Словацкий критик, историк и теоретик литературы, поэт и деятель культуры Штефан Крчмери (1882 - 1955) - одна из самых разносторонних личностей в словацкой культурной жизни, чья роль аналогична, например, роли Ф. Кс. Шальды в чешском литературном контексте. Жизни и творчеству этого человека уже было посвящено множество научных конференций и трудов, в которых обстоятельно рассмотрен его вклад в словацкую литературную критику, историю, эстетику, философию и искусство перевода (например, [1]). В первой половине XX в. он заметно повлиял на историю словацкой литературы, главным образом подчеркивая ее автономность и эстетические функции¹. Однако, к сожалению, до сих пор мало внимания обращалось на теоретические исследования Ш. Крчмери стиха и ритмики, изучение им вопросов метрики в словацкой поэзии (см. [4]). Хотя до наших дней и не была создана комплексная монография о жизни и творчестве Ш. Крчмери, его труды были изданы в 1953 - 1973 гг. в шести томах под названием "Избранное". Последний том, "Статьи и исследования по эстетике и поэтике" (Братислава, 1973), а также сборник "Эстетические рефлексии" (Братислава, 1975) включали стиховедческие работы, написанные в начале 1930-х годов и опубликованные в основном в "Slovenske pohl'ady" [5 - 7]. Крчмери защищал в них стихотворную технику штуровской поэзии, которая исходила из романтической эстетики и ее фольклорной основы. Он опирался здесь на теоретические взгляды поэта Т. Милкина и полемизировал с научной школой историка литературы Я. Влчека и его учеников, которые видели вершину словацкой поэзии в книжном стихе П. О. Гвездослава, отказываясь признать художественную ценность штуровской поэзии. Для Крчмери речь шла также об эстетической реабилитации просодических принципов штуровского силлабического стиха; он исходил из того факта, что словесное ударение в

Зеленкова Анна - канд. филол. наук, научный сотрудник Славянского института Академии наук Чешской Республики (Прага).

Статья написана в рамках проекта "Взаимность - невзаимность. Исследование чешско-словацких литературных связей". Проект поддержан грантом Академии наук Чешской Республики.

¹ По случаю 110-й годовщины со дня рождения Ш. Крчмери Клуб независимых писателей 15 ноября 2002 г. и Институт словацкой литературы САН 2 декабря 2002 г. провели в Братиславе посвященные ему семинары. Доклады были опубликованы в сборнике [2] и частично в журнале "Slovenska literature" [3. С. 4].

книжной и фольклорной словацкой поэзии достаточно слабо, и единицей синтаксиса и метра становятся, главным образом, факторы членения предложения, т.е. больший акцент делается на слове, нежели на стопности в рамках метрического строения. Как организующий принцип штуровского стиха он выдвинул его синтаксически-семантическую структуру, но, с другой стороны, связывал возникновение ритма с равномерным распределением ударных и безударных слогов, т.е. "тяжелых" и "легких" долей стиха. Из этих исследований видно, что он занимался проблематикой штуровской просодии как одним из основных вопросов словацкой истории литературы.

В данный контекст мы можем включить до сих пор не известную и не опубликованную стиховедческую работу Крчмери "Возможности чехословацкой просодии", которая была написана в 1935 г. и тематически завершает его исследования просодической проблематики штуровского стиха и метрических вопросов поэзии. В рукописи приведена дата "20.10.1935"; сразу по окончании работы Крчмери в начале ноября послал ее на отзыв известному чешскому историку литературы А. Пражаку (1880 - 1956) с просьбой об издании. Поэтому рукопись осталась в архиве семьи А. Пражака и впоследствии не была отдана ни в Литературный архив Памятников национальной словесности в Праге, ни в Словацкую национальную библиотеку в Мартине (тогдашней "Матицы словацкой"). В рукописи Крчмери стремится по-новому определить просодические принципы словацкого стиха, прежде всего в рамках общего чешско-словацкого контекста. Уже из посвящения И. Добровскому видна сильная привязанность исследователя к чешской литературе; в тексте отражено также развитие противоречивого отношения Крчмери к А. Пражаку, которое менялось от сдержанного отрицания к стремлению к толерантности, взаимному признанию и пониманию.

В опубликованных работах исследователя - "Просодия штуровских поэтов" (1931) [5] и "Мелодика фразы и ударение в словацком языке" (1932) [6] заметна полемика с тезисом о том, что штуровцы "не чувствовали" словесного ударения и потому не использовали его как основу стихотворного ритма. Крчмери говорит о создании больших и малых "ритмических волн", которыми могут быть и строфы, разделяющиеся на полустрофы, двустишия, отдельные стихи и фразовые такты, отделенные друг от друга цезурой. Малые ритмические "волны" приблизительно соответствуют стопам, а большие ритмические куски в виде силлабико-синтаксических тактов (они и становятся, в отличие от стоп, основной единицей стиха) организуют его ритмообразующую функцию. Согласно Крчмери, ударение дает "волну" целому слову [9. S. 224]. "Волнение" как ритмическая основа на разных уровнях проникает во всю структуру каждого художественного произведения, в поэзии влияет на звучание наименьшей просодической единицы стиха и делает возможным смысловое пульсирование поэтических идей; таким образом, метр в целом подчиняется синтаксису, а фразовая мелодика подчиняет себе "слабое" словесное ударение, и это господство создается либо утратой словесного ударения, либо его сдвигом в строении предложения. Крчмери в своей оригинальной теории исходил, кроме прочего, из структурной эстетики Пражского лингвистического кружка, из взглядов Я. Мукаржовского и Р. Якобсона. Мукаржовский в работе ""Возвышенность природы" Полака" считал, что словацкое словесное ударение по сравнению с чешским

² О полемике Крчмери, касающейся ударной и неударной просодии штуровцев, информирует М. Бакош [8]. Мы опираемся на эту оценку.

языком слабее, а вместе с тем слабее и граница между словами. Это ведет к более выраженному объединению ритмических отрезков в "речевые такты" с одним доминирующим ударением [10. S. 122]. Мы можем добавить, что исследователь, который хорошо знал о достижениях чешской и словацкой экспериментальной фонетики (Б. Гала, Й. Хлумский и др.) [11] и структуралистической фонологии (Р. Якобсон), был знаком с тем, что функциональное использование количества гласных не имеет в словацком языке такой важной роли, как в чешском. Поэтому словацкий инстинктивно стремится к многосложным стопам и фразовым тактам, а интонация здесь связана в основном со строением предложения [12. S. 18 - 19]. Крчмери также находился под влиянием работы Р. Якобсона "Из фонологии литературного словацкого языка" [13], в которой анализировался так называемый ритмический закон, а количественная слабость словацких гласных объяснялась различием фонологической системы чешского и словацкого языков, главным образом специфическим значением словацкого количества гласных как различительной особенности слогообразующих звуков [13. S. 159].

Якобсон, в свою очередь, оценивал проведенный Крчмери анализ словацкой версификации и говорил о поэте как о первопроходце в области интерпретации штуровской лирики [14]. Якобсон подчеркивал, что Крчмери понимал штуровский стих как изосиллабические синтаксические единицы, в которых проявляется тенденция к правильному членению на два фразовых такта, обладающих устойчивым числом слогов и фразовым (синтаксическим) ударением на первом слоге. По Якобсону, тезисы Крчмери ценны тем, что в них было открыто действительное расположение ударения в словацких фразовых тактах и подчеркнуты связи между ритмикой словацких романтиков и патриотической народной песней. Теоретические принципы просодии у Крчмери повлияли и на его собственное поэтическое творчество [15. S. 46 - 47]. Упор на ритмическую организацию поэзии, который отразился на ритмической и формальной полиморфности стиха Крчмери, проявился в рапсодичности выразительных средств и драматическом развитии поэтического образа (см. [16]).

Стихотворные тексты автора метрически, строфически, а также жанрово и тематически разнородны - от субъективной, эротической и медитативной лирики через национально-патриотическую эпику до композиционного и идейного воссоздания штуровской балладности, исходящей из поэтики народной словесности (например, в поэтическом сборнике "Песни и баллады", 1930). В своем творчестве Крчмери использовал и такие средства фольклорного стиха, как перечисление, диалог, повторы и строфический параллелизм. Хотя он и не придерживался строго разделения изосиллабических полустихов, отделенных синтаксической паузой, но интонационно стремился воссоздать штуровский ритм, который возникал из расстановки фразовых ударений. Тем самым Крчмери развивал поэтику Словацкой Модерны и своей эвфонической звукописью стиха и игривостью фантазии перекидывал связующий мостик к словацкой послевоенной поэзии.

Из-за рукописной формы, а также из-за ухудшения состояния здоровья автора в течение 1930-х годов, работа Крчмери "Возможности чехословацкой просодии" не могла непосредственно участвовать в тогдашних спорах о характере и достижениях штуровской версификации; несмотря на это, она осталась ценным свидетельством взглядов автора на просодию. Понятие "чехословацкий" у национально ориентированного историка литературы не означает идейного сближе-

ния с чехословакистской концепцией единой чешской и словацкой литературы у Пражака. Речь идет, главным образом, о том, как теоретически обосновать возможности словацкой просодии в рамках более широкого, общего чешско-словацкого контекста; в то же время автор хочет способствовать возвращению молодого словацкого поэтического поколения, которое после 1918 г. "заигрывало" со свободным стихом и нетрадиционными поэтическими формами, к метрической упорядоченности, к более точному соблюдению тонического стихосложения. Крчмери приводит в своем тексте множество примеров из чешской литературы, пишет о взаимных импульсах и общих исходных позициях, на которых исторически вырастал словацкий и чешский стих.

Крчмери на рубеже 1920 - 1930-х годов принадлежал к известным, европейски образованным личностям, которые свободно ориентировались в чешской и словацкой культурной среде и обращались к нескольким художественным областям: его творчество повлияло на поэтический, прозаический, критический и научный контекст чешско-словацких культурных отношений. Крчмери путешествовал и преподавал в Чехии и Словакии, вступал в полемику, переводил славянские и неславянские литературные произведения, редактировал известный журнал "Slovenske pohl'ady", который с его помощью стал интеллектуальным арбитром словацкой культуры, высказывавшимся по вопросам национального наследия, по поводу персоналий словацкой и мировой словесности. В эссе "Александр Сергеевич Пушкин" [17], написанном к столетней годовщине смерти русского писателя, Крчмери анализировал пушкинский поэтический стиль и обрисовал также основные контуры резонанса Пушкина в Словакии. Крчмери, несмотря на народные мотивы сказок, считал стиль поэта аристократически русским, высшее достижение видел в "Цыганах" и особенно в "Полтаве" - "вершине русского художественного слова" [17. S. 125]. На его основе сформировалась онегинская строфа, которую ученый формально ставит выше байроновских стансов (октавы). Обрисовывая восприятие Пушкина молодым поколением словацких романтиков, Крчмери выделяет Карола Кузмани и еще более -Андрея Сладковича, которого называет "продолжателем пушкинского творчества в славянстве" [17. S. 125]. Тогда как в венгерской среде писатели (включая Петефи) Пушкина, по существу, не знали, "пушкинский дух" в Центральной Европе воздействовал прежде всего на западных славян "Евгением Онегиным". Доказательством служат чешские и словацкие переводы этого произведения уже в XIX в.

Крчмери встречался с ведущими деятелями культуры и политиками своего времени. Президент Т. Г. Масарик часто обращался к нему как к советчику в вопросах словацкой культурной жизни. Крчмери посещал Масарика с середины 1920-х годов, главным образом во время каникулярных визитов президента в Топольчанки. На этих собраниях Крчмери информировал его об актуальных проблемах в чешско-словацких отношениях. Масарик интересовался молодой словацкой литературой и художественной деятельностью "давистов", а также обостренными отношениями между братиславским философским факультетом Университета Коменского как "чехословакистским центром" и "Матицей Словацкой" как его "идейным противником". В своей работе "Т. Г. Масарик и словаки" [18] Крчмери анализировал психологический портрет Масарика, отмечая при этом его дипломатическую способность уравновешивать крайние тенденции пражского чехословакизма и словацкого автономизма. Крчмери оценивал и то, что Масарик внес свой вклад в урегулирование взаимоотношений чешской и

словацкой интеллигенции, стремясь их "привести к органичной гармонии" [18. S. 184]. Он подробно рассматривал и интерес Масарика к словацкому языку и словацкой культурной и политической жизни, сложное отношение к "гласистам" и "мартинскому" крылу, главным образом к С. Г. Ваянскому, расхождение которого с Масариком он считал недоразумением между двумя выдающимися личностями, которые не сошлись во взглядах на русскую культуру. Тогда как Ваянский был страстным славянофилом, у Масарика критическое отношение к царской России исключало этот регион, несмотря на определенное восхищение, из духовных демократических традиций Западной Европы.

До сих пор не известная и не опубликованная переписка Крчмери с Т. Г. Масариком и президентской канцелярией 1925 - 1935 гг. указывает на многообразие взаимных контактов. Крчмери обращался к президенту как секретарь "Матицы словацкой" с различными просьбами, вспоминал о личных встречах, подытоживал отношение Масарика к Словакии.

В начале 1930-х годов обостряется конфликт, а затем и расхождение Крчмери с руководством "Матицы Словацкой", что 14 ноября 1932 г. привело к решению комитета "Матицы Словацкой" из-за ухудшающегося состояния здоровья (душевная болезнь) дать Крчмери шестимесячный отпуск и освободить его от должности редактора "Slovenske pohl'ady". В Архиве Канцелярии президента республики в Праге к письмам и телеграммам Крчмери прилагались комментирующие аннотации, которые сотрудники канцелярии писали для президента. Например, здесь обнаруживается рекомендация не вмешиваться в спор "Матицы Словацкой" с Крчмери, жаловавшегося на нарушение конституционной свободы слова, выразившееся в конфискации 10-го номера журнала. В январе 1933 г. сделана запись о совещании Канцелярии президента республики в Праге, из которого следует, что, по предложению дочери Алисы, Масарик предоставил Крчмери стипендию на четыре месяца для научной работы и лечения в Женеве, чтобы он мог оправиться от сильного невроза, к которому привели напряженные отношения в "Матице Словацкой".

Интересное свидетельство о пребывании Крчмери в Женеве привел в своих воспоминаниях чешский компаративист и романист В. Черны, который был в ту пору доцентом женевского Института славянских исследований. Крчмери, благодаря Алисе Масариковой уехавший на лечение в Швейцарию вместе с женой Гелой, установил связь с женевским университетом (см. [19]). Крчмери, вероятно, знал работу Черного "Идейные корни современного романтизма" с подзаголовком "Бергсон и идеология современного романтизма" (Прага, 1929), где автор анализировал значение интуитивистской метафизики Бергсона с ее романтическими корнями, что влияло на новые поэтические направления. Черны понимал эстетическое как "чувствуемую гармонию" [20. S. 112] и свободу творческой самореализации, что отвечало и восторженному отношению Крчмери к романтическому штуровскому индивидуализму и выраженному титанизму. Оба исследователя, несмотря на различие в специальности, были методологически близки своим интуитивным, "прочувствованным" подходом к литературному тексту, эссеистическим стилем и акцентом на психологическое понимание. Их объединяло и отношение к русской и французской культуре, а также интерес к литературной критике, которая распространяла теоретические положения на современное искусство и программную эстетику. 9 мая 1933 г. Крчмери в рамках чехословацкой секции сделал доклад "La sensualite rythmee, chapitre d'esthetique litteraire" ("Ритмическая сенсуальность, глава историко-литературная").

Согласно комментарию В. Черного, Крчмери находил сущность поэзии в "чувственном восприятии, биологически и психически ритмизированном" [21. S. 249]. Как явствует из библиографии Крчмери, исследователь в начале 1930-х годов занимался прежде всего размышлениями о смысле поэзии в связи с ее просодико-ритмическим характером.

Мы констатировали, что генезис работы "Возможности чехословацкой просодии" (рукопись) стал результатом долговременного интереса Крчмери к словацкой версификации. Автор посвятил ее основателю чешского и словацкого тонического стихосложения И. Добровскому, поскольку в 1935 г. исполнилось 140 лет со дня выхода его "Bohmische Prosodie" ("Чешская просодия"). Крчмери отметил, что на написание работы его "спровоцировал" молодой словацкий историк литературы Р. Бртань; есть здесь интересное упоминание и о встрече в Мартине с чешским структуралистом Р. Якобсоном, который якобы обратил его внимание на значение поэтического творчества Андрея Сладковича и на его русские инспирации (см. [22. S. 33 - 35]). Сладкович исходил в строфической и рифмообразующей организации прежде всего из пушкинского "Евгения Онегина", которого он детально знал. Крчмери упрекал Сладковича в метрическом колебании между ямбом и дактило-хореической тенденцией, т.е. в "ошибках" по отношению к словесному ритму и правильному распределению ударений. Крчмери в своей рукописи, где он проводит тезис, что "каждый настоящий язык обладает настоящей имманентной эстетикой" (цит. по [23]), сравнивает чешскую и словацкую языковые системы, указывая на их аналогичные просодические принципы в ритмических структурах стиха. По его мнению, на общей основе в словацкой и чешской литературе возникли "три этажа, прочно связанные друг с другом" (цит. по [23]), которые отделены 1918 г.: до этой даты в обеих литературах протекал возрожденческо-романтический период, сменившийся наступлением реалистического поколения. Крчмери считал, что западную культуру словаки восприняли при посредничестве именно чехов, причем окно в немецкую литературу чехам и словакам открыл чешский деятель литературного возрождения И. Юнгман. Помимо просодической реформы Добровского, Крчмери выделил в Словакии метрическую просодию Я. Голлого, который был "настоящим Гомером великоморавским" (цит. по [23]). В более поздней книге "Сто пятьдесят лет словацкой литературы. Т. I" (1943) Крчмери высоко оценил просодическую реформу Добровского, которая подчеркнула динамическое ударение на первом слоге и поддержала стопность стиха и ритмическую правильность слогов, что привело к достижению "внутренней упорядоченности стиха" [24. S. 32]. В создании ритма участвовали не только рифма и фразовая мелодика, но, главным образом, правильное чередование тяжелых и легких долей в обеих частях предложения, которое равномерно разделено цезурой. По принципам Добровского писали в основном чешские "пухмайеровцы" (А. Я. Пухмайер, братья Тамы, Ш. Гневковский и др.), а из словаков - Ю. Палкович и Б. Таблиц, которому Крчмери приписывал решающее значение в практике тонической просодии в словацкой поэзии.

Крчмери образно сравнил тоническую просодию с великолепным архитектурным устройством дворца, прочный просодический первый этаж которого создали "пухмайеровское" поколение и Б. Таблиц, верхнюю часть этажа достроила дружина Коллара, а на втором этаже находятся А. Сладкович вместе с К. Г. Махой. Крылья дворца украсили Я. Ботто, К. Я. Эрбен и Ф. Л. Челаковский. Чешские "маевцы" В. Галек и Я. Неруда уже представляют собой прямую связь

со следующим, третьим этажом, в основе которого оказался С. Чех, а опирались на него великие мастера реализма Я. Врхлицкий и П. О. Гвездослав. В центре сооружения еще стоит С. Г. Ваянский, но над всеми в куполе "царит" О. Бржезина, "чье совершенство... тонического стиха как будто и не предполагало новых целей" [24. S. 38] благодаря глубине выражения и мелодичности. Именно стих Бржезины воплощает для Крчмери наилучшую ритмическую традицию, в которой "не становится решающим, находится ли долгота на ударном или безударном месте, но стопа в ней обычно нуждается, чтобы ударения во времени догоняли друг друга" [24. S. 38]. Далее Крчмери говорит о просодических поисках представителей самого молодого поэтического поколения (например Э. Б. Лукача), которые в своем творчестве чаще всего комбинировали нестопный ямб с дактило-хореическими вариантами. Исследователь в связи с этим констатировал, что силлабо-тоническая система остается основой словацкой поэзии, хотя становится в известной степени свободнее метрически. Ее ослабленная стопность была возмещена интонационно-синтаксическим членением, что упорядочило ритмический характер стиха. Из этого вытекало и внутреннее членение стихотворной структуры, непостоянное число слогов и исключение абсолютной рифмы. Хотя Крчмери и допускал в творчестве младшего поколения поэтов ритмическое видоизменение зачина стиха в строфическом построении, он все же возвращался к основам версификации у представителей реалистического поколения, к Ваянскому и Врхлицкому, с их использованием нестопного ямба, который можно легко заменить хореем с вариацией анакрузы.

Работа Крчмери "Возможности чехословацкой просодии" отражает характерные черты историко-литературного подхода ее автора, который исходит из эстетики А. Бергсона и Б. Кроче (см. [25]) и причисляет себя к литературоведению антипозитивистской ориентации в межвоенный период (см. [26]). Метод автора при создании текста характеризуют метафорическая ассоциативность и взволнованная лиричность эссеистского стиля, который колеблется между научным и художественным выражением, между аналитическим изложением и наглядной ощутимостью. Важно здесь и отношение к национальной традиции и ценностям исторической преемственности. Крчмери, который соединяет интуицию с точной терминологией, был знаком с современными методологиями, особенно в чешском структурализме, из которого часто цитируются Р. Якобсон, Ф. Вольман и стиховедческие работы Я. Мукаржовского. Словацкий структурализм развивался с середины 1930-х годов в контексте многонациональности и мультикультурности братиславского интеллектуального сообщества, и это сделало возможным переплетение разных художественных и культурных элементов, например его близкую связь со словацким надреализмом. А. Попович в своей монографии "Структурализм в словацкой науке. 1931 - 1949" (Мартин, 1970) пишет, что словацкий структурализм, который нельзя трактовать лишь как проекцию чешского, не был в 1930-х годах единственной современной рациональной моделью изучения литературы. Широкая антипозитивистская платформа не имела формы "чистой" методологии, а скорее специфически соединяла различнейшие позиции, взгляды и реакции, которые опирались на русский формализм, венский неопозитивизм и эссеистскую литературную критику шальдовского типа.

Крчмери, тесно связанный со словацкой средой Мартина (к тому же в 1930-е годы болезнь отрывала его от систематической литературно-критической работы), стоял как будто бы вне этих идейных течений. Их объединяли не-

согласие с традиционной методологией, стремление "создать основы современной словацкой науки" (см. [27. S. 21]). Поэтому Крчмери в своих рецензиях и исследованиях, посвященных словацкой поэзии, много места отводил формальной стороне, прежде всего ритмико-звуковому анализу стиха. Например, в его оценке "давистов", к которым он относился сдержанно и противоречиво, можно различить более поздние черты надреалистической поэтики и эстетики: акцент на поэтическом воображении, связь сна и яви, нереального и реального; близким было для Крчмери и социальное видение действительности, соединение экспериментального чувства "чистой красоты" и звукописи с усиленным восприятием противоречивости поэтической реальности. Автор в середине 1930-х годов интуитивно искал более современную форму истории литературы, которая формировалась в Словакии именно в этот период как оппозиция к традиционной, позитивистски ориентированной культурно-исторической школе Я. Влчека и особенно А. Пражака (см. [28. S. 3, 5]). Стиховедческие интерпретации Я. Мукаржовского, который в 1931 - 1937 гг. преподавал в Университете Коменского и поддерживал тесные личные контакты с М. Бакошем, в словацком контексте были известны в основном в среде представителей молодого научного и поэтического поколения, связанного с движением надреалистов и так называемым Братиславским синтезом. Очевидно, что Крчмери не принимал структурализм как единую философскую и методологическую систему, но исходил из некоторых его трактовок поэтики, теории поэзии и стиховедения, и ему было близко структурное понимание Якобсоном и Мукаржовским ритма как доминирующей материальной составляющей поэтического произведения.

Работы Крчмери не являются только научными эссе, но производят впечатление специфического коллажа, в котором плоскость лирического комментария чередуется с документальными, аналитическими вставками (см. [29. S. 133 - 138]). Автор оживляет свое изложение чувственными конкретизациями, неожиданными аналогиями, контрастами и ассоциациями, которые добавляют тексту сильную эстетическую действенность, но в то же время ослабляют его исторический ракурс. "Возможности чехословацкой просодии" отражают и анализируют стиховедческие концепции и взгляды словацких лингвистов и литературоведов на фоне тенденций развития европейской поэзии. Мы можем считать ее в целом принципиальным вкладом в изучение современной словацкой поэтики, ценным свидетельством воззрений того времени на характер версификации словацкой поэзии. Одновременно этот текст середины 1930-х годов точнее определяет линию развития словацкой поэзии в более широком чешско-словацком литературном контексте. Он также заставляет задуматься вообще о силлабо-тонической системе как таковой, о характеристике ритма, мелодики и просодических принципов современной словацкой поэзии.

Пер. с чешского Н. В. Шведовой

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Biograficke studie V. Zbornik prispevkov, spomienok a materialov о Stefanovi Krcmerym. Martin, 1974; Biograficke studie 21. Zbornik prispevkov z vedeckej konferencie о Stefanovi Krcmerym. Martin, 1994.

2. Biograficke studie 29 / Ed. A. Mat'ovcfk. Martin, 2003.

3. Slovenska literature. 2003. N 50.

4. Bakos M. Vyvin slovenskeho versa od skoly Sturovej. 4. vyd. Bratislava, 1968; Kochol V. Krcmeryho vers // Kochol V. Vers a preklad versa. Bratislava, 1997; Straus F. Zaklady exaktnej

analyzy versa // Straus F. Zaklady slovenskej verzologie. Bratislava, 2003; Steveek J. Krcmeryho estetika // Steveek J. Estetika a literatura. Bratislava, 1977.

5. Krcmery S. Prozodia sturovskych basnikov // Slovenske pohl'ady. 1931. N 47.

6. Krcmery S. Melodia vety a prizvuk v slovencine // Slovenske pohl'ady. 1932. N 48.

7. Krcmery S. Prielom sturovskych basnikov do spisovnej slovenciny pod zornym uhlom Chalupkovho prielomu z roku 1832 // Slovenske pohl'ady. 1932. N 48; Krcmery S. Anarchia v mad'arskej prozodii // Slovenske pohl'ady. 1932. N 48; Krcmery S. Versova forma "Manny" a "Detvana" // Slovenske pohl'ady. 1928. N 44; Krcmery S. Prozodicka poznamka // Slovenske smery. 1933 - 1934. N 1; Krcmery S. Prozodicky odkaz Andreja Sladkovica // Slovenske smery. 1933 - 1934. N1.

8. Bakos M. Vyvin slovenskeho versa od skoly Sturovej. 4.vyd. Bratislava, 1968.

9. Krcmery S. Kapitola о deklamacii // Krcmery S. Clanky a uvahy z estetiky a poetiky. Bratislava, 1973.

10. Mukafovsky J. Polakova "Vznesenost prirody" // Mukafovsky J. Kapitoly z ceske poetiky. 2. vyd. Praha, 1948.

11. Hala B. Zaklady spisovne vyslovnosti slovenske a srovnani s vyslovnosti ceskou. Praha, 1929; Chlumsky J. Ceska kvantita, melodie a prizvuk. Praha, 1928.

12. Krcmery S. Uvod do deji'n slovenskej literatury najma poezie // Krcmery S. Dejiny literatury slovenskej 1. Bratislava, 1976.

13. Jakobson R. Z fonologie spisovne slovenstiny // Slovenska miscellanea. Sbornik venovany univ. prof. dr. Albertu Prazakovi к tricatemu vyroci jeho literarnf cinnosti / Ed. J. Jirasek a F. Tichy. Bratislava, 1931.

14. Jakobson R. Neue Cechoslovakische Arbeiten uber die poetische Form (1929 - 1931) // Slavische Rundschau. 1931. N 3.

15. Krcmery S. Eine Frage der slovakischen Prosodie // Slavische Rundschau. 1934. N 6.

16. Kochol V. Krdmeryho vers // Kochol V. Vers a preklad versa. Bratislava, 1997; Bagin A. Poezia Stefana Krcmeryho // Bagin A. Literatura v premenach casu. Bratislava, 1978; Chorvath M. Poezia Stefana Krdmeryho // Cestami literatury. Bratislava, 1960. Zv. I; Brezina J. Basnicky profil Stefana Krcmeryho // Slovenska literatura. 1962. N 1.

17. Krcmery S. Alexander Sergejevic Puskin. Storodnica smrti jeho // Slovenske smery. 1936 - 1937. N4.

18. Krcmery S. T.G. Masaryk a Slovaci // Slovenske pohl'ady. 1930. N 3.

19. Hordkovd-Gasparikova A. Z lanskeho deniku. 1929 - 1937. Praha, 1997; Kremeryova H. Puknute husle. Spomienky na Stefana Krcmeryho. Bratislava, 1967.

20. Cerny V. Tvorba a osobnost I. Praha, 1993.

21. Cerny V. Pameti (1921 - 1938). Brno, 1994.

22. Krcmery S. Prozodicky odkaz Andreja Sladkovica // Slovenske smery. 1933 - 1934. N 1.

23. Zelenkova A. Slovenska prozodia a verzifikacia v rukopise S. Krcmeryho (1935). Bratislava, 2006.

24. Krcmery S. Stopat'desiat rokov slovenskej literatury. Martin, 1943. Zv. I.

25. Steveek J. Povaha a vyznam Krcmeryho Dejfn // Krcmery S. Dejiny literatury slovenskej. Bratislava, 1976. Zv. II; Kusy I. Literarny historik Stefan Krcmery // Slovenska literatura. 1973. N 20; Matuska A. Krcmery a europska estetika // Slovenska literatura. 1973. N 20; Petko V. K estetickym nazorom Stefana Krcmeryho // Estetika. 1968. N 5.

26. Durisin D. Deduktivne postupy Stefana Krcmeryho // Durisin D. Dejiny slovenskej literarnej komparatistiky. II. Prispevok к vyvinu slovenskej literarnej vedy. Bratislava, 1979; Mareok V. Stefan Krcmery ako literarny historik vo svetle antipozitivistickeho prelomu // Biograficke studie 29. Martin, 2003.

27. Popovie A. Strukturalizmus v slovenskej vede. 1931 - 1949. Martin, 1970.

28. Straus F. Strukturalizmus v slovenskej literarnej vede // Literarny tyzdennik. 1991. N 4.

29. Miko F. Sila kontextu a sila subjektu u Krcmeryho // Biograficke studie Zv. V. Zbornik prispevkov, spomienok a materialov о Stefanovi Krcmerym. Martin, 1974.

Permanent link to this publication: