Когда в августе 1914 г. в Европе заговорили пушки, США 4 августа объявили о нейтралитете. Факторы, заставившие президента США Вудро Вильсона и его окружение сделать такой выбор, были многообразны. Одним из главных был учет антивоенных настроений громадного большинства жителей заокеанской республики, миллионы которых не в последнюю очередь покинули страны Старого Света, чтобы не проливать кровь за чуждые им интересы враждовавших между собой монархических, авторитарных режимов Европы.

Но главное - президент США в период такого глобального катаклизма, каким стала мировая война, "угадал" тот переломный период, который мог существенно изменить роль заокеанской республики в мировой политике. Он как был подводил итог бурному экономическому, социально-политическому развитию США последних десятилетий XIX - первых десятилетий XX вв.¹ , позволяя твердо обосноваться в вершившем судьбами мира клубе Великих держав, а в перспективе добиваться утверждения глобального американского господства.

Этой задаче на протяжении двух с половиной лет и была подчинена политика нейтралитета, позволявшая США, лавируя между двумя блоками сошедшихся в смертельной схватке европейских государств, наращивать экономическую мощь, делать важные шаги в регулировании хозяйственной жизни общества, постепенно усиливать военный потенциал, исподволь создавая основу для строительства современной (по европейским меркам) сухопутной армии, готовить нацию к мысли о возможном вступлении США в войну. Полоса реформ 1913 - 1916 гг. снимала социально-политическое напряжение в обществе, объединяла нацию, готовила ее в будущем к серьезным внешнеполитическим испытаниям² . В силу ослабления позиций занятых войной европейских государств в разных регионах мира США старательно - где более успешно (страны Латинской Америки), где - менее (Дальний Восток) - усиливали свое присутствие³ . Вильсон в 1914 - 1917 гг. искал принципы "новой дипломатии", выступил с рядом посреднических инициатив. К ним относились и вояжи в страны Европы ближайшего друга и советника президента по делам внешнеполитическим полковника Э. Хауза, начавшиеся еще накануне

Листиков Сергей Викторович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

¹ См.: Дементьев И. П. Идейная борьба в США по вопросам экспансии. (На рубеже XIX - начала XX вв.). М., 1973; Мальков В. Л. Путь к имперству: Америка в первой половине XX века. М., 2004, с. 10 - 65.

² См. подробнее: Гершов З. М. "Нейтралитет" США в годы первой мировой войны. М., 1962; Козенко Б. Д. "Новая демократия" и война. Саратов, 1980; История внешней политики и дипломатии США, 1867 - 1918 гг. Отв. ред. Г. П. Куропятник. М., 1997, с. 302 - 321.

³ См.: История внешней политики и дипломатии США, 1887 - 1918 гг., с. 264 - 302; Curry R. Woodrow Wilson and Far Eastern Policy, 1913 - 1921. New York, 1968; Tulchin J. The Aftermath of the War. World War I and the US Policy toward Latin America. New York, 1971; Gilderhus D. Diplomacy and Revolution. United States - Mexican Relations under Wilson and Carranza. Tuscon, 1977; etc.

стр. 46

войны (май - июнь 1914 г.) и продолжавшиеся после ее начала (в январе - мае 1915 г., декабре 1915 - феврале 1916 гг.). Исследователи неоднократно задавались вопросом: действительно ли Вильсон, развивая личную дипломатию, стремился к достижению справедливого мира, в равной мере удовлетворявшего обе коалиции; были ли условия лидеров США "посредничеством без кавычек?". Какое место занимало оно в политике нейтралитета США, которую, учитывая ее фактическую проантантовскую направленность, некоторые исследователи вполне логично старались "закавычить"?⁴ Известно, что, стремясь избежать любых подозрений в отсутствии непредвзятости в период нейтралитета по отношению к участникам мировой войны, Вильсон утверждал, что о сути секретных договоренностей союзников не знал (из опубликованных Ч. Сеймуром дневников полковника Хауза явствует, что копии документов попали в США от англичан не ранее конца апреля 1917 г., фактически после вступления США в войну)⁵ . Если бы президент был о них не просто осведомлен, но и в той или иной мере разделял их, вильсоновскую "беспристрастность" можно было бы поставить под сомнение. Наконец, в ряду других европейских держав, какое место занимала в планах Вашингтона Россия, какую эволюцию в первые месяцы войны претерпевало в США отношение к ней, особенно в свете определявшейся союзниками программы послевоенного мирного переустройства, тех секретных договоренностей, которыми связали себя страны Антанты весной 1915 г.?

Формировавшиеся со времен Войны за независимость в силу позитивной динамики межгосударственных отношений, развития обогащавших народы двух стран многогранных культурных, научных, экономических связей, весьма благоприятные представления о России⁶ существенно пострадали в последние десятилетия XIX в. Причин было немало. Свою роль сыграли нараставшие противоречия между Россией и Америкой на Дальнем Востоке, процесс сближения заокеанской республики с Великобританией. Под влиянием информации бывших в России путешественников, ученых, общественных деятелей (важнейшую роль здесь сыграла публикация в 1888 - 1891 гг. инженером и журналистов Дж. Кеннаном серии очерков "Сибирь и ссылка"), рассказов иммигрантов из России, спасавшихся от национальных, религиозных, политических репрессий; британской пропаганды за океаном, муссировавшей тему внешнеполитической агрессивности России - в США складывался в целом негативный ее образ⁷ .

У интересовавшихся жизнью России американцев формировались представления о ней как об авторитарном государстве, где пользовавшийся неограниченной властью монарх осуществлял свою власть над народом, опираясь на слой родственников и сановников, огромный бюрократический аппарат, слепо повиновавшуюся ему армию; где рево-

⁴ Покровский М. Н. Империалистическая война. Сб. статей. М.; Л. 1934, с. 190 - 244; Гершов З. М. Указ. соч.; Полетика Н. П. Возникновение первой мировой войны (июльский кризис 1914 г.). М., 1964, с. 577, 578; Козенко Б. Д. Посредничество без кавычек. Миротворчество США в 1914 - 1916 гг. (характер и цели). - Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994; История внешней политики США и дипломатии США, 1867 - 1918 гг., с. 302 - 321; Шацилло В. К. Расчет и безрассудство. Германо-американские отношения в 1898 - 1917 гг. М., 1998, с. 201 - 231.

⁵ Архив полковника Хауза, т. I-IV. М., 1937 - 1944, т. III, с. 30 - 39.

⁶ См.: Болховитинов Н. Н. Становление русско-американских отношений, 1775 - 1815. М., 1966; его же. Русско-американские отношения, 1815 - 1932. М., 1975; его же. Русско-американские отношения и продажа Аляски, 1834 - 1867. М., 1990; Куропятник Г. П. Россия и США: экономические, культурные и дипломатические связи, 1867 - 1881 гг. М., 1981; Павловская А. В. Россия и Америка. Проблемы общения культур. Россия глазами американцев 1850 - 1880-е годы. М., 1998; Малкин М. М. Русско-американские отношения в период гражданской войны. М., 1961, и др.

⁷ См.: The North American Review, 1917, April, P. 503; Меламед Е. И. Русские университеты Джорджа Кеннана: судьба писателя и его книг. Иркутск, 1988; Нитобург Э. Л. У истоков русской диаспоры в Америке. - США: экономика, политика, идеология, 1996, N 7, с. 84 - 95; Сергеев Е. Ю. Образ России и русских в общественном мнении США (август 1914 - февраль 1917 г. - Россия и внешний мир; диалог культур. М., 1997, с. 150 - 152; Черненко А. М. Российская революционная эмиграция в Америке (конец XIX - 1917 г.). М., 1989, с. 56 - 71.

стр. 47

люционеры прибегали к насильственным, включая террор, формам борьбы против режима. Неприглядную для американцев, в большинстве своем отвергавших крайности радикализма и реакции, картину столкновения двух "полярностей" в России дополняли представления о безмолвии миллионов людей, готовых, как казалось, бесконечно долго сносить гнет и унижения. Отметим и то, что для миллионов граждан США и иммигрантов далекая, огромная страна и накануне войны оставалась terra incognita. Неравномерное развитие в предвоенные десятилетия российско-американских экономических отношений, остро вставший накануне войны, в связи с дискриминационной политикой царизма, "еврейский вопрос", что привело к отказу США в 1911 г. продлить торговый договор 1832 г., симпатий к России в Америке не добавили⁸ .

Восприятие В. Вильсоном России во многом отражало доминировавшие в американском обществе представления. Никаких иллюзий по поводу существовавшего в этой стране режима он не питал, в 1889 г. назвав его "устаревшим примером тех грубых политических форм", из которых остальная Европа уже выросла. Внешняя политика Российской империи виделась Вильсону замешанной на экспансии, важнейшим направлением которой он, исходя из уроков русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг. и активной политики на Балканах, считал средиземноморское. Незадолго до начала мировой войны, в 1912 г., Вильсон не видел Россию среди держав, на которых мог бы покоиться рождавшийся в его представлении образ цивилизованного миропорядка; "тремя китами" для Вильсона была США, Англия и Германия⁹ .

Материалы дневников Хауза отразили процесс глубокого переосмысления внешнеполитических реалий Вильсона и его ближайшим окружением после начала мировой войны. Довоенные воздушные замки мироустройства рухнули. В головах Вильсона и Хауза правивший Германией режим все отчетливее обретал черты авторитарного, милитаристского: "Если же победит Германия, это означало бы пришествие на целые поколения несказанной тирании и милитаризма", - писал Хауз президенту 22 августа 1914 г.; "Он [Вильсон] идет еще дальше моего в осуждении роли Германии в этой войне", - отмечал Хауз в дневнике 30 августа. У советника президента уже в первые месяцы войны не возникало сомнения, что Берлин вынашивал планы мирового господства. Как заявил Хауз в беседе с Вильсоном 4 ноября, в случае победы "Германия будет располагать большой армией, готовой действовать в направлении тех целей, которые, по всей очевидности, занимают умы ее военной партии". "Я снова стал говорить о том, - развивал Хауз ту же мысль 25 ноября, - что Германия не простит нам нашей позиции в этой войне и в случае победы призовет нас к ответу". По мысли Хауза, германская экспансия в Южной и Центральной Америке создавала угрозу жизненным интересам США¹⁰ .

Война в Европе в Белом доме воспринималась в первую очередь как англо-германское противоборство. Причину такого подхода без обиняков раскрыл Хауз в письме президенту от 18 сентября: "В настоящей момент Англия главенствует над своими союзниками. Впоследствии этого может и не быть". Для политической элиты США симпатии к Великобритании определялись общностью языка и культуры, общественно-политических институтов. Вильсон и Хауз публично демонстрировали объективное, беспристрастное отношение к участникам конфликта, старались не проявлять проанглийских

⁸ Журавлева В. И. Революция 1905 года в России: размышления американцев. - Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Выпуск второй. М., 2002, с. 162 - 179; Ганелин Р. Ш. Революционное движение в России и США. 1905 - март 1917 гг. - Современная историография экспансионизма в США, XIX - начало XX вв. М. - Л., 1985, с. 146 - 170; История внешней политики и дипломатии США, 1867 - 1918, с. 258 - 262; Энгель В. "Еврейский вопрос" в русско-американских отношениях: на примере "паспортного вопроса", 1864 - 1913. М., 1998; Saul N. Concord and Conflict. The United States and Russia. 1867- 1914. Lawrence, 1996, p. 488 - 527.

⁹ Мальков В. Л. Вудро Вильсон и новая Россия (февраль 1914 - март 1917 г.). - Новая и новейшая история, 1996, N 6, с. 110; Walworth A. Woodrow Wilson. New York, 1965. V. 1, p. 346; Gaddis J. Russia, the Soviet Union and the United States. New York, 1987, p. 52 etc.

¹⁰ Архив полковника Хауза, т. I, с. 77, 84, 93 - 95.

стр. 48

предпочтений. И вместе с тем они прорывались наружу. В Германии, как считали в Вашингтоне, в начале войны были слышны только голоса "военной партии". Хотя английское общественное мнение, ведущие политики и дипломаты - и среди них С. Спринг-Райс, Р. Сесил - весьма решительно выступали за продолжение войны, но и таких милитаристов, как лорд Нортклифф¹¹ , было не меньше. Наоборот, сильные позиции занимали деятели вроде британского министра иностранных дел Э. Грея, размышлявшие о перспективах послевоенного устройства мира в том же либеральном ключе, что и заокеанские политики. Ч. Сеймур обоснованно суммировал: "Ввиду сильных симпатий к союзникам в Соединенных штатах опасность действительного разрыва (с Англией. - С. Л. ) была весьма далека. И Вильсон и Грей были убеждены, что мировое благоденствие в будущем зависит от англо-американской дружбы, и каждый старался уступить другому столько, сколько это необходимо было для обеспечения этой дружбы". И далее: "Хауз разделял убеждение Пэйджа (посол США в Лондоне. - С. Л. ), что слишком многое зависит от дружбы Великобритании с Соединенными штатами, чтобы можно было допустить ссору из-за второстепенных вопросов"¹² .

К числу проблем, с первых недель войны омрачавших англо-американские отношения, относились действия британского флота, захватывавшего принадлежавшие американцам грузы на судах, следовавших в Германию - в том числе и через нейтральные порты. Решая приоритетную задачу - служение национальным интересам США, защиты интересов их граждан - официальный Вашингтон, с точки зрения международно-правовой, достаточно жестко следовал нормам нейтралитета, бурно реагируя на их нарушения со стороны Великобритании. Прежде всего в силу обстоятельств морской блокады сближение США со странами антигерманской коалиции происходило натужно, прорывалось через череду острых кризисов из-за нарушения прав нейтралов¹³ , оставляя у стороннего наблюдателя уверенность, что президент "равноудален" от обеих сражавшихся группировок, всячески пытается "удержать страну от войны". С другой стороны, даже сложные англо-американские проблемы были не из числа неразрешимых: англичане судов не топили, люди не гибли; готовы были говорить о компенсациях американским владельцам на понятном языке международного права. Английские и американские политики были достаточно опытны и мудры, чтобы не подойти к опасной черте разрыва.

Расположение по отношению к Великобритании дополнялось симпатиями и к другим участникам антигерманской коалиции. Трагическая судьба маленькой нейтральной Бельгии вызвала за океаном всплеск антигерманских эмоций; демократическая, дружественная США десятилетиями, оказавшая им огромную помощь в Войне за независимость 1775 - 1783 гг., проигравшая первые сражения мировой войны Франция также предстала в глазах миллионов американцев жертвой германской агрессии.

Образ России за океаном в первые месяцы войны тоже претерпевал известные изменения. С одной стороны, после августа 1914 г. антирусский синдром не исчез: Россию и в Белом доме, и за его пределами относили к двум основным - вместе с Германией - зачинщикам мировой войны. "Если победят союзники, то это, главным образом, будет означать господство России на европейском континенте", - предостерегал Вильсона Хауз 22 августа 1914 г. В записях Хауза от 23 декабря 1914 г. отмечается в порядке констатации факта: Россия захочет получить Константинополь¹⁴ . Россия вместе с Францией, как

¹¹ Лорд Нортклифф - видный британский политик, владелец газеты "Таймс".

¹² Архив полковника Хауза, т. I, с. 97 - 99, 113.

¹³ См.: Гершов З. М. Указ. соч., с. 50 - 57, 107 - 112; May E. The World War and American Isolation 1914 - 1917. Cambridge, 1959, p. 54 - 66, 305 - 318, 325 - 329 etc. В плане морской политики в отношении Германии в Вашингтоне до 4 февраля 1915 г. больших проблем не возникало, в Берлине пока только вынашивалась идея объявления подводной войны (Doerris R. Imperial Challenge: Ambassador Count Bernstorff and German-American Relations, 1908 - 1917. Chapel Hill, 1989, p. 78 - 81).

¹⁴ Архив полковника Хауза, т. I, с. 78 - 79. 83 - 84, 108 - 109, 125. О русско-американских отношениях в годы первой мировой войны см.: Ганелин Р. Ш. Россия и США, 1914 - 1917: Очерки истории русско-американских отношений. Л., 1969, с. 9 - 153; Сергеев Е. Ю. Указ. соч.; История внешней политики и дипломатии США. 1867 - 1918, с. 336 - 356; Grayson B. Russian-American Relations in World War I. New York, 1979.

стр. 49

это виделось из Вашингтона, все глубже вовлекала в сражение Великобританию, якобы утрачивавшую последние надежды закончить начавшуюся драку скорым миром.

С другой стороны, боевое сотрудничество России с Англией и Францией в составе Антанты, к которым большинство американского населения, политиков, общественное мнение благоволили, постепенно улучшало имидж России. В Белом доме не могли не заметить, что, в отличие от Германии, Россия менее амбициозна, более слаба в военном отношении, в блоке с Англией и Францией более "управляема", Но главное - она необходима своим западным партнерам прежде всего в силу казавшихся неистощимыми человеческих ресурсов.

Несмотря на желание поглубже надеть шапки "истинных нейтралов", "уши" тайных радетелей дела Антанты у хозяина Белого дома и его советника раз за разом "вылезали наружу". Чего стоит, например, беседа двух единомышленников 25 ноября 1914 г.: "Я располагаю сведениями из авторитетных источников, - сообщал Хауз, - что если бы Италия была достаточно подготовлена, она теперь же стала бы на сторону союзников. Я считаю, что Румыния также станет на сторону союзников. Президент выразил по этому поводу удовольствие и пожелал, чтобы они не мешкали". Или пассаж из записок Э. Хауза, датированный 12 января 1915 г.: "У меня начинает появляться такое чувство, будто мы теряем почву и теперь мы не так близки с союзниками, как раньше; необходимо поставить вопрос непосредственно перед Лондоном, а затем перед Берлином". Вашингтон старался держать "руку на пульсе" межсоюзнических отношений, быть осведомленными о том, как далеко зашли страны Антанты в официальном закреплении своего союза. "Сэр Эдуард Грей заявил мне, что у них нет письменного договора или формального союза с Россией или Францией; нынешнее положение создалось просто из взаимного стремления к защите; они обсуждали международные дела так же откровенно, как если бы между ними существовало письменное соглашение", - свидетельствовал Хауз 1 августа 1914 г.¹⁵

Впрочем, подобные откровения не означали, что Вашингтон готов был следовать в фарватере политики стран Антанты. Вильсон и Хауз полагали, что полная победа одной из враждующих коалиций с последующим жестким наказанием побежденного не в интересах США. Амбиции членов Антанты не шли так далеко, как Германии; в ее состав входили страны, с которыми можно было вести конструктивный диалог.

"Подыгрывая" союзникам, Вильсон на деле вел собственную игру, нацеленную к концу войны как минимум на полноправное, наряду с другими Великими державами, участие США в организации послевоенного мира. И на пути к этой цели многое делалось уже в первые недели войны. Процесс принятия решений по важнейшим внешнеполитическим проблемам целиком сосредотачивался в руках президента; влиятельный и популярный в демократической партии, занимавший пост госсекретаря У. Дж. Брайан от него "отодвигался" (в июне 1915 г. он был заменен, как казалось, вполне управляемым Р. Лансингом). Неоднократные беседы в 1914 г. с решительным сторонником усиления военной и морской мощи США генералом Л. Вудом убеждали Хауза в том, что пресечь агрессивные поползновения Германии, подкрепить претензии США в послевоенном мире должны мощные армия и флот. Хауз обосновывал эту идею в беседах с президентом, в частности, 4 ноября 1914 г.

Наконец, сам Вильсон, воодушевленный результатами реформ в обществе, с горечью осознавал, что начало войны прервало этот процесс и теперь придется уделять слишком много времени делам внешнеполитическим. Впрочем, Хауз убеждал президента, что иностранная политика, будучи "правильно проведена, принесла бы ему всемирную славу"¹⁶ .

Приходило ли к Вильсону уже тогда понимание того, что возможности сохранения Америкой состояния нейтралитета будут сужаться; что непредсказуемость и изменчи-

¹⁵ Архив полковника Хауза, т. I, с. 79, 94 - 95, 132.

¹⁶ Там же, с. 79, 91 - 94; Lansing R. War Memoirs of R. Lansing. New York, 1935, p. 15.

стр. 50

вость развития войны; уязвимость США для действий обеих враждующих коалиций заставят в нее вступить, вполне вероятно, в обозримом будущем - и понятно, на чьей стороне? Президент, выступивший глашатаем политики нейтралитета, публично призвавший американцев "быть нейтральными в делах и мыслях" в выражении собственных сокровенных мыслей был предельно осторожен даже с близкими людьми. Но некоторые из американских политиков, с кем он и его советник поддерживали постоянную переписку, осознавали, что нейтралитет - весьма формальная и зыбкая линия. Посол США в Германии У. Джерард в послании от 29 декабря 1914 г. утверждал: "Говорят, что он (кайзер. - С. Л. ) очень сердит на американцев за торговлю амуницией... Нет, конечно, никакого сомнения, что настоящий нейтралитет предполагает прекращение такой торговли, но согласятся ли наши граждане на такое стеснение американской промышленности?". 20 января 1915 г. он развивал мысль: "Но мы все равно не смогли бы удовлетворить немцев, разве только если стали бы воевать с ними заодно, отдали бы им все наши деньги, всю нашу одежду и Соединенные штаты вдобавок"¹⁷ .

Уже в первые месяцы войны Вильсон и Хауз начали готовиться к различным вариантам развития событий, в их сознании зарождались идеи нового миропорядка, пока еще не складывавшиеся в единое целое. Во-первых, восстановление и компенсация Бельгии. Во-вторых, разоружение. В-третьих, демилитаризированная и целостная Германия - как противовес в Европе России и Франции, мечтающим "разорвать ее на куски". Англия и США образуют ту атлантическую ось, на которую опирается послевоенный миропорядок; они выражают интересы мирового сообщества, оказывают сдерживающее воздействие на амбиции других европейских держав. "Между тем, в интересах самой Англии и Америки и всей цивилизации, сохранить ее (Германии. - С. Л. ) целостность, лишив ее военной и морской мощи", - записывал Хауз 6 августа. В конце августа 1914 г. Хауз так развивал идеи послевоенного мироустройства: "Как индивидуум, ни один порядочный человек и не подумает сделать того, что он делает как представитель государства. Считается совершенно недопустимым лгать, обманывать, быть жестоким во имя патриотизма. Я стремился доказать, что мы немногого достигнем в отношении международного взаимопонимания до тех пор, пока народы не начнут относиться друг к другу так, как относятся друг к другу индивидуумы. Мы видим, как индивидуумы губят себя, целиком предаваясь эгоистическим интересам, и хотя они, может быть, и добиваются того, что кажется им ценным, но теряют уважение ближних и делаются несчастными". В словах Хауза звучала идея "мира без победителей", необходимости при подведении итогов войны отказаться от жестокости и несправедливости по отношению к проигравшему, что в будущем должно было избавить человечество от ужасов новой вселенской бойни¹⁸ .

Наконец, отказ от секретной дипломатии. На ее "неудобства" указывал еще 3 августа настроенный решительно проантантовски известный ученый, в 1869 - 1909 гг. президент Гарвардского университета Чарльз У. Элиот: "Во-первых, переговоры нашего правительства с правительствами Франции и Великобритании, по необходимости тайные, нежелательны в данном этапе военного конфликта. Тайная дипломатия вообще нежелательное явление, применяет ли его свободное правительство или деспотическое"¹⁹ . Вильсон - дитя века XIX, когда секретная дипломатия была в моде, не внял предостережению, англо-американские контакты с нала 1915 г. велись в традициях старой школы.

В поле зрения исследователей, занимавшихся вильсоновско-хаузовской дипломатией начального периода войны, как правило, попадали "верхи" дипломатического корпуса, виднейшие представители политической и военной элиты сражавшихся и нейтральных государств. При этом "за кадром" оставались участники дипломатических игр Белого дома рангом пониже, действия которых иногда имели немаловажное значение. Извест-

¹⁷ Архив полковника Хауза, т. I, с. 128.

¹⁸ Там же, с. 91, 108 - 109.

¹⁹ Там же, с. 87 - 88.

стр. 51

но, что на протяжении мировой войны и особенно после вступления в нее США Вильсон, широко используя официальные дипломатические каналы, поручал многие деликатные миссии особо доверенным людям - представителям деловой, интеллектуальной элиты американского общества, бывшим военным. К их числу можно отнести знатока России, предпринимателя и филантропа Ч. Р. Крейна; социалиста провоенного толка, журналиста Дж. Д. Херона, соиздателя "Нью рипаблик" журналиста У. Липпмана и других.

Вот почему наше внимание привлекли встречи, которые состоялись ближе к концу декабря 1914 г. сначала в Лондоне, а затем 9 января 1915 г. в Вашингтоне с участием американского дипломата Чэндлера Парсонса Андерсона. Он едва ли принадлежал к числу доверенных лиц президента. Но человека, более подходящего для контактов с англичанами по самым сложным, требующим изощренности ума, богатого опыта и знаний вопросам было трудно найти. 49-летний выпускник Йельского университета с середины 90-х годов XIX в. работал в различных англо-американских комиссиях, разбиравших и улаживавших связанные с материальными компенсациями и определением границ (в районе Берингова моря (1896 - 1897); Канады (1897 - 1898); Аляски (1903) спорные вопросы отношений двух держав; неоднократно принимал участие в подготовке арбитражных англо-американских документов - в частности, о рыбных промыслах у берегов североатлантического побережья. В 1905 - 1909, 1909 - 1910 гг. (при госсекретарях Э. Руте и Ф. Ноксе) назначался специальным советником внешнеполитического ведомства США, работу в этой должности продолжил в 1910 - 1913 гг. В 1913 г. представлял американскую сторону на заседаниях специального Трибунала по возмещению денежных убытков в связи с нарушениями англо-американского договора от 18 августа 1910 г.

В августе 1914 г. дипломат был назначен специальным советником госдепартамента, занимался вопросами защиты интересов США и их граждан в Европе. Учитывая послужной список Андерсона, было естественным, что его уполномочили решать юридические вопросы, возникшие в двусторонних отношениях в связи с английской политикой морской блокады, возмещения американцам убытков от нее. Добавим к этому, что пробританские симпатии Андерсона; блестящее знание Великобритании и всех перипетий двусторонних отношений не могли не привлечь к нему внимания как в США, так и в Англии. Когда нейтральные США взяли на себя заботу о содержании английских военнопленных в Германии, выбор человека, на которого была возложена миссия инспекции мест их заключения, был сделан в пользу Андерсона. Пребывая в Великобритании по делам службы, Андерсон занимался и политической разведкой, информировал госдепартамент о настроениях английского общества.

Поэтому выбор Греем человека, через которого пять месяцев спустя после начала войны можно было передать личное послание Вильсону, был хорошо обоснован. Сам Грей многие годы был решительным приверженцем идеи партнерских отношений с США и, наоборот, испытывал неприязнь - если не сказать ненависть к Германии, которую в 1903 г. характеризовал как "худшую из врагов и наибольшую угрозу для нас"²⁰ .

Сделанные Греем при встрече с Андерсоном "некоторые заявления" последнему следовало повторить президенту конфиденциально, не фиксируя их на бумаге²¹ . Андерсон поручение исполнил. Однако беседа в Белом доме показалась ему столь интересной, что он не преминул записать содержание разговора в своем дневнике. Тем более что Вильсон внимательно слушал дипломата и не удержался от комментариев по сути обсуждавшихся вопросов.

²⁰ Who's who in America. Ed. by A.S. Marquis, v. XI. 1920 - 1921. Chicago, 1921, p. 84; Grey E. Twenty-five Years. 1892 - 1916. London, 1935, v. 3, p. 11 - 12; Link A.S. Wilson, v. 3. Princeton, 1960, p. 116, 119; SteinerZ. Britain and the Origins of the First World War. London, 1977, p. 40.

²¹ The Papers of Woodrow Wilson. Ed. by A.S. Link. Princeton. 1980, v. 32, p. 44 (далее: PWW). См. также: Chandler P. Anderson Diary. Jan. 9, 1915. - Chandler P. Anderson Papers, box 1. - Manuscript Division, Library of Congress. Wash., D.C. (далее: Ch. Anderson Papers...).

стр. 52

Главным в сообщении Андерсона стали уже более или менее четко оформившиеся, но еще не зафиксированные на бумаге договоренности союзников о целях войны. Об этом достаточно определенно заявил сам Грей: хотя время "мирных переговоров и обсуждения возможных условий мира еще не наступило", у него "нет возражений, чтобы президенту стало известно, что союзники, несомненно, будут настаивать на достижении некоторых важнейших условий, как если бы это был конец войны"²² . Емкая фраза Грея в изложении Андерсона заключала в себе несколько идей. Во-первых, Антанта, несмотря на любые перипетии военной ситуации, временные поражения и отступления уверена в конечной победе, и США разумнее занять по отношению к ней благожелательную позицию. Таким образом, имела место попытка известного давления на лидера США. Одновременно, Грей как бы делал в его сторону реверанс, подчеркивая особо доверительное отношение Великобритании и ее партнеров к заокеанской демократии: ее вождю неформально сообщали о планах Антанты, с ним чуть ли не советовались. Лондон информировал Вашингтон, что союзники не вложат мечей в ножны до тех пор, пока не добьются осуществления своих целей. Заглядывая в недалекое будущее и понимая, что США с их мощным экономическим потенциалом могут оказать ценнейшую поддержку державам Антанты, Лондон делал важный шаг в направлении установления доверительных отношений с Вашингтоном.

Список претензий союзников выглядел впечатляюще. Открывали его репарации Бельгии, с последующим определением их размеров и процедуры их выплаты. Этот пункт программы должен был вызвать у американской политической элиты и общественного мнения понимание и одобрение.

Претензии Великобритании были изложены так, что вызвали у вдумчивого слушателя чувства весьма противоречивые. Грей, по словам Андерсона, не забыл подчеркнуть: "Великобритания ни на что не претендовала", что не могло не импонировать президенту США, неоднократно и на протяжении всего периода американского нейтралитета, и позднее заявлявшего о бескорыстии целей США в войне. Однако о том, что Великобритания хотела бы добиться в результате войны, Грей также не умолчал: она надеялась "избавить себя от возраставшего бремени расходов на содержание флота". Андерсон расшифровал эту туманную формулировку так: "Как я заключил из того, что он (Грей. - С. Л. ) мне сказал, это будет означать устранение германского флота - если этого не удастся достичь в ходе войны и, возможно, создание общей международной программы разоружения". Британия также надеялась получить компенсацию за потери, понесенные в результате действий Германии на море. Судя по записям Андерсона, во время изложения британских целей Вильсон хранил молчание.

Сообщая со слов Грея о претензиях Франции (возвращение Эльзаса и Лотарингии, компенсация за причиненный германскими войсками ущерб) Андерсон выразил опасения, что такое "урегулирование" может стать в будущем источником новых конфликтов. Даже в случае поражения и Германия, и немецкое население Лотарингии могли не смириться с подобными итогами войны. Не стоило ли, спросил Грея Андерсон, искать другого решения этой территориальной проблемы? Например, предоставить Эльзасу, как это было сделано для Люксембурга в 1867 г., статус "вечно нейтральной", или дать ее населению путем народного волеизъявления самому решить свою судьбу? Грей ответил, что об этом "стоит подумать". Мысль президента США, посчитавшего возможным высказать свое мнение, была "по-вильсоновски" расплывчатой, но вполне очевидной: при урегулировании итогов войны, дабы в будущем не возникало взрывоопасных проблем, союзникам "не следовало создавать ситуации, подобной той, которая создана проблемой Эльзаса и Лотарингии, и шаги, сделанные в этом направлении, наверняка встретят его понимание"²³ . Идея президента была очевидной: захват Германией этих областей в 1871 г. взрастил гроздья гнева во Франции, насильственное возвращение ей

²² PWW, v. 32, р. 44.

²³ Ibid., v. 32, р. 44 - 45.

стр. 53

этих районов вызовет ненависть немцев, тягу к реваншу и новую войну. Однако, хотя претензии французов для Вильсона выглядели небесспорными, он был солидарен с союзниками в главном: оставлять Эльзас и Лотарингию в руках Германии не следовало.

Третьей в числе союзников, как и следовало ожидать, была названа Россия. При этом на повестке дня стояла проблема будущего Константинополя и Проливов. Англичане информировали Вашингтон, что союзники вели активные консультации вокруг "царьградской темы" и близки к решению ее. Напомним: после присоединения Турции к антиантантовской коалиции министр иностранных дел С. Д. Сазонов зондировал возможность передачи Константинополя и Проливов России. Неожиданно для посла России в Лондоне Бенкендорфа 13 ноября 1914 г. идею поддержал английский король Георг V. Французы в силу собственных интересов были более сдержаны, что отразилось, в частности, в беседе посла М. Палеолога с Николаем II 21 ноября 1914 г. Впрочем, и последний "выступить открыто с претензиями на Проливы не решался, упомянул даже о возможной их нейтрализации"²⁴ .

"Россия, сказал сэр Эдуард Грей, захочет получить Проливы и Константинополь. Он не сказал, что Великобритания с этим согласилась, но дал понять, что она это сделает", - констатировал Андерсон 9 января 1915 г. Вильсон посчитал необходимым отреагировать. "В отношении Константинополя президент сказал, что он предвидел, что Константинополь будет либо нейтрализован, либо его возьмет Россия (курсив наш. - С. Л. ), и что, с его точки зрения, традиционная английская политика недопущения России в Средиземное море была основана скорее на теоретической, чем реальной угрозе британским интересам"²⁵ . Мнение президента было очевидным: оставлять контроль над Проливами в руках Турции нельзя, после войны их статус должен кардинально измениться. Однако, характерный для Вильсона, привыкшего уходить от конкретных решений и формулировок, широкий подход к проблеме и диапазон ее возможных решений - от передачи Проливов России до их нейтрализации - не оставлял сомнения, что президент мог в будущем не остановиться перед корректировкой своих взглядов в зависимости от обстоятельств войны. Однако то, что лидер США допускал передачу России Константинополя прежде, чем на это в марте - апреле 1915 г. официально пошли союзники, связав себя письменными обязательствами, был фактом более чем примечательным.

О претензиях другого участника антигерманской коалиции - Сербии, как свидетельствовал Андерсон, не было сказано не слова²⁶ . Вместе с тем, его разговор с Вильсоном отразил развернутую странами - участницами мировой войны ожесточенную закулисную борьбу за привлечение на свою сторону остававшихся нейтральными государств. Последние осторожно выбирали, не чураясь самого мелочного расчета, к какой стороне пристать. Дипломат передал Вильсону и Хаузу сведения, полученные от "представителя одного из международных банковских домов", имя которого прозвучало (но Андерсоном зафиксировано не было) и который разрешил использовать эту информацию "самым конфиденциальным образом". Согласно ей, итальянскому правительству уда-

²⁴ Виноградов В. Н. Дипломатическое маневрирование в начале войны. - Мировые войны XX века, кн. 1. М., 2002, с. 233 - 237. Известно, что в союзных странах было немало противников передачи России Константинополя и Проливов. Английский посол во Франции 22 февраля 1915 г. записывал: "Я надеялся, что общественное мнение в Англии и за границей заставит державы отвергнуть в принципе русскую точку зрения о правах москвичей в отношении Константинополя и проливов между Черным и Средиземным морями. Боюсь, что Грей в этом вопросе не занимает такой твердой позиции, какой я желал бы; я имею ввиду интернационализацию по принципу режима Суэцкого канала: это не удовлетворило бы [министра иностранных дел России] Извольского и его хозяина" (Берти Ф. За кулисами Антанты: Дневник Британского посла в Париже, 1917 - 1919. М. -Л., 1927, с. 49).

²⁵ PWW, v. 32, р. 45.

²⁶ Ibidem. Отметим, что на упоминавшейся встрече Николая II и М. Палеолога первый предложил присоединить к Сербии Боснию, Герцеговину, Далмацию и Северную Албанию; передать от Сербии часть Македонии Болгарии - "если будет разумна" (Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991, с. 128 - 129).

стр. 54

лось договориться "в Лондоне и в США" о получении займа, "и одним из наиболее важных пунктов были письменные заверения, что Италия вступит в войну на стороне союзников в начале нынешнего (т.е. 1915 г. - С. Л. ) года, и что то же самое относится к Румынии"²⁷ . Так что и антантофильские силы в США не бездействовали, стремясь экономическими нитями привязать заокеанскую демократию к Антанте.

Между тем лидеров англосаксонских стран настораживала активность Японии. "Страна восходящего солнца" вела себя непредсказуемо, опираясь на силу и используя вовлеченность европейских держав в кровавую схватку. Вот почему, по словам Андерсона, "британское правительство хотело бы снизить активность японцев, чтобы ограничить счет, который они могут выставить по завершению войны"²⁸ .

Во время беседы Вильсона интересовал и другой важный вопрос: подписали ли Англия, Франция, Россия официальные документы, скреплявшие обязательства сторон? Англичане всех карт не раскрывали. "Удалось или нет союзникам достигнуть взаимопонимания относительно условий мира, сказано не было" - свидетельствовал Андерсон. Грей сослался на заключенное 5 сентября 1914 г. соглашение между Великобританией, Францией и Россией, согласно которому каждая из этих стран брала на себя обязательства "не только не заключать, но даже не обсуждать условий мира отдельно от других членов Антанты".

Грей не случайно обронил и другую фразу: это соглашение было составлено по настоянию не Великобритании, "как полагают все", а России. Министр иностранных дел старательно проводил мысль, что дистанцирование от европейских блоков и "грабительской" политики континентальных кабинетов, "свобода рук" были на протяжении многих десятилетий характерной чертой британской политики, и в этом вполне соответствовали традициям американской политики. Это был не единственный случай, когда министр иностранных дел Великобритании подчеркивал сходство двух англосаксонских демократий, выгодно выделяя Англию среди других участников мирового конфликта. На эту идею работали и упоминание "бескорыстия" Англии в войне, и мысль о создании программы разоружения (что не могло не импонировать Вильсону, пацифистские взгляды которого были широко известны), и ограничения по всем направлениям германской экспансии. О стремлении англичан завоевать симпатии главы Белого дома, свидетельствовала фраза, как бы вскользь оброненная Греем, но для Вильсона, надо думать, много значившая. "Он (Грей. - С. Л. ) говорил о том, чтобы США взяли на себя работу полицейского в Европе"²⁹ . Едва ли можно было больше угодить лидеру США, вынашивавшему глобалистские планы. Интересно отметить, какое развитие получила эта идея четверть века спустя у Ф. Д. Рузвельта, в мае 1942 г. рассуждавшего об организации послевоенного мира и о роли в нем "четырех полицейских" - США, Англии, СССР, Китая. Рузвельт (напомним, в годы первой мировой войны он занимал пост помощника морского министра) брал уроки у своего великого наставника и анализировал его опыт, в частности, отметив: "Трагедия Вильсона состояла в том, что он пытался обеспечить мир навсегда. Никто не может рассчитывать на это"³⁰ .

Сказанное Греем в начале 1915 г. было заявкой на развитие партнерских отношений с США. Завоевывая симпатии Вильсона, англичане решали и тактическую задачу - привлечь Америку на сторону антигерманской коалиции, утверждая себя в глазах хозяина Белого дома ее бесспорным лидером. Отметим и то, что в разговоре с Вильсоном Андерсон не ушел от болезненного вопроса об англо-американских противоречиях в связи с морской блокадой. Предложенное опытным дипломатом решение вполне удовлетворяло формуле: "свои люди, сочтемся". Если действия англичан затрагивали материаль-

²⁷ PWW, v. 32, р. 45 - 46.

²⁸ Ibid., p. 45.

²⁹ Ibid., v. 32, р. 45.

³⁰ Мальков В. Л. Ф. Рузвельт о проблеме безопасности в послевоенном мире. Беседы в Белом доме 29 мая 1942 года. - Новая и новейшая история. 2005, N 2, с. 84 - 85.

стр. 55

ные интересы частного лица, задачей дипломатов обеих стран было возможно более ограничить финансовые потери и решать вопросы об их возмещении "посредством соглашения или юридического решения". Если потери несло государство, то вопрос об их возмещении следовало отложить до завершения периода войны, пока "Великобритания сражалась за самое свое существование". "Видимо, президент согласился с этим, - отмечал Андерсон. - Он считал, что политика, которую он заложил, точно соответствует взглядам, которые я высказал"³¹ .

Следующий пассаж из записей Андерсона также заслуживает пристального внимания. Побывав в Англии, Германии, Австро-Венгрии, дипломат поделился с Вильсоном впечатлениями от увиденного. Он особенно выделил тот момент, что в "Германии нет недостатка продуктов питания", а вот ее партнер с этой проблемой может столкнуться: "Я также сказал, что я полагаю, что война закончится к середине лета, и союзники победят". Едва ли президент, боявшийся не пропустить момента, когда в Европе всерьез заговорят о возможности прекращения войны и надеявшийся принять самое деятельное участие в организации послевоенного миропорядка, мог пропустить эту фразу мимо ушей.

Андерсон отмечал: 13 января он был телефонным звонком "срочно" вызван в Белый дом. Президент свел его с Хаузом, и дипломату пришлось даже "более полно" повторить полковнику все сказанное Греем³² . Советник президента уже паковал чемоданы, чтобы отправиться в Европу с "посреднической миссией". 30 января он отплыл на той самой "Лузитании". "После начала войны, когда Хуз прибыл в Лондон, наши беседы почти сразу приобрели не просто дружеский, но даже и личный характер. Я обнаружил в нем редко встречающееся сочетание качеств - мудрости и симпатии", - восторгался полковником Грей³³ .

Думается, в становлении отношений стран Антанты и США, определении их внешнеполитических ориентиров беседы Андерсона в Лондоне и Вашингтоне конце 1914 - в начале 1915 гг. были отнюдь не рядовым эпизодом. Они явно указывали на рост влияния Америки в мировой политике. Впрочем, не следовало его и переоценивать: в 1915 г. англичане руководствовались и многими соображениями конъюнктурного порядка. На Парижской мирной конференции в 1919 г., когда война была выиграна и в США "надобность отпала", даже при наличии двухмиллионной американской армии в Европе с Вильсоном разговаривали уже по-другому. Четырьмя годами раньше англичане благодаря тонкой политической игре извлекали немалые дивиденды. В Лондоне складывалось более или менее ясное понимание той истины, что США, сохраняя благожелательный нейтралитет, не предпримут ничего такого, что могло бы серьезно осложнить положение стран Антанты.

Несомненно, президент США был прекрасно информирован о целях союзников уже на начальном этапе войны. Конечно, Хаузу и Вильсону нетрудно было представить, на что нацеливался каждый из ее участников: желание Франции возвратить утраченные в результате войны 1870 - 1871 гг. области и стремление России завладеть Константинополем читались просто. Многие документы и материалы публиковались американской прессой, одной ей известными путями добывавшей информацию о планах и целях сторон в войне. Другие сведения были получены от британских дипломатов. Не случайно, что Хауз, записывая свои впечатления 14 января от беседы с Андерсоном, отметил: хотя Грей и проявил максимум осторожности, передав послание на словах, в них "не было ничего такого, чего я бы уже не знал от Спринг-Райса, за исключением того, что Англия, вероятно, не будет возражать, чтобы Россия взяла Константинополь, и что Россия предложила, чтобы союзники договорились не заключать мира друг без друга"³⁴ . Но факт

³¹ PWW, v. 32, p. 46 - 49.

³² Ch. Anderson Diary. Jan. 14, 1915. - Ch. Anderson Papers..., box 1.

³³ Grey E. Op. cit., p. 59.

³⁴ PWW, v. 32, p. 66.

стр. 56

неофициального информирования лидеров США о целях союзников в войне спустя всего полгода после ее начала, был явлением исключительным, превращавшим предложения и догадки в уверенность.

России отводилась роль третьего - "младшего брата" в "антантовской семье". Однако куш, которым ее соблазняли союзники - при отсутствии возражений со стороны США - на случай победоносного завершения войны был весьма солиден.

Упомянутые беседы Андерсона в Лондоне и Вашингтоне продемонстрировали высокую степень взаимопонимания союзников и США в таком принципиальном вопросе, как цели войны. Во всяком случае Америка была к антигерманской коалиции куда ближе, чем могла позволить себе держава, старавшаяся придерживаться нейтралитета. Не потому ли ряд отстаивавших этот тезис серьезных американских исследователей, и среди них А. Линк и Л. Гарднер, не посмевших пройти мимо факта встреч Андерсона, старательно обошли содержательную сторону дискуссии, а о реакции Вильсона на изложенные Греем планы Антанты вообще не упомянули³⁵ ? Но для практичных немцев направленность политики главы Белого дома и его окружения секретом не была. Мысленно оглядываясь назад в связи с событиями более позднего времени, прозвучавшими почти одновременно с заявлением о целях войны стран Антанты (10 января 1917 г.) и вильсоновской речью "О мире без победы" (22 января) - генерал М. Гофман с военной прямотой отрезал: "Столь быстрый ответ Америки указывает на то, что между Вильсоном и Англией имелся какой-то тайный договор. Вот почему Америка всегда вмешивалась, когда только где-либо положение менялось в нашу пользу"³⁶ . В этой связи и искренность "посреднических" усилий США в 1914 - 1916 гг., выдерживавшегося США, как отмечалось, лишь с официальной, международно-правовой точки зрения, не может не оспариваться.

Ни подталкивать коалиционеров к войне, ни остановить их после ее начала у Вашингтона сил не было. Представляется, что прав В. Н. Виноградов, не упомянувший о США в статье о происхождении мировой войны³⁷ . Так что готовность Вашингтона "предложить либо даже навязать себя, невооруженную Америку, в качестве миротворца, примирителя, а то и высшего арбитра"³⁸ , шансов на успех не имела. Да и какую программу послевоенной организации мира до апреля 1917 г. могли предложить Вильсон и Хауз, если ее просто не существовало, в их головах рождались лишь отдельные идеи? Лучшее, что мог предложить заокеанский миротворец - это вернуться к довоенному статус-кво (речь "О мире без победы")³⁹ .

Другое дело, что за "посредничеством" Вильсона стояли серьезное политическое зондирование для определения внешнеполитических ориентиров США, выяснение намерений и потенциала сражавшихся коалиций - тем более, что американская экономика начинала перестраиваться, втягиваясь в работу на союзников. Думается, учитывая предпочтения Вашингтона, серьезные поиски мира заокеанские политики предприняли бы только в условиях очевидного краха сил антигерманской коалиции. Между тем, несмотря на понесенные в 1914 - 1917 гг. поражения, страны Антанты не позволяли усомниться в своей боеспособности. Важным следствием миротворчества Вильсона в период нейт-

³⁵ См.: Link A. Op. cit., p. 212 - 213; Gardner Lloyd. Safe for Democracy: The Anglo-American Responce to Revolution, 1913 - 1923. New York - Oxford, 1984, p. 105 - 106.

³⁶ Гофман М. Записки и дневники. 1914 - 1918. Л., 1929, с. 225.

³⁷ Виноградов В. Н. Быть войне или не быть? - Новая и новейшая история. 2004. N 6, с. 17 - 25.

³⁸ Цит. по: Козенко Б. Д. Посредничество без кавычек..., с. 83.

³⁹ См. PWW, v. 40, р. 533 - 539. Вспоминая начало 1915 г., Д. Ллойд Джордж заметил: "Никто не желал мира. Каждую из втянутых в войну наций возмущала мысль о прекращении раз начатой войны. Среди этих наций было гораздо меньше пацифистов 1 января 1915 г., чем 1 августа 1914 г. Люди инстинктивно чувствовали, что эта война надолго и что, раз уж она началась, лучше довести ее до конца. Поэтому голос мира не был услышан ни в одной стране; посредничество Америки было весьма непопулярно. Время для посредничества президента Вильсона уже прошло и могло наступить вновь лишь тогда, когда нации начнут испытывать истощение" (Ллойд Джордж Д. Военные мемуары, ч. I-II. М., 1934, с. 453).

стр. 57

ралитета были рост его личной популярности в США⁴⁰ , завоевание миллионов сторонников среди либерально, пацифистски, социалистически настроенных граждан во всех странах мира (складывался тот блок социальных сил, на который президент США постарался опереться в 1917 - 1918 гг.). Наконец, его инициативы делали США неформальным лидером группы нейтральных государств.

Фактически же на протяжении августа 1914 - апреля 1917 гг. Вильсон "дрейфовал" в сторону союзников. Однако, исходя из интересов США и учитывая их неподготовленность к войне по многим параметрам - состояние армии, флота; перевод экономики на военные рельсы; психологический настрой нации, - президент тянул, выигрывал время, надеясь как-то залатать возникшие бреши. Но главное - Вильсон выбирал момент, когда напряжение в отношениях с Германией, с одной стороны, и близость завершения войны и начало процесса послевоенного мироустройства, с другой, вынудят США прервать состояние нейтралитета. Этот шаг побудили сделать в апреле 1917 г. резкое обострение отношений с Германией в связи с возобновлением подводной войны (31 января 1917 г.), казавшиеся реальными планы Антанты победоносно завершить войну, Февральская революция 1917 г. в России, позволившая заокеанскому лидеру объявить войну столкновением сил "демократии и авторитаризма"⁴¹ .

Высказывая в 1915 г. мысли по ряду принципиальных моментов (Проливов и Константинополя, Эльзаса и Лотарингии), Вильсон оставлял за собой свободу действий на случай изменения обстоятельств. Но его главная мысль эволюционировала в одном направлении: будущий мир не должен стать кратковременной передышкой между войнами.

После вступления США в войну в апреле 1917 г. Вильсон подчеркивал их особый статус в составе антигерманской коалиции, скорее "ассоциированного члена", дистанцировался от других стран Антанты, определил задачи в самых общих, обтекаемых выражениях: "за победу сил демократии, против авторитарного германского режима". Обстоятельства, однако, заставляли президента уделить больше внимания темам формулирования программы организации послевоенного мира и целей войны. В Петрограде в марте 1917 г. зазвучали лозунги Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов - "Мир без аннексий и контрибуций, право наций на самоопределение"⁴² . Подстегивая процесс разложения армии, они грозили похоронить пробудившуюся после Февраля 1917 г. в Вашингтоне надежду, что новому либеральному правительству России и его министру иностранных дел П. Н. Милюкову удастся убедить русский народ решительно сражаться, сохранив верность союзническим обязательствам.

Вильсон искал ответа на вызов. Однако, его выступления - ответ Временному правительству (а фактически - Петросовету) 26 мая 1917 г., речь в День флага 14 июня, ответ Вильсона 27 августа папе Бенедикту XV (на его послание от 1 августа) были лишены идейной свежести. Наконец, в начале сентября был сделан серьезный шаг по разработке программы послевоенного мироустройства: создана организация "Инкуаэри", к работе в которой были привлечены ведущие американские ученые-международники⁴³ . И только 8 января 1918 г. президент США выступил со своей знаменитой речью -"14 пунктами", более или менее внятно объявив, как он видел цели войны.

⁴⁰ Напомним, что хозяин Белого дома готовился к выборам 1916 г.

⁴¹ См. подробнее: Листиков С. В. Вступление США в первую мировую войну и "русский фактор". - Американский ежегодник, 1999. М., 1999.

⁴² См. подробнее: Европейское социалистическое движение. 1914 - 1917: Разрубать или развязывать узлы? М., 1994, с. 58 - 66, 81 - 101; Wade R. The Russian Search for Peace. February - October 1917. Stanford, 1969.

⁴³ Печатнов В. О. Уолтер Липпман и пути Америки. М., 1994, с. 73 - 93; Mayer A.J. Wilson vs. Lenin: Political Origins of the New Diplomacy. 1917 - 1918. Cleveland, 1964, p. 334 - 335, 337, 339 - 341 etc.

Постоянный адрес данной публикации: