В истории международных отношений 1930-х годов есть не до конца проясненный в историографии вопрос о возможности заключения секретного договора антисоветской направленности в период подписания и ратификации польско-германской декларации от 26 января 1934 г. И если такой договор действительно существовал, насколько были о нем осведомлены в Москве.

26 января 1934 г. польский посланник Юзеф Липский и министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат подписали в Берлине "Декларацию о мирном разрешении споров и неприменении силы между Польшей и Германией" (ее текст см.: [1. С. 41 - 42; 2. С. 66 - 67]). В ней заявлялось, что оба правительства намерены договариваться непосредственно по всякого рода проблемам, касающимся двусторонних отношений. Срок ее действия был определен в 10 лет. Форма декларации, а не договора была применена по настоянию германской стороны, так как позволила Берлину уклониться от предоставления гарантий польско-германской границы [3. S. 106 - 108], что допускало возможность пересмотра территориального status quo третьих государств. Декларация имела и некоторую особенность. В отличие от советско-польского пакта о ненападении от 25 июля 1932 г., равно как и принятой дипломатической практики, польско-германская декларация не содержала статьи о прекращении ее действия в случае вступления одной из сторон в вооруженный конфликт с третьей страной, что при определенных условиях могло придать ей характер наступательного союза.

Заключение наступательных союзов, в том числе и скрытых, нередко сопровождается подписанием тайных статей, приложений, протоколов и договоров. Поэтому не случайно вскоре после заключения польско-германской декларации среди дипломатов, политиков и журналистов стали курсировать слухи, свидетельствующие о существовании секретных статей, о тайных намерениях Берлина и Варшавы напасть в скором времени на Советский Союз. Французская газета "L'Echo de Paris" высказывалась весьма определенно, уверенно заявляя о "секретном польско-германском соглашении" [4. С. 257]. Газета "Le Populaire" 8 февраля 1934 г. в статье "Пилсудский и Гитлер" писала: "Самым существенным вопросом является следующий: какой ценой Пилсудский и его банда заключили соглашение с Гитлером? Оставит ли Польша Германии свободу дей-

Морозов Станислав Вацлавович - канд. ист. наук, докторант истфака МГУ.

стр. 35

ствий в австрийском вопросе? Примет ли она взамен этого "техническое" сотрудничество Германии для действий на Украине, о которой она мечтает уже давно" [5. Оп. 29. Пор. 21. Пап. 309. С. 18 - 19].

Польские официальные лица решительно отрицали существование подобных планов. Так, министр иностранных дел Польши Ю. Бек в беседе с британским послом в Варшаве Вильямом Эрскином, состоявшейся через несколько дней после подписания декларации Липский-Нейрат, заявил, что в течение всех переговоров с Германией вопросы, касающиеся третьих стран, не затрагивались [6. Vol. VI. P. 359]. Находясь в Москве 13 - 15 февраля 1934 г. и беседуя с главой НКИД СССР М. М. Литвиновым, польский министр в связи с отсутствием в тексте декларации статьи о прекращении действия соглашения в случае агрессии Германии как бы со смехом заметил, что ему приписывают секретное соглашение с Берлином, но при этом не попытался опровергнуть эти утверждения¹ .

Вскоре в газетных сообщениях на эту тему появился новый момент. 16 марта 1934 г. лондонское агентство "Week" сообщило о якобы существующей договоренности между Польшей и Германией напасть на Советский Союз, причем уже совместно с Японией [8. Ф. 22. Оп. 1. 1934. Д. 3 - 1]. Публикации на эту тему появлялись в европейской прессе все последующие месяцы, о чем секретарь польского посольства в Лондоне Л. Орловский информировал в августе

1934 г. варшавский МИД. Он сообщал, что 22 августа 1934 г. еженедельник "Week" и 25 августа издание "New statesman and nation" писали о готовящемся нападении Японии на российский Дальний Восток, а Германии и Польши на ее европейскую часть. Германии, якобы, предстояло захватить Ленинград, а затем двигаться на Москву. Перед Польшей ставилась задача нанести удар в двух направлениях - на Москву и на Украину [9. Оп. 1. Д. 78. К. 78 - 79].

К концу 1934 г. о японских намерениях напасть на СССР западные дипломаты говорили уже довольно часто. 10 декабря 1934 г. американский посол в Берлине Вильям Додд в беседе с британским послом сэром Эриком Фиппсом, в частности, делился сведениями о том, что Япония собирается в апреле - мае

1935 г. напасть на Владивосток. Британский дипломат не был склонен всерьез рассматривать готовность Японии начать агрессивные действия и вскользь заметил, что Англия признала японские притязания на Маньчжурию [10. С. 108 - 109]. В январе 1935 г. в официальных и неофициальных кругах Варшавы разговоры о грядущей войне стали столь интенсивными, что даже обеспокоили чехословацкого посланника Вацлава Гирсу, рассматривавшего угрозу войны через призму польско-чехословацких отношений. В донесении от 22 января 1935 г. он сообщал, что в соответствии с доминирующими в польских официальных кругах взглядами вооруженный конфликт между Польшей и Чехословакией неизбежен. Многие в Варшаве считали, что Польша должна предпринять этот решительный шаг и вооруженным путем захватить Тешенскую Силезию, Ораву и Спиш, для чего будет достаточно сил одной дивизии [11. S. 156 - 157; 12. С. 371].

¹ Литвинов, смеясь, как бы в шутку заметил, что Польша заключила с СССР пакт на три года, а с Германией - на 10 лет, что вызвало легкое смущение Бека, заметившего, что это можно исправить [7. Т. XVII. С. 134].

стр. 36

Советская пресса в 1934 г. также много писала о польско-германском сближении² . 20 апреля, незадолго до подписания советско-французского договора о взаимопомощи от 2 мая 1935 г., на первых страницах центральных советских газет "Правда" и "Известия" был перепечатан из провинциальной французской газеты "Bourbonnais republicain" за 18 апреля 1935 г. текст секретного польско-германского договора, заключенного 25 февраля 1934 г., т.е. сразу же после ратификации декларации Липский-Нейрат. Согласно этому документу, размещенному во французской газете по инициативе депутата и бывшего министра Ламуре:

"1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются договариваться по всем вопросам, могущим повлечь для той и другой стороны международные обязательства, и проводить постоянную политику действенного сотрудничества.

2. Польша в ее внешних отношениях обязуется не принимать никаких решений без согласования с германским правительством, а также соблюдать при всех обстоятельствах интересы этого правительства.

3. В случае возникновения международных событий, угрожающих статус-кво, высокие договаривающиеся стороны обязуются снестись друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочтут полезным предпринять.

4. Высокие договаривающиеся стороны обязуются объединить их военные, экономические и финансовые силы, чтобы отразить всякое неспровоцированное нападение и оказывать поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению.

5. Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока.

6. Германское правительство обязуется гарантировать всеми средствами, которыми оно располагает, ненарушимость польских границ против всякой агрессии.

7. Высокие договаривающиеся стороны обязуются принять все меры экономического характера, могущие представить общие и частные интересы и способные усилить эффективность их общих оборонительных средств.

8. Настоящий договор останется в силе в продолжение двух лет, считая со дня обмена ратификационными документами. Он будет рассматриваться как возобновленный на такой же срок в случае, если ни одно из двух правительств не денонсирует его с предупреждением за 6 месяцев до истечения этого периода. Вследствие этого каждое правительство будет иметь право денонсировать его посредством заявления, предшествующего за 6 месяцев истечению полного периода двух лет" [13. 20 IV 1935; 14. 20 IV 1935; 15. С. 211].

Упоминания об этом документе в историографии, особенно польской, крайне немногочисленны. Можно назвать статью в варшавской газете "Polityka", опубликованную во второй половине 1960-х годов, однако в ней этот документ фигурировал в качестве звена некоей интриги Парижа, направленной на то, чтобы ослабить позиции Бека [16. 6 IV 1968]. Даже такой серьезный ученый как М. Войчеховский в работе "Польско-германские отношения 1933-

² Например, в мае 1934 г. "Известия" поместили статью, посвященную внешней политике Польши, какой она представлялась политическому обозревателю немецкого журнала "Der Ring". Немецкий автор в провокационной манере утверждал, что Польше не пристало плестись в хвосте внешнеполитических интересов Франции [13. 27 V 1934].

стр. 37

1938" [17] обошел своим вниманием эту публикацию в советской прессе. В отечественной историографии на нее мимоходом указала в своей монографии "Советско-польские отношения 1931 - 1935" И. В. Михутина [18. С. 263 - 264], воздержавшись при этом от комментариев.

Исследование данного документа требует особо взвешенного и ответственного подхода. Ведь после окончания Второй мировой войны в польской историографии утвердился взгляд на историю Польши 1930-х годов, исключительно как жертвы агрессивной внешней политики третьего рейха. Изучение новой, еще недостаточно исследованной стороны внешней политики Варшавы в предвоенный период, может несколько скорректировать устоявшуюся точку зрения.

Обнародование секретного договора в средствах массовой информации было нацелено на выявление скрытых мотивов польско-германского политического сближения, которому положила начало декларация от 26 января 1934 г. Это сближение имело место в течение весны-лета 1934 г. в процессе борьбы Германии и Польши против проекта системы коллективной безопасности, который инициировали советский нарком М. М. Литвинов и глава французского МИД Л. Барту. После убийства Барту 9 октября 1934 г. политическая атмосфера в Европе стала сгущаться - в дипломатических кругах заговорили о неизбежной войне [10. С. 300]. Возможность германской агрессии была учтена даже в международном договоре. 18 октября 1934 г. представитель информационного агентства Херста в Лондоне В. Хиллман сообщил американскому послу в Берлине В. Додду о заключении британо-голландского пакта. В соответствии с ним, восточная граница Нидерландов могла считаться восточной границей Англии, в случае если Германия нападет на Францию и английская армия, продвигаясь к Германии, вступит в бельгийский город Антверпен. Англия принимала на себя обязательство защищать голландские владения в Юго-Восточной Азии от Японии [10. С. 227, 238]. Во второй половине октября - начале ноября 1934 г. германское и польское дипломатические представительства были возведены в ранг посольств [17. S. 146; 18. С. 230].

Внешняя политика не только Польши, но и Германии в этот период все еще зависела от великих держав, прежде всего Великобритании, которая в результате создания Версальско-локарнской системы лишь упрочила свои позиции на международной арене. Первейшей задачей британских правящих кругов было сохранение источников благосостояния, расположенных на бескрайних просторах Британской империи. К 1930 г. в европейских странах было сосредоточено лишь 8% британских заграничных инвестиций, в то время как в империи их было размещено 59% [19. P. 5]. Основная угроза для них исходила от Германии и Японии, которые неудержимо рвались к захвату колоний. Поэтому вполне понятной и естественной задачей для британских стратегов становилась переориентация захватнических устремлений Берлина и Токио таким образом, чтобы они реализовались не за счет империи.

Наиболее предпочтительные шансы стать объектом захвата были у Советского Союза, находившегося вне пределов Версальско-локарнской системы. С объективной точки зрения, именно переориентация германской экспансии в восточном, т.е. советском направлении стала одной из приоритетных задач Лондона. Такая перспектива все более открыто обсуждалась в среде британской элиты - в Сити, в аристократических клубах, на загородных обедах в

стр. 38

Клайвдене - резиденции владельцев газеты "Times" Асторов, которых навещал среди прочих и министр иностранных дел Д. Саймон [20. P. 41].

Об этом же говорил и президент США Ф. Д. Рузвельт. Министр внутренних дел США Г. Икес в 1935 г. отмечал: "По информации президента, существует взаимопонимание между Германией и Японией, которое ведет к совместной игре против России. Великобритания, всегда беспокоящаяся за сохранность империи, с неприязнью усматривает угрозу, таящуюся в этой комбинации для британских колоний, особенно в Азии, и поэтому решила прийти к какому-либо взаимопониманию с Гитлером" [21. Vol. I. P. 494]. Таким образом, британские правящие круги, заботясь о защите своих интересов в колониях, не могли в то же время не уделять серьезного внимания континентальной, и не в последнюю очередь Восточной Европе. Взаимозависимость колониальной и европейской политики Лондона получила свое идейно-теоретическое обоснование в работах английского "классика геополитики" Хэлфорда Маккиндера [22; 23. P. 55 - 58, 77 - 78, 83].

В качестве некоего отправного пункта этой политики можно условно рассматривать визит в Лондон близкого соратника Гитлера, идеолога НСДАП по внешнеполитическим вопросам Альфреда Розенберга в начале мая 1933 г. Он беседовал, в частности, с министром иностранных дел Англии Джоном Саймоном³ и изложил британскому руководству гитлеровский план территориальных захватов в Восточной Европе⁴ . О том, что этот план был встречен благосклонно, свидетельствует интервью секретаря германского посольства в Лондоне О. Бисмарка канадской газете "Toronto daily star", данное им, когда гитлеровский эмиссар еще не отбыл в Берлин. Бисмарк утверждал, что Германия получит "польский коридор" без войны, за что Польше будут предоставлены сектор в Гданьске, свободный от таможенных пошлин, и территориальная компенсация за счет Украины⁵ .

Поскольку гитлеровские планы лежали в русле задач британской внешней политики, лондонским политикам предстояло выяснить, насколько они серьезны и каким образом их можно реализовать. Причем сделать это было необходимо без лишнего шума, ведь из-за отрицательного отношения британской общественности к "новой Германии" в целом и к визиту Розенберга в частности [24. Vol. I. P. 432 - 434] официальный Лондон был вынужден отрицать факт проведения переговоров антисоветского содержания [14. 17 VII 1933; 17. S. 51]. Эта деликатная миссия была поручена секретарю кабинета министров и комитета имперской обороны, "человеку секретов" Морису Хэнки⁶ , посетившему Германию летом 1933 г. По возвращении домой он представил правительству "Заметки о внешней политике Гитлера в теории и на практике", в которых со-

³ О беседах с Розенбергом Д. Саймон проинформировал в двух письмах британского посла в Берлине Э. Фиппса, но о гитлеровских планах предпочел благоразумно умолчать [6. Vol. V. P. 204 - 205, 228 - 230].

⁴ Об этих планах проинформировал мировую общественность в конце мая - начале июня 1933 г. американский журналист М. Этеридж в нескольких статьях, размещенных в провинциальных американских газетах [17. S. 50 - 51].

⁵ Через месяц, когда "Правда" заявила протест, Бисмарк отказался от своей причастности к интервью и свалил утечку информации на Розенберга. Однако факт интервью и его содержание не могут быть поставлены под сомнение [14. 17 VI 1933; 17. S. 51].

⁶ Хэнки занимал в начале Второй мировой войны пост министра-координатора всех разведывательных служб Великобритании [25. С. 112 - 113].

стр. 39

общалось, что восточные планы фюрера в значительной степени соответствовали внешнеполитическим предпочтениям британских правящих кругов - Гитлер получал "жизненное пространство" на востоке, отказавшись в то же время от претензий на имперскую собственность Великобритании. С прагматической точки зрения все было ясно и следовало начинать действовать, однако, учитывая более чем сомнительный характер этих намерений с этической стороны, Лондону следовало соблюдать максимальную осторожность и установить с нацистским руководством наряду с официальным дипломатическим неофициальный, доверительный канал⁷ .

Этот канал связи был незамедлительно установлен по линии британской разведки неким бароном Вильямом де Роппом, который с определенной регулярностью навещал нацистских чиновников, в частности А. Розенберга, и координировал взаимообмен информацией о нюансах германской внешней политики с учетом обоюдных интересов. Этот так называемый "второй канал" исправно функционировал до осени 1939 г., т.е. вплоть до начала Второй мировой войны⁸ . Англо-германские контакты не нарушали устоявшейся в европейской политике иерархии и не выходили за рамки Версальско-локарнской системы, что наиболее ярко проявилось в проекте "пакта четырех"⁹ .

Когда в процессе реализации этого проекта выяснилось, что Польша, младший в соответствии с иерархической структурой Локарно партнер, его не приемлет, но желает поучаствовать в "восточных планах" Гитлера на своих условиях, как равная сторона¹⁰ , в Лондоне с энтузиазмом приветствовали это стремление. Глава Форин офис Д. Саймон поздравил 29 января 1934 г. польского посла в Лондоне К. Скирмунта и заочно Бека от имени английского правительства и высоко оценил политику, приведшую к подписанию декларации 26 января 1934 г. Он сообщил, что передал такие же поздравления Гитлеру [9. Оп. 1. Д. 80. К. 61 - 64].

Польские влиятельные политики прогерманского направления сразу же поняли правила "политического преферанса" по-британски, в особенности им пришелся по сердцу его японский аспект. Накануне ратификации пакта Лип-

⁷ Соблюдение осторожности Лондоном было в то время особенно актуальным в связи со скандалом вокруг лондонского заявления германского министра Альфреда Гугенберга. Находясь в июне 1933 г. в британской столице в составе германской делегации, прибывшей на всемирную экономическую конференцию, он заявил, якобы без согласования с Гитлером: "Германия получит возможность заплатить свои внешние долги после того, как ей вернут колониальные владения в Африке и когда перед Германией - этим народом без территории -откроется пространство для расселения германской расы, на котором она будет творить великое дело мира". Гитлер, намеренно создавший эту ситуацию, убил сразу двух зайцев - "засветил" перед мировой общественностью некую причастность Лондона к своим планам, а после возвращения в Берлин Гугенберга вынудил уйти его в отставку, поскольку тот был министром коалиционного правительства [24. Vol. I. P. 562 - 567].

⁸ О месте и роли де Роппа в политическом мире Британии можно судить из содержания его беседы с Розенбергом от 16 августа 1939 г. [26. Bd. VII. S. 68; 17. S. 171; 27. С. 149].

⁹ Речь идет о политической инициативе западноевропейских держав, обнародованной в середине марта 1933 г., и предполагавшей создание так называемого директората в составе Англии, Франции, Италии и Германии, который выступал бы в роли вершителя политических судеб Европы. Среди прочего этот проект был рассчитан на то, чтобы в рамках Версальско-локарнской системы произвести на основе 19-й статьи Устава Лиги наций ревизию восточных границ Германии мирным путем за счет Польши или Чехословакии и подтолкнуть тем самым Германию к агрессии на Восток.

¹⁰ Этот аспект подробно исследован в монографии И. В. Михутиной [18].

стр. 40

ский-Нейрат, в начале третьей декады февраля 1934 г. председатель иностранной комиссии сейма сенатор Януш Радзивилл заявил единомышленникам из консервативной краковской газеты "Czas", что "на пользу Польши пошли изменение обстановки в Германии и угроза СССР со стороны Японии". В особенности обращало на себя внимание следующее его высказывание: "Нам помогло то обстоятельство, что наш великий восточный сосед, столь грозный для нас несколько лет тому назад, все более запутывается в дальневосточной политике, результаты которой сегодня трудно предвидеть" (курсив мой. - С. М. )¹¹ . Когда же через несколько дней нацистская печать бросилась его цитировать, причем под одобрительными заголовками, обращая внимание на тот факт, что "внутренней необходимостью каждого небольшевистского государства является защита от большевистской заразы" [8. Оп. 1. 1934. Д 3 - 1], стала ясной антисоветская направленность развернувшихся политических игр.

Менее, чем через месяц, 16 марта, лондонское агентство "Week", комментируя сближение Берлина и Варшавы, увязывало его с позицией, занятой Японией в отношении СССР. При этом обращалось внимание на открытую поддержку Японии британскими кругами, которые отправили делегацию британских промышленников в Манчжоу Го и опубликовали ряд статей в "Times" [8. Оп. 1. 1934. Д 3 - 1].

Появились также сообщения о том, что британское правительство было занято созданием рычагов экономического воздействия на польских политиков. Учитывая тот факт, что польский бюджет в значительной степени зависел от экспортных пошлин на уголь, Лондон начал проводить политику создания благоприятных условий для польских экспортеров. Впрочем, это скорее была обычная политическая перестраховка, ибо в вопросе о главном векторе польской внешней политики президент Юзеф Пилсудский не потерпел бы со стороны подчиненных никакого своеволия¹² .

Для старого, больного маршала складывавшийся "политический преферанс" был своего рода повторением политической комбинации, которую он уже однажды попытался осуществить во время русско-японской войны. 36-летний Пилсудский посетил Токио летом 1904 г. с предложением поднять восстание на польских землях [28. S. 85]. Тогда японские правящие круги не были склонны рассматривать его всерьез, и сотрудничество ограничилось сбором сторонниками Пилсудского за определенную плату разведывательной информации о России для японского Генерального штаба¹³ .

В 1930-е годы Пилсудский был склонен относиться к перспективе совместного с Берлином и Токио выступления против Москвы очень серьезно и ответственно. Это не укрылось от внимания западных дипломатов. В частности,

¹¹ 22 февраля 1934 г. Радзивилл прибыл в Вильно, где встретился с политическим активом из числа местной администрации и польской аристократии и обрисовал новые политические перспективы на востоке в связи с ратификацией пакта Липский Нейрат [8. Оп. 1. 1934. Д-19, 1-а].

¹² Многие польские дипломаты, проявившие несогласие с прогерманским направлением внешней политики Варшавы, были уволены со службы. Среди них можно назвать известного дипломатов Эльмера, а также Бадера, автора книги "Польско-чехословацкие отношения", изданной в 1938 г. в Варшаве, в которой прогерманский характер политики Бека ставился под сомнение.

¹³ В частности, соратник Пилсудского Витольд Йодко-Наркевич в марте 1904 г. послал из Львова письмо японскому послу в Лондоне Тадасу Хаяши с информацией о дислокации российских войск. К листу был приложен проект воззвания к полякам с призывом дезертировать из российской армии [28. S. 84].

стр. 41

американский посол в Москве В. Буллит писал в июле 1934 г. государственному секретарю К. Хэллу, что Пилсудский отказывается участвовать в Восточном пакте, поскольку ожидает советско-японскую войну и хочет оставить для себя на востоке свободу действий, чтобы "воссоздать там прежнее величие Польши" [29. Vol. V. P. 502]. В целом донесение американского дипломата верно отражало суть политической ситуации в Восточной Европе, однако в одном он недооценил польского маршала - есть основания считать, что тот не просто ожидал советско-японскую войну, а своими действиями на международной арене подготавливал для нее по мере сил и возможностей необходимую почву. Учитывая тот факт, что Москва активно лоббировала в то время идею создания системы коллективной безопасности в Европе, совместная борьба против этой инициативы, т.е. Восточного пакта, стала основой для сближения Варшавы, Берлина и Токио.

8 июля 1934 г. в Польшу с трехдневным визитом для ознакомления с состоянием ее военной подготовки прибыл брат японского императора принц Коноэ, который привез Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала Араки, в 1932 г. активно выступавшего за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить по крайней мере до марта-апреля 1935 г. Несмотря на это, Араки предложил: "Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации" [30. Оп. 11. Д. 187. К. 81].

У Берлина при всем желании не было возможности в тот момент принять предложение японского генерала, и на то имелись серьезные основания. Германия, не имевшая не только собственных месторождений нефти, но и средств ее транспортировки, полностью зависела от ее импорта. Большая часть мировой добычи нефти находилась в руках английских и американских концернов, которые к тому же в значительной степени, если не монопольно, контролировали ее перевозки на международном рынке. Другими словами нефть, приобретенная Гитлером, например, в Румынии, могла быть доставлена в Германию лишь подвижным составом, принадлежавшим английскому нефтяному картелю. Таким образом, виртуозно используя не только политические, но и экономические рычаги, Даунинг-стрит имел в тот период возможность в значительной степени манипулировать внешнеполитической активностью третьего рейха [31. P. 33].

Не располагая стратегическим нефтяным запасом, фюрер при всей своей ненависти к Москве и большевикам, не мог поддержать милитаристские устремления Токио. Для создания такого запаса требовались кредиты, политическая воля Лондона, а главное - время. Запас можно было создать за шесть-восемь месяцев, т.е. к весне 1935 г. Но досадной головной болью были Л. Барту и М. М. Литвинов с проектом Восточного пакта, поэтому следовало действовать последовательно: сорвать совместными усилиями создание системы коллективной безопасности, Германии запастись горюче-смазочными материалами, японским милитаристам модернизировать авиацию, и только после этого,

стр. 42

не ранее весны-лета 1935 г., серьезно подумать о совместной военной акции против СССР.

27 июля 1934 г. Берлин и Варшава достигли соглашения о противодействии заключению Восточного пакта. В случае его подписания предполагалось оформление военного союза, присоединение к нему Японии и вовлечение в сферу его влияния Венгрии, Румынии, Латвии, Эстонии и Финляндии. 10 августа 1934 г. польское и германское правительства дали словесные заверения японскому посланнику в Варшаве и послу в Берлине в том, что они не подпишут Восточный пакт. В сентябре 1934 г. Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы генералом Харута. Примерно в это же время И. В. Сталин получил информацию о переговорах, ведущихся между Берлином, Варшавой и Токио. Пилсудский, опасаясь Восточного пакта и усиления позиций СССР в Европе, считал важной задачей напугать Париж возможностью войны на Дальнем Востоке и "показать ему, что СССР Франции не союзник" [30. Оп. 11. Д. 187. К. 81]. В связи с этим всячески приветствовалось провоцирование Японией конфликтов на советской дальневосточной границе и создание напряженности в этом регионе. Это, по мысли маршала, убедило бы французов в невыгодности сближения с русскими. Ю. Бек и начальник Главного штаба Я. Гонсиоровский говорили об этом с японским посланником и военным атташе полковником Ямаваки, который также часто встречался с Пилсудским в его резиденции под Вильно. Для обсуждения военных аспектов сотрудничества предусматривалось провести в октябре 1934 г. в Берлине переговоры, куда бы прибыли японская военная миссия во главе с генералом Ногато и генерал Гонсиоровский. Варшава как место проведения переговоров была отклонена Пилсудским по конспиративным соображениям: "В Варшаве слишком много франкофилов, через которых Москва скоро пронюхает в чем дело" [30. Оп. 11. Д. 187. К. 81].

Целенаправленный прояпонский курс Пилсудского незамедлительно приняло на вооружение его ближайшее окружение и польский истеблишмент. 18 октября 1934 г. И. В. Сталин получил информацию о внешней политике Польши, из содержания которой следовало, что мнение о возможности войны между Японией и Советским Союзом прочно утвердилось в официальных кругах Варшавы. Именно с расчетом на нее польское правительство планировало свой внешнеполитический курс, намереваясь договориться с Германией. Между Пилсудским и Гитлером обозначилось сближение по таким вопросам как поддержка аншлюса Австрии, присоединение части территории Чехословакии под предлогом объединения немцев и главное - на основе враждебного отношения к СССР. Японская дипломатия неустанно поддерживала убежденность Варшавы в неизбежности японо-советского вооруженного конфликта и настойчиво искала стратегических союзников в Европе. Советская разведка также сообщала: "В настоящий момент между Польшей и Германией в Берлине ведутся переговоры о совместных действиях в Европе на случай осложнения на Дальнем Востоке" [30. Оп. 11. Д. 187. К. 111 - 117]. Высшее германское руководство постоянно поддерживало тесный контакт с японским послом в

Посредническую миссию в поиске союзников для дальневосточного партнера охотно принял на себя Бек, посетивший с этой целью Бухарест. Однако глава румынского МИД Титулеску принял его с прохладцей и отклонил предложение Японии о готовности поставить вооружение Румынии в обмен на нефть, что вызвало раздражение официального Токио.

стр. 43

Берлине. Согласно свидетельству посла Додда, японский посол в Берлине и министр Нейрат были теми двумя единственными персонами, общение с которыми позволял себе в Нейдеке с 11 июля вплоть до кончины, последовавшей 2 августа, смертельно больной президент Гинденбург. Японский посол был одним из немногих дипломатов, который не только посетил, но и выступил на нацистском съезде летом 1934 г. Он также непрестанно афишировал перед дипломатическим корпусом свои постоянные контакты с Герингом, Геббельсом и другими крупными фигурами рейха [10. С. 193, 223, 297, 312].

К осени 1934 г. польско-японское военно-техническое сотрудничество шло уже полным ходом. Советник полпредства СССР в Варшаве Б. Подольский сообщал 11 ноября замнаркома Б. С. Стомонякову, что японский генштаб осуществляет широкое наблюдение за СССР из Прибалтики и Польши, а "польская военная и металлургическая промышленность имеет японские заказы" [7. Т. XVII. С. 828]. Во многом благодаря активности польского торгового атташе в Токио Травинского¹⁵ Япония разместила в Польше заказ на изготовление 100 тыс. винтовок, а также приобрела у нее лицензию на истребитель П-7. Ее предприятия выполняли военные заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины [7. Т. XVII. С. 828 - 829].

К этому времени можно было считать также решенным в организационном плане вопрос о создании стратегического запаса нефти для Германии. Американский консул в Гамбурге Эрхардт докладывал в Берлин Додду, что в июле 1934 г. рейхсминистерство экономики представило международным концернам ("Шелл", "Англо-першн", "Стандард ойл") план, по которому в Германию предполагалось ввезти 1 млн. тонн нефтепродуктов в кредит на сумму около 250 млн. долларов. Цель данного приобретения не была тайной для американского дипломата. С чисто профессиональной проницательностью он объяснил создание этого "национального резерва" - "на крайний случай или, говоря другими словами, на случай войны" [29. Vol. II. P. 323 - 325]. Следует обратить особое внимание на это свидетельство западного дипломата, который одним из первых официальных лиц, пусть и невысокого ранга, назвал истинные мотивы нефтяной сделки, в которой принимали участие нацисты и западные нефтяные концерны - подготовка войны. Поставку предусмотренного соглашением контингента предполагалось осуществить в течение четырех месяцев после оплаты.

Необходимые для рейха кредиты были предоставлены. 1 ноября 1934 г. в Берлине было подписано англо-германское соглашение, которое "предоставило Германии ту свободную валюту, в которой она так нуждалась для закупок стратегического сырья" [32. С. 29]. В это же время глава англо-голландской "Ройял датч шелл" сэр Генри Детердинг намеревался приехать и повидаться с Гитлером [10. С. 251]. В период с ноября 1934 г. по апрель 1935 г., согласно обязательствам нефтяных компаний, нефть была поставлена, и у рейха появился столь желанный стратегический запас. Это позволяло гитлеровцам закупать вооружение¹⁶ и существенно активизировать подготовку к

¹⁵ В последней декаде июня 1934 г. японская пресса уделяла много внимания его поездке в Осаку и выступлению на совещании деловых кругов, где он призывал к усилению деловых связей между Польшей и Японией [8. Оп. 1. Д 3 - 1].

¹⁶ 19 сентября Додд сообщал о крупных закупках третьим рейхом авиатехники в США, а 19 октября - о переговорах в Берлине представителей крупнейшего английского военно-промышленного концерна "Армстронг-Виккерс" о продаже Германии военного сырья [10. С. 226, 238].

стр. 44

войне. 26 октября 1934 г. Додд сделал следующую запись: "Ко мне в посольство приходил наш военный атташе полковник Уэст, который часто обозревает территорию Германии с самолета, и рассказал о проводимых немцами военных приготовлениях. Он десять дней ездил по стране и теперь взволнован: "Война неизбежна, к ней готовятся повсюду"" [10. С. 244].

Казалось бы, что и общая политическая ситуация в Европе с начала 1935 г. также благоприятствовала осуществлению гитлеровских планов. По мнению историка Робертсона, "объявление результатов Саарского плебисцита от 10 января 1935 г. послужило поворотным пунктом в политике Германии" [33. Р. 46]. 25 января Гитлера навестили в Берлине соратник премьера Макдональда по лейбористской партии лорд Аллен и маркиз Лотиан, один из сотрудников Ллойд-Джорджа во время Парижской мирной конференции. По словам германского посла в Лондоне Хеша, "это был самый важный неофициальный британец, который когда-либо встречался с канцлером Гитлером" [33. Р. 54]. Можно предполагать, что британские эмиссары не разубеждали фюрера в том, что он движется верным курсом, обращая свои экспансионистские замыслы на Восток.

К середине февраля 1935 г. многие информированные наблюдатели настолько были уверены в том, что Гитлер с Пилсудским готовят войну против СССР, что не стеснялись говорить об этом польским дипломатам. В частности, этой возможностью воспользовалась 16 февраля 1935 г. известная французская журналистка Ж. Табуи в беседе с пресс-референтом польского посольства в Париже А. Узнанским. Как отмечал польский дипломат, оценки, высказанные Табуи, отличались необыкновенной откровенностью [9. Оп. 1. Д. 79. К. 81]. Она подчеркнула, что после январской декларации 1934 г. компетентные французские политические круги полностью перестали считаться с возможностью существенного улучшения взаимоотношений Франции и Польши, причем этой же оценки придерживались и широкие круги общественности [9. Оп. 1. Д. 79. К. 82].

Одной из причин этих изменений Табуи считала некое тайное польско-германское соглашение, которое якобы было заключено в дополнение к декларации 26 января 1934 г., а также противодействие со стороны польского МИДа "во всех сферах французской политики". В подтверждение своих слов она привела неудачный исход по вине поляков миссии генерала Дебеньи в июне 1934 г., пытавшегося расширить польско-французский альянс, а также тайную германскую военную миссию, которая якобы действовала в Польше. Французская журналистка также говорила о слухах, курсировавших во французском правительстве, о возможном совместном польско-германском нападении на Советский Союз [9. Оп. 1. Д. 79. К. 83 - 85].

Польские правящие круги, насколько можно судить по документам, не придавали большого значения подобным сообщениям своих дипломатов и весной 1935 г. прилагали значительные усилия, чтобы расширить фронт государств антисоветской коалиции. В начале марта 1935 г. начальник Главного штаба польских вооруженных сил Я. Гонсиоровский предпринял поездку в страны Прибалтики и Финляндию. Финская проправительственная пресса, подчеркивая антисоветский характер этого круиза, указывала на то, что польско-германская дружба устранила ранее существовавшее препятствие к сближению Финляндии с Польшей: "Выполненная в Польше созидательная работа укрепила положение всех тех новых государств, которые на юге от Финского зали-

стр. 45

ва вплоть до границ Румынии находятся в одинаковом с Финляндией положении" [34. Оп. 28 / 2. Д. 42. С. 51 - 52].

Официальная Варшава предполагала использовать в своих военно-политических комбинациях польское население, проживавшее зарубежом. После заявления Гитлера 16 марта 1935 г. о введении в Германии воинской повинности, II отдел Главного штаба Войска Польского совместно с Консульским департаментом МИД уже 17 марта разработал и утвердил план по созданию законспирированного подполья среди зарубежных польских общин, в том числе в Советском Союзе и Тешенской Силезии, целью которых была организация восстаний, которые можно было бы использовать в качестве повода для начала военных действий [35. S. 3 - 54].

Одновременно усиливалась напряженность в отношениях СССР и Японии. К концу марта 1935 г. в Москве посчитали необходимым предпринять шаги, направленные на устранение возможного предлога, который можно было бы использовать для начала советско-японского конфликта. 23 марта 1935 г. было подписано соглашение о выкупе японским правительством Китайско-Восточной железной дороги [36. Т. 3. С. 590].

Лидеры некоторых государств догадывались об агрессивных замыслах в отношении Советского Союза, в которые была вовлечена и Польша. Есть основания полагать, что тревожные ожидания охватили чехословацкое руководство, под влиянием донесений поступавших по дипломатическим каналам из Варшавы резонно опасавшегося, что за военными действиями против Москвы может настать черед и Праги¹⁷ . В конце марта 1935 г. из Варшавы был отозван посланник В. Гирса.

К апрелю 1935 г. совместное польско-германское взаимодействие в области "восточных планов" настолько стало заметным, что о нем информировали свои руководства европейские дипломаты. В частности, австрийский посланник в Праге Марек направил главе своего МИД доклад "Положение и развитие гитлеровской системы (к концу марта 1935)". Этот доклад был подготовлен на основе данных, полученных Мареком через посредника от доктора Отто Штрас-сера¹⁸ . Со ссылкой на утверждения Геринга и Розенберга в нем отмечалось стремление Польши при активном участии Японии, при посильном участии Германии отделить от России Украину; осуществление этой акции обусловит сотрудничество между Польшей и Венгрией против Закарпатской Украины, при благосклонной подстраховке со стороны Германии. Польша заявила, что при взаимном исполнении обязательств она согласна с возвращением Данцига и полосы сочленения с Восточной Пруссией" [34. Оп. 28/2. Д. 42. С. 51 - 52].

Сближение Варшавы с Берлином не могло не сопровождаться отдалением Польши от Франции. Еще в 1932 г. Пилсудский выпроводил из Польши французскую военную миссию, в течение 1933 - 1934 гг. военное министерство Польши прекратило связь с французской военной промышленностью, в частно-

¹⁷ В связи с возможной перспективой отторжения Тешенской Силезии, которую Варшава считала несправедливо переданной ЧСР решением Совета послов от 28 июля 1920 г.

¹⁸ Его брат Грегори, занимавший высокий пост, был уничтожен гитлеровцами в "ночь длинных ножей". О. Штрассер, долгое время возглавлявший партию "Союз революционных национал-социалистов" и прозванный Гитлером "салонным большевиком", был вынужден покинуть Германию и осесть в Праге. Находясь в целом на позициях Гитлера и не разделяя лишь некоторых его методов, Штрассер, непрерывно поддерживая связи с германскими нацистами, был хорошо информирован. Он даже наладил в Чехословакии работу радиостанции, которая в январе 1935 г. была уничтожена гестапо [37. С. 777; 38. С. 539 - 540].

стр. 46

сти с фирмой Шнейдер-Крезо. Польские военные заказы передавались теперь в Швецию и Англию. Если до 1933 г. польские военные суда строились исключительно на французских верфях, то весной 1935 г. значительный заказ был передан английским судостроителям. Пострадала и чехословацкая промышленность - военные заводы фирмы "Шкода" потеряли в лице польского военного министерства своего давнишнего клиента. В 1934 г. польские военные власти не допустили даже директора этой фирмы на принадлежавший ей варшавский завод авиамоторов. Весной 1935 г. пресса сообщила, что польское правительство купило завод у "Шкоды", уплатив за него 20 млн. злотых [39. 6 IV 1935].

Как в нацистской Германии, так и в Польше активно пропагандировалось сближение двух стран. Польская цензура беспощадно изымала статьи, критиковавшие Германию и Гитлера. В частности, в конце марта - начале апреля 1935 г. был конфискован тираж газеты "Polonia", напечатавшей о желании Гитлера отторгнуть от Польши данцигский коридор [39. 6 IV 1935]. Нацистские же газеты целенаправленно приучали немцев к мысли, что польско-германское боевое содружество - вполне нормальная и, главное, взаимовыгодная вещь, если оно будет реализовано на советских просторах. Газета "Volkischer Beobachter" откровенно писала: "Лишь немногие политики в Польше понимают в настоящее время, что Германия имеет на востоке интересы, которые ни в какой мере не должны быть направлены против польских интересов. Вовсе не нужно, чтобы силы Германии и Польши были противоположны друг другу в обширном восточном пространстве; они вполне могут быть согласованы" [39. 15 II 1935].

Постепенно приближалось время подводить итоги: совместными, в том числе польско-германскими, усилиями проект Восточного пакта был похоронен; после возвращения из Варшавы генерала Харута и закупки лицензии у Польши на производство истребителя П-7 в Японии полным ходом шла реорганизация ВВС; на Дальнем Востоке участились провокации на советской границе; Берлин запас впрок долгожданный "национальный резерв" нефти. Теперь можно было переходить и к непосредственному военному взаимодействию.

Газета "L'Echo de Paris" воспроизвела 7 апреля 1935 г. сообщение базельской газеты "National Zeitung", согласно которому 25 офицеров рейхсвера отправились в Варшаву в качестве военных инструкторов польской армии [39. 8 IV 1935]. Ожидалось также прибытие в Берлин 70 японских офицеров для координации деятельности с германским командованием [10. С. 324]. Проблемы координации по вопросам военного сотрудничества начинали приобретать актуальность, так как вторжение Японии в Россию с востока предполагалось, по некоторым данным, в течение второй половины 1935 г.¹⁹

Одновременно Гитлер в течение февраля - апреля 1935 г. начал тонкую игру по созданию польско-германского "воздушного пакта". На свой лад интерпретировав лондонское соглашение от 1 февраля 1935 г.²⁰ , фюрер на обеде,

¹⁹ Послу Додду сроки предполагаемой агрессии назвал американский посол в Москве Буллит. Сталину же, из кругов, близких к Чан Кайши поступала информация о том, что Япония собиралась начать бомбардировки Владивостока еще в июне-июле 1934 г. [30. Оп. 11. Д. 187. К. 24; 10. С. 464].

²⁰ Это соглашение, подписанное министрами иностранных дел Франции и Англии - П. Лавалем и Д. Саймоном, предусматривало расширение в рамках Локарно сотрудничества в воздушной области при условии возвращения Германии в Лигу наций. Гитлер возвращаться в Лигу не собирался и намеревался реализовать авиационное сотрудничество с Варшавой в "восточном направлении".

стр. 47

проходившем 12 февраля у папского нунция Цезаря Орсениго, предложил польскому послу Липскому присоединиться к "воздушному пакту" [3. S. 234; 17. S. 162]. В Варшаве с интересом восприняли эту идею. 21 февраля польский посол передал Нейрату "высокую оценку" Беком "искреннего предложения канцлера рейха".

25 апреля 1935 г. проект создания польско-германского "воздушного пакта" вступил в качественно новый этап. В этот день Липский встретился с новоиспеченным командующим нацистскими "люфтваффе" Г. Герингом в его охотничьей резиденции Шорфхейде. "Железный" Герман в свойственной ему манере сразу "взял быка за рога" и заявил польскому дипломату, что фюрер поручил ему осуществление специальной опеки над польско-германскими отношениями независимо от обычных дипломатических контактов. Заметив, что эта новость слегка ошеломила гостя, хозяин любезно пояснил, что речь вовсе не идет о недоверии Гитлера к Нейрату, а просто чиновники германского МИД "не слишком корректно проводят линию канцлера в отношении Польши". Затем он подчеркнул, что проводимая политика "продиктована отнюдь не тактическими соображениями, а следует из очень глубокой (курсив мой. - С. М.) трактовки этой проблемы. На этом направлении канцлер не допустит каких-либо вывертов". Геринг упомянул об "опасности, грозящей Польше и Германии со стороны СССР", и заметил, что в связи с ней проблемы "коридора" в польско-германских отношениях вовсе не существует. В заключение разговора собеседники согласились, что нынешний уровень проблем двусторонних отношений предполагает их обсуждение между Гитлером и Беком, а факт визита польского министра иностранных дел в Берлин следует предать широкой огласке [3. S. 234; 17. S. 162].

Через неделю, 3 мая, Нейрат, выслушав пояснения Липского касательно двузначной позиции Польши в Женеве, заметил, что фюрер буквально несколько часов назад вспоминал "о необходимости поддерживать дружбу с Польшей". После чего дипломаты перешли к обсуждению деталей предстоящего визита в Берлин польского министра иностранных дел. Завершив беседу, Липский почти сразу же поспешил в Шорфхейде, чтобы от имени Бека выразить Герингу удовлетворение в связи с его новым статусом опекуна над польско-германскими отношениями, а также сообщить о согласии главы польского МИД нанести визит Гитлеру [3. S. 510 - 514; 17. S. 186].

Польские чиновники во дворце Брюля²¹ , посвященные в тонкости замыслов своего руководства, должны были отметить - заключение польско-германского "воздушного пакта" можно было считать вопросом времени. Не сегодня, так завтра Варшава окончательно договорится с Берлином, и тогда содержавшееся в сентябрьском 1933 г. докладе экс-министра иностранных дел князя Э. Сапеги утверждение о готовности "режима санации" к совместному польско-европейскому хозяйственному освоению Сибири [13. 6.09.1933; 18. С. 122 - 123] может воплотиться в жизнь. Фигура ближайшего гитлеровского сподвижника, премьер-министра Пруссии и по совместительству командующего "люфтваффе" Геринга была столь внушительна и могуча, что вряд ли у кого могли возникнуть сомнения относительно успешного завершения возглавляемого им предприятия.

²¹ Особняк в Варшаве, расположенный на улице Вежбовая, где находилось министерство иностранных дел Польши.

стр. 48

Учитывая вышеприведенные обстоятельства, факт тайного заключения польско-германского договора от 25 февраля 1934 г., опубликованного в "Правде" и "Известиях", уже не представляется чем-то фантастическим. Более того, при внимательном анализе этого текста выявляется еще один аспект. На первый взгляд, это договор между двумя государствами о тесном политическом сотрудничестве в мирное время, который автоматически превращается в военно-политический союз при форс-мажорных обстоятельствах. Однако при более углубленном изучении становится ясно, что он мог быть своеобразным графиком предстоящих совместных действий, прямо зависящих от грядущей активности третьей стороны. В соответствии с вышеизложенным текстом, данная стратегическая операция должна была проводиться в три этапа. Предполагалось, что действия на первом этапе происходили бы в мирное время и заключались в тесном сотрудничестве и взаимодействии по внешнеполитическим вопросам, исключая всякую самодеятельность польской стороны. Этот этап совпадал с первой и второй статьями договора.

Второй этап предполагал совместные действия в условиях, когда, согласно ст. 3, могли произойти события, угрожавшие status quo, например, нападение Японии на Советский Союз или "восстание" населения на его западных границах. В этом случае "высокие договаривающиеся стороны снеслись бы друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочли бы полезным предпринять". Объединив свои военные и экономические силы для отражения неспровоцированного нападения (указание на это было призвано на всякий случай засвидетельствовать оборонительный характер создававшегося союза), "высокие договаривающиеся стороны" оказали бы друг другу поддержку: германским войскам разрешалось без всяких помех пройти по польской территории для нанесения удара по западным и северо-западным территориям СССР. Военные действия этого немирного этапа на территории Литвы и Советской Украины завершила бы ст. 6 договора, в соответствии с которой Германия гарантировала всеми средствами нерушимость новых польских границ.

Затем вновь наступил бы мирный этап, соответствующий ст. 7 договора. Ее можно интерпретировать как переход к мерам по перекройке карты Европы - речь могла идти о том, что Гданьск отходил бы Германии, а Украина - Польше. По всей видимости, освоение новых территорий создало бы новые экономические и военно-политические условия для нацистов и их польских партнеров, и потребовало усиления "эффективности их общих оборонительных средств". Ст. 8 носила формально-процедурный характер и устанавливала максимальный четырехлетний срок действия секретного договора с даты обмена ратификационными грамотами, которая на настоящий момент неизвестна. Если предположить, что это произошло в 1934 - начале 1935 г., то срок действия этого секретного договора истекал в 1938 - весной 1939 г.

Так или иначе, но мировая общественность и политики, прежде всего французские, получили презанятнейший документ для последующих размышлений. Следует особо отметить дату его опубликования. Обнародование секретного польско-германского договора 20 апреля стало своеобразным "подарком" Сталина Гитлеру к дню его рождения. Как бы то ни было, французская, а за ней советская стороны сделали серьезный шаг для того, чтобы обнародовать тайные замыслы группы партнеров, намеревавшихся сыграть по своим правилам.

стр. 49

Независимо от того, существовал ли этот договор только на страницах "Bourbonnais republicain" и центральных советских газет, или же его экземпляры находились на хранении в специальных сейфах в рейхсканцелярии и резиденции Пилсудского, французским политикам следовало просчитывать возможные последствия подобного альянса (ведь политика - это искусство возможного). Если бы Берлину при участии Варшавы и других стран удалось разгромить СССР и навязать ему свой мирный договор, то следующим объектом нападения неминуемо стал бы Париж, ибо Лондон отделен от континентальной Европы Ла-Маншем.

Если на тот момент к усилиям министра Бека выглядеть представителем великой державы французские политики были склонны относиться с определенной долей иронии, то, получив в свое распоряжение хлеб, уголь и заводы Украины, он действительно мог стать сильным. Неумение и нежелание польских политиков из команды Пилсудского, получивших государственную независимость из рук Антанты, договариваться с западными лидерами по их правилам во время Парижской мирной конференции настроили Лондон и Париж весьма скептически в отношении Варшавы. А независимое поведение Пилсудского в период "пакта четырех" свидетельствовало о том, что со слишком сильными поляками могут возникнуть новые проблемы. Стратегические интересы Франции не допускали не только усиления Гитлера при помощи Пилсудского, но и серьезного устранения России с европейской сцены. Ведь в последнем случае, даже по признанию американского дипломата, Франции угрожала бы утрата великодержавного статуса [10. С. 334]. При наличии столь тревожных известий, каковые были преданы гласности депутатом Ламуре и перепечатаны центральными советскими газетами, Франции ни в коем случае нельзя было пренебрегать таким ценным союзником как Россия.

Поместив 23 апреля на страницах полуофициальной газеты "Le Temps" под рубрикой "Свободная трибуна" статью Луи де Вьена "Quo vadis, Polonia? ("Куда идешь, Польша?") [40. 23 IV 1935] и не обратив внимания на весьма озадачившее польскую печать неожиданное заявление Гитлера о готовности присоединиться к Восточному пакту [41. 15, 22 IV 1935], Париж 2 мая 1935 г. подписал с Москвой договор о взаимопомощи. Он обязывал обе стороны в случае неспровоцированной агрессии немедленно оказать друг другу помощь, независимо от решения третьей стороны, т.е. находившейся под сильным влиянием Лондона Лиги наций. 16 мая подобный договор Москва заключила и с Прагой, которая, как и следовало ожидать, обусловила начало его действия предварительным согласием Парижа.

Оба эти документа коренным образом меняли ситуацию в европейской международной политике и, прежде всего, ставили жирный крест на захватнических планах потенциальных агрессоров напасть в течение 1935 г. на Советский Союз. Вполне закономерно возникновение вопроса о том, насколько реальной была угроза Москве с их стороны? Существовали ли в принципе подобные планы и в чьих интересах они были? К сожалению, не все имеющиеся в архивах документы, отражающие замыслы Берлина при участии Варшавы в отношении предполагаемого отчуждения российских просторов в 1934 - 1935 гг., доступны на настоящий момент, однако рассмотренные нами выше факты дают основания предполагать, что такие планы существовали, и угроза Москве в тот период была реальной.

стр. 50

Таким образом, несмотря на свертывание западноевропейскими политиками курса Барту на создание системы коллективной безопасности, угроза со стороны закамуфлированного польско-германского союза была в 1935 г. столь ощутимой, что Париж был вынужден скорректировать свою позицию и пойти на заключение советско-французского союза о взаимопомощи. Хотя глава МИД Франции тесно взаимодействовал с министром иностранных дел Англии Саймоном, и они занимали в отношении Германии близкую позицию, французские правящие круги должны были предпринять соответствующие меры, чтобы застраховать себя от возможных последствий польско-германских "восточных планов" и сохранить Россию как стратегического союзника. В этом заключалось коренное различие в подходах французских и британских правящих кругов: если Англия стремилась отвести германскую угрозу от своих колоний, то Франция стремилась не допустить нанесения политического ущерба России, своему единственному стратегическому союзнику. Реализация тайных "восточных планов" официальной Варшавы находилась в тесной зависимости от внешней политики третьего рейха, однако после заключения советско-французского договора о взаимопомощи 2 мая 1935 г. нацисты были вынуждены отказаться от скорой реализации восточных замыслов. После смерти маршала Пилсудского, последовавшей 12 мая 1935 г., среди его соратников, оставшихся у руля внешней политики, не нашлось человека, который решился бы на радикальное изменение ее курса. Поляки недооценили Гитлера, сделали ставку на разрушение Чехословакии и создание так называемого "нейтрального блока" "интермариум" с Венгрией и другими странами, полагая, что фюрер согласится на общую польско-венгерскую границу. Время показало несостоятельность этих планов - Гитлера им перехитрить не удалось.

Возможно, документы и факты, приведенные в данной статье в связи с секретным польско-германским договором, опубликованным в "Правде" и "Известиях" 20 апреля 1935 г., покажутся недостаточно убедительными, ведь его текста в архивах пока обнаружить не удалось. Тем не менее, сам факт публикации его в центральных советских газетах - официальном органе ЦК ВКП(б) и официальном органе Верховного Совета СССР - свидетельствовал, на мой взгляд, о наличии у советского руководства серьезных доказательств его существования. Перепечатка заведомой фальшивки была бы слишком рискованным политическим ходом, способным не только резко усилить напряженность в отношениях с западным соседом - Польшей, но и вызвать негативный отклик в других странах, затруднив осуществление внешней политики СССР.

Весьма убедительным фактом в пользу существования этого документа было отсутствие ноты протеста со стороны польского посольства в Москве и польского МИД в Варшаве в связи с его публикацией, хотя оппозиционный "Kurjer Warszawski" и близкий к правительству "Ilustrowany Kurjer Codzienny" сообщили 23 апреля об этом в телеграммах своих парижских корреспондентов, называя опубликованный текст договора "фантастическим вымыслом". "Kurjer Warszawski" и "Gazeta Warszawska", опровергая его достоверность, не могли не признать, что поведение польской дипломатии за последнее время содействовало возникновению подобных догадок относительно польско-германских отношений, в результате чего французы перестали считаться с тем, что Польша является их союзником. Реакция официозной "Gazeta Polska" последовала лишь 25 апреля 1935 г. - она опровергла не факт существования, а только текст тайного польско-германского соглашения, появившегося во французской печати и намекнула, что инспиратором этой информации был СССР [34. С. 70 - 72].

стр. 51

Немаловажным представляется мнение главы германской военной контрразведки, сподвижника адмирала Канариса Р. Проце. Оно позволяет предположить, что к декларации Липский-Нейрат прилагалось не одно, а, по меньшей мере, два секретных приложения. "Наш фюрер заключил в 1934 г. договор дружбы с Польшей, который исключил Польшу из числа врагов Германии ценой отказа от достижения взаимопонимания с Россией. Он отдалил угрозу раздела Польши на неопределенное время и позволил Гитлеру продолжать играть свою роль истинного врага большевизма. Секретная статья договора 1934 г. запрещала любой из сторон вести разведывательную деятельность друг против друга, и предполагала обмен информацией". Собрав своих начальников подразделений и ознакомив их с распоряжением Генерального штаба, Канарис устно его дополнил: "Само собой разумеется, мы продолжаем вести работу" [42. P. 10 - 11].

Непосредственным архивным свидетельством существования секретных дополнений к польско-германской декларации от 26 января 1934 г. можно считать, на мой взгляд, донесение И. В. Сталину из Парижа от агента, связанного с сотрудниками французского МИД. В соответствии с ним, весной 1934 г. прибалтийские государства получили сведения о том, что секретные статьи польско-германского соглашения предусматривали раздел не только Украины, но и Прибалтики. Их руководства конфиденциально обратились к министру Л. Барту с просьбой выяснить в Варшаве, соответствуют ли эти сведения действительности. После возвращения Барту из Варшавы в Риге уверились в том, что "Польша в предвидении крупных внутренних затруднений в России действительно заключила тайное соглашение с Германией на предмет совместных действий, угрожающих также и Прибалтике" [30. Оп. 11. Д. 187. К. 17, 19].

Прямым документальным свидетельством существования в том или ином виде тайной польско-германской договоренности есть основания считать также беседу наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова с французским послом в Москве Ш. Альфаном, состоявшуюся 20 апреля 1934 г., о том, что тайная польско-германская договоренность была облечена в форму обмена письмами между Гитлером и Пилсудским [7. Т. XVII. С. 277 - 278].

Можно выдвинуть гипотезу, что текст (или, что так же возможно, подготовленный проект) секретного польско-германского договора от 25 февраля 1934 г. был добыт советской разведкой, имевшей агента в ближайшем окружении польского министра иностранных дел Ю. Бека [30. Оп. 11. Д. 187. К. 28]. Когда в течение марта - апреля 1935 г. проявилась склонность французского руководства к проволочкам в деле подписания советско-французского союзного договора, И. В. Сталин распорядился передать имевшийся в его распоряжении текст по агентурным каналам во Францию для его публикации в средствах массовой информации. Для того чтобы рассеять сомнения французского руководства в том, что они имеют дело с фальшивкой и убедить их в истинной значимости этого документа для будущего Франции, текст секретного польско-германского договора был размещен на первой странице центральных советских газет.

Опубликование текста секретного польско-германского договора на страницах "Правды" и "Известий" автоматически придало ему статус официально опубликованного документа, на достоверности которого в апреле 1935 г. настаивало высшее советское руководство.

Нам представляется, что вводимые в научный оборот документы, в том числе архивные, способны внести определенные коррективы в устоявшиеся

стр. 52

стереотипы, дать более полное представление о той реальной политике, которая проводилась в русле так называемой концепции "равноудаленности", провозглашенной режимом Пилсудского в начале 1934 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Сборник документов по международной политике и по международному праву. М., 1936. Вып. X.

2. Документы международных отношений (1917 - 1945). М., 1999.

3. Diariusz i teki Jana Szembeka. Londyn, 1964. T. I.

4. Климовский Д. С. Германия и Польша в локарнской системе европейских отношений. Из истории зарождения второй мировой войны. Минск, 1975.

5. Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 027.

6. Documents on British Foreign Policy. London, 1957. Ser. 2.

7. Документы внешней политики СССР. М., 1971.

8. Научный архив Института российской истории РАН.

9. Архив внешней политики Российской Империи. Ф. 15.

10. Дневник посла Додда. 1933 - 1938. М., 1961.

11. Kozeriski J. Czechoslowacja w polskiej polityce zagranicznej w latach 1932 - 1938. Poznari, 1964.

12. Внешняя политика Чехословакии 1918 - 1939. М., 1959.

13. Известия.

14. Правда.

15. Морозов С. В. Польско-чехословацкие отношения. 1933 - 1939. Что скрывалось за политикой "равноудаленности" министра Ю. Бека. М., 2004.

16. Polityka (Warszawa).

17. Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 - 1938. Poznan, 1965.

18. Михутина И. В. Советско-польские отношения 1931 - 1935. М., 1977.

19. Teichova A. An Economic Background to Munich. Cambridge, 1974.

20. Colvin I. Vansittart in Office. An historical Survey of the Origins of the Second World War based on the papers of Sir Robert Vansittart. London, 1965.

21. Ickes H.L. The Secret Diaries of Harold L. Ickes. New York, 1953.

22. Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History // Geographical Journal. 1904. Vol. XXIII. N 4.

23. Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality. Washington, 1996.

24. Documents on German Foreign Policy. London, 1957. Vol. I. Ser. C.

25. Десятсков С. Г. Формирование и развитие английской внешней политики попустительства и поощрения агрессии в 1931 - 1940 гг. Дис. на соиск. уч. степ. д-ра ист. наук. М., 1981.

26. Akten zur Deutschen Auswartigen Politik. Baden-Baden, 1956. Bd. VII. Ser. D.

27. Реутов Г. Н. Правда и вымысел о второй мировой войне. М., 1970.

28. Garlicki A. Jozef Pilsudski 1867 - 1935. Warszawa, 1990.

29. Foreign Relations of the United States. 1934. Washington, 1951 - 1952.

30. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558.

31. Medlicott W.H. The Economic Blockade. London, 1952. Vol. 1.

32. Десятсков С. Г. Уайтхолл - инициатор мюнхенской политики // Мюнхен - преддверие войны. М., 1988.

33. Robertson E.M. Hitler's Pre-War Policy and Military Plans, 1933 - 1939. London, 1963.

34. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 4459.

35. Badziak K., Matwiejew G., Samus P. "Powstanie" na Zaolziu w 1938 r. Polska akcja specjalna w swietle dokumentow Oddzialu II Sztabu Glownego WP. Warszawa, 1997.

36. История дипломатии. М.; Л., 1945.

37. Залесский К. А. Кто был кто в третьем рейхе. М., 2002.

38. Энциклопедия третьего рейха. М., 1996.

39. Гудок.

40. Le Temps.

41. Последние новости.

42. Colvin I. Master Spy. The incredible story of admiral Wilhelm Canaris, who, while Hitler's chief of intelligence, was a secret ally of the British. New York; London; Toronto, 1952.

Постоянный адрес данной публикации: