Завершилось издание коллективного труда, в котором прослежены судьбы основного трудящегося класса на Европейском континенте на всех стадиях феодальной общественно-экономической формации. В отличие от работ, написанных в духе традиционной "аграрной истории", в которых сельский мир в каждой стране рассматривается как некий обособленный универсум, подвергающийся воздействию различных внешних "влияний", в рецензируемом издании история всего европейского крестьянства предстает как целостный (хотя и чрезвычайно сложный) процесс, подчиняющийся общим закономерностям. Оценивая все издание, можно сказать, что авторы в целом успешно преодолели трудности исследова-

стр. 161

ния многоплановой темы: большое разнообразие локально-временных вариантов феодализма на гигантском историческом пространстве, неравномерность изученности регионов и неодинаковую разработанность частных проблем, решение на большом материале сложнейшей методологической (и методической) задачи соотношения общего и особенного.

Третий том "Истории крестьянства"¹ обладает не только научной, но и немалой политической актуальностью, ибо, подходя вплотную к середине XIX в., он содержит характеристику явлений и процессов, непосредственно связанных с современными нам обществами. Содержащиеся в томе выводы представляют особый интерес для понимания процессов в развивающихся странах, решающих ныне задачу преодоления феодальных пережитков.

Типологический подход, принятый авторами, позволяет выявить и единство и многовариантность крестьянских судеб в Европе. Известно, насколько отличалась эволюция крестьянства в Западной Европе, где в XVI - XVIII вв. сельский труженик выступает как свободный владелец земли, от Центральной и Восточной Европы, где почти в те же столетия типичной фигурой в деревне был крепостной. Эти различия и сегодня используются некоторыми политологами для утверждения тезиса о существовании "пропасти", якобы издавна разделяющей Запад и Восток Европы. Авторы тома сумели вскрыть сущностное единство ряда основополагающих черт в положении европейского крестьянства и исторически преходящий характер аграрного дуализма в Европе (с. 550). При этом авторы далеки от какой бы то пи было недооценки региональных различий: первые две части тома специально посвящены характеристике локальных вариантов в эволюции крестьянства как в отдельных странах, так и в более широких типологических регионах.

Выявляя крупные проблемы истории крестьянства, авторы указывают на сохраняющиеся спорные вопросы, неясности и сомнения. Очень важно, что сам исторический процесс выступает перед читателем не фатально предопределенным, но как результат сложной и многоплановой борьбы противоречивых тенденций. Особенно наглядно этот подход проявляется при изучении путей развития крестьянства Центральной, Восточной и Юго- Восточной Европы. Чем объясняется здесь торжество барщинно-помещичьего хозяйства, каково его значение, каков "механизм" его возобладания? Констатируя отсутствие в современной историографии общепринятого ответа на эти вопросы, авторы стремятся дать свое объяснение причин победы барщинно-крепостнического хозяйства, которые связываются ими прежде всего с особенностями общественной структуры стран данного региона (с. 236 - 237). Однако такая общая формула не вполне удовлетворяет их; ведь формы поместья, его взаимосвязи с социальной средой в разных странах не были одинаковыми, между тем предпочтение барщине пород другими формами ренты ощущалось если и не повсеместно, то по крайней мере в большинстве регионов.

Причины такого положения определяются в книге предположительно. "Во- первых, при тогдашнем уровне агрикультуры, у феодалов рассматриваемого ареала едва ли была возможность иным способом кроме барщинного за сравнительно короткий срок значительно поднять товарность сельского хозяйства". Во-вторых, повышать барщину, не фиксированную в документах, было легче, чем оброк, регламентированный более четко. "В-третьих, не исключено, что в пору становления домениально-крепостнической системы барщинный вариант представлялся деревне, так сказать, наименьшим злом..." (с. 239 - 240). Не считая эту трактовку универсальной, авторы считают нужным варьировать ее для Прибалтики, Центральноевропейских областей, России и Балкан, исходя из сложного комплекса факторов (агрикультур-

¹ История крестьянства в Европе (Эпоха феодализма). В 3-х тт. Т. 3. Крестьянство Европы в период разложения феодализма и зарождения капиталистических отношений. М. Наука. 1986. 590 с. Авторский коллектив: А. В. Адо, В. А. Александров, В. М. Алексеев, Ю. Л. Бессмертный, В. С. Бондарчук, Л. Н. Виноградова, В. Е. Возгрин, М. М. Громыко, А. Я. Гуревич, Ю. Ю. Кахк, Э. Э. Литаврина, А. Д. Люблинская, В. Е. Майер, В. Н. Малов, Э. В. Тарвел, Н. И. Толстой, М. М. Фрейденберг, В. В. Штокмар, В. А. Якубский. Редколлегия тома: акад. АН ЭССР Ю. Ю. Кахк (отв. ред.), А. В. Адо, Ю. Г. Алексеев, М. А. Барг, Ю. Л. Бессмертный, Н. А. Горская, Л. А. Котельникова, В. Н. Малов, И. В. Созин, В. А. Якубский.

стр. 162

ный профиль, близость или отдаленность рынка сбыта, особенности государственной надстройки и т. и.).

В томе выдвигается ряд оригинальных гипотез. Это касается не только "второго издания крепостничества" (самое это понятие, кстати, тоже осмысливается по- новому - см. с. 234 - 235), но и особенностей Западного ареала, да и Европы в целом. Отметим в этой связи нетрадиционную постановку вопроса о роли в развитии капитализма в деревне крупного землевладения и мелкокрестьянского хозяйства. С одной стороны, авторы допускают, что обуржуазивание крупного поместья и фермерства могло в некоторых странах Запада зайти в период генезиса капитализма так далеко, что "возврат" на путь развития капитализма через разложение мелкокрестьянского хозяйства был и нереальным, и нерациональным (гл. 1 и 3). С другой стороны, подчеркивается исключительная роль в самых разных регионах - как на Западе, так и на Востоке Европы - широкого развития аграрного капитализма через крестьянское хозяйство.

Это последнее было основой буржуазных отношений в деревне даже в странах т. н. второго издания крепостничества, поскольку помещичье барское хозяйство, базирующееся на крепостном труде, было несовместимо с буржуазным укладом (с. 549). К сожалению, проводя эту мысль, авторы ограничиваются в отношении России, споры о потенциях развития которой в XVII - XVIII вв. продолжаются и по сей день, весьма лаконичной формулировкой, лишь констатирующей дискуссионность данной проблемы (с. 549, прим. 2). Хотелось бы видеть более определенные высказывания по существу этих споров, тем более, что содержательная глава о российском крестьянстве (гл. 16) дает достаточные основания для этого.

Яснее решен в томе вопрос о специфике развития аграрного капитализма в Нидерландах и Западной Германии. Порывая со сложившейся традицией, авторы отделяют Нидерланды от региона классического варианта генезиса капитализма на Западе, подчеркивая устойчивость мелкокрестьянского хозяйства, развивавшегося, правда, на арендованных землях. Аналогичным образом подчеркивается своеобразие западногерманской деревни, которая также рассматривается в качестве самостоятельного типологического региона. Основанием служит ограничение возможностей экспроприации здесь крестьянства вследствие законодательных запретов, введенных из-за боязни повторения Крестьянской войны. Заметим, однако, что конкретный материал, подтверждающий обоснованность этих суждений, не слишком велик, и проблема заслуживает дальнейшего обсуждения.

Не вызывает сомнений аргументация выводов но ряду существенных проблем, до сих пор считавшихся дискуссионными. Убедительно доказана огромная роль крестьян - и на Западе, и на Востоке Европы - в развитии производительных сил, в укреплении буржуазных тенденций и в сломе противодействующей этим тенденциям феодальной системы. При этом авторы не ограничиваются традиционным описанием крестьянских восстаний. Особенный интерес вызывают те страницы, где выявляются конкретные формы участия крестьян в складывающихся буржуазных отношениях, что подтачивало феодализм изнутри, в конечном счете подготавливало распад "извечных" социальных связей внутри самого крестьянства. Одним из неизбежных выражений этого была экспроприация, которая, как известно, составляла "основу" всего процесса т. н. первоначального накопления. Собранные в томе данные позволили, однако, показать, что "раскрестьянивание" и утрата крестьянской массой права на землю отнюдь не автоматически следовали за генезисом капитализма.

Еще сложнее был путь крестьянства в восточноевропейских странах. Так, в России капиталистические отношения (в тех областях, где отсутствовало сковывающее воздействие барщинно-домениальной системы) развивались у торгово-земледельческого и промыслово-земледельческого крестьянства вне прямой связи с массовым обезземеливанием (с. 337). Широко привлекаемый в главе о российском крестьянстве материал уральских и сибирских территорий позволил, кроме того, проследить и огромную роль сельской общины и общинного землепользования в сохранении крестьянских прав на землю (с. 342 - 344). Впрочем, судьба буржуазных элементов внутри российской общины выяснена недостаточно. Вполне соглашаясь с недопустимостью их переоценки (с. 336), следовало более четко

стр. 163

сказать, когда и в каких районах они появляются, и каковы были последствия их формирования. При отсутствии такой характеристики истоков буржуазных отношений в российской деревне XVIII - XIX вв. остается неясной их связь с "тенденцией некрепостнического развития" в XVII в. (т. 2, с. 447), а кризис социально-экономической системы российского феодализма в XIX в. объяснен недостаточно (с. 353).

Кроме погрешностей в аргументации и осмыслении некоторых конкретных явлений, неудовлетворенность вызывают и более общие лакуны в томе. В первую очередь это касается историко-культурных аспектов. Рецензируемый том содержит, правда, обширную и насыщенную конкретным материалом главу об общем и особенном в духовной жизни европейского крестьянства (гл. 23). Тем не менее, пробелы в исследовании истории духовного развития крестьянства эта глава закрывает лишь отчасти. И дело здесь не только в том, что славянские разделы этой главы (особенно раздел о южный славянах) перегружены чисто фольклорной проблематикой, а облик западноевропейского крестьянина XVI - XVIII вв. выглядит несколько архаичным, но прежде всего в том, что само обособление духовной истории крестьянства от его социальной истории, излагаемой в предшествующих разделах, как бы отрывает этот аспект от всех остальных.

Крестьянин (как и всякий человек), вступая в социальную деятельность, имел определенные представления о мире и обществе, о друзьях и врагах, о родственниках и соседях, о семье и общине и т. п. Эти представления складывались и развивались в житейской практике, но основой для них служил определенный унаследованный идеологический комплекс. Без этого нельзя верно понять ни трудовую активность крестьянина, ни его взаимоотношения с сеньором, ни его связь с сельской общиной, ни участие в антифеодальных выступлениях. Между тем воззрения крестьян на мир охарактеризованы только применительно к Западной Европе (гл. 23, § 2). Многие из помещенных в нем интересных иллюстраций, воспроизводящих повседневную жизнь крестьян, весьма красноречивы и прямо-таки просятся быть интерпретированными в историко-культурном ключе (см. напр., с. 17, 25, 85, 140, 229 и др.).

К сожалению, авторы почти не используют эту возможность для раскрытия духовного облика крестьянства. Ряд выдающихся крестьянских героев и идеологов упоминается лишь походя, без раскрытия их внутреннего мира, их духовной связи с массой крестьянства.

Имеются в томе немалые пробелы и в библиографии, тем более досадные, что речь идет о бесспорных достижениях отечественной науки, таких, например, как "История советской медиевистики" О. Л. Вайнштейна, в которой уделено большое внимание проблемам, непосредственно связанным с тематикой издания. Не очень повезло и историко-демографическим аспектам. Модель брака, структура семьи, отношение к детям, средняя продолжительность жизни - все эти и им подобные сюжеты, привлекающие ныне внимание специалистов, охарактеризованы недостаточно. Правда, в томе воспроизводится динамика населения, отмечаются пики смертности и рождаемости и историко- демографические циклы. Но плохо увязанные с особенностями демографического поведения крестьянской массы, эти данные не в полной мере выполняют свои познавательные функции. Наконец, нельзя пройти мимо известной поверхностности в анализе тех этапов, которыми заканчивается изложение истории крестьянства в каждой из региональных глав. Во введении авторы объясняют пунктирность изложения явлений и процессов конца XVIII в. на Западе Европы и XIX в. на Востоке ее тем, что они тесно связаны "с явлениями и процессами более поздней, чем изучаемая в настоящем издании", эпохи (с. 13). Разумеется, было бы нелепо требовать от истории крестьянства эпохи феодализма развернутого анализа закономерностей капиталистической эры. Но это не оправдывает скороговорки, встречающейся в ряде глав.

В целом же ни наличие спорных тезисов и пробелов, ни изъяны в аргументации некоторых положений нисколько не ставят под сомнение значение труда наших медиевистов, который является одновременно и суммой их достижений в области аграрной истории феодализма и обширной программой дальнейших исследований.

Permanent link to this publication: