Libmonster ID: BY-1261
Автор(ы) публикации: Е. Ф. КРИНЬКО

Изучение коллаборационизма в СССР имеет свою предысторию. Первые, исключительно негативные оценки сотрудничества советских граждан с оккупантами прозвучали еще во время войны. Они отражали как официальную советскую позицию, так и реальное отношение значительной части советского общества к коллаборационизму. Уже после войны один из представителей "фронтового поколения" советской литературы В. Некрасов, вспоминая свои представления военных лет, писал: "Будем говорить прямо - для нас, советских офицеров и солдат, "власовец" был враг. К тому же изменник. Мы его ненавидели и презирали хуже немца, фашиста"1 .

В общих работах о войне коллаборационизм обычно упоминался в связи с описанием фашистской оккупации: "Верными лакеями фашистов в проведении всех мероприятий по порабощению народа и уничтожению советских патриотов были буржуазные националисты... в том числе националистическое отребье, прибывшее в обозе гитлеровской армии". Подчеркивалась незначительная численность пошедших на сотрудничество с противником, неприязнь по отношению к ним со стороны большинства советского народа: "Но фашистам не удалось обмануть советских людей. Изменников и предателей, шпионов и грязных авантюристов народ заклеймил беспощадным презрением"2 . В результате масштаб коллаборационизма приуменьшался. Современный исследователь отмечает, что в отечественной историографии в случае необходимости объяснялся скорее термин "коллаборационист" (личность), чем "коллаборационизм" (явление): "этим как бы подчеркивается, что само по себе это явление было малозначительным, недостойным упоминания, что коллаборационисты - отдельно взятые личности - являлись абсолютно незаметным недоразумением в период второй мировой войны"3 .

Документы о коллаборационизме в СССР сохраняли секретный характер и практически не публиковались, за исключением материалов отдельных судебных процессов, вышедших специальными изданиями еще в годы войны4 . Немногочисленные специальные работы, написанные в пропагандистском ключе, в основном, на материалах Прибалтики и Украины, резко критиковали "буржуазный национализм" в этих республиках, в качестве которого рассматривались действия Организации украинских националистов (ОУН) и других национальных формирований5 . Помимо них, специального внимания удостоился генерал А. А. Власов, статьи о котором, в основном, пересказывали протоколы судебного заседания 1946 года6 . Статьи о коллаборационистах печатались вместе с материалами о разоблачении иностранных разведчиков и шпионов. Они содержали минимум конкретной информации, нередко изобиловали ошибками и неточностями, порой прямо искажали факты.

Сведения о коллаборационизме содержали и работы, посвященные участию советских граждан в антифашистском сопротивлении на территории Германии и оккупированных ею стран. Еще


Кринько Евгений Федорович -кандидат исторических наук, доцент филиала Московского государственного социального университета в г. Майкопе.

стр. 153


в 1949 г. М. И. Кочиашвили представил кандидатскую диссертацию, посвященную восстанию грузинского батальона из советских военнопленных на острове Тексел в Голландии в апреле 1945 г., однако ее защита была отложена на пять лет7 . Судьба солдат восточных легионов и других коллаборационистских частей упоминалась и другими авторами, которые приводили отрывочные сведения о составе, участии в боевых действиях этих подразделений. Подчеркивался вынужденный характер сотрудничества солдат восточных легионов с немцами, невысокая боеспособность данных частей. Главное значение придавалось переходу легионеров на сторону Красной Армии, успешной работе подпольных организаций8 .

При оценке коллаборационистов использовались понятия из судебной практики или морально-этические категории. Лица, сотрудничавшие в той или иной форме с противником, именовались "предателями", "изменниками Родины", "пособниками фашистов", "фашистскими холуями", а их наказание рассматривалось как справедливое возмездие: "Предать их суду - значит нанести еще один удар по силам зла"9 . При обращении к теме происхождения и социального положения коллаборационистов подразумевалось, что в прошлом многие из них - "чаще всего уголовники, подонки общества, люди без чести и совести". Как еще более опасная категория выделялись классовые враги - бывшие купцы, кулаки и т. п. элементы, "которых Октябрьская социалистическая революция лишила богатств и привилегий"10 .

Причины коллаборационизма в советской историографии сводились исключительно к субъективным факторам, к низменным качествам отдельных лиц - от страха и тщеславия до жажды наживы и ненависти к советской власти. Сказалось и влияние идеологических стереотипов: противопоставление коллаборационизма в СССР и в других стран, оккупированных агрессорами. Поскольку считалось, что советское население в борьбе с врагом "защищало не чуждые ему интересы, а свои социалистические завоевания", переход на сторону противника рассматривался как преступное отклонение от нормы. Поддержка же, оказанная оккупантам со стороны части населения в западноевропейских странах, расценивалась как вполне закономерное явление, истоки которого сводились к фактору "классовой солидарности финансового капитала"11 . Лишь в некоторых работах с многочисленными оговорками признавалось, что не все советские люди "сразу осознали опасность, угрожавшую Родине, не все и не всегда могли быстро ориентироваться в сложной обстановке и правильно определить пути борьбы"12 .

Если в изображении советских историков коллаборационисты были "антигероями" войны, то в эмигрантской литературе они получили прямо противоположную характеристику. Часть эмигрантов, включая бывших коллаборационистов, стремилась представить свою роль в войне как борьбу за освобождение России от сталинского гнета13 . В 1961 г. в Нью-Йорке была издана "Библиография освободительного движения народов России в годы второй мировой войны", составленная М. Шатовым. С тех пор количество работ на данную тему значительно выросло. Широкое распространение в эмиграции получила теория "третьей силы", согласно которой Русское освободительное движение генерала Власова рассматривалось как альтернатива и Сталину, и Гитлеру, а целью сотрудничества коллаборационистов с немцами провозглашалось создание вооруженных сил, способных разгромить сталинский режим и создать независимое Российское государство. Эту позицию выразили в своих работах член НТС А. Казанцев, выходцы из Прибалтики, бывшие офицеры вермахта В. Штрик-Штрикфельдт, С. Фрелих и другие авторы14 .

Существенный вклад в изучение проблемы коллаборационизма в СССР внесли зарубежные историки. Среди них, в частности, - германский исследователь Й. Хоффманн, специальные работы которого посвящены Русской освободительной армии, национальным формированиям вермахта из калмыков, жителей Кавказа, Средней Азии, Крыма, Поволжья. Однако высказанные им положения также носили явно политический характер. В частности, это касается его утверждения, что каждый попавший в плен красноармеец становился "антибольшевиком" и "стремился к изменению политической ситуации" в СССР15 . В подобных оценках и выводах, нашедших отражение и в работах других зарубежных историков, сказалось противостояние, присущее времени холодной войны, вследствие которого все противники советского строя рассматривались как борцы за свободу, потенциальные союзники западных демократий. Советский коллаборационизм изображался как движение, основанное на высоких идейных помыслах. Показательно, что в эмигрантских и зарубежных работах использовалась терминология официальных немецких документов: коллаборационисты именовались "восточными войсками", а также "освободителями" и "добровольческими формированиями", что несло очевидную политическую окраску16 .

Таким образом, влияние идеологии на изучение проблемы коллаборационизма отразилось как в советских, так и в зарубежных работах предыдущих лет. Сущность данного явления оценивалась ими как низкое предательство или как возвышенный героизм, в зависимости от политических взгля-

стр. 154


дов автора; в определении причин коллаборационизма также господствовали субъективные, политические или идеологические факторы. Впрочем многие зарубежные исследования и эмигрантские работы, написанные на основе немецких документов, личных фондов и воспоминаний участников событий, давали более содержательное представление о коллаборационизме; степень их информативности была значительно выше, чем у советских работ по данной теме.

В последнее десятилетие проблема коллаборационизма стала предметом специального научного анализа в отечественной историографии17 . В новой историографической ситуации вопросы сотрудничества советских граждан с противником вызывают повышенный интерес российских историков, в научный оборот вводятся неизвестные ранее факты, появились первые специальные документальные публикации18 . Свою роль сыграло и переиздание в России работ зарубежных авторов и эмигрантов. Отмеченные обстоятельства стали предпосылками для развития историографии проблемы коллаборационизма в отечественной исторической науке.

Работы на данную тему, опубликованные в начале 1990-х годов отличались фрагментарностью, противоречивостью и полемической заостренностью, присущей публицистической литературе. Если в отдельных работах "требование реабилитации Власова" рассматривалось как "возрождение гитлеризма"19 , то другие авторы, напротив, прямо использовали оценки, сложившиеся в эмигрантской и зарубежной литературе. В целом можно признать, что в этот период произошло "пробуждение" научного внимания к проблеме, были введены в научный оборот новые сведения, предпринят первый опыт систематизации фактов20 .

Дальнейшее развитие историографии привело к тому, что проблема коллаборационизма отразилась в обобщающем труде по истории Великой Отечественной войны, специальных работах, защищены первые кандидатские и докторские диссертации по этой теме21 . Немало публикаций на эту тему подготовлено сотрудниками созданного в 1993 г. С. Е. Компанцом и А. В. Окороковым общественного научно-исследовательского центра "Архив РОА". Среди них, в частности, четыре тома серии "Материалы по истории русского освободительного движения 1941 - 1945". Отказ от идеологических клише и привлечение новых источников позволили придти к более достоверным выводам о масштабе и причинах данного явления.

Пересмотр прежних положений сказывается в использовании терминологии, менее "заряженной" негативной предубежденностью - выражения "сотрудничество с врагом" и французского понятия "коллаборационизм". Во Франции данный термин имел сугубо негативное значение, но его иностранное происхождение придает ему в русском языке нейтральный характер, по сравнению с такими оценочными категориями как "предатели" или "изменники". Следует отметить, что вплоть до 1990-х годов данный термин практически не использовался для обозначения сотрудничества с врагом на советской территории ни в отечественной, ни в зарубежной историографии и применялся только для характеристики подобных явлений в оккупированных странах Европы и Азии. Правда, не все российские исследователи и сейчас готовы отказаться от прежних категорий, считая их наиболее уместными именно потому, что они наиболее точно выражают правовую оценку коллаборационизма22 .

Среди первых обобщающих работ о коллаборационизме выделяется фундаментальный труд М. И. Семиряги "Коллаборационализм, природа, типология и проявления в годы второй мировой войны", впервые в отечественной науке объединивший в одной работе вопросы сотрудничества с противником жителей стран с разным политическим строем. Он предложил следующее определение: "Коллаборационизм - это содействие в военное время агрессору со стороны граждан его жертвы в ущерб своей родине и народу. В условиях оккупации деятельность коллаборационистов представляет собой измену родине и, в соответствии с международным правом, они совершают военные преступления". Заслуживает внимания предложенное автором разграничение понятий. "Коллаборационизм" он рассматривает как синоним "осознанного предательства и измены", "сотрудничество" - как "вынужденные и неизбежные в условиях оккупации контакты и связи между местным населением и оккупантами". Впрочем, подобное употребление терминов самим автором также оказалось не лишено противоречий, ниже он отмечал, что грань между понятиями "предатель", "изменник родины", и "коллаборационист" "весьма подвижна, тонка и трудно уловима. Но она все же существует"23 .

Другой исследователь, С. В. Кудряшов, отмечал, что переход от нейтрального взаимодействия к более тесному сотрудничеству происходил достаточно просто: "Иногда очень сложно, а то и почти невозможно выявить ту грань, которая отделяет простое взаимодействие с оккупационными властями, от сотрудничества с ними". Б. Н. Ковалев по-прежнему не видит разницы между коллаборационизмом и изменой: "Коллаборационизм - это содействие в военное время агрессору со стороны граждан обороняющихся государств в ущерб своей Родине и народу. В условиях оккупации ряда

стр. 155


районов нашей страны деятельность коллаборационистов должна быть охарактеризована как измена Родине, как в нравственном, так и в уголовно-правовом смысле этого понятия"24 .

В современной историографии мотивы коллаборационизма получили более сложную характеристику. Большинство исследователей склонны считать, что причины "сотрудничества различны - от неприятия советского строя и активного участия в войне на стороне противника, до элементарного стремления как-то выжить в жестких условиях оккупации или плена. Политические мотивы сотрудничества с врагом, если таковые присутствовали, носили либо классовый, либо националистический характер, либо возникали под влиянием немецко-власовской пропаганды". Историки отмечают, что в сотрудничество были вовлечены представители всех социальных слоев советского общества: "не только идейные противники советской власти, но и подвергшиеся необоснованным репрессиям командиры Красной Армии, недовольные принудительной коллективизацией крестьяне"25 .

ДА Волкогонов считал, что власовщина как политическое явление стала результатом целого ряда причин: "крупных неудач на фронтах, отрыжками национализма и социальной неудовлетворенности некоторых представителей (и их детей) привилегированных классов, страхом перед возмездием после того, как некоторые не по своей воле оказались в плену. По мере роста отпора захватчикам случаев добровольного перехода на сторону врага становилось все меньше, а в конце 1942 г. и в 1943 г. фактически не стало"26 . Особые причины для перехода на сторону противника существовали у населения западных районов СССР. О. Сорокина связывает их с советской оккупацией данных территорий в 1939 - 1940 гг., массовыми репрессиями, а также "давней нелюбовью к русским"27 .

Политико-правовая оценка, сохраняющая в российской историографии свой негативный характер, не проясняет всей сложности данного социального явления. Заслуживают внимания выводы ряда зарубежных авторов, которые считали, что в коллаборационизме советских граждан сознательный политический выбор играл крайне незначительную роль. По словам итальянского историка, автора фундаментального труда по истории Советского Союза Дж. Боффа, "если немцам и удалось навербовать некоторое количество людей, согласившихся сотрудничать с ними, то результат этот был достигнут не столько с помощью политических средств, сколько с помощью самого элементарного шантажа голодом"28 .

Ряд российских историков также начинает рассматривать коллаборационизм как "способ выживания под пятой оккупантов"29 . Они обращают внимание на такие факторы, как силовое и моральное давление оккупационного режима, в условиях которого часть советских граждан теряла привычные политические и моральные ориентиры, добровольно или по принуждению становясь на путь сотрудничества. Свою роль сыграли нацистская пропаганда, националистические настроения, карьерные побуждения, соображения материальной выгоды и другие обстоятельства. Подобный подход позволяет перевести изучение коллаборационизма в плоскость социальной истории, рассматривать данное явление как социальную проблему, связанную с различными стратегиями выживания людей в экстремальных условиях немецкой оккупации. Все это создает возможности для осмысления коллаборационизма как более сложного явления, нежели это представлялось в советской и зарубежной историографии эпохи холодной войны.

Накопление значительного фактического материла по данной проблеме позволило предложить различные варианты типологии коллаборационизма. Большинство исследователей предлагают выделять формы коллаборационизма в зависимости от того, в какой сфере осуществлялось сотрудничество с противником. Одним из первых С. В. Кудряшов выделил военное, политическое и экономическое (гражданское) сотрудничество. Кроме того, считая, что "между работой в военных частях и участием боевых действиях с оружием в руках существовала большая разница", он предложил разграничивать пассивный и активный (с оружием в руках) военный коллаборационизм. Н. М. Раманичев охарактеризовал четыре основных формы сотрудничества с оккупантами. Политическое сотрудничество - деятельность национальных комитетов (русских, украинских, белорусских, туркестанских, азербайджанских и других), претендовавших на роль правительств; административное - участие в работе созданных оккупационными властями местных административных органов; хозяйственное - работа в промышленности и сельском хозяйстве; военное - служба с оружием в руках на стороне третьего рейха. Указав, что диапазон форм проявления коллаборационизма весьма обширен, Семиряга выделил бытовой, административный, экономический и военно-политический коллаборационизм, считая, что не все данные действия "можно квалифицировать как измену родине. Разве только за исключением последнего типа, т. е. военно-политического коллаборационизма"30 .

Другую типологию предложил В. В. Малиновский, отметивший, что коллаборационизм различался в зависимости от мотива и масштаба. По его словам, в Прибалтике и Западной Украине коллаборационизм "имел определенную националистическую окраску - местные коллаборационисты на-

стр. 156


деялись при помощи фашистских войск воссоздать свои национальные государства". Напротив, в "коренных" районах СССР коллаборационизм имел в основном социальный характер: "На сотрудничество с оккупантами чаще шли выходцы из "обиженных" Советской властью слоев населения: бывших кулаков, нэпманов и т. д., а также асоциальные элементы, за те или иные проступки наказанные советским государством"31 .

Представляется также целесообразным, используя в качестве критерия типологизации мотивы сотрудничества, разделять "сознательный" коллаборационизм, связанный с неприятием советского государства и осознанным желанием содействовать оккупантам, и коллаборационизм "вынужденный", порожденный внешними по отношению к субъекту обстоятельствами (иными словами, коллаборационизм "сердца и желудка"). От этих двух типов следует отделять "псевдоколлаборационизм" - выполнение тех или иных функций в оккупационной администрации или полиции участниками народного сопротивления.

Разумеется, все предложенные типологии достаточно условны. Деятельность отдельных коллаборационистов протекала в различных формах, а переход на сторону противника могли обусловливать сразу несколько мотивов. Но, как и любые другие абстрактные категории, данные "идеальные типы" коллаборационизма позволяют осмыслить его сущность и реальные проявления. Различную роль в событиях военных лет играли участники карательных акций и сельские старосты, выполнявшие приказы германского командования, и, в то же время, создававшие условия для нормальной жизни и работы своих односельчан. Различалась и деятельность отдельных сотрудников городских и районных управ, других местных органов управления, рядовых полицейских. Нельзя не видеть разницы между действиями членов национальных комитетов, имевших определенные политические цели, и крестьянами, сдававшими часть урожая оккупационным властям под угрозой расстрела. Все приведенные примеры можно отнести к проявлениям коллаборационизма, но значение, формы и мотивы сотрудничества в каждом случае значительно расходились.

Подобный, дифференцированный подход проявляется в работах многих отечественных исследователей. И. А. Гилязов подчеркивает необходимость индивидуального подхода к каждому конкретному случаю, указывая, что "не все коллаборационисты были действительными борцами против сталинизма. Последние составляли, по-видимому, меньшинство. Многие бывшие красноармейцы, оказавшись в плену, переходили в стан врага и пытались элементарным образом спасти свою жизнь, избежать голодной смерти в лагерях для военнопленных, переждать, а при возможности и перебежать обратно к своим"32 . А. В. Окороков определил количество сознательных коллаборационистов, объединенных "ненавистью ко всему советскому", в 20% от их общей численности. По его мнению, наибольшую часть - 60% - составляли советские военнопленные33 . Правда, не ясным остается механизм его подсчетов.

Напротив, А. Л. Бахвалов, отметив, что "не все власовцы были активны", многие "в карательных операциях не участвовали, на обыски и другие операции не ходили, не стреляли, а значит, никого не убивали", всех их по-прежнему считает преступниками: "Все роты и взводы несли патрульную и охранную службу, были вооружены огнестрельным оружием, принимали присягу на верность Гитлеру и Власову". Далее он утверждает: "Истинные патриоты Родины изменниками предателями не становились никогда, даже если существовавший режим бросал их по лагерям и колониям". Нарушения в ведении уголовных дел против коллаборационистов Бахвалов оправдывает условиями военного времени, сложной обстановкой в стране, тяжелыми последствиями немецкой оккупации и другими обстоятельствами, включая и "всеобщую ненависть советского народа к власовцам, ко всем предателям"34 . В другой своей работе данный автор несколько изменил свою позицию. Отметив, что в РОА вступали по разным причинам, он указывает, что не все коллаборационисты изменили Родине, многие нашли возможность уйти в партизаны, саботировать приказы немецкого командования, подчеркивает трагедию "людей, которые родились не предателями, но стали ими в силу различных, порой трудно объяснимых причин"35 .

Наиболее полно в современной историографии раскрыты вопросы военно-политического коллаборационизма как самой активной формы сотрудничества советских граждан с противником. В литературе нашли отражение создание и действия различных частей из советских граждан: Hiifswillige (сокращенно Hiwi) - отдельных военнопленных и гражданской молодежи, служивших в германских частях на вспомогательных работах; Shutzmannschaften, Ordnungsdienst, Hilfspoiizei - вспомогательной полиции немецкого военного и гражданского управления на оккупированной территории; Sicherungsverbande - охранных частей; Kampfverbande - боевых частей, создававшихся для ведения боевых действий против Красной Армии и других подразделений. Отечественные историки подчеркивают, что в них преобладали военнопленные красноармейцы, содержавшиеся в невыносимых условиях36 .

стр. 157


Серьезные разногласия исследователей вызывает численность данных формирований и частей. Советские историки не указывали точное количество коллаборационистов, подчеркивая его незначительность. Ряд западных историков считал, что общее число советских граждан, сотрудничавших с оккупантами, составляло около 1 млн. человек. Современные отечественные исследователи, опираясь на различные источники и принципы подсчета, существенно расходятся в определении общего количества коллаборационистов и численности разных формирований. Авторы публикаций начала 1990-х годов обычно опровергали цифру в 1 млн. человек.

ПА Пальчиков отмечал, что в РОА "с трудом были набраны две дивизии", от силы 40 тыс. человек, поэтому, даже с учетом всех национальных, казачьих формирований и других частей, "до мифического миллиона будет далеко". М. А. Гареев определил общее количество коллаборационистов в 200 тыс. человек, а численность боевых частей - не более 100 тыс. человек. Л. Решин первоначально указал, что общая численность различных коллаборационистских формирований составляла не более 180 тыс. человек, позже оценил ее в 250 тыс. человек, включая РОА - 50 тыс. человек, казачьи формирования - 35 тыс. человек, кавказские и среднеазиатские формирования - 45 тыс. человек. Кроме того, по данным, приводимым Решиным, еще 30 тыс. человек составляли "рабочие" роты и батальоны, а 196 тыс. человек находилось на гражданской службе37 . По мнению другого российского исследователя, приведенные "подсчеты не основаны на данных документальных источниках и содержат грубые ошибки... мы имеем дело с намеренным занижением численности советских граждан, сражавшихся на стороне Германии, с целью обосновать старые идеологические догмы"38 .

Военные историки, авторы статистического исследования о советских потерях в годы войны, считают, что общая численность различных "добровольческих" формирований, включая полицейские и вспомогательные части, к середине 1944 г. превышала 800 тыс. человек, только в войсках СС в период войны служило более 150 тыс. бывших граждан СССР39 . С. В. Кудряшов определил долю активного военного сотрудничества в 250 - 300 тыс. человек, а общее количество коллаборационистов в 1 млн. человек40 .

Детальный анализ численности коллаборационистов предпринял С. И. Дробязко, опираясь на данные зарубежных источников. Согласно его подсчетам, туркестанские и кавказские части составляли 150 тыс. человек, казачьи части - 55 - 60 тыс. человек, восточные батальоны и роты - 80 тыс. человек, вспомогательная полиция - 70 тыс. человек, добровольцы вспомогательной службы - от 500 до 675 тыс. человек. Общая численность советских граждан, оказавшихся на службе в вермахте и СС, определена автором в 855 - 1035 тыс. человек. Кроме того, он приводит данные о 400 тыс. человек, завербованных в полицию, войска СС и другие формирования из западных районов СССР. Всего, по его мнению, коллаборационисты составляли 1,3 - 1,5 млн. человек41 . Примерно так же определяет общее количество советских граждан, служивших в вермахте, войсках СС и полиции, созданной оккупационными властями на захваченной территории СССР, Н. М. Раманичев. Ссылаясь на данные западных историков, он указывает цифру в 1 - 1,5 млн. советских коллаборационистов42 .

Исследователи обращают внимание на то, что приводимые сведения не учитывают боевые и небоевые потери, перемещение личного состава и другие изменения, проследить которые не представляется возможным43 . Следует добавить, что в составе рассматриваемых частей находились и эмигранты из России, не являвшиеся советскими гражданами и формально не подпадавшие под определение коллаборационистов. В частности, из эмигрантов состоял Русский корпус, сформированный на Балканах, немалое их количество насчитывалось и в казачьих частях. Впрочем, в общей численности формирований, сражавшихся на стороне вермахта и СС, эмигранты из России составляли явное меньшинство по сравнению с советскими гражданами.

Данный вопрос сохраняет свой дискуссионный характер и требует дальнейшего изучения. Наиболее достоверными представляются цифры, приводимые Дробязко, Раманичевым и другими современными исследователями, однако и в них часть данных нуждается в уточнениях, например, численность казачьих формирований. В эмигрантской литературе содержатся сведения, существенно превосходящие названные цифры. Указанная А. С. Казанцевым цифра в 150 тыс. казаков44 , по-видимому, завышена. Тем не менее, и другой историк-эмигрант, К. Ленивов, утверждал, что в январе - марте 1943 г. только на территории Таманского полуострова скопилось 80 тыс. казаков-беженцев из южной части Кубани и Ставрополья. О. Сорокина определила общую численность казачьих войск, без учета украинских полицейских и охранных батальонов, в 94 700 человек45 . Однако в казачьих формированиях находились не только казаки, но и военнопленные различных национальностей, назвавшие себя казаками, чтобы не умереть в немецких лагерях.

стр. 158


Значительное внимание исследователи в последние годы уделяли Русской освободительной армии генерал-лейтенанта А. Л. Власова. В советской исторической литературе она рассматривалась в качестве символа предательства и измены. Отрывочные сведения о Власове были разбросаны по отдельным публикациям и мемуарам, а само имя генерала породило немало домыслов. В результате сам термин "власовцы" использовался как негативное нарицательное понятие для обозначения даже тех сил и движений, которые выступали его оппонентами, имели программы, расходившиеся с целями, провозглашавшимися Власовым и Комитетом освобождения народов России.

Одним из первых серьезных исследований о Власове стала книга А. Н. Колесника46 . Последовавший в 1990-е годы всплеск интереса к личности и деятельности генерала Власова, к сожалению, не сопровождался новизной подходов в изучении темы. Авторы целого ряда работ пытались решить "проблему Власова" в рамках морально-этической дилеммы: кем был на самом деле генерал - предателем или героем? Работы с таким названием выходили как в России, так и в других странах. В целом, большинство российских историков достигли согласия в том, что Власов не был идейным борцом со Сталиным, вплоть до самой своей сдачи в плен, и перешел на сторону противника, спасая свою жизнь47 . Даже исследователи, отмечавшие, что "власовцы сражались упорно", видят в этом лишь страх перед репрессиями48 .

Отдельными сюжетами в изучении данной темы становятся вопросы истории восточных легионов49 .

Российские историки раскрыли отношение германского командования к советским коллаборационистам, его цели в привлечении советских граждан к сотрудничеству, показали роль российской эмиграции в создании коллаборационистских вооруженных формирований, коллизии отношений эмигрантских лидеров с Власовым50 .

Менее изучены в историографии невоенные формы сотрудничества, носившие достаточно широкий характер. В работах, посвященных оккупации отдельных регионов СССР, описываются формирование и деятельность местной администрации, ее структура, социальный состав, взаимоотношения с оккупантами и местными жителями. Внимание исследователей вызывает поддержка оккупантов со стороны определенной части творческой интеллигенции, прежде всего, национальной. Среди данных работ и диссертационные исследования последних лет, выполненные на материалах Северного Кавказа51 . Однако создание новой, обобщающей картины событий требует дальнейшей проработки источников, введения в научный оборот не использованных материалов. Достаточно трудно определить общее количество лиц, в той или иной форме сотрудничавших или взаимодействовавших с оккупантами. Подсчитать, сколько людей на оккупированной территории выполняли поставки в войска вермахта или ремонтировали немецкую технику, просто не представляется возможным, как, впрочем, невозможно и определить точное число тех, кто саботировал политику оккупационных властей. С большим трудом поддаются обобщению и систематизации сведения о количестве и социальном составе старост, бургомистров и других лиц, работавших в местных органах управления на оккупированной территории.

Последние годы для отечественной историографии отмечены переоценкой роли отдельных личностей в истории. В государствах, образовавшихся после распада СССР, особенно в Прибалтике и Украине, произошла политическая и юридическая реабилитация коллаборационистов, которые теперь рассматриваются в качестве главных борцов за национальную независимость. Героем национальной историографии в Украине стал, например, С. Бандера. Сотрудничество националистов с германскими властями получает позитивную оценку, как одно из средств борьбы против большевистской оккупации, за национальную независимость. Впрочем, анализ тенденций в развитии современной национальной историографии бывших советских республик, а ныне независимых государств выходит за рамки данной статьи.

В российской историографии пересмотр значения деятельности ОУН и других националистических организаций не столь радикален, а ряд авторов по-прежнему осуждает их за активное сотрудничество с оккупантами52 . Появился и ряд новых исследований о национальной политике в СССР накануне и в годы войны, тесно связанной с вопросами сотрудничества с противником, так как националистические чувства рассматриваются как один из мотивов коллаборационизма. Авторы указанных работ стремятся отойти от прежних стереотипов, опираясь на рассекреченные документы, вскрыть противоречия в советской национальной политике и межэтнических отношениях в СССР в годы войны53 .

В региональной историографии в последние годы активно пересматривалась роль представителей национальной элиты, так или иначе связанных с коллаборационизмом. Среди них, в частности, бывший командир "дикой дивизии", адыгейский князь и генерал Клыч Султан-Гирей. Советские авторы утверждали, что он в течение всей войны активно сотрудничал с фашистами, а в 1942 г., приехал на Северный Кавказ, "выполняя задания немецкой разведки... призывал горцев участво-

стр. 159


вать вместе с немцами в вооруженной борьбе против Красной армии"54 . Но в начале 1990-х годов М. Х. Шебзухов, опираясь на запись воспоминаний адъютанта Султан-Гирея Л. Хатанова, обосновал вывод: генерал "не призывал адыгов вступать в немецкие части и благодаря ему не было создано ни одного войскового формирования в составе немецких войск из адыгов". Он предположил, что Султан-Гирей стремился использовать свою поездку в Адыгею, напротив, чтобы "защитить адыгов от фашистов" и разъяснить им кратковременность пребывания оккупантов на Кавказе. Позже данную точку зрения изложили и другие авторы55 .

Переоценке подверглась и деятельность немецкого генерала Г. фон Паннвица, командира 1-й казачьей дивизии, а затем 15-го казачьего корпуса. Ранее в литературе подчеркивалось, что в дивизии все командные посты занимали немцы, а казаки проводили карательные операции против югославских партизан, убивая, грабя и насилуя мирных жителей, сжигая дотла целые деревни. Даже эмигранты признавали, что в Югославии многие казаки "занимались грабежом и бандитизмом на больших дорогах, они насиловали женщин и жгли селения. Их безобразия бросали пятно и на тех, кто честно и по-солдатски пришел исполнять свой долг, на тех, кто шел бороться с коммунизмом и верил в победу разума над алчностью". Однако в 1996 г. фон Паннвиц был официально реабилитирован. В одной из последних работ немецкий генерал показан как благородный человек, уважавший казаков и их обычаи, не пожелавший оставить их в самый тяжелый для них момент и добровольно пошедший вместе с ними на казнь. Иначе были оценены и действия дивизии в Югославии, сумевшей, по мнению Б. Алферьева, остановить разгоравшийся кровопролитный межнациональный конфликт на Балканах57 .

Новой темой для отечественной историографии стала последующая судьба коллаборационистов. Исследователи обращают внимание на то, что советское государство сразу заняло жесткую позицию по отношению к тем, кто не только уже выступал с оружием в руках против своего правительства, но и потенциально мог решиться на подобные действия. Именно с этим были связаны расстрелы "неблагонадежных" при отступлении Красной армии. К коллаборационистам и членам их семей применялись карательные меры со стороны партизан и органов государственной безопасности.

Значительная часть советских граждан, сотрудничавших с оккупантами, подвергалась наказанию уже после войны. Страх за свою жизнь вызвал нежелание возвращаться у многих из тех, кто к концу войны оказался за рубежом. Еще в период "оттепели" вышли воспоминания сотрудника миссии по репатриации советских граждан А. И. Брюханова, посвященные дальнейшей судьбе "перемещенных лиц" - оказавшихся за рубежом "восточных рабочих", военнопленных, коллаборационистов. Причины срыва репатриации автор возложил на правительства Англии и США, не пустивших на Родину многих советских граждан58 . Иной подход к данной проблеме предложил ряд зарубежных авторов и эмигрантов, раскрывших трагическую судьбу бывших коллаборационистов. Они, напротив, обвинили правительства западных стран в выдаче "перемещенных лиц" сталинскому режиму59 . В последние годы проблема репатриации активно разрабатывалась рядом российских исследователей. Широкий круг документов, раскрывающих характер и последствия репатриации советских граждан, ввел в научный оборот В. Н. Земсков60 .

На изучение проблемы коллаборационизма по-прежнему оказывает свое влияние политика. По словам современных авторов, эта тема "служит предметом весьма идеологизированной полемики. Ведь одни считают, что все, кто воевал против СССР, были борцами против сталинского тоталитаризма, а те, кто сражался на стороне Красной Армии, служили лишь послушным орудием реакционного коммунистического режима, тогда как другие (и их огромное большинство) придерживаются прямо противоположной точки зрения"61 . Особенно отчетливо политизация проблемы сказывается в тех регионах, где проживают народы, депортированные в годы войны по обвинению в "измене родине". Обращение к вопросу о сотрудничестве представителей данных национальностей с оккупантами нередко воспринимается достаточно обостренно, как "продолжение травли народа", что в немаловажной степени осложняет изучение данного вопроса.

Последнее десятилетие стало временем становления историографии коллаборационизма в российской историографии. В изучении данной проблемы все больше сказываются влияние новых подходов, стремление дать ее комплексный анализ, выйти на новые аспекты в осмыслении коллаборационизма. Российские исследователи охарактеризовали сущность коллаборационизма, пришли к более достоверным выводам о его причинах, выделили различные формы, типы и проявления.

Для современной историографии проблемы коллаборационизма характерно существование, по крайней мере, нескольких основных подходов. Часть историков сохранила приверженность традиционным стереотипам в оценках сотрудничества советских граждан с оккупантами. В новом обоб-

стр. 160


щающем труде по истории партизанского движения говорится, что среди советских жителей находились "такие отщепенцы, которые открыто или тайно шли на сотрудничество с захватчиками, становились предателями. Причины нравственного падения этих людей были различны: затаенная ненависть классовых врагов Советской власти, беспринципность уголовных элементов, алчность и трусость малодушных. Такие подлецы и уроды имеются в каждом обществе, их порождает любая война. Их было немного, но своим преступным пособничеством фашистам они погубили немало советских патриотов"62 . Приведенная оценка характеризует коллаборационизм, прежде всего, как безнравственное явление, подчеркивает его незначительность. Таких позиций придерживаются и многие другие авторы, особенно представители старшего поколения. В обобщающем труде о кубанском казачестве все мотивы коллаборационизма, например, оказались сведены к "гнусным страстишкам предателей, расчетам мелкого тщеславия и выгод прислужников фашизма, называвших себя казаками"63 .

Другие исследователи пересмотрели многие прежние положения, например, о незначительности коллаборационистов, их причинах перехода на сторону противника, но сохранили общую негативную оценку коллаборационизма как измены родине, которой, в любом случае, нет прощения. Авторы, относящиеся к этой группе, подчеркивают, что гораздо большее количество советских граждан сохранили преданность родине. Так, Семиряга утверждал, что ни в одной стране "коллаборационизм не охватывал большинство населения. Но в отдельных странах коллаборационисты причиняли ущерб своим народам не только в материальном отношении, но и морально-психологически, ослабляя тем самым их волю к сопротивлению врагу", поэтому они "понесли заслуженную кару". В то же время он попытался отделить настоящих предателей от тех, сотрудничество которых с противником "не причиняло вред коренным интересам родины, а иногда даже смягчало тяготы оккупации". Поэтому Семиряга считал задачей историков "расставить все на свои места: подлинные коллаборационисты должны быть наказаны, а те тысячи и миллионы граждан, которые вынуждены были ради выживания сотрудничать с оккупантами на бытовом уровне, - ограждены от позорных ярлыков "предателей""64 . Эту позицию разделяет значительная часть современных исследователей, особенно региональных, склонных к менее радикальной переоценке данного явления.

Отказ от идеологических стереотипов для ряда исследователей сопровождается "возвращением" к факту и документу. В результате стало складываться особое направление, которое можно назвать неопозитивистским или объективистским, так как его представителей, прежде всего молодых историков, отличает стремление создать более или менее беспристрастную картину событий оккупации, отказавшись от морально-этических оценочных и политико-правовых категорий.

Наконец, еще один подход основан на полной реабилитации коллаборационизма как героев антибольшевистской борьбы. Эта позиция, близкая взглядам зарубежных историков эпохи холодной войны, первоначально нашла отражение в российской публицистике начала 1990-х годов, а затем и в ряде специальных исследований. Впрочем, число ее сторонников среди профессиональных историков остается по-прежнему сравнительно незначительным.

В изучении вопросов коллаборационизма в СССР остается еще немало своеобразных исследовательских "лакун". К ним, в частности, относится определение общего количества коллаборационистов в том или ином регионе. Недостаточно раскрыты и вопросы взаимоотношений коллаборационистов с остальным советским населением. В советской историографии данные вопросы трактовались чересчур упрощенно и догматически, так как считалось, что все советское население ненавидело своих врагов - оккупантов и коллаборационистов. Между тем, в отдельных селах и деревнях крестьяне избирали старостами наиболее уважаемых жителей, которые соглашались занять эти должности, чтобы спасти свои семьи и семьи своих односельчан.

Проведенные мною опросы среди очевидцев немецкой оккупации на Северо-Западном Кавказе свидетельствуют об отсутствии единодушия среди жителей в этом вопросе и в настоящее время. Часть респондентов, включая бывших фронтовиков и партизан, до сих пор относится к коллаборационистам как к предателям и изменникам Родины, которым даже через десятки лет нет прощения. Более того, негативные эмоции по отношению к коллаборационистам порой выступают резче и сильнее, чем к солдатам вермахта. В то же время многие очевидцы, демонстрируя негативное отношение к коллаборационизму в целом, по-разному оценивали конкретного бургомистра, старосту или полицейского, в зависимости от того, как те относились к населению. Нередко мнение жителей учитывалось органами власти при проведении расследований деятельности отдельных коллаборационистов уже после освобождения советской территории.

Дальнейшие перспективы в развитии историографии проблемы, по-видимому, связаны, как с расширением источниковой базы исследований, так и с развитием новых подходов к ее пониманию.

стр. 161


Примечания

1. НЕКРАСОВ В. Послесловие. - БЕТЕЛЛ Н. Последняя тайна. М. 1992, с. 248.

2. История Великой Отечественной войны Советского Союза. Т. 2. М. 1961, с. 346.

3. ГИЛЯЗОВ И. А. Коллаборационистское движение среди тюрко-мусульманских военнопленных и эмигрантов в годы второй мировой войны. Докт. дисс. Казань. 2000, с. 32.

4. О злодеяниях немецко-фашистских оккупантов в Ставропольском крае. М. 1943; Судебный процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории города Краснодара и Краснодарского фая в период их временной оккупации. Краснодар. 1943 и др.

5. БУТЕНАС. Ю. Буржуазные националисты-пособники гитлеровских оккупантов. - Гитлеровская оккупация в Литве. Сб. ст. Вильнюс. 1966, с. 25 - 46; БАРКОВ Л. И. Переход эстонских националистов в сферу влияния фашистской Германии и их участие в преступлениях против человечности в период Великой Отечественной войны. 1941 - 1945 гг. Канд. дисс. Таллин. 1967; КОРОВИН В. В., ЧЕРЕДНИЧЕНКО В. П. Буржуазные националисты на службе фашистских захватчиков. - Война в тылу врага. О некоторых проблемах истории советского партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. М. 1974, с. 321 - 446; ДМИТРУК К. Е. С крестом и трезубцем. М. 1979; БЕЛЯЕВ В. П. Я обвиняю! 2-е изд. М. 1984; МИГОВИЧ И. И. Преступный альянс. О союзе униатской церкви и украинского буржуазного национализма. М. 1985 и др.

6. ТИШКОВ А. В. Предатель перед советским судом. - Советское государство и право. 1973, N 2, с. 89 - 98; ТИТОВ Ф. Клятвопреступники. - Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. М. 1987.

7. См.: КОЧИАШВИЛИ М. И. Грузины партизаны в Голландии (восстание на острове Тексел). Канд. дисс. Тбилиси. 1949; его же. Из истории партизанской борьбы против немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне (восстание на острове Тексел). Канд. дисс. Тбилиси. 1954.

8. ИБРАГИМБЕЙЛИ Х. М. Крах "Эдельвейса" и Ближний Восток. М. 1977, с. 204 - 206; АНДРЮЩЕНКО В., ГОЛЯНОВ В. Мятежный батальон. Краснодар. 1978; ЗАГОРУЛЬКО М. М., ЮДЕНКОВ А. Ф. Крах плана "Ольденбург". О срыве экономических планов фашистской Германии на оккупированной территории СССР. М. 1980, с. 168 - 178 и др.

9. МИХАЙЛОВ В. Здесь давность неприменима... - Неотвратимое возмездие, с. 311.

10. БРЮХАНОВ А. Как это было. О работе миссии по репатриации советских граждан. М. 1958, с. 13 - 14.

11. ГРИДНЕВ В. М. Борьба крестьянства против немецко-фашистских оккупантов на временно оккупированной территории РСФСР. Докт. дисс. М. 1983, с. 142 - 143.

12. Во главе защиты Советской Родины. Очерк деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны. 2-е изд. М. 1984, с. 96.

13. ДОНСКОВ П. Дон, Кубань и Терек во второй мировой войне. Нью-Йорк. 1960; АЛДАН А. Г. Армия обреченных. Нью-Йорк. 1969; КИТАЕВ М. Как это началось. Нью-Йорк. 1970; ПОЗДНЯКОВ В. В. Рождение РОА. Пропагандисты Вульхайде-Люкенвальде-Дабендорфа-Риги. Сиракузы (США). 1972; КИСЕЛЕВА. Облик генерала Власова (Записки военного священника). Нью-Йорк. [Б. г.] и др.

14. КАЗАНЦЕВА. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. 3-е изд. М. 1994; ШТРИК-ШТРИКФЕЛЬДТ В. К. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское освободительное движение. М. 1994 и др.

15. ХОФФМАНН Й. История Власовской армии. Париж. 1990, с. 272.

16. По-видимому, первым в современной российской историографии на это внимание обратил ДРОБЯЗКО С. И. Восточные формирования в составе Вермахта, 1941 - 1945 гг. Канд. дисс. М. 1997, с. 6.

17. Один из ведущих современных специалистов по данной проблеме заметил: "Многие идеи Русского Освободительного Движения, в первую очередь, в оценке большевистского режима, в решении национального вопроса, во многом созвучны современным событиям", указав в то же время, что "они не соответствовали той обстановке, в которой декларировались". См.: РАМАНИЧЕВ Н. М. Власов и другие. -Вторая мировая война: актуальные проблемы. М. 1995.

18. Кавказ. 1942.1942 - 1943 годы: героизм и предательство. - Военно-исторический журнал (ВИЖ). 1991, N 8, с. 35 - 43; Крымско-татарские формирования: документы Третьего рейха свидетельствуют. - ВИЖ. 1991, N 3, с. 89 - 95; Освободители. - Родина. 1992, N 8 - 9, с. 84 - 95; "Wlassowaction", или как германское командование пыталось разложить Советскую Армию и ее тыл в 1941 - 1945 гг. - ВИЖ. 1992, N 3, с. 22 - 25; Был ли генерал Власов убежденным противником советской власти? - ВИЖ. 1993, N 3, с. 4 - 15; N 5, с. 28- 37; N 6, с. 21 - 29; "Казаки" со свастикой. - Родина. 1993, N 2, с. 70 - 79; "Кормят их гораздо лучше, чем на нас": Из дневника военнослужащего РККА, перешедшего на службу к гитлеровцам, 1943г. - ВИЖ. 1994, N7, с. 32 - 38; Туркестанские легионеры. - ВИЖ. 1995, N 2, с. 39 - 46; Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб. - Новая и новейшая история. 1996, N 4, с. 130 - 146; "Мусульманская плаха" для России. - ВИЖ. 1996, N 5, с. 24 - 31; Коллаборационизм на территории Краснодарского края в период немецкой оккупации (1942 - 1943 гг.): малоизвестные страницы. Сб. документов. Сочи. 2003 и др.

стр. 162


19. КАТУСЕВ А. Ф., ОППОКОВ В. Г. Движение, которого не было, или История власовского предательства. - ВИЖ. 1991, N4, с. 4.

20. ЗЮЗИН Е. И. Малоизвестные страницы войны. М. 1990, с. 28 - 51; Иуды. Власовцы на службе у фашизма. - ВИЖ. 1990, N 6, с. 68 - 81; КОРЕНЮК Н. Трудно жить с мифами. Генерал Власов и Русская освободительная армия. - Огонек. 1990, N 46, с. 29 - 31; КАТУСЕВ А. Ф., ОППОКОВ В. Г. Ук. соч., с. 18 - 28; МЛЕЧИН Л. Могла ли Россия получить свободу из рук Гитлера? - Новое время. 1993, N 9, с. 44 - 48 и др.

21. Великая Отечественная война. 1941 - 1945. Военно-исторические очерки. Книга 4-я. Народ и война. М. 1999, с. 153 - 163. ДРОБЯЗКО СИ. Вторая мировая война 1939 - 1945. Русская освободительная армия. М. 1999; его же. Вторая мировая война 1939 - 1945. Восточные легионы и казачьи части в вермахте. М. 2001; его же. Восточные формирования в составе Вермахта...; ОКОРОКОВ А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. Докт. дисс. М. 2000; ГИЛЯЗОВ И. А. Ук. соч.; НАПСО Н. Т. Восточные легионы в вермахте в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Канд. дисс. Майкоп. 2000.

22. См.: ВИШЛЕВ О. В. Накануне 22 июня 1941 года. М. 2001, с. 142 и др.

23. СЕМИРЯГА М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны. 2000, с. 5,11,815.

24. КУДРЯШОВ С. В. Предатели, "освободители" или жертвы режима? Советский коллаборационизм (1941 - 1942). - Свободная мысль. 1993, N 14, с. 91; КОВАЛЕВ Б. Н. Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941 - 1944 гг.). Новгород. 2001, с. 480.

25. Великая Отечественная война. 1941 - 1945. Военно-исторические очерки. Книга 4-я. Народ и война, с. 154, 162.

26. ВОЛКОГОНОВ Д. С. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. Кн. 2. Ч. 1. М. 1989, с. 131.

27. СОРОКИНА О. Этнические движения в СССР и вторая мировая война. - История. 2002, N 6, с. 10.

28. БОФФА Дж. История Советского Союза. Т. 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 - 1964 гг. 2-е изд. М. 1994, с. 108.

29. КИРСАНОВ Н. А., ДРОБЯЗКО С. И. Великая Отечественная война 1941 - 1945 гг.: национальные добровольческие формирования по разные стороны фронта. - Отечественная история. 2001, N 6, с. 60.

30. КУДРЯШОВ С. В. Ук. соч., с. 86,91; РАМАНИЧЕВ Н. М. Ук. соч., с. 293; СЕМИРЯГА М. И. Ук. соч., с. 11.

31. МАЛИНОВСКИЙ В. В. Кто он, российский коллаборационист: патриот или предатель? - Вопросы истории. 1996, N11 - 12, с. 165.

32. ГИЛЯЗОВ И. А. Ук. соч., с. 4 - 5.

33. ОКОРОКОВ А. В. Антисоветские формирования в годы второй мировой войны. Автореф. докт. дисс. М. 2000, с. 22.

34. БАХВАЛОВ А. Л. Генерал Власов. Предатель или герой? СПб. 1994, с. 46,61,110.

35. БАХВАЛОВ А. Л. Пути и судьбы: СПб. 2000, с. 3 - 4.

36. Великая Отечественная война. 1941 - 1945. Книга 4-я, с. 154 и др.

37. ПАЛЬЧИКОВ П. А. История генерала Власова. - Новая и новейшая история. 1993, N 2, с. 144; ГАРЕЕВ М. А. О мифах старых и новых. - ВИЖ. 1991, N 4, с. 49; РЕШИН Л. "...Русские пленные добровольно служить не идут...". Секретные документы вермахта и СС о формировании воинских частей из советских граждан. - Известия, 28.V.1990; его же. Коллаборационисты и жертвы режима. -Знамя. 1994, N 8, с. 179.

38. ДРОБЯЗКО С. И. Советские граждане в рядах вермахта. К вопросу о численности. - Великая Отечественная война в оценках молодых. М. 1997, с. 128.

39. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М. 1993, с. 385.

40. КУДРЯШОВ С. В. Ук. соч., с. 90 - 91.

41. ДРОБЯЗКО С. И. Советские граждане в рядах вермахта, с. 131 - 133.

42. Великая Отечественная война. 1941 - 1945. Книга 4-я, с. 154.

43. ДРОБЯЗКО С. И. Ук. соч., с. 132.

44. КАЗАНЦЕВ А. С. Ук. соч., с. 273.

45. СОРОКИНА О. Этносы на оккупированной территории в годы второй мировой войны. - История, 2000, N42, с. 9.

46. КОЛЕСНИКА. Н. Генерал Власов-предатель или герой? М. 1991.

47. БАХВАЛОВ А. Л. Генерал Власов. Предатель или герой?; ЛЕВИН В. И. Генерал Власов по ту и эту сторону линии фронта: Воспоминания, встречи, документы. - Звезда. 1995, N 6, с. 109 - 156; ФИЛАТОВ В. И. Машина смерти: Преступления против России и русского народа. М. 1995, с. 153 - 413; КВИЦИНСКИЙ Ю. Генерал Власов: путь предательства. М. 1999; КОНЯЕВ Н. М. Два лица генерала Власова: Жизнь, судьба, легенды. М. 2001 и др.

48. ПАЛЬЧИКОВ П. А. Ук. соч., с. 140.

49. КРИКУНОВ В. П. Под угрозой расстрела или по доброй воле? О формировании в годы войны немецко-фашистским командованием национальных частей из числа военнопленных РККА и изменников Родины. - ВИЖ.

стр. 163


1994, N 6, с. 40 - 44; ДРОБЯЗКО СИ. Восточные формирования в составе Вермахта, 1941 - 1945 гг.; НАПСО Н. Т. Ук. соч. и др.

50. См.: ВИШЛЕВ О. В. Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб, с. 141 - 147; ИСАЕВ Ю. Н. Участие российской эмиграции во Второй Мировой войне. Канд. дисс. Брянск. 1999; ЦУРГАНОВ Ю. С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во второй мировой войне. М. 2001 и др.

51. БОЧКАРЕВА З. В. Оккупационная политика фашистской Германии на Северном Кавказе. Канд. дисс. Краснодар. 1992; БОЛДЫРЕВ Ю. А. Литература и искусство Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны. Канд. дисс. Краснодар. 1993; ЛИНЕЦ СИ. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942 - октябрь 1943 гг.). Ростов-на-Дону. 2003 и др.

52. КОПТЕЛОВ Б. И. ОУН на службе у фашистов. - ВИЖ. 1991, N 5, с. 47-48; ЯМПОЛЬСКИЙ В. П. За что боролись? Как немецкая власть обидела "Фронт литовских активистов". - ВИЖ. 1994, N 5, с. 47 - 48; его же. Спровоцировать волнения среди мусульманского населения на Кавказе. -ВИЖ. 1995, N 6, с. 64 - 70; его же. Как трезубец впился в свастику. О несостоявшемся походе украинских националистов на Москву. - ВИЖ. 1996, N2, с. 77 - 78 и др.

53. БУГАЙ Н. Ф. Л. Берия - И. Сталину: "Согласно Вашему указанию...". М.; СОРОКИНА О. Ук. соч. и др.

54. САМОЙЛОВ Е. От белой гвардии - к фашизму. - Неотвратимое возмездие, с. 129. См. также: ГЛУХОВ В. М. Адыгея в дни Великой Отечественной войны. Канд. дисс. Майкоп. 1949, с. 109 - 110,129; ИВАНОВ Г. П. В годы суровых испытаний. Краснодар. 1967, с. 15; ИБРАГИМБЕЙЛИ Х. М. Крах "Эдельвейса" и Ближний Восток, с. 200 и др.

55. ШЕБЗУХОВ Х. М. Тыл - фронту (тыл Северо-Западного Кавказа в годы войны 1941 - 1945 гг.): опыт, уроки. Майкоп. 1995, с. 110. См. также: БЕДЖАНОВ М. Б. Генерал Султан-Гирей Клыч. 2-е изд., перераб. и доп. Майкоп. 2002.

56. САМОЙЛОВ Е. От белой гвардии - к фашизму, с. 126 - 127.

57. КРАСНОВ Н. Незабываемое. 1945 - 1956. Материалы по трагедии казачества накануне, во время и по окончании 2-й мировой войны. М. 2002, с. 36; АЛФЕРЬЕВ Б. Походный Батько фон Паннвиц. М. 1997.

58. БРЮХАНОВ А. И. Ук. соч., с. 13.

59. НАУМЕНКО В. Г. Великое предательство. СПб. М. 2003; БЕТЕЛЛ Н. Ук. соч.; ТОЛСТОЙ Н. Д. Жертвы Ялты. М. 1996 и др.

60. ЗЕМСКОВ В. Н. К вопросу о репатриации советских граждан 1944 - 1951 гг. - История СССР. 1990, N 4, с. 26 - 41; его же. Репатриация советских граждан в 1945 - 1946 гг. Опираясь на документы. - Россия. XXI. 1993, N 5, с. 74 - 81; его же. Спецпоселенцы в СССР, 1930 - 1960. М. 2003 и др.

61. КИРСАНОВ Н. А., ДРОБЯЗКО С. И. Ук. соч., с. 60.

62. Партизанское движение (По опыту Великой Отечественной войны 1941 -1945 гг.). М. 2001, с. 45.

63. КУЦЕНКО И. Я. Кубанское казачество. 2-е изд. Краснодар. 1993, с. 465.

64. СЕМИРЯГА М. И. Ук. соч., с. 6, 815.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ-В-СССР-В-ГОДЫ-ВЕЛИКОЙ-ОТЕЧЕСТВЕННОЙ-ВОЙНЫ-И-ЕГО-ИЗУЧЕНИЕ-В-РОССИЙСКОЙ-ИСТОРИОГРАФИИ

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Е. Ф. КРИНЬКО, КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В СССР В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ И ЕГО ИЗУЧЕНИЕ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 12.03.2021. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ-В-СССР-В-ГОДЫ-ВЕЛИКОЙ-ОТЕЧЕСТВЕННОЙ-ВОЙНЫ-И-ЕГО-ИЗУЧЕНИЕ-В-РОССИЙСКОЙ-ИСТОРИОГРАФИИ (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - Е. Ф. КРИНЬКО:

Е. Ф. КРИНЬКО → другие работы, поиск: Либмонстр - БеларусьЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
742 просмотров рейтинг
12.03.2021 (1113 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
6 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
9 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
21 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
21 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
21 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В СССР В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ И ЕГО ИЗУЧЕНИЕ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android