Libmonster ID: BY-944
Автор(ы) публикации: Ю. А. Пелевин

Николай Васильевич Клеточников оставил явственный след в истории революционного народничества. О нем говорится во многих исследованиях1, ему посвящены отдельные публикации2. Имя Клеточникова стало нарицательным, обозначающим революционера, проникшего в органы политического сыска. Казалось бы, за прошедший почти полуторастолетний срок историками все до очевидности выяснено в судьбе тайного агента. Однако имеется возможность частично пересмотреть его агентурную деятельность и увидеть в новом ракурсе взаимоотношения Клеточникова с народническими революционерами и с А. Д. Михайловым прежде всего.

Среди сподвижников Михайлова3, фактического руководителя "Земли и воли" и "Народной воли", Клеточников, быть может, самый яркий. Трудно было предположить, что случайное знакомство выдающегося революционера с неким скромным, малопримечательным провинциалом приведет к далеко идущим последствиям. "Совершенно пустячные студенческие знакомства, - писал Л. А. Тихомиров, - свели его с Клеточниковым"4. Но "на вид незначительное явление оказалось одним из важнейших событий истории революционного движения конца 70-х годов"5. - отмечала А. П. Прибылева-Корба.

Познакомились Михайлов и Клеточников через студента Медико-хирургической академии Н. В. Шмемана. Ни тот, ни другой не придали значения встрече, ее точная дата выпала из их памяти. На допросе Клеточников назвал октябрь 1878 г.6, но это было, так сказать, второе знакомство, после которого началось их активное сотрудничество, а первая встреча состоялась еще в предыдущем году. Долгое время Клеточников понятия не имел, кто тот "молодой человек, приятный и по наружности и в обращении", представившийся Петром Ивановичем. Лишь много позже он догадался, что это - Александр Михайлов, усиленно разыскиваемый главарь революционного террористического подполья.

Октябрь 1878 г. стал для "Земли и воли" катастрофическим. Полиция напала на след основного землевольческого кружка и разгромила его7. В полицейские сети попали крупные руководители организации: Марк и Ольга Натансоны, Алексей Оболешев, Адриан Михайлов, Леонтий Бердников, Василий


Пелевин Юрий Александрович - кандидат исторических наук, профессор Государственного университета гуманитарных наук.

стр. 53

Трощанский, Леонид Буланов и другие. С оружием в руках защищались А. Н. Малиновская и М. А. Коленкина. Самому Александру Михайлову благодаря находчивости, физической силе и кастету удалось вырваться из засады.

Большой потерей для "Земли и воли" стал провал В. Д. Березневского8. Березневский был первым Клеточниковым до знаменитого Николая Клеточникова. По вольному найму он состоял переписчиком служебных документов сначала в Управлении санкт-петербургской полиции9, а последнее время перед арестом исполнял должность помощника письмоводителя во 2-м полицейском участке Нарвской части10. В начале зимы 1877 г. Михайлов убедил Березневского помогать революционерам. Более полутора лет он оказывал ценнейшие услуги землевольцам: передавал секретные сведения из полицейских приказов, циркуляров и справок11. Его потеря казалась невосполнимой.

Произведенные аресты фактически парализовали центральный петербургский кружок. Восстановление центра "Земли и воли" взвалил на свои плечи Михайлов. За кратчайший срок он сделал самое главное - "успел при помощи своего редкого ума и осторожности пресечь дальнейшие аресты"12. Он менял явки, находил новые конспиративные квартиры, снабжал нелегальных революционеров надежными паспортами, заведя специальное "паспортное бюро" для изготовления фальшивых документов. Он настойчиво и неукоснительно вводил в практику подполья строгие конспиративные принципы13. С ноября 1878 г. стала регулярно издаваться газета "Земля и воля", организованная Михайловым.

С восстановлением центра "Земли и воли" авторитет Михайлова неизмеримо вырос, все нити подпольного сообщества фактически сосредоточились в его руках. Тихомиров отметил, что к концу 1878 г. Михайлов "уже стал первым человеком в кружке"14. Вместе с тем октябрьские аресты подтолкнули Михайлова к мысли о вооруженной борьбе с правительством. Под его водительством "Земля и воля" стала медленно, но верно склоняться к политическому терроризму.

Николай Васильевич Клеточников родился 20 октября 1846 года15. Дворянин, сын архитектора Пензенской казенной палаты, он окончил курс гимназии, вольнослушателем учился в Московском университете, а потом студентом - в Петербургском университете, на физико-математическом факультете.

В 1867 г. из-за чахотки в тяжелой форме Клеточников оставил учение и уехал на родину. Лечился кумысом в Самаре16, а затем переселился в Крым, в Ялту, где прожил девять лет17. "Он был среднего роста, - вспоминал его крымский друг В. К. Винберг, - худощав, с правильными чертами лица, шатен, умен, сдержан, молчалив"18. Служил Клеточников секретарем ялтинского предводителя дворянства, а позднее секретарем мирового судьи19. "Такая деятельность была ему не по душе: он находил, что мало работы, что даром получает деньги, называл себя стипендиатом дворянства... Его мучило сознание, что он ничего не делает для, как он выражался, облегчения страданий обездоленного народа, и он продолжал горько упрекать себя и всю интеллигенцию в безучастном отношении к существенным нуждам народа". Но вместе с тем, как свидетельствовал Винер, Клеточников полагал, что "наше правительство идет впереди народа: оно умнее, нравственнее и гуманнее его"20. Много позже, во время следствия, "вызванный на более откровенные и правдоподобные показания, Клеточников после некоторого колебания заявил, что весь тот период, в который характер человека окончательно складывается, а именно от 20 до 30 лет, он был консерватором, скептиком, даже ретроградом, что может быть доказано свидетельством всех людей, знавших его все то время"21.

Его попытки найти в Крыму какое-либо полезное и нужное дело ни к чему не приводили. Получилось наоборот, несмотря на то, что его единствен-

стр. 54

ный заработок составляла казенная служба, он отказался от нее, лишь только предводитель дворянства, мракобес, потребовал от Клеточникова исполнить распоряжения, с которым тот не мог согласиться. Более года Клеточников бедствовал без средств к существованию.

В 1875 г. умерли его родители. Получив небольшое наследство, он отправился за границу без особых целей. Прошел курс минеральных вод в Францес-баде, побывал на Венской всемирной выставке и через два месяца вернулся в Ялту. В 1876 г. по предложению Винберга поселился в Симферополе, где устроился кассиром местного Общества взаимного кредита с жалованием в 1000 рублей в год. Много это или мало? Для сравнения: в 1870-е годы фабричный рабочий в Петербурге зарабатывал в месяц 20 - 25 рублей22.

Казалось, все складывалось не так уж плохо, но скучное и однообразное существование крайне тяготило Клеточникова. "Недостаток впечатлений меня и там преследовал, - писал он в следственных показаниях, - а затем, когда произошла у меня любовная история, сделавшаяся известной городу, из которой выхода было два: или жениться на нелюбимой девушке, или уехать, то я предпочел последнее и в мае 1877 г. уехал на родину, в г. Пензу"23. А в сентябре отправился в столицу, где попробовал продолжить образование в качестве вольноопределяющегося в Медико-хирургической академии24. Но учение не задалось: возраст был уже не студенческий. Во второе полугодие Клеточников стал посещать академическую читальню, прислушиваться к спорам и даже принимать в них участие. Его постигло еще одно разочарование; в письме к Винбергу он жаловался: "Студенчество, казавшееся из прекрасного далека таким возвышенным, на деле оказалось сбродом пошляков, прикрывающим громкими фразами свои личные мелкие, пошлые интересы. Я рад, что я только вольнослушатель, что позорное имя студента ко мне не относится"25. Наиболее передовым и развитым ему показался студент Шмеман26. Он-то и свел Клеточникова с Михайловым, который вскользь упомянул на суде: "Я познакомился с Клеточниковым в 77 году"27. Однако в то время из этого знакомства ничего не последовало. Разочарованный Клеточников вернулся в Пензу к сестре28. Но осенью 1878 г. снова отправился в Петербург29 - "для приискания занятий, рассчитывая в случае неудачи уехать через некоторое время обратно"30.

Все эти годы Клеточников, подобно любому интеллигентному обывателю, был далек от участия в политике. Жандармы позднее тщательно занималась его прошлой жизнью, но тщетно: они не нашли ни одного даже незначительного компрометирующего поступка31. Революционеры, интересовавшиеся через ПА. Теллалова крымским периодом своего агента, тоже не нашли ничего сомнительного; правда, общее впечатление оказались совершенно не в его пользу32.

Вместе с тем в Клеточникове, как в каждом культурном и образованном человеке, накапливалась неприязнь к российским репрессивным властям и, видимо, вызревала ускоренная болезнью мысль о посильном сопротивлении. О его душевном состоянии осенью 1878 г., перед приездом в Петербург, писала Прибылева-Корба: "Около этого времени он испытал какое-то семейное крушение. Здоровье его, всегда слабое, внезапно подломилось и появились признаки чахотки. В это тяжелое для себя время Клеточников собрал все свои духовные силы и решил умереть с наибольшей пользою для освободительного движения в России"33. Возможно, так и было. Сам Клеточников на суде признавался: "Я чувствовал бесполезность своего существования, и я искал какого-нибудь общественного дела; к тому же я хорошо знал, что мне недолго осталось жить, и вот я хотел хоть последние дни посвятить какому-нибудь хорошему, полезному делу"34.

К этому времени будущий конспиратор был уже зрелым человеком, перешагнувшим тридцатилетний рубеж. "Несколько седых волос уже заметных в

стр. 55

его темно-каштановых волосах и в великолепной бороде, выражение усталости в чертах его действительно красивого лица - все указывало в нем человека, хорошо знавшего жизнь и много выстрадавшего"35.

Знакомство с Михайловым резко переломило жизнь провинциала, закончившуюся в Петропавловской крепости. После двух встреч у Шмемана в октябре 1878 г. "я пригласил его [Михайлова] к себе, - писал Клеточников на дознании, - где мы опять долго толковали по разным вопросам общественным. При этом я рассказал ему мое положение: разрыв с Крымом, попытку в академии и, наконец, безуспешное искание места, причем сказал, что если в течение месяца не найду занятий, то, несмотря на сильное желание жить в столице, мне придется уехать опять в глухой провинциальный город Пензу. Тогда, поняв ли из частых моих поддакиваний на его рассуждения о благе народа, что я сочувствую его принципам, или предположив во мне просто беспринципного и бесхарактерного человека, любящего только пожить весело, [и что он] нашел во мне подходящую добычу, он стал отговаривать меня от отъезда и сказал, что занятие, может быть, найдется и выгодное и нетрудное; что он потом скажет, состоится ли дело и в чем оно заключается, но чтобы я повременил уезжать. При этом он сказал, что ему неудобно заходить ко мне, так как не знает, что за люди мои соквартиранты, и назначил свидание через неделю в Пассаже. Встретившись там в условленное время, он ничего определенного не сказал и сделал только намеки, что дело это очень полезное, что оно способствует благу народа, чему обязан служить каждый человек и т.д. (Этот разговор происходил в портерной, куда он повел меня из Пассажа.) Спросив, когда моих товарищей не бывает дома, он назначил следующее свидание у меня. Наконец, в это свидание он высказал прямо, что он социалист, стремится подготовить простой народ путем развития и объяснения, как ему выйти из бедственного положения к полному самоуправлению, что прежние движения не удавались, потому что действовали в разброд, что теперь нужна партии правильная организация, центральный кружок, который руководил бы провинциальными кружками, что для устройства этого кружка нужно обезопасить себя от шпионов, узнать, кто они и где собираются, что мне как лицу, ни в чем не заподозренному в глазах правительства, это сделать легче"36.

В связи со всеми дальнейшими обстоятельствами нельзя согласиться с Прибылевой-Корбой37 и Тихомировым38, утверждавшими, что Клеточников, познакомившись с Михайловым, изъявил желание непременно участвовать в террористском деле. Это было чуждо всему характеру Клеточникова. Скорее всего, здесь права В. Н. Фигнер, по словам которой, в конце концов "он предложил Комитету свои услуги", но об участии в политических убийствах речь не заходила. "Дня новоприбывшего трудно было найти сейчас же что-нибудь подходящее к его способностям и характеру. Некоторое время ему пришлось томиться в бездействии"39.

Между тем революционеры выявили две "нехорошие" квартиры: одна - некой акушерки на Невском проспекте, а другая на углу Невского проспекта и Надеждинской улицы, в доме Яковлева, квартира 35 - предположительные места явок и даже проживания шпионов III Отделения собственной его величества канцелярии40. Михайлов и предложил новому адепту, чтобы его занять чем-нибудь, "поселиться в одной из них, разведать и постараться сойтись со шпионами, обещая за это щедрое вознаграждение и безопасность, а в случае провала переправить за границу. Я согласился, - признавался Клеточников, - на это предложение, разделяя со всем обществом нелюбовь к шпионам и веря всем обещаниям Петра Ивановича, который за это время успел меня привязать к себе"41.

По чистой случайности, сыгравшей столь существенную роль в судьбе Клеточникова, в квартире N 35 дома Яковлева оказалась свободная комната42.

стр. 56

Недели через три после переезда новый жилец выяснил, что квартирная хозяйка, вдова полковника, А. П. Кутузова, действительно агент III Отделения. Она сама в этом призналась, проникнувшись уважением к квартиранту - человеку тихому, благопристойному, мечтавшему отыскать в столице служебное место. Клеточникову удалось вполне расположить к себе хозяйку игрой в карты, постоянно проигрывая ей некоторые суммы, которыми снабжал его Михайлов, выдававший не менее чем по 300 рублей в месяц43.

Выполнив задание, Клеточников уже подумывал о том, чтобы съехать со "шпионской квартиры", как неожиданно Кутузова предложила ему заманчивую работу и представила самому Г. Г. Кириллову44 - жандармскому генералу, управляющему 3-й экспедицией III Отделения, руководившему тайными соглядатаями по всей Российской империи. Кириллову приглянулся апатичный и несловоохотливый, уже не молодой человек, и не без образования. И он решился взять его в сотрудники - на свою голову. Как горько он впоследствии жалел об опрометчивом выборе, а ведь проницательный был человек - знал и понимал людей досконально! В одночасье закатилась карьера сыскного начальника, как только раскрылась двойная роль Клеточникова, да поздно было. Пришлось ему уйти в отставку с половинным пенсионом в 2200 руб. и удалиться в свое тульское имение45. Кто же мог подумать, что степенный господин, проводивший вечера за картами, станет тайным противоправительственным агентом среди правительственных агентов.

С 25 января 1879 г. Клеточникова взяли "по вольному найму" в III Отделение. Определили ему "место на побегушках" за 30 руб. в месяц. Несмотря на убогое жалование, Клеточников согласился, так как "считал себя материально обеспеченным деньгами и обещаниями Петра Ивановича"46. Новообращенному секретному сотруднику вменялось в обязанность следить за своими знакомыми, заводить связи в обществе, преимущественно в среде учащихся, и обо всем сомнительном докладывать47. Таковое занятие оказалось малопривлекательным для Михайлова. Положение осведомителя вынуждало хотя бы немного раскрывать деятельность "злоумышленников", а информация о розыскном отделе и его шпионах была ничтожной48. Успешно начатая игра не стоила свеч. Пробыв полтора месяца "вольным" осведомителем, Клеточников не завел никаких знакомств с агентами III Отделения и не получил ни одного интересного поручения. Он стал настаивать на отказе от этого поприща; с ним готов был согласиться и Петр Иванович49, то есть Александр Михайлов.

Но фортуна на этот раз сопутствовала заговорщикам. В начале марта 1879 г. сердобольная Кутузова сообщила Клеточникову, что Кириллов просит зайти к нему. Встретил нерадивого агента полковник В. А. Гусев, помощник Кириллова, и предложил, за болезнью одного чиновника, заняться письменной работой. Как свидетельствовал Клеточников, когда он сообщил об этом предложении Петру Ивановичу, "это его сильно обрадовало, так как теперь, кроме сведений о шпионах, можно будет иметь сведения и об обысках и арестах, и уже теперь настоятельно требовал, чтобы я принял это место и сообщал ему по упомянутым предметам сведения, обещал опять и щедрое вознаграждение и полную безопасность. Я имел слабохарактерность согласиться, и участь моя была тогда же решена. Не провел я ни одного дня спокойного, то ожидая, что дело раскроется и я буду арестован, то опасаясь - при сокрытии сведений - быть убитым социалистами. Недаром Петр Ив[анович] говорил мне о их могуществе, о казни предателей... недаром говорил, что кто раз пристал к их партии, тому трудно уже отстать от нее. Хотя потом я уже мало и неаккуратно получал от него деньги, но страх перед этой неведомой силой и симпатия к личности самого Петра Ивановича, рисовавшего задачи партии в таких светлых красках, толкал и меня по тому же пути моей двуличной роли... Много было колебаний,

стр. 57

много раз я решался бросить все, уехать, но нерешительность опять брала свое, опять увещания, обещания, угрожающие намеки, уверения в святости их дела заставляли меня продолжать тягостную мою роль. К неприятности этой роли присоединилось убеждение, что социалисты совершенно не доверяют мне. Часто мне приходило в голову, не игрушка ли я мистификации и не служу ли способом для удовлетворения нескольких праздных людей, не верилось в их организацию, исполнительный комитет казался совершенным мифом"50.

Обладая каллиграфическим почерком, Клеточников, получил 8 марта 1879 г. должность младшего помощника делопроизводителя в так называемом агентурном отделении 3-й экспедиции III Отделения51. Он числился сверхштатным сотрудником "на правах чиновника для письма" с окладом в 900 рублей в год52. С этого времени началась его активная "разведывательная" деятельность в недрах секретного сыска. Правда, еще долгое время "он не мог мириться с мыслью, что, фактически участвуя в злом и грязном деле, можно способствовать освободительному движению". Но под влиянием Михайлова он сжился с этой мыслью. По свидетельству Прибылевой-Корбы, он радостно приносил Михайлову рублей 20 - 25 "на расходы" "Народной воли"53.

Во времена Верховной распорядительной комиссии М. Т. Лорис-Меликова ненавистное III Отделение было 6 августа 1880 г. упразднено - с передачей его функций специально созданному Департаменту государственной полиции при Министерстве внутренних дел. При этом в новый департамент из прежних 72-х служащих54 был принят лишь 21 человек55, по мнению начальства, особо ценные сотрудники. Среди них был Николай Клеточников, который на суде заявлял, что "III Отделение было уничтожено, вместо него было учреждено новое учреждение, которое было абсолютно тождественно с ним во всем, что касается системы шпионства, доносов и других гнусностей, которые продолжались"56. Клеточникова взяли в полицейский департамент на ту же должность57, присвоив чин коллежского регистратора.

Место ему приискали в 3-й экспедиции в помощь делопроизводителю секретной части В. Н. Цветкову, а с 1 января 1881 г. назначили младшим помощником делопроизводителя уже всего департамента. Однако после реорганизации диапазон осведомленности Клеточникова сузился: "розыскная часть по делам о государственных преступлениях в столице" перешла в ведение петербургского градоначальника. (Потому агент революционеров вовремя не узнал о предательстве Ивана Окладского и не смог предотвратить ряд арестов в конце января 1881 г., когда и сам попался в руки полиции.)

За краткий срок маленький и непритязательный чиновник сделал блестящую карьеру, "успевши своею исполнительностью и ревностью к службе в самом непродолжительном времени приобрести расположение своего ближайшего начальства"58. У Михайлова служебные успехи Клеточникова вызвали чрезвычайное воодушевление. Давнишнее желание руководителя подполья внедрить в аппарат сыска своего человека исполнилось сверх всех ожиданий.

Начальство также было довольно Клеточниковым сверх меры. Казалось, этот коллежский регистратор, далекий от каких-либо увлечений, стремится только как можно добросовестнее и аккуратнее выполнять свои служебные обязанности.

Сыскное руководство еще в период III Отделения неоднократно интересовалось домашним бытом своего служащего. Но и здесь он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Клеточников съехал с квартиры Кутузовой и нанял небольшую комнату неподалеку от Цепного моста, где находилось пресловутое учреждение. Жил одиноко, отлучаясь из дома только на короткие прогулки в кухмистерскую59. Начальственные чины не могли нарадоваться на своего усердного и толкового сотрудника. Ему несколько раз выдавали премиальные и

стр. 58

повысили оклад до 1500 рублей годовых. Несмотря на короткий срок службы, 20 апреля 1880 г. Александр II по представлению Лорис-Меликова, тогдашнего министра внутренних дел, пожаловал Клеточникову орден св. Станислава 3-й степени60.

Постепенно рачительный делопроизводитель получил доступ ко всем сыскным материалам III отделения, а после реорганизации к тем же материалам в Департаменте полиции. На первых порах в его служебные обязанности входило снимать копии с агентурных записок, исправлять черновики шпионов и составлять из агентурных сведений разных лет досье на лиц, заподозренных в политической неблагонадежности61. "Служебное положение Клеточникова, свойство его занятий и особенное доверие к нему непосредственного начальства, - констатировали жандармские чины, - открыли ему свободный доступ ко всем наиболее секретным делам: на него нередко возлагалось составление и переписывание секретных записок о результатах агентурных наблюдений, шифрование и дешифрование секретных телеграмм, ведение переписки о лицах, содержащихся в Петропавловской крепости, и тому подобное". На его руках находились ключи от шкафов с перлюстрациями и запрещенными книгами, а также ключ от сундука с особо секретными бумагами. Кроме того, в случае надобности, он мог пользоваться и ключами от шкафов со всеми другими делами, в чем надобности, впрочем, не представлялось, так как нужные дела он мог беспрепятственно получать от "журналиста" (хранителя дел), или сам доставал при нем из шкафов62. В итоге в его ведении оказался сбор, пересылка и хранение фактически всех секретных документов. По заключению "Обвинительного акта", Клеточников "был посвящен во все политические розыски, производившиеся не только в С. -Петербурге, но и вообще по всей империи"63.

Собранные таким образом сведения Клеточников немедленно переправлял в революционное подполье. Он предупреждал о намечавшихся обысках, сообщал, за кем именно установлено секретное наблюдение и выявлял имена агентов64. Например, он разоблачил предателя-провакатора Н. В. Рейнштейна, близко подошедшего к "Земле и воле". Одновременно с приобретением Клеточникова жандармы завербовали ловкого агента, который мог разрушить всю нелегальную организацию, но Клеточников выявил Рейнштейна раньше, чем тот его65. По настоянию Михайлова с шпионом покончили 26 февраля 1879 г. М. П. Попов и Шмеман66. "Убийство Рейнштейна, - отмечает Прибылева-Корба, - было первым террористическим актом, в котором проявилась, как скрытая пружина, деятельность Клеточникова"67. Он также разоблачил в начале карьеры П. И. Рачковского68, впоследствии заведующего полицейской агентурой за границей и дослужившегося до вице-директора Департамента полиции. Всего Клеточников раскрыл 385 осведомителей политического сыска, из них 115 являлись постоянными секретными сотрудниками69.

Секретный резидент революционеров обезопасил существование не только "Земли и воли", но и так называемого Исполнительного комитета Русской социально-революционной партии и боевой группы при нем "Свобода или смерть". Эти террористские организации были образованы по инициативе Михайлова в мае 1879 г. тайно не только от жандармов, но и от землевольцев. В боевой группе "Свобода или смерть" принялись за изготовление динамита для покушений на Александра II. В "Листке "Земли и воли"", фактическом печатном органе Исполнительного комитета, помещались объявления о шпионах, разоблаченных Клеточниковым. Благодаря его предупреждению удалось предотвратить в августе 1879 г. разгром динамитной мастерской и типографии70.

Сведения, добытые Клеточниковым, принесли пользу и "Черному переделу". Было установлено предательство А. Жаркова, работавшего в чернопере-

стр. 59

дельческой типографии71. Предостережение Клеточникова помогло Г. В. Плеханову избежать ареста и скрыться за границей72.

Благодаря своему тайному агенту "Народная воля" сумела избежать бедственных последствий откровенных показаний Г. Д. Гольденберга, грозивших разрушением только что возникшего подпольного сообщества "Народная воля".

Связь революционеров с "чиновником для письма" в разные периоды осуществлялась по-разному. Клеточников передавал сведения или устно, или, в большинстве случаев, на листочках, которые тщательно переписывались, а оригиналы уничтожались. Однако уцелела одна записка, написанная рукой Клеточникова73, что было крайне неосторожно. В подпольном архиве сохранились копии сообщений Клеточникова, переписанные Морозовым, Тихомировым, С. А. Ивановой, Е. Н. Фигнер и неизвестным лицом74.

Первое время Морозов, а потом Михайлов уносили копии в тайный архив "Земли и воли" (затем и "Народной воли"), устроенный в квартире В. Р. Зотова, в старинном доме Краевского (угол Бассейной улицы и Литейного проспекта), где прежде была редакция "Отечественных записок". Место было надежным, Зотов считался вполне благонамеренным обывателем. Часть копий сохранилась до наших дней. После смерти Зотова вдова передала портфели с нелегальными материалами известному публицисту, редактору и издателю А. С. Суворину75. Позже они перешли к его сыновьям76. Записи народовольческого периода попали в руки вездесущего В. Л. Бурцева и были опубликованы в парижском "Былом"77, а другая часть уже в советское время издана С. Н. Валком78.

Долгое время Михайлов был связан с Клеточниковым единолично79, даже Морозов, на глазах которого происходило внедрение агента в III отделение, был отстранен от общения с ним80. С октября 1878 по май 1879 г. сношениями с тайным резидентом ведал только Михайлов, не сообщая своего подлинного имени и адреса, по которому его можно было разыскать81. Он сам заходил к Клеточникову домой или они встречались в условленных местах, то в трактирах "Сергеевском" на Литейном проспекте и "Пекине" на Садовой, то в кондитерских Исакова и Андреева на Невском. О тайном агенте никто не должен был знать. По словам Тихомирова, "Михайлов постарался окружить Клеточникова непроницаемой тайной, распустил слухи, что он уехал из Петербурга, никому не говорил его имени, - даже в кружке ("Земле и воле". - Ю. П.) никому его не открывал, а вел все сношения с ним самолично и вообще берег его как зеницу ока, готовый лучше погибнуть сам, нежели допустить гибель драгоценного агента"82.

Добившись поставленной цели, внедрив своего человека в цитадель охранки, Михайлов видел его ненадежность и осознавал, что это человек колеблющийся. В "Тюремных тетрадях", которые Михайлов вел во время следствия, он писал, что Клеточников "не проявлял активного сочувствия, платонически же разделял взгляды прогрессивной социально-экономической теории... Я не видел в нем ни члена партии, ни члена организации и не доверял, но был с ним любезен и разводил теорию. Ему должно быть тяжело было в той атмосфере. Но денежн[ые] ли мотивы им руководили, я не знаю"83. Сам Клеточников следующим образом выразил на допросах свое отношение к революционерам: "Не сделавшись социалистом, я не могу не сознаться, что я начал сочувствовать некоторым их идеям и стал считать их дело отчасти и своим", но "до последнего времени они считали меня за постороннего им человека"84.

Вместе с тем Михайлову удалось расположить к себе Клеточникова, завоевать его доверие. "С Михайловым они сошлись крайне дружески, - свидетельствовал Тихомиров, - любили друг друга, особенно Клеточников прямо благоговел перед Михайловым"85. "Клеточников испытывал на себе притягательную силу большого характера и стальной воли Александра Дмитриевича.

стр. 60

Он почувствовал, что узы его дружбы притягивают его к этому человеку, так мало похожему на обыкновенных людей, встречавшихся ему до того времени"86, - вспоминала Прибылева-Корба. Влияние Михайлова подтверждал и сам Клеточников, правда, не в столь категоричной форме, как народовольческие мемуаристы87.

Отношения с Клеточниковым Михайлов построил таким образом, чтобы резидент мог в спокойной и безопасной обстановке действовать максимально плодотворно для революционного дела. С этой целью он воздвиг по всем правилам подполья две конспиративные стены. Одна защищала тайную организацию от Клеточникова, а вторая оберегала его самого от провала со стороны заговорщиков.

Михайлов целенаправленно ограничивал осведомленность Клеточникова об антиправительственном сообществе и, насколько было возможно, не открывал ему ни участников революционных предприятий, ни сами предприятия, никогда не называл ему адреса конспиративных квартир и настоящие имена нелегалов88. Позднее, на следствии, было выяснено, что "от Клеточникова таились даже мелочные обстоятельства; так, не говорили, кто куда едет и даже кто где был, почему он не знал не только настоящих имен и тех псевдонимов, под которыми лица жили в настоящее время, но даже и прежних псевдонимов"89. Клеточников, надо заметить, одобрял такое отношение к себе. "С такой предосторожностью я буду чувствовать себя гораздо спокойнее", - говорил он90.

Сведения, полученные от Клеточникова, Михайлов использовал крайне осторожно, предупреждая, например, о предстоящих обысках только узкий круг революционеров. Это правило было выработано в самом начале службы Клеточникова еще в III отделении. На первых порах землевольцы имели неосторожность предупредить незнакомых курсисток в доме Мурузи о предстоящем обыске. Был нанят посыльный с запиской, собственноручно написанной Клеточниковым. Курсистки по своей беспечности встретили жандармов смехом и заверениями, что они ждут их уже вторую ночь, и ничего нелегального у них нет. Когда жандармы припугнули девиц, те сознались, что их предупредил неизвестный человек и показали записку. Девушек на всякий случай выслали на полтора года из Петербурга91. А для Клеточникова это происшествие в тот раз не кончилось провалом92. Однако через два года на допросах злополучную записку все-таки ему предъявили как неопровержимую улику, которую он вынужден был признать93. Больше таких предупреждений сторонним лицам революционеры не рассылали.

Насколько революционеры дорожили своим агентом, свидетельствует такой факт. Близкий к землевольцам В. А. Швецов, встав на путь предательства, заключил в III отделении сделку с Кирилловым в присутствии только одного Клеточникова. Поэтому, чтобы на Клеточникова не пала и тень подозрения, подпольщики даже не помышляли о расправе над предателем.

А. В. Якимовой было поручено приходить на квартиру Швецова и вести с ним политические беседы для отвода глаз. Такая игра продолжалось несколько недель с риском провалить квартиру Якимовой и Г. П. Исаева, где находилась динамитная мастерская, а заодно и другую квартиру, где организовывалась нелегальная типография94. Тихомиров считал, что "благоразумие самого Клеточникова, предосторожности, которыми его окружал Михайлов, создали почти невозможное: государственная полиция оказалась в руках полиции революционной"95.

В мае 1879 г. в связи с отъездаом из Петербурга Михайлову пришлось свести Клеточникова с Айзиком Арончиком, назвавшимся Афанасием Ильичем. Тот не был землевольцем, но входил в петербургскую террористическую группу "Свобода или смерть". По показаниям Клеточникова, они виделись

стр. 61

сначала в трактирах, а затем в июне Арончик пригласил его на свою квартиру в Лесном Корпусе, и конспиративные встречи продолжались. В конце июня - начале июля Арончик познакомил Клеточникова с неким Александром Васильевичем, после ареста которого он узнал, что это был Александр Квятковский96, один из организаторов Исполнительного комитета.

Во второй половине лета 1879 г. продолжились встречи с Михайловым. В. И. Иохельсон, член группы "Свобода или смерть", отмечал в мемуарах, что в подпольную типографию "почти ежедневно приходил Михайлов с написанным мелким почерком списком лиц, у которых должен был быть ночью или в ближайшие дни обыск. Мы переписывали фамилии и адреса, чтобы различными путями предупредить их. Прежде всего принимались во внимание лица, стоявшие к нам близко. Подлинный список тут же сжигался"97. Но откуда взялись списки и кто их составитель, переписчики, конечно, не знали.

Собственно говоря, Клеточников был секретным осведомителем не только и не столько "Земли и воли", сколько еще более конспиративных Исполнительного комитета и группы "Свобода или смерть".

Уже в народовольческий период, в сентябре-октябре 1879 г., связь с Клеточниковым была возложена на Тихомирова - в этот период Михайлов был занят подготовкой железнодорожного покушения на Александра II под Москвой, закончившегося неудачей98. Тихомиров представился Иваном Александровичем Батюшковым, в котором Клеточников по карточке, имевшейся в 3-й экспедиции, угадал Льва Александровича Тихомирова.

Одновременно "более двух лиц Клеточников не знал, не знал также, под каким именем и где они живут, и кто они на самом деле"99. Однако проницательный работник сыскных органов сам многое выяснил благодаря розыскным материалам, фотографиям государственных преступников, которыми располагал на службе, а также по "откровенным показаниям" Гольденберга100, прочитанными тайком от начальства. Изучив его обширные признания и сопоставляя факты, Клеточников определил некоторых из своих безымянных подпольных знакомых. Именно таким путем он узнал в своем уважаемом наставнике Петре Ивановиче - Александра Михайлова.

Михайлов прекрасно понимал, как трудно Клеточникову вести двойную и вместе с тем одинокую жизнь среди двух враждующих лагерей. Чтобы он мог побыть в благоприятной среде и отдохнуть душой, Михайлов организовал для свиданий с ним, уже во времена "Народной воли", в начале 1880 г., вполне легальную надежную квартиру. Здесь жила по подлинному паспорту Наталья Николаевна Оловенникова101, родная сестра известной народоволки Марии Оловенниковой (Ошаниной). "Ей наняли две большие, хорошо меблированные и удобно расположенные комнаты у квартирной хозяйки, которая была осведомлена о том, что у ее жилички есть друг сердца"102. Наталью Оловенникову совершенно отстранили от всех других обязанностей. Изредка, в заранее определенные дни и часы, являлся Михайлов. Но Клеточников приходил сюда намного чаще не только по обусловленной договоренности, но и просто так, чтобы пообщаться с притягательной хозяйкой, которая была в курсе всех его дел, и побыть в обстановке полной безопасности. Отношения их, очевидно, не замыкались в собственно партийных интересах и приобрели личный характер. В то время хозяйка квартиры "цвела если не красотой, то привлекательностью лица, - вспоминает Прибылева-Корба, - и была способна на великое и безусловное самоотвержение"103. Была она, однако, человеком сложным, к тому же душевно неуравновешенным. Тихомиров много лет спустя записал в дневнике: "Наталья Николаевна, наряду с тонким добрым сердцем, уже проявляла черты распущенности. У ней была рано любовная связь. У ней были минуты пьянства... Было у ней видно что-то очень страдальческое в лице, а иногда нападала

стр. 62

на нее мрачность. Она не участвовала ни в каких шумных демонстрациях, ни в каких "террористических" действиях и даже не вела "пропаганды", в сущности. Но ей иногда поручали конспиративные сношения, требовавшие глубокой тайны и благонадежности"104.

По утверждению Тихомирова, она не была членом ИК "Народной воли" и даже вообще не входила в народовольческую организацию105. Ее быт подвергся строгим ограничениям. "Молодой девице ставилось условием ее функции абсолютное затворничество. Ей разрешалось выходить на прогулки и в магазины за покупками и изредка принимать у себя одну или двух приятельниц, которыми могли быть только лица, близкие к Исполнительному комитету. Обставленная таким образом квартира была непроницаема для полиции"106, - утверждала Прибылева-Корба. "Можно сказать, пока существовала квартира Н. Н. Оловенниковой, Клеточникову была гарантирована безопасность"107.

Провал Клеточникова произошел из-за нарушения строгой системы конспирации, установленной Михайловым. С его арестом 28 ноября 1880 г. судьба тайного агента была предопределена.

Наталья Оловенникова крайне тяготилась своим положением. "Нервы молодой девушки не выдержали. Около года продолжалась для нее жизнь, очень близкая к одиночному заключению. Здоровье ее расстраивалось все больше и больше. Она просила себе отпуск, и, наконец, после ареста Михайлова ее квартира была ликвидирована"108. Ее роль посредницы с Клеточниковым закончилась в январе 1881 года109.

Местом встреч стала конспиративная квартира нелегального А. И. Баранникова, что было чрезвычайно рискованно. Клеточников в протоколе допроса свидетельствовал: "В ноябре (1880 г. - Ю. П.), Михайлов повел меня в квартиру Алафузова (Баранникова. - Ю. П.), где потом я стал бывать довольно часто, иногда заходил просто побеседовать и выпить, так как Алафузов оказался весельчаком и жуиром. В конце т[ого] же месяца, после ареста Михайлова, при мне к Алафузову нарочно, чтобы познакомиться со мною и заменить Михайлова, пришел некто отрекомендовавшийся Владимиром Николаевичем, но в котором я почти с первой встречи заподозрил Колодкевича, по сходству в карточкой последнего, виденною мною в III отделении, и хотя Алафузов разубеждал меня в этом, уверяя, что Колодкевича нет в Петербурге, тем не менее я остался при своем подозрении. Во второй половине декабря Алафузов собрался ехать куда-то недели на две на три (так как он просматривал расписание поездов Николаевской железной дороги, то я полагаю, что он ехал в Москву), после чего Владимир Николаевич (то есть Колодкевич) пригласил меня к себе"110.

Спустя десятилетия Вера Фигнер задавалась вопросом: "Почему Клеточников стал посещать нелегально Баранникова, который принимал участие во

стр. 63

всех опасных сношениях и предприятиях, я не знаю, но это нарушение тем более странно, что Клеточников был очень близорук и не мог видеть знаков безопасности, которые всегда ставились у нас на квартире"111. Прибылева-Корба также риторически спрашивала, не находя ответа: "Почему эти сношения перешли потом к Колодкевичу и как возможно было принимать Клеточникова на квартире нелегального человека, да еще при неясных условиях знаков безопасности, или может быть при полном их отсутствии, - это совсем непонятно". Факты остаются фактами: устойчивая и надежная связь с ценнейшим агентом исчезла. Но "Клеточников беспредельно доверял членам партии "Народной воли" и Исполнительного комитета, - утверждала Прибылева-Корба, - и чтил в них не только высокие нравственные и гражданские качества, но также ценил в них умение конспирировать, верил в их осторожность и заботу о чужой жизни. И все-таки, все-таки он погиб"112.

В начале 1881 г. все усилия народовольцев, после стольких неудачных покушений на Александра II, были направлены на подготовку последнего, успешного нападения на царя, который и был убит 1 марта на Екатерининском канале. Ради выполнения этого решения вся остальная деятельность Исполнительного комитета была отодвинута, конспиративная безопасность организации не получала прежнего внимания. В январе провалы народовольцев прокатились один за другим, по цепочке. Из-за предательских показаний уже осужденного народовольца рабочего Ивана Окладского столичная полиция, подведомственная градоначальнику, нашла квартиру Г. М. Фриденсона и арестовала его 24 января 1881 года113. Клеточников, служивший по Министерству внутренних дел, этого не знал и предупредить подпольщиков не смог.

За квартирой Фриденсона учредили "особое секретное наблюдение"114; на следующей день туда пришел Баранников и был схвачен115. Выяснив, где он живет, полиция на этой квартире оставила засаду, в которую через два дня попался Н. Н. Колодкевич116, а на его квартире, в свою очередь, также устроили западню.

Очередное свидание Клеточникова с Баранниковым было назначено на понедельник, 26 января, в трактире Палкина. Но тот по понятным причинам не явился. На следующий день Клеточников у себя на службе, в Департаменте полиции, окольными путями узнал о его аресте117. Выждав день, он решился зайти к Колодкевичу. Прибылева-Корба весь день 28 января безуспешно пыталась встретиться с ним и предупредить об аресте Колодкевича. Вечером Клеточников, не обратив внимания на предупреждающий знак в окне Колодкевича, позвонил в его квартиру, в которой уже больше двух суток была засада. Можно представить изумление чинов сыска, когда отворив дверь, они увидели на пороге подпольного логова тщедушную фигуру полицейского делопроизводителя118. Это был конец.

Какое значение для революционного движения имели сообщения. Клеточникова об органах государственной безопасности? Революционеры, начальники охранки и историки находили, что он чрезвычайно много сделал для подполья (правда, из этого единодушия выпадает Михайлов). Например, Прибылева-Корба полагала, что Клеточников "стал щитом и громоотводом для революционных организаций"119. Он был ангелом-хранителем "Народной воли"120, уверяла А. В. Якимова. Клеточников "оказал партии великие услуги, охраняя и предупреждая кого следует об опасности"121, - констатировал М. Ю. Ашенбреннер. Фигнер утверждала: "Клеточников для целости нашей организации человек совершенно неоценимый: в течение двух лет он отражал удары, направленные правительством против нас, и был охраной нашей безопасности извне, как Александр Михайлов заботился о ней внутри"122. Тихомиров был уверен, что "успехи заговорщиков тесно связаны с существованием этого человека, который всегда умел вовремя предупредить об опасности,

стр. 64

иногда задолго, иногда - раньше, чем полиция сама успевала догадаться, что она могла бы предпринять"123. Тихомиров был "убежден, что неслыханно-колоссальные размеры революционной организации в 1879 - 1880 гг. обязаны прежде всего Клеточникову"124. В другом месте мемуарист заявлял, что Михайлов и Клеточников были те двое, кто "единственно" угрожали "серьезно потрясти правительство"125. Сходную оценку дали и официальные власти: "Клеточников - маленький чиновник III отделения, деятельный злоумышленник; в течение почти двух лет он держал революционный мир в курсе всех мероприятий, которые принимались в борьбе с последним... в течение этого времени он парализовал всю деятельность полиции"126. Историки писали в этом же ключе о тайном агенте революционеров. "Информация, поступавшая от Клеточникова, была крайне ценной для революционеров с разных точек зрения. Во многом, сохранившись в архивах, она дает возможность более глубоко изучить причины, которые приводили к напряженности в обществе"127.

Вместе с тем встает принципиальный вопрос о степени "откровенности" показаний Клеточникова на дознании и насколько они были вредны для революционеров. Мнения историков разделились. Р. М. Кантор, например, писал, что Клеточников "на допросах дал подробные показания о своей деятельности"128 и "принес полное сознание"129. Н. Г. Бережков считал, что Клеточников опрометчиво вступил "на путь откровенных показаний" и далеко зашел по этому пути130. Б. Клейн, напротив, безапелляционно заявлял, что Клеточников на следствии ничего не выдал и "никаких показаний, уличающих товарищей... от него не добились"131. Иные историки предпочитают не касаться данной темы132.

Итак, тайный осведомитель народовольцев был арестован 28 января 1881 года133. В 6 часов вечера следующего дня его доставали из полицейской части в Департамент полиции134. Здесь он собственноручно в допросном протоколе принес "полное сознание", а утром 31 января уже сообщал весьма обширные сведения об известных ему "политических лицах".

Арест Клеточникова произошел совершенно неожиданно для всех, произведя и на полицейских, и на самого задержанного ошеломляющее действие. Состояние растерянности в значительной степени отразилось на сделанных им признаниях. "Как он должен был быть сражен в тот момент, - восклицает Прибылева-Корба, - когда почва заколебалась под его ногами! Только ударом, который он испытал при аресте, можно объяснить те ошибочные шаги, которые он сделал, давая первые свои показания следователям". "Он дважды выказал свою слабость. Первый раз при мысли о жандармах; второй раз - в действительности очутившись в их лапах после ареста в квартире Колодкевича"135.

На допросах Клеточников выложил все, что ему было известно. Прежде всего он выдал самого себя. Дело в том, что до его ареста у полиции о его преступной деятельности "положительных сведений еще не имелось"136, выражаясь языком официального документа. Прямые улики, изобличающие коллежского регистратора в передаче информации революционерам, отсутствовали. Обыск в его комнате в день ареста не дал никаких результатов.

Руководители Департамента полиции не могли даже подозревать, что через этого малозаметного чиновника происходит утечка секретных сведений. Столпам сыска и в голову не могло прийти, что он стоит в одном ряду с давно разыскиваемыми членами ИК "Народной воли", на поимку которых были брошены все наличные силы. Признания Клеточникова стали для них пренеприятным откровением и вызвали озлобление против сотрудника, предавшего их.

По словам самого Клеточникова, он оказался на допросах в тяжелейшей обстановке. На суде он говорил о принудительности своих следственных показаний: "Я попал в руки своих врагов, людей, относившиеся ко мне с особою злобою, и я мог ожидать от них для себя особенно жестокого отношения"137.

стр. 65

Вступив в "сделку со следствием", Клеточников бесповоротно погубил себя. Он забыл заветы своего друга Михайлова: "Отказываться от всяких объяснений на дознании, как бы ясны оговоры или сыскные сведения ни были". Откровения на допросах вредят и самому подследственному и его товарищам138.

Другой агент революционеров Березовский, предтеча Клеточникова, в такой же следственной ситуации, несмотря на разоблачительные оговоры и улики, отрицал все предъявленные обвинения. Он выдержал давление и не дал никаких компрометирующих показаний. Этим он спас себя и других. Высланный административно, Березневский прожил длинную, содержательную жизнь139.

Адвокат Клеточникова А. В. Михайлов верно выразил трагедию своего подзащитного: "Клеточников, не признанный даже и участником (тайного сообщества. - Ю. П.) и точно так же не обвиненный и не обвинявшийся в личном участии ни в одном из преступных деяний, осужден... единственно на основании собственного своего сознания"140. Сам Клеточников на суде, когда уже ничего нельзя было изменить, с горечью констатировал: "Мое обвинение основано исключительно только на моих собственных показаниях. Кроме них в деле нет никаких улик против меня"141.

Связанные с Клеточниковым народовольцы не дали следствию каких-либо показаний, отягчающих его положение. Здесь интересно проследить взаимоотношения на дознании Клеточникова и Михайлова. Клеточников уже на второй день после ареста подробно описывал в протоколе свою совместную деятельность с Михайловым (сначала называя его Петром Ивановичем, а потом и настоящим именем). Он во всех деталях изложил обстоятельства знакомства с руководителем революционного подполья, рассказал о том, как Михайлов уговорил его попытать счастья в роли революционного агента и какие сыскные материалы он сообщал после внедрения в III отделение. Наконец, Клеточников раскрыл следователям то немногое, что слышал от Михайлова о предприятиях "Народной воли" и о делах его самого142.

В показаниях же Михайлова вообще не упоминается имя Николая Клеточникова143. Жандармский подполковник В. П. Никольский и товарищ прокурора А. Ф. Добржинский, проводившие следствие над народовольцами, упорно пытались добиться от Михайлова сведений об агентурной роли Клеточникова. Трижды 11, 16 февраля и 15 апреля Михайлову предъявляли среди прочих фотографий карточку Клеточникова, но он отказался его опознать144.

Следователи не отступали. Чтобы сломить сопротивление Михайлова, они устроили 2 июня очную ставку. Михайлову пришлось признать личное знакомство со своим агентом. В допросном протоколе есть его приписка: "При предъявлении Клеточникова присутствовал и заявляю, что был знаком с ним. О своих же отношениях к нему скажу после"145. Отделавшись обещанием, он больше не сказал о Клеточникове ни слова. На судебном разбирательстве во время "Процесса 20-ти" Михайлов, в сущности, только повторил свое запротоколированное свидетельство146.

Зато Клеточников в следственных показаниях обстоятельно рассказал о конспиративных связях не только с Михайловым, но и с Тихомировым, Баранниковым и Колодкевичем147 и другими. Баранников на следствии вначале отказался опознать фото Клеточникова148, а впоследствии подтвердил факт общения с ним149, как и Колодкевич150, но не более.

Возможным объяснением поведения Клеточникова на допросах мог бы быть вариант, при котором его "откровенные сознания" были всего лишь уловкой, хитростью, дабы выставить себя полностью раскаявшимся преступником. Ведь подследственный коллежский регистратор хорошо знал секретные материалы и мог играть на этом, выдавая следствию сведения, которые уже известны и без него и которые поэтому не могли пойти во вред народовольцам. Подоб-

стр. 66

ную версию выдвинул Бережков: "Фактические сообщения Клеточникова об известных ему революционерах не получили в руках правительства никого применения - ни в розысках, ни в судебном преследовании упомянутых лиц"151.

Но это не так. Все допросные материалы говорят о том, что запуганный чиновник не пытался перехитрить своих дознавателей, тем более такого опытного, как Добржинский, многих склонивший к признаниям, а Гольденберга и Н. И. Рысакова сделавший предателями.

Вместе с тем "признания", исходившие от Клеточникова, в незначительной степени отразилась на судьбе ряда народовольцев. Михайлов, Баранников и Колодкевич вели слишком активную революционную деятельность, включавшую создание "противоправительственного сообщества", покушения на Александра II и революционную агитацию (все это, разумеется, и без Клеточникова было известно властям, а ему самому нет), так что прокуратура даже не упомянула в "Обвинительном акте" и в "Приговоре" по "Процессу 20-ти" их "преступные связи с чиновником Департамента полиции". Квятковский, названный Клеточниковым на допросах152, к этому моменту был уже повешен.

Но Клеточников указал и на тех революционеров, которые находились в то время на свободе, и полиция не знала об их причастности к утечке секретной информации из органов сыска. Так было с Тихомировым. Клеточников признавался, что примерно в июле 1880 г. он познакомился с неким Иваном Александровичем, в котором "из карточки, имевшейся в 3-й экспедиции, узнал Льва Тихомирова". В конце года "Тихомиров указал мне, - свидетельствовал Клеточников, - свою квартиру. Он жил на Малой Садовой, в меблированных комнатах, в доме по правую руку от Невского, 2-й подъезд от Невского. Жил под фамилией Батюшкова"153.

Клеточников дал весьма точные сведения. Полиции удалось выяснить, что Тихомиров действительно нелегально жил по названному адресу под псевдонимом Батюшкова154. В мемуарах Тихомиров не умолчал о своих связях с сотрудником III отделения155. Также и во "Всеподданейшем прошении" о помиловании, став монархистом, он признавался Александру III: "Я некоторое время вместе с Ал[ександром] Мих[айловым] вел сношения с Клеточн[иковым], передававшим нам планы государственной полиции"156. Более того, Тихомиров встречался с тайным агентом в августе 1879 года. Они виделись на Казанской улице в квартире Г. Ф. Чернявской-Бохановской, о чем она позднее писала в воспоминаниях157. Она сняла хорошую комнату в довольно симпатичной чиновничьей семье. Здесь "происходили частые свидания Тихомирова с Клеточниковым, приносившим из III Отделения свои ценные для революционеров сведения"158. Встречи происходили, надо полагать, в отсутствие хозяйки, так как о своем знакомстве и о встречах с Клеточниковым она не упоминает в мемуарах ни слова, как и Клеточников о ней в своих показаниях.

Признания Клеточникова не повредили Тихомирову только благодаря строгому соблюдению им конспирации. Весной 1880 г., после выдач Гольденберга и задолго до ареста Клеточникова, Тихомиров переменил нелегальную квартиру и подложный паспорт, прекратив встречи с тайным агентом. Устаревшие сведения жандармы не могли использовать для поимки Тихомирова, который сумел эмигрировать во Францию в 1882 г. и еще долгие годы оставался народовольческим руководителем.

В протоколах допросов фигурирует некая близкая к Михайлову дама. Клеточников видел ее у Баранникова мельком, его на дознании даже не спрашивали о ней, так что он вполне мог и промолчать. Однако подследственный сообщил о ней все, что ему известно, правда, очень немногое: ее конспиративное имя и внешние приметы. "Я забыл упомянуть, - писал он, - что в конце ноября (1880 г. - Ю. П.) в квартиру Алафузова (Баранникова. - Ю. П.) вместе

стр. 67

с Александром Михайловым приходила молодая женщина лет 26 - 27, среднего роста, смуглая, худощавая, брюнетка, которую при мне называли Елизаветой Ивановной. Она же заходила потом одна на Рождество или на Новый год на короткое время к тому же Алафузову"159. Это была Анна Павловна Прибылева-Корба, которая в мемуарах оставила столько добрых слов о Клеточникове. В гранках неизданного тома биобиблиографического словаря деятелей революционного движения указывается, что Корба "переписывала на папиросную бумагу доставлявшиеся Клеточниковым сведения160 и нередко служила (под кличкой "Елизавета Ивановна") связью между последним и Исполнительным комитетом"161. Более того, уже после ареста Михайлова ей доверили адрес Клеточникова, на случай если б потребовалось его предупредить об опасности, что она безуспешно пыталась сделать в день его ареста.

Прибылеву-Корбу арестовали 5 июня 1882 г., когда осужденный Клеточников уже отбывал срок наказания в Петропавловке. Его упоминания о некой Елизавете Ивановне были настолько скудными, что следователи не докопалась до участия Прибылевой-Корбы в деле агента III отделения и не догадались предъявить ее для личного опознания осужденному.

Выдал Клеточников не только все, что знал, но и даже то, о чем лишь догадывался. Он краем уха слышал о подпольном архиве революционеров и рассказал о нем следователям: "Мне известно давно, что у партии в Петербурге есть склад, который они называют архивом, где хранятся рукописи, газеты, а может быть, и еще что-нибудь, что склад этот в безопасном месте и они туда ходят редко, в случае надобности, так как часто ходить неудобно, можно возбудить подозрение"162. На счастье Клеточникова, архив у Зотова не был обнаружен, иначе у следователей появились бы ко всему прочему вещественные улики против обвиняемого, ибо там хранились копии его агентурных записок.

Благодаря тщательной предосторожности революционеров в сношениях с Клеточниковым, остался нераскрытым народоволец, которого тот знал только под псевдонимом Алексея Алексеевича Петрова. "Молодой человек среднего роста, смуглый брюнет с курчавыми волосами, толстыми губами, грубыми чертами лица, почти негритянского типа, но, как по некоторым типическим особенностям, так и по некоторым намекам, я думаю, что он еврей, - детально пишет Клеточников. - В июне или начале июля я начал посещать его квартиру на улице Казанской и Гороховой, в том подъезде, где помещается библиотека Иванова". В другом месте Клеточников добавил, что неизвестный ему подпольщик занимался литературной работой. Несмотря на все старания, следователи так и не смогли установить эту личность163. Скорей всего, это был Мартын Рудольфович Ланганс, член ИК "Народной воли". Его черты лица совпадают со словесным портретом, написанным Клеточниковым. По внешности его вполне можно было принять за еврея, но по всем биографическим материалам он проходит как прусский поданный католического вероисповедания. Вместе с тем Ланганс некоторое время, действительно, скрывался под именем Петрова164. Обладая литературными способностями, он сотрудничал в газете "Народная воля"165. Конспиративные связи Ланганса и Клеточникова не были выявлены сыском. Ланганса арестовали в апреле 1881 г. и по "Процессу 20-ти" отправили на каторгу без срока, так как за ним числилось участие в покушениях на царя. Умер он в 1883 г. в Алексеевском равелине166.

Единственный человек, о котором Клеточников не проронил ни слова, несмотря на все оказанное давление, была Наталья Оловенникова, с которой он постоянно виделся в течение года, испытывая личную привязанность. Расставшись с Клеточниковым, Оловенникова уехала в Орел. Все это время оставалась легальной, не скомпрометированной в сыскных органах, и избежала преследования. В дальнейшем ее жизнь сложилась трагично. Ее сестра Елизавета уча-

стр. 68

ствовала в слежке за Александром II при подготовке покушения 1 марта167; была арестована, заключена в Петропавловскую крепость, где заболела острым психическим расстройством168. Наталья приезжала в 1881 г. в Петербург, чтобы видеться и поддерживать сестру, а когда ту перевели в Казанскую лечебницу для психических больных, то поехала за ней. В Казани Наталья Николаевна и сама скоро безнадежно заболела психически и попала в Тверскую лечебницу для душевнобольных. Через 9 лет сестры, отданные на поруки матери, воссоединились под надзором полиции в родовом имении Покровском Орловской губернии. У Натальи продолжались перемежающиеся припадки нервно-психического расстройства, и Елизавета, тоже душевно нездоровая, ухаживала за сестрой до ее смерти в 1924 году169.

Отягчающую роль показания Клеточникова сыграли в судьбе Арончика. Айзик Борисович Арончик отнюдь не был из числа крупных революционных деятелей, но время от времени выполнял поручения Исполнительного комитета и участвовал в отдельных народовольческих предприятиях.

Жандармы арестовали его под фамилией Золотницкого во время повальных петербургских обысков после покушения 1 марта170. У сыскных органов не было веских улик против него, кроме показаний повесившегося Гольденберга - о том, что Арончик в период подготовки покушения на Александра II под Москвой содержал конспиративную квартиру "как убежище для участников покушения", но доказать это обвинение следователи так и не смогли. Гольденберг также сообщил следствию о решении Липецкого съезда послать Арончика в город Повенец, для освобождения находившихся там ссыльных171. Первое свидетельство Гольденберга соответствовало действительности и спустя много десятилетий нашло подтверждение в воспоминаниях Фигнер, Прибылевой-Корбы и Морозова172, а второе представляется вымышленным, так как этот факт не имеет никакого подтверждения в народовольческой литературе.

На допросах Арончик категорически отказывался от какой-либо причастности к "Народной воле"173. На суде он держался тактики полного отказа от предъявленных обвинений174. "Выдавший всех Гольденберг покончил самоубийством, и против Арончика не было... никаких других показаний, - писал Морозов, сопроцессник Арончика. - Логика подсказывала ему не давать суду опоры для собственного обвинения, и Арончик выбрал этот способ защиты"175. Суд так и не смог убедительно раскрыть вину Арончика в московском покушении. Не была подтверждена и его принадлежность к революционной партии; он заявил, что он "никогда не разделял... даже и принципиальные убеждения "Народной воли""176, что он "не социалист-революционер и что, он, Арончик, на скамье подсудимых человек совершенно случайный"177.

Чтобы подкрепить обвинения против подсудимого, упорно отрицавшего свою вину, судьи использовали показания Клеточникова178. В "Обвинительном акте" по "Процессу 20-ти" о вине Арончика сказано следующим образом: "Клеточников первоначально имел дело только с Михайловым, когда же этот последний должен был на некоторое время уехать из Петербурга, то познакомил обвиняемого с Арончиком, которому Клеточников и продолжал доставлять сведения"179. На процессе Арончику пришлось признать факт знакомства с Клеточниковым, приняв на себя роль слепого посредника, передававшего какие-то пакеты и не знавшего существа дела. Чтобы отвести вину от Михайлова, он выставил инициатором Квятковского, казненного к тому времени180. Но для судей этого было достаточно, чтобы присудить Арончика к бессрочной каторге. В приговоре по делу 20 лиц в частности говорится, что виновность вполне доказана "в отношении Арончика показанием Клеточникова о том, что по рекомендации Михайлова он передавал Арончику все собираемые по

стр. 69

III отделению собственной его императорского величества канцелярии сведения, касающиеся террористов"181.

Поданное Арончиком прошение на имя Александра III о помиловании182 не изменило его участи. Его приговорили к пожизненной каторге. Вместе с другими сопроцессниками он попал в Алексеевский равелин, где через год заболел психическим расстройством и параличом ног. В августе 1884 г. его перевели в Шлиссельбургскую крепость. В течение четырех лет Арончик, безнадежно больной душевно, ни разу не вышел из камеры, лежа парализованным без всякого ухода. Умер он в апреле 1888 года.

Самого Клеточникова судили по тому же "Процессу 20-ти" вместе с Михайловым, Колодкевичем, Баранниковым, Морозовым, Лангансом, Арончиком и другими народовольцами.

А. С. Изгоев подметил, что в глазах широкой интеллигенции он "с виду производил впечатление самого обыкновенного мелкого чиновника, говорил он тихо, едва слышно, потому что находился в последних градусах чахотки"183. Однако на скамье подсудимых Клеточников вновь попал в круг влияния Михайлова и воспрянул духом. На суде он попытался смягчить впечатление от своих следственных признаний, заявив, что сотрудничал с революционерами отнюдь не из материальных выгод и на допросах "преувеличивал свои вины и клеветал на себя"184.

Признав себя виновным185, он попытался объяснить и оправдать свои поступки и обличал порядки в III отделении: "Это совсем неверно, чтобы я руководствовался при своей деятельности корыстными целями, - заявлял Клеточников, - у меня были другие мотивы, хотя... я не революционер по убеждениям. Меня давила мелкая, неинтересная провинциальная жизнь, я чувствовал бесполезность своего существования, и я искал какого-нибудь общественного дела; к тому же я хорошо знал, что мне недолго осталось жить, и вот я хотел хоть последние дни посвятить какому-нибудь хорошему, полезному делу. Мысль моя остановилась на бывшем III отделении; я нисколько не сомневался в громадности приносимого им вреда и решился по мере сил противодействовать ему... Я всею душою ненавидел III отделение. Это ужасное учреждение, и я считал себя правым даже перед правительством, так как, наконец, даже и правительство признало негодным это учреждение и решило закрыть его. Все относятся с полнейшим омерзением к этому учреждению, и, действительно, люди, здесь служащие, - самой низкой нравственности... Таким образом, повторяю, причина, заставившая меня поступать так, как я поступил, - это стремление служить на пользу общества". Вместе с тем Клеточников стремился отделить себя от революционеров: "Каких убеждений были эти люди, для меня это было решительно все равно, так как я вовсе не имел в виду оказывать помощь им или какой-нибудь иной партии, а просто хотел помочь вообще всем людям, преимущественно молодежи, студентам, уберечься от жестоких, несправедливых преследований, губящих совершенно даром столько силы; для этого мне вовсе не нужно было иметь таким помощником социалиста: всякий порядочный русский человек считает себя врагом III Отделения и всякий помог бы мне; что эти люди были социалисты - этого я довольно долго не знал. Они же держали себя со мною крайне осторожно"186.

В зале суда встретились лицом лицу Михайлов и Клеточников. Конспиратор отнесся к своему сподвижнику с большой теплотой и дружелюбием. Он прекрасно понимал, какими усилиями дается революционеру достойное поведение на следствии и на суде и не считал себя вправе осуждать другого, в трагической судьбе которого он был отчасти повинен.

В письмах товарищам-народовольцам, написанных во время "Процесса 20-ти", Михайлов сообщал: "Клеточников вед[ет] себя прекрасно, решительно

стр. 70

и достойно. Он гов[орил] спокойно, хотя председатель палачей набрасывался на него зверем. Выставленные им мотивы истинны и честны. Он - не революционер, но человек передовой и желающий служить обществу против застеночных учреждений". В другом письме Михайлов подчеркивал, что "Клеточников достойный всякого уважения человек"187.

В "Тюремных тетрадях" - в примечаниях к "Обвинительному акту", которые Михайлов собирался использовать в своей речи на суде, - он писал, однако, довольно скептически об агентурной информации Клеточникова: "Све[дения] его не имели в сильн[ой] степ[ени] существенного значения, особенно же для террористического дела. Что он сообщал: а) фамилии шпионов, но в лицо мы их не знали, б) об обысках и арестах, но после случая с делом Мурузи мы прекратили предупреждения, в) некоторые распоряжения, но они, будучи рассылаемы по России жандармскими офицерам - получаются нами и без того тем или др[угим] путем, г) показания Гольденберга; но мы и ранее того знали уже, что Гольденб[ерг] очень откровенен и видели это в некот[орых] арестах и допр[осах]. Для предприят[ий] террористических, в которых я участвовал, не имело никакого значения, что и отразилось в некоторых неудачах. Самым лучшим доказательством, что его показания не имели значения - это то, что мы пред вами"188.

15 февраля 1882 г. был объявлен приговор: Михайлов, Колодкевич, Клеточников и еще шесть человек приговорены к смертной казни через повешение. В этот же вечер Михайлов писал друзьям-народовольцам: "Горюю о Клеточникове, которому сулят смерть. Я с ним крепко-крепко поцеловался, сказал ему, что умрем друзьями, к[а]к жили. Он, кажется, не надеется на помилование"189.

Смертная казнь им не была суждена, хотя и Михайлов, и Клеточников хотели умереть на эшафоте. В письме к Винбергу, крымскому другу, Клеточников признавался: "Завтра будет объявлен приговор, молю, чтобы был смертный приговор". На другой день он сделал приписку: "Объявлено, что последует помилование, - кто прожил два года такой полною жизнью, тому смерть не страшна"190.

По высочайшей конфирмации Михайлову, Клеточникову, Колодкевичу, Баранникову, Лангансу, Морозову высшая мера наказания была заменена вечной каторгой191, которую они отбывали в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Правительственные власти не желали отягощать себя смертными казнями, предпочитая создать такие тюремные условия, при которых была неминуема скорая смерть злейших врагов, покусившихся на жизнь императора.

Алексеевский равелин был рассчитан на постепенное умерщвление. Одиночные сырые камеры заросли плесенью, а с подоконников стекала вода; при скудной и однообразной пище через несколько месяцев у заключенных начались цинга, чахотка, дистрофия192.

Клеточников объявил голодовку протеста, чтобы добиться смягчения тюремного режима для других узников. Он "решил пожертвовать собою за нас, - полагает Морозов, - и отказался от пищи, чтобы умереть. Мы отговаривали его, но он остался тверд"193. Быть может, он хотел искупить вину перед товарищами по несчастью.

Через десять дней, 13 июля 1883 г., Николай Клеточников скончался, но не от чахотки. Как тяжело и мучительно умирал Клеточников, можно с очевидностью представить по рапорту тюремного врача коменданту Петропавловской крепости, написанному через два дня после смерти узника: "Содержавшийся в N 6 Алексеевского равелина арестант помер 13 сего июля от изнурительного поноса, каковая болезнь в местах тюремного заключения имеет наклонность принимать заразительный характер, [поэ]то[му] честь имею

стр. 71

всепокорнейше просить распоряжения Вашего Высокопревосходительства об уничтожении всего грязного белья, одежды, равно как и тюфяков, пропитанных испражнениями больного, равно о дезинфекции твердых вещей и об обмытии самой камеры"194.

Смерть Клеточникова не прошла бесследно. После ревизии товарища министра внутренних дел П. В. Оржевского тюремный режим смягчился195. "Двухлетнюю пытку прекратили и стали давать, кроме лекарств, мясной суп, и кашу с достаточным количеством масла, и чай с двумя кусками сахара, а тех, кто мог ходить, стали выводить на прогулки196. Но это уже не могло помочь Александру Михайлову - он умер 18 марта 1884 года. В течение первых двух лет также скончались Колодкевич, Баранников и Ланганс.

Казус Клеточникова уникален: впоследствии сотрудники российских сыскных органов от филеров до высокого начальства никогда не переходили на сторону революционеров. Порочащий инцидент отложился в памяти многих поколений российских охранителей197. Последний директор Департамента полиции А. Т. Васильев в мемуарах, опубликованных в 1930 г. в Лондоне, с прискорбием припоминал: "Однажды они (революционеры-народники. - Ю. П.) внедрили своего агента по фамилии Клеточников в III Отделение и в результате частично дезорганизовали его деятельность"198.

Революционерам Клеточников раскрыл все, что узнал на службе в органах политического сыска. Но он же раскрыл властям все, что ему было известно о народническом подполье. На следствии он выдал тех "преступных лиц", с кем был связан, умолчав лишь о Н. Н. Оловенниковой. Однако Клеточников знал о революционерах настолько мало, что большого вреда не смог им принести, если не считать Арончика.

Казус Клеточникова был создан искусной организационной и конспиративной деятельностью Михайлова. Вместе с тем он верно определил свойства личности своего агента. Понимая, что Клеточников - человек, крайне необходимый дня революционного дела, но слаб характером для открытого противостояния репрессивной машине, Михайлов сделал все возможное, чтобы удержать его в рамках строгой секретности. Только при подобных условиях обеспечивалась безопасность и самого агента, и подпольной организации. Последующее их нарушение привело к трагичным последствиям, но в этом уже не было вины Александра Михайлова199.

Примечания

1. БОГУЧАРСКИЙ В. Я. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. XIX в. Партия "Народной воли". М. 1912, с. 40, 214 - 218; ГЛИНСКИЙ Б. Б. Революционный период русской истории (1861 - 1881 гг.). Ч. 2. СПб. 1913, с. 374 - 380; ВОЛК С. С. "Народная воля". М. -Л. 1966, с. 56, 96, 109, 144, 147, 263 и др; ТРОИЦКИЙ Н. А. Царские суды против революционной России. Саратов. 1976, с. 76, 91; ОРЖЕХОВСКИЙ И. В. Самодержавие против революционной России. М. 1982, с. 111, 113, 118, 122, 126 и др.; СМИРНОВ В. Н. Политический терроризм Российской империи. Харьков. 2012, с. 106- 107, 109; ПЕРЕГУДОВА З. И. Политический сыск России (1880 - 1917 гг.). М. 2013, с. 34, 159, 230.

2. ХЕЙФЕЦ М. Секретарь тайной полиции. М. 1960; ЕГО ЖЕ. Странный чиновник тайной полиции. - Знание - сила, 1967, N 1 - 2; КЛЕЙН Б. Счет на тысячу рублей. - Неман, 1968, N 3; ТРОИЦКИЙ Н. А. Подвиг Николая Клеточникова. - Прометей. Т. 9. М. 1972; САВЧЕНКО В. Тайна клеенчатой тетради. Повесть о Николае Клеточникове. М. 1976; Институт мировой литературы. Рукописный отдел (ИМЛИ РО), ф. 576 (фонд Деятелей революционно-освободительного движения. Собрание материалов), оп. 1, инв. N 72. Кантор Р. М. Клеточников Н. В. В кн.: Деятели революционного движения. Биобиблиографический словарь. Т. 3. Вып. 3 [1935] (корректура). Наибольший интерес представляет исторический очерк Н. Г. Бережкова, написанный преимущественно по следственным показани-

стр. 72

ям Клеточникова (Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ), ф. 373 (фонд Н. Г. Бережкова), картон 27, д. 13. Бережков Н. Г. Николай Васильевич Клеточников. Биографический очерк. 1930-е годы. Машинопись с авторскими пометами).

3. См. Вопросы истории, 2011, N 6.

4. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания. М. -Л. 1927, с. 129.

5. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля". Воспоминания о 1870 - 1880-х гг. М. 1926, с. 71.

6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 112 (Особое присутствие Правительствующего Сената), оп. 1, д. 504, л. 337об. Протокол N 122 допроса Клеточникова, 31.I.1881.

7. См.: Из истории культуры и общественной мысли народов СССР. Сб. научных ст. М. 1984, с. 104 - 115.

8. Российская национальная библиотека. Отдел рукописей (РНБ ОР), ф. 1000 (Собрание отдельных поступлений), оп. 2, д. 1098, л. 7. Докладная записка по делу об убийстве шефа жандармов Н. В. Мезенцева. Составлена товарищем прокурора К. И. Поскочиным. 1878 год.

9. ГАРФ, ф. 109 (III отделение), 3-я эксп., 1878 г., д. 442, л. 191об. Донесение начальника СПб. ГЖУ в III отд. N 1570, 6.XI.1878.

10. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 1351, оп. 1, д. 4176, л. 62об. Протокол допроса В. Д. Березневского N 15, 6.XI.1878.

11. Подробнее см.: Из истории культуры и общественной мысли народов СССР, с. 109 - 110.

12. ТИХОМИРОВ Л. А. Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлений. - Каторга и ссылка, 1926, N 3, с. 119.

13. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), ф. 1744 (Кружок народовольцев), оп. 1, д. 9, л. 203. Бух Н. К. Борьба слепых. Машинопись с правкой автора. [1920-е годы].

14. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания. М. -Л. 1927, с. 93.

15. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 686, л. 46. Свидетельство о рождении Н. В. Клеточникова.

16. Алфавит лиц, упоминаемых в Общем обзоре важнейших дознаний по делам о государственных преступлениях, производившихся в империи с 1 июня по 10 октября 1881 года. СПб. 1882, с. 16.

17. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 335-а об. Протокол допроса Клеточникова N 122.

18. К биографии Н. В. Клеточникова (Письмо В. К. Винберга). В кн.: "Былое": Неизвестные номера журнала. Кн. 2. Л. 1991, с. 12.

19. Алфавит лиц, упоминаемых в Общем обзоре важнейших дознаний, с. 16.

20. К биографии Н. В. Клеточникова (Письмо В. К. Винберга), с. 12 - 13.

21. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 92. Донесение начальника СПб. ГЖУ министру внутренних дел, 1.II.1881.

22. ПЛЕХАНОВ Г. В. Русский рабочий в революционном движении. В кн.: ПЛЕХАНОВ Г. В. Соч. Т. 3. М. 1927, с. 135.

23. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 335-а об.

24. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году. Ростов-на-Дону. 1906, с. 47.

25. К биографии Н. В. Клеточникова (Письмо В. К. Винберга), с. 13.

26. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 761, ч. 2, л. 86.

27. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 111.

28. Алфавит лиц, упоминаемых в Общем обзоре важнейших дознаний, 1882 год.

29. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 86об. Донесение начальника СПб. ГЖУ министру внутренних дел за N 252.

30. Там же, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 329об. Протокол допроса Клеточникова N 120, 29.I.1881.

31. Там же, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 761, ч. 2, л. 89об. -90.

32. Там же, ф. 112, оп. 1, д. 340об.

33. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля". Воспоминания о 1870 - 1880-х гг. М. 1926, с. 194.

34. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. НО.

35. ТИХОМИРОВ Л. Заговорщики и полиция. М. 1930, с. 133.

36. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 337об. -338об.

37. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 194.

38. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания, с. 129.

39. ФИГНЕР В. Н. Запечатленный труд. Воспоминания в двух томах. Т. 1. М. 1964, с. 259.

40. ГАРФ, ф. 634 (Л. А. Тихомиров), оп. 1, д. 61, л. 7об. Тихомиров Л. А. Примечания к статье Б. Б. Глинского "Цареубийство 1 марта 1881 г.", помещенной в журнале "Исторический вестник" (1910, N 1). Б. д. Автограф.

стр. 73

41. Там же, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 338об.

42. Там же, ф. 634, оп. 1, д. 61, л. 7об.

43. Там же, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 338об. Протокол N 122 допроса Н. В. Клеточникова; Там же, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 89об. Донесение начальника СПб ГЖУ министру внутренних дел за N 252. Это подтверждает и Прибылева-Корба (ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Несколько строк о Н. В. Клеточникове. В кн.: "Народная воля" и "Черный передел". Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1879- 1882 гг. Л. 1989, с. 250).

44. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 89об. Донесение начальника СПб. ГЖУ 1.II.1881.

45. "Священная дружина". Из дневника ее члена В. И. Смельского. - Голос минувшего, 1916, N 5 - 6, с. 102 - 103.

46. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 340. Протокол N 122 допроса Н. В. Клеточникова.

47. Там же, ф. 102 (Департамент полиции), 5-е д-во, 1881 г., д. 860а, ч. 1, л. 159. Доклад Особому совещанию по 5-му д-ву "О ссыльно-каторжном Н. В. Клеточникове", 11.VI.1884.

48. МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 2. М. 1947, с. 464 - 465.

49. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 340.

50. Там же, 339об. -340.

51. Алфавит лиц, упоминаемых в Общем обзоре важнейших дознаний, с. 16.

52. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1282 (Канцелярия министра внутренних дел), оп. 1, д. 643, л. 22. Список служащих III отделения. Август 1880 года.

53. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Памяти дорогого друга Николая Васильевича Клеточникова. В кн.: Архив "Земли и воли" и "Народной воли". М. 1932, с. 40, 41.

54. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870 - 1880-х годов. М. 1964, с. 171.

55. ПЕРЕГУДОВА З. И. Департамент полиции и местные учреждения политического розыска (1880 - 1917). В кн.: Жандармы России. М. -СПб. 2002, с. 280.

56. БУРЦЕВ В. "Процесс 20-ти". - Былое, 1906, вып. 1, с. 71.

57. ГАРФ, ф. 102. 5-е д-во, 1881 г., д. 860а, ч. 1, л. 159об.

58. Там же, л. 159.

59. ВАЛК С. Предисловие. В кн.: Архив "Земли и воли" и "Народной воли", с. 25 - 26.

60. ГАРФ, ф. 102, 3-е д-во, 1882 г., д. 20, ч. 1, л. 1. Отношение Министерства юстиции в Департамент полиции, 17.III.1882.

61. Там же, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 172 - 172об. Донесение начальника СПб. ГЖУ министру внутренних дел, 3.II.1881.

62. Там же, ф. 102, 5 д-во, 1881 г., д. 860а, ч. 1, л. 159 - 159об.; ф. 109, 3-я эксп., 1880, д. 751, ч. 2, л. 174об. -175.

63. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 40.

64. Алфавит лиц, упоминаемых в Общем обзоре важнейших дознаний, с. 16.

65. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания, с. 131.

66. ПОПОВ М. Р. Записки землевольца. М. 1933, с. 140 - 143.

67. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 37.

68. Сообщения Н. В. Клеточникова. В кн.: Архив "Земли и воли" и "Народной воли", с. 181, 185, 186, 188, 196, 198, 293, 294, 205, 217, 220.

69. ПЕРЕГУДОВА З. И. Политический сыск России (1880 - 1917 гг.), с. 230.

70. ЯКИМОВА А. В. Из прошлого (Заметки по поводу книги В. Н. Фигнер "Запечатленный труд"). - Историко-революционный вестник, 1922, N 1, с. 14.

71. АПТЕКМАН О. В. Общество "Земля и воля" 70-х гг. Пг. 1924, с. 404 - 405.

72. Архив дома Г. В. Плеханова, ф. 1094 (Р. М. Плеханова), оп. 1, д. 12, л. 2об. Плеханова Р. М. Автобиография. Машинопись с правкой автора. 1938 год.

73. Государственный музей политической истории России в СПб. (ГМПИР в СПб.), ф. 2 (Рукописно-печатный фонд), оп. 1, N 12685.

74. Сообщения Н. В. Клеточникова, с. 160 - 234.

75. МОРОЗОВ НА. Несколько слов об архиве "Земли и воли" и "Народной воли", с. 35 - 37.

76. МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 2, с. 436.

77. Из записок Н. В. Клеточникова. - Былое, 1908 - 1909, N 7, с. 146 - 162; N 8, с. 166 - 168; N 9 - 10, с. 248 - 251.

78. Сообщения Н. В. Клеточникова, с. 160 - 234.

79. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 71.

80. МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 2, с. 468.

81. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 337об.

82. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания, с. 130.

стр. 74

83. Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников (ГИМ ОПИ), ф. 282 (Музей революции), оп. 1, д. 396, л. 262об. Михайлов А. Д. Тюремные тетради. Примечания к "Обвинительному акту" по "Процессу 20-ти". Не позднее 15 февраля 1882 года. Автограф.

84. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 340.

85. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания, с. 130.

86. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Несколько строк о Н. В. Клеточникове, с. 248.

87. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 339об. -340.

88. РГИА, ф. 1405 (Министерство юстиции), оп. 80, д. 8621, л. 78об. Заключение о дальнейшем направлении дознания о лицах, принадлежащих к так называемой политической или террористической фракции тайного сообщества А. Д. Михайлова и других, 9.X.1881.

89. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 97.

90. ТИХОМИРОВ Л. А. Заговорщики и полиция, с. 144.

91. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 г., с. 111.

92. МОРОЗОВ НА. Повести моей жизни. Т. 2, с. 469 - 471.

93. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 509, л. 325.

94. ЯКИМОВА А. В. О предателе В. Швецове. В кн. Архив "Земли и воли" и "Народной воли", с. 43 - 62.

95. ТИХОМИРОВ Л. А. Заговорщики и полиция, с. 145.

96. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 341.

97. ИОХЕЛЬСОН В. И. Первые дни "Народной воли". Пб. 1922, с. 28.

98. См.: История в подробностях, 2012, N 12.

99. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 92.

100. РГИА, ф. 1405, оп. 78, д. 8621, л. 78об. Заключение о дальнейшем направлении дознания.

101. ЯКИМОВА А. В. Памяти Натальи Николаевны Оловенниковой. - Каторга и ссылка, 1925, N 1; ОЛОВЕННИКОВА Е. Н. Автобиография. В кн.: Деятели СССР и революционного движения в России: Энциклопедический словарь Гранат. М. 1989, с. 177.

102. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 195.

103. ФИГНЕР В. Н. Запечатленный труд. Т. 1, с. 258 - 259.

104. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 9, с. 14 - 15. Дневник Л. А. Тихомирова, 9.III - 31.XII.1901.

105. Там же, д. 63, л. 5. Заметки Л. А. Тихомирова о книге В. Н. Фигнер "Запечатленный труд", [1922 - 1923]. Автограф. Между тем Якимова и О. С. Любатович свидетельствуют, что в начале 1880 г. Наталья Оловенникова была принята в члены Исполнительного комитета (ЯКИМОВА А. В. Памяти Натальи Николаевны Оловенниковой. - Каторга и ссылка, 1925, N 1, с. 259; ЛЮБАТОВИЧ О. С. Далекое и недавнее. М. 1930, с. 75).

106. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 196.

107. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Памяти дорогого друга Николая Васильевича Клеточникова, с. 195.

108. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 196.

109. ЯКИМОВА А. В. Памяти Натальи Николаевны Оловенниковой, с. 259. ПО. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 342об. -343.

111. ФИГНЕР В. Н. Запечатленный труд. Т. 1, с. 258 - 259.

112. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Памяти дорогого друга Николая Васильевича Клеточникова, с. 40.

113. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 12. Всеподданнейшая записка М. Т. Лорис-Меликова, 26.I.1881. Копия.

114. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 9.

115. ГАРФ, ф. 109, 3-я эксп., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 96об.

116. Обзор важнейших дознаний по делам о государственных преступлениях, с. 16.

117. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 343об. Протокол N 122 допроса Н. В. Клеточникова.

118. Там же, л. 325об. Протокол N 117 о задержании Н. В. Клеточникова, 28.I.1881.

119. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 71.

120. ЯКИМОВА А. В. Процесс двадцати народовольцев. В кн.: "Народная воля" перед царским судом. Вып. 1. М. 1930, с. 103.

121. АШЕНБРЕННЕР М. Ю. Военная организация "Народной воли" и другие воспоминания (1860 - 1904). М. 1924, с. 87.

122. ФИГНЕР В. Н. Запечатленный труд. Т. 1, с. 258.

123. ТИХОМИРОВ Л. А. Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлений, с. 119.

124. ТИХОМИРОВ Л. А. Заговорщики и полиция, с. 139.

125. ТИХОМИРОВ Л. А. Воспоминания, с. 366.

126. Хроника социалистического движения в России. Официальный отчет. М. 1906, с. 146.

127. СМИРНОВ В. Н. Политический терроризм Российской империи, с. 106 - 107.

стр. 75

128. ИМЛИ РО, ф. 576, оп. 1, инв. N 72, стб. 1911. Кантор Р. М. Клеточников Н. В.

129. Архив Российской Академии наук (АРАН), ф. 543 (НА. Морозов), оп. 9, д. 20, л. 113. Подготовительные материалы к словарю революционных деятелей. Б.д.

130. НИОР РГБ, ф. 373, картон 27, д. 13, л. 112, 108, 109 и др. Бережков Н. Г. Николай Васильевич Клеточников. Биографический очерк.

131. КЛЕЙН Б. Ук. соч., с. 191.

132. ТРОИЦКИЙ Н. А. Подвиг Николая Клеточникова.

133. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 325.

134. ГМПИР СПб., ф. 2, оп. 1, инв. N 11484, л. 15об. Регистрационная книга III отд. и ДП записи доставленных арестантов с 16 мая 1880 по 20 августа 1883 года.

135. ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Памяти дорогого друга Николая Васильевича Клеточникова, с. 41; ЕЕ ЖЕ. Несколько строк о Н. В. Клеточникове, с. 256 - 257.

136. РГИА, ф. 1405, оп. 80, д. 8621, л. 21об. Заключение о дальнейшем направлении дознания.

137. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 109 - 110.

138. Письма народовольца А. Д. Михайлова. М. 1933, с. 239, 195.

139. Из истории культуры и общественной мысли народов СССР, с. 107 - 108.

140. РГИА, ф. 1354 (Общие собрания Правительствующего Сената и соединенных присутствий кассационных департаментов), оп. 6, д. 838, л. 5об. Кассационная жалоба защитника подсудимого отставного коллежского регистратора Н. Клеточникова - присяжного поверенного А. В. Михайлова, 12.III.1882.

141. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 110.

142. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 337об. -341, 344 - 348об. Протокол N 122 допроса Н. В. Клеточникова.

143. Показания А. Д. Михайлова на следствии. В кн.: ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П., ФИГНЕР В. Н. А. Д. Михайлов. М. -Л. 1925, с. 79 - 167.

144. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 502. Протокол N 206 допроса А. Д. Михайлова, 11.II.1881; Там же, ф. 109, 3-я экспед., 1880 г., д. 751, ч. 2, л. 126. Донесение начальника СПб. ГЖУ министру внутренних дел, 16.II.1881; Показания А. Д. Михайлова на следствии, с. 78.

145. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 508, л. 42. Протокол N 621 допроса Н. В. Клеточникова, 2.VI.1881.

146. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 111.

147. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 342 - 344об.

148 Протокол допроса А. И. Баранникова, 13.II.1881. В кн.: Народоволец А. И. Баранников в его письмах. М. 1935, с. 146.

149. ГАРФ, ф. 102, 5 д-во, 1881 г., д. 860а, ч. 1, л. 136. Доклад Особому совещанию по 5-му делопроизводству. "О ссыльно-каторжном А. И. Баранникове", 11.VI.1884.

150. Там же, л. 130об. То же - "О ссыльно-каторжном Н. Н. Колодкевиче", 11.VI.1884.

151. НИОР РГБ, ф. 373, картон 27, д. 13, л. 113.

152. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 347.

153. Там же, л. 341об.

154. Там же, д. 507, л. 208. Постановление N 129, 18.V.1881.

155. ТИХОМИРОВ Л. Заговорщики и полиция.

156. ТИХОМИРОВ Л. Воспоминания, с. 244.

157. РГАЛИ, ф. 1185 (В. Н. Фигнер), оп. 1, д. 892, л. 1. Чернявская-Бохановская Г. Ф. О Л. А. Тихомирове. Воспоминания. Автограф. Б.д.; ЧЕРНЯВСКАЯ-БОХАНОВСКАЯ Г. Ф. Автобиография. - Каторга и ссылка, 1928, N 6, с. 21.

158. ЧЕРНЯВСКАЯ-БОХАНОВСКАЯ Г. Ф. Автобиография. В кн.: Деятели СССР и революционного движения России, с. 311.

159. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 343об.

160. Этот факт подтверждает и сама Корба (ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Автобиография. В кн.: Деятели СССР и революционного движения в России, с. 207).

161. Государственная публичная историческая библиотека. Библиографический отдел. Корректурные листы биобиблиографического словаря "Деятели революционного движения в России". Т. 3. 1880-е годы. "Коз-Кот", л. 353; ГМПИР в СПб., ф. 2, оп. 1, N 13947, л. 1 - 2; ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. Памяти дорогого друга Николая Васильевича Клеточникова. Воспоминания. 1929. Автограф.

162. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 504, л. 345 - 345об.

163. Там же, л. 345 - 345об.; л. 514. Протокол N 209 осмотра книги жильцов дома N 26/28 по Казанской и Гороховой улицам, 12.II.1881; там же, л. 388 - 388об. Донесение СПб. градоначальника в СПб. ГЖУ, 3.II.1881.

164. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 52.

165. КУЗЬМИН Д. [КОЛОСОВ Е. Е.]. Народовольческая журналистика. М. 1930, с. 60, 188 - 189.

166. ЖУКОВСКИЙ-ЖУК И. И. М. Р. Ланганс, М. 1930.

стр. 76

167. История в подробностях, 2012, N 12.

168. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 506, л. 115. Справка о семье Оловенниковых.

169. ОЛОВЕННИКОВА Е. Н. Ук. соч., с. 181.

170. ГАРФ, ф. 102, 3-е д-во, 1881 г., д. 79, ч. 2, л. 9, 11. Донесение градоначальника СПб в Департамент государственной полиции, 23.III.1881.

171. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 22, 51.

172. ФИГНЕР В. Н. Александр Дмитриевич Михайлов. В кн.: ФИГНЕР В. Н. Пол. собр. соч. Т. 5. М. 1932, с. 248; ПРИБЫЛЕВА-КОРБА А. П. "Народная воля", с. 47; МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 3. М. 1947, с. 287 - 290.

173. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 505, л. 171. Заявление А. Арончика прокурору СПб. судебной палаты, 29.III.1881; там же, л. 216 - 217. Протокол N 346 допроса А. Арончика, 9.IV.1881; там же, л. 297 - 299об. То же, N 379, 21.IV.1881.

174. БУРЦЕВ В. "Процесс 20-ти", с. 71.

175. МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 3, с. 294.

176. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 78, 106.

177. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 512, л. 338об. -339. Протокол судебного следствия по делу двадцати лиц, 9 - 15.II.1882.

178. Там же, д. 504, л. 341об.

179. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 40.

180. Там же, 111.

181. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 512, л. 383 - 383об. Приговор ОППС по делу двадцати лиц, 10.II.1882.

182. Там же, л. 434об. Всеподданнейшее прошение А. Б. Арончика, 22.II.1882. Автограф.

183. ИЗГОЕВ А. С. К истории "Народной воли". - Речь, 7.IX.1912.

184. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. НО.

185. ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 512, л. 339. Протокол судебного следствия по делу двадцати лиц, 9 - 15.II.1882.

186. Процесс 20-ти народовольцев в 1882 году, с. 110 - 111.

187. Письма народовольца А. Д. Михайлова, с. 195, 204.

188. ГИМ ОПИ, ф. 282, оп. 1, д. 396, л. 262об. МИХАЙЛОВ А. Д. Тюремные тетради. Примечания к "Обвинительному акту" по "Процессу 20-ти".

189. Письма народовольца А. Д. Михайлова, с. 209.

190. К биографии Н. В. Клеточникова (Письмо В. К. Винберга), с. 14.

191. Правительственный вестник, 19(31).III.1882.

192. ЯКИМОВА А. Из прошлого, с. 13. ПОЛИВАНОВ П. С. Алексеевский равелин. Л. 1926, с. 117.

193. АР АН СССР, ф. 543, оп. 2, д. 50, л. 7. Морозов Н. А. Рассказ о заточении в Алексеевском равелине. 1927. Машинопись с правкой автора.

194 РГИА, ф. 1280 (фонд Управление коменданта С. -Петербургской крепости), оп. 5, д. 235, л. 9. Рапорт доктора Вильямса коменданту СПб. крепости генерал-адъютанту Ганецкому, 15.VII.1883.

195. ПОЛИВАНОВ П. С. Ук. соч., с. 153.

196. АРАН СССР, ф. 543, оп. 2, д. 50, л. 8.

197. ПЕРЕГУДОВ А. В. От осведомителя до провокатора один шаг: из истории борьбы жандармов и революционеров на рубеже 1870 - 1880-х гг. В кн.: Воронеж народниковедческий. Сб. ст. Воронеж. 2012, с. 68.

198. ВАСИЛЬЕВ А. Т. Охрана: русская секретная полиция. В кн.: "Охранка": Воспоминания руководителей политического сыска Т. 1. М. 2004, с. 346.

199. Приношу благодарность историку Г. С. Кану, а также актеру и режиссеру В. В. Разбегаеву за помощь в подготовке статьи.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/Николай-Васильевич-Клеточников

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Ю. А. Пелевин, Николай Васильевич Клеточников // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 14.02.2020. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/Николай-Васильевич-Клеточников (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Ю. А. Пелевин:

Ю. А. Пелевин → другие работы, поиск: Либмонстр - БеларусьЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
540 просмотров рейтинг
14.02.2020 (1504 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

Николай Васильевич Клеточников
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android