Редкий случай стилистической переработки представляет собой повесть "В третей ходи князь великий к Смоленску, да и Смоленск взя" (здесь и далее текст приведен по изданию: Русские летописи. Рязань, 1998. Т. 3), помещенная под 7022 (1514) годом в Воскресенской летописи.

Воскресенская летопись - вторая по объему после Никоновской (конец 20-х годов XVI в.). Ее третья редакция, дошедшая до нас, создана в 1542 - 1544 годах, как установлено исследователями, на основе разнообразных источников и не может быть возведена полностью ни к одному из предшествующих сводов. Значительную часть текста летописи составляют воинские повести, которые чаще всего перенесены в нее с минимальными редакторскими изменениями из Московского летописного свода конца XV века, а некоторые - из источника, сходного с Ермолинской летописью, которая создавалась в XV-XVI веках. Редакторская работа обычно сводилась к введению подзаголовков, уточняющих и иногда изменяющих структуру текста, расширению именований князей, изредка летописец вводил новые тексты или соединял фрагменты разных летописных статей из предшествующих сводов.

Основа повести "В третей ходи князь..." совпадает с текстом Ермолинской летописи, созданной в XV и дописанной в XVI веках. Сам заголовок повести свидетельствует о документальном подходе и стремлении к точности, а также об особом значении, придаваемом ре-

стр. 77

дактором результатам похода. Особенности повествования и соотношение его частей подтверждают эту мысль.

Первая часть повести, рассказывающая о подготовке к сражению, необычайно кратка и состоит главным образом из перечисления воевод, с которыми московский князь Василий Иванович отправился в поход.

Вторая часть - собственно описание военных действий - занимает также небольшое место, поскольку показан только обстрел города из орудий. Образы боя, использованные в этом отрывке, пришли из повести о взятии Царьграда Нестора-Искандера, которая была включена в Воскресенский свод, и дали начало целому ряду аналогичных фрагментов в летописных воинских повестях. На них обратил внимание А. С. Орлов как на поздние "воинские формулы": воины ничего не слышат из-за шума битвы и не видят друг друга в дыму сражения. В повести Нестора-Искандера образы носят "украшенный" характер: они оформлены с помощью рядов синонимов, однородных членов, сравнений, гипербол. В повести о Смоленском взятии летописец, несомненно, подражал Нестору Искандеру, но, используя текст предшественника, не сумел при этом создать столь же цельные образы. Для примера приведем два отрывка из этих повестей: "И бысть сеча зла и преужасна; от пушечного бо и от пищалнаго стуку, и от зуку звоннаго, и от гласов въплей и кричания от обоих людей, и от трескоты оружий, такоже от плача и рыданиа градских людей, и жен и детей, яко и земли колебатися и не бе слышати друг друга, что глаголеть; бысть яко гром велий; от множества огня и стреляниа пушек и пищалей обоих стран дымное курение згустився и покры град и войско все, яко не видети друг друга с кем ся бьет, и с зелнаго духу многым умрети, и сечахуся имаася на всех стенах, дондеже нощнаа тма их раздели" (Повесть о взятии Царьграда. Курсив здесь и далее наш. - Н. Т. ); "...яко от пушечнаго и пищалного стуку и людскаго кричаниа и вопля, такожде и от градских людей супротивнаго бою пушек и пищалей, земли колебатися, и другу друга не видети, и весь град в пламени курениа дыма мнящеся въздыматися ему, и страх велик нападе на гражданы" (Повесть о Смоленском взятии).

Две формулы "Повести о Царьграде" в описании осады Смоленска соединились в одну вследствие сокращения редактором деталей исходного описания, и получилось, что воины не видят друг друга из-за шума битвы. Однако, несмотря на упрощение текста путем изъятия ряда уточняющих и синонимических оборотов, редактор проявил самостоятельность, внеся новый описательный элемент в картину боя, которая в повестях Воскресенской летописи была, как правило, лишена яркой изобразительности. Это описание Нестора Искандера было использовано также в ряде повестей в Никоновской летописи.

Самое значительное место в повести о взятии Смоленска занимает третья часть, повествующая о сдаче города и приеме в нем победите-

стр. 78

ля. Она носит торжественно-церемониальный характер, создающийся, с одной стороны, исчерпывающей детализацией хода событий, а с другой - эмоциональностью. Этот эффект достигается соединением официальной лексики и элементов эмоционально-риторического стиля. Например, формулировка челобитной жителей города к великому князю, отражающая деловой стиль, точно повторяется в его решении: "выслаша из града бити челом, чтобы великий государь свою отчину и дедину пожаловал, опалу свою и гнев им отдал, а очи свои велел им видети и служити им себе велел" - "И великий государь свою отчину и дедину пожаловал, владыке Смоленскому Варсонофию, и князем и бояром, и мещаном и всем градцким людем свою опалу и гнев отдал им, и очи свои велел им видети, и служити им себе велел". Такой стиль только подчеркивает официальный характер события: Ермолинская летопись передавала содержание челобитной точно так же, как Воскресенская, но ответ князя в ней был значительно короче благодаря изъятию рядов однородных членов и повторов: "И князь великий их пожаловал, слово свое им молвил и ести звал" (Ермолинская летопись // Русские летописи. Рязань, 2000. Т. 7).

Весь процесс крестоцелования, встречи государя, молебна, благословения князя и приветствия горожанами воинов представлен в повести последовательно и детально. Летописец всеми средствами стремился передать значимость совершившегося события - возвращения Руси Смоленска, где до этого правил наместник литовского короля. Той же цели служит подробное описание встречи князя жителями Смоленска, которое отсутствовало в редакции Ермолинской летописи: "епископ же Смоленски Варсонофеи с архимандриты, и, священникы, и диаконы, възем чюдотворную икону пренепорочныя пречис-тыа Богоматере, с честными кресты и иными многими образы святыми, а за ними лики различныя, в стретение тому исходящу; и князи, и велможа благородныа, старци с юнотами, матере, девици, иноки, инокиня и весь народ града Смоленска, малые и велицие, мужи и жены и дети, светлыма очима и чистыми душами, с многою любовию и усердием, сретоша государя великого князя за градом на посаде". Все описание построено на основе рядов однородных членов, с одной стороны, придающих определенный ритм тексту, а с другой - создающих смысловую и эмоциональную полноту. Внутри рядов четко соблюден иерархический принцип: епископ - архимандриты - священники - дьяконы, икона Богоматери - кресты - иные образы святые. В перечислении жителей, встречающих князя, на фоне иерархии появляется антонимия, создающая полноту описания: старцы и юноши, малые и великие. В конце фрагмента в характеристике чувств жителей использованы близкие по смыслу слова: со светлыми очами и чистыми душами, с любовью и усердием. Обращает на себя внимание также последовательное использование устойчивых книжных эпитетов.

стр. 79

Приемы, встретившиеся в приведенном отрывке, повторяются в дальнейшем описании событий, в ходе которых изображаются чувства, испытываемые горожанами Смоленска. Особенно часты синонимы и близкие по значению слова: "начата здравствовати и целоватися, радующеся...ликовствующе... избавльшеся и свободившеся злыа латынскиа прелести и насилиа, възрадовашяся своему истинному пастырю и учителю православному великому государю", "радость и веселие неизреченно".

В последнем эпизоде повести, рассказывающем о "жаловании" государем новых подданных, перечислительные ряды тоже использованы несколько раз. Прежде всего, появляется редкое для Воскресенской летописи перечисление даров великого князя: "учал их жаловати портищи собольи, и бархаты, и оксамиты, и камки, и отласы златыми, и денежным жалованием". Вероятно, оно возникло под влиянием аналогичного, но не совпадающего фрагмента в Ермолинской летописи: "жаловал их шубами собольи и куньи под бархаты и под камками и под отласы, коегождо по его достоанью". Затем дан перечень тех жителей, которых, наряду с князьями и боярами, наградил победитель "...такожде и детей боярских, и служилых людей и мещан, комуждо по его пригожеству, такожде и гетманов жолнырских и жолнырей жаловал". В этом случае летописец прервал длинный список, дважды повторив союз такожде и последовательно соединив все однородные члены союзом и. Таким образом, последняя часть воинской повести превращается в этом случае в официальное документальное и одновременно торжественно-риторическое повествование, организованное в значительной мере по принципу перечня.

Благодаря распространенности и торжественному характеру этой части изменяется и идейное соотношение композиционных элементов. Если раньше в воинских повестях основной акцент делался на описании битвы как центральном и самом напряженном моменте событий, то теперь основное значение придается результатам битвы, значимым для всего Московского государства.

Permanent link to this publication: