Есть в Москве, в Чертольском переулке, скромный мемориал-памятник. Массивная плита из черного гранита, в которой вырублены фигуры офицера, четырех юношей в военной форме и подростка. На граните надпись: "Воспитанникам Московских специальных артиллерийских школ, проявившим мужество и героизм в Великой Отечественной войне". Рядом обычное здание, где нынче размещается гуманитарная гимназия. Мальчишки, идущие ни уроки, нередко разглядывают настенную мемориальную доску с надписью: "В этом здании в 1940 - 41 и 1944 - 46 гг. наводилась 2-я Московская артиллерийская спецшкола". Каждый раз, проходя мимо, я вспоминаю других мальчишек, с которыми больше полувека назад свела судьба. Это мои одноклассники, мои дорогие друзья... 2-я спецшкола дала Родине шесть Героев Советского Союза. Вот их имена:

Лейтенант Тимур Фрунзе - погиб 19 января 1942 года.

Капитан Николай Прохоренко - погиб 9 октября 1943 года.

Майор Михаш Либман - погиб 12 апреля 1945 года.

Из ныне здравствующих это - генерал армии В. Говоров, генерал-лейтенант С. Микоян, генерал- лейтенант С. Новичков.

Среди выпускников спецшколы целое "созвездие" видных военачальников: генерал-полковник В. Кончиц, генерал-лейтенанты А. Бабешко, Ю. Куликов, С. Шорников, А Суетин, А. Сергеев.

"Молодежь - в артиллерию!"

Конец тридцатых годов запомнился резким обострением международной обстановки. Бои у озера Хасан, на реке Халхин-Гол, финская война - все это свидетельствовало, что у Красной Армии по-прежнему немало врагов. Остро встал вопрос не только о техническом перевооружении, но и о подготовке высококвалифицированных военных специалистов. В стране развертывается широкая агитационная работа. Наряду с лозунгом "Молодежь - в авиацию!" появляется другой - "Молодежь - в артиллерию!". По инициативе командующего артиллерией Красной Армии Н. Воронова в Москве создается ряд спецшкол. Замысел был прост: юноша с 15 - 16 лет 2-3 года учится в спецшколе с углубленным изучением математики и военных дисциплин, после чего автоматически зачисляется в военное училище, где готовится уже зрелый командир, способный успешно командовать не только взводом, но и батареей. Идея понравилась Сталину, и она тут же была воплощена в жизнь. В 1938 году я подал документы во 2-ю артиллерийскую спецшколу, конечно, мало надеясь на успех. Но вопреки ожиданиям все экзамены сдал успешно и был зачислен на первый курс. Вместе со мной поступили сыновья знаменитых на всю страну партийных и военных деятелей той поры: Василий Сталин, Артем Сергеев, приемный сын Сталина, Степан Микоян, Владимир Куйбышев, Олег Фриновский и другие.

Учителя и уроки

Знаменитый французский летчик и писатель Антуан-де-Сент Экзюпери когда-то очень точно подметил, что "все мы родом из нашего детства".

Мои детство и юность были счастливыми, потому что довелось постигать военную науку и науку жизни в стенах учебного заведения, где преподавали замечательные люди. Умные, тактичные, воспитанные. Многие моменты навсегда врезались в память, и о них я хочу рассказать как очевидец.

В положении о спецшколах не предусматривалось казарменнное проживание воспитанников. Тем не менее требования предъявлялись самые жесткие и к учебе, и к дисциплине, не взирая на лица. Была предусмотрена и своя униформа, что также ко многому обязывало.

Все военные предметы преподавали офицеры, или, как тогда их называли, командиры, на петлицах которых были "шпалы" и "ромбы".

Командиры поддерживали в школе строгий армейский порядок, поэтому неудивительно, что классы назывались взводами. Все десятые классы составляли первую батарею, девятые - вторую, а восьмые (начальные) - третью.

2-я спецшкола в Москве считалась как 2-й дивизион, командиром которого был капитан Е. Левит. Благодаря ему многие из нас навсегда полюбили военную службу.

Сами себя мы называли "спецы" и гордились этим: не чета, мол, каким-то там школярам. Позже, на фронте, многие из нас откровенно радовались, когда "узнавали" друг друга по сокровенному, как пароль, слову "спец".

Как я уже упоминал, в нашей спецшколе собрался талантливейший и, я бы сказал, "звездный" педагогический коллектив. Например, учитель физики Павлов до революции читал свой предмет в Киевском кадетском корпусе. Литературу и русский язык преподавала Лариса Никифоровна Протасова - ярая поборница чистоты русского языка. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь рискнул при ней засорять "великий и могучий" словечками нынешнего ТВ типа: дефолт, секвестр или ваучер. Она болезненно переживала, если кто-то из нас путал ударения, а тем более падежи. Вознеся руки кверху, словно сраженная горем, Лариса Никифоровна восклицала: "Вы русский человек, почему же говорите на непонятном языке? Вам должно быть стыдно, вы, будущий красный офицер, должны говорить правильно и красиво".

Учительница немецкого языка, урожденная немка, педантично требовала от нас работать над "своим" языком. Однажды она сказала, поморщившись, что мое немецкое произношение не понравится Алексею Алексеевичу. Только потом я узнал, что Алексей Алексеевич - это потомственный аристократ граф Игнатьев, бывший военный атташе императорской России в Париже, а в то время генерал-майор, инспектор военных училищ по иностранным языкам.

Конечно, случались и конфликты. Ведь мы были молоды и, как все молодые, порой переходили границы дозволенного. И тут уж спуску ни командиры, ни педагоги нам не давали. Воспитание было спартанское, без всяких поправок на авторитет родителей. В этом отношении весьма характерен пример с сыном И.В. Сталина Василием. Учеба мало интересовала его, зато он любил погонять футбольный мяч, почитать книжки. Однажды Василию здорово досталось. Наш учитель физики и к тому же классный руководитель Павлов Алексей Афанасьевич не выдержал и предупредил парня, что позвонит отцу, если тот не исправит двойку. Василий не внял предупреждению. Тогда Алексей Афанасьевич взял и позвонил отцу своего ученика. Вот как он сам об этом рассказывал позже:

"Я считал, что поступаю правильно, нужно было спасать парня. Не без волнения я снял трубку и набрал номер телефона, который я до сих пор помню. На противоположном конце провода без промедления сняли трубку, и я услышал характерный грузинский акцент: "Товарищ Сталин слушает". Я представился, а Сталин продолжил: "Что, Василий опять нахулиганил?" "У него двойки за успеваемость", - уточнил я. "Спасибо, Алексей Афанасьевич", - сказал Сталин и положил трубку".

После этого разговора Василий несколько дней не появлялся в спецшколе: то ли переживал тяжелый разговор с отцом, то ли "зализывал раны". Известно, что у Сталина была тяжелая рука не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова.

Шло время. Василий учился неплохо, но потом опять случился срыв. Он получил двойку по истории да еще попросил военрука не ставить в известность отца, дескать, это испортит ему настроение. Военрук поддался на уговоры, и это дорого стоило ему и директору. Учитель истории Виктор Васильевич Мартышин, наоборот, проявил принципиальность, за что был удостоен особого внимания "самого".

Дело происходило так. К зданию спецшколы лихо подкатила эмка. Из машины вышел фельдъегерь и быстро скрылся в подъезде. Разыскав учителя истории, он отдал ему честь и, вручив запечатанный конверт, сказал: "Только для вас". Письмо было от Сталина. Сейчас уже известно его содержание. Вот оно:

"И.В. Сталин. В.В. Мартышину 8 июня 1938 г.

Преподавателю т. Мартышину. Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо. Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения. Василий - избалованный юноша средних способностей, дикаренок (тип скифа), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей ", нередко нахал со слабой или - вернее - неорганизованной волей. Его избаловали всякие "кумы " и "кумушки ", то и дело подчеркивающие, что он "сын Сталина". Я рад, что в вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого вами, люди - тряпки, которым не место в школе, и если наглец-Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку. Мой совет - требовать построже от Василия и не бояться шантажистских угроз капризника насчет самоубийства ".

Так беспощадно он написал о собственном сыне, которого любил.

Вскоре Василий был отправлен в Качинскую летную школу (знаменитую "Качу"), а следом за ним полетела телеграмма начальнику: "Курсанта Сталина содержать на общих основаниях". Правда, случилось это уже после того, когда Сталину стало известно, что Василий живет не в казарме, а в доме комсостава.

Позволю себе заметить, что Сталин, озабоченный созданием сильной, боеспособной армии, посылал служить в нее и своих сыновей. Соратники Сталина - Ярославский, Хрущев, Щербаков, Булганин - следовали примеру вождя - их сыновья служили в авиации, многие погибли на фронте. Пройдет шестьдесят лет, и нравы отцов поменяются. Впрочем, детей тоже...

И последнее, что хочется сказать по поводу Василия Сталина. Безусловно, он любил выпить, любил и гульнуть... Но я знаю и другое. Василий был одаренный, смелый летчик и надежный товарищ. Это подтвердят все, кто его знал по учебе, службе и боевым вылетам. Он очень любил свою страну и свой народ. Когда же в хрущевскую "оттепель" Васю засадили в тюрьму, обвинив во всех грехах скопом, это выглядело как мелкая и подлая месть.

И еще об одном человеке из тех командиров и педагогов, которые оставили неизгладимый след в жизни выпускников 2-й артспецшколы, хочу коротко рассказать. Это был капитан Ефим Ильич Левит. К нам на должность командира-воспитателя он пришел с должности командира артдивизиона. Именно о таких людях когда-то емко написал А. Твардовский: "Уважать устав научит, по душам поговорит". Ефим Ильич был высококлассный артиллерист, требовательный командир, а главное - тонкий, очень умный воспитатель. Со второго дня войны Ефим Ильич попросился на фронт. Войну закончил полковником, начальником оперативного отдела штаба артиллерии 1-го Белорусского фронта. Был награжден орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 1-й степени, орденом Красной Звезды и польским орденом "Виртути милитари". Мог сделать блестящую карьеру, но уволился в запас и... вернулся в ту школу, которую когда-то окончили его "птенцы". Там были уже другие учителя, иные дисциплины, но Ефим Ильич до конца жизни проработал военруком, всецело отдаваясь любимому делу воспитания будущих защитников Родины. Он многое успел. В том числе создать музей Славы бывшей 2-й артиллерийской спецшколы, которую прославили своими подвигами сыны Отечества - офицеры и генералы. Умер мой учитель в день своего рождения 1 июня 1991 года.

Испытания

Я часто вспоминаю учебный центр в Кубинке, куда мы, будущие лейтенанты, впервые выехали на полевые занятия. Жаркое июньское солнце, острый запах хвои и земляники. Тогда, в 1939 году, мы почувствовали себя уже не школьниками, которым мамы спешат вытереть нос, а мужчинами, которые учатся защищать свою страну, свою Родину. Тогда в одной палатке вместе со мной жили будущие Герои Советского Союза Тимур Фрунзе, Степан Микоян. Сестра Юры Кудрявцева, моего друга, передала мне письмо, которое он написал маме из учебного центра: "Живем мы в палатках по 10 человек, по строгому распорядку дня: подъем, зарядка, завтрак, 4 часа военных занятий, обед, мертвый час... В соседней палатке живут Степан Микоян и Тимур Фрунзе, Василий Сталин в лагерь не приехал. Микоян очень симпатичный парень.

Военному делу нас учат, не делая скидку на возраст. Мы уже втянулись и запросто совершаем марш-бросок с полной выкладкой. Были на стрельбище, где стреляли из винтовки и пистолета, принимали участие в артиллерийских стрельбах на полигоне..."

Командир батареи Юра Кудрявцев погиб 23 ноября 1942 года под Сталинградом. Ему тогда было всего 19 лет. Под Сталинградом погибли и другие мои товарищи - Юра Новосельцев, Женя Крейн, Коля Солдатов.

Трагически сложилась судьба сына знаменитого полководца Михаила Фрунзе - Тимура. Как и Василий Сталин, он после учебы в спецшколе решил стать летчиком. Учился отлично. Когда началась война, в одном из воздушных боев сбил немецкого летчика-аса. Позже, на допросе в разведотделе, фашистский пилот не мог поверить, что он проиграл схватку в воздухе восемнадцатилетнему юноше. Правда, не знал немец, что этот юноша - приемный сын наркома Клима Ворошилова и научился стрелять по-ворошиловски метко.

19 января 1942 года в небе над Старой Руссой Тимур вступил в неравный бой с четырьмя "мессершмиттами". В этом бою он погиб...

Сколько погибло их, молоденьких лейтенантов, учеников "папы Левита"! Всех их отличала завидная строевая выправка, высокий профессионализм и беззаветная преданность Родине. Каждый "спец" был морально готов, по евангельскому выражению, положить душу свою за друзей своих. Никто не прятался от пуль, не уходил от ответственности... Наоборот.

В ноябре 1942 года наш воспитатель и командир полковник Левит приехал по делам к командующему артиллерией 65-й армии. Предстояло вручение орденов отличившимся офицерам. Дальше я передаю рассказ Ефима Ильича:

"Вошли четыре офицера, у одного из них рука в кармане. Я чуть не сделал ему замечание, как вдруг оторопел. Это же Осадчий, мой ученик! Мы обнялись. И только тут я смекнул, что у парня рука ампутирована..."

Даже лишившись руки, Владимир Осадчий не попросился в тыл и настаивал, чтобы его вернули в строй. Володю назначили на должность заместителя командира дивизиона. Погиб он в самом конце войны...

Недавно я встречался со Степаном Анастасовичем Микояном. Мы вспоминали о своих друзьях- товарищах по 2-й спецшколе. Я прекрасно знал, что передо мной сидит генерал-лейтенант, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель, кавалер многих орденов. Да, время многое в нас изменило, но, пожалуй, осталось главное: оптимизм, твердость характера, преданность фронтовому братству. Один из братьев Степана Микояна - Владимир, летчик- истребитель, погиб в бою. Какое горе испытали

родители - Анастас Иванович Микоян и его жена Ашхен Лазаревна! И все-таки все их дети, несмотря на смертельный риск, продолжали служить родной авиации верой и правдой. "Понимаешь, не могло быть иначе, - в задумчивости сказал мне Степан Анастасович. - В то время дети не прятались за спины отцов. Они стремились превзойти их в доблести. Помнишь лозунг "Прежде думай о Родине, а потом о себе"? Вот мы и думали..."

Что ж, прав был мудрец, заметивший, что "мир можно пересоздать и перевоспитать из детской, но в детской же можно его и погубить". Нашей "детской" была 2-я московская артиллерийская спецшкола.

Вспоминаю бальные танцы, которым с полной самоотдачей учили нас известные еще до революции педагоги супруги Школьниковы. Инициатором этого новшества, кажется, был сам начальник Генерального штаба Шапошников, или Борис Михайлович, как обычно называл его Сталин. Офицер закала еще царской России, он считал, что танцы благотворно влияют на строевую выправку будущих командиров, прививают им чувство прекрасного, гармонизируют личность. И это было действительно так...

Шел очередной урок, на котором мы разучивали, кажется, танго, когда в зал вошел директор Зиновий Ефимович Крейн в сопровождении незнакомого генерала - высокого, подтянутого, элегантного. Мундир сидел на нем как влитой. Неожиданно зазвучала музыка - танго "Цыган", любимая мелодия конца тридцатых годов. Генерал подошел к супруге Школьникова (мы ее звали Мими), галантно поклонился и повел в центр зала. Танцевали они классически. А потом, как бы давая зеленым "спецам" урок хороших манер, генерал отвел свою партнершу к ее мужу (нашему учителю танцев), поклонился и поцеловал ей руку. Мы невольно зааплодировали, так все было красиво и элегантно. Во время перерыва сразу ставший нашим кумиром генерал живо интересовался успеваемостью, особенно любопытствовал по части знания "спецами" иностранных языков. Когда он перешел на немецкий, я со своим "рязанско-нижегородским" произношением тихо ретировался. Разговор с генералом поддерживали наши полиглоты Юра Кудрявцев, Лев Бранд. Как позже я узнал, инспектировал нас сам Алексей Алексеевич Игнатьев, бывший граф и военный атташе императорской России в Париже, лично знавший царя и царицу, написавший знаменитые мемуары "Пятьдесят лет в строю". Перед уходом генерал сказал, что танго - его любимый танец, наверное, потому, что его жена, урожденная графиня Охотникова, была лучшей исполнительницей танго в салонах Парижа.

Строгая Мими не позволяла нам расслабиться. Едва Игнатьев покинул танцевальный зал, как она подала команду, зазвучала музыка - и закружились пары.

Много лет спустя одна из участниц танцевальных уроков в нашей спецшколе, сестра моего друга, погибшего под Сталинградом, Лидия Валентиновна Ливанова вспомнит счастливое время в стихах:

В безжалостной войне

Бесчисленны утраты,

Здесь приходилось мне

И танцевать когда-то.

И большей частью

С теми из ребят,

Чьи имена на мраморе блестят.

Да, имена многих "спецов" застыли в мраморе. Они не пожалели своей жизни, чтобы защитить жизнь на Земле. И очень хотелось бы, чтобы об этом помнили нынешние ученики, которые ходят на уроки в бывшую артиллерийскую спецшколу N 2. Да и не только они.

Permanent link to this publication: