Продолжение. Начало в N 8 за 1999 г.

Они сражались за... нищету?

Сталинград оставил свой след в судьбах всего человечества. Тем более - в плоти и крови нашего народа. В любой российской родословной. И в биографии моей семьи.

В бумагах покойного отца я отыскал наметки развернутой "обыкновенной биографии". Сталинградскому периоду он предпослал двустишие неназванного поэта: "...Их, молодых, прикрывших эту землю, собой прикрыла русская земля". Это было время, когда в огне самопожертвования сгорели десятки тысяч соотечественников.

3 сентября 1942 года Сталин в испуге и смятении телеграфировал генералу армии Г. К. Жукову: "Положение со Сталинградом ухудшилось... Сталинград могут взять сегодня или завтра, если Северная группа войск не окажет немедленную помощь".

"Как сейчас видится эта чуть холмистая полынная степь, балки, "долина смерти", - читаю в отцовской рукописи. - 15 сентября я был тяжело ранен (в шею навылет) - немец стрелял в меня почти в упор, выбежав из-за танка. В медсанбат меня привезли полумертвого. Очнулся в шоковой палатке. Жизнь мне; спасла девушка-медсестра, ставшая позже моей женой".

Отец обозначил этапы сталинградского пути однополчан: станции Котлубань и Самофаловка, хутора Песковатка и Вертячий, аэродром Питомник, курган Казачий и Мамаев. Дорогие названия... Мой родной ветеран радовался, находя их и в мемуарах давних недругов. Интересно же сравнить собственные переживания с тем, что творилось и о> чем думалось по ту линию фронта.

"Мы ничего не поделаем с ожесточенно сражающимся противником. В бой вступила переброшенная сюда их гвардейская дивизия. Есть и матросы... Иван не отступает ни на шаг. Путь к позициям

русских устлан их трупами, но и немало наших подохнут раньше. В сущности, здесь нет настоящих позиций. Они дерутся за каждую развалину, за каждый камень. Нас всюду подстерегает смерть. Мы должны учиться у русских вести штыковой бой..."

Автор этих строк, Вильгельм Адам, после русского плена стал гражданином ГДР, возглавил школу народной полиции в г. Дрездене. Здесь же в конце 50-х служил мой отец заместителем командующего армией. Они вполне могли встретиться (если б это было тогда принято) и вдоволь подискутировать. Главная тема разговора, конечно же, касалась бы Сталинграда. Что двигало "нами" и "ими" в столь яростном противоборстве?

Допустим, германцы отвоевывали себе "жизненное пространство". Лицам, награжденным Рыцарским крестом, фюрер обещал подарить имения в "восточных областях". Ну а советским орденоносцам никакое личное богатство не светило. И позади была беспросветная нужда.

В справочнике "Герои Советского Союза" одних Павловых я насчитал с десятка два. И большинство их "из крестьян". Наш Яков Федотович тоже "с малых лет работал с отцом в колхозе". Доход колхозников - известно какой. Рязанцы жили (и продолжают жить) не в пример хуже баварцев. Потому-то, попав в Германию, мужики дивились: и чего ради немчура полезла к нам? За прибавкой к изобилию? В свою очередь не перестают изумляться и иностранцы- экскурсанты, узнавая о невероятно неприхотливом житье-бытье некогда фантастически непреклонных оборонцев. За коллективную нищету мы сражались с большей отвагой, чем вся Европа за частновладельческое процветание - так, что ли, получается? Я сильно сомневаюсь, что "новые русские" (если доведется) станут защищать свои дворцы так, как их старики защищали хижины.

Герой мог бы сыграть самого себя

Недавно на экраны Запада выпустили кинодраму "STALINGRAD", где, по словам режиссера И. Вильсмайера, "нет героев, есть только жертвы". (Интересно, а как это выглядит в компьютерной игре под тем же названием и просматривается ли там Дом Павлова?) Для натурных съемок не пожалели денег. Руины Сталинграда изображал заброшенный сталелитейный завод под Прагой. На роль "заснеженной степи" подошла Финляндия, куда наши транспортные самолеты перетащили по воздуху танки Т-34 и массовку из чехов.

Попутно вспомним, как в 1947-м по киносценарию советского писателя Н. Вирты создавалась лента "Сталинградская битва". Подыскивать натуру не требовалось, все снималось в тех же местах, где совсем недавно царил ад. Достоверность обеспечивалась и тем, что солдаты фюрера играли... самих себя. В этих целях военнопленных, занятых в батальных сценах, заново экипировали и вооружили. Восстановили и танки с немецкими крестами. Чтобы представить все в неискаженном виде, планировали привлечь даже Пау-люса, на время выпустив его из советского лагеря. Потом раздумали - видно, из моральных соображений: неизвестно, какой будет реакция местных жителей, разделивших с городом его трагическую судьбу. Экс- фельдмаршала в качестве консультанта заменил его адъютант. Задействовали и прочих

мелких чинов. В. Адам засвидетельствовал: "Съемки, вероятно, вызывали у этих людей горькие воспоминания. Однако в адрес присутствовавших немецких офицеров не было сказано ни одного враждебного слова'". А вот впечатление от прогулок по "крепости":

"Еще не все развалины удалось убрать. Горы железа и стали, разбитые машины, сгоревшие танки, орудия с разорванными стволами... Большой город еще кровоточил тысячью ран. Но повсюду пробивалась новая жизнь".

Нелишне заметить, что первым "фениксом из пешла" стало именно здание, которое не сдали врагу Павлов и его соратники. Родной очаг воскресили жены и вдовы фронтовиков, составившие "1-ю добровольческую трудовую бригаду". О том и оповестила газета "Труд" в 1944 году статьей бригадира А. Черкасовой. Так что для киношной битвы не годился восстановленный дом. Но тот, кто сделал ему имя, думается, мог быть приглашенным на съемки хотя бы экспертом. В фильме он показан красой и гордостью уличных боев. А реально им пренебрегли. Да нам не привыкать...

Какой же тяжкий крест выпал на нашу долю! Из записей в отцовской тетради: "Если б эти миллионы погибших могли сказать свое слово о войне! О своих муках, думах, своей любви к Родине - они ее доказали своей гибелью, своим безвестным подвигом, обнимая эту часть Родины - сырую, холодную или снежную, или пыльную... Сидим в окопах и рвах, сверху - плащ-палатки, в сапогах хлюпает. Без воды, топлива, а самые горькие мысли - боеприпасов бы, самолетов, противотанковых средств - одними бутылками с зажигательной смесью не отобьешься... Ранние холода в приволжских степях. Чтобы скоротать ночь, стали рыть норы. Песчаный косогор обвалился - 5 трупов, зряшная смерть..."

Из рассказов мамы: "Под Сталинградом в день привозили сотни раненых. Медсанбат располагался в балке, палатки битком набиты, полно людей лежало снаружи. Со всех сторон: "Сестра, умираю, пить". И тут же - навсегда безответные. Умер - с него стаскивают сапоги и шинель, если они сносные. На раны страшно смотреть, особенно если в живот: месиво крови и грязи, в кишках черви копошатся. Сквозь слезы орудуешь пинцетом, бинтуешь. Нас заставляли перевязывать и обреченных. Наверное, чтобы несчастный не чувствовал себя брошенным, видел: что-то делают для его спасения... Привезли как-то изувеченного взрывом. Хирург Антон Бирюков спрашивает его: "Где ж твоя нога?" А тот: "Я ее сам отрезал - мешала ползти". А как руки-ноги отнимали! Вначале скальпелем сделают насечку на мягких тканях, а потом - пилой. Нередко ампутировали обмороженные конечности. Меня шатало от переживаний... С питанием было туго, с хлебной пайкой в момент расправлялись. Глупые, заклинали: поскорей авианалет, что ли! Убитые-то лошади в котел пойдут. А того не понимали, что с таким же успехом бомбежка и нас не пощадит..."

Прикованные к позициям

Когда осенью 1945-го в Маньчжурии мы бились с японцами, то в занятых бетонных дотах иногда действительно находили пулеметчиков-смертников, посаженных на цепь. А что удерживало на позициях сталинградцов?

Именно в ходе великого Сталинградского сражения (как его назвали сразу после завершения) обкатывался эпохальный приказ N 227. "Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности... Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование - ни шагу назад без приказа командования...".

Есть свидетельства, что командарм В. И. Чуйков помиловал многих паникеров. Может, потому, что сам однажды вместе со штабом испытал минуту слабости - поманил его спасительный противоположный берег Волги. "Уже мы сели в лодку, собрались отплывать, но в последнее мгновение я опомнился. Я просто ясно представил, что потом со мной будет в соответствии с приказом N 227" (см. "Живая память", том 2, с. 167). Выходит, вороненый зрачок карательных органов свербил спину, приковывая к позициям? Так да не так. Убедительным мне показалось объяснение генерал-майора в отставке А. Сергеева:

- Дело не в приказе "Ни шагу назад". Приказ - он только помог тем, кто послабее. Дело - в психологии. Что-то в нас перевернулось. Если раньше успокаивали себя: есть куда-то отступить. А на волжском рубеже моральный настрой стал иным: или "мы" или "они". Здесь мы знали одно: я должен устоять, я не имею права погибнуть, пока меня не сменят. ...Боец, дотоле незаметный, в Сталинграде становился фигурой, личностью. Он мыслил и поступал значительно масштабнее, чем просто рядовой. Я знаю случай - на Мамаевом кургане, где мы владели одной половиной, а немцы - другой. Там один солдат (забыл, как его звали) очень удачно обосновался за броней: танк сгорел, а башня осталась. Так вот этому башенному стрелку персонально подавались боеприпасы. Фамилия его значилась на картах "генеральных атак". И распоряжение отдавалось: на позицию такого-то. Имя звучало позывным. Одиночная огневая точка обретала значение командной высоты.

Как не согласиться с генералом сталинградской закалки! Разве не та же история вышла и с Домом Павлова?! В литературе о битве на Волге упоминаются многие именные очаги сопротивления. Здание лейтенанта Н.Е. Заболотного. Дом старшины 1-й статьи В.Г. Зайцева, лично уничтожившего из снайперской винтовки свыше 200 фрицев. Остров комдива И.И. Людникова. Потому и становились героями, что каждый считал: его окоп, ячейка, точка стояния - главная высота России, которую уступать нельзя. Эта мысль не нова - она часто звучит на встречах ветеранов. Неистребимый победный сталинградский дух не оставлял их вплоть до окончания войны. И в окопных листках писали: "Будем бить захватчиков, как подобает сталинградцам!" В беседе со мной генерал Сергеев обмолвился: "На пути к Берлину горше всего было хоронить воинов-сталинградцев. Сердце сжималось: не дошел". А я добавлю от себя: тоска берет, когда вдруг узнаешь о смерти заслуженного участника той битвы. Недавно ушел из жизни славный летчик отставной полковник Б. Пустовалов - он не раз посылал воздушный "привет" Паулюсу, в том числе сбрасывал ему ультиматум. Редеет сталинградский легион, и неуютнее чувствуешь себя в ослабевшем Отечестве.

Я не уверен, что где-то в Европе есть оставшиеся после битв стены-руины, которым можно поклоняться. И все-таки, мне кажется, в столицах развитых государств не следовало бы стирать подчистую разрушительные следы второй мировой. Должно же хоть что-то отрезвлять современных агрессоров, запросто бомбящих непокорные страны...

Говоря о победе на Волге, в числе ее слагаемых обычно называют высокое советское военное искусство, возросший оборонный потенциал СССР, величайший героизм и мастерство воинов Красной Армии. Невероятную силу "русского сопротивления" тогдашняя западная пресса относила к области чудес: "Согласно всем военным канонам город уже давно должен быть захвачен немцами, но... военные эксперты поставлены в тупик, а человеческий элемент снова оказался не поддающимся учету".

Объяснение этому "чуду" дал Валентин Пикуль в последнем романе "Площадь павших борцов". Его он посвятил памяти отца - комиссара сталинградского батальона морской пехоты. Криком души прорвалось на страницах книги: "Народ был хороший - лучше нас с вами. И любовь к великой Отчизне даже в те злодейские времена народ испытывал гораздо большую, нежели сейчас принято".

В разгар обороны - 17 октября 1942-го - сержанту Павлову исполнилось 25 лет. Почему-то он не упомянул об этом в воспоминаниях. Зато подробно описал, как 7 ноября отмечали в "крепости" 25-ю годовщину революции. Немцы их не тревожили, видно, опасаясь какого-то подвоха по случаю праздника. Яков Федотович (когда его друзья наполнили солдатские кружки) толкнул речь. "Бойцы шлют боевой привет дорогому товарищу Сталину и клянутся выполнить его приказ до конца. За Сталина, за Советскую Родину, за Сталинград, за нашу победу!" Дружное "Ура!" всполошило фрицев. Им почудилась атака - здравицу заглушил вой шестиствольных минометов и треск пулеметов...

Часто превозносят до небес сталинский клич "Ни шагу назад". Гитлер, нелишне заметить, тоже отличался и проникновенными приказами, и драконовскими мерами - не помогло. При всей моей антипатии к вождю народов я прихожу к выводу: все-таки есть за что выразить ему признательность. Советская молодежь 40-х годов была внутренне отмобилизована еще до испытаний, и стержень у нее был мужественно-гражданский. Из записной книжки отца: "Мне здорово пригодилась хорошая физическая закалка и довоенная подготовка. В детдоме - нормы Красного Креста. В 4 - 6-х классах - "Юный ворошиловский стрелок", "Будь готов к труду и обороне". В 7 - 10-х классах нормы посерьезнее - ГТО, пулемет, винтовка, граната, топография, само- и взаимопомощь, длительные походы". Пробегите глазами биографии героев - у каждого за плечами военобуч то в Осоавиахиме, то в аэроклубе... Вот он, подвиг в зародыше. Знак ГТО готовил почву ордену.

Я залпом прочел брошюру Я.Ф. Павлова "Чему я научился в оборонном обществе". В начале 30- х Яков мечтал о героических перелетах и полярных экспедициях. А попутно с земляками занимался планеризмом (и это в глухой деревне на Новгородчине), учился стрелять, ориентироваться на местности... Первоначальная школа доблести позже не только ему пригодилась, а, возможно, и жизнь спасла. Немало поучительных боевых эпизодов приводит в книжице комендант легендарного дома. Причем досадует на себя за то, что вовремя не научился обращаться с передатчиком, водить технику. Для чего вся эта наука? Цитирую дословно: "Мы живем в тревожное время, когда темные силы готовят человечеству новую бойню". Написано в ... 1955 году. Что-нибудь с тех пор изменилось?

Изменилось... Сегодня мы уже не видим документальных книг, тем более видео о сынах Отечества, крещенных огнем. Словно нарочно хороним героику. А потом понадобится моральный боезапас, да негде будет его взять.

Себя ли подстраховывал тиран или страну - неважно. Спасибо ему. И не за приказ N 227, продиктованный грозным часом. А за то, что способствовал (или не мешал) оборонному движению (чего нам сейчас крайне не хватает).

Командарм В.И. Чуйков называл единственное условие, при котором бы пал пред вражьей силой Сталинград: если бы все до одного солдата полегли. Он знал, чего стоила молодежь сороковых годов...

(Окончание следует)

Permanent link to this publication: