Libmonster ID: BY-1253
Автор(ы) публикации: В. Н. БРОВКИН

История Коммунистической партии в годы нэпа рассматривалась чаще всего как история взаимодействия исключительных личностей: В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, И. В. Сталина, Н. И. Бухарина и других1 . В тех немногих исследованиях, в которых политическая история увязывалась с историей культуры, дело ограничивалось изучением того, что называется политической культурой2 . Исследователи политической культуры делали упор на культуру дискуссии в большевистской этике, как на положительную черту. Повторяется вновь и вновь, что в 1920-е годы политическая культура большевиков была по сути своей дискуссионной. Большевики обсуждали политические проблемы на публичных форумах. Упадок же культуры дискуссии в большевистском политическом дискурсе обычно связывают с выдвижением на передний план товарища Сталина и его окружения3 .

Однако становление диктаторской политической культуры к 1929 г. не может быть сведено к летописи борьбы большевистских фракций. Культура не меняется по указке сверху. Это было непосильно даже Сталину. Нормы поведения, взгляды, привычки, кодекс дозволенного не появляются в одночасье. Чаще всего они являются отражением устоявшихся моральных ценностей, тех норм, которые воспринимаются, как естественные и самоочевидные. Перемена в политической культуре партии большевиков в 1920-е годы была результатом глубоких социальных, политических и культурных сдвигов.

Старые привычки и новые вкусы. Когда гражданская война подходила к концу, культура большевиков как партии все еще выдвигала на первый план такие ценности, как аскетизм, самопожертвование и служение революции невзирая ни на какие трудности. Образ большевика подчеркивал прежде всего скромность, отсутствие эгоизма, преданность делу. Это был образ аскета, рыцаря революции, образ бойца, прошедшего через невзгоды гражданской войны, воевавшего против белых, образ героя и победителя. Коммунист был герой, побеждавший несмотря на любые препятствия, это был организатор рабочих масс, лидер профсоюзов, красный командир или рыцарь ЧК в кожаной куртке. Вот как представляли образ большевика в официальной иконографии.

Образ борца и героя настолько укоренился в сознании большевиков, что они сами любили думать о себе как о поколении героев гражданской войны. Конечно, в реальной жизни большевики далеко не соответствовали этому


Бровкин Владимир Николаевич - доктор исторических наук. США.

стр. 83


идеализированному и канонизированному образу. Во время гражданской войны многие местные большевики использовали конфискацию имущества буржуазии для самообогащения. Их было так много и они так порочили репутацию большевиков среди населения, что был придуман специальный термин, чтобы как-то охарактеризовать таких большевиков. Их называли примазавшимися, перерожденцами, негодяями, которых необходимо было вычистить из рядов партии. Примазавшихся было много, и их часто исключали из партии. Но дело в другом. Идеал большевика, идеал к которому надо было стремиться, - аскет и самоотверженный герой, но в ЦК прекрасно знали, что действительность не соответствовала идеалу.

С переходом к нэпу, когда власть партии большевиков укрепилась, строгое выполнение аскетических принципов старой гвардией было несколько ослаблено. Пришло время пожинать плоды победы. Высокопоставленные работники, губернские председатели парторганизаций и исполкомов перестали скрывать свое привилегированное положение. В своей частной жизни большевики перестали притворяться, что они аскетические рыцари революции. Наоборот, все более проявлялось, что, по их мнению, они своим вкладом в победу заслужили свои привилегии4 . В самом начале 1920-х годов, когда десятки тысяч крестьян умирали от голода, большевики не стеснялись пользоваться всеми благами жизни. В частном письме, не предназначенном для публикации, Ю. О. Мартов, лидер меньшевиков, живший в то время в Москве в нищете, писал незадолго до своего отъезда в эмиграцию:

"Что касается коммунистического сословия, то его привилегированное положение почти неприкрыто, или, лучше сказать, менее скрыто, чем в прошлом году. Такие люди как Рязанов, Радек, и Рыков, которые раньше воевали против неравенства, теперь не скрывают на своих столах белый хлеб, рис, масло, мясо... бутылку неплохого вина или коньяка. Карахан, Каменев, Бонч, Демьян Бедный, Стеклов и другие просто наслаждаются жизнью. Только Анжелику (Балабанову), Бухарина и Чичерина из звезд первой величины все еще можно отметить за их простоту нравов"5 .

Аскетизм эпохи гражданской войны уступал место этике наслаждения жизнью: комфортабельная квартира и бокал коньяка, сопровождающий разговор о судьбах мировой революции пролетариата, стали теперь необходимостью. Культура большевиков, особенно стареющих лидеров, невзирая на их якобы пролетарскую сущность, оставалась такой, какую они сами назвали бы буржуазной. Это были журналисты и пропагандисты, рядившиеся в образ пролетария только на публике. Но в своих привычках и образе жизни интеллигенты-большевики вернулись к тому, что они знали до революции, когда проводили время в кафе Женевы, Цюриха и Парижа в нескончаемых разговорах о рабочем движении, грядущей революции и политике. Они привыкли писать статьи и речи, организовывать партийные собрания и съезды. Теперь, после победы революции, их революции, они делали то же самое, но только из роскошных комнат отеля "Националь" на Манежной площади, где обосновалось множество большевиков первой величины. Роскошь как таковая не была самоцелью для большинства этих людей. Они также не стремились накапливать имущество. Они просто желали иметь определенный уровень комфорта, к которому привыкли.

Но проблема была в том, что провинциальные товарищи подражали тем, кто проживал в гостинице "Националь". В совершенно секретном письме, адресованном всем губкомам в октябре 1923 г., под названием "О борьбе с чрезмерной роскошью и преступным использованием служебного положения" ЦК РКП(б) указывал, что в его распоряжение поступают документы, которые показывают, что как центральные, так и губернские партийные организации "содержат целые парки автомобилей и упряжек без всякой служебной надобности", что "очень часто специальные вагоны отправлялись на южные курорты с единственной целью доставить одного пассажира на курорт". За государственный счет товарными вагонами отправляли на южные курорты автомобили для отдыхающих ответработников. Центральная конт-

стр. 84


рольная комиссия характеризовала эти случаи как широко распространенную практику. Ответственные работники зачастую не разграничивали свои личные и государственные бюджеты, систематически пользуясь государственным имуществом как своим собственным. Более того, им не приходило в голову, что они этим самым нарушали какие-нибудь этические нормы, ибо привилегии были присвоены их должности и все это знали. Они были уверены, что имеют полное право пользоваться всем имуществом, состоящим под их контролем, потому что этим они подтверждали свое высокое положение в гос- и партаппарате, в глазах нижестоящих работников. ЦКК так описывала ситуацию: "Некоторые ответственные работники имеют автомобили в своем распоряжении или в своей собственности, а также конюшни, наполненные выездными лошадьми, и множество колясок"6 .

Такие ответработники явно подражали образу жизни свергнутых богачей. Примечательно, что ЦК не запрещал подобную практику. ЦК лишь был озабочен тем, что такой стиль жизни мог вызвать негативную реакцию в пролетарских массах, и поэтому рекомендовал местным товарищам не выставлять на показ предметы роскоши.

Как должен выглядеть в глазах масс большевик в условиях нэпа, вот в чем был вопрос. Партия искала ответа на этот вопрос без особого успеха, как ясно из стенограммы X съезда партии весной 1921 года. Проблема была в том, заявил Бухарин на съезде, что "партия оторвалась от масс"7 . Большевистские выдвиженцы оказались в положении начальников как администраторы, исполкомщики и красные директора. Этим людям необходимо было объяснить самим себе, какие атрибуты власти и авторитета были приемлемы. Но так как многие из них были выходцами из рабочих, на деле их главное желание заключалось в том, чтобы увеличить, а не сократить дистанцию, отделявшую их от того социального слоя который они покинули. Им хотелось, чтобы их воспринимали как социальную группу высшую по сравнению с простыми рабочими. Им нравилась роль начальника, и в их понятии начальник вел себя и жил подобающим образом. Поэтому большевистские начальники окружили себя атрибутами высшего социального слоя: машинами, служанками, барской одеждой и, конечно, начальственным тоном в обращении к нижестоящим. В одном из своих обзоров ГПУ так описывало жизнь коммунистических начальников в Донбассе в 1923 году: "Они устраиваются очень комфортабельно, они погрязли в пьянстве. Они грубят рабочим. В Юзовке высокопоставленные партийные работники катаются на автомобилях в нетрезвом виде"8 .

Рабоче-крестьянская инспекция получала сотни жалоб о незаконном распределении квартир среди начальства9 . Расследование Центральным комитетом положения на текстильной фабрике во Владимире показало, что "рабочие и члены РКП встречаются обычно на собраниях как два враждебных лагеря, потому что коммунисты забрали себе все имевшиеся в наличии квартиры. Они держатся вместе и занимаются пьянством"10 . А в Брянске партсекретарь, некий Сидоренко, "был предметом нежелательных слухов. Рабочие относились к нему плохо, потому что он окружил себя роскошью. Его жена часто прогуливалась с собачонкой. Он потребовал для себя большую квартиру и угрожал уполномоченному исключением из партии, если его требование не будет исполнено"11 .

Образ дамы с собачкой автоматически ассоциируется с образом дамы из общества, описанной в рассказе А. П. Чехова под таким же названием. Это образ дамы благородной из избранного общества. В этом инциденте рабочие, как видно, воспринимали жену Сидоренко как женщину, которая пыталась выглядеть представительницей высшего общества. То есть она, с их точки зрения, подчеркивала свою привилегированность. Сам же Сидоренко видел смысл своего партийного членства в том, чтобы иметь право на большую квартиру. Членство в партии - вот то единственное, что отделяло людей того же самого культурного круга. Те, кто были ее членами, понимали членство как привилегию, гарантирующую им то, что было недоступно другим.

стр. 85


Чаще всего власть и авторитет понимались как превосходство над другими, как источник материального благополучия и как возможность показать другим свое превосходство. В народном сознании тех лет коммунистические начальники просто сменили царских. Агитпроп, например, провел исследование вопросов, которые рабочие задавали на всевозможных собраниях на московских фабриках и заводах. Анализ вопросов показал, что рабочие часто говорили о тех кто живет в роскоши и разъезжает в автомобилях: "Они называют таких советскими бюрократами и жалуются на то, что у партийных работников большие зарплаты" 12 .

Среди рабочих членство в партии почти никогда не ассоциировалось с какими- нибудь политическими программами или взглядами. Прежде всего оно понималось как переход в иное сословие, чего одни желали, а другие сторонились. Для некоторых членство в партии мало чем отличалось от страховки на черный день. Например, в Самарской губернии 244 члена партии оказались безработными. Это были люди без какой бы то ни было квалификации или образования. Партсекретарь предложил им приобрести квалификацию или пойти в школу, но они отказались, они рассчитывали, что партия их обеспечит13 . Для подобных коммунистов членство в партии означало освобождение от физического труда. Бытовало мнение, что, попав в партию, уже не надо будет надрываться на тяжелой работе. Понимание членства в партии как основания для пользования привилегиями распространилось настолько широко, что сатирические журналы тех лет открыто публиковали куплеты на эту тему, подобные такому: "Партбилетик, партбилетик, // Оставайся с нами // Ты добудешь нам конфет, // Чая с сухарями // Словно раки на мели // Без тебя мы будем // Без билета мы нули, //Ас билетом люди"14 .

Итак, партбилет для многих был просто хлебной карточкой, но партзадание воспринималось как досадное предписание, которого лучше бы избежать. Как только выдвиженцу удавалось получить заветный билетик, он воспринимал свою удачу как освобождение от материальных стеснений и как начало привилегий, а не новых тягот и забот. Вот, например, как воспринимали свои задачи коммунисты Новосильского уезда Тульской губернии: "Никто не выполняет партийных поручений", - читаем в рапорте. "Партийные ячейки заняты систематическим и повальным пьянством"15 .

Члены партии должны были исполнять определенные партийные поручения или ритуалы, которые, с точки зрения ЦК, должны были подготовить их к выполнению высокой миссии авангарда пролетариата. Такие ритуалы включали в себя чтение материалов Агитпропа, посещение партийных собраний, платеж членских взносов и участие в пропагандистских кампаниях. Если делать все это с энтузиазмом, то можно было попасть в число так называемых активистов. Выполнять все эти ритуалы, конечно, мало кому хотелось. Чаще всего парторганизации соблюдали их для галочки в своем отчете губкому. Вот например, отчет о тенденциях в парторганизации Воткинска, большого индустриального центра: "Чувствуется слабость партийной дисциплины. Многие члены партии систематически пропускают партсобрания, не платят членских взносов, не хотят учиться и не читают газет"16 .

Те кто хотели попасть в число активистов, считали это трамплином к партийной карьере, партийный активизм был для многих всего лишь ролью, которую надо было играть, чтобы достигнуть желаемого положения или статуса. Активизм можно определить как некий ритуал для вступления в высшую касту, что давало право потом уже не выполнять наскучившие обычаи.

В сельской местности коммунистов было еще меньше и они были очень не уверены в себе. Эти люди стали членами партии в ходе продразверстки, в продотрядах и при ликвидации отрядов зеленых, то есть крестьян-повстанцев, оказывавших сопротивление большевикам. Эти люди не любили нэп и воспринимали его точно так, как его определил Ленин, - отступление. Власть этих людей существенно уменьшилась с переходом к нэпу, и они должны были, с одной стороны, реагировать на непредсказуемые, с их точки зрения,

стр. 86


требования Москвы, а с другой стороны, взаимодействовать с все более независимыми крестьянами. Показателен пример Тамбовской губернии, где еще в 1921 г. полыхало одно из крупнейших крестьянских восстаний, которое, собственно, и "убедило" Ленина в необходимости сменить экономическую политику.

В Тамбовской губернии из населения в 2,5 млн. человек в партии было три с половиной тысячи, безнадежно маленькое число в крестьянском море17 . Подавляющее большинство из них имело весьма примитивное понимание не только того, что называлось социализмом, но и того, кто руководил их собственной партией. Тест политической грамоты партийцев показал, что даже секретари парторганизаций, не говоря уже о рядовых членах, "думали, что руководил партией секретарь, и что его назначала ЧК, и что партией управлял Коминтерн, которым управлял товарищ Зиновьев"18 . На вопрос "Кто может быть коммунистом?" многие ответили: "Тот, кто выполняет декреты Советской власти".

С небольшими различиями социально-культурные характеристики сельских коммунистов были чрезвычайно похожими. Большинство происходило из деревенских бедняков, не занятых сельским хозяйством; они имели лишь начальное образование и только недавно вступили в партию. В Тульской губернии, считавшейся индустриальной, из нескольких тысяч коммунистов только 0,4 процента вступили в партию до 1917 года, 15% во время гражданской войны, 22% в 1922 - 1923 гг. и 62% в 1924 году. 84% имели начальное образование, то есть умели писать и читать19 . Партийные секретари многих губерний постоянно жаловались на низкий культурный уровень партийцев. Многие не могли разобраться, в чем, собственно, заключается социалистическое строительство. И, как писал ЦК губкомам, в Донецкой губернии, например, "местные коммунисты били своих жен за то, что те посещали партийные собрания".

По любому поводу и без повода сельские коммунисты любили бахвалиться своей властью. В Тамбовской губернии например, председатель райисполкома имел обыкновение разъезжать в роскошной коляске и дебоширить. Тамбовское ГПУ в своем отчете признало, что "систематическое пьянство местных ответработников было частым явлением по всей губернии". В Саратовской губернии коммунисты мало чем от них отличались. Письмо горкома описывало интриги, растраты и растущее пьянство среди партийцев. ЦК критиковал привычки гражданской войны, местничество, стяжательство, превышение власти ради личной выгоды, низкую дисциплину и отсутствие конспиративности в партийной переписке среди членов Донской парторганизации20 .

Все, что эти люди поняли из партийной пропаганды - это то, что они должны были выполнять приказы. Коммунист должен был прежде всего выполнять хлебную разверстку. Ничего другого эти люди не знали и не умели. Партсекретарь писал из Тамбовской губернии, что старые методы работы применялись и в 1924 году: "Для сбора сельхозналога применяются репрессивные меры почти повсеместно. Часто прибегают к массовым арестам и конфискации имущества с последующей его продажей с молотка". В Моршанском уезде "за неуплату налогов разрушали каменные амбары, игнорируя жалобы и обращения"21 . Подобного рода меры не имели никакого экономического смысла, и губернские власти не приветствовали их. Даже ГПУ, обычно не сторонник мягких методов, было обеспокоено чрезмерным рвением местных товарищей: "Для того, чтобы заставить платить налог, обычно полагаются на репрессии, как, например, опись и продажа собственности и арест неплательщиков. В некоторых губерниях число арестованных достигло нескольких сот на уезд, а в Ставропольской губернии было арестовано 10 000 неплательщков"22 .

Поколение коммунистов эпохи гражданской войны привыкло видеть свои задачи как военные операции. Они привыкли штурмовать и уничтожать противника; обеспечивать разверстку, конфисковывать и доставлять зерно

стр. 87


любой ценой. Сейчас, при нэпе, такие методы не приветствовались, но местные товарищи не знали никаких других. Поэтому активисты чувствовали себя не в своей тарелке, оторванными от времени и от знакомой реальности. Они нехотя расставались со старыми методами.

Были случаи самоубийств тех, кто считал нэп предательством революции. Чувствовалась в письмах губкомов некая растерянность, неуверенность в будущем. Военная победа в гражданской войне обернулась вовсе не победой, а отступлением, и Россию все еще предстояло завоевывать. Но никто не знал, каким образом и когда. Ностальгия по военному коммунизму и по гражданской войне в годы нэпа была естественной реакцией партии на новую и непонятную для нее роль. Это была ностальгия по простым и понятным решениям и ясным целям. И прежде всего это был знак того, насколько трудно было для партии привыкнуть к условиям нэпа.

Понятие власть для большинства губернских коммунистов означало только одно: заставить крестьян бояться. Более того, отсутствие боязни само по себе воспринималось как непокорность или бунт. Тамбовское ГПУ так описывало в своем рапорте один инцидент, который оно называло типичным. Член комячейки Кузьминской волости Липецкого уезда систематически пьянствовал и часто избивал крестьян. Несколько раз бывало так, что они его связывали и хотели отвезти в город, но боялись сделать это, так как он был членом компартии. Они опасались, что, когда он вернется, он их всех посадит или перестреляет, как он неоднократно угрожал23 .

Такого рода случаи встречаются в отчетах ГПУ из различных губерний. Председатель волостного исполкома Моршанского уезда (Тамбовская губ.) по обыкновению пьян, стреляет из револьвера и угрожает крестьянам. Уездный партсекретарь напился с начальником волостной милиции и кричал, что они всех перестреляют из револьверов. Пьяный председатель Зямятчинского волостного исполкома пытался изнасиловать учительницу. Начальник Кромовской волостной (под Орлом) милиции пришел в дом к крестьянину и приказал дать водки, а напившись, потребовал, чтобы жена крестьянина легла с ним24 .

Отчеты ГПУ откровенно рисуют нравы местных товарищей. Если бы подобного рода информация была опубликована в каком-нибудь журнале, его бы немедленно закрыли, а редактора арестовали за контрреволюционную агитацию. Однако во внутренней переписке ГПУ собирало информацию о положении на местах. Партийные вожди называли такие явления "болезнь в партии". Они объясняли это тем, что рядовые партийцы искали компенсацию тому, что их командные позиции были отчасти утрачены. Нэп не нравился, так как он положил определенные границы их всевластию. Любимым времяпрепровождением партийцев на селе были воспоминания о добром старом времени гражданской войны с бутылкой на столе в компании старых товарищей. Пьянство было настолько распространено, что партийные контролирующие органы уже не считали его слишком серьезным нарушением. Члены комячейки стремились установить особые узы, связывавшие их, и чаще всего в русском контексте такие узы принимали форму совместного распития водки. Коммунисты предпочитали как собутыльников членов партии, как равных себе по социальному статусу. Кроме того, совместная пьянка служила ритуалом скрепления удачной сделки с преуспевающими крестьянами. Губернские отчеты свидетельствуют о том, что местные коммунисты использовали свое служебное положение в целях личного обогащения. Например, Слободской уездный комитет Вятской губернии писал в своем отчете: "Среди членов партии у нас традиция пьянки очень сильна. Наши коммунисты благословляют своих дочерей на свадьбу, выдают их замуж в церквях, женят своих сынов на дочерях попов, водятся с кулаками и абсолютно ничего не делают, кроме как проводить время вместе с другими членами ячейки"25 .

Подобные члены комячейки явно считали себя заодно с экономической верхушкой на селе. Поэтому они и проводили время вместе с зажиточными

стр. 88


крестьянами и женили своих сынов на поповских дочках. Все это говорит о том, что их понятия о том, что такое иерархия, власть и порядок ничем не отличались от того, как это было до революции. Они привнесли в компартию свои традиционные представления о том, как ведет себя власть. Неудивительно, что в среде крестьян сформировалось мнение, что коммунист это собутыльник кулака.

На рабочей конференции в Ленинграде в 1925 г. делегаты обменивались своими впечатлениями о проведенных ими летних месяцах на селе. Одна работница из Твери так описывала в своей речи сельских коммунистов. "В нашей местности коммунист, как это ни позорно сказать, имеет привычку ходить в церковь, крестит своих детей, гонит самогон и распивает вместе с кулаком - вот какой у нас типичный коммунист"26 . Портрет сельского коммуниста, который она нарисовала, узнали многие. Сельские коммунисты не были ни аскетическими рыцарями революции, ни сознательными пролетариями, они были продуктом своей культурной среды. И, как и все другие, они просто использовали партию, чтобы подняться хоть чуть-чуть над другими.

Проведенное ЦК обследование положения в вологодской партийной организации выявило обычную для того времени картину: пьянство, шашни с кулаками, растраты, взяточничество и посещение церкви. Отмечалось также, что председатель уездкома использовал помещение парткомитета как место для "вечеринок и амурных встреч"27 . Обзор положения в сельских ячейках Ленинградской губернии также фиксировал "повальное пьянство, растраты, подделку официальных отчетов и связи с чуждыми социальными элементами"28 . По нарушениям такого рода собиралась подробная статистика. Самыми распространенными категориями нарушений по всем губерниям были пьянство, превышение власти, отрыв от масс и связь с чуждыми элементами. По Вятской губернии, например, из общего числа коммунистов по губернии в 2027 человек в 1924 г., 115 получили взыскания за различного рода нарушения. 53 из них получили - за пьянство и хулиганство29 . В Самаре 272 коммуниста были осуждены в 1924 г.: 163 (50%) за превышение власти, 33 (12%) за экономические преступления, 39 (16%) за растрату, 28 (10%) за взяточничество, 20 (7,7%) за воровство, и 23 (8,5%) за фальсификацию документов30 .

ЦК болезненно реагировал на подобное разложение и пытался бороться с "болезненными явлениями" в партии. Рядовых членов партии призывали сигнализировать вышестоящим партийным инстанциям о проблемах в своих организациях. Так появился феномен советской культуры, известный под названием "сигнал". Донос посылался в Москву, на что обычно Москва реагировала присылкой комиссии. Результаты этих расследований отличались сильно от случая к случаю. Нередко дело предпочитали замять, свалив кое- какие провинности на незначительных работников, выгораживая начальников. Как объяснял один местный партиец комиссии ЦК в Вологде: "Вы уедете, а мне оставаться здесь". Так что сигнал в Москву мог обернуться для местных товарищей опасными последствиями31 .

Все эти рапорты, отчеты, впечатления и сводки показывают жизнь коммунистов на селе. Не остается сомнения в том, что образ коммуниста в официальной пропаганде как пламенного борца революции, горящего желанием строить социализм, был не более чем мифом, который не имел ничего общего с реальностью. Центральный комитет прекрасно знал, какого рода люди составляли так называемый авангард пролетариата. В своих секретных инструкциях и письмах губкомам ЦК использовал множество терминов, чтобы охарактеризовать положение в партии: "болезнь партии", "бюрократизация", "отрыв от масс" и повальное пьянство.

Но ЦК сводил все к проблеме нарушения дисциплины, тогда как проблема была глубже. Само членство в партии воспринималось как доступ к власти над другими людьми для того, чтобы иметь привилегии, каких не имели все другие. Те люди, которые стремились попасть во власть, то есть попасть в партию, хотели вырваться из своего социального слоя, избавиться от невыгод положения неквалифицированного рабочего или бедного крееть"

стр. 89


янина. Их понятия о том, что это означало, не имели ничего общего с приобретением пролетарской сознательности в толковании Агитпропа. Они стремились стать начальниками над другими, то есть использовать власть для себя путем вхождения во власть. Имитируя стандарты поведения, которые были им знакомы, они естественно старались действовать так, как полагалось вести себя начальникам - в их понимании и воспроизводили модели поведения свергнутой элиты. Представление о том, что значило руководить, администрировать, возглавлять, были неразрывно связаны с большими квартирами, слугами и беспрекословным подчинением нижестоящих.

Мечты большевиков о пролетарской культуре оказались утопическими грезами таких теоретиков "пролетарской культуры", как А. А. Богданов. Никакой пролетарской культуры в реальности не было. Иерархия отношений при старом режиме была просто воспроизведена почти без всяких изменений. Товарищ заменил обращение господин, но окрик "Ты понимаешь, с кем ты разговариваешь?" - звучал в советской России столь же привычно, как при старом режиме.

Партия Ленина была партией тех, кто хотел командовать другими. Они стремились как можно более точно подражать дореволюционной элите. Они вели себя так, как, в их представлении, должно было себя вести начальство: окружить себя роскошью, отдавать приказы подчиненным, устраивать приемы и вечеринки и, конечно, принимать подношения. Они требовали для себя хорошие квартиры и дома, ожидая покорности и почтения от пролетарских масс. Большинство из них были полуграмотными людьми. Интеллектуальные споры среди вождей о значении социализма или о том, можно ли построить социализм в одной стране, не интересовали их и ничего для них не означали, покуда это не омрачало их царственное правление.

Образование партийным кадрам. Когда умер Ленин, многим было уже ясно, что его партия была не такой, за какую она себя выдавала - не была партией пролетариата в стране, строящей социализм. Это была партия, утратившая революционный задор, партия карьеристов и ищущих власти бюрократов, партия, далеко не уверенная в успехе того дела, которому она якобы служила. Рядовые члены ее не знали и не понимали марксизма и не особенно им интересовались, а те немногие, кому было дозволено знать, что происходило в стране и в мире, не могли свободно обсуждать положение вещей.

Трудно вообще назвать эту организацию политической партией. Ритуал и подчинение политически санкционированной доктрине уже сменил ранее практиковавшуюся свободу дискуссий. Партия превратилась в мобилизационное агентство, производящее кадры для государственной машины. Это была налоговая администрация и пропагандистская машина, одновременно и полицейская машина, специализировавшаяся на политическом сыске. Это было и управление промышленностью и куратор церкви и литературы. Это была не партия, а конгломерат государственных агентств, наполняемых кадрами саморекрутирующейся и самовоспроизводящейся полуграмотной элиты, называвшей себя пролетарской и марксистской.

Вожди партии в ЦК так же прекрасно понимали все это, как и критики и диссиденты, сознавая, что в долгой перспективе партия не сможет оставаться у власти, если она будет только партией директоров, комиссаров и исполкомщиков. Выход они видели в том, чтобы открыть двери партии для десятков тысяч новых членов, преимущественно из рабочих. Новые кадры должны были омолодить партию и привлечь новых наивных энтузиастов, которые заменили бы сомневающихся, примазавшихся, бесхребетных буржуазных интеллигентов и пьяниц, якшающихся с "кулаками".

Проблемы партии будут решены путем образования нового поколения коммунистов от станка. Новые пролетарские кадры спасут партию от вырождения, превращения в коррумпированные своры собутыльников. Новые пролетарские кадры сделают партию более единой и недоступной для всяких демагогов и идеологических диверсантов. Новые кадры свяжут, наконец, партию с рабочим классом в трудные времена нэпа. Таковы были цели ЦК во

стр. 90


время так называемого Ленинского призыва, то есть кампании привлечения в РКП рабочих от станка в 1924 г. после смерти Ленина, наперекор воле усопшего вождя, крайне озабоченного вопросом о политическом качестве партийных рядов.

Вся кампания по привлечению новых членов должна была выглядеть как стремление масс вступить в партию в порыве энтузиазма после смерти Ленина. На самом деле ЦК полностью контролировал этот процесс сверху донизу. ЦК решал, сколько новых членов нужно принять, и рассылал контрольные цифры по губерниям. Так как процент желающих среди рабочих от станка оставался низким, ЦК рассылал инструкции губкомам - увеличить процент новообращенных из рабочих. В соответствии с решениями XIII партийной конференции и пленума ЦК от 31 января 1924 г. Брянский губком, например, должен был принять в партию 2000 рабочих от станка в течении трех месяцев32 .

Вовлечение рабочих в партию стало новой кампанией, отодвинувшей все другие кампании на задний план, по крайней мере на несколько месяцев. Партийные агитаторы и пропагандисты рассыпались по фабрикам и заводам, предлагая всевозможные льготы рабочим, чтобы уговорить их вступить. Процедура вступления была смягчена для рабочих так, чтобы быстро достигался желаемый процент. Рабочим не надо было представлять рекомендации от членов партии. Практически любой рабочий мог вступить в партию, если он этого хотел. Кампания приема широко освещалась в прессе - как символ единения партии и рабочего класса. В конце кампании Брянский губком рапортовал ЦК: "Задание ЦК по Ленинскому призыву выполнили на 88%"33 . А в Курской губернии план приема в одну тысячу членов был перевыполнен на 41 %34 . Губкомы относились к Ленинскому призыву как к еще одной кампании и по привычке выполняли план, спущенный сверху.

Несмотря на все льготы, связанные с членством в партии, губкомы с трудом выполняли контрольные цифры по приему - не было достаточного количества волонтеров. Костромской губком разослал инструкции местным ячейкам о так называемом индивидуальном подходе к агитации. Каждая партячейка должна была выделить несколько политически подкованных членов, чтобы они "обработали" (так в оригинале) конкретных, заранее намеченных кандидатов и убедить их вступить в партию. Подкованный товарищ должен был сообщить ячейке имена двух-трех кандидатов, которые были объектом его агитации. Их имена следовало держать в секрете. Подкованный товарищ должен был установить регулярный контакт с кандидатом и встречаться с ним в неформальной атмосфере, приглашая его на чай, приходя к нему в гости, пытаясь установить дружеские отношения.

Вся работа по обольщению кандидатов должна держаться в секрете. Кандидат не должен знать, что партийный товарищ прикреплен к нему для его обработки по партийному заданию. Партийный товарищ должен подготовить кандидата для его вступления в партию без того, чтобы тот знал или осознавал, что он был объектом обработки35 . Большевики не могли расстаться с дорогими им конспиративными методами работы. Зазывалы представляли акт вступления в партию как колоссальную привилегию, как доступ в высшую замкнутую касту.

Одной из основных задач губернского агитпропа была организация образования новых партийных кадров. Для этого агитпропы развернули сеть курсов и школ различных уровней и продолжительности. Среди них были: губсовпартшколы, рабфаки, кружки по изучению марксизма-ленинизма и центры по ликвидации неграмотности - ликбезы. Совпартшколы выпускали административные кадры и пропагандистов. Ударный курс инструктажа в них длился один месяц: "Слушателям предстояли трудная задача освоения элементарной политической грамотности и изучение методов передачи своих знаний в их дальнейшей пропагандистской работе". Выпускников совпартшкол часто назначали руководителями кружков по изучению марксизма-ленинизма или посылали на работу в избы-читальни36 . Во Владимирской

стр. 91


губернии совпартшкола испытывала большие трудности с набором слушателей на роль пропагандиста по ее окончании. Школа старалась выполнить предписания Москвы по вербовке пролетариев чистой воды, но в конце концов вынуждена была ослабить критерии приема. Проблема нередко заключалась в отсутствии "элементарной грамотности" абитуриентов. За неимением других желающих, приходилось принимать и неграмотных. Прежде чем такие абитуриенты могли быть научены ремеслу пропагандиста, их пропускали через ликбезы и через курсы политграмотности. Лишь после этого, при успешном окончании, их можно было допустить в совпартшколы. По заявлению гомельского губкома, из 1800 новых членов партии Ленинского набора почти все были неграмотными: "Некоторых из них необходимо было пропустить через ликбезы, других через курсы полуграмотных и политграмоты"37 . Все на что эти люди были способны по окончании обучения, это повторять партийную линию по данному вопросу, но большего от них и не требовалось.

Школы политграмотности были на ступеньку ниже совпартшкол. Во Владимирской губернии, например их было 38, с общим числом учащихся 1109 человек38 . Главная задача этих школ состояла в том, чтобы научить молодые коммунистические кадры, часто лишенные представления о том, какова разница между ЦК и Коминтерном, не говоря уже о более или менее сложных вопросах коммунистической теории. Понятно, что курсы по политграмотности значительно упрощали все поставленные вопросы и сводили их к легко усваивыемым формулам. Будущие агитаторы, по сути дела, не знали марксизма и не могли иметь своего мнения, например, о том, можно ли - с точки зрения марксистской теории - построить социализм в одной стране. Партия большевиков примитивизировалась, а марксизм вырождался в несколько готовых к употреблению формулировок.

Ликбезы были на самом низу образовательной пирамиды. Там обучали как читать и писать. Очень многим из новоиспеченных коммунистов не хватало именно этого. Во Владимирской губернии за 1924/1925 год 366 ликбезов пропустили через свои курсы 7600 учащихся, а в Орле 18 000 было принято и 11 000 окончили такие курсы.

Рабфаки были созданы специально для молодых рабочих-коммун истов, намеченных к повышению. Главным образом рабфаки занимались подготовкой рабочих к поступлению в высшие учебные заведения. Во Владимирской губернии, например, на рабфаке училось 150 слушателей: 67 из них были члены РКП(б), 58 - члены комсомола и 25 - беспартийные; 130 мужчин, 20 женщин, почти все моложе 25 лет. Успешно закончившие рабфак имели хорошие шансы поступить в вуз. Центральный Агитпроп обычно рассылал по губерниям разверстку на количество абитуриентов, требуемых в конкретные вузы. Само собой разумеется, чтобы попасть в список командированных учиться в вуз, надо было иметь пролетарское происхождение, а еще лучше - членство в РКП или комсомоле и проявить себя на рабфаке. Губернские агитпропы иногда не могли выполнить разверстку ввиду нехватки подготовленных абитуриентов. Владимирский губком, например, писал: "Несмотря на то, что контрольные цифры были присланы заранее, мы не смогли выполнить план из-за нехватки подготовленных кандидатов. Мы сумели заполнить только 30 из 42 вакантных мест - с трудом, и некоторые из командированных вынуждены были вернуться обратно, так как они не были достаточно подготовлены"39 .

Таких, кого всячески готовили, обучали, а потом ставили на ответственную должность, называли выдвиженцами. Это были преимущественно поверхностно обученные молодые люди, выпускники всевозможных курсов и школ. Помимо Агитпропа, ЦК занимался разверсткой кандидатов в абитуриенты военных училищ, а комсомол имел собственную систему разверстки по вузам своих активистов. По всем этим каналам в 1924 г. из Владимирской губернии поехали учиться в вузы 223 выдвиженца (в том числе 30 женщин). Йзпних 70 были членами РКП и 122 - комсомола40 .

стр. 92


Прием в вузы Ленинграда к 1925 г. был возможен только по разнарядке или разверстке партийных и комсомольских организаций. Каждый вуз получал так называемую разнарядку: указывалось, сколько студентов будет принято, из какой губернии и по какому каналу, то есть от рабфаков, от комсомола, партии или по каким-то другим разверсткам. 55% от числа всех принятых абитуриентов в 1925 г. были выпускниками рабфаков41 . Это означает, что к 1925 г. был установлен контроль над процессом приема в вузы. Более половины были проверенные, лояльные рабочие и коммунистические кадры, и почти все поступали по каким-нибудь разверсткам.

Инфраструктура курсов и школ, которую создали большевики, была беспрецедентна в России. Тысячи и тысячи молодых людей получили возможность получить образование. Правда, их доступ к образованию обусловливался политической лояльностью и доверием РКП. Любое ослушание или неосторожное заявление могло повлечь за собой возвращение в пролетарскую среду или что-нибудь похуже. Выдвиженцы знали свое место и отличались послушанием. Выдвиженцев не учили рассуждать и мыслить самостоятельно, наоборот, их учили, что партия за них все решит и обдумает. Их учили повторять догмы и повиноваться последнему решению ЦК. Их уверяли, что они получали образование, хотя на самом деле их лишали образования. То, что они получали, было не образование, а воспитание марионеток, послушных машине пропаганды.

Итак, возможность получения образования не была более предметом свободного выбора человека. Партия решала, кто получит - и какой - курс обработки, по какому предмету. Создавался новый класс людей, уверенных в том, что они всем обязаны партии. Перед ними открывалась возможность карьеры, власти и материального благополучия, а все, что от них требовалось, - это повиноваться и не мыслить самостоятельно. Чем выше по шкале номенклатуры они поднимались, тем меньше у них было свободы самовыражения.

Критические голоса. Низкий уровень культуры, пьянство, бюрократизм, ханжество и отдаление от масс - вот пороки коммунистической партии, о которых писал ЦК в своих письмах губкомам. Увы, никто другой, ни газета, ни кружок единомышленников не мог позволить себе рассуждать об этом, не рискуя быть сразу же обвиненным в антисоветской агитации. Рядовые члены имели право апеллировать к ЦК, но не могли сами затеять какую бы то ни было дискуссию. В связи с этим возникает вопрос: как велика была аудитория критиков коммунистического режима и много ли было среди большевиков критиков.

Критики из числа большевиков принадлежали к трем различным типам коммунистов. К первому относились старые большевики, большей частью связавшие свою жизнь с рабочим движением. Второй тип, совершенно отличный от первого и по темпераменту, и по культуре и опыту, включал в себя ветеранов гражданской войны, особенно тех, кто не сумел приспособиться к нэпу. И в третью группу входили те, кого называли рабочими-активистами, пролетариями от станка.

Такие группировки, как Рабочая оппозиция и Демократическая оппозиция, представляли первый тип - большевики из интеллигенции, как, например, А. М. Коллонтай, которые были связаны с рабочим движением всю свою жизнь. Эти люди определяли себя как защитников интересов рабочих. Кроме того, по природе своей культуры они испытывали непреодолимое желание и привычку выражать свои взгляды. Они называли себя Рабочей оппозицией, хотя на деле имели мало общего с рабочими. Они просто пришли умозрительно к выводу, что пролетарская революция не привела к освобождению рабочего класса, и были озадачены бюрократизацией партии, не могли примириться с потерей партией революционного духа и развращением ее привилегиями.

Примером третьего типа, истинно рабочей оппозиции, можно считать группу рабочих, поддерживавших движение протеста в партии вокруг

стр. 93


Г. А. Мясникова. Сам Мясников, рабочий от станка, и его товарищи приняли за чистую монету заверения большевиков, что пролетарская революция ставит целью освобождение пролетариата. Для Мясникова и его товарищей очевидно было, что в России этого не произошло. Они расшифровывали нэп как "новая эксплуатация рабочих". Мясников и его рабочая оппозиция были на вершине своего протеста в 1921 и 1922 гг. в Петрограде. Г. Е. Зиновьева, партийного сатрапа Петрограда, настолько раздражали мясниковцы, что он сослал Мясникова в Пермь. Там, на огромном военном Мотовилихинском заводе, Мясников быстро стал героем среди рабочих, критикуя привилегии начальства и упрекая большевиков за измену делу рабочего класса.

Мясниковцы ратовали за то, чтобы восстановить советы как органы рабочего самоуправления. Что было более опасно для большевиков политически, так это то, что мясниковцы установили контакты с крестьянами и поддерживали их требования о воссоздании Крестьянского союза, который мог бы участвовать в регулировании цен на продовольствие. Требуя дать свободу профсоюзам и свободу печати, мясниковцы говорили языком рабочего эгалитаризма. От них веяло духом Семнадцатого года. Права рабочих, выборы в советы, рабочее самоуправление - все это совершенно не интересовало большевиков. Более того, они воспринимали эти лозунги как опасные левацкие провокации, которым должен был положен конец.

В марте 1922 г., с согласия Ленина, Мясникова исключили из РКП(б) и арестовали. Мясниковцы продолжали печатать листовки, критикуя новых хозяев и новую эксплуатацию42 . В 1923 г. ГПУ перехватило открытое письмо рабочей группы к членам партии. В нем диссиденты писали, что партия оторвалась от рабочих, что бюрократизация усиливалась с тревожащей быстротой и что в самой партии наметилось разграничение на привилегированных и простых членов. Характерно, что все эти же самые проблемы освещались и в секретных письмах ЦК губкомам. Тем не менее, то, что было дозволено ЦК в секретной переписке, не было дозволено рабочим активистам, и тем более в форме открытого несанкционированного письма к членам партии. В другом подпольном обращении диссиденты-большевики писали: "Товарищи. Несмотря на то, что уставом партии разрешается выражать свое мнение и вести агитацию за свое мнение и против линии, проводимой ЦК, руководящие круги партии прибегают к репрессиям за любую попытку произнести критическое слово"43 .

В ЦК прекрасно знали, что упреки критиков правомерны, и тем не менее ГПУ был дан приказ арестовать оппозиционеров - не столько за то, что они говорили, сколько за то, что они осмелились организовать группу единомышленников и критиковать ЦК публично.

Арест инакомыслящих среди большевиков был делом пока еще непривычным. И слово фракция еще не было ругательным словом на партийных съездах. Поддерживавших ту или иную политику приглашали в ту или иную фракцию. Но все изменилось в 1923 г., когда этому был положен конец: на долгие десятилетия никакой публичной критики партии более не допускалось. В секретном письме губкомам от 8 мая 1923 г. Молотов приказывал вести беспощадную борьбу против всех тех, кто выдвигает "левацкие" лозунги и призывы, направленные против нэпа. Парторганизациям было рекомендовано передавать информацию на таких товарищей в ГПУ44 .

Эти документы наводят на мысль, что хваленая культура диспута среди большевиков в двадцатые годы была вовсе не заслугой большевиков а недоработкой ГПУ. Дискуссии шли, пока ГПУ не арестовало участников дискуссии. Дискуссии продолжались не благодаря терпимости большевиков, а несмотря на их нетерпимость. Еще несколько лет в партии находились смелые большевики, желавшие и пытавшиеся выражать свои мысли и оценки. Но к концу десятилетия и они канули в ГПУ.

Критические взгляды были довольно широко распространены среди большевиков в годы нэпа, но они редко выкристаллизовывались в целостное мировоззрение. Тех, кто подписывал фракционные воззвания, можно было

стр. 94


считать десятками. Тех, кто разделял их взгляды, наверное, можно было считать сотнями. Но больше всего было в 1923 - 1924 гг. тех, кто испытывал чувство тревоги за будущее. Вопросы, которые обсуждали с глазу на глаз, включали беспокойство о том, кто будет лидером партии после Ленина. Каким образом будет разрешена борьба между Л. Д. Троцким и И. В. Сталиным за руководство партией? Как долго будет продолжаться нэп? Эти и многие другие вопросы приводили некоторых большевиков в отчаяние. Были даже и самоубийства. Как писал Виктор Серж, известный журналист: "Исключенные из партии за оппозицию Новой Политике, некоторые молодые люди достали револьверы и повернули их на себя. Зачем жизнь, если партия не разрешает нам служить?"45

Самоубийство Е. Б. Бош потрясло большевистскую элиту. Она олицетворяла собой большевистского комиссара эпохи гражданской войны. Она сражалась с белыми и крестьянскими повстанцами и работала в ЧК и в Украинском правительстве. Тогда жизнь имела смысл, но годы нэпа не принесли ничего, кроме разочарования. Партия потеряла перспективу и направление. Партийных функционеров засосала трясина теневых сделок и финансовые махинации. Коррупция разъедала партию изнутри. Вот как другой старый чекист объяснял Виктору Сержу свое отчаяние: "Цифры по безработице, тарифы оплаты, захват внутреннего рынка частными предпринимателями, которые разворовывают госсобственность, нужда в деревнях и создание деревенской буржуазии, слабость Коминтерна и политика Рапалло; убогость городов и наглость вновь разбогатевших - неужели эти результаты кажутся естественными вам? И неужели мы сделали все то, что мы сделали, чтобы иметь вот это?.. Мы не делали революцию, чтобы получить все это"46 .

Подобные сомнения редко доверялись бумаге и еще реже находили свое отражение в оппозиционных листовках или программах. Но это не делает их менее важной частью истории и политики двадцатых годов. Несколько лет после окончания гражданской войны, когда нэп был в полном разгаре, думающие большевики не могли не задаваться вопросом, удалась или не удалась пролетарская революция в России. Кому стало лучше в результате революции? Было ли это действительно возможно - построить социализм и тем более в одной стране? Эти и многие другие вопросы постоянно обсуждались на кухнях и за чашкой чая среди друзей, среди студентов и профессоров, и конечно среди так называемых красных профессоров, цвета новой коммунистической интеллигенции.

Критические взгляды редко записывались в то время, и не потому, что это было опасно, а потому, что они были настолько распространены, что ни для кого не являлись секретом или откровением. Подобные вопросы были на уме у всех, кто мог мыслить, и именно поэтому находили свое отражение в письмах ЦК. До нас дошли некоторые документы, записи отразившие умонастроения коммунистов тех лет. Дневник И. И. Литвинова, учившегося в привилегированном, абсолютно партийном Институте красной профессуры, хорошо отражает темы разговоров, настроения в партии и взгляды, которые разделяли многие в то время: "Люди, которые поставили себе цель изменить мир и бороться с несправедливостью, должны быть смелыми, бесстрашными и революционными сами в своих мыслях и поступках, какими и были раньше большевики. А сейчас? Что представляет из себя партия сегодня? Это просто отара овец, не смеющих иметь свое мнение и только пытающихся угодить, боясь любого независимого действия".

Литвинов описывал конформизм, чинопочитание, услужливость, карьеризм. Принятые нормы в партии не включали в себя независимое мышление или суждение. Более того, нэп как система порождала поиск комфорта и поиск карьеры. И тем не менее, писал Литвинов, будущее не предопределено. Мы узнаем из дневника, что бытовало два взгляда на возможный ход развития событий. Или нэповский дух свободы заразит партию и понесет ее вперед, или процесс дегенерации продолжится. Если вторая тенденция возьмет верх, то РКП(б) превратится в касту и ее "оставят все те, кто еще жив и

стр. 95


обладает культурой", и только "карьеристы, воры, оппортунисты и консерваторы останутся в ней".

Подобного рода критика в адрес партии была далеко не редкость в двадцатые годы среди большевиков. Это было вполне нормальным и даже типичным выражением своей индивидуальности, столь характерной для русской интеллигенции. Можно даже утверждать, что право на собственное мнение было неотъемлемой чертой интеллигенции. Взгляды Литвинова и других критиков-интеллигентов нельзя назвать антибольшевистскими, потому что эти критики желали партии стать лучше. Критика коррупции и дегенерации партии подразумевала желание улучшить ситуацию, не отрицая партию и ее курс. Однако даже в относительно мягкой атмосфере двадцатых годов немногие осмелились бы записать в своем дневнике откровенно еретические мысли о коммунистической идеологии как таковой. Тем не менее выпускник Института красной профессуры Литвинов так рассуждал в своем дневнике в 1922 году: "Невозможно отрицать личную инициативу; невозможно превратить весь мир в барак безнаказанно; невозможно защищать идею диктатуры пролетариата, когда все человечество стоит перед разрешением гигантских задач, касающихся всего человечества... Марксизм превращен в религию. Он превратился в камень. Он мумия. И его конец близок"47 .

Ставить под сомнение всю затею большевиков - ГПУ нашло бы такие мысли контрреволюционными. Они подрывали уверенность, что то, что делали большевики, действительно можно было назвать строительством социализма.

Таким образом, к середине двадцатых годов, в период расцвета нэпа, после смерти Ленина Коммунистическая партия переживала процесс фундаментальной смены вех. Далеко идущие последствия этих перемен не сразу стали заметны всем. Компартия состояла из трех различных культурных слоев, каждый из которых имел свою, отличную от других систему ценностей, координат и представлений. Постоянно уменьшавшаяся сердцевина - образованные интеллигенты-революционеры, чье мировоззрение сформировалось до революции; этот слой не воспроизводился в советской России. Стареющая большевистская интеллигенция была расколота на несколько фракций, занятых тем, чем они занимались всю свою жизнь, спором о судьбе революции. Этот слой был сконцентрирован в верхушке госаппарата, что делало их видными и внешне сильными и влиятельными, будто они и были поистине правящим классом. На деле, эта влиятельность была иллюзорна, потому что старые образованные большевики не имели аудитории. Их споры о марксизме были чужды и непонятны всем другим членам партии.

В провинции практически не было интеллигентов-большевиков. Здесь было царство второго слоя партии - слоя большевиков эпохи гражданской войны. Этим людям было абсолютно безразлично, что писал К. Каутский или О. Бауэр. Их не интересовали вопросы теории марксизма. Их привычки были сформированы во время гражданской войны. Они любили и умели отдавать приказы, конфисковывать и расстреливать. Они просто заменили помещиков и купцов и старались вести себя как начальство. Это были новые баре с партбилетом в кармане. Некоторые сумели приспособиться к нэпу, а другие нет. Те, кто приспособились, преуспевали и процветали; те, кто не сумел, оставались озлобленными против партии и нэпа.

Третий слой большевиков состоял из молодых выдвиженцев, вступивших в партию во время нэпа, преимущественно во время Ленинского призыва. Это были счастливчики, перед которыми открылись радужные перспективы карьеры и социального роста. Им партия дала все: карьеру, образование, работу и власть. Это была основа нового правящего класса, вышедшего из масс, но не разделявшего более заботы и тревоги простонародья. Эти люди сознательно отказались от возможности мыслить самостоятельно во имя карьеры. Их так называемое образование состояло из курсов Агитпропа. Их повысили не за их таланты или способности, а за лояльность и послушание. В совпартшколах они прошли обработку, а не получили знания. Это было поколение ду-

стр. 96


ховно обобранных людей. Они получили миф вместо истории, примитивные формулировки Агитпропа вместо изучения марксизма, совершенно искаженное и примитивное представление о жизни на капиталистическом Западе и практически никаких действительных гуманитарных знаний.

Это было первое поколение российской элиты, после Петра I, призванное управлять страной, которое было оторвано от западной цивилизации. Этих бедных выдвиженцев научили, как работает мотор и как выколачивать план, но не как принимать решения и думать самостоятельно. Будущее компартии принадлежало этому обкраденному поколению.

Сосуществование в партии столь разных по культуре людей означало то, что интеллигенция была совершенно изолирована и не могла более направлять развитие дискуссии в партии. Те же, кто управляли аппаратом партии, оказались совершенно бесконтрольны. Партийная масса натасканных выдвиженцев проявляла готовность голосовать так, как ей будет указано; в этом же направлении эволюционировали и старые кадры. Руководству партии стало легко и свободно. Вожди могли не беспокоиться о соблюдении партийных правил и уставов. Все выполнят приказ, даже нарушавший партийный устав. История сыграла злую шутку со старыми большевиками-интеллигентами. Всю молодость они мечтали о пролетарской революции и о привнесении марксизма в сознание масс. И вот продукт их творчества, выпускники совпартшкол, сделали старых большевиков обреченными на вымирание или истребление.

Примечания

1. TROTSKY L. D. My Life. N. Y. 1970; EJUSDEM. Stalin: An Appraisal of the Man and His Influence. N. Y. 1967; TUCKER R. Stalin as Revolutionary. N. Y. 1973, p. 254 - 267; ANTONOV-OVSEENKO A. V. Портрет тирана. N. Y. 1981; DEUTSCHER I. Stalin. N. Y. 1967; MCNEAL R. H. Stalin, Man and Ruler. N. Y. 1988; ULAM A. Stalin: The Man and His Era. Boston. 1989.

2. Некоторые ученые считают, что конфликт на верхах отражал различия в подходе к решению ключевых вопросов (см. напр.: CARR E. H. Interregnum. N. Y. 1958; ERLICH A. The Soviet Industrialization Debate. Cambridge. 1960; LEWIN M. Political Undercurrents in Soviet Economic Debates. Princeton. 1974; DAY R. Leon Trotsky and the Politics of Economic Isolation. Cambridge. 1973; KNEI-PAZ B. The Social and Political Thought of Leon Trotsky. Oxford. 1978.

3. О дебатах и фракциях см.: ACTON E. Rethinking the Russian Revolution. N. Y. 1990; DANIELS R. V. Evolution of Leadership Selection in the Central Committee, 1917 - 1927. In: Russian Officialdom. University of North Carolina Press. 1980.

4. О связи ленинизма и сталинизма см.: FAINSOD H. How Russia is Ruled. Harvard University Press. 1953; PIPES R. Russia Under the Bolshevik Regime. N. Y. 1993.

5. Dear Comrades. Menshevik Reports on the Bolshevik Revolution and the Civil War. Stanford (Cf.) 1986, p. 210 (Ю. О. Мартов - С. Д. Щупаку, 20.VI.1920).

6. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 84, д. 467, л. 2. Циркуляр Молотова губкомам "О борьбе с излишествами и о преступном использовании служебного положения", 12.X.1923.

7. Десятый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. М. 1921, с. 229.

8. РГАСПИ, ф. 17, оп. 87, д. 177, л. 5. Зампред ГПУ Г. Г. Ягода - Л. М. Мехлису (Секретариат Сталина). Обзор политического и экономического состояния, ноябрь 1923 года.

9. РГАСПИ, ф. 17, оп. 67, д. 317, л. 166.

10. Там же, оп. 16, д. 95, л. 258. Доклад о работе ячейки текстильщиков. Фабрика "Профинтерн", 1925 год.

11. Там же, д. 73, л. 70. Брянский губком - в ЦК РКП. Оперативная сводка N 1, июль 1925 года.

12. Там же, д. 692, л. 24. Агитпроп ЦК РКП. Сводка N 3. Вопросы, поданные на собраниях города Москвы, 1925 год.

13. Там же, л. 143. Самарский губком - в ЦК РКП. Информационный отчет, апрель-июнь 1925 года.

14. Крокодил, 1929, октябрь.

15. РГАСПИ, ф. 17, оп. 16, д. 1377, л. 63. Тульский губком - в ЦК РКП. Отчеты. Сводка N 8, февраль 1925 года.

16. Там же, оп. 67, д. 318, л. 124.

стр. 97


17. Там же, оп. 84, д. 741, л. 19. Секретарь Тамбовского губкома - в ЦК РКП. Политписьмо за май-июнь 1924 года.

18. Там же, д. 910. Информотдел ЦК РКП. Ежедневная политсводка N 75, 11.II.1925.

19. Там же, оп. 16, д. 1377, л. 84. Тульский губком - в ЦК РКП. Отчеты. Сводка N 19, 1925 года.

20. Там же, оп. 84, д. 917, л. 53. О болезненных явлениях в организации, 10.VIII.1925.

21. Там же, д. 858, л. 3. Информотдел ГПУ. Материалы по крестьянству Тамбовской губернии, январь 1925 г.; д. 741, л. 134. Секретарь Тамбовского губкома Бирн - в ЦК. Политическое состояние губернии, январь-март 1925 года.

22. Там же, оп. 87, д. 177, л. 7. Информотдел ГПУ. Обзор политического состояния СССР, март

1924 года.

23. Там же, оп. 84, д. 741, л. 42. Циркуляр Информотдела ЦК РКП секретарям ЦК, в Информотдел ГПУ, Л. М. Кагановичу. Выписка из информдоклада Тамбовского отдела ГПУ 1924 года.

24. Там же, д. 858, л. 4. Информотдел ГПУ. Материалы по крестьянству Тамбовской губернии, январь 1925 года.

25. Там же, оп. 16, д. 161, л. 55. Вятский губком - в ЦК РКП. Дополнительный отчет о работе среди Ленпризыва. 1924 год.

26. Там же, д. 767, л. 228. Ленинградский губком. Доклады отпускников Путиловского завода, сентябрь 1925 года.

27. Там же, оп. 67, д. 317, л. 140. Информотдел ЦК РКП. Справка о наличии ненормальных явлений в Вологодской партийной организации, 1929 год.

28. Там же, д. 440. Ленинградский губком - в ЦК РКП. Закрытое письмо, сентябрь 1928 года.

29. Там же, оп. 16, д. 161, л. 1. Вятский губком - в ЦК РКП. Отчет 1924 года.

30. Там же, д. 692, л. 24. Самарский губком - в ЦК РКП. Отчет, сентябрь 1924 года.

31. Там же, оп. 67, д. 317, л. 143. ЦКК - в ЦК РКП. Краткий отчет о чистке руководящего состава Вологодской губернской партийной организации.

32. Там же, оп. 16, д. 72, л. 79. Брянский губком - в ЦК РКП. Циркуляр N 1, февраль 1924 года.

33. Там же, д. 69, л. 2. Брянский губком - в ЦК РКП. Отчет 1924 года.

34. Там же, д. 519, л. 10. Курский губком - в ЦК РКП. Отчет. Июнь 1924 года.

35. Там же, д. 488, л. 136. Костромской губком - в ЦК РКП. Положение об индивидуалах; д. 939, л. 62. Донской окружком - в ЦК РКП. Информационный отчет, март 1925 года.

36. Там же, д. 90, л. 100. Владимирский губком - В ЦК РКП. Отчет 1924 года.

37. Там же, д. 175, л. 24. Гомельский губком - в ЦК РКП. Отчет. Октябрь 1924 года.

38. Там же, л. 194.

39. Там же, д. 624, л. 73, 102, 103. Орловский губком - в ЦК РКП. Отчет 1925 года.

40. Там же, д. 90, л. 103. Владимирский губком - в ЦК РКП. Отчет 1924 года.

41. Там же, д. 767, л. 92. Ленинградский губком - в ЦК РКП. Отчет. Сентябрь 1925 года.

42. Цит. по: Власть и оппозиция. М. 1995, с. 114.

43. РГАСПИ, ф. 17. оп. 84, д. 420, л. 73. Манифест рабочей группы РКП, май 1923 года.

44. Там же, д. 467. Циркуляр Молотова губкомам, 8.V.1923.

45. SERGE V. Vignettes of NEP. In: Verdict of Three Decades. Freeport (NY). 1971, p. 137.

46. Ibid. p. 148.

47. Неизвестная Россия. XX век. Т. 4. М. 1993, с. 88, 116, 93.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/КУЛЬТУРА-НОВОЙ-ЭЛИТЫ-1921-1925-гг

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В. Н. БРОВКИН, КУЛЬТУРА НОВОЙ ЭЛИТЫ, 1921-1925 гг. // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 09.03.2021. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/КУЛЬТУРА-НОВОЙ-ЭЛИТЫ-1921-1925-гг (дата обращения: 28.03.2024).

Автор(ы) публикации - В. Н. БРОВКИН:

В. Н. БРОВКИН → другие работы, поиск: Либмонстр - БеларусьЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
415 просмотров рейтинг
09.03.2021 (1115 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
5 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
10 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
10 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

КУЛЬТУРА НОВОЙ ЭЛИТЫ, 1921-1925 гг.
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android