Декабрь 1870 года

Перед концом года весьма естественно обозреть мысленно прожитой нами период времени, вспомнить важнейшие события, коих были свидетелями и поверить свои мысли, впечатления и ощущения, особенно, когда они не сходились с воззрениями и чувствами большинства лиц. нас окружающих.

Значение 1870 года. Истекаюший 1870 год навсегда останется памятником в истории Европы по тем громадным событиям, которые в течение оного совершились. Разгром Франции и появление Германии, бесспорно сильнейшею в настоящий момент державою на материке Европы, объединение Италии и прекращение светской власти папы ^I - это события, которые в несколько месяцев изменили вековой порядок вещей в Европе и которым по их важности мало встречается подобных в продолжении столетий.

Мы, русские, были спокойными зрителями великой драмы и должны глубоко благодарить провидение за то, что вся эта буря нас не коснулась.

Война Пруссии с Францией. Победы Пруссии встречали у нас, в придворном кругу и между лицами германского происхождения, большое сочувствие. Им радовались и превозносили ум, дарования, гений военачальников и прусских администраторов, образованность всей нации, материальные силы ее и пр. Радовались унижению Франции, как заслуженному наказанию за ее хвастовство, высокое о себе мнение и завоевательное направление. В тех кружках, которые у нас отличаются нелюбовью к немцам, торжество их производило неприятное впечатление, и полное сочувствие было на стороне французов, которые внушали к себе большое сожаление. Затем многих занимали подробности военных действий, движение войск, их вооружение, планы генералов, удача или неудача их соображений и замыслов и т. п. Газетные статьи отражали эти настроения общественного мнения и различное направление умов. Некоторые издания писали постоянно в пользу фразцузов, другие в похвалу немцев, иные наполнялись подробностями военных действий.

Признаюсь, что я не был в числе безусловных сторонников ни французов, ни немцев, но меня более всего поражала и возмущала немыслимая масса страданий, произведенных этой войной, произведенных в наш век, который гордится своим просвещением, страданий, нанесенных друг другу двумя самыми просвещенными нациями Европы. Страдания эти не ограничиваются муками убитых и раненых, горем сотен тысяч семейств, разорением бокггейших цветущих областей, гибелью миллиардов материального богатства, остановкою учения и воспитания молодых поколений и хода бесчисленного множества полезных предприятий и вообще производительного труда, но сверх того является развитие зверских инстинктов человече-

Продолжение. См. Вопросы истории, 1996, М 1 - 2, 4 - 6. 9 - 10; 1997, N 19.

стр. 68

ства, злобы, ненависти, равнодушия к страданиям ближнего и вообще унижение, падение духовной, нравственной природы человека.

За успехи в этой войне немцы и сторонники их прославляют прусского короля, графа Бисмарка и нескольких генералов, особенно Мольтке. Относительно генералов, как специалистов, и или, так сказать, техников военного дела, ничего нельзя сказать. Должно отдать им справедливость, что они умели употребить находившиеся в их руках средства, постоянно побеждали французские войска, взяли в плен две многочисленные армии и несколько крепостей с огромным количеством военных запасов и снарядов. Как люди военные, они свое дело сделали и до сих пор в этом отношении заслуживают похвалы и удивления. Но они только орудия высшей власти - короля и Бисмарка. Относительно короля нельзя не удивляться, что этот религиозный человек, который несколько часов дня проводит в молитве, продолжает войну далее необходимой самообороны и навлекает массу страданий на Францию и на свой народ, посевая притом семена будущих войн. Как он соединяет ведение этой войны с обязанностями христианина, как, какими софизмами он успокаивает свою совесть?

Конечно, в его душе происходит нечто подобное, что происходило в душе Филиппа II Испанского, средневековых инквизиторов, тех судей Германии, которые в продолжение средних веков добросовестно приговорили к сожжению 800 ведьм и воображали, что исполняют свой долг, очевидно, что он неправильно понимает христианские обязанности, и что будучи королем просвещеннейшего и ученейшего народа, он сам не довольно понимает требования истинного просвещения. Что же касается Бисмарка, то, предполагая в нем желание личной славы в истории и возвышения своему отечеству, нельзя не удивляться, что этот умный человек не видит, что он достигает своих целей только в настоящем моменте, только в отношении современников, но что создание его непрочно и что в будущем он подвергнется упрекам и порицаниям за то, что теперь делает и за что теперь его восхваляют. Это не требуют многих доказательств. В истории народов, как и в жизни частных лиц, вечные законы нравственные остаются несокрушимы и действуют постоянно. Всякое насилие, всякая несправедливость влекут за собою наказание. "Неправедное стяжание - прах, - говорит мудрость народная, и она вполне согласна с нравственным учением Евангелия и с теми истинами, до которых умственным трудом дошли великие мыслители. За все нынешние страдания Франции будет заплачено, и вред, не пользу себе в будущем готовят победители, ликующие теперь и восхваляемые толпами народа.

Со времени пленения двух французских армий можно ли назвать нынешние действия пруссаков войной? Не есть ли это разбой под начальством могущественных атаманов? Франция не имеет правительства, не имеет войска, ибо можно ли назвать правительством лиц, пользующихся ныне властью и с которыми даже нельзя вступить в переговоры о мире, и можно ли назвать войском те наскоро формируемые вооруженные толпы, которых разбивать так легко германцам. Между тем сии последние ходят по беззащитным областям, берут частную собственность мирных жителей, собственность стариков, больных, детей, женщин, налагают громадные контрибуции и реквизиции. Можно ли назвать это войной?

Относительно Франции, при всем сочувствии к ее страданиям нельзя не сказать, что настоящая война сорвала тот покров или ту завесу, которая столь долго скрывала правду и благодаря которой весь образованный мир предполагал во Франции достоинства, которых она в последнее время не имела.

Бедствия, которые поразили этот прекрасный край, раскрыли те внутренние язвы, от которых он давно уже страдал, но которые в последнее время особенно распространились и сделались, так сказать, особенно злокачественны. Система всеобщей лжи, обмана, высокого о себе мнения, самообольщения и самохвальства, преувеличения своих достоинств и нежелание видеть свои недостатки, извращение понятий о чести, нежелание подчиняться самым начальным требованиям нравственности, в высшей степени самый грубый эгоизм, искание только материальных, грубых наслаждений и отсутствие высших идеалов, духовных чистых побуждений и стремлений - вот то зло, которое разъедало Францию и было главною причиною ее слабости, ее падения и той анархии, которую теперь видим в ней. Собственно о Наполеоне III приходится вспомнить слова Тьера, сказанные мне в Трувиле в 1866 году. Он называл его "un home mediocre" ^II и говорил, что Наполеону вовсе

стр. 69

чужды всякие понятия о чести и о нравственности. В начале царствования он был окружен людьми, которые составляли с ним одну шайку и которые из личных выгод говорили ему правду, берегли его и употребляли как орудие для собственного возвышения и обогащения (Arnand, Morny, Mocquard и др.).

По мере того, что проходили годы, вокруг Наполеона сгущалась вредная атмосфера двора, атмосфера лжи и фимиама. Означенные люди умирали, удалялись или их уже не слушали. Следствием этого было, что Наполеон все менее и менее знал истину и, основывая свои распоряжения на ложных данных, конечно, ошибался. Так было и с нынешней войной. Он был введен в заблуждение насчет желания французами войны, насчет сил заговора против него, вынуждавшего его стать во главе армии, где он считал себя безопасным и надеялся после нескольких небольших побед воротиться в Париж триумфатором и раздавить своих внутренних врагов; ошибался насчет легкости победы над пруссаками, насчет готовности французской армии, способности генералов и, наконец, насчет желания и готовности южно-германских государств соединиться с ним против Пруссии. Таким образом, его вводили в заблуждение: его тайная полиция, его министры, его генералы, его дипломаты, а он, как "un homme mediocre" не понимал этого и не умел разглядеть правду.

Тьер был прав, говоря, что с каждым годом Наполеон будет делать все более и более ошибок, ибо все менее и менее будет знать истину. Между тем Наполеон был воспитан и долго жил как частный человек, нуждался в деньгах, сидел в тюрьме. Следовательно, ему легче было проникнуть сквозь туман придворной атмосферы. Что же сказать о тех несчастных, которые родились в ней, никогда не дышали чистым воздухом истины, не знают закулисной стороны жизни, видели только поклоны и слышали только лесть. И это наши правители. Замечательно, что, сравнивая историю нынешней войны с теми многими войнами, в которых одна сторона являлась решительным победителем, мы не находим в современной Франции ни одной идеи, которая могла бы сплотить все население, соединить оное к дружному действию, и ни одной личности, которая выдвинулась бы вперед своими дарованиями и увлекла бы за собой весь народ.

В средние века были идеи религии, которым подчинялись целые народы, и монархи, и подданные. В современной Франции нет их. Католичество имеет немного искренних поклонников, если не считать женщин, особенно старух, и в некоторых местностях вообще невежественное сельское население. Холодный деизм есть религия людей образованных, а сверх того многие заражены просто материализмом, отрицающим духовное начало и объясняющим явления духа законами грубой материи. Религия не есть рычаг, которым можно действовать на Францию, не есть струна, на которую отзовутся все жители оной.

В прежние времена был принцип легитимности, в силу коего за известным родом весь край признавал право царствовать и старшему в этом роде весь край покорялся. У нас вся Россия и теперь беспрекословно и бесспорно признает это право за домом Романовых, и это единение составляет своего рода силу государства. Во время первой революции Вандея доказала, как сильно может быть влияние этого принципа. В современной Франции нет ничего подобного, ибо приверженцы графа Шамбора слишком малочисленны и ничтожны, чтобы о них стоило говорить, а лица, составляющие партию орлеанистов и приверженцы династии Наполеонов побуждаются вовсе не признанием законного права на престол той или другой династии, а совсем другими соображениями.

Было время, когда многих соединяла во Франции идея республики, как самого совершенного образа правления, при котором избранные на время представители всего края заведывают краем. В этом способе правления надеялись найти счастие граждан, благоустройство, силу страны, свободу, равенство, законность, отсутствие произвола, контроль народный над правителями, бережливость, дешевизну правительства и пр.

В настоящее время слово "республика" не совмещает" в себе идеи всех этих благ. Это слово означает много разных способов правления, которые имеют своих весьма различных сторонников, весьма враждебных друг к другу. Есть республика умеренная, республика красная, социальная и пр. Вообще же идея республики не может соединить всех французов. Многие из них предпочитают умеренную монархию. Многие ожидают наибольшей пользы для края от этой формы правления при

стр. 70

искусном балансировании властей, состоящих из наследственного монарха, представителей крупных землевладельцев и представителей массы народа, при ответственных министрах и свободной печати. Этот способ правления имел когда-то огромное число сторонников, но теперь заметно пошатнулось убеждение насчет его превосходства. Таким образом, нет идеи насчет лучшего способа правления, которая действительно явилась бы господствующей и пред которою покорилось бы огромное большинство. Не видно также, чтоб отдельная личность могла получить господство в крае. Впрочем, должно сказать, что с самого начала войны как между военачальниками, так и между администраторами являлись только посредственности, а человека с гениальными способностями, которые были бы положительно неоспоримы, не появлялось. Наконец, самая мысль о необходимости соединиться и забыть все свои распри для того, чтоб изгнать врага из самого центра страны, и эта мысль, любовь к родине, чувство народной чести, не могли еще сплотить Францию в одно крепкое целое. Мы видим междоусобицу, анархию и вследствие того слабосилие.

При этом печальном зрелище представляется мысль: неужели Франции предстоит судьба Мексики или Южно-Американских республик, где в течение 40 лет перебывает 15 правительств и где царствует полная анархия и от того невозможны ни умственное, ни материальное развитие края.

Древние римляне в годину народных бедствий избирали военного диктатора и беспрекословно ему подчинялись. Неужели французы не в состоянии и это сделать?

В то время, когда одна могущественная держава Европы теряет свою силу и прежнее значение и является другое государство, приобретающее еще большее могущество, замечательно, что прочие государства Европы остаются в бездействии и не могут между собою согласиться, чтоб, с одной стороны, остановить крайнее унижение и ослабление Франции, а с другой, положить предел возрастающей силе Германии. Очевидно, что Европа еще не составляет тесного союза держав, связанных общим интересом, и что право сильного не встречает в ней отпора в соглашении между собой менее сильных.

Объединение Италии. Великие события во Франции совершенно отодвинули на дальний план происшествия в Италии, которые мало интересуют Европу сравнительно с тем, что совершается на берегах Сены и Марны. Между тем, эти происшествия имеют свою важность. Только теперь, с объединением Италии и Римом как столицей оной, Италия может начать свое правильное внутреннее развитие, устроить свои финансы, внутреннее управление, двинуть быстро народное образование и, приведя в порядок свои внутренние дела, получить должное значение в делах внешних.

Папа Пий IX. Относительно папы надо сказать, что своими действиями он принес большой вред своему значению и влиянию католической церкви вообще ^III . Если б он провел свою длинную жизнь в Ватикане в совершенном бездействии, занимаясь только совершением церковных церемоний, принимая ласково приходивших к нему католиков, осеняя их благословением и покровительствуя христианскому искусству, он не отдалил бы от церкви столько образованных людей, признававших себя католиками, как он сделал это действиями, подобными провозглашению догмата непорочного зачатия, канонизации японских мучеников, проклятием целого ряда научных истин современных политических и юридических убеждений и правил, упорным отстаиванием светской власти, собранием Собора и, наконец, догматом собственной непогрешимости. Он до такой степени показал себя непонимающим истинного духа и учения христианства, что человеку, сколько-нибудь образованному, развитому, мыслящему очень становилось трудно признавать его наместником Христа и главою церкви, основанной на евангельском учении. Посему папа сам отдалил от католической церкви весьма многих и сам дал оружие врагам ее. Трудно предвидеть, скоро ли и мирно ли он войдет в роль первенствующего архиерея и расстанется с домогательствами возвратить себе политическую независимость и светскую власть.

Заявление князя Горчакова от 19 октября 1870 г. относительно Парижского трактата 1856 года. Как ни важны события во Франции, Германии и Италии, но, для нас, русских, имело большое значение и на несколько времени поглотило внимание наше заявление князя Горчакова от 19 октября, что Россия не признает

стр. 71

более для себя обязательными стеснительные постановления Парижского трактата 1856 г. относительно права ее защищать свои владения на Черном море. Эти стеснительные постановления были оскорбительны для чувства народной гордости и невыносимы для сильной державы. Англия и Австрия возражали, что они не могут признать права за государством, подписавшим трактат самовольно без согласия прочих участников в оном, объявлять, что оно не считает для себя обязательным ту или другую статью трактата, но что желания России изменить трактат могут быть обсуждены в европейской конференции.

Рассматривая заявление князя Горчакова в отношении к интересам России, представляются следующие соображения:

Стеснения, на которые Россия согласилась в 1856 г. для получения мира, были, конечно, прискорбны для чувства народной гордости и касались защиты берегов Черного моря и возведения укреплений в Бомарзунде. Трактат существует 14 лет, и Россия исполняла его. Вследствие этого она сохранила огромные суммы, которые в противном случае были бы растрачены непроизводительно, бесполезно и легли бы на многие поколения русского народа тяжким бременем. Не говоря уже о Бомарзунде и Севастополе и, вообще, о береговых укреплениях, на которые потребовались бы громадные суммы, скажем только о черноморском флоте. До войны 1853 - 56 годов мы расходовали на парусный флот до 3 млн. в год. Нынешний флот паровой и броненосный стоит несравненно дороже, а возведение для него заводов, доков, эллингов потребовало бы вдруг еще более денег. Полагая только 5 млн. в год, оказывается, что в 14 лег мы сберегли 70 млн. Между тем какая была бы польза от флота, который мы могли бы построить и содержать на эти деньги? Он был бы ничтожен для борьбы с французским или английским и бесполезен против турок, которые не решатся без союзников напасть на Россию ввиду ее сухопутных армий на Дунае и на Кавказе. Вот каким сбережением мы обязаны трактату 1856 года.

На днях управляющий Морским министерством рассчитывал мне, что, получив теперь свободу действий на Черном море, нам надо, чтоб воспользоваться оною и чтоб построить флоты даже не больше турецкого, с броненосцами, усовершенствованной артиллерией, заводами, нам надо 20 лет и 100 млн. рублей. Затем представляется вопрос: имеем ли мы эти деньги? Но сверх того, предполагая, что нота князя Горчакова не произведет войны, она, во всяком случае, вынуждает нас к военным приготовлениям, требующим больших расходов. Финансы наши не в таком положении, чтоб вынести эти расходы, и потому, мне кажется, эта мера, это заявление нашей дипломатии крайне несвоевременным и противным настоящим интересам империи. Должно бы прежде озаботиться устройством финансов, а затем уже думать о действиях, влекущих за собою расходы.

В подтверждение сего далее будет сказано подробно о положении наших финансов; исправление коих составляет теперь для России важнейший жизненный вопрос, а здесь следует упомянуть еще о некоторых обстоятельствах в связи с заявлением князя Горчакова от 19 октября.

Адресы по поводу ноты князя Горчакова. Следствием этого заявления было много разных благодарственных адресов государю от земств, дворянства и городов, также писем, телеграмм и также адресов князю Горчакову. Известно, что всеподданнейшие адресы вызываются большею частью конфиденциальными внушениями министра внутренних дел, известно также, что когда председатель собрания предлагает членам подписать благодарность государю, то весьма трудно отказаться. Посему подобные коллективные демонстрации имеют весьма мало значения, кроме редких случаев в обстоятельствах весьма важных, когда действительно является энтузиазм и увлечение. Между тем, по-видимому, государь верит искренности этих адресов и воображает, что в них свободно выражаются чувства его народа. По крайней мере я заключаю это из того, что великий князь Константин Николаевич такого мнения о нынешних адресах, о чем он сам на днях говорил мне. Удивительное заблуждение! И в этой атмосфере лжи, обмана, заблуждений, тумана живут эти люди "власть имущие", и что же странного, что их распоряжения, на ложных данных основанные, оказываются ошибочными.

В нынешнем году из всех адресов два отличились неловкостью: Московской думы - государю и Александровского лицея - Горчакову.

Непринятый адрес Московской городской думы. Адрес Московской городской думы был написан городским головой князем Черкасским и Иваном Аксаковым.

стр. 72

В нем выражается признательность за дарование народу вольности, которые сделались для него хлебом насущным, за благодетельные реформы: совершенные, совершаемые и от государя чаемые. К числу последних адрес относит свободу и независимость церкви, без чего бессильна проповедь, свободу верующей совести и свободу печати, без которой нет искренности и правды в отношении народа к правительству. Затем говорится о необходимости неуклонного служения началу народности для того, чтобы сплотить окраины, и. наконец, в заключение повторяются "державной воле государя" слова, сказанные предками нынешних москвичей его первовенчанному предку, что его воля будет исполнена, а что наша мысль такова.

Очевидно, что этот адрес не мог понравиться. Он не был принят, и министр внутренних дел возвратил его генерал-губернатору с уведомлением, что не считает себя вправе представить государю. Влиятельные в этом деле москвичи Аксаков и Самарин и не имели в виду понравиться или сказать что-либо приятное петербургскому правительству. Их цель была воспользоваться случаем, чтоб совершенно безопасно и безнаказанно высказать правительству свои задушевные мысли и чтоб протрезвонить оные на всю Россию, дабы молодое подрастающее поколение, не знающее еще чего следует желать от правительства, узнало, чего должно желать, к чему стремиться, чего добиваться.

В этом деле непонятен один князь Черкасский. Казалось, что он желал получить одну из высших административных должностей и искал благосклонности государя. Этим адресом он вредил себе в глазах государя, становился невозможным и давал против себя оружие в руки своим недоброжелателям. Известно, что зимой 1870 г. министр государственных имуществ Зеленый просил государя о назначении к нему Черкасского в товарищи. Шеф жандармов Шувалов тогда сильно противодействовал этому, говоря, что на Черкасского нельзя положиться, что он во многих делах будет действовать в духе правительства, а потом вдруг сделает большую неловкость вследствие своих прежних связей, которых разорвать он не может. Теперь Шувалов торжествовал. В то время вместо Черкасского был назначен князь Оболенский товарищем министра государственных имуществ. Оболенский принадлежал к тому же московскому кружку, как и Черкасский, и находился под влиянием Самарина и Аксакова, но положение его было несколько иное. Эти лица, находя нужным иметь приятеля в Петербурге в высшей администрации и признавая для этого Оболенского способным и удобным, положили, чтобы он берег себя, был уступчив и не участвовал в их выходках. Этим многое объясняется в его действиях.

Адрес Александровского лицея князю Горчакову. Другой адрес, неловский в другом отношении и в сущности маловажный, был адрес, поднесенный князю Горчакову директором лицея от имени Александровского лицея и бывших воспитанников лицея Царскосельского. Директор лицея генерал Миллер, человек ограниченный и совершенно распустивший это заведение, которое отличается самым поверхностным энциклопедическим ученьем, высоким мнением о себе воспитанников и самым пустым направлением их. склонностью к трактирному кутежу, вздумал угодить князю Горчакову, сочинив ему поздравительный адрес по случаю ноты 19 октября 1870 г. Адрес был сочинен профессором словесности Никольским и просмотрен лицейским товарищем Горчакова членом Государственного совета бароном Корфом. Других бывших воспитанников прежнего Царскосельского лицея, от имени коих адрес составлялся, не спрашивали. Их не собирали, проекта адреса им не показывали. Принц Ольденбургский, попечитель лицея, испросил разрешение государя на поднесение адреса. Тогда Миллер отправил эту бумагу по домам, присутственным местам, департаментам и канцеляриям с чиновником лицея, бывшим воспитанником, от имени принца Ольденбургского для подписания. Миллер дал подписать адрес также четырем нынешним воспитанникам - по одному от каждого класса. Ученикам, школьникам - подписать акт политического содержания! Собрав большое число подписей, Миллер с инспектором лицея, членами совета и означенными четырьмя воспитанниками отвез адрес Горчакову, который, конечно, весьма ласково принял их. Мне привозили адрес, но я не подписал его вовсе, не сочувствуя ноте 19 октября, которая, по моему убеждению, была крайне несвоевременна и могла принести только вред России, ибо при совершенно расстроенных финансах вызывала к новым огромным расходам, в сущности, бесполезным.

стр. 73

Несходство мнений моих с окружающими лицами. Удаление от общества. Одиночество

Вообще, в последнее время более чем когда-либо я стал замечать, как далеко я расхожусь во многих мнениях со многими лицами нашей администрации и общества, со многими товарищами по службе или воспитанию и вообще с господствующим направлением двора и салонов.

Также не разделяю я многих мнений наших литературных кружков, мнений и воззрений, приходящих из провинций, упорного упрямства консерваторов и диких увлечений наших, так называемых, либералов и прогрессистов, которые, как видно, вовсе не обдумали свои идеи. В прежнее время я был более уступчив, легче подчинялся влиянию других или, по крайней мере, легче мирился с ними, но теперь, признавая свои убеждения правильными, не жертвую ими.

От этого я чувствую себя в одиночестве, а встречаясь с людьми, больше молчу, избегая споров, или поддерживаю разговор о предметах пустых, желая только сохранить обыкновенную вежливость. Весьма натурально, что при таком настроении приходится больше жить с книгами и лишать себя бесполезного обмена мыслей. Не умею решить, насколько я сам виноват и насколько причиной неправильные условия, в которых находится наше общество и в нем особенно люди моих лет, которые уже давно потеряли пыл молодости и сделались осторожны на словах, не желая вследствие неблагоразумных рассказов и бесполезных толкваний потерять свое общественное положение.

Возможны ли, например, у нас откровенные, искренние суждения о религии, ее догматах, обрядах православной церкви, требованиях от православных? Весьма ясно вижу, что все мои знакомые, истинно образованные и просвещенные, не могут считаться православными по "Катехизису" Филарета, но вижу также, что им было бы весьма неприятно всякое рассуждение об этих предметах, и что они, как и я, избегают разговора о них. Не говорю, конечно, о ханжах или людях положительно ограниченных, с которыми разговор был бы весьма неприятен. Из чувства самоуважения желательно говорить всегда правду, то есть то, что искренне, добросовестно считаешь правдой; тогда только всякое суждение, всякий обмен мыслей могут быть действительно заманчивы и полезны. Но возможно ли это при условиях нашего общества? Выше сего я сказал, что суждения о религии у нас для православного невозможны. Невозможны также для меня суждения о требованиях морали вообще, о началах нравственности, об обязанностях семейных и общественных, ибо слишком часто эти суждения имели бы вид упреков или порицаний образа действия того, с кем говоришь.

Суждения о правительственных распоряжениях, о форме правления, о действиях правительственных лиц должны быть крайне осторожны и умеренны и отнюдь не высказывать всей истины, ибо множество людей, заискивающих у сильных, опасаются быть компрометированными подобными разговорами. У нас еще слишком много людей, которые находят для себя выгодным самодержание, чтоб можно было доказывать, что для самого самодержца эта неограниченная власть есть тягость и что он должен изнемогать под ее бременем. Человек не создан для того, чтоб жить в атмосфере лести и обмана, окружающей властелина. Вечный фимиам производит туман, сквозь который не видно правильное очертание предметов.

Есть, правда, кружки, в которых религия, форма правления и действия правительства обсуждаются с полной свободой. Я не бывал в них, но слышал, что там суждения об этих предметах отличаются таким цинизмом, таким невежеством, так грязны, неосновательны и неправдивы, что внушают к себе только отвращение, и что можно только жалеть о молодых людях, которые попали в эти вертепы.

Одно из грустных явлений нашего придворного и высшего общества в последнее время есть какое-то извращение понятий о чести и безнаказанность поступков, которые в прежнее время влекли за собой исключение из общества. Два года тому назад был напечатан в газетах скандалезный публичный процесс флигель-адъютанта лейб-гусарского полковника графа Штейнбока, женатого на княжне Долгорукой, с матерью умершей актрисы Эллерс; Штейнбок имел от этой актрисы сына и письменно обязался выдать ему 25 тыс. рублей. Мать актрисы, уезжая с внуком в отечество, в Австрию, просила Штейнбока о выдаче этого капитала. Он же, сознаваясь в том, что обещал заплатить деньги, отказывался выполнить это обещание на том

стр. 74

основании, что выданный им акт по закону не имеет силы. Одна судебная инстанция приговорила его к уплате денег, другая оправдала его.

В нынешнем году царскосельская полиция продавала публично после нескольких газетных объявлений движимое имущество того же графа Штейнбока в уплату долгов. Имущества он представил на 400 руб., а долгов были десятки тысяч. Относительно всех прочих вещей он показал, что они принадлежат жене его, тогда как всем было известно, что все состояние принадлежит ему как племяннику богача Яковлева.

Все это нисколько не мешает графу Штейнбоку оставаться флигель-адъютантом, бывать при дворе, принимать у себя самое аристократическое общество, тратить 4 тыс. руб. в год на украшение своей квартиры цветами и пр.

Известный картежный игрок, сенатор, генерал-адъютант генерал-лейтенант Фролов наделал долгов и полиция продавала публично его движимое имущество на квартире его в Стремянной улице. Это не помешало ему оставаться сенатором, т. е. высшим в империи судьей, генерал- адъютантом и к первому празднику получить чин генерала от инфантерии.

Племянник государя, герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский, осенью 1870 г. нанял дом княгини Гагариной на Гагаринской набережной, близ Летнего сада, где ежедневно гуляют государь, императрица и многие особы императорской фамилии; поместил там неразведенную жену камер-юнкера Акинфиева, от которой имеет сына, и живет в этом доме с нею совершенно открыто, принимая у себя гостей. Мать его, великая княгиня Мария Николаевна, живет в своем дворце у Синего моста и там находится незанятая квартира ее сына. Много рассказывается странного о поведении молодых великих князей, сыновей государя (кроме наследника) и о братьях его (кроме Михаила Николаевича). Желаю искренне, чтоб 90% было выдумкою.

Шпионная деятельность III Отделения под начальством генерал-адъютанта графа Шувалова и перлюстрация писем под ведением министра внутренних дел, производимая действительным статским советником Шором с помощниками, не внушает при дворе и между высшими административными лицами в Петербурге никакого негодования, омерзения, отвращения. Очевидно, что мы свыклись с этими нечестными учреждениями.

Извращение понятий о чести, придворное раболепство, искание милостей при дворе, улыбок, приглашений - все это действует крайне неприятно на зрителя, но рассуждения об этом невозможны, ибо они имели бы вид упреков, укоризны, выражения презрения и притом не в бровь, а прямо в глаз.

Вредное, растлевающее влияние самовластия и двора, за которое народу еще приходится платить огромные суммы, заставляет удивляться, как Испания, которая столько претерпела от королевской власти и которая видит пример Соединенных Американских штатов и Швейцарии, которые обходятся без королей, без двора и без придворного бюджета, как Испания выбрала себе в нынешнем году короля ^IV вместо того, чтоб устроить правление из народных представителей и дешевого президента, на несколько лет избираемого. Подобный президент и представители народные сменяются спокойно, без всякого потрясения или переворота, тогда как перемена короля влечет за собой революцию, кровь и множество бедствий. Притом избрание народное представляет больше вероятности относительно способностей избранного, чем случайность рождения. Король, родившийся во дворце, никогда не бывший частным человеком, не может знать истинное положение края, потребности оного, как частный человек. Между тем, испанцы предпочли иметь короля, избрали династию и дали ему 20 миллионов дохода, в ожидании того, сколько он сам возьмет и в какие расходы своею политикою вовлечет край бедный, разоренный прежними властелинами. Видно, что одно из тлетворных влияний придворной атмосферы состоит в том, что она унижает достоинство человека и внушает ему мысль, что она для него необходима.

Это унижение собственного достоинства я замечаю на самом себе. Я избегаю всяких дворцов, избегаю общества придворных, но когда по необходимости бываю там, то не нахожу в себе довольно самостоятельности, чтоб открыто порицать достойное порицания, чтоб высказываться вполне откровенно и смело, и предпочитаю или молчать, или удаляться, не выражая того, что думаю. Мне не случается прямо лгать, но случается говорить сильным вещи, которые могут быть

стр. 75

им приятны и умышленно выбирать такие вещи, чтоб сделать удовольствие. Им было бы полезнее выслушивать и узнавать от меня другое, но чрез это я становился бы им еще более неприятен, ибо они не могут, однако, не угадывать чувства, которые я питаю ко многим из них и мое внутреннее неодобрение их действий.

Есть еще много предметов в нашем обществе, которые возбуждают страсти, по которым мнения весьма различны, и о которых споры и суждения совершенно бесполезны, ибо они не убеждают противника, а только сердят и раздражают его, несмотря на самую мягкую форму аргументации и которые доставляют рассуждающему название неблагонамеренного, либерала, демагога, красного, непатриота и пр. Сюда относятся суждения о последствиях освобождения крестьян, о крестьянском самоуправлении, о земских учреждениях, о свободе печати, о системе действий правительства в западных губерниях, в Польше, в Остзейском крае, о немцах вообще, о спекуляциях на бирже, постоянной покупке и продаже акций, облигаций и разных денежных бумаг, участие непосредственно или чрез подставных лиц в железнодорожных и других предприятиях, наконец споры даже о классическом и реальном образовании, о народных школах и приготовлении народных учителей из крестьян.

Затем о чем остается говорить: о погоде, об опере, балете, светских салонных сплетнях, о винах и трюфелях и т. п. невинных предметах.

Проект преобразования гимназий графа Толстого

Я упомянул сейчас слова "классическая и реальное образование". На днях министр народного просвещения граф Толстой присылал мне на рассмотрение свой проект перемен в уставе гимназий 1864 г., который по моему представлению был тогда введен в гимназии.

Устав 1864 г. для гимназий называл этим именем средние общеобразовательные учебные заведения, которые имели целию стройное развитие способностей в возрасте от 9 до 17 лет. Для достижения этой цели употреблялись как педагогические орудия изучение древних языков и математика, или науки естественные и языки новейшие, и, смотря по преобладанию того или другого орудия, гимназия называлась классическою или реальною. При тогдашнем настроении нашего общества и высшей администрации в уставе 1864 г. пришлось сделать разные уступки, и оттого он явился со многими недостатками, которые весьма бы желательно теперь исправить. Предположения графа Толстого действительно исправляют некоторые из них, а другие оставляют нетронутыми. Сверх того, они заключают некоторые меры, которые нельзя признать полезными. Вместо одного устава для гимназий классических и для гимназий реальных он представляет два: один для заведений с обоими древними языками. Только этим заведениям он сохраняет название гимназий, и только устав этих заведений я видел. Другим средним учебным заведениям он полагает дать другое, неизвестное мне название. О словах я, конечно, спорить не буду. Следует обдумать сущность дела, а не названия.

В уставе 1864 г. предполагалось иметь гимназии 8-классные с годичным курсом в каждом классе, но член Государственного совета граф Сергей Григорьевич Строганов, бывший при государе Николае Павловиче попечителем Московского учебного округа и потому считающийся специалистом по учебной части, восстал против этого предположения и требовал, чтоб гимназии были оставлены семиклассные, с семилетним курсом. В Соединенных департаментах законов и экономии все члены согласились с ним, и, когда я остался один против всех, то уступил огромному большинству, не надеясь выиграть дело в общем собрании и у государя. Теперь тот же Строганов без всякого затруднения согласился с полезным предположением графа Толстого иметь в гимназиях курс 8-летний, но граф Толстой сам портит эту меру тем, что вместо учреждений 8-го класса, как я предлагал, оставляет учеников два года в седьмом классе, который поэтому будет постоянно состоять из учеников двоякого рода: одних, которые уже пробыли в этом классе два года и других, которые только что перешли туда из VI-го класса. Очевидно, как будет трудно учителям преподавать тот же предмет ученикам различной степени развития и с различными познаниями.

В 1864 г. пришлось сделать уступку ко вреду гимназий: уменьшить вступительные требования от детей при их приеме в 1 -й или низший класс, который вследствие

стр. 76

того получил совершенно элементарный курс. Граф Толстой весьма основательно усиливает означенные требования, а для облегчения родителей он учреждает особый приготовительный класс при каждой гимназии.

Он усиливает число часов, определенных на математику и на оба древние языка и уменьшает учебное время по другим предметам. Сверх того, молодым учителям, поступающим в гимназии, он несколько уменьшает жалованье и постепенно возвышает оное по мере службы в заведении, вместо того, чтобы при самом начале оной назначить полный оклад. Эти меры я признаю вообще весьма полезными. Не могу сказать того же о некоторых других, как то: уменьшение значения, власти и круга деятельности педагогических советов гимназий; увеличение единоличной власти директора; уменьшение самостоятельности каждой гимназии и введение большого однообразия чрез большее вмешательство министерства в распоряжения по учебной части; увеличение значения и прав почетных попечителей, избираемых сословиями, жертвующими на заведение, причем, министру народного просвещения предоставляется каждый раз определять, какая величина пожертвования дает право избирать попечителя. Лица эти, как не специалисты и не несущие никакой ответственности, весьма мало полезны гимназиям, а в случае беспокойного характера, придирчивости, мелочности, весьма неприятны для гимназического начальства; возобновление пансионов при гимназиях для учеников старших классов вместо того, чтоб иметь оные только для младшего возраста, как определял устав 1864 года. Граф Толстой в своих предположениях говорил о пользе благоустроенных пансионов, как закрытых заведений для сирот и детей отсутствующих родителей. Против этого я спорить не буду, но благоустроенное закрытое заведение требует таких денежных средств и таких воспитателей, которых Министерство народного просвещения не имеет. Между тем, неблагоустроенный пансион приносит большой вред, особенно при смешении возрастов.

Все замечания свои я высказал весьма откровенно чиновнику министерства г. Георгиевскому, который был ко мне прислан с бумагами по этому предмету, и потом граф Толстой приезжал сам благодарить меня. Я весьма желаю успеха его проекту и готов поддерживать его в Государственном совете, если здоровье дозволит приехать в те заседания, когда он будет обсуждаться.

Рассмотрение отчета Морского министерства за 1869 год

В 1869 и 1870 годах я назначался государем членом комиссии для рассмотрения отчетов по управлению морским ведомством, которое представлял государю за 1868 и 1869 годы великий князь генерал-адмирал. Другими членами комиссии были члены Государственного совета адмиралы граф Литке, Метлин и Новосильский. Дело это представляло своего рода трудность. Казалось бы, что при рассмотрении морского отчета первое место должны занимать замечания специальные, технические, касающиеся собственно морского дела, но гг. морские члены комиссии и не хотели, и не умели делать оные и потому вся работа осталась на мне. Не будучи специалистом по морской части я мог сделать замечания только по предметам административным. Но и здесь являлась трудность: из желания принести пользу делу и из чувства самоуважения следовало говорить правду, т. е. то, что казалось мне правдой. Между тем, надобно было не причинить неудовольствия великому князю генерал-адмиралу и управляющему Морским министерством адмиралу Краббе. С другой стороны, нельзя было только хвалить, ибо подобный отзыв об отчете был бы весьма односторонен и, смею думать, возбудил бы отвращение и в государе, и в великом князе.

По примеру 1869 г. и в нынешнем году я написал мои замечания совершенно откровенно и отдал их адмиралу Краббе с тем, чтоб он сам сообразил, какие из них представить в комиссию и внести в журнал оной с его объяснениями и какие он принимает от меня частным образом и воспользуется ими для дела, но не желал бы получить их от имени комиссии и притом официально. Этим способом достигнуто было то, что правда была высказана, но что за нее не слишком много гневались. Затем составлен был журнал, смею сказать, правдивый в том смысле, что в нем нет лжи, есть заслуженные похвалы, есть мягко выраженные порицания, есть случаи разномыслия между комиссией и Морским министерством.

Затем в нем высказано не все, что представлялось при рассмотрении отчета

стр. 77

и если указаны недостатки, то указаны не столь резко, как бы следовало, чтоб произвести должное впечатление. Журнал комиссии был послан государю в начале декабря 1870 года, а 13 декабря зашел ко мне адмирал граф Литке сказать, что накануне, т. е. 12 числа, государь подошел к нему во дворце после обеда (данного по случаю праздника Финляндского полка) и очень благодарил за журнал, прибавив, что одобряет предположения комиссии; великий князь Константин Николаевич тут же подошел к нему и также выразил свое одобрение. Признаюсь, что я был очень рад этому исходу дела, ибо опасался неудовольствия и государя и великого князя. Известно, что за несколько лет пред сим государь был очень недоволен журналом комиссии, которая рассматривала отчет Военного министерства. Члены комиссии, старики - генералы граф Сумароков, Плаутин и Гринвальд, были призваны по высочайшему повелению в Комитет министров и там им прочитаны гневные резолюции государя за их критику действий Военного министерства. То же могло случиться и с нами по Морскому ведомству.

Если б государю угодно было получать более обстоятельную, сильную и подробную критику подобных отчетов, которые, впрочем, излагают ряд одобренных им самим распоряжений, то ему следовало бы каждый раз лично выражать это членам таких комиссий. При нынешнем же порядке составление журнала комиссии я уверен, что гг. члены оной не согласились бы подписать журнал, выражающий еще более порицаний и критики.

Сколько я знаю великого князя Константина Николаевича и государя Александра Николаевича, мне кажется, что оба согласились бы на необходимые по морскому ведомству улучшения, если б они были доложены им обстоятельно, с большим знанием дела и в благоприятное время, т. е, когда они свободны, никуда не торопятся, совершенно здоровы и не находятся под впечатлением каких-либо грустных событий.

Подобного доклада управляющий министерством адмирал Краббе сделать не в состоянии, сколько по недостатку способностей, незнанию им самим правды, сколько и потому, что он находится под влиянием окружающих его чиновников, для которых были бы весьма невыгодны нужные теперь преобразования. Сверх того, по самому образу жизни, проводя каждый вечер в театре и часть недели на охоте, Краббе не имеет времени для серьезного труда, если б даже был способен к оному. Но он отличный, расторопный исполнитель, деятельный, смышленый и мастер сохранять хорошие отношения с разными полезными людьми. Сверх того, он человек действительно добрый и подчиненные должны очень любить его.

Главные недостатки в морском ведомстве в настоящее время суть следующие:

1. Огромность и дороговизна административных учреждений. При нынешнем флоте следовало бы иметь совсем другую, весьма небольшую и дешевую администрацию.

2. Излишнее количество казенных зданий, содержание и ремонт коих стоит слишком много.

3. Система излишних наград и повышений и слишком быстрого производства не по заслугам. Результат этого есть создание массы людей, которые имеют о себе слишком высокое мнение, внушенное им их же начальством, людей с огромными претензиями и притом недовольных и неблагодарных, которые становятся в тягость для ведомства. Во флоте более чем где-либо полезны старые опытные лейтенанты и капитаны и вредны молодые адмиралы, изукрашенные орденами, не заслуженными никакими подвигами.

4. Дурное содержание и изнурение работой матросов. Морские медики прямо говорят, что матросы от того слабосильны, болезненны, что им мало дают мяса, не дают тельных шерстяных фуфаек, без которых неминуемы простуды, и не дают постельных принадлежностей ¹ .

5. Подобные неустройства происходят, как приводят в свое оправдание начальники, по недостатку денег, и притом происходят в ведомстве, которое строит одновременно две царские яхты, из коих одна будет стоить 1 ¹ / ₂ млн. руб. и назначается для того, чтоб раз в год государь сходил на ней в Транзунд на пути отсюда в Выборг, чтоб посмотреть там в течение нескольких часов эскадру. И эта яхта строится, когда у нас есть несколько царских пароходов.

6. Слишком малое занятие делом и адмиралов, и капитанов, и младших офицеров, и учеников морских училищ. Все эти лица получают хорошее содержание

стр. 78

и очень мало работают. Одни матросы, которым не дается ни нужной одежды, ни питательной пищи в достаточном количестве, изнуряются по временам лишней работой. Это возмутительно!

7. Отсутствие частых, строгих ревизий по всему ведомству скрывает много разных недостатков, неустройств и злоупотреблений.

8. Преследование со стороны морского начальства гласности, публичности, газетных и журнальных статей о недостатках во флоте также ведет к тому, что морское начальство само не знает, что у него делается, и приходит к успокоительному убеждению, что у него все обстоит благополучно.

Вот главные недостатки, которые требуют целого ряда энергических мер, невозможных при нынешнем устройстве морского управления. Признаюсь, что до последнего времени, т. е. когда познакомился с морскими отчетами, я ошибался насчет Краббе, считал его более способным на серьезное дело и воображал, что у него все идет гораздо лучше. Он человек милый, добрый, которого ближайшие подчиненные должны очень любить, приятный для начальства исполнитель, человек усердный и расторопный, полезный для великого князя своим уменьем жить со всеми в ладу, но он не может быть самостоятельным, умным, энергическим администратором, имеющим постоянно в виду и понимающим общую пользу, благо отечества и современные потребности оного.

Финансы. (Занятия в Департаменте государственной экономии летом 1870 года)

Слова "современные потребности" употребленные в конце предыдущей страницы, ведут меня к изложению моих занятий в Департаменте экономии Государственного совета, так как важнейшею современною потребностью России я считаю устройство наших финансов.

Многие члены Департамента экономии разъехались на лето 1870 г., и я был назначен временным членом, чтоб могло составляться полное присутствие. Это назначение побудило меня ближе познакомиться с положением наших финансов и несколько облегчило средства к тому.

Прежде всего, меня поразило совершенное равнодушие членов Департамента к способу решения дел, которые им представлялись. Им было все равно: согласиться на представляемый расход или отказать в деньгах. Очевидно, что все решал председатель департамента Чевкин, который, по- видимому, весьма суровый и несговорчивый, был в сущности очень уступчив, ибо крайне боялся разногласия департамента с министром или в самом департаменте между членами. В таком случае, дело переходило в общее собрание, и там могло случиться разногласие. Наконец, могло случиться, что государь утвердил бы мнение противное мнению Чевкина. Чевкин особенно боялся этого, ибо видел в этом уменьшение собственного веса и значения. Поэтому он легко уступал, когда видел твердую решимость произвести разногласие, но члены департамента никогда с ним не спорили, и он решал всякое дело, как хотел.

В департаменте сидел, или правильнее, сказать, сидя дремал, бывший министр финансов 78- летний Княжевич и в прежнее время всегда уступчивый. Другие члены были генерал, граф Баранов, принадлежавший к интимному обществу государя, родственник Адлербергов, но не знающий дела и не имевший ни энергии, ни способностей; бывший товарищ министра финансов Неболсин, имеющий статистические сведения по предметам ведения Министерства финансов, но перепуганный, забитый Чевкиным и вследствие того, не смеющий выразить свое мнение. Далее два безгласных адмирала - Новосильский и Метлин и тайный советник Муханов без всякого значения. Новосильский, герой Севастополя, но человек крайне ограниченный и не имеющий понятия о финансах. Метлин, бывший черноморский интендант и потом управляющий Морским министерством, человек умный, злобный, жесткий, знающий хозяйственную часть, но циник и умышленно, из полного равнодушия к общественному благу, не принимающий никакого участия в делах. Вследствие такого личного состава департамент был не совещательным учреждением, а как бы эскадрой по флагом адмирала Чевкина, на которой морской устав, т. е. беспрекословное исполнение сигналов флагмана, соблюдался в точности. Флагман был великий работник, человек капризный и своеобразный и крайне мелочный. От всего

стр. 79

этого происходило, что деятельность департамента устремлялась на мелочи. Спорили о тысячах и сотнях, а десятки миллионов проходили без возражения. Огромный ежегодный труд департамента, или, вернее сказать, Чевкина не приносил надлежащей пользы и только расходовалось время и силы.

Другое, что поразило меня с первых же дней заседания в департаменте - это легкость, с которою министр финансов соглашался на ассигнование сверхсметных кредитов по требованиям разных министерств, требованиям, которые являлись еженедельно. До сих пор не понимаю причины этого. Устал ли Рейтерн бороться со всеми; рассчитал ли, что приятнее жить в хороших отношениях с другими министрами и не досаждать государю беспрерывными отказами, или же он убедился, что этим средством нельзя помочь нашим финансам, которые слишком расстроены; ожидает ли он прочного исправления их от времени, и развития богатства и благосостояния империи вследствие перемен в условиях ее жизни: отмены крепостного права, гласного суда, земских учреждений и особенно развития железных дорог, на которые Рейтерн старался употреблять большие суммы, что и составит главную заслугу его управления. На все эти вопросы не умею отвечать, но вижу, что департамент беспрерывно назначал с согласия министра финансов огромные суммы сверхсметными кредитами по всем министерствам.

Из сведений, почерпнутых мною отчасти в делах департамента, а отчасти в других источниках, мне представились относительно состояния наших финансов летом 1870 г. следующие соображения.

Давно уже правительство наше постоянно расходует каждый год больше денег, чем сколько получает доходов.

С 1832 г. по 1861 г. издержано было более, чем сколько получено 1376 млн. 420 165 руб. или по 45 млн. в год. Для покрытия этих расходов делались процентные займы внутренние и внешние, срочные и бессрочные и выпускались бумажные деньги. Таким образом, на будущие поколения налагалась тягость уплаты за расходы нынешних правительств. Сверх того, конечно, старались всячески увеличить доходы или налоги с современных поколений, и для взимания дохода употреблялись самые дурные и вредные способы, а именно, подушная подать и доход с вина в форме откупа, а в последнее время акциза. Гласные расходы, на которые тратились эти огромные суммы, были расходы непроизводительные, вовсе не имевшие целию благосостояние плательщиков. Деньги уходили преимущественно на войны, на содержание огромной армии и флота, на роскошные постройки, на двор и на многочисленный состав административных учреждений, считая в том числе и разного рода полиции.

Из этого следует один общий вывод, что Россия крайне дурно управлялась.

После 1860 г. представляется следующее.

Доходы значительно увеличились, а именно: в 1862 г. они составляли 295 млн. руб., 1863 - 332 млн., 1864 - 354 млн. руб., 1865 - 351 млн., 1866 - 357 млн., 1867 - 419 млн., 1868 - 421 млн. Обыкновенные расходы в то же время чрезвычайно увеличились. В 1862 г. внесено было в роспись расходов - 310 млн. руб., а в 1868 г. они составляли 429 млн. Сверх того в 1868 г. потребовалось: на железные дороги - 38 млн. руб., сверхсметных на разные предметы - 42 млн. руб., а всего в 1868 г. - 510 млн. руб. Вообще, чтоб иметь верное понятие о расходах, нельзя ограничиваться теми, которые вносятся в государственную роспись и публикуются в всеобщее сведение, а необходимо видеть цифру расходов сверхсметных. Таковых было: в 1863г. - до 39 млн. руб., 1864 - 29 млн. руб., 1865 - 36 млн., 1866- 49 млн., 1867 - 32 млн., 1868 - 30 млн., 1869 27 млн. Всего в 7 лет - 245 млн. рублей.

Кроме расходов сверхсметных тягость для Государственного казначейства составляли также расходы авансовые, т. е. суммы постоянно отпускаемые в счет сметы будущего года. Эти отпуски были весьма значительны, как видно из того, что с 1 января по 1 мая 1870 г. по одному Военному министерству в счет сметы 1871 г. было отпущено 19 834 540 руб. 37 коп.

Для покрытия вышепоказанных огромных расходов Министерство финансов: 1) старалось увеличивать доход, 2) делало процентные займы внутренние и внешние, с выигрышами и без выигрышей, 3) выпускало срочные процентные билеты Государственного казначейства, заменяя немедленно новым выпуском каждую серию, которой выходил срок и 4) выпускало бумажных денег (кредитные билеты).

стр. 80

Доходы действительно весьма значительно увеличились в последнее десятилетие (1860 - 1870), но это увеличение касалось существенно подушного сбора, которого с 1860 г. по 1869 г. прибавилось до 26 763 000 руб., что составит по 1 руб. 20 коп. с души. Доход этот увеличился потому собственно, что был возвышен налог, а именно: в 1862 г. возвышена подушная подать на 95 коп. с души, в 1863 г. по разным губерниям возвышена от 8 коп. до 44 коп., в 1867 г. по 50 коп.

Душевой сбор на государственные земские повинности был увеличен на трехлетие с 1860 г. на 3,964 млн. руб., на трехлетие с 1865 года еще на 4,690 млн.

Таким образом, увеличение дохода произошло не вследствие развития народного богатства или возрастания благосостояния, а просто потому, что налог с самых бедных людей был возвышен. Количество долгов возросло в последнее десятилетие в огромных размерах. До 1860 г. заключено было всего процентных займов внешних и внутренних: гульденов - 24 млн., фунтов стерлингов 10 млн., рублей - 511 млн. К этому прибавилось с 1860 по 1870 г. новых займов: гульденов - 75 млн., фунтов стерлингов - 25 млн., рублей - 460 млн. По займам, заключенным до 1860 г. приходится платить в год процентов и погашения всего 38 млн. руб., и по займам заключенным в 1860 - 1870 годы, всего 37 млн. руб., а всего в 1871 г. по всем процентным займам - 78 млн. рублей.

Сверх этих долгов состояло к 13 июля 1870 г. беспроцентного долга, т. е. кредитных билетов в обращении 715 млн. рублей.

К этому должно присовокупить, что реализация займов в прежнее время была несравненно выгоднее, чем в последние годы, как это ясно видно из следующего расчета: 4% займы были реализованы:

под Николаевскую железную дорогу в 1867 по 61.50

Если ко всему вышеизложенному прибавить, что после подушных, падающих на самое бедное население империи, главный источник дохода составляет акциз с вина, т. е. доход, основанный на разврате народа, на ослаблении его нравственных, умственных сил и расстройстве здоровья и материального благосостояния, то понятно, что вся система наших финансов, все положение финансов представляется в самом безотрадном положении. Это есть черное пятно в ряду блестящих реформ, которыми ознаменовало себя нынешнее царствование.

В положении финансов являются особенно прискорбными два факта: 1) система получения государственного дохода преимущественно с бедного населения и способами самыми для него отяготительными, как то: подушным налогом, акцизом с вина, налогом на соль, паспортным сбором, круговой порукой, не говоря уже о всех натуральных повинностях; и 2) расстройство денежной системы с ее последствиями, т. е. низким курсом наших денег при переводе за границу, шаткости и беспрерывных колебаниях оного и упадке стоимости или покупной силы кредитного рубля внутри империи.

От низкого курсы и упадка кредитного рубля прежде всех страдает сама казна или само правительство, принужденное приплачивать огромные суммы по всем внешним платежам и покупать все необходимые ему веши внутри государства гораздо дороже против прежнего, вследствие страшной дороговизны, которая есть ни что иное, как упадок покупной силы бумажного рубля. Эта дороговизна при огромных заготовлениях всякого рода вещей на армию и флот, причиняет огромные расходы. По той же причине приходится беспрерывно увеличивать жалованье служащим, дабы содержание их сколько-нибудь сравнять с тем, которое они получали в прежнее время, когда все предметы были дешевле.

Чтоб видеть возрастание дороговизны на жизненные припасы в разных

стр. 81

местностях империи, я собрал (...) ^VI сведения из нескольких городов, находящихся в различных обстоятельствах. Сведения эти весьма любопытны и показывают, что для того, чтобы в 1870 г. семейство могло потреблять то же количество съестных припасов, которое оно потребляло в 1860 г., надобно иметь денег, по крайней мере, на 50% больше.

Прискорбное положение наших финансов налагает на Департамент экономии ясную обязанность всемерно заботиться об уменьшении расходов. Летом 1870 г., когда я был членом департамента, он мог исполнить эту обязанность только относительно требований сверхсметных кредитов, и на этот предмет я обратил тогда особенное внимание.

На основании существующих правил (Свод законов, т. 1, Учреждение министерств, приложение к стр. 221, п. 49), "предметом кредита экстраординарного может быть такой только расход, который по существу своему не мог быть предвиден при составлении и утверждении сметы действующей и без крайнего вреда не может быть отложен до сметы будущей".

На основании высочайше утвержденного 5 мая 1864 г. мнения Государственного совета новые штаты, соединенные с новым для Государственного казначейства расходом, могут быть вводимы не ранее начала того года, который следует за утверждением штата.

Высочайше утвержденным 14 марта 1868 г. мнением Государственного совета, постановлено: предоставить министрам "с представлениями о сверхсметных кредитах входить только в таких исключительных случаях, когда испрашиваемый расход принадлежит к числу самых необходимых и притом удовлетворение оного не терпит отлагательства до сметы следующего года".

24 октября 1866 г. государь утвердил некоторые предположения министра финансов и государственного контролера, в которых, между прочим, изложено: "строительные расходы принадлежат к числу тех, которые скорее других могут быть приостановлены без ощутимого вреда для успешного хода государственной администрации. Сверхсметные кредиты ни в каком случае не должны превосходить в течение года цифру остатков от последней заключенной сметы".

Высочайше утвержденным 24 ноября 1869 г. мнением Государственного совета, постановлено, между прочим: "Крайним пределом действия льготного срока полагается для расходов всех вообще ведомств, за исключением военного, 30 апреля, а для Военного министерства 31 мая следующего за сметным года. Испрошение сверхсметных кредитов в течение льготного срока не допускается".

Вот правила, которыми Департамент экономии обязан руководствоваться.

Применяя оные к представлениям о сверхсметных кредитах, поступивших в департамент летом 1870 г., я не мог согласиться на ассигнование некоторых кредитов и гг. члены департамента присоединились к моему мнению, а гг. министры остались при своих убеждениях. Вследствие этого, возникли следующие случаи разногласия, которые должны были поступить на рассмотрение Общего собрания Государственного совета осенью 1870 г. по окончании каникулярного времени: о расходе на строительные работы в зданиях Московского почтамта; о расходе на Комиссию о губернских и уездных учреждениях; о пособиях варшавским театром; о расходах по Военному ведомству на постройку госпитальных клиник; о расходах на содержание дома, занимаемого в Москве генерал-губернатором; о расходе на содержание новых военно- судебных учреждений в Кавказском военном округе; о возвращении Ведомству императрицы Марии 1 млн. руб., и об увеличении суммы, отпускаемой на сооружение храма Спасителя в Москве.

Судьба этих дел была различная. По последним двум я только успел заявить свое мнение в департаменте и затем, по болезни, перестал ездить в заседания. Журнальные постановления состоялись уже без меня, и я не знаю в каком смысле. (...) ^VII Что же касается увеличения расхода на постройку храма Спасителя в Москве, я доказывал, что нет никакой надобности ускорять сооружение храма, что подобные памятники воздвигаются веками и многими поколениями ² , что положение наших финансов таково, что скорее следовало бы уменьшить расход на сооружение храма, а никак не увеличивать, и, наконец, что именно строительные расходы указаны Государственному совету как такие, где удобнее делать сокращения.

Господа члены департамента не возражали мне. Дальнейшая судьба этого дела мне на сегодняшний день неизвестна. (15 декабря 1870 г.).

стр. 82

По делу о введении на Кавказе новых судебных учреждений с 1 октября 1870 г. департамент на точном основании закона, предписаывающего введение новых штатов не иначе как с года, следующего за тем годом, когда штаты были утверждены, полагал ввести судебные учреждения с 1 января 1870 г. и тогда же начать отпуск денег. Министр военный с этим не соглашался и просто объявил высочайшее повеление ввести эти учреждения с 8 ноября. Затем дело уже не было внесено в Общее собрание, а как я слышал, высочайшее повеление прямо передано из Департамента экономии министру финансов к исполнению. Это весьма натурально и правильно в государстве, где власть монарха выше всех законов. Журнал департамента по делу об увеличении ежегодного пособия варшавским театрам был внесен в Общее собрание Государственного совета при самом начале заседаний после каникул 21 сентября 1870 г. За два дня до собрания великий князь, председатель Государственного совета, призывал меня к себе и советовал не защищать мнения департамента, потому что расход на театры в Варшаве действительно необходим и потому что государю угодно, чтоб он был разрешен. Я, конечно, не поехал в собрание. Прочие члены департамента не защищали свое мнение и расход был разрешен единогласным постановлением совета.

Остальные 4 дела: о расходе в комиссию губернских учреждений, о перестройке квартир почтовых чиновников в Москве, о расходах на дом московского генерал-губернатора и о кредите на перестройку клиники Военной медицинской академии были внесены в Общее собрание Государственного совета и назначены к слушанию 28 сентября 1870 г.

В этом собрании мне пришлось отстаивать мнения Департамента государственной экономии против министров внутренних дел и военного. Меня поддержали председатель департамента Чевкин, государственный контролер Татаринов и товарищ министра финансов Грейг, и Общее собрание утвердило постановление департамента. Военный министр Милютин, как человек умный, не защищал свое мнение. Министр внутренних дел Тимашев, напротив того, очень много говорил в защиту своих требований, но должен был отступить. Я вовсе не вдавался в подробный разбор этих требований, а представил общую картину положения наших финансов и доказывал, что такое положение оных вынуждает к самой строгой экономии.

Сколько могу теперь припомнить, последовательный ряд выраженных мною мыслей был следующий:

"Каждое дело, представленное ныне Общему собранию само по себе, отдельно взятое, не представляет важности, но весьма важно, что в самом начале административно-законодательного сезона является одновременно несколько случаев разногласия министров с Департаментом экономии. Из этого следует, что гг. министры и департамент имеют различные взгляды на положение наших финансов и наши финансовые средства.

Решение этих разногласий Общим собранием в том или другом смысле, притом в начале сезона, будет иметь влияние на целый год и неминуемо поведет по всем ведомствам или к новым денежным требованиям, или к бережливости.

Бережливость теперь более, чем когда-либо необходима, ибо состояние наших финансов крайне прискорбно.

Доходы наши в последние годы значительно увеличились, но расходы возросли еще более. Самое увеличение доходов не есть факт утешительный, ибо главная отрасль их - подушные и акциз с вина падают на самый бедный класс жителей. Первый был значительно возвышен, а второй основан на разврате народа и расслаблении физическом. Все прочие источники дохода сравнительно незначительны.

Увеличение доходов оказалось, однако, весьма недостаточным для покрытия расходов и потому мы прибегали к займам. В последние 10 лет долг наш удвоился, и мы платим процентов и погашения 78 млн. и в том числе значительную сумму металлом, следовательно, теряя на курсе огромные суммы. И этих средств было недостаточно и мы выпустили 715 млн. руб. бумажных денег. К этой мере, т. е. неразменности кредитных билетов, государства прибегают в годину народных бедствий, как например, теперь во Франции, где часть государства занята неприятелем. У нас же это сделано в годы мира.

Не говоря о возрастании наших обыкновенных расходов, у нас особенно растут расходы сверхсметные, в последние 7 лет Департамент экономии разрешил одних сверхсметных расходов 245 млн. руб. Можем ли мы продолжать хозяйничать таким

стр. 83

образом? Можем ли в следующие 7 лет разрешить сверхсметный расход еще 245 млн. рублей. Очевидно, что нет. Поэтому нам следует переменить образ действия и в расходы наши ввести самую строгую бережливость. Закон по этому предмету ясен. Он допускает сверхсметные кредиты только в случаях крайней неотложной необходимости. Где же в делах, ныне представленных Общему собранию, крайняя неотложная необходимость?

Наконец, чем же может Общее собрание содействовать устройству наших финансов при нынешнем положении их? Очевидно, двумя путями: сокращая обыкновенные расходы при рассмотрении государственной росписи в конце года, и поддерживая Департамент экономии в его стремлении уменьшить в течение всего года расходы сверхсметные.

В настоящем случае общему собранию предстоит исполнить эту обязанность по 4-м делам".

Речь моя произвела впечатление и под влиянием оной состоялось вышеупомянутое решение Общего собрания.

Великий князь Константин Николаевич, председатель Государственного совета, был в продолжение лета 1870 г. на Кавказе и в Крыму, и я писал ему три раза весьма откровенно о занятиях моих в Департаменте экономии и положении наших финансов, о составе и порядке дел в департаменте. Я находил необходимым: 1) составить новые, более строгие правила относительно сверхсметных кредитов, с тем чтоб, опираясь на эти правила, департамент мог легче отказывать и 2) изменить состав департамента, назначив новыми членами: статс-секретаря Грота, директора Государственного банка Ламанского, сенатора Гагемейстера, сенатора Мансурова и статс- секретаря Заблоцкого.

Осенью, по возвращении в Петербург председателя департамента Чевкина, министра финансов Рейтерна и государственного контролера Татаринова, я говорил им то же самое, не называя лиц. Чевкин сказал мне, что положение финансов не так худо, как я себе представляю, что за его частые повторения о дурном положении финансов государь уже было сказал, что он, Чевкин, своими иеремиадами вредит нашему государственному кредиту, что новых членов в департамент не нужно, что новые правила также не нужны, а что необходимо, чтобы при всех случаях разногласия великий князь поддерживал в Общем собрании совета Департамент экономии.

Татаринов также уверял меня, что положение финансов не слишком худо, также говорил, что новые правила о сверхсметных расходах не нужны и прибавлял, что помогать нашим финансам можно другими средствами, разумея, конечно, свои контрольные и счетные преобразования.

Рейтерн соглашался насчет пользы от назначения новых членов в департамент и от издания новых правил. Он говорил что существенно полезного и прочного сделано одно - это направление больших сумм на железные дороги, а все прочее мелочь, и что ему было бы очень приятно оставить министерство, но есть ли уверенность, что при другом дела пойдут лучше? Это его останавливает.

Великий князь Константин Николаевич, условившись с Чевкиным и Рейтерном, докладывал государю о необходимости назначить новых членов в Департамент экономии и предлагал избрать помянутыми лицами статс-секретарей Грота и Заблоцкого. Вследствие этого, в течение осени Грот был назначен членом Государственного совета и Департамента экономии, а относительно Заблоцкого великий князь два раза сказывал мне, что государь решительно отказал, помня, что когда-то Заблоцкий в Городской петербургской думе действовал против видов правительства.

Грота особенно желал иметь в Государственном совете Рейтерн, будучи весьма высокого мнения насчет его способностей, а Заблоцкого - Чевкин, который получил бы в нем еще одного секретаря, докладчика, весьма ему приятного и знающего дело, ибо он несколько лет управлял канцелярией Департамента экономии и умел снискать расположение Чевкина ^VIII .

Конец декабря 1870 года

Сравнивая мои идеи по разным предметам с воззрениями общепринятыми в нашем обществе и понятиями многих серьезных и уважаемых мною лиц, я должен

стр. 84

признаться, что в моих убеждениях есть много детского, гернгутерского, квакерского, но тем не менее не могу отказаться от них.

Занятие охотой. Так, например, я никак не могу признать не только похвальным, одобрительным, но даже извинительным занятие охотой в том виде, как предаются оному короли, принцы, английские лорды и вообще весьма богатые люди нашего времени, которые содержат дорогостоящие зверинцы, выписывают зверей и птиц, кормят их и потом стреляют в огромном количестве. Подобная охота есть какая-то бойня, занятие жестокое, унижающее нравственную природу человека. И этому увеселению предаются люди образованные, религиозные, получившие с детства наставления в приветственных правилах, читающие Евангелие, слушающие каждое воскресенье проповеди, в которых говорится о сострадании, милосердии и т. п.

Я понимаю зверолова, который проводит целые дни в лесу, отыскивая зверя или дичь, и убивает их для того, чтобы прокормить себя и семейство, но людей, которые ходят каждый день в парк убивать сотни птиц, которые были уже пойманы, и убивать не из нужды, не с какою-либо полезною целью, а так, для своего удовольствия, чтобы истратить свободные часы - этого я не могу понять и нахожу это преступлением и унизительным. Между тем это, есть самое модное, аристократическое занятие лиц, принадлежащих к самому высшему слою европейского общества, и всякое суждение не в пользу этого препровождения времени было бы, конечно, встречено с самою презрительною улыбкою.

Возможно ли, чтоб эти люди, равнодушные к страданию живых существ и причиняющие эти страдания для забавы, были сострадательны к людям, к себе подобным?

Порицания французов за то, что не соглашаются на уступки и продолжают войну. Часто случается мне слушать порицание французов за то, что они продолжают сопротивление и не соглашаются заключить мир ценой уступки нескольких областей и срытия крепостей. Обвиняют не тех, которые отнимают часть государства, а тех, которые не соглашаются отдать оную. Обвиняют с сердцем, со страстью и приводят в доказательство вины французов обстоятельство, что другие нации, не хуже их, соглашались не раз на территориальные уступки и что они сами отнимали области у других.

Какая странная аргументация и какое извращение понятий. Потому, что другие отдавали свои провинции, поэтому и французы должны отдать свои области. То, что считалось всегда геройством (защита отечества до последней капли крови, пожертвование для целости оного собой, своим имуществом, детьми, как в древней Спарте), чему прежде удивлялись, воздвигали памятники, рассказывали в школах как примеры достойные подражания (объявление императора Александра, что не положит оружия доколе один враг останется в России, сожжение Москвы самими русскими), то самое теперь, применяя к современной Франции, порицается и называется дурным расчетом, ибо ей было бы выгоднее уступить несколько провинций и купить тем самым мир, чем подвергать разорению все государство.

Не подлежит сомнению, что простой коммерческий расчет не в пользу Франции и что с точки зрения материальных выгод ей было бы выгоднее и расчетливее откупиться, как откупались Рим и Византия от варваров. Но неужели только материальные купеческие расчеты господствуют в наш век? Неужели нет других высших стремлений, других более чистых побуждений, более светлых идеалов, к которым следует идти, которые должно иметь перед собой? Понятия о чести, о свободе, неужели не заставляют более биться сердца ^IX , мысль об унижении отечества неужели не возбуждает более негодования? Лица, которые упрекают Францию за ее героизм, за ее самопожертвование, очевидно, неспособны пожертвовать собою своему отечеству.

Придворные выходы. Потребность поклонения. Фетишизм

В последние годы мне редко случалось бывать при дворе на разного рода придворных церемониях, и я всячески избегал участия в них. Вид оных производит на меня всегда самое неприятное и тяжелое впечатление. Толпа самых знатных, богатых, образованных людей, высшие администраторы, судьи, представители

стр. 85

других государств - все это как лакеи в раззолоченных ливреях, которые толпятся в передней, ожидая своих господ, - все это в залах дворца толпится в ожидании выхода олимпийцев, как бы неких полубогов, принадлежащих к другой высшей породе. Достоинства и недостатки этих полубогов, их страсти, их многие постыдные поступки также известны, как известны были свойства и действия жителей древнего Олимпа, населенного изобретательным воображением поэтов Греции. Это не мешает заслуженным старикам преклоняться пред ними и дорожить каждой улыбкой, каждым наклонением головы. Церемонийместеры и гофмаршалы суетятся с важным озабоченным видом, устраивая шествие, как некий государственный важный акт. Лица, самые близкие и потому самые важные, вследствие этой близости к Олимпу получают заискивающие поклоны от других второстепенных смертных. Между собой эти близкие с важностью переговариваются и пересказывают как нечто знаменательное слова, которыми они были удостоены. О, лакейство, не имеющее других разговоров как о поступках и словах своих господ! О фетишизм, чувствующий потребность иметь идолов, которым надобно преклоняться! Современная Испания представляет пример, что есть народы и общества, которые не могут обойтись без этого. Вместо того, чтоб устроить себе правительство из представителей народных, на время избираемых, с президентом также временным и недорого стоящим, испанцы выбрали себе династию олимпийцев и подобно древним славянам, избравшим варягов, послали за море к Амедею Савойскому с женою его и детям сказать: "придите княжите над нами". И это сделали испанцы, которые столько времени страдали от королей и за два года пред сим изгнали королеву Изабеллу ^X , которая у них 30 лет царствовала и разоряла их! В течении этих двух лет они обходились без фетишей и, наконец, убедились, что они им необходимы, что надобно кому- нибудь кланяться. Пригласили на эту роль сына короля Италии и тотчас же положили ему 20 миллионов содержания. Между тем они видят примеры маленькой Швейцарии и огромных Соединенных Штатов Северной Америки, которые обходятся без Олимпа.

У нас во дворце счастливым явлением, которое несколько мирит с прочей обстановкой, представляется государь Александр Николаевич. В нем забываешь императора, а видишь великую историческую личность, освободителя 22-х миллионов крестьян, создателя гласного и устного суда, создателя земских учреждений, законодателя, отменившего некоторые телесные наказания, давшего несколько простора печатному слову и прекратившего преследования за веру. Эта личность будет окружена таким блеском в истории, что блеск двора для нее здесь приличен. Перед ним как историческим деятелем для блага человечества преклонится с искренним чувством уважения свободный гражданин Америки и Англии и тем более русский, которого он возвысил нравственное достоинство. Но не надобно идти ближе, не надобно искать пятен в солнце, не надобно портить в себе прекрасное, утешительное впечатление, узнавая, как тлетворная атмосфера лжи, туман скрывает часто истину и от этой личности и приводит к разрешению мер прискорбных и вредных.

(Окончание следует)

Примечания автора

1. Это встречается в отчетах по медицинской части и в самом отчете генерал-адмирала. Для меня это было открытием тем более прискорбным, что во время 10-летней службы моей при великом князе я, именно, особенно старался об улучшении быта матросов. Великий князь вполне этому сочувствовал и из донесений морских начальников видно было, что вследствие разных улучшений уменьшилась цифра болезненности и смертности между матросами. Неужели все это было только на бумаге, неужели все это был обман?

2. Кельнский собор начат в 1248 г. и еще не кончен. Собор во Фрейбурге строился 391 год (1122 - 1513); Собор в Страсбурге - 263 года (1176 - 1439); церковь св. Лоренца в Нюрнберге- 199 лет (1278 - 1477); св. Стефана в Вене - 175 лет (1258 после пожара до 1433); св. Петра в Риме - 161 год (1506 - Браманте - 1667 Бернини); св. Марка в Венеции - 95 лет (976 - 1071) и работы по украшению еще 100 лет) и т. д.

стр. 86

Примечания публикаторов

I. В 1861 г. Пьемонт (Сардинское королевство) конституировался в единое итальянское королевство. Походы Гарибальди в 60-е годы для освобождения от австрийского господства и присоединения к королевству Венеции и Рима встретили сильное сопротивление итальянских монархистов. Венеция была освобождена только в 1866 г. Объединение Италии завершилось в 1870 г. ликвидацией светской власти папы и присоединением Рима.

II. Человек посредственный.

III. Папа Пий IX, граф Джованни-Мария Мастаи-Феретти, родился в 1792 г., был избран папой в 1846 г., умер в 1878 году. Догмат о непорочном зачатии девы Марии был им провозглашен в 1854 г. без согласия Собора; торжественно канинизировал в 1862 г., 23 японских мучеников, пострадавших в 1597 году. В 1871 г. парламент принял закон о гарантиях, по которому папа был признан государем, но его владения ограничены Ватиканом.

IV. 16 ноября 1870 г. испанским королем был избран второй сын итальянского короля Амедей Савойский, встретивший сильную оппозицию среди испанских грандов и части военных. Не в силах справиться с оппозицией, Амедей 10 февраля 1873г. отказался от престола и вернулся в Италию.

V. Так в тексте.

VI. Речь идет о составленных автором сравнительных таблицах цен на продукты за 1860 и 1870 годы в Петербурге, Москве, Костроме, Нижнем Новгороде, Тифлисе, Николаеве (РГИА, ф. 851, оп. 1, д. 8. л. 205 - 212 об.). Таблицы здесь опущены. Из таблиц следует: если в Петербурге и Москве цены за 10 лет выросли в полтора-два раза, в остальных перечисленных городах эти цифры гораздо меньше, а в Тифлисе некоторые цены остались на прежнем уровне.

VII. Далее опущена ссылка А. В. Головкина на приложение, которое не публикуется (ф. 851, оп. 1, д. 8, л. 177).

VIII. Далее опущено мнение А. В. Головнина по поводу возвращения Департаментом экономии 1 млн. руб., выделенных в 1862 г. на содержание учреждений Ведомства императрицы Марии Федоровны (ф. 851, оп. 1, д. 8, л. 200 - 202).

IX. Фрагмент стихотворения А. С. Пушкина, приведенный автором в подстрочнике, опущен.

X. Изабелла II (Мария-Луиза - 1830 - 1904, королева испанская). В начале своего правления в 1843 г. пыталась примирить все враждующие партии и пользовалась большой популярностью. Но затем подпала под большое влияние клерикалов. Революция 1868 г., которая объединила все либеральные партии, привела к концу правление Изабеллы II и она вынуждена была покинуть Испанию, поселившись в Париже. В 1870 г. отреклась в пользу своего сына Альфонса, который в 1874 г. запретил ей возвращаться в Испанию. В 1876 г. ей было разрешено поселиться в Севилье, но в 1877 г. она вернулась в Париж, а через некоторое время вновь возвратилась в Испанию.

Постоянный адрес данной публикации: