Вступление России в империалистическую стадию развития сопровождалось обострением социальных противоречий. Подъем рабочего движения, начавшийся еще в конце XIX в., поражение царизма в русско-японской войне, революция 1905 - 1907 гг. привели к значительной либерализации общества, смягчению цензурного гнета. Однако революция потерпела поражение, а "порозовение" либералов было недолгим¹ : после 17 октября 1905 г. "образованное" общество решительно отреклось даже от весьма умеренных форм оппозиционности, позиции буржуазии и помещиков становились все более реакционными.

Указывая на коренные отличия обстановки "второй трети или третьей четверти XIX века" от той, которая сложилась в восточной части Европы к началу текущего столетия, В. И. Ленин первый из этих периодов называл эпохой буржуазной революции в Австрии и Германии и "крестьянской реформы" в Российской империи. Народные массы России и большинства славянских стран тогда "спали еще непробудным сном", в этих странах "не было самостоятельных, массовых, демократических движений". К концу же XIX в., отмечал Ленин, "самостоятельные демократические движения и даже самостоятельное пролетарское движение пробудилось в большинстве славянских стран", в том числе и в России² . С перемещением центра мирового революционного движения в Россию изменилась роль западноевропейских "демократий" в борьбе с выступлениями народных масс против социального и национального гнета. Подчеркивая это, Ленин писал, что в XIX в. царизм не раз помогал контрреволюционным буржуазным правительствам Европы; "теперь буржуазия Европы, ставшая контрреволюционной по отношению к пролетариату, помогла царизму в его борьбе с революцией"³ .

Начавшаяся еще в 90-х годах XIX в. переориентация внешней политики царизма закончилась в 1904 - 1907 гг. оформлением империалистического блока Англии, Франции и царской России. Сближение этих трех стран было в значительной мере вызвано германской экспансией на Балканах. В Германии к началу XX в. сложилась и получила правительственную поддержку доктрина, демагогически призывавшая продвижением на восток и юго-восток Европы обеспечить "германской расе" те "жизненные условия", в которых она якобы нуждается "для полного развертывания своих сил, даже если для этого должны будут поплатиться своим бесполезным для цивилизации бытием такие неполноценные наро-

¹ Шацилло К. Ф. "Порозовение" либералов в начале первой российской революции. - Вопросы истории, 1980, N 4.

² Ленин В. И. ПСС. Т. 25, с. 297 - 298.

³ Там же. Т. 19, с. 53.

стр. 28

дики, как чехи, словенцы и словаки"⁴ . Пангерманистская пропаганда развертывалась и в Австро-Венгрии:. Разглагольствования по поводу "славянской опасности" и "русской угрозы" служили правительствам этих государств для обоснования роста расходов на вооруженные силы и обеления агрессивных военно-дипломатических акций. "Чтобы оправдать новые вооружения, стараются, как водится, намалевать картину опасностей, угрожающих "отечеству", - писал Ленин в 1913 году. - Германский канцлер пугает, между прочим, немецкого филистера славянской опасностью. Изволите видеть, балканские победы усилили "славянство", которое враждебно всему "немецкому миру"!! Панславизм, идея объединения всех славян против немцев, - вот опасность, уверяет канцлер юнкеров"⁵ .

Отношение русской общественности к славянскому вопросу всегда определялось прежде всего его ролью во внешней и внутренней политике России⁶ . Этим же было обусловлено и возникновение в период империализма специфической интерпретации славянской идеи, которая получила название "неославизма" или "новой славянской политики"⁷ . Одним из ранних провозвестников неославистских идей был Н. П. Аксаков, который еще в 80-х годах XIX в. опубликовал в московской либерально- буржуазной газете "Русский курьер" серию статей, доказывая необходимость замены "не в России изобретенного" термина "панславизм" более понятным и точным словом "всеславянство". Необходимость объединения славян он аргументировал нарастающей германской опасностью. Именно в связи с нею, писал Аксаков, "ни одно из славянских племен не может обойтись без общеславянской программы, без общеславянского политического идеала". Объединение должно было основываться на принципе равенства и самостоятельности каждого из славянских народов. В то же время, заявлял автор, "каждое славянское племя существует для всего славянства, как часть его, а потому при преследовании своих задач и своих целей выше их должно оно ставить задачи и цели всего славянства". Предвидя, что такие постулаты "многие найдут не строго славянофильскими", он писал: "Ну, что же. Пусть это будет новое славянофильство"⁸ .

Трибуной неославизма послужил выходивший в Вене журнал "Славянский век" (основан в 1900 г. Д. Н. Вергуном). Своих читателей он призывал к объединению для "славянской самообороны". С 1907 г. Вергун возглавил славянский отдел петербургского "Нового времени". В его статьях получила выход та панславистская ответная реакция, которую вызвали у буржуазии и буржуазной интеллигенции славянских стран экспансия германского империализма и пропаганда пангерманизма⁹ .

С генезисом идей неославизма в России безусловно связана не давшая реальных результатов попытка основать в Петербурге "Славянский союз" (конец 1905 - начало 1906 г.). Такую попытку предпринял В. П. Святковский, имея в виду, что это будет политическая организация, ставящая целью "всеславянское единение как мирный противовес наступательным планам воинствующего германизма". Провозглашая новые принципы "славянской идеи", Святковский высказывался за равенство больших и малых славянских народов (а также тех народов, которые захотели бы присоединиться к "славянскому миру") и за равноправие вероисповеда-

⁴ Цит. по: "Дранг нах Остен" и народы Центральной, Восточной и Юго- Восточной Европы 1871 - 1918 гг. М. 1977, с. 104.

⁵ Ленин В. И. ПСС. Т. 23, с. 182.

⁶ Подробнее см.: Дьяков В. А. Идея славянского единства в общественной мысли дореформенной России, - Вопросы истории, 1984, N 12; его же. Славянский вопрос в пореформенной России (1861 - 1895 гг.). - Там же, 1986, N 1.

⁷ Библиографию см.: Вознесенский С. Русская литература о славянстве (опыт библиографического указателя). Пг. 1915.

⁸ Аксаков Н. П. Всеславянство. М. 1910, с. 1, 179, 189 - 191.

⁹ "Дранг нах Остен", с. 155.

стр. 29

ний, подчеркивал необходимость "упорядочения вопроса польского и малорусского". Эта программа позже получила в русских газетах, прежде всего кадетских, название неославизма¹⁰ .

К моменту его возникновения в зарубежных славянских землях уже существовали буржуазно-националистические партии вроде младочехов (под руководством К. Крамаржа) и коалиции сербских и хорватских политических деятелей, образовавшейся в 1905 г. во главе с Ф. Супило и А. Трумбичем, а также польской партии национальной демократии во главе с депутатом Государственной думы Р. Дмовским. Сплочение неоднородных сил, влившихся в состав этих организаций, стремление к контактам и сотрудничеству между ними росли на почве противодействия политике "дранг нах остен", борьбы с австро-немецким и венгерским господством на землях западных и большей части южных славян¹¹ . В России партии аналогичного типа сложились под влиянием событий 1905 - 1907 годов. Характеризуя их, Ленин писал: "Национализм великорусский, как и всякий национализм, переживает различные фазы... До 1905 г. мы знали почти только национал-реакционеров. После революции у нас народились национал-либералы" ¹² .

Организационное оформление российского неославизма началось летом 1907 г. и было связано с подготовкой Всеславянского конгресса. В России его идею поддерживали буржуазные партии, одобряли и правительственные круги при условии, чтобы программа конгресса не выходила за рамки культурно- просветительских задач и благотворительности. Замысел этот вызвал интерес и сочувствие у зарубежных славян, прежде всего в австрийской части Габсбургской монархии. В апреле 1908 г. в Праге специальный подготовительный комитет из славянских депутатов рейхстага встретился с представителями петербургского Клуба общественных деятелей, созданного в 1905 г. буржуазно-либеральными членами Государственной думы и Государственного совета и близкими им кругами интеллигенции. "Новая славянская программа", обсуждавшаяся на совещании, фактически сводила цели сплочения славян к заботе об экономическом и культурном процветании; вместо германской опасности говорилось при этом лишь о "противнике" вообще.

Помехой организационному оформлению неославизма являлись противоречия по польскому вопросу. Буржуазно-либеральные круги в России готовы были согласиться на автономию Царства Польского, аргументируя это необходимостью, с одной стороны, укрепить западные границы России, с другой - рассеять опасения зарубежных славян в отношении "панславистских планов" царизма. П. Б. Струве, в частности, указывал на "экономическую прикрепленность Польши к России" и убеждал правительство сделать так, чтобы польское население "было довольно своей судьбой". Потери, заявлял он, окупятся, ибо "либеральная польская политика" "поднимет престиж России в славянском мире"¹³ . Однако большинство Государственной думы и правительство были далеки от "умеренности" в польском вопросе, что снижало активность сторонников "новой славянской программы" и препятствовало сотрудничеству с ними в рамках польских неославистских группировок¹⁴ .

Польская программа неославизма была изложена Дмовским. Указывая на то, что обострение русско-австрийских и еще более русско-германских противоречий отвечает задачам борьбы за польские национальные интересы, он в то же время не верил в достижимость независимости

¹⁰ Колейка Й. Славянские программы и идея славянской солидарности в XIX и XX вв. Praha. 1964, с. 86; "Дранг нах Остен", с. 157.

¹¹ "Дранг нах Остен", с. 126, 156, 161 - 165 и др.; Колейка Й. Ук. соч., с. 73 - 108.

¹² Ленин В. И. ПСС. Т. 25, с. 318.

¹³ Струве П. Б. Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества. - Русская мысль, 1908, N 1, с, 150 - 151.

¹⁴ "Дранг нах Остен", с. 161.

стр. 30

Польши в тогдашних условиях и поэтому фактически ограничивал свои задачи борьбой за культурно-национальную автономию. Германию Дмовский считал в то время главным врагом Польши и именью в этом видел возможность усилить российско-польское сотрудничество, главным образом в экономической и культурной сферах. Базой для российско-польского компромисса Дмовский предлагал считать установление автономии Царства Польского, а также уступки со стороны царизма в культурно-национальной сфере¹⁵ .

На первом съезде неославистов (июль 1908 г., Прага) присутствовала делегация от России (23 человека, в том числе 9 членов Государственного совета и Думы), а также представители зарубежных славян за исключением словаков и лужицких сербов (все поляки были из Царства Польского). Приехали в основном активисты различных буржуазных партий и организаций, отчасти деятели культуры и ученые. Директива, полученная русской делегацией от Министерства иностранных дел, обязывала ее не допускать на съезде обсуждения русско-польских отношений. Однако под давлением обстоятельств она была вынуждена сделать общее заявление о необходимости устранения препятствий на пути культурного и экономического развития поляков в России. Решения съезда по другим вопросам выглядели столь же уклончиво и половинчато. Наиболее деловым был чешский проект создания Славянского банка, но и он остался на бумаге¹⁶ .

Серьезный удар оформлявшемуся движению нанес боснийско-герцеговинский кризис 1908 - 1909 годов. Он показал, что поддержанной Германией аннексии со стороны Габсбургской монархии не смогли воспрепятствовать ни правящие круги России, ни участвовавшая в Пражском съезде буржуазно-либеральная общественность славянских стран. Кадеты и их соратники по неославистской пропаганде не имела: достаточного влияния да и не очень пытались добиваться существенных уступок со стороны царского правительства, а в своей интерпретации "новой славянской программы" быстро эволюционировали вправо. "Та "оппозиция", которую хотели чинить самодержавию кадеты по случаю дипломатических поражений России на Балканах, - писал Ленин, - оказалась - как и следовало ожидать - мизерной, беспринципной, лакейской оппозицией, льстившей черносотенцам, разжигавшейаппетиты черносотенцев, журившей черносотенного царя за то, что он, черносотенный царь, недостаточно силен". Далее, адресуясь непосредственно к кадетам, Ленин подчеркивал: "В вашем национализме, неославизме и т. п. была корыстная, узкоклассовая буржуазная сущность и звонкая либеральная фраза"¹⁷ .

Реакционный, черносотенный национализм все теснее переплетался с идеологическими установками и деятельностью неославистов. Это отчетливо проявилось на петербургском съезде представителей славянских обществ России (апрель 1909 г.). Относительно умеренная, национал-либеральная точка зрения на этом съезде была изложена в докладе "Германия и славянство", подготовленном главным образом Н. П. Аксаковым, но прочитанном ввиду смерти автора С. Ф. Шараповым. Признание царским правительством австрийской аннексии Боснии и Герцеговины рассматривалось в докладе как "поистине печальный шаг", доказывающий необходимость объединения славян. В связи с задачей противопоставить Германии "цельное и единое славянство" рассматривались и русско-польские взаимоотношения. Полонофобскую политику царского правительства Аксаков и Шарапов осуждали за то, что она вредит взаи-

¹⁵ Дмовский Р. Германия, Россия и польский вопрос. Изд. 2-е. СПб. 1909, с. 266 - 267, 227, 274 (изд. 1-е. Львов. 1908, на польск. яз.). О неославизме в Польше подробнее см.: Giza A. Nieoslawizm i Polacy. 1906 - 1910. Szczecin. 1984.

¹⁶ Кораблев В. Н. Славянский съезд в Праге. СПб. 1908.

¹⁷ Ленин В. И. ПСС. Т. 19, с 221 - 222.

стр. 31

моотношениям России с западными и южными славянами. В докладе рисовались перспективы полной земской автономии Царства Польского, с введением польского языка в местной администрации, суде и школе и полным равноправием поляков в остальной России, излагался план "завоевания" австрийского рейхсрата славянами и превращения Австрии в юго-западный славянский бастион, прикрывающий западные границы Российской империи, перехода от русской государственности к государственности общеславянской¹⁸ .

Доклад вызвал раскол среди присутствующих - общественно-политических деятелей и ученых-славистов. Как свидетельствовал Шарапов, "на одну сторону вместе со мною встали представители так называемого неославянофильства" (П. Н. Милюков, Н. Н. Львов, А. Л. Погодин), "на другую - "казенные" славянофилы и "истинно-русские" националисты" (П. А. Кулаковский, А. А. Башмаков, Д. Н. Вергун); "несколько особняком стоял В. И. Гурко со своим поклонением Германии". Солидарность с основными положениями доклада выразили 20 участников съезда, подавляющее же большинство голосовало против¹⁹ .

Противоречия раскалывали все неославистское движение. На заседании Исполнительного комитета, созданного на пражском съезде, в мае 1909 г. сербские представители упрекали славянских депутатов австрийского рейхсрата за бездействие в связи с боснийско-герцеговинским кризисом, а те переадресовали их упрек России²⁰ . "Русская политика, - заявлял Крамарж, - привела к тому, что Австрия соединилась с Германией такой крепкой связью, какой еще не было"²¹ . По разным причинам, но одинаково быстро ослабевали русско-польские и чешско-польские связи неославистского характера. Из-за столкновения интересов российской и чешской буржуазии расстраивались надежды на экономическое сотрудничество, воплощавшиеся в проекте Славянского банка. Те же тенденции проявились и на следующем заседании Исполнительного комитета (февраль 1910 г.), обсуждавшем программу второго конгресса неославистов.

Славянский съезд в Софии, состоявшийся 24 - 28 июня 1910 г., продемонстрировал окончательную победу реакционных тенденций в неославизме. Из повестки дня съезда был полностью исключен польский вопрос. В связи с этим, а также из-за нежелания открыто сотрудничать с крайне правыми от участия в съезде отказались те славянские общества в России, где буржуазные либералы имели вес. В частности, московское Общество славянской культуры первоначально решило делегировать на съезд П. Н. Милюкова, М. М. Ковалевского, А. Л. Погодина, Н. Н. Баженова, М. А. Словинского, И. А. Бороздина. Когда же стало известно, что поехать разрешено лишь одному представителю от Общества, причем съезд ограничится рассмотрением ситуации на южнославянских землях, то решено было никого на съезд не посылать²² .

Подлинных последователей идей неославизма, тем более в их первоначальном виде, оказалось в русской делегации очень немного. По рекомендации председателя петербургского Клуба общественных деятелей М. В. Красовского в Софию были приглашены особо заслуженные русские славяноведы, писатели и профессора. Вообще приглашения на съезд были трех категорий: для участников Пражского съезда; для "искренних сторонников славянского единения"; для наблюдателей от учреждений, которых могла бы заинтересовать намеченная программа.

¹⁸ Аксаков Н. П., Шарапов С. Ф. Германия и славянство. М. 1909, с. 3, 5, 7 - 8, 16, 22, 27, 28.

¹⁹ Там же, с. 29 - 30.

²⁰ Подробнее см.: Ненашева З. С. "Славянский союз" в австрийском рейхсрате. 1909 - 1911. - Советское славяноведение, 1975, N 5.

²¹ Цит. по: "Дранг нах Остен", с. 169.

²² Ненашева З. С. Софийский съезд неославистов 1910 года (подготовка, ход, результаты). - Советское славяноведение, 1978, N 5, с. 34

стр. 32

Либеральные "Русские ведомости", оценивая результаты софийского съезда, констатировали, что "все решения - в духе пражских резолюций, но на всем положен какой-то специфический налет желанья выслужиться перед кем-то... Кажется, что все злые силы соединились для того, чтобы погубить, окончательно дискредитировать в глазах нашего, русского, общественного мнения дело, начатое в Праге в 1908 г."²³ .

Таким образом, организационно оформленное неославистское движение просуществовало недолго. Неославизм же как идеологическое течение продолжал существовать. На протяжении всего предреволюционного двадцатилетия он оказывал влияние на политическую жизнь страны, на тематику, содержание, идейную направленность буржуазно-либеральной историографии. Так, резко изменилось отношение к изучению истории (труды Н. И. Кареева, А. Л. Погодина, В. А. Францева), культуры и языка польского народа²⁴ .

Если неославизм был преемником идеологии левого крыла пореформенного славянофильства, то противоположное ему крыло нашло свое продолжение в реакционном и даже черносотенном национализме, в значительной мере базировавшемся на наследии Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева. На протяжении рассматриваемого периода основной чертой эволюции этого последнего течения стало увеличение в его идеологии удельного веса религиозного компонента. Стоявшую несколько особняком доктрину слияния христианских вероисповеданий в лоне "всемирной церкви" продолжал пропагандировать Н. А. Бердяев, но в его концепции проблема "всемирной церкви" почти утратила либеральные оттенки, имевшиеся в построениях В. С. Соловьева. Отношение к различным интерпретациям славянской идеи едва ли не наиболее подробно изложено Бердяевым в монографии об А. С. Хомякове (1912 г.).

По Бердяеву, русское национальное самосознание рождалось из распрей славянофильства и западничества. Оценивая первое, он перемешивал немногие близкие к истине утверждения с преувеличениями и домыслами, обосновывая таким путем сближение славянофильских воззрений со своими собственными взглядами. Бердяев с симпатией отзывался о таких корифеях дореформенного славянофильства, как К. С. Аксаков, братья И. В. и П. В. Киреевские; однако особенно высоко ценил А. С. Хомякова, утверждая, что он - "камень славянофильства, гранитная скала". При этом дореформенное славянофильство Бердяев воспринимал критически - за недостаток религиозности и христианского мессианизма. Доктрина славянофильства, писал он, "основывалась не столько на мистических упованиях, сколько на славянофильской науке". Именно по этой линии чаще всего и шла его критика дореформенного славянофильства. Бердяев писал, например: "Славянофилы не были мистиками, у них не чувствуется мистического трепета. Совершенно чужда и Хомякову и другим славянофилам мистика апокалиптическая"²⁵ . Его недовольство вызывали элементы материализма и рационализма в философии и гносеологии "старых" славянофилов, их стремление обосновать благотворно-преобразующую роль общины. "Славянофилы, - заявлял Бердяев, - впали почти что в экономический материализм. Они так дорожат русской общиной, так связывают с ней все будущее России, весь духовный облик русского народа, точно без общины не может суще-

²³ Русские ведомости, 6.VII.1910. Анализ фактов и обзор имеющейся специальной литературы но истории неославизма см.: Ненашева З. С. Идейно- политическая борьба в Чехии и Словакии в начале XX в. М. 1984; см. также рец. А. В. Кириллова (Вопросы истории, 1986, N 10); Giza A. Op. cit.

²⁴ Подробнее см.: Дьяков В. А. Польская тематика в русской историографии конца XIX - начала XX века (Н. И. Кареев, А. А. Корнилов, А. Л. Погодин, В. А. Францев). В кн.: История и историки. Историографический ежегодник. 1978. М. 1981.

²⁵ Бердяев Н. А. Алексей Степанович Хомяков. М. 1915, с. V, 3 - 4, 15, 25, 28 - 29, 57, 61, 64, 77.

стр. 33

ствовать дух России и не может осуществиться призвание России"²⁶ . Их учение в целом он считал устаревшим.

Однако у них, особенно у Хомякова, Бердяев все же находил ряд мыслей, заслуживающих дальнейшего развития. Подход дореформенных славянофилов к нации и национальному развитию казался Бердяеву приемлемым - при условии "очищения" от элементов "демократизма". Нация, писал Бердяев, "есть реальность порядка мистического. К нации не применимы никакие социально- классовые категории... В лагере нашей атеистической и материалистической интеллигенции идея народа, как нации, как живого организма, разложилась, распылилась, разбилась на социальные классы и группы... У Хомякова мы находим народничество на религиозной почве, как у Герцена народничество на почве позитивизма... Хомякова пленяла не социальная демократия, экономическая и политическая, а демократия национальная и религиозная... Если освободить славянофильское учение Хомякова от элементов народничества и от якобы научно-исторического обоснования национального развития, то получится учение о нации как организме мистическом"²⁷ .

Воззрения Каткова и Леонтьева Бердяев расценивал как "официально-казенный консерватизм, одичавший национализм - незаконное порождение славянофильства" (как и народничество). Творческое развитие славянофильского учения Бердяев связывал с идеями Ф. М. Достоевского и В. С. Соловьева, внесших в русское сознание "дух пророческий" и принадлежавших уже к новой, "апокалиптической" религиозной эпохе. Бердяев приходил к выводу, что в славянофильстве "элементы языческо- националистические, коснобытовые, сословно-корыстные, позитивистски- государственные вырождаются и гниют. Но творчески развивается правда славянофильства, т. е. элементы подлинно церковные, христианско- мистические, национально-мессианские". Ее "не заглушит ни реакционно- языческий национализм, ни атеистический интернационализм"²⁸ .

Бердяевская интерпретация славянской идеи была воинствующе идеалистической в философском и реакционной в политическом отношении. Те же черты были свойственны концепциям верных хомяковским "заветам" эпигонов старого славянофильства. В рассматриваемый период продолжали активно выступать в печати В. И. Ламанский, П. А. Кулаковский, К. Я. Грот²⁹ и некоторые их ученики, объявлявшие себя безоговорочными последователями концепций "старого" славянофильства. В статье об отношении Запада к русским с IX по XIX в. киевский славяновед профессор Н. П. Дашкевич писал о своем желании развить тезис Ламанского, что романо- германский мир всегда "отрознялся" от славянского³⁰ . Идеи Ламанского популяризировал и М. Бородкин, доказывавший, что русское национальное самосознание не случайно "получило название не русского или русофильского, а славянского". Он заявлял, что на Россию "ходом истории возложена обязанность поддержать и воскресить славянскую народность, где бы она ни находилась", что "Россия для славян обетованная земля" и что все славяне "обязаны составить между собой крепкий неразрывный союз", а русские должны быть готовыми защитить их, когда призовет к этому "милостивый наш повелитель" - Николай II³¹.

²⁶ Там же, с. 178, 120, 123, 124.

²⁷ Там же, с. 212 - 214.

²⁸ Там же, с. 232 - 234, 238 - 239, 242, 246 - 247.

²⁹ Подробнее см.: Робинсон М. А. Методологические вопросы в трудах русских славяноведов конца XIX - начала XX в. В. И. Ламанский, К. Я. Грот, П. А. Кулаковский. В кн.: Историография и источниковедение стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М. 1986.

³⁰ Дашкевич Н. Смены вековых традиций в отношении народов Запада к русским. В кн.: Сб. ст., посвященных В. И. Ламанскому по случаю пятидесятилетия его ученой деятельности. Ч. 2. СПб. 1908.

³¹ Бородкин М. Славянское призвание России. Харьков. 1913, с. 7, 11, 12, 15.

стр. 34

На решение теоретических задач претендовал В. З. Завитневич. "Научные" положения этого автора состояли в безнадежно устаревшем противопоставлении путей национального развития Восточной и Западной Европы, в попытке доказать, будто "историческая судьба идеи народности в нашем отечестве" коренным образом отличается от таковой на Западе. Завитневич требовал различать понятие народности как основы самобытного развития любого культурно-исторического типа и понятие национально- политической обособленности отдельных народов. Данилевский для него был хорош, поскольку, "как и все славянофилы, этих понятий не смешивал", а Вл. Соловьев - плох, ибо он, признавая за национальным элементом "могущественное значение в исторической жизни народа", в то же время ратовал за отречение от национального эгоизма, в котором видел "начало, враждебное всему общечеловеческому". Возможно, когда-либо человечество доживет до эры "всесилия умов", повсеместно взаимодействующих друг с другом. Но пока едва ли не каждому человеку "дым отечества сладок и приятен" и "можно быть уверенным, что проповедь о национальном самоотречении будет иметь успех лишь среди случайных выкидышей нашего народного организма". Эти рассуждения Завитневича возводили национализм в непреложный закон исторического развития³² .

Беспомощные "научные" построения "славянофилов старого закала" служили основой для той интерпретации славянского вопроса, которая пропагандировалась в наиболее реакционной прессе. В 1908 г. появилась программная статья "Неославизм, панславизм и славянофильство" прибалтийского барона М. Ф. фон Таубе, выступавшего в изданиях Союза русского народа под псевдонимами "М. Ватутин" и "Черносотенец". Свой идеал он видел в "старомосковском славянофильстве", понимая его как воинственно- шовинистический вариант "теории официальной народности". Неославизм же он называл выдуманным кадетами "новомодным панславизмом" и отвергал его³³ . Нечто похожее излагал Н. Н. Шипов в докладе, прочитанном 14 октября 1914 г. перед петербургским "активом" черносотенного Русского собрания. Неославистов докладчик осуждал за их утверждение, что "судьбы славянства нельзя соединить с религией"; славянофилов же "старого закала" восхвалял, поскольку "в основу славянского единения" они ставили "православную веру", "расовым интересам и кровному родству" отводили "следующее место после православия", а экономическим интересам - "третье место"³⁴

Среди вопросов, занимавших русскую общественную мысль предоктябрьского двадцатилетия, славянский вопрос, разумеется, не был главенствующим. Однако он органически вплетался во многие политические дискуссии, привлекавшие всеобщее внимание. Подтверждением этому может служить, в частности, сборник "Вехи". По оценке Ленина, "Вехи" "выразили несомненную суть современного кадетизма" и явились "энциклопедией либерального ренегатства". В сборнике Ленин выделил три основные темы: 1) борьба с идейными основами всего миросозерцания русской (и международной) демократии; 2) отречение от освободительного движения и обливание его помоями; 3) открытое провозглашение своих "ливрейных" чувств по отношению к старой власти, ко всей старой России вообще³⁵ . Славянский аспект имели все эти темы.

"Вехи" открываются статьей "Философская истина и интеллигентская правда" Бердяева, нападавшего на марксизм, материализм Н. Г. Черны-

³² Завитневич В. З. Вопрос о народности в его научной постановке. Киев. 1912 (Оттиск из "Трудов" Киевской духовной академии), с. 1, 2, 5, 16, 17, 25, 30.

³³ Вашутин М. К возрождению славяно-русского самосознания. Вып. 4. СПб 1911, с 5 - 11.

³⁴ Шипов Н. Н. Нужны ли славянофилы для разрешения славянского вопроса? Пг. 1915, с. 7 - 8.

³⁵ Ленин В. И. ПСС. Т. 19, с. 167 - 168.

стр. 35

шевского, идеологию революционного народничества³⁶ . Славянский вопрос затрагивался лишь мимоходом - в том же духе, как и в монографии о Хомякове. С. Н. Булгаков в статье "Героизм и подвижничество" высказывался специально по славянскому вопросу. После 1905 г., заявлял он, "невозможны уже как наивная, несколько прекраснодушная славянофильская вера, так и розовые утопии западничества". "Движение неославизма" Булгаков считал "принципиально необоснованным", а в оценке факторов, определяющих национальное развитие, ставил во главу угла "религиозно-культурное мессианство", подчеркивая, что "национальная идея опирается не только на этнографические и исторические основания, но прежде всего на религиозно- культурные". Поэтому "крупнейшими выразителями нашего народного самосознания", "идеи народности" он называл Достоевского, славянофилов, Вл. Соловьева³⁷ . П. Б. Струве в статье "Интеллигенция и революция" (перепечатка из "Русской мысли" за 1907 г.) "ключ к пониманию пережитой и переживаемой нами революции" обнаружил "в безрелигиозном отщепенстве" русской интеллигенции от государства³⁸ .

У других авторов сборника "Вехи" меньше воинствующего мистицизма и прямых выпадов против материализма, чем у Бердяева, Булгакова и Струве, но и в их статьях отдается дань концепциям славянофильской окраски. М. О. Гершензон в статье "Творческое самосознание" указывал в качестве "наших лучших умов" наряду с Чаадаевым славянофилов. А. С. Изгоев, рассуждая о быте и настроениях молодых интеллигентов, всячески охаивал моральные принципы революционно настроенной молодежи и заявлял: "Я не принадлежу к поклонникам... славянофильства,.. но нельзя же скрыть, что крепкие идейные семьи (например, Аксаковы, Хомяковы, Самарины) в России были только среди славянофильского дворянства"³⁹ .

Весьма разносторонние по содержанию и резкие по форме критические суждения Ленина о "Вехах" и веховцах общеизвестны⁴⁰ . Критиковали их и представители других идейно-политических направлений. Заслуживает внимания сборник "Интеллигенция в России" (1910 г.), целиком посвященный полемике с "Вехами". В нем выступили руководящие деятели левого крыла кадетской партии (П. Н. Милюков, И. И. Петрункевич, Н. А. Гредескул, М. И. Туган-Барановский) и партии демократических реформ (М. М. Ковалевский, К. К. Арсеньев). Роль предисловия играла статья "Интеллигенция и "Вехи", написанная И. И. Петрункевичем - председателем ЦК кадетской партии и издателем ее официоза - газеты "Речь". По его наблюдению, "за редкими исключениями "Вехи" вызвали отрицательное к себе отношение в прогрессивной печати и положительное, не без примеси злорадства - в реакционной". Арсеньев, Гредескул, Ковалевский и Д. Н. Овсянико- Куликовский в том же сборнике высказали свое несогласие с попытками веховцев рассматривать психологию и деятельность интеллигенции в рамках "богоискательства, богостроительства и философского мудрствования". Однако при этом Овсянико-Куликовский писал, будто "вопросы практической морали, общественности и политики уже почти освободились из-под ферулы идеологического мышления. Попытка гг. Струве, Гершензона,

³⁶ Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М. 1909, с. 3, 4, 9, 10, 12, 13, 18.

³⁷ Там же, с. 23, 61 - 62.

³⁸ Там же, с. 156, 161, 164, 170.

³⁹ Там же, с. 72, 81, 100, 209.

⁴⁰ Кроме цитировавшейся выше статьи "О "Вехах", декабрь 1909 г. (Ленин В. И. ПСС. Т. 19), см., в частности: "Наши упразднители", январь - февраль 1911 г. (там же. Т. 20); "Столыпин и революция", октябрь 1911 г. (там же. Т. 30); "Веховцы и национализм (Библиографическая заметка)", апрель 1913 г. (там же. Т. 23).

стр. 36

Бердяева и других вновь обосновать эти вопросы жизни на идеологической почве оказалась не состоятельной"⁴¹ .

Почти половину сборника заняла статья Милюкова "Интеллигенция и исторческая традиция". Он критически разобрал утверждение "Вех", что русская ивтеллигенция оказалась выключенной из "национального общения", ибо в отличие от большинства нации была "безрелигиозна, антигосударственна и космополитична". Опровергнув каждое из этих обвинений, Милюков пришел к выводу, что идейная база обвинителей близка к теории официальной народности. Он похвалялся тем, что и ему, не менее авторов "Вех", "пришлось полемизировать против левых интеллигентских течений в "политике" за эти революционные годы". Однако, писал он, "иной характер принимает вопрос, когда интеллигентская традиция, как таковая, отвергается начисто, когда мимо традиции новой общественности, религиозной терпимости и национально- культурного равноправия пытаются вернуться к воспоминаниям московской Руси и основывают национализм на реставрации старой триединой формулы" - "православие, самодержавие, народность". Авторы "Вех" "уже стоят на этом пути"⁴² .

Ряд замечаний по "славянской" тематике содержит статья М. А. Славинского "Русская интеллигенция и национальный вопрос". В ней отмечается оживление "национальных и националистических чувств у всех народов, населяющих Российскую империю", в том числе у ее "великорусского ядра". Справа, указывал Славинский, создались "многочисленные националистические организации" (Союз русского народа, Всероссийский национальный союз и др.). Политический центр - октябристские и близкие к ним общественные организации, время от времени тоже воодушевляются "грубо националистическими чувствами" (например, в деле аннексии Боснии и Герцеговины, в вопросе о неославизме и др.). Автор осуждал политику царизма, в которой "национальное отталкивание возведено в систему национальных отношений"⁴³ .

Как видим, веховцы были подвергнуты кадетами критике слева, иногда довольно меткой и обоснованной. Но это не меняет существа дела, заключающегося в том, что оба сборника отражали идейно-политические позиции либеральной буржуазии, отрекающейся от демократических увлечений периода революции. На это Ленин указывал в статье "Политические споры среди либералов" (март 1914 г.), где говорится, что Струве и Милюков представляли собой "два политических типа буржуазных деятелей". Точка зрения Струве в "Вехах", писал Ленин, "это - точка зрения контрреволюционного либерала, сторонника религии,.. противника демократии... вся масса октябристской и кадетской буржуазии в России в 1907 - 1914 годы стояла именно на этой точке зрения". Ведя ту же линию, что и Струве, "Милюков хочет прикрывать ее, прихорашиваться перед публикой, надувать демократию и вести ее на поводу. Поэтому г. Милюков делает вид, что спорит с "Вехами", что спорит со Струве... тогда как на деле он лишь учит Струве ... похитрее прятать свои мысли"⁴⁴

Одновременно с "милюковским" сборником вышло менее известное издание, затрагивающее "веховскую" проблематику как раз в том, что связано с национальным вопросом вообще и славянским вопросом в частности. Свыше 30 его авторов, работая по единому заранее обдуманному плану, исследовали историю и состояние национальных отношений в начале XX в., охватив всю территорию от Эльбы до Урала и азиатских владений России. Участвовали в издании квалифицированные специалисты из разных стран, а авторы разделов об отдельных народах были

⁴¹ Интеллигенция в России. Сб. ст. СПб. 1910, с. XII, 3 - 5, 57 - 58, 67, 88, 218.

⁴² Там же, с. 91, 103 - 104, 113, 171, 179.

⁴³ Там же, с. 220, 222, 227 - 228, 230.

⁴⁴ Ленин В. И. ПСС. Т. 24, с. 346 - 347.

стр. 37

подобраны из "представителей каждой данной национальности". Такого рода разделы дополнялись в издании, с одной стороны, обобщающими текстами о политической эволюции национальностей Австро-Венгрии и национальной структуре России, с другой - теоретическими разделами "Национальность и государство", "Национальность и пролетариат"⁴⁵ . В числе авторов были видные деятели польского рабочего движения (Л. Василевский, Л. Кшивицкий, Ю. Мархлевский), австрийские и венгерские социалисты (К. Реннер, Э. Пернерсторфер, Э. Кун), представители мелкобуржуазных партий и групп России (А. А. Булат, В. В. Водовозов, Л. Я. Штернберг), несколько бундовцев во главе с В. Д. Медемом, участники национальных движений в Российской империи (З. Д. Авалов, А. Букейханов, М. С. Грушевский, А. В. Игельстром). По идейно-научной направленности это издание можно поместить между кадетами справа и социал-демократами слева. Характерна некоторая размытость границ - первой за счет Славинского (участвовал и в "милюковском" сборнике), второй - за счет Мархлевского, который в отличие от Василевского и Кшивицкого, придерживавшихся пепеэсовской ориентации, был одним из руководящих деятелей СДКПиЛ и всегда следовал ее идейным установкам.

В теоретико-методологическом отношении данный труд, несомненно, превосходит все ранее рассмотренные работы, в которых уделено внимание славянскому вопросу. Многие его авторы высказывали положительное отношение к марксизму, старались руководствоваться материалистическим пониманием исторического процесса, применять классовый подход к общественным явлениям. С этих позиций они оценивали положение, сложившееся в крупных многонациональных государствах Европы, и осуждали существовавший в них национальный и социальный гнет. Вместе с тем большинству авторов труда свойственны, во-первых, преувеличение роли национальных движений, во-вторых, ошибочный - австромарксистский или бундовский - взгляд на решение национального вопроса. Особенно показателен по своим контрастам текст Медема, который, с одной стороны, писал о необходимости подчинять "национальное движение - как всякое другое - высшему критерию классовой борьбы", а с другой - оспаривал национальную программу РСДРП и всеми способами пытался доказать правомерность бундовского курса на национально-культурную автономию⁴⁶ .

В разделе "Национальная структура России и великороссы" М. А. Славинский, осудив русификаторскую политику царизма, отметил усиление "панрусской идеологии", рассматривающей всю империю как "единый русский народ, говорящий на едином русском языке", а также "проявления имперской политики в панрусском и польском вопросах", распространяемые на украинцев, белорусов и "другие недержавные нации России". Классифицируя политические партии в России по их отношению к славянскому вопросу, Славинский прежде всего, как и в "милюковском" сборнике, назвал "правительственную группу", включающую Союз русского народа, Союз 17 октября и "промежуточные организации" - Русское собрание, партию правового порядка, умеренные и правые монархические группировки. Справа, писал Славинский, "все консервативные общественные силы великорусской народности" сплачиваются для защиты "привилегированного своего положения в государстве и для упрочения этого положения в будущем". Другие идейные направления Славинский объединял в рубрику "оппозиционная группа имперских политических партий - от мирного обновления и до социал-демократии включительно". В национальном вопросе вся эта группа якобы "весьма единодушно и самым решительным образом порывает с традиционной импер-

⁴⁵ Формы национального движения в современных государствах. Австро-Венгрия, Россия, Германия. СПб. 1910.

⁴⁶ Там же, с. 749, 769 - 778, 788 - 789.

стр. 38

ской национальной политикой, но дело положительного национального устроения представляет себе неясно". Не улавливая сути ленинской национальной программы, Славинский утверждал, будто ее содержание недостаточно для партии, "охотно рисующей будущий социальный и политический строй в самых детальных подробностях"⁴⁷ .

Упрек Славинского в "недостаточности" национальной программы РСДРП отражал непонимание им того, что национальные противоречия при всей их остроте не могли иметь решающего значения. Преувеличение роли национального фактора по сравнению с социальными (классовыми) противоречиями проявилось и в предисловии А. И. Кастелянского. В нем "процесс национализации" оценивался как "синтез творческой работы всех общественных классов", "результат всеобщего пробуждения веками придавленных народных сил"⁴⁸ . Ленин, показывая на примере Изгоева, что "либералы стараются разжечь и раздуть национальную борьбу, чтобы отвлечь внимание от серьезных вопросов демократии и социализма", в заметке "Веховцы и национализм" (1913 г.) писал: "На деле среди "вопросов европейской жизни" социализм стоит на 1-ом месте, а национальная борьба - на 9-ом, причем она тем слабее и безвреднее, чем последовательнее проведен демократизм. Смешно даже сопоставлять борьбу пролетариата за социализм, явление мировое, с борьбой одной из угнетенных наций восточной Европы против угнетающей ее реакционной буржуазии (причем польская буржуазия охотно соединяется здесь при всяком удобном случае с немецкой против пролетариата)"⁴⁹ . Славинского и Кастелянского нет оснований ставить на одну доску с контрреволюционным либералом Изгоевым, однако оба они делали уступку либеральной трактовке национального вопроса.

Из сказанного следует, что среди существовавших в рассматриваемый период интерпретаций славянской идеи самый правый фланг занимал черносотенный, преимущественно дворянско-помещичий вариант, отличавшийся воинствующим шовинизмом, откровенной реакционностью и обскурантизмом. На словах его сторонники пытались возродить славянофильство "старого закала", особенно выпячивая его религиозный аспект, а в действительности проповедовали мало изменившуюся с уваровских времен теорию официальной народности. Буржуазно-либеральный вариант существовал в двух разновидностях, как откровенно контрреволюционная линия "Вех", либо линия "милюковского" сборника фактически та же, но прикрытая "антивеховской" критикой, которая относилась к форме изложения, а не к существу дела. Неославистская идеология в чистом виде была характерна главным образом для второй из названных разновидностей. Неославистское движение постепенно охватило также и веховцев, а затем - значительную часть сторонников черносотенной интерпретации славянской идеи. Слева граничили с неославизмом различные построения тех затрагивавших славянскую идею общественных деятелей, публицистов и ученых, которые были связаны с мелкобуржуазными партиями и группами, реформистскими течениями в рабочем движении. Основные разновидности этого варианта, сводящегося к попытке решить славянский вопрос в духе австрославизма или на базе теории национально-культурной автономии, представлены трудом "Формы национального движения"⁵⁰ .

По теоретическому обоснованию перечисленные интерпретации существенно отличались друг от друга. Черносотенцы и славянофилы "старого закала" исповедовали весьма примитивный фидеизм и придерживались канонов романтической историософии. Теоретической базой неославистских доктрин служил главным образом позитивизм, "осложненный" в

⁴⁷ Там же, с. 287 - 289, 294 - 297, 299.

⁴⁸ Там же, с. 11.

⁴⁹ Ленин В. И. ПСС. Т. 23, с. 111.

⁵⁰ См. также: Чернов В. М. Марксизм и славянство. Б. м. 1917.

стр. 39

некоторых случаях легальным марксизмом, элементами неокантианства. Идеологи мелкобуржуазных и реформистских партий, так или иначе занимавшиеся славянским вопросом, в основном стояли на тех же теоретических позициях. Правда, они гораздо чаще обращались к марксизму; однако знакомились с ним, как правило, не из первых рук, а основные положения исторического материализма воспринимали поверхностно и однобоко. Имеющиеся факты не оставляют сомнения в том, что в России накануне первой мировой войны дискуссии по славянскому и, шире, по национальному вопросу не заходили в тупик лишь там, где они велись на основе подлинно научной революционно-марксистской теории исторического процесса.

Политические интерпретации идеи славянской солидарности и дискуссии по славянскому вопросу российские марксисты всегда оценивали с позиций пролетарского интернационализма, исходя из интересов борьбы трудящихся масс против социального, национального и религиозного гнета. Это подтверждается, в частности, статьей "Славяне и революция", опубликованной ленинской "Искрой" в 1902 г. и написанной К. Каутским еще тогда, когда он не изменил марксизму и революционному рабочему движению. Важнейшее значение имела теоретическая деятельность Ленина накануне и в годы первой мировой войны, т. е. в период сильного обострения борьбы вокруг национальной программы российской социал-демократии. Ленинский анализ охватывает основное содержание описанных выше дискуссий и раскрывает классовую обусловленность различных интерпретаций славянской идеи. В специальной литературе есть значительное число работ, комментирующих ту или иную группу высказываний Ленина о славянах⁵¹ (полный их учет и глубокий анализ остается пока делом будущего). Знакомство с идейно- политическими дискуссиями по славянскому вопросу расширяет наши представления о той обстановке, в которой появились работы Ленина, позволяет глубже понять, чем они были вызваны и к кому обращен их критический пафос в тех случаях, когда непосредственные адресаты им не названы.

В легальной и нелегальной большевистской печати подвергались критике все основные реакционные тенденции в объяснении истоков и природы австрославизма. Раскрывая сущность этого явления, Ленин писал, что в Австрийской империи после 1848 г. сложилось своеобразное положение, заставлявшее венгров и славян (чехов) стремиться "не к отделению от Австрии, а к сохранению целости Австрии именно в интересах национальной независимости, которая могла бы быть совсем раздавлена более хищническими и сильными соседями!"⁵² .

По отношению к южным славянам особый интерес представляют суждения Ленина о тесно связанном с идеей славянской взаимности проекте балканской федерации и о национальной революции балканских народов. "Сознательные рабочие балканских стран, - писал он в 1912 г., - первые выдвинули лозунг последовательного демократического решения национального вопроса на Балканах. Этот лозунг: федеративная балканская республика. Слабость демократических классов в теперешних балканских государствах... привела к тому, что экономически и политически необходимый союз стал союзом балканских монархий"⁵³ . Ленин внимательно следил за ходом балканских войн, освещая связанные с ними события на страницах "Правды". Характеризуя классовый смысл происхо-

⁵¹ См. Бирман М. А. В. И. Ленин и борьба революционных социал- демократов балканских стран против империалистической войны в 1914 - 1915 гг. - Советское славяноведение, 1965, N 2; Зеленин В. В. В. И. Ленин о национальной революции южного славянства. - Там же, 1969, N 2; Бурмистрова Т. Ю. Национальный вопрос и рабочее движение в России. М. 1969, с. 58 - 97; Славин Г. М., Сумарокова М. М. В. И. Ленин и сербская социал-демократия в период балканских войн и первой мировой войны. - Советское славяноведение, 1970, N 2.

⁵² Ленин В. И. ПСС. Т. 25, с. 270.

⁵³ Там же. Т. 22, с. 155 - 156.

стр. 40

дящего, он писал: "Никогда и нигде "свобода" не достигалась угнетенными народами посредством войны одного народа против другого... Действительная свобода славянского крестьянина на Балканах, как и крестьянина турецкого, может быть обеспечена только полной свободой внутри каждой страны и федерацией вполне и до конца демократических государств"⁵⁴ .

Внимание Ленина и его единомышленников привлекал широкий круг вопросов, связанных с изучением южных и западных славян, а также славянства в целом. Среди марксистских авторов, выступавших в печати по данному кругу вопросов, почти не было профессиональных ученых; очень немногие из них имели возможность систематически знакомиться с историческими источниками, в особенности архивными. Сторонников исторического материализма не допускали к профессорским кафедрам, они не имели возможности воздействовать на школьное или университетское преподавание. Тем не менее можно утверждать, что в предреволюционное 20-летие появились печатные работы, развившие цельную систему научных положений, которые в совокупности образовали теоретическую основу для марксистского направления в данной отрасли обществознания. Существенную роль сыграли при этом обобщения Левина, его замечания конкретного характера. Методологическое значение их чрезвычайно велико; они указывают тот единственно правильный путь, по которому должна была пойти и действительно пошла дальнейшая разработка проблем, связанных с историческим развитием славянских народов.

⁵⁴ Там же, с. 159, 151 - 152.

Постоянный адрес данной публикации: