значительную роль в образовании зоонимических обозначений вшей как паразитов, обитающих непосредственно на человеке, играет евфемизация, которая заключается в нежелании называть объект его прямым именем: кашуб, kon 'вошь, особенно большая' "Xecko, xez te bela? Cez te prenosla za kona na glove? To so calee kone od vsi" (Детка, где же ты была? Что ты за коня принесла на голове? Это кони из деревни) [8. Т. VII. S. 127]; semel 'вошь Anaphura' "Co za semel χoxi tobe po glove?" (Что за конь ходит у тебя по голове?) [8. Т. VII. S. 309], ср. semel 'конь сивой масти' [8. Т. VII. S. 309]. Аналогичным образом завуалирован процесс поимки и уничтожения вши в польской загадке: "Kupil chlop krowe w Kielmanowicach, prowadzil klo Swychanowa, zabil ja przed patronami w Pazurowicach" (Купил мужик корову в

стр. 59

Кельмановицах, проводил до Свыханова, убил перед хозяевами в Ногтевицах - ср. pazur постореч. 'ноготь') [21. S. 153]³.

Вшам и блохам присуща символика домашней живности в загадках и других малых фольклорных жанрах: как скот, например, они загадываются в русских и польских загадках; как овцы - у всех восточных славян; как бараны - у поляков; как коровы или волы - у русских; как дикие козы - у болгар и македонцев. Символическое соотношение со скотом можно видеть в ироническом названии вшей "египетскими баранами" (польск. egipskie barany). "Черными козами" называют в приговоре блох и вшей в Болгарии [1. С. 434]. Блохи и вши применяются также и в скотоводческих практиках: польск. "Чтобы насекомые не донимали скот, берут блох и вшей, и один из пастухов раздевается догола, берет блоху в одну, а вошь в другую руку, идет на границу поля, там кладет вошь на свое, а блоху на чужое поле и убегает, что было духу, не огладываясь" [23. S. 330].

Примыкает к домашним насекомым-паразитам таракан, который часто выступает в загадках как бык или конь: рус. "Ворон, да не конь, Черно - не медведь, Крылато - не птица, Шесть ног без копыт" [24. С. 198]; польск. "Carny, a nie kruk; Rogaty, a nie wol, Szesc nog ma przez kopyt" (Черный, а не ворон; Рогатый, а не вол, Шесть ног без копыт) [25. S. 23].

Божья коровка

"Животные" обозначения этого насекомого встречаются практически у всех славян, ср. рус. божья коровушка [4. Вып. 3. С. 43], коровушка-бурёнушка [5], польск. Boza krowka, krowka Matki Boskiej [26. Т. I. S. 148], кашуб. kruska-jalovicka, kruska-muska (cp. kruska уменьш. от krusa 'коровка') [8. Т. II. S. 267], болг. божа крава [18. С. 224], серб. - хорв. божjа овчица, словен. bozji bolik [17. С. 779] и проч. Их принято считать в большей степени отголоском одного из мифологических сюжетов⁴, нежели метафорическим образованием, возникшим в результате реализации рассматриваемой модели домашнее животное → насекомое (существенную роль здесь сыграл и атрибутив "божья"). Действительно, в случае с божьей коровкой трудно выявить признак (или признаки), мотивирующие такой семантический перенос. И все же, несмотря на столь ярко выраженный мифологический колорит, божья коровка, безусловно, оказывается в ряду "скотских" энтомологических наименований. "Коровьим" названиям божьей коровки часто соответствуют "скотоводческие формулы": рус. "Каровушка, буровушка, атяли бычка, хучь телячку, дай малачка целую даеначку" [27. Т. I. С. 222], польск. "Boza korowko, de ty sie pasla, daj meni masla" (Божья коровка, дай мне масла там, где ты паслась) [12. Т. XXXI. S. 144]. Названия типа коровка порождают поверья о том, что божья коровка - это "коровка Богородицы": польск. "Народ называет ее (божью коровку) коровкой Божьей матери (krowka Matki Boskiej) и поэтому ее убийство считается большим грехом" [28. S. 202].

³ Подобные загадки с "физиологическими" топонимами часто встречаются и в русской паремиологии, ср. "Поймали волка в Волосатове, потащили волка через Лобково, через Глазково, через Носково, через Ротково, убили волка в Ногтеве" (вошь) [22. Т. I. С. 570].

⁴ По мнению О. А. Терновской, это может быть сюжет "свадьбы Солнца", где "коровьи" названия данного жучка являются метафорическим обозначением невесты (ср. смол, коровка 'невеста') [27. Т. I. С. 222].

стр. 60

Жуки

Из жуков "скотскими" наименованиями наделяются жук-олень: koziorog 'четырехчленное насекомое из разряда длиннорогих' [26. Т. II. S. 514] (см. также рубрику "Дикие животные"), которого, кроме того, поляки называют baran [12. Т. XXXI. С. 144] (мотивационный признак здесь очевиден - наличие рогов), майский жук: krowka 'майский жук' [29. S. 155] и, вероятнее всего, жук-навозник: grzebie, jak krowka w gownie (гребет, как коровка в говне) [30. S. 185].

Жуки также символически соотносятся со скотом на уровне поверий и скотоводческих практик: поляки Келецкого воев. "пропускают жука-оленя через крестец коровы, которую первый раз ведут к быку, чтобы спаривание прошло успешно" [1. С. 503].

"Скотская" символика проявляется у жука и в загадках. В них он уподобляется рогатому быку или коню, а его жужжание - мычанию: "Летит ворон, Сам черен, Есть рога - сам не бык, Шесть ног без копыт" [24. С. 176]; "По-бычьи мычит, По-медвежьи рычит, На землю падет - Землю дерет" [24. С. 176]; "Ворон, да не конь, Счерна, да не медведь, Рогат, да не бык, Ноги есть, да без копыт, Летит, так воет, Сядет на землю - землю роет" [24. С. 196]. Отметим, что в случае с жуком семантическая модель домашнее животное → насекомое срабатывает и в обратную сторону, и собственно родовое обозначение "жук" используется при номинации домашней скотины: рус. жукола 'насекомое, жучок' (урал.), 'черная корова' (костром.) [3. Вып. 9. С. 224 - 225], польск. zuk 'черный вол', 'насекомое Aphodius', zukola 'кличка коровы' [26. Т. VIII. S. 725].

Признаком, на базе которого происходит подобное развитие значения, является черный цвет большинства насекомых, принадлежащих к классу жуков (жук вообще становится своего рода эталоном этого цвета), ср. жуковой и жуковый 'очень черный' - "Корова у них черная, жуковая" (урал., куйбыш.) [3. Вып. 9. С. 224], жук 'скворец' (смол.); 'о смуглом человеке' (вят., волог.); 'чугун, недостаточно очищенный' (перм.) [3. Вып. 9. С. 222].

Комар, муха

Комар и муха, будучи летающими насекомыми, "скотскими" обозначениями практически не наделяются, ср. только польск. krova, buro krova, krufka 'муха-плюйка' [31. S. 84]. Комар соотносится с конем и быком в русских загадках: "Крылья орловы, Хобота слоновы, Груди кониные, Ноги львиные, Голос медный, Носы железны; Мы их бить. А они - нашу кровь пить" [24. С. 195]; "В мае (марте) месяце На восьмой тысяче Родился конь крылатый, Не боится царя в палате" [24. С. 195]; "Летит по-птичьи, Ревет по-бычьи" [24. С. 196].

Кузнечик, сверчок

Кузнечик часто сравнивается со скотом (конем, кобылой, козлом) на основании таких мотивационных признаков, как длинные ноги, прыгучесть и стрекочущий звук, напоминающий лошадиное ржание (гурали польских Бескид, например, стрекотание кузнечика называют ржанием [12. Т. XXXXII. S. 319]): кобыла 'кузнечик' (киров.) [3. Вып. 14. С. 18], кобыльник 'кузнечик' (киров.) [3. Вып. 14. С. 21], лошадка 'кузнечик' (костром.) [3. Вып. 17. С. 166], сивка⁵ 'вид кузнечика' (забайк.) [3. Вып. 37. С. 273], польск. konik 'кузнечик' - "Koniku, koniku, daj mi masci, to cie. puszcze na przepasci (bez napasci)" (Коник, коник, дай мне

⁵ Ср. литер, сивка (сивко) 'лошадь сивой масти'.

стр. 61

мази, отпущу тебя пастись) [32. S. 137], koniczek polny 'кузнечик' [29. S. 152], ср. koniczki cwiyrkajom 'о звоне в ушах' [30. S. 152], козёл 'насекомое кузнечик' (смол.) [3. Вып. 14. С. 58]. Такие связи реализуются в первую очередь в лексической системе, а не на уровне фольклорных текстов. Внушительный массив славянских "кобыльих" названий кузнечика приводит в своей монографии А. В. Гура [1. С. 517].

Помимо однословных номинаций, отсылающих к обозначениям домашней скотины, кузнечик часто определяется как "божий" конь: боговый (богов) конёк 'кузнечик' (волог.), 'кузнечик крупной породы' (сев. -двин.) [3. Вып. 3. С. 48], боговушкин конёк 'кузнечик' [4. Вып. 2. С. 44], божой конек (коничек) [4. Вып. 2. С. 49], богова кобылка, богова лошадка [33], образуя таким образом сакральную "пару" с божьей коровкой (при этом в некоторых микродиалектах возникает оппозиция названий кузнечика и божьей коровки: ср. у русских Архангельской обл. божий коничок - божья короушка (Онежский р-н, Тамица), божий конёк - короука божья (Котласский р-н., Песчанка) [34. Вып. 1. Карта 43, 44]). "Божественность" кузнечика отражена также в польском поверье о том, что он носит Бога - Иисуса Христа [35. S. 129]. Типологически близок кузнечику сверчок, который именуется аналогичными "лошадиными", редко "козлиными" обозначениями: рус. кобылица и кобылица 'сверчок' (волог.) [3. Вып. 14. С. 20], кобылка (вят.) [3. Вып. 14. С. 21], конёк-щелкун [33], польск. kozka 'полевой сверчок' [9. Т. II. S. 454], kunik, pasikunik 'сверчок' [31. S. 85]. В группу стрекочущих и прыгающих попадает и саранча: конёк 'кузнечик, мелкий вид саранчи' [36. Т. II. С. 230], koza ladowa 'огородная саранча' [9. Т. II. S. 453].

Медведка

Медведка, уже сама по себе имеющая метафорическое название, практически не обозначается посредством наименований домашнего скота (ср. только болгарские "свинские" имена медведки диво прасе, попово прасе [1. С. 521]). Связь со скотом прослеживается лишь в некоторых скотоводческих практиках и суевериях. "В районе русско-белорусского пограничья медведок вылавливают из их норок, сушат и скармливают с овсом и сеном коням, причем медведок с черной спинкой дают коням темной масти, рыжих - рыжим коням, бледно-желтых - половым коням. Считается, что от этого кони будут здоровы и почуют силу" [1. С. 522].

Муравей

Муравьи символически соотносятся со скотом в разных славянских традициях. Так, например, в польских колядках хозяевам желают: "Tyle owiec - ile w lesie mrowiec" (Столько овец, сколько в лесу муравьев), "Cieliczek - jak w lesie mrowiczek" (Телушек - как в лесу муравьев). Польские пастухи Западных Бескид и Подгалья, выгоняя овец на летнее пастбище, рассыпают по загону муравьев или муравейник, прежде чем запустить туда овец, чтобы овцы держались вместе, как муравьи в муравейнике. У русских в Вологодской губ. муравейник вместе с другими предметами использовался для оберега и благополучия скота. Пастухи перед выпасом совершали "отпуск" скота, обходя стадо и читая специальный заговор, при этом берут "...ключ, замок, землю с могилы и часть муравейника с перекрестка дорог и прогоняют скотину между этими предметами, а затем закапывают их вместе с землею на пастбище и держат там до конца пастьбы скота" [1. С. 512 - 513].

стр. 62

Пчелы

В лексической системе пчела не проявляет себя в качестве домашней скотины; такие связи устанавливаются лишь в фольклоре и верованиях. Считаясь символом плодородия и достатка, пчела может способствовать ведению скота: польск. "Если у коровы нет телят, нужно дать ей съесть в хлебе пчелу" [12. Т. XXXIV. S. 169]. В Лике (Хорватия) верят, что разговор пчел, так же как и скота, можно подслушать в полночь под Рождество, надев на себя всю одежду наизнанку, но от этого можно онеметь, так как это грех [1. С. 453]. Пчелы также метафорически сближаются со скотом в русских загадках: "Сидела баба на липе, Драла баба лыки; Пришел бык, Бабу в ж... тык; Баба завыла, Лыки забыла" [24. С. 258]; "Отворялись вороты беспяты, Входили овцы бесхвосты" [37. С. 198]; "Стоит хлевец, В нем 5 тысяч овец" [37. С. 198]. Параллель "овцы - пчелы" можно наблюдать в косовском обычае: "Если пчелы не начинают роиться, пчеловод просит пастуха, чтобы он выпустил овец из загона, пригнал их к ульям и, дотронувшись до них палкой, сказал: "Jа пуштах овце из трла, пуштите се и ви из трмке!" (Я выпустил овец из загона, выходите и вы из улья!) Тогда пчелы станут роиться" [1. С. 455].

Соотнесение домашней скотины и пчел оказывается обратимым (не только пчелы помогали вестись скотине, но и животные косвенным образом способствовали разведению пчел): в Костромской губ. конский череп вешают на пасеке, чтобы велись пчелы, такой же обычай известен в Полесье и на Русском Севере [1. С. 472]. Для украинцев происхождение пчелы непосредственно связано со скотом (волами): по легенде, Бог однажды пахал поле парой волов. Прилетели две мухи, одна из которых села на вола по кличке Гедз и укусила его. За это она была проклята Богом и стала оводом (укр. гедз). Другая муха, севшая на вола по кличке Бджола, не стала его кусать, поэтому Бог благословил ее и назвал насолодою. По кличке второго вола эта муха получила название бджола и стала с тех пор давать людям насолоду - сладкий мед [1. С. 452].

Светлячок

В наименованиях светлячка отражена символика, соотносящая этого жучка со скотом: рус. волог. коровка, арх. конёк, укр. волын. коза свитюща [1. С. 502].

Стрекоза

Спектр наименований стрекозы практически повторяет "кобыльи" обозначения кузнечика, часто с поправкой на форму женского рода: божий коничек 'стрекоза, кузнечик' (онеж., арх.) [3. Вып. 3. С. 64], кобылица 'стрекоза' (вят.) [3. Вып. 14. С. 20], польск. koza wodna 'насекомое стрекоза' [9. Т. II. S. 453], чеш. kobylka, серб, черногор. коза, хорв. kobila, kobilica [1. С. 524]. Разнообразие и большое количество традиций, в которых стрекоза определяется через отсылку к названиям некоего существенно более крупного животного, чаще всего коня или козла, позволило В. Н. Топорову высказать "животную" версию происхождения самого слова стрекоза, предполагая в качестве возможного членение *stre-koza, т.е. 'стрекочущая коза' [38. С. 398 - 399]⁶. Кроме того, стрекоза, вслед за кузнечиком, может обозначаться "боговым" конем (серб. -хорв. божjи кониц, луж. bogowy konik) [1. С. 523], одновременно при этом являясь и дьявольским,

⁶ Традиционно наименование стрекоза соотносится со звукоподражательным глаголом стрекотать [39. Т. III. С. 774].

стр. 63

чертовским и нечистым насекомым, о чем свидетельствуют наименования типа серб, вилин конь, вилин (вилински) кониц⁷, укр. чортик [1. С. 523].

Собака

Отдельную группу составляют наименования насекомых, образованные от родового обозначения такого домашнего животного, как собака (сука): рус. диал. попова собака (собачка) 'род гусеницы-плодожорки' (ряз.) [3. Вып. 29. С. 324]⁸, укр. земляна сучка, сучка, сучечка, собачка 'насекомое медведка' [1. С. 521]; пес: польск. piesek Pana Jezusa 'насекомое кошениль' [9. Т. IV. S. 96], а также обозначения отдельной породы (гончей): выжлята 'лесные клещи, впивающиеся в тело' (волог.) [22. Т. I. С. 708] (ср. выжлок 'собака' (южн. -сиб., печор.) [3. Вып. 5. С. 280], выжля 'щенок гончей' [22. Т. I. С. 708]). Поясним каждый пример в отдельности.

В случае с обозначением попова собака (собачка), служащим для наименования гусеницы-плодожорки, следует прокомментировать каждый компонент этого определения (прил. попова и деминутив к собака), ср. еще польск. piesek Pana Jezusa. Семантический перенос собака → гусеница-плодожорка, видимо, обусловлен номинативным признаком "способность грызть, поедать" (думается, этот признак лежит в основе всей модели собака → насекомое)⁹. Что же касается атрибутива попова, то в данном случае это определение является субститутом слова "божий", ср. болг. божа крава = попува кравичка 'божья коровка', рум. Boul-lui-Dumnezeu, Boul-Domnului = Boul-popii (об обозначении животных как "божьих" см. выше в рубрике "Скот").

Для украинских обозначений медведки земляна сучка, сучка, сучечка, собачка, помимо признака "способность грызть → вредить" значимым оказывается номинативный признак "наличие шерсти" (а медведка, как известно, покрыта бархатистыми волосками).

Обозначение выжлята следует считать производным от вьакля 'щенок гончей' [39. Т. I. С. 367], выжлок 'собака' (южн.-сиб., печор.) [3. Вып. 5. С. 280] на базе признака 'способность вгрызаться'.

Интересно, что связь клеща и борзой собаки прослеживается в легенде (укр., польск.) о том, как соловей, имевший прежде только голову, одолжил на время у клеща заднюю часть туловища, чтобы сходить на праздник, на свадьбу или на бал, но не вернул, а когда клещ пришел за ней, натравил на него борзых собак. С тех пор клещ ходит без туловища, с одной головой [12. Т. XXXXII. S. 353; Т. III. S. 196].

Свое зеркальное отражение семантическая модель "собака → насекомое" обнаруживает в широко известной кличке собаки жучка, уже ставшей апеллятивом. Жучками обычно называют черных собак (ср. жучка 'кличка черной со-

⁷ В отличие от кузнечика, который носит Пана Езуса [35. S. 129], стрекоза, воплощая здесь второй компонент оппозиции бог-черт, служит "транспортным средством" для Вилы, женского мифического существа у южных славян, обитающего в водоемах и наделяемого преимущественно положительными свойствами, но и способного мстить человеку за причиненное зло, что сближает ее с такими представителями низшей демонологии, как богинка и русалка [27. Т. I. С. 370].

⁸ Через собаку у русских загадывается блоха: "Черненька собачка В горенку вступила, Царя побудила" [24. С. 199].

⁹ Дополнительно срабатывает и признак "злой, как собака", ср. собачья муха 'злая муха' [40. С. 31].

стр. 64

баки' [22. Т. I. С. 547], жучок 'кличка черной собаки' [36. Т. I. С. 490]), а "портрет" жука тоже включает в себя признак черного цвета - ср. черный как жук 'очень черный' (урал., куйбыш.) [3. Вып. 9. С. 224], ср. также жукола 'черная корова' (костр.) [22. Т. I. С. 547]. О родстве слов жучка и жук см. у Н. М. Шанского [41. С. 176], который напоминает о том, что еще В. И. Даль обратил внимание на их связь, включив слово жучка в гнездо слов, родственных сущ. жук.

Дикие животные

Медведь

С медведем соотносятся в основном наименования одного из распространенных сельскохозяйственных вредителей отряда прямокрылых¹⁰: собственно номенклатурное медведка 'насекомое Gryllotalpidae' [43. С. 261, 23], литер, медведка и диал. рус. медведыш 'насекомое медведка' (пек.) [3. Вып. 18. С. 66], ср. укр. медведик, медведок, польск. niedzwiadek, луж. mjedwedz, болг. мече прасе. Семантический перенос в данном случае осуществляется на базе комплекса признаков: наличие "шерсти", место обитания (в земле) и относительно крупный размер (длина этих насекомых достигает 6 см) [42. С. 788]. Способность медведки рыть землю активизируется в подляс. крот 'медведка' [1. С. 521]. "Медвежьи" номинации получают также некоторые другие насекомые (при этом релевантным, видимо, остается только признак большого размера): медведок 'жук дубовый, усач' (пек.) [3. Вып. 18. С. 65], медвежья вошь 'крупный жук синего цвета' (арх.) [33], медвежья вошь 'навозный жук' (олон.) [3. Вып. 18. С. 68]. Медведь также "участвует" в загадывании таракана ("Над нами - Вверх ногами Медведь с рогами, Ходит - не страшится" [24. С. 197]; "Ворон, да не конь, Черно - не медведь, Крылато - не птица, Шесть ног без копыт" [24. С. 197]) и жука ("Ворон, да не конь, Счерна, да не медведь, Рогат, да не бык, Ноги есть, да без копыт, Летит, так воет, Сядет на землю - землю роет" [24. С. 196]).

Волк

"Волчьи" наименования активно используются для обозначения одного из видов шершней, перепончатокрылых насекомых, питающихся другими насекомыми, в том числе и домашними пчелами: номенклатурное рус. пчелиный волк, нем. Bienenwolf [43. С. 301], пчелиный волк 'вид шершня' [44. С. 17], пчелиный волк 'насекомое Philanthus' (Пщелиный волк похож на медунку, он торщит у улья на летке, если его не пропустят пщёлы в улей, он едну пщелу схватат и раздерёт, достанет зобик с мёдом из пщелы и ест" [5]), кашуб, volk 'насекомое Gryllotalpa gryllotalpa' [8. Т. VI. С. 99]. Доминирующим мотивационным признаком в данном случае является способность шершней болезненно кусать человека и поедать других насекомых (в частности пчел). Волками называют и некоторых других насекомых: рус. волчок 'насекомое медведка' [3. Вып. 5. С. 82], укр. вовчок 'медведка' [1. С. 521], словен. boli vo:lek (букв. "божий волк") 'божья коров-

¹⁰ Существует еще номенклатурное наименование семейства бабочек медведицы [42. С. 788; 43. С. 261], практически не проникшее в диалект, ср. только ночная медведица 'крупная ночная бабочка' [39. С. 324]. В качестве мотивировочного признака здесь кажется возможным выделить относительно большой размер бабочек этого вида (их крылья в размахе достигают 8 см) [42. С. 788].

стр. 65

ка' [18. С. 224], польск. suchy wilk (букв, "сухой волк") 'червяк размером более 5 см, живущий во влажных лесах' [7. Т. ? S. 840].

Связь волка с насекомыми может быть подкреплена и тем, что народным сознанием волк зачастую помещается в класс гадов, что существенно сближает его с насекомыми, которые, по народной зоологической системе, тоже связаны с гадами, о чем свидетельствует наличие в славянских языках наименования гады, служащего как для определения насекомых, так и для обозначения волка [45. Вып. 6. С. 78 - 83]¹¹. В некоторых обрядах связаны с волком и пчелы: жители Люблинского воев. и юго-восточной Малополыни вставляют в леток улья волчью гортань, и тогда пчелы, пролетающие через нее, становятся "волками" (wilki) - более хищными и сильными, чем у соседей [12. Т. XVII. S. 133, 150].

Олень

В этой рубрике прежде всего следует упомянуть довольно известное видовое наименование насекомого жук-олень [43. С. 113], появление которого напрямую связано с наличием у этого животного рожек: жук-олень (рогач) 'жук-олень Lacanus' [22. Т. IV. С. 99], ср. также обозначение улитки дедушко-олёнь 'улитка (?)' - "Дедушко-олень, выпучи рошка, дай пирошка" [4. Вып. 10. С. 420], польск. литер, jelonek 'молодой олень, теленок'; 'насекомое Lucanus cervus, большое насекомое семейства круглорогих, самец которого обладает развитыми челюстями, напоминающими рога оленя' [6. S. 297], jelonek 'червяк, насекомое?', 'вол' [9. Т. II. S. 250], jelonek 'насекомое Lucanus cervus' [26. Т. II. S. 572], jelonek 'насекомое Lucanus cervus', которое называют также baran [12. Т. XXXI. S. 144]. Имя олень, благодаря наличию усиков, может достаться и таракану [33]. К этой же модели нам кажется возможным отнести и рус. алёна 'жук-рогач' (орл.), алёнка 'майский жук' (калуж., смол.), алёнушка (калуж.) [3. Вып. 1. С. 234] (с вариантом олёнка) [3. Вып. 23. С. 184]¹²: здесь, по видимости, проявилось сближение слова олень с антропонимом Алёна (Олёна), которое подкрепляется типичностью антропонимической модели обозначения насекомых.

Зубр

Польск. dziubry 'вши' "Bo moj zionek kosztuje talary, a na twojam sukmanisku dziubry spodaly" (Моя женка стоит талеры, а с твоего платья зубры падают) [7. S. 175] (см. рубрику "Скот").

Птицы

Образы насекомых сближаются с образами птиц благодаря важнейшему признаку - способности летать. Через птиц у русских загадываются такие насекомые, как комар ("Крылья Орловы, Хобота слоновы, Груди кониные, Ноги львиные, Голос медный, Носы железны; Мы их бить. А они - нашу кровь пить", шмель ("Петух певец Состроил хлевец, В этом хлевце Шестьдесят хлевцев, В каждом хлевце По одной овце" [24. С. 197] (шмелиное гнездо)), а также таракан ("Через тридцать пять валов Лазит птичка без Крылов" [24. С. 198]) и сверчок ("Маленькая птичка, А громко поет" [24. С. 198]). В польских загадках вши и блохи часто описываются как дикие птицы: куропатки, перепелки или выпи [1. С. 434].

¹¹ Подробнее о случаях "пересечений" класса гадов, животных и насекомых см. [1. С. 273 - 277].

¹² Ср. также польск. olenka 'божья коровка' [46. S. 148].

стр. 66

Кукушка

Отдельную группу в некоторых славянских языках составляют наименования божьей коровки, образованные от орнитонима кукушка: укр. зозуля, зазулька, польск. zezula, zuzula [34. Вып. 1. Карта 44], kukulka [47. С. 106], ziaziulka [48. С. 43], кашуб, kukavecka [8. Т. II. S. 290]. О. А. Терновская связывает "кукушечьи" названия божьей коровки с русским обрядом крещения и похорон "кукушки", характерным моментом которого является кумление его участниц. Эта идея подкрепляется существованием ритуального кумления и в болгарской обрядности Вербного воскресения. Мотив кумления оказывается, таким образом, связующим звеном между болгарскими и македонскими названиями этого насекомого типа "кума" (кумица, калиманка, калимана) и украинскими (отчасти также белорусскими), польскими и кашубскими типа "кукушка": укр. зазуля, польск. zezula, gzegzolka [34. Вып. 1. Карта 44], kukulka, ziaziulka, кашуб, kukavecka¹³. Божью коровку роднит с кукушкой еще и роль предсказательницы в гаданиях о женитьбе и смерти, а также роль посредника между разными мирами, ср., например, обращение к божьей коровке у чехов: "Slunicko, slunicko, kam poletis - do nebe, neb do pekla?" (Божья коровка, божья коровка, куда полетишь - на небеса или в ад?) [1. С. 498]. Отметим, что в среднеуральских говорах существует еще пчелиная кукушка 'насекомое восковая моль' - "Нарушает ящейки соты пщелиной. Ране-то называлась пщелиной кукушкой" [5]: это наименование, по-видимому, связано со свойством кукушки (восковой моли) разорять чужие гнезда (пчелиные соты).

Сова

Литературное и номенклатурное совка 'название ряда ночных бабочек темной окраски, гусеницы которых являются вредителями сельскохозяйственных культур' [2. Т. IV. С. 176; 43. С. 438] связано с ночным (как у сов) образом жизни этих насекомых, а также с их темной "совиной" окраской.

* * *

Итак, в процессе изучения выявленной в славянской народной энтомологии символической модели "животное → насекомое" нами были выделены три основные группы названий животных, участвующих в возникновении энтомосемизмов, а именно - домашние животные, дикие животные и птицы. В большей степени в "зоолого-энтомологический" номинативный процесс оказались вовлечены наименования домашних животных, в особенности домашнего скота.

При попытке ответить на вопрос о том, какой способ номинации реализуют "животные" названия насекомых, наиболее естественно, казалось бы, думать о метафорическом переносе на основании внешнего сходства объектов. Действительно, как метафору можно трактовать соотнесение насекомых с дикими животными и птицами на базе таких признаков, как наличие шерсти (медведка), рожек (жук-олень), способности летать (пчелиная кукушка) и т.д. Однако такой тип сопоставления, при котором четко выделяется основа переноса, весьма ред-

¹³ Мотив кумления, мотивирующий "кукушечьи" номинации божьей коровки, является частью обряда "свадьбы" Солнца, который, по мнению исследовательницы, буквальным образом "записался" в зеркале лексического поля божьей коровки в разных славянских языках. Подробнее об этом см. [49. С. 51 - 69; 1. С. 495 - 496].

стр. 67

ко встречается в изучаемом материале. В большей части случаев (в первую очередь при сопоставлении насекомых с домашним скотом) об обычной метафоре по внешнему сходству говорить трудно (недостаточно): непохожесть насекомых и домашней скотины особенно обостряется благодаря их объективной несоразмерности.

Думается, что в случае корреспонденции насекомых с домашними копытными животными срабатывают некие особые когнитивные механизмы, настраивающие сознание человека на подобное "скотское" (и шире - "животное") осмысление насекомых. Попытаемся сформулировать эти смысловые "поддержки".

Прежде всего следует отметить, что соотнесение насекомых с другими представителями фауны происходит в рамках одной категориальной системы, а именно системы животных, что позволяет включить данную модель в ряд других внутрикатегориальных сближений, в случае которых, благодаря внешнему сходству объектов, для наименования одного животного используется номинативная оболочка другого (случаи типа морской котик, морской конек, летучая мышь и т.д.). Однако в случае с насекомыми сопоставляемые объекты, находясь в одной категориальной системе, часто оказываются на противоположных концах зоологической шкалы, существующей в сознании носителя языка для характеристики окружающей действительности с точки зрения размера. На низшей ступеньке этой лестницы находятся насекомые как воплощение идеи мизерности и ничтожности чего-либо (муха, комар), а на верхней ступеньке оказываются животные, воплощающие идею огромности и значимости (слон, вол). Сталкивая этих животных в одном фразеологизме (ср. общеевропейское сделать из мухи слона, сделать из комара вола), мы получаем эффект сближения двух противоположных полюсов единой зоологической системы координат. Таким образом, внутрикатегориальное сближение и объединение в рамках оппозиции малое/большое существенно подкрепляют общую логику корреспонденции насекомых с другими животными.

С другой стороны, соотнесению насекомых, в частности, с домашним скотом, способствует их объективная ситуативная смежность: известно, что различный гнус часто досаждает домашнему скоту. В таких случаях метонимическая связь - к примеру, способность паразитировать на коровах, ср. коровник 'мелкий черный слепень' (пек.) [3. Вып. 14. С. 354], - трансформируется в метафорическую (конек, коровка и проч.).

Помимо ситуативной смежности, важным фактором в процессе соотнесения насекомых с домашним скотом оказывается их магическое отождествление, основанное на общей способности данных представителей фауны "вестись", т.е. активно размножаться. Подобное свойство позволяет носителю народной традиции объединить в своем сознании достаточно непохожих животных и разработать систему магического стимулирования размножения скота "за счет" насекомых и наоборот (см. сведения об использовании пчел в скотоводческих практиках, приведенные выше).

Таким образом, когнитивная "подпитка" рассматриваемой семантической модели представляет собой довольно сложный конгломерат, который основывается не только на внешнем сходстве соотносимых друг с другом объектов, но и формируется благодаря особому понятийному механизму, настроенному на специфическое "животное" распознавание насекомых.

стр. 68

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.

2. Словарь русского языка: В 4-х т. 4-е изд., стереотип. М., 1999.

3. Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова. М.; Л., 1965. Вып. 1.

4. Архангельский областной словарь. М., 1980. Вып. 1.

5. Картотека Диалектного этноидеографического словаря русских говоров Среднего Урала (кафедра русского языка и общего языкознания Уральского университета).

6. Slownik jezyka polskiego. Warszawa, 2005.

7. Kas J. Slownik gwary orawskiej. Krakow, 2003.

8. Sychta B. Slownik gwar kaszubskich na tie kultury ludowej. Wroclaw, 1967 - 1976. T. I-VII.

9. Karlowicz J. Slownik gwar polskich. Krakow, 1900 - 1911. T. I-VI.

10. Топоров В. Н. Еще раз о балтийских и славянских названиях божьей коровки (Coccinella septempunctata) в перспективе основного мифа // Балтославянские исследования. 1980. М., 1981.

11. Родионова И. В. Центральная субъективная оппозиция христианства в народной языковой картине мира: Опыт верификации (на материале русских народных говоров // Ономастика и диалектная лексика. Екатеринбург, 1998. Вып. 2.

12. Kolberg O. Dzieta wszystkie. Wroclaw; Poznan, 1961 - 2001. Т. I-LXXV.

13. Ярославский областной словарь. Ярославль, 1981 - 1991. Вып. I-X.

14. Картотека Словаря русских народных говоров (Институт лингвистических исследований РАН, Санкт-Петербург).

15. "Народная Библия": Восточнославянские этиологические легенды / Сост. и коммент. О. В. Беловой. М., 2004.

16. Plichta P. Pojecia ludu o przyrodzie // Wisla. 1893. Т. VII.

17. Журавлев А. Ф. Язык и миф. Лингвистический комментарий к труду А. Н. Афанасьева "Поэтические воззрения славян на природу". М., 2005.

18. Младенова Д. Етнолингвистично изследване на българските названия за калинка-малинка (Coccinella septempunctata) в балканска и славянска перспектива // Етнографски проблеми на народната култура. София, 1994. Т. III.

19. Zareba A. Slownik starych Siolkowic w powiecie Opolskim. Krakow, 1960.

20. Cercha St. Poglady ludu na przyrode // Wisla. 1894. T. VIII.

21. Udziela S. Materialy etnograficzne zebrane z miasta Ropczyc i okolicy // Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow, 1886. T. X.

22. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. М., 1998.

23. Majewski E., Jarecki Wl. Bydlo (Dokonczenie) // Wisla. 1903. Т. XVII.

24. Загадки русского народа / Сост. Д. Н. Садовников. М., 1960.

25. Siarkowski W. Potrawy, ciasta i chleby ludowe // Wisla. 1893. T. VII.

26. Karlowicz J., Krynski A., Niedzwiedzki W. Slownik jezyka polskiego. Warszawa, 1900 - 1935. T. I-VIII.

27. Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5-ти т. / Под ред. Н. И. Толстого. М., 1995. Т. I.

28. Wierzchowski Z. Materyjaly etnograficzne z powiatu Tarnobrzeskiego i Niskiego w Galicyi // Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow, 1890. T. XIV.

29. Slownik Gwarowy Slaska Cieszynskiego. Wisla, 1995.

30. Wysoczanski W. Jezykowy obraz swiata w porownaniach zleksykalizowanych (na materiale wy-branych jezykow). Wroclaw, 2005.

31. Atlas jezyka i kultury ludowej wielkopolski. T 2. Czlowiek - Przyroda. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk, 1979.

32. Gustawicz B. Zapiski florystyczne z powiatu bobreckiego. Krakow, 1880.

33. Картотека Словаря говоров Русского Севера (кафедра русского языка и общего языкознания, Уральский гос. университет).

34. Общеславянский лингвистический атлас. Серия лексико-словообразовательная. Вып. 1.: Животный мир. М., 1988.

35. Udziela S. Lud polski w powiecie Ropczyckim w Galicyi // Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow, 1890. T. XIV.

36. Малеча Н. М. Словарь говоров уральских (яицких) казаков. Оренбург, 2002. Т. I-IV.

стр. 69

37. Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-XX веков. М., Л., 1961 (Памятники русского фольклора).

38. Топоров В. Н. Этимологические заметки // Ad fontes verborum. Исследования по этимологии и исторической семантике. К 70-летию Жанны Жановны Варбот. М., 2006.

39. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. М., 1964 - 1973. Т. I-IV.

40. Идеографический словарь русских фразеологизмов с названиями животных / Сост. Т. В. Козлова. М., 2001.

41. Шанский Н. М. О некоторых названиях собаки в русском языке (коррективы к "Русскому этимологическому словарю М. Фасмера" // Этимологические исследования по русскому языку. М., 1966. Вып. 5.

42. Советский энциклопедический словарь. М., 1990.

43. Пятиязычный словарь названий животных. Насекомые. М., 2000.

44. Большой толковый словарь донского казачества. М., 2003.

45. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Отв. ред. акад. О. Н. Трубачев. М., 1974. Вып. 1.

46. Janow J. Slownik Huculski. Krakow, 2001.

47. Gustawicz B. Zagadki i lamiglowki ludowe w dziedzinie przyrody // Zbior wiadomosci do antropologii krajowej. Krakow, 1893. T. XVII.

48. Pietkiewicz Cz. Kultura duchowa Polesia Rzeczyckiego. Warszawa, 1938.

49. Терновская О. А. Божья коровка и народный календарь. Заметки по истории культуры // Мифологические представления в народном творчестве. М., 1993.

Постоянный адрес данной публикации: