Со второй четверти XV в. наряду со служилыми людьми, занятыми на военном и административном поприще (князьями, боярами и детьми боярскими), впервые начинают встречаться не только в актах, но и в летописях имена представителей служилой бюрократии¹. Более десятка раз различные источники упоминают имя великокняжеского дьяка Стефана (Степана) Никифоровича Ростовца Бородатого.

Впервые сведения о Стефане Бородатом суммировал и изложил А. В. Орешников. Стефан включен в список дьяков А. А. Зимина, содержащий краткое изложение их деятельности и ссылки на источники. Статья о Стефане Бородатом, написанная Я. С. Лурье, помещена в "Словаре книжников и книжности Древней Руси". Часть биографических данных изложил Ю. Г. Алексеев. Самый подробный очерк, содержащий библиографию, ссылки на источники, описание наиболее известных эпизодов жизни дьяка с комментариями, принадлежит Т. В. Анисимовой. Биографические сведения о Стефане содержит статья В. Г. Пуцко². Но до настоящего времени нет исследования, задействующего весь комплекс материалов о Стефане Бородатом, первом из дьяков, о котором сохранилось столько сведений, что есть возможность охарактеризовать представителя московской бюрократии середины XV в., а заодно и осветить некоторые малоизвестные стороны функционирования великокняжеского аппарата того времени.

Возможно, самое первое упоминание о Стефане содержится в купчей Федора Андреевича на деревню Степановскую Протасова в Дмитровском уезде, приобретенную у вдовы удельного дмитровского князя Петра Дмитриевича княгини Евфросиньи, которую составлял "Степанко дьяк"³. Имя Стефан в XV в. не было распространенным, что позволяет с большой долей вероятности отождествить молодого писца акта с будущим известным дьяком⁴. При публикации акт был отнесен С. М.. Каштановым к периоду с 7 февраля 1428 г. по 7 мая 1449 г. (от начала вдовства Евфросинии до вдовства жены Федора Андреевича). Хронология может быть уточнена. Если бывший владелец деревни Степан Протасов - сын мценского воеводы Григория Протасьевича, перешедшего на московскую службу не ранее 1437 г., тогда акт должен быть

Пономарёва Ирина Гавриловна - кандидат исторических наук, доцент МГЛУ.

датирован временем не ранее 1437 года. Верхнюю границу также можно чуть скорректировать. В более точно датируемых документах, начиная с конца 1440-х гг., имя дьяка пишется только в форме "Степан" или "Стефан", что свидетельствует о его более зрелом возрасте. Таким образом, купчая могла быть составлена где-то в конце 1430-х - начале 1440-х годов. Получается, что Стефан Бородатый был дьяком, по меньшей мере, лет 30, так как последнее упоминание о нем связано с оформлением "дьяком Степаном" купчей для "своей государыни" великой княгини "Марьи", купившей у вдовы Михаила Ивановича Толбузина село на Клязьме с угодьями⁵. Жена Василия Темного овдовела в 1462 г. и приняла постриг в 1478 г. под именем Марфа (получается, что акт составлен до смены имени). Мария Толбузина овдовела не ранее конца 1460-х годов⁶. Следовательно, документ должен быть отнесен к концу 1460-х - 1478 году. Стефан стал дьяком в сравнительно молодом возрасте, что позволяет предположить, что он не только обладал выдающимися способностями (это подтверждается более поздними источниками), но и смог рано проявить их.

По купчей Федора Андреевича можно предположить, что Стефан начинал служить при удельном дмитровском дворе, но вряд ли это было так. Вся его дальнейшая служба связана с великокняжеской семьей. Скорее всего, Стефан оформлял сделку по просьбе Федора Андреевича. Кем бы ни был контрагент сделки, скорее всего, он - из окружения Василия II, что и объясняет участие в оформлении сделки великокняжеского дьяка.

Стефан выполнял обязанности, связанные с делопроизводством, но рядовым дьяком, очевидно, не был, так как в оформлении жалованных грамот не замечен. Три акта, подписанные Стефаном (как дьяк он не писал, а только заверял великокняжеские документы), составлены в связи с приобретением земель членами великокняжеской семьи путем мен с Троицким монастырем. В 1447 - 1455 гг. "дьяк Степан" подписал меновную Василия II с игуменом Мартинианом. Василий II приобрел смежное с его селом Городищским село "Князское Ивановское Крюкова, и з деревнею" (бывшее владение потомка смоленских Рюриковичей - И. М. Фоминского), отдав взамен к "их селу Хупанскому пустоши свои, великого князя, Городицкого села и Кривущинского" (Переяславский уезд). Участие в этой сделке Стефана не ограничилось только подписанием меновной. В акте записано: "А отвод тем пустошем, куды отъехал те пустоши дьяк мой, великого князя, Степан"⁷. Позднее, в 1456 - 1462 гг., "дияк великого князя Степан Ростовец" заверил еще одну меновную. Великий князь поменял село Панино с деревнями в Радонежском уезде на села Сбоевское и Ваганово в Дмитровском⁸. В те же годы "великого князя дьяк Степан" подписал меновную Троицкого монастыря с сыном великого князя Борисом в Нерехте (Костромской уезд)⁹.

В указной грамоте 1502 - 1504 гг. Ивана III об отводе к земле троицкой деревни Подбережной от Бармазовской волостной земли деревни Панинской (Переяславский уезд) упомянут "слуга броннои Василь Родивонов", о котором сказано, что он "писан" "въ книгах въ Степановых Бородатого"¹⁰. Можно заключить, что Стефану Бородатому было поручено руководство описанием Переяславского уезда. Алексеев пришел к выводу о проведении переписи при Иване III, вероятно, вскоре после смерти его отца ", тем более что в конце 1560-х - начале 1570-х гг. мы видим Стефана, скорее всего, уже человека преклонного возраста, на службе у вдовы Василия Темного. Непосредственное описание уездов осуществляли группы чиновников, но писцами назывались только руководители. Несомненно, Стефан упомянут в указной грамоте именно в этом качестве. На должность писцов назначались люди с высоким статусом, что свидетельствует о высоком по-

ложении этого дьяка в придворной иерархии. Так, первый известный по имени писец - Дмитрий Андреевич Лыков (Галичский уезд, 1447 - 1455 гг.) - представитель боярского рода Лыковых, претендовавших на родство с муромскими князьями¹².

Стефану доверяли и ответственные дела политического характера, причем, весьма деликатные. Именно Стефан Бородатый был организатором устранения Дмитрия Юрьевича Шемяки, давнего противника Василия Темного в многолетней борьбе за московский великокняжеский престол. Ермолинская летопись, сообщая о смерти Шемяки в Новгороде, ссылается на "людскую молву": "говорят, что будет ось со отравы умерлъ, а привозилъ с Москвы Стефанъ Бородатыи дьяк". Текст Львовской летописи более определенен: "Посла великий князь Стефана Бородатаго въ Новгородъ съ смертнымъ зелиемъ уморити князя Дмитрия". По Ермолинской летописи, дьяк передал яд посаднику Исааку Борецкому¹³, а тот якобы подкупил княжеского повара, положившего его в курицу, поданную Шемяке. Львовская летопись посадника не называет, а связывает устранение галицкого князя с его "боярином". Прибыв в Новгород, дьяк "поведа ему речь великого князя", "онъ же обещася" и "призва повара на сей советь"¹⁴. Как оценил исполнительность Стефана великий князь, мы не знаем, но можно не сомневаться в его щедрости. Подьячий Василий, который 23 июля 1453 г. "пригонил" в Москву с долгожданной вестью о смерти галицкого князя, сразу продвинулся по служебной лестнице - "оттоля бысть дьяк"¹⁵. После смерти великого князя, как и Стефан, Василий оказался на службе у его вдовы. В 1474 - 1484 гг. "великие княини дияк Василей Беда" подписал запись Федора (Пильема) и Семена (Вислоуха) Сабуровых, с доклада Даниилу Родионовичу Квашнину, боярину великой княгини Марии Ярославны, о разделе села Ивашкова с деревнями в Ростовском уезде¹⁶.

В первой публикации Львовской летописи, сделанной по утраченному позднее списку из собрания Спасо-Евфимиева монастыря, боярина Шемяки, участвовавшего в отравлении, звали Иван Котов, а в найденном позднее списке Карла Эттера - Иваном Нотовым¹⁷. Последнее чтение неверно. По актам известен дьяк Иван Котов. 17 апреля 1454 г. (то есть после смерти Шемяки) Василий II выдал жалованную данную, тарханную и несудимую грамоту Саввину Сторожевскому монастырю на село Каринское "в Ондреевском" Звенигородского уезда. Акт, сохранившийся в подлиннике, не имеет подписи дьяка, но стоящая вместо нее монограмма, как подметил Ю. Г. Алексеев, почти тождественна монограммам на грамотах, выданных в 1448 - 1470-х гг. и около 1460 - 1470-х гг. верейским и белозерским князем Михаилом Андреевичем, на одной из которых стоит подпись: "диакъ княжь Михаиловъ Андреевича Иванъ Котов"¹⁸. Он же подписал данную Хари (Харитона) Лагиря на его куплю у "человека Иванова Володимеровича" (Лыкова) пустошь Бортеневскую митрополиту Ионе в Звенигородском уезде (акт включен в правую грамоту, оформленную при Иване III, судя по заключению сделки при Ионе, должен быть отнесен к 1448 - 1461 гг.)¹⁹. Боярин Иван Котов - очевидно, отец дьяка Ивана Котова²⁰. Если это так, то упомянутые недатированные акты следует отнести ко времени после смерти Шемяки, когда дьяк Котов мог появиться при великокняжеском дворе, наверное, не без протекции Стефана. Дьяк не смог прижиться в Москве, где, наверняка, неоднозначно относились к службе Котовых у Шемяки и участию в его отравлении. В житии Пафнутия Боровского сказано, что некий Иван, служивший в Новгороде Дмитрию Юрьевичу Шемяке, подстрекаемый "каким-то человеком", отравил своего господина. Можно предположить, что речь идет о старшем Иване Котове. Раскаявшись в содеянном, Иван стал монахом, но когда

он пришел в обитель Пафнутия Боровского, тот заявил, что это не очистило его от "крови" господина²¹. Дьяк Котов, как свидетельствуют акты, из Москвы перебрался на службу к верейскому князю²². Не исключено, что и это перемещение осуществилось при участии Стефана. Михаил Андреевич был женат на сестре Марии Ярославны, судя по источникам, покровительствовавшей Стефану²³.

Востребованными были не только способности Стефана Бородатого как ловкого придворного политика, но и его красноречие, а также знания и опыт, связанные с межгосударственными отношениями. Известно о трех случаях его участия в дипломатических миссиях. Одно из посольств дьяк возглавлял. Митрополит Иона в послании королю Казимиру IV, которое Зимин датирует 1448 г., упомянул о приезде в Москву литовского посла "Гармана". По поводу состоявшихся переговоров митрополит писал следующее: великий князь "о всем к тобе на своем листу отписал и речми к тобе с своим диаком со Степаном отказал... И ... на его листу о всем великое ваше господство познаем (так) и от его посла послышишь"²⁴. В 1471 г., когда дьяк уже служил при дворе вдовы Василия Темного, Иван III, собираясь в поход на Новгород, специально "испроси у матери своей... дьяка Степана Бородатого". Летописец разъяснил причину просьбы так: Стефан "умеюща говорити по летописцомъ Русскимъ: егда, рече придуть, и онъ въспоминаеть ему говорити противу ихъ измены давные, кое изменяли великимъ княземъ въ давныя времена, отцемъ его, и дедомъ, и прадедомъ"²⁵. Лурье прокомментировал это известие: здесь Стефан "выступает в роли знатока летописания, умеющего использовать летописный рассказ с политической целью"²⁶.

Исследовав сборник конца XV в., включающий новгородские и двинские грамоты²⁷, Л. В. Черепнин увидел цельное произведение по своим задачам и подбору документов и выделил в нем два хронологических пласта: 1471 и 1475 - 1476 гг., относящиеся к двум новгородским походам Ивана III. Историк высказал весьма смелое предположение. Опираясь на указанное ранее известие об использовании в качестве полемического орудия летописей, он сделал вывод, что Иван III велел проделать работу и по изучению соответствующих архивных документальных фондов. В итоге сборник новгородских и двинских актов был передан дьяку Стефану Бородатому для использования в целях политической пропаганды в Новгороде. Черепнин также предположил, что дьяк принимал участие в составлении сборника²⁸.

Еще одно новгородское посольство с участием Стефана состоялось в январе 1462 г.: "отъ князя великого Василья Васильевича, многа замышленія, приехаша послове к Великому Новугороду: Федоръ Михаиловичь Челядня, Федоръ Александровичь Белеутовъ, Степанъ Брадатой". Прибывшим "архиепископъ Великого Новагорода и Пьскова владыка Иона возда честь имъ и дары возда, такоже посадникъ и тысячкыи и весь Великый Новгородъ воздаша честь имъ"²⁹.

Обнаруживаются связи Стефана Бородатого с Казной - ведомством, включавшим великокняжеский архив и, очевидно, до появления Посольского приказа отвечавшим за внешние сношения. На списке второй половины XV в. духовной грамоты серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича почерком XV в. сделана надпись: "А назади кн(я)жа Андрёева списка написано такъ: Грамоты кн(я)жы Володимеровы Андрёевич(а), докончялных пять да душевная, а рука Васюка Губастог(о) казенног(о), а дал их Степан из сумы..."³⁰. Это известие дает основание для предположения о службе Степана при Казне.

Василий II первым из московских великих князей стал именоваться "царем" еще при жизни³¹. Как "дипломат" Стефан Бородатый входил в круг

лиц, прямо связанных с разработкой, формулированием и распространением новой идеологии великокняжеской власти, в которой не последнее место отводилось оформлению титула московского государя. По мнению Б. М. Клосса, на протяжении XV в. формировалась теория о признании великого князя Владимирского государем всея Руси и суверенным "царем". Правительственная канцелярия уже в начале 1452 г. разработала представление о верховном правителе московского государства как о "самодержце всея Руси", хотя закрепился соответствующий титул великого московского князя при Иване III³². Вывод сделан на основании записи из сборника Е. Е. Егорова³³, сообщающей о создании рукописи для казначея новгородского архиепископа Евфимия II по распоряжению дьяка Стефана. В записи сообщается, что "написаны быша сиа книги въ преименитом граде Москве при державе благоверного и благочестивого великого князя Василиа Васильевича володимерьскаго и новогородскаго и всея Руси самодержца и при сыну его великом князи Иване Васильевиче всея Руси и при пресвященномъ архиепископе Ионе Киевьском и всея Руси..."³⁴. Анисимова предположила, что запись сделана самим дарителем. Сохранился подлинник акта, заверенный Стефаном (меновная князя Бориса Васильевича). Сравнение двух текстов выявляет значительные различия в написании одних букв (а, в, д, е, з, п, ь) и заметную разницу в написании других (к, р, у). Маловероятно, чтобы тексты были написаны одним человеком.

Титул московского великого князя здесь отличается от других его вариантов времени Василия II. Он дан в наиболее развернутой форме, что можно объяснить спецификой профессиональной деятельности Стефана - чиновника-делопроизводителя и дипломата. "В конце XV в. именно из дьяческой среды вышел ряд памятников общественной мысли, надолго определивших идеологию Русского государства"³⁵. Во всяком случае, рукопись предназначалась для казначея новгородского архиепископа, и отмеченная ее часть содержала в себе вполне очевидный политический подтекст. Хотя едва ли следует придавать этому подарку исключительно государственное значение³⁶.

В эпитафии на надгробном кресте, заказанном Стефаном на могилу сына, титул московского государя выглядит скромнее: Василий II назван благоверным великим князем всея Руси³⁷. Но надпись делалась на каменном кресте, что не могло не сказаться на объеме текста, и носила абсолютно частный характер. Впрочем, и здесь сказалась рука делопроизводителя: по своему содержанию, в целом, надпись напоминает акт.

Выявляется связь дьяка с летописанием. Когда в 70-е гг. XV в. шла работа над московскими великокняжескими сводами 1472 и 1479 гг., Стефан Бородатый оказался к ней причастен. А. А. Шахматов даже полагал, что он был летописцем³⁸. А. Н. Насонов сделал более осторожный вывод: Стефан "давал сведения составителю свода"³⁹. Лурье высказал предположение об участии Стефана в ведении летописей, но признал, что "сочинения, которые могли бы быть приписаны с достаточной уверенностью Стефану Бородатому, до нас не дошли"⁴⁰. Кроме приведенного ранее известия, на основании которого можно предполагать хорошее знание Стефаном летописей, мы располагаем одним, но красноречивым фактом. Согласно преданию, вошедшему в официальное московское летописание, выбор имени отца Ивана III был предопределен свыше. "Внегда же родися, и в тои час иерею духовнику великого князя седящу в келье своеи в манастыре святаго Спаса, и се пришед нехто удари в двери его, рек: "иди, нарци имя великому князю Василью"". В конце рассказа отмечено: "...о сем Стефан дьяк сказа, а в прежнем проречении... Деменътеи печатник ему сказаша, поведа великая княгини Мария"⁴¹. Имя

"Василий" в переводе с греческого означает "царский", что в условиях обозначившейся тенденции к усвоению московским великим князем царского титула имело особое значение. Стефан Бородатый оказался вовлеченным в распространение этой легенды, и даже если он не был непосредственно занят летописанием, все равно должен был быть включен в круг людей, задействованных в разработке государственной идеологии.

О семье Стефана Бородатого известно немного. Сведения черпаются из надписи на каменном надгробном кресте⁴². В конце XIX в. Орешников очень осторожно, с оговорками, но совершенно справедливо, связал его со Стефаном Бородатым⁴³. Из вырезанной эпитафии узнаем, что у него был сын Илья, умерший 7 ноября 1458 г. и похороненный "в Ростовё оу с(вя)т(о)го Воскресения". Принимая во внимание этот факт и прозвище Стефана "Ростовец", следует согласиться с предположением Алексеева о ростовском происхождении Стефана Бородатого⁴⁴. Орешников пришел к выводу, что Илья был похоронен в Ростове "у церкви Воскресения, что на Рву", которая находилась на площади, близ городского вала, и была разобрана в 1814 году. Алексеев указал на Воскресенский монастырь у озера Чашниче в слободе Караш на юге уезда⁴⁵.

У Стефана Бородатого была также дочь, о чем узнаем из надписи на кресте, в которой названы душеприказчики. Стефан поручил "смотріті" "дом" Воскресения "г(о)с(подин)у Ивану Дмітріевіч(ю) зятю и Алікс'ёю Поліехтовіч(у) і его с(ы)ну Роману" и, в частности, следить за тем, чтобы не произошло отчуждения переданных земель. Алексей Полуектович, введенный дьяк Василия Темного, продвигавший проект включения владений ярославских князей в состав московского государства ("печаловался о нихъ князю великому старому (Василию II - И. П.) Алекси Полуектовичь, дьяк великого князя, чтобы отчина та не за ними была"⁴⁶), а его жена Наталья была замешана в отравлении жены Ивана III⁴⁷. Как видим, оба дьяка не довольствовались ролью оформителей документов и простых исполнителей господской воли, а были активными творцами московской политики в делах внешних сношений, приращения территории Московского государства и придворных интриг.

О том, что при дворе Стефан занимал прочное и высокое положение, можно судить не только по его деятельности, но и по удачному браку дочери. Алексеев считает возможным видеть в зяте Иване Дмитриевиче великокняжеского дьяка Ивана Ростовца и в меньшей степени И. Д. Циплю (дьяк князя Михаила Андреевича Верейского)⁴⁸. Но оба варианта вряд ли приемлемы. Едва ли дьяк стал бы называть господином зятя-дьяка, тем более что Иван Ростовец упоминается источниками лишь однажды, а его предполагаемый тесть - Стефан Бородатый - фигура выдающаяся. В отношении Ципли сложнее. Он дьяк при удельном дворе и тоже, казалось бы, не должен называться Стефаном господином, но Ципля принадлежал к боярскому роду Монастыревых, потомков смоленских Рюриковичей. Отмести его имя не позволяет еще одно обстоятельство - служба у мужа сестры Марии Ярославны, с которой Стефан был близок.

При великокняжеском дворе известны два человека, чьи кандидатуры на роль зятя Стефана выглядят предпочтительнее: И. Д. Руно (происхождение и потомство неизвестно) и И. Д. Медиков⁴⁹. Руно весной 1446 г. был участником заговора сторонников Василия II с целью возвращения ему московского великокняжеского стола. Он стал выдающимся воеводой при Иване III и "влиятельной фигурой" в первые годы его правления⁵⁰. По иронии судьбы в меновной 1455 - 1466 гг. Троицкого монастыря с сыном Василия II князем Борисом Васильевичем на земли в Нерехте, подписанной дьяком ве-

ликого князя Стефаном, в числе послухов видим сразу обоих Иванов Дмитриевичей, так что сказать наверняка, кто же был зятем Стефана нельзя. Эта сделка еще раз демонстрирует связь Стефана с двором великой княгини: среди послухов - Ананья Петров (праправнук Федора Бяконта), который известен как конюший Марии Ярославны⁵¹. Если зятем Стефана Бородатого. стал И. Д. Меликов, то Стефан оказался в дальнем родстве с великокняжеской семьей и породнился с видными московскими фамилиями. Дед предполагаемого зятя дьяка Семен Мелюк женился на дочери представителя смоленских Рюриковичей Дмитрия Александровича Монастырева, потомка дочери великого московского князя (видимо Ивана Калиты) Анастасии, а отец - на дочери Дмитрия Ивановича Морозова, старшая сестра которой была женой митрополичьего боярина Юрия Степановича (из рода Бяконта, внучатый племянник митрополита Алексия)⁵².

Стефан Бородатый был состоятельным человеком. На помин души сына и всего рода он передал "велікому Воскре(се)нию" деревни Волково с Трызорливым да Лобково с Лисициным (Орешников указал на деревни с такими названиями (кроме Трызорливого) в Ярославской губернии, а СВ. Стрельников относит их к Подольскому стану Ростовского уезда⁵³), а также 10 рублей. Т. В. Николаева, исходя из того, что намогильные белокаменные древнерусские кресты очень редки, отметила, что их ставили по особым случаям, и сделала предположение о насильственной смерти Ильи⁵⁴. В любом случае, резной надгробный крест Ильи Стефановича, представляющий собой нерядовое произведение искусства, свидетельствует о высоком достатке и взыскательности заказчика. По предположению Пуцко, иконографическая программа креста была составлена заказчиком, и изготовлен крест был в Москве. Он назвал этот редкий памятник русской каменной пластики XV в. "одним из самых совершенных по уровню исполнения"⁵⁵. Связанный с элитарной придворной культурой великокняжеский дьяк предстает ценителем прекрасного. Ранее уже упоминалось о сборнике Егорова. Из надписи, сделанной после текста помещенных в ней византийских хроник, узнаем, что "написаны быша сиа книги... замышлениемъ великого князя диаком Стефаном Никифоровичем. И посланы быша от него въ Великии Новъгород къ архиепископлю Великаго Новагорода Еоуфимиа казначею старцю Феодору сердечнаго его ради еже о сеи книзе желанна и любви"⁵⁶. Сближению этих людей могла способствовать не только профессиональная деятельность и интеллектуальная сфера, но и любовь к искусству. Согласно Повести о Евфимии Вяжицком, казначей "хитра суща", и когда Евфимий II задумал построить каменные палаты, то "того Феодора художна къ замышленію... призываша". Возведенные при участии старца палаты оказались "пречюдны" как с конструктивной точки зрения, так и декора настолько, что "писаінемъ сказати немощно"⁵⁷.

Хозяйственник, политик, идеолог, интеллектуал, эстет, Стефан Никифорович Бородатый прожил яркую, насыщенную и драматичную жизнь. Это был первый дьяк, личность и служебную деятельность которого можно воссоздать, пусть даже в самых общих чертах. Он предстает пекущимся о благополучии своего господина министериалом, занятым государственными делами чиновником, первым известным нам московским "профессиональным" дипломатом, участником разработки и продвижения новых политико-правовых идей, любителем искусства и придворным, связанным с великокняжеской семьей доверительными отношениями. Потомками Стефана Бородатого могут быть представители одной из ветвей дворянского рода Милюковых.

Примечания

1. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. У кормила Российского государства. СПб. 1998, с. 63.

2. ОРЕШНИКОВ А. В. Памятник XV в., находящийся в Белой палате в Ростове - Археологические известия и заметки. М. 1894, N11, с. 342 - 352; ЗИМИН А. А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV - первой трети XVI в. - ИЗ. Т. 87. М. 1971, с. 228; ЛУРЬЕ Я. С. Стефан Бородатый. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI в. Ч. 2. Л. 1989, с. 416 - 417; АНИСИМОВА Т. В. О трех малоизвестных списках хроники Феодосия Амортола из собр. Е. Е. Егорова (XV - XVI вв.) Опыты по источниковедению: археография, палеография, кодикология. СПб. 1999, с. 25 - 28; АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 161 - 162; ПУЦКО В. Г. Белокаменный крест 1458 года дьяка Стефана. Byzantinoslavica. Т. XXXVII (2). Praha. 1976, с. 209 - 210.

3. КАШТАНОВ С. М.. Из истории русского средневекового источника. Акты X-XVI вв. М. 1996, с. 127, N1.

4. Наблюдения автора над составом членов великокняжеского двора второй четверти XV в. приводят к выводу о том, что "пренебрежительные" по современным понятиям формы имен не всегда связаны с низким социальным статусом: прежде всего они свидетельствуют о молодом возрасте их носителей.

5. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 127; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. (АСЭИ). Т. I. M. 1952, N386.

6. Там же, N382.

7. АСЭИ, т. I, N201.

8. Там же, N277.

9. Там же, N271.

10. Там же, N641, с. 555; АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 127.

11. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 126 - 129.

12. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Ук. соч., с. 458 - 459.

13. В. Л. Янин более надежной считает версию Львовской летописи, основываясь на сомнительности участия в отравлении Исаака Борецкого, чья семья была последовательна в своей ненависти к московским великим князьям (ЯНИН В. Л. Посмертная судьба Дмитрия Шемяки. ЯНИН В. Л. Средневековый Новгород: Очерки археологии и истории. М. 2004, с. 344).

14. Ермолинская летопись. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 23. М. 2000, с. 155; Львовская летопись. ПСРЛ. Т. 20. СПб. 1910, с. 262.

15. Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ. Т. 25. М. 2004, с. 273.

16. АСЭИ, т. 1, N445.

17. ПСРЛ, т. 20, первая половина, ч. 1, с. III, 262.

18. АСЭИ, т. III, N54а; т. И. М. 1958, N122, 188; АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 306 - 307.

19. Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков. Ч. I. M. 1951, N103, с. 97.

20. Автор приносит благодарность за эту подсказку А. В. Кузьмину. А. Г. Бобров боярина и дьяка счел одним лицом (БОБРОВ А. Г. Летописец новгородского владыки Евфимия середины XV в. Летописи и хроники. Новые исследования. 2008. М. -СПб. 2008, с. 137 - 138).

21. САНИН ВАССИАН. Житие и отчасти исповедание чудес преподобного и богоносного отца нашего Пафнутия игумена и чудотворца Боровского. Преподобный Пафнутий Чудотворец Боровский и его обитель. М. 1998.

22. Ю. Г. Алексеев, не связывая Ивана Котова с Шемякой, основываясь на датировке актов при их издании, предположил, что Котов сначала служил при дворе Михаила Андреевича, потом перешел в Москву, затем вновь вернулся в удел (АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 176 - 177).

23. Едва ли великокняжеского дьяка Ивана Котова середины века можно отождествить с Иваном Котовым, который в феврале 1495 г. входил в состав посольства в Литву, возглавляемого В. В. Ромодановским, где Иван назван подьячим и на него возложены функции писца. С ним же, но не с дьяком середины века, можно связать еще одно упоминание: в августе 1494 г. некий Кот (отец подьячего Ивана Котова или он сам?) сопровождал посла Василия Наумова в Литву (Памятники Дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Т. I. 1487 - 1533 гг. - Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 35. СПб. 1892, с. 144, 172 - 173).

24. Русский феодальный архив XIV- первой трети XVI века. Т. I. M. 2008, N. 61, с. 212; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией императорской Академии наук. СПб. 1836, т. I, N49, с. 36 (дата в этой публикации - ок. 1450 г.); ЗИМИН А. А. Витязь на распутье. М. 1991, с. 257, прим. N23.

25. ПСРЛ, т. 20, первая половина, ч. 1, с. 282; Софийская II летопись. ПСРЛ. Т. 6, вып. 2. М. 2001, с. 172.

26. ЛУРЬЕ Я. С. Ук. соч., с. 417.

27. РНБ, N0-IV. N14.

28. ЧЕРЕПНИН Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Ч. 1. М. -Л. 1948, с. 334 - 335, 349 - 350.

29. Летопись Авраамки. ПСРЛ. Т. 16. М. 2000, стб. 206 - 207.

30. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М. -Л. 1950, N17, с. 51.

31. ГОРСКИЙ А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. М. 2004, с. 303.

32. КЛОСС Б. М. Избранные труды. Т. II. Очерки по истории русской агиографии XIV-XV веков. М. 2001, с. 156.

33. РГБ, ф. 98, N863.

34. КЛОСС Б. М. Ук. соч., с. 156 - 157.

35. БЫЧКОВА М. Е. Зарождение чиновничьего аппарата Русского государства. Генеалогические заметки. Российское самодержавие и бюрократия. Сб. статей в честь Натальи Федоровны Демидовой. М. -Новосибирск. 2000, с. 68.

36. АНИСИМОВА Т. В. Ук. соч., с. 28.

37. ОРЕШНИКОВ А. В. Ук. соч., с. 345; НИКОЛАЕВА Т. В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV - первой четверти XVI в. М. 1971, с. 94, N100.

38. ШАХМАТОВ А. А. Общерусские летописные своды XIV-XV вв. - Журнал министерства народного просвещения. 1900, сентябрь, с. 199 - 200.

39. НАСОНОВ А. Н. История русского летописания XI - начала XVIII в. М. 1969, с. 297.

40. ЛУРЬЕ Я. С. Ук. соч., с. 416 - 417.

41. ПСРЛ, т. 25, с. 241 - 242.

42. Ростовский музей, NЦ 8970; Библиографию о кресте см.: ПУЦКО В. Г. Ук. соч., с. 201 - 202, сн. 1.

43. ОРЕШНИКОВ А. В. Ук. соч., с. 342 - 352.

44. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 161.

45. ОРЕШНИКОВ А. В. Ук. соч., с. 343, 348; АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 161 - 162.

46. ПСРЛ, т. 23, с. 157 - 158.

47. ПСРЛ, т. 20, первая половина, ч. 1, с. 277; ПАНОВА Т. Д. Кремлевские усыпальницы. История, судьба, тайна. М. 2003, с. 120.

48. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. Ук. соч., с. 162.

49. Представитель рода Меликовых - Мелюковых (позднее - Милюковы) - потомков воеводы Дмитрия Донского Семена Мелюка. Родословцы показывают у него двух сыновей: Ивана и Дмитрия. У последнего было два сына: Иван и Даниил. Зятем дьяка Стефана мог быть внук Семена Милюка (Летописная и Румянцевская редакции родословных книг XVI века. Редкие источники по истории России (РИИР). Вып. 2. М. 1977, с. 57, 176).

50. ПСРЛ, т. 25, с. 267; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Ук. соч., с. 156; МИХАЙЛОВА И. Б. Служилые люди Северо - Восточной Руси в XIV - первой половине XVI века. СПб. 2003, с. 371.

51. АСЭИ, т. I, N271; Румянцевская редакция родословных книг XVI века. РИИР, с. 125.

52. Румянцевская редакция родословных книг XVI века. РИИР, с. 122, 169 - 170.

53. ОРЕШНИКОВ А. В. Ук. соч., с. 348; СТРЕЛЬНИКОВ СВ. Землевладение в Ростовском крае в XIV - первой трети XVII века. М. -СПб. 2009, с. 120.

54. НИКОЛАЕВА Т. В. Ук. соч., с. 29 - 30, 92 - 94, табл. 66.

55. ПУЦКО В. Г. Ук. соч., с. 209, 214.

56. КЛОСС Б. М. Ук. соч., с. 156 - 157; АНИСИМОВА Т. В. Ук. соч., с. 24 - 25.

57. АНИСИМОВА Т. В. Ук. соч., с. 26 - 27.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. Г. Пономарёва:

Комментарии: