Как соотносится цивилизационный подход с теорией смены моделей мирового экономического развития? Насколько продуктивен этот подход при прогнозировании ключевых параметров численности населения и потребностей стран в топливноэнергетических ресурсах, обеспеченности сельскохозяйственными землями и пресной водой до 2100 г.? Подтверждают ли друг друга прогнозные сценарии, сделанные на основе каждого из названных подходов? Насколько могут меняться результаты мирового развития под влиянием внешних субъективных факторов, например включения механизмов глобального управления?

Ключевые слова: долгосрочный прогноз мирового развития, модель развития, глобальное управление, природные ресурсы, мировые цивилизации.

Книга А.В. Акимова и А.И. Яковлева "Цивилизации в XXI веке: проблемы и перспективы развития" [Акимов, Яковлев, 2012] и их статьи, опубликованные в № 2 журнала "Восток" за 2013 г., поднимают ряд вопросов в буквальном смысле планетарного масштаба. Речь идет ни много ни мало о числе людей, которые будут населять Землю в ближайшей, средне- и дальнесрочной перспективе, о качестве их жизни (проистекающем из степени доступности необходимых ресурсов - топлива, продовольствия, воды, чистого воздуха) и, наконец, о том, кем и как будут эти люди себя ощущать, - о цивилизационном измерении их бытия.

К сильным сторонам названных выше трудов российских востоковедов следует отнести широту охвата исследования, тщательную эконометрическую проработку возможных сценариев, конкретность и достаточную математическую доказанность (в рамках делаемых авторами допущений) публикуемых результатов, а в целом - конструктивный подход к исследуемой проблематике. Последнее нам кажется особенно важным, поскольку далеко не всякое прогнозное исследование как отечественное, так и зарубежное содержит позитивную программу или хотя бы отдельные предложения возможных путей решения вскрытых в ходе исследования проблем и узких мест. Большинство авторов, к сожалению, ограничивается лишь констатацией наличия угроз и рисков.

Мне представляется важным дополнить уже нарисованную авторами перспективу двумя новыми ракурсами. Я попытаюсь уточнить параметры матрицы цивилизационного фона исследования, наложив ее на общие стадиальные закономерности развития мировой экономики. В дополнение к этому будет сделана попытка обрисовать ключевые моменты пока еще мало изученного вопроса взаимодействия цивилизационного развития и глобального управления. Тем самым читателям журнала будет предложен более широкий контекст проходящих красной нитью через книгу А.В. Акимова и А.И. Яковлева размышлений и гипотез относительно диалектики цивилизационного измерения реформ и развития.

ЦИВИЛИЗАЦИИ И ЭКОНОМЕТРИКА - ТРУДНОСТИ СОПРЯЖЕНИЯ

Одной из сложных задач, вставших перед А.В. Акимовым и А.И. Яковлевым при создании их совместного труда, оказалось, по всей видимости, стремление соединить две разные сущности: цивилизацию, категорию весьма широкую и по определению не имеющую четких границ, с требующими точности математическими методами анализа и прогнозирования.

К сожалению, понятие цивилизации и математические построения сопрягаются очень нелегко. Думается, что это внутреннее противоречие не могло не сказаться на результатах

некоторых подсчетов, особенно если учесть, что последние в значительной части описывают весьма отдаленное и туманное будущее. Проблема не ограничивается тем, что от нас скрыто множество существенных, системообразующих деталей будущего развития. Не известны технические двигатели изменений. Кто, например, 30 лет тому назад мог предположить, что сетевые технологии могут существенным образом влиять на ход развития целых цивилизационных зон, как случилось в ходе "арабской весны" (см.: [Фитуни, 2011])? Нередко расчеты основываются не на непрерывных длинных статистических рядах исходной информации, а на проекциях, экстраполяциях и экспертных оценках.

Говоря это, автор отнюдь не подвергает сомнению научную достоверность результатов прогнозов. Современные математические методы позволяют решать многие проблемы, связанные с неопределенностью, статистическими лакунами, разрывами в цепочках переменных и даже их недостатком.

Куда сложнее и менее однозначна сама попытка совместить эконометрику с цивилизационным подходом (хотя именно в этом, надо подчеркнуть, и заключается научная новизна исследования авторов). Открывающиеся при этом перспективы с точки зрения гуманитарной науки безумно интересны. Но проблема в том, что цивилизации как явление неизбежно ускользают от любого точного "обмера", поскольку у них по определению отсутствуют математически четкие временные и пространственные границы. Мы можем говорить о последних только с большей или меньшей степенью приближения. Более того, ключевые параметры цивилизации находятся за пределами измерений и инструментария точных наук. Это - религия, общность исторических судеб, культура, язык.

Авторы видят этот ограничитель и, изначально снимая с себя "ответственность" за классификацию и типологизацию, берут за отправную точку группировки объектов своего исследования широко известное восьмичленное деление цивилизаций Самуэля Хантингтона¹ [Huntington, 1996]. Дальнейшие расчеты и прогнозы делаются ими с похвальной научной тщательностью и завидной обоснованностью. Полученные результаты в виде вариативных прогнозных сценариев с позиций исследователей сегодняшнего дня выглядят если уж не однозначно достоверными, то весьма вероятными.

Однако зададимся вопросом: в какой степени высокая математическая точность произведенных обсчетов коррелирует с расплывчатыми контурами цивилизационной "восьмичленки" Хантингтона? Последний сам отмечал условность своей методологии и конечного результата объединения стран в цивилизации [Huntington, 1996, р. 82]. Кроме того, существует немало иных классификаций, что и в книге, и в статье признает сам А.В. Акимов.

Из этого следует, что полученные авторами прогнозные и сценарные результаты относятся не столько к цивилизациям как общественно-историческому явлению, сколько к конкретным региональным наборам стран. Правда, у этих "регионов" не всегда привычные для нас географические очертания.

По большому счету сказанное - не проблема А.В. Акимова и А.И. Яковлева, а проблема С. Хантингтона. Однако произвольное в ряде случаев объединение последним стран и регионов в "цивилизации" напрямую отражается на результатах прогнозов развития, которые российские авторы дают на дальнюю перспективу - сто лет и далее. Насколько, например, полезно или вредно для результатов исследования Акимова и Яковлева объединение Хантингтоном всех развитых стран, за исключением Японии, в одну "Западную цивилизацию"? А не является ли "Латиноамериканская цивилизация" исторической частью "Западной", пусть и имеющей некоторые особенности? И напротив, насколько в

¹ Деление мира на "восемь цивилизаций" дается в соответствии с классификацией, приводимой в книге С. Хантингтона "Столкновение цивилизаций" 1996 г. Одна из методологических трудностей, с которой сталкиваются А.В. Акимов и А.И. Яковлев, заключается в том, что сам С. Хантингтон неоднозначно рисует цивилизационную картину современного мира. Он пишет о "семи или восьми основных мировых цивилизациях" [Huntington, 1996, р. 21]. А.В. Акимов в своей статье останавливается на семи, выбрасывая из "восьмичленки" буддийскую цивилизацию.

этом случае справедлива сепарация Японской и Китайской и других восточноазиатских цивилизаций?

Работа Хантингтона "Столкновение цивилизаций" увидела свет сначала в виде статьи в 1993 г., когда мир ненадолго действительно стал однополярным. Тогда трудно было ожидать, что Китай в течение двух десятилетий не только обгонит Японию по величине ВВП, но и что последняя, при всем сопротивлении Токио, будет постепенно втягиваться в магнитное поле китайской экономической и геополитической мощи.

Узловые положения статьи были развернуты Хантингтоном в одноименную книгу, которая вышла в 1996 г. Границы описанных в ней цивилизационных ареалов не изменились. Они формировались автором под давлением стереотипов и ожиданий той поры, существенно отличаясь от более ранних (как мне представляется, более обоснованных) устоявшихся позиций и подходов, включая собственные подходы Хантингтона середины 1970-х гг. [Crozier, Huntington, Watanuki, 1975].

Например, отказавшись от методологии французского историка Фернана Броделя [Braudel, 1967; Braudel, 1987]², консолидируя и географически расширяя Западную цивилизацию (с тем, чтобы включить в нее всю зону ответственности НАТО плюс Австралию с Новой Зеландией) и при этом дробя восточные, Хантингтон вольно или невольно встраивался в социальный заказ однополярного мира. Тем самым он сократил "срок годности" своей концепции. Со временем в гpyппe стран, объединенной Хантинггоном в Западную цивилизацию, обозначились "трещины" (их последствия не отразились бы на результатах трудов Акимова и Яковлева, если бы авторы придерживались методологии Ф. Броделя).

Запад по-прежнему достаточно цивилизационно гомогенен с культурно-исторической и идеологической точки зрения. Однако экономически (а именно это - сердцевина расчетов А.В. Акимова) это далеко не так. Речь идет об историческом водоразделе между католической и протестантской Европой. В условиях нынешнего глобального финансовоэкономического кризиса именно по нему прошла трещина между богатыми и бедными, павшими под ударами кризиса и противостоящими ему. Эта дихотомия создает невиданное доселе напряжение внутри Единой Европы. Точность прохождения линии раздела настоятельно требует рассмотрения цивилизационно-исторических аспектов причинности такого совпадения географического "периметра" проблем. Именно здесь был бы не только интересен, но и, возможно, практически полезен ответ двух авторов на вопрос, насколько в таком исходе "виноват" культурно-цивилизационный компонент.

Возможно, собственно для классификации Хантингтона подобные нюансы неважны, но для экономических и прогностических задач книги и статей двух российских авторов весьма существенны. Дело в том, что, на наш взгляд, цивилизационно католическая южная Европа не менее близка к Латинской Америке (или далека от нее), чем к (от) своим северным соседям по Западной цивилизации. Их объединение в единый цивилизационный блок не нарушило бы научности подхода.

Дело не ограничивается иберо-латиноамериканским ареалом. На противоположном краю света также возможна другая организация цивилизационных границ. С одной стороны, известно, что с исторической точки зрения японская цивилизация вторична по отношению к китайской. С другой стороны, в контексте геополитических, экономических и идеологических реалий с середины XX в. Япония - часть Запада, хотя и, возможно, отдаляющаяся от него в силу возвышения глобальной мощи Китая.

² В отличие от Хантингтона, подход Броделя основан на пространственно "горизонтальном", а не "вертикальном" соизмерении цивилизаций. При таком подходе Западная цивилизация - не апогей цивилизационного развития. Выделение равноценных цивилизаций позволило избежать градации народов на развитые, развивающиеся и отсталые, хотя материальные условия их жизни могут разительно различаться. В "Грамматике цивилизаций" Бродсль говорит о "европейских цивилизациях" во множественном числе. Он разделяет "северо-" и "южноамериканскую" цивилизации, отдельно позиционирует африканскую, русскую (советскую), китайскую, индийскую, японскую, восточноазиатскую цивилизации.

Думается, что авторам не следовало бы сегодня в отношении Восточной и Юго-Восточной Азии ориентироваться на взгляды Хантингтона середины 1990-х гг. Для целей прогностического исследования продуктивнее было бы выделить единый восточноазиатский цивилизационный мегаареал (если для этого нужны авторитеты, можно сослаться на труды Броделя), включив в него наряду с упомянутыми корейский и вьетнамский/индокитайский компоненты.

Такое объединение, как представляется, отвечает и правде мирового исторического процесса, и тенденциям в глобальной экономике, устремленным в будущее. С точки зрения мировой экономики как отрасли экономической науки прогнозные сценарии А.В. Акимова и А.И. Яковлева в такой географической (и цивилизационной) конфигурации имели бы несомненный пракгический интерес. Совершенно очевидно, что иная, вполне допустимая с научной точки зрения классификационная группировка стран "по цивилизациям" принципиально изменит результаты эконометрических прогнозных оценок.

Общий вывод из сказанного: у автора этих строк нет сомнений относительно правильности прогнозов и обсчета различных цивилизационных/региональных сценариев. Констатируя это, нельзя не упомянуть о том, что при всей правильности прогнозных оценок и научных выводов А.В. Акимова и А.И. Яковлева "цивилизационный фундамент" их прогнозов априори допускает неоднозначные трактовки, что делает приводимые сценарии верными применительно к этим, и только этим, страновым/регионалъным конфигурациям.

Другими словами, не совсем ясно, как именно "цивилизационность" влияет на и/или проявляется в полученных авторами индикаторах. Не был ли при эконометрических расчетах нарушен принцип Оккама? Не является ли их привязка к цивилизациям "умножением сущности сверх необходимого"?

Вопрос не праздный. Проведенные в Институте Африки РАН исследования применительно к ряду параметров развития стран Черного континента на перспективу дали схожие прогнозные результаты, хотя африканисты и не закладывали в свои разработки "цивилизационный компонент", а просто подошли к исследованию как к региональному обсчету по методикам ООН.

В общем, для автора этих строк открытым остается вопрос "исходного пункта" исследований. Дает ли "цивилизационный" ракурс прогноза какие-то дополнительные преимущества при разработке моделей, сценариев, проекций по сравнению с другими ракурсами, например регионально-географическим, "постимперским"³ и т.д.? Позволяет ли он получить принципиально иную или более качественную картину действительности?

Скорее всего результаты прогнозов будут различаться в зависимости от вышеупомянутого "ракурса". Но будут ли эти результаты благодаря использованию его точнее, детальнее? Думается, что цивилизационный подход полезнее при прогнозировании одних показателей, например, тесно связанных с культурными традициями и религиозными установками (демографических тенденций), и менее значим для прогноза других (скажем, обеспеченности сельхозугодиями или водными ресурсами).

МОДЕЛИ МИРОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

Попробуем ответить на вопросы, чем все-таки будет полезен именно цивилизационный подход к экономике развития и существуют ли другие "нецивилизационные" возможности изучения схожих общественно-экономических процессов и явлений.

Как представляется, интерес к цивилизационным аспектам развития связан с такой характеристикой цивилизации, как ее жизненный цикл. Несмотря на то что разные исследователи по-разному именуют различные фазы последнего, все они выделяют этапы зарождения, взросления (роста), зрелости/расцвета/застоя и угасания/смерти цивилизации. Каждая фаза цикла предполагает наличие определенного количества и качества ресурсов

³ Условный термин, вводимый для целой данной статьи. По содержанию он близок к цивилизационному ракурсу при более узком и более конкретном предмете исследования, например, "постсоветское пространство", "поставстро-вснгсрская" Центральная Европа, постбританскис, постфранцузскис и другие "постимперские" ареалы.

для ее достижения и движения к следующей. Это напрямую коррелирует с одной из провозглашенных авторами целей исследования: расчетом численности населения и потребностей в природных ресурсах, которые должны обеспечить экономический рост, стимулирующий социально-экономическое развитие [Акимов, 2013, с. 5-6]. Другими словами, исследователи, по сути, пытаются обсчитать параметры, обеспечивающие прохождение цивилизацией своего жизненного цикла.

Можно ли попытаться решить сходные задачи без привлечения цивилизационного компонента? На наш взгляд, задача частично решаема в рамках разрабатываемой автором этих строк совместно с видным российским африканистом И.О. Абрамовой теории смены моделей мирового экономического развития, сокращенно - ММЭР [Фитуни, Абрамова, 2012; Фитуни, 2012; Абрамова, 2011]. Она касается жизненных циклов социально-экономических систем, схожих с цивилизациями.

С точки зрения методологии науки для обеих теорий (и смены ММЭР, и "цивилизационной") было бы крайне важно, чтобы прогнозы и страновые сценарии, полученные благодаря использованию каждого из этих подходов, взаимно подтверждали друг друга. Это могло бы служить доказательством достоверности и обоснованности каждого из методов анализа в отдельности и каждой теории в целом.

Под ММЭР мы понимаем устойчивые и повторяющиеся парадигмы построения международных общественных отношений, связанные с производством, распределением, обменом и потреблением в мировом хозяйстве, сложившиеся на определенном историческом этапе развития человечества и в целом отражающие установившееся в мировой экономике соотношение сил при данном уровне и характере технологического и хозяйственного развития [Фитуни, Абрамова, 2012]. ММЭР также имеют свои жизненные циклы. Подобно цивилизациям, ММЭР зарождаются, крепнут (растут), укореняются (достигают зрелости) и угасают. Однако в отличие от цивилизаций сфера их существования - главным образом экономика и геополитика и обеспечивающие их сегменты.

Модель мирового (глобального) экономического развития - сложная система, которая включает ряд относительно самостоятельных подсистем (субмоделей). Последние распадаются на меньшие, но столь же сложные по составу элементы. В их числе следующие глобальные субмодели: финансовая (чаще именуемая мировой финансовой системой); глобальная субмодель торговых и обменных взаимоотношений, субмодели глобального производства, воспроизводства народонаселения (трудовых ресурсов), институционального регулирования международных экономических отношений и прочие.

По мере прохождения своего жизненного цикла каждая из субмоделей обновляется, разрешая собственные внутренние противоречия. Такое обновление происходит не одномоментно. Оно растянуто во времени и по фазам жизненного цикла. По достижении критической массы изменений субмоделей внутри объединяющей их системы складывается новое качество и происходит смена самих ММЭР. Старая ММЭР постепенно теряет все большее число своих фундаментальных характеристик. Формируется новая ММЭР.

Важнейшей чертой любой из моделей (включая субмодели) является то, что они включают как пребывающую в определенном состоянии и находящуюся на определенном уровне развития объективную сущность, формирующую модель (например, финансы, производственные мощности, людские ресурсы, технологии и т.п.), так и субъективную институционально-управленческую составляющую (регулирующие институты, "правила игры" в данном секторе и т.п.). Возникновение, развитие и смена моделей подчиняются поэтому общим законам диалектики объективного и субъективного.

В каждый конкретный исторический период действующая ММЭР отражает уровень современного развития мировой экономики и соотношения сил в ней. При принципиальном изменении баланса этих составляющих происходит полная или частичная смена ММЭР. Обычно такие перемены носят эволюционный, а не революционный характер. Они вызревают на протяжении десятилетий за счет длительного накопления качествен-

ных характеристик будущей модели взаимоотношений, более соответствующей складывающимся новым мировым реалиям и, как следствие, более эффективной.

Как связана последовательная смена ММЭР с цивилизационными подходами? Описанные выше изменения неизбежно ведут к нарушению прежнего баланса сил в мировой экономике и политике. Прежде всего это касается мировых центров экономической и политической силы как отдельных стран-лидеров, так и ведомых ими объединений и союзов государств. Изменения соотношения сил на мировой арене в глобальной экономике и в политике - имманентная черта ММЭР. При этом для одних игроков (главным образом "старых лидеров") важно в максимальной степени сохранить сложившийся каркас отношений, правил игры, схему иерархий и подчинений в мировом хозяйстве, а для других (в первую очередь для новых "возвышающихся" участников) - подправить таковые под себя, легитимизировать и институционально закрепить собственные завоевания, потеснив таким образом "стариков".

В этом можно увидеть более чем очевидные параллели со столкновением цивилизаций, хотя, по нашему мнению, теория ММЭР касается материально-объективной сущности этих процессов, в то время как цивилизационный подход выводит на первый план субъективный и идейный факторы.

За последние 150-200 лет (начиная примерно с первой трети XIX в. до наших дней) можно достаточно четко выделить качественно специфичные и легко обособляемые периоды мирового развития, которые порождали самостоятельные соответствующие им ММЭР: 1) период зрелого промышленного капитализма и формирования колониальных империй (ориентировочно до конца XIX в.); 2) период острого межимпериалистического соперничества (с начала XX в. или чуть ранее вплоть до Второй мировой войны); 3) период "межимпериалистического сотрудничества", холодной войны и противостояния двух систем (рубеж - десятилетие времен крушения СССР, условно - до инкорпорирования большинства стран Восточной Европы в ЕС); 4) современный этап зарождения и формирования полицентричного мира.

Думается, нет необходимости детально описывать, кто на каждом из перечисленных отрезков истории был "старыми игроками", оборонявшими свои доминирующие позиции в мире, а кто новыми возвышающимися государствами (см.: [Фитуни, Абрамова, 2012]). В контексте нашей дискуссии о судьбах цивилизаций нужно подчеркнуть, что когда страны-лидеры олицетворяют собой соперничающие идеологии (как это было на протяжении большой части XX в.), то изменение и смена ММЭР может восприниматься как борьба идейных начал-антагонистов (коммунизм и капитализм). Однако если лидеры принадлежат к разным цивилизационным ареалам, то смена ММЭР может внешне выглядеть как "столкновение цивилизаций" (Запад - Восток, Запад - исламский мир и т.д.).

"Стыковые" периоды перехода (транзита) от одной ММЭР к другой всегда сопровождались глубочайшими геополитическими катаклизмами, являвшимися для одних глобальных игроков величайшими катастрофами, а для других - историческими победами. Нет нужды говорить, что в реальной жизни и то, и другое - вопросы благополучия, а порой и физического существования огромных масс людей. На деле в глубинной основе и первого, и второго - непрекращающаяся борьба за ресурсы для развития, которая, как мы доказываем в ряде предыдущих исследований, в XXI в. будет неизменно обостряться (см.: [Абрамова, Фитуни, 2009]).

РЕСУРСНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Согласно нашему прогнозу, формирующаяся ММЭР несет в себе риск затяжного периода высоких и нестабильных цен на ресурсы, по крайней мере в течение следующих двух десятилетий.

В этом наш прогноз, основанный на обсчете изменения потребностей в рамках формирующейся ММЭР (правда, только на первую половину текущего столетия), совпадает

с прогнозными оценками А.В. Акимова, что "в ближайшие десятилетия предстоит резкий рост потребностей мирового населения в природных ресурсах для обеспечения догоняющего развития, поскольку сложившаяся глобальная стратегия технологически опирается на ресурсорасточительные модели производства и потребления, укоренившиеся на Западе, а ключевые природные ресурсы, обеспечивающие индустриальное развитие (минеральное топливо), смогут обеспечить развитие человечества лишь при существенном технологическом npoipecce и экономической эффективности" [Акимов, 2013, с. 9].

В первом десятилетии XXI в. возвышение крупных развивающихся стран (PC) окончательно превратилось в один из системообразующих факторов формирования новой ММЭР. Процесс перераспределения сил в мировой экономике многократно ускорился с нынешним глобальным экономическим кризисом. Больше всего от него пострадали финансово-индустриальные державы Запада, экономики которых оказались в недостаточной степени гибкими. В пользу новых игроков ими были потеряны значительные ресурсные возможности, ранее безоговорочно работавшие на "Западную цивилизацию".

В 2012 г. мировая экономика миновала знаковый рубеж, который, по мнению экспертов Всемирного банка, знаменовал качественный сдвиг в долгом процессе смещения баланса сил от развитых стран к странам со средним доходом и более бедным развивающимся странам. Суммарная стоимость экспорта внутри группы развивающихся стран (торговля Юг-Юг) превысила величину этого показателя по торговле Юг-Север. В 2002 г. развивающиеся страны продавали друг другу только 40% своего суммарного экспорта (по стоимости). Остальное направлялось в страны "золотого миллиарда". В 2010 г. весь объем вывезенных товаров и услуг делился пополам. И вот в 2012 г. развитые страны у развивающихся купили примерно на 5% меньше товаров, чем развивающиеся приобрели друг у друга [The Economist, 19 January, 2013, p. 72].

За последние 10-15 лет бурный рост спроса на развивающихся рынках, особенно в Азии, существенным образом изменил ситуацию и прервал долговременный тренд к снижению реальных мировых цен на сырье (относительно цен на промышленную продукцию), наблюдавшийся в предыдущие 100 лет, притом, что Россия все еще не вернулась к прежним уровням потребления сырьевых ресурсов.

В рамках формирующейся ММЭР решить задачу обеспечения потребностей в ресурсах развития и повышения производительности труда в ресурсодобывающих и ресурсоинтенсивных отраслях экономики будет непросто. В общем балансе потребления на легкодоступные ресурсы будет приходиться лишь 20%, а на труднодоступные - более 40%. К тому же основные месторождения топлива и сырья находятся в странах, существенно уступающих по уровню производительности труда развитым экономикам. Так, по данным МОТ, уровень производительности труда в РФ был в 4 раза, в странах Ближнего Востока и Латинской Америки - в 3, а в странах Африки южнее Сахары - в 12 раз ниже, чем в странах "большой семерки". Для повышения производительности до приемлемых уровней ежегодно понадобится более 1 трлн дол. - задача, вряд ли выполнимая в условиях рецессии мировой экономики [Dobbs et al., 2011, p. 73].

Возвышение ряда развивающихся государств ведет к формированию новых правил игры на мировом экономическом пространстве, так как обусловливает: 1) постепенную смену территориального размещения мирового производства; 2) изменение его структуры; 3) трансформацию мировой торговли; 4) эволюцию направленности, масштабов и характера мировых финансовых потоков; 5) смену модели мирового потребления; 6) изменение качества и структуры мирового рынка труда.

Как взаимодействуют формирование и смена ММЭР с цивилизационным развитием? В рамках мировой экономики цивилизационные ареалы включены в господствующую модель мирового экономического развития. При этом сама ММЭР может быть для того или иного цивилизационного ареала благоприятной, угнетающей (тормозящей развитие) или нейтральной. Смена одной ММЭР другой не означает гибель цивилизации, но может

вести к существенному улучшению или ухудшению условий существования тех ареалов, которые по классификации Хантингтона именуются отдельными цивилизациями.

При этом заметим, что в мировом масштабе смена ММЭР необходима для создания новых условий для жизни всех цивилизаций, преодоления накопившихся дисбалансов, избавления от тормозящего развитие балласта, когда мировая экономическая система и сложившаяся в ее рамках модель отношений объективно нуждаются в обновлении. Это происходит вне зависимости от воли отдельных лиц, сообществ или государств. В складывающихся условиях сценарии развития большинства незападных цивилизаций выглядят позитивными.

Существующие оценки ВВП по паритету покупательной способности показывают, что экономики (ВВП) семи ведущих развивающихся стран (Е7) к 2020 г. превысят аналогичные экономические показатели семи нынешних лидеров экономики (G7). Китай, согласно новейшим прогнозам, обгонит США по масштабам ВВП к 2017-2019 гг. Индия при благоприятных условиях может обогнать США по этому показателю к 2050 г.

Транспонируя наши прогнозы в рамках теории смены ММЭР на цивилизационную матрицу, предложенную А.В. Акимовым и А.И. Яковлевым, можно утверждать, что смена модели мирового экономического развития в течение XXI в. приведет к утрате позиций "Западной цивилизацией" и возвышению Восточноазиатской ("Китайской" по С. Хантингтону) и Индийской цивилизаций. У нас есть определенные расхождения по оценкам перспектив "латиноамериканского цивилизационного ареала". Акимов и Яковлев оценивают его позитивные перспективы в целом достаточно осторожно. Наша оценка более оптимистична. Но это расхождение в нюансах.

Почти совпадая в цифровых прогнозах, относящихся к Тропической Африке, мы тем не менее существенно различаемся с Акимовым в общем видении перспектив региона. Мы считаем, что развитие человечества в ближайшие десятилетия во многом будет зависеть от количественного и качественного роста народонаселения в развивающихся странах (в нашей терминологии - от качества трансформации народонаселенческой субмодели развития).

Если это утверждение верно и в отношении Африки, то быстрый демографический рост на Черном континенте должен в условиях глобализации послужить толчком, как минимум, к ускорению экономического развития, а как максимум — к экономическому возвышению континента в целом, но произойдет это примерно в районе 2040-2050 гг. К этому времени коэффициент демографической нагрузки в Африке приблизится к оптимальной величине. Пока данный показатель колеблется от 0.6 в странах Северной Африки до 0.9 в Центральной Африке, поэтому демографическая составляющая развития большинства африканских государств пока еще имеет отрицательный заряд [Абрамова, 2012].

Через 30 лет более 90% прироста мирового населения и 65% прироста трудовых ресурсов мира будет приходиться на Африку, а это значит, что Черный континент, как ни фантастично это выглядит с позиций сегодняшнего дня, в значительной степени будет формировать мировую структуру производства и потребления.

Понятно, что подобные тектонические подвижки в мировой экономике и в судьбах целых цивилизаций потребуют от всех стран осмысленных шагов по адаптации к переменам. В социально-экономическом плане такая адаптация - не что иное, как система реформ, обеспечивающих модернизацию. Систематизация и анализ мирового опыта модернизационных реформ находятся в центре внимания статьи А.И. Яковлева, который, однако, в дефиниции жестко увязывает их со следованием примеру Запада. Он рассматривает реформы как комплексный процесс переустройства общества на новых началах. При этом он исходит из того, что "реформа начинается и проводится властью, которая в условиях кризиса национального масштаба ставит своей целью совершение качественного скачка в социально-экономическом развитии, следуя примеру развитых стран Запада, без насильственного изменения политической культуры общества, без разрыва с Традицией" [Яковлев, 2013, с. 24].

ГЛОБАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ И СУДЬБЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Конечно, опыт Западной цивилизации, как и любой другой, - часть общечеловеческого наследия, и потому важен, и знание его полезно. Однако важно не забывать, что реформы сами но себе - не цель, а лишь осмысленная последовательность действий для ее достижения. Цели же проведения социально-экономических реформ могут быть разными - ускорение развития страны, повышение ее обороноспособности, повышение благосостояния населения или самообогащение класса, элиты, социальной группы, порабощение и эксплуатация и т.н. Реформы могут быть инструментом как созидания, так и разрушения. Все зависит от того, кто и в чьих интересах их осуществляет.

А.И. Яковлев лишь бегло касается весьма актуального для нашего глобализированного мира вопроса о внешней составляющей реформ. Последние могут проводиться и использоваться в субъективных групповых интересах (страновых, идеологических, клановых). В этом смысле весьма интересны, хотя пока мало изучены, соотношение и взаимосвязи между описанным нами выше процессом трансформации ММЭР, цивилизационным развитием и формирующимися реальностями глобального управления (global governance).

И смена ММЭР, и развитие рассматриваемых в работах А.В. Акимова и А.И. Яковлева цивилизационных ареалов в нынешних условиях испытывают нарастающее воздействие десуверенизации и других процессов, относящихся к категории глобального управления. Формально такое управление предполагает (по крайней мере, на уровне деклараций) создание организационных форм, в наибольшей степени приближающихся к удовлетворению соответствующих глобальных общественных запросов.

Исследование собственно проблемы глобального управления и его внутреннего содержания выходит за рамки данной статьи. Однако без учета связи между набирающими силу тенденциями к выстраиванию все более стройной пирамиды из элементов международного и/или наднационального управления мирохозяйственными процессами, секторальными правилами игры и дальнейшей эволюцией цивилизаций глобальная картина останется не только неполной, но и искаженной.

Зачастую и сама сущность глобального управления представляется исключительно в карикатурных конспирологических тонах. Иногда, напротив, существование этого явления пытаются отрицать, ссылаясь на то, что это-де - теория заговора. Между тем глобальное управление - объективная реальность и четкая тенденция развития человечества. В относительно недавней отечественной истории известны, как минимум, две попытки со стороны нашего государства возглавить этот процесс в былых конкретно исторических условиях. В XIX в. при Александре I, когда Россия де-факто была одним из лидеров постнаполеоновского европейского концерна великих держав, и в XX в., когда СССР вместе с союзниками создал ООН и новую систему международных отношений, предусматривающую в том числе при определенных обстоятельствах возможность вмешательства в дела стран, не являющихся постоянными членами Совета Безопасности (постоянные члены СБ ООН на правах победителей и создателей новой системы глобального управления защищены правом вето). Как бы мы ни относились к самой идее глобального управления, тенденции к развитию механизмов международной координации и расширению полномочий институтов глобального и регионального управления на планете налицо. Все более остро встает задача обобщения опыта формирования этих механизмов и принципов их функционирования, в том числе с позиций цивилизационного подхода. Автору этих строк, в частности, представляется, что с точки зрения научного познания весьма важно глубоко понимать взгляды политических элит и ключевых социальных групп на вопросы глобального управления в "странах-лидерах" той или иной цивилизации.

Необходимо обобщить, осмыслить и сделать общеизвестными официальные позиции правительств и лидеров отдельных государств и влиятельных региональных объединений по этому вопросу. Для востоковедов и африканистов большой интерес представляет до сих пор недостаточно освещаемая тема перемены в позициях лидеров западных стран относительно

вовлечения африканских и азиатских политиков в создаваемые обновленные структуры глобального управления на основе консолидированных с Западом установок и ценностей. Этот аспект ставит серьезные вопросы и задачи перед российской внешней политикой.

Говоря о цивилизационном ракурсе, желательно исследовать конкретные направления распространения инструментов глобального управления на отдельные цивилизационные ареалы в вопросах нормативно-правовой и институциональной его основы, определения целей и путей развития, встраивания в процессы глобализации и осуществления экономической и социальной модернизации, взаимодействия с мировым сообществом в процессе урегулирования конфликтов, миротворчества, в вопросах глобальной и региональной безопасности; глобального управления в решении проблем экологии и изменения климата, демографической проблемы, комплекса экономических проблем (включая долговую), проблем бедности, болезней и голода.

Поскольку такие рычаги глобального управления, как экспансия нормативных механизмов, глобализация институтов, определение целей и задач развития, реформирование международных институтов, есть не что иное, как элементы и направления реформирования существующей ММЭР, формальные, полуформальные и неформальные международные структуры глобального управления (столь разные по статусу, сущности и весу, как, например, ООН, МВФ, G-8, G-20, ОЭСР, Давосский форум, Бильдербергский клуб и т.д., а с недавних пор и БРИКС) участвуют в определении характера трансформации модели мирового экономического развития.

Как продукт и естественное продолжение процесса глобализации формирующаяся ММЭР во все большей степени включает негосударственных, наднациональных акторов, их объединения и институты, что объясняется растущей транснационализацией процессов воспроизводства, а шире - всей экономической жизни. Речь идет о возрастающей роли и увеличении числа не только транснациональных корпораций разных размеров, профилей и характеристик, но и многочисленных НПО, лоббистских и профессиональных объединений, неформальных и сетевых групп влияния.

От узости или широты круга участников, реально оказывающих влияние на процесс формирования новой модели, будет во многом зависеть степень ее демократичности, функциональности и жизнеспособности. Не секрет, что участие даже сравнительно крупных "новых экономик" в международных переговорах по ключевым проблемам мирового развития не гарантирует эффективной смены старых, изживших себя элементов ММЭР. В этом плане весьма характерен более чем скромный прогресс в вопросах перераспределения квот и мест в управлении МВФ или сельскохозяйственных субсидий в ЕС в рамках ВТО.

Судя по направленности большинства отечественных научных публикаций, проблема управления является одной из центральных в глобалистике. Поэтому и вопрос, управляем ли процесс формирования новой ММЭР и цивилизационного развития (и если да, то насколько), не является праздным.

Не отрицая объективный характер происходящих процессов в мировой экономике, мы считаем необходимым акцентировать внимание на все более усиливающейся "виртуализации" ее важных компонентов при переходе к новой ММЭР. Этот феномен в немалой степени связан с вступлением "Западной цивилизации", все еще остающейся пока ее главным двигателем, в постиндустриальный век и формированием информационного общества в глобальных масштабах.

В силу глобализации и транснационализации воспроизводственного процесса в нем все более усиливается общественный (публичный) компонент. Информационное общество функционирует так, что постоянно вынуждает частного собственника подчиняться решениям, транслируемым ему по информационным каналам извне. В условиях глобализации независимо от воли капиталиста происходит его социализация под давлением растущих объемов доступной ему сетевой информации - как достоверной, так и чисто манинулятивной (рыночных котировок, решений ассоциаций производителей и потребителей, заключений рейтинговых агентств, новостей о возникающих страновых и отраслевых рисках

и т.д.). В силу растущей информатизации действия предпринимателей носят все более предсказуемый и "плановый" характер, координируются или сообразуются с действиями коллег и конкурентов, базируются на предлагаемых типовых решениях и т.д. Этот же фактор в период катаклизмов ведет к принятию миллионами независимых предпринимателей однотипных панических решений, что делает последние особенно разрушительными.

Другими словами, в новой ММЭР создаются условия для возрастания роли субъективных факторов в развитии мировой экономики, которые в определенных обстоятельствах могут доминировать в ней над объективными. При этом все чаще возникают ситуации, когда в основе действий субъектов рынка оказываются не реальные сигналы последнего, а субъективная информация, часто суггестивного и манипулятивного свойства (рейтинговые оценки, необоснованные прогнозы, давление лоббистов, идеологические ярлыки и штампы, экономические бойкоты, санкции, ложно трактуемое общественное благо и т.п.), транслируемая заинтересованными игроками. Усиливающаяся "виртуализация" новой ММЭР, являющаяся прежде всего следствием отрыва от реальной экономики, представляет собой серьезную угрозу. Она может до неузнаваемости искажать сигналы рынка, направляя правительства, институты и самих участников рынка но ложному пути.

Участники процесса обновления ММЭР пытаются влиять на ее трансформацию в своих интересах, что вполне естественно. Для России (и связанного с ней цивилизационного ареала), например, принципиально важен вопрос, на каких условиях происходит ее интеграция в мировую экономику или, другими словами, каково будет положение РФ в новой ММЭР. Можно ли контролировать процесс модернизации таким образом, чтобы не вызывать фрустрацию общества, или, если последняя неизбежна, хотя бы гарантировать, чтобы она не выливалась в острые гражданские и вооруженные конфликты? Будет ли Россия в рамках новой модели лишь выполнять выдвигаемые в отношении нее требования или в рамках глобального управления партнеры не на словах, а на деле будут столь же беспрекословно сообразовываться с ее собственными пожеланиями?

Давая прогнозные оценки будущих сценариев развития, не следует забывать, что сила мирохозяйственных акторов измеряется не только и не столько площадью их территорий, количеством населения или высокими темпами прироста ВВП. При всей важности вышеизложенных положений о возрастающем значении ресурсной составляющей в мировом развитии в ближайшие десятилетия не меньшую, а во многих случаях куда большую роль, чем топливо и сырье, будут играть и другие виды ресурсов - людские, финансовые, интеллектуальные, технологические, информационные, военные и прочие.

Происходящее исподволь размывание национального суверенитета породило немало далеко идущих по своим последствиям концепций общечеловеческого ресурсного наследия. Так, все чаще в разных формах под вопрос ставится международно признанный принцип неотъемлемого суверенитета наций над естественными ресурсами [Резолюция ГА 1803 (XVII)]. В то же время в отношении других видов ресурсов развития - финансовых, технологических и т.д. — принципы суверенного владения и использования под сомнение не ставятся. Поскольку первыми видами ресурсов располагают в основном развивающиеся страны, а последними - развитые, налицо желание "старых центров силы" при помощи институциональных рычагов использовать мировую ресурсную базу в своих интересах.

Все эти изменения не свидетельствуют о демократизации отношений, и тем более межцивилизационных взаимоотношений, внутри новой ММЭР. Современные либеральные подходы интерпретируют властные отношения (и, по умолчанию, отношения глобального управления) в основном в категориях международного публичного права и публичной политики. Неполитические влияния на формирование новой экономической модели глобального развития остаются по большей мере непрозрачными и, за редким исключением, пребывают вне рамок открытого общественного обсуждения. Цивилизационный фактор играет в этом контексте не последнюю роль. Однако его влияние сказывается, как правило, не напрямую, а через глубинные политические, идейные, ценностные, религиозные и расовые установки.

Мы исходим из гипотезы, что вовлечение незападных цивилизаций (восточноазиатской, исламской, российской/евразийской, африканской) в механизмы и структуры глобального управления будет опираться в первую очередь на продвижение в эти цивилизационные ареалы ценностей, привносимых в процессе глобализации, и лишь во вторую - на общности интересов, которые у развивающихся и развитых стран могут расходиться довольно существенно. Как следствие, глобальное управление в отсталых странах не будет примитивно подменять собой национальные структуры. Оно будет опираться на них, дополнять их, заставляя следовать новым привносимым установкам.

Однако этот процесс не будет гладким и безболезненным. Более того, чем большим экономическим и идейным потенциалом исторически обладает та или иная цивилизации, тем большими будут издержки ее встраивания в привносимые извне каркасы глобального управления. Это хорошо видно на примере восточноазиатской и исламской цивилизаций, с их бурями арабских весен, цветных революций или борьбой за ресурсы для своего развития.

Наша дискуссия и видение условий развития, так же как и наши теоретические построения, естественно, не дают исчерпывающего ответа на все вопросы, связанные с перспективами мировой экономики. Реальный ход истории вносит в любые прогнозы определенные коррективы. Сегодня закладываются фундаментальные основы новой модели и сценариев планетарного развития на длительную перспективу. Это значит, что скорее всего в течение ближайшего десятилетия мы в общих чертах уже сможем оценить, выдерживают ли наши прогнозы проверку новыми данными и новыми открытиями.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абрамова И.О. Переход к новой экономической модели мира и страны Африки // Проблемы современной экономики. 2012. № 2.

Абрамова И.О. Развивающиеся страны в мировой экономике XXI века: новые демографические детерминанты // Азия и Африка сегодня. 2011. № 6.

Абрамова И.О., Фитуни Л.Л. Экономика Африки в условиях надвигающейся второй волны мирового экономического кризиса // Проблемы современной экономики. 2012. № 4.

Акимов А.В. Методика анализа долгосрочных перспектив мирового развития // Восток (Oriens). 2013. № 2.

Акимов А.В., Яковлев А.И. Цивилизации в XXI веке: проблемы и перспективы развития. М.: Издательство Московского университета, 2012.

Резолюция 1803 (XVII) Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1962 г.//www.un.org/ru/ga/62/docs/62_545-557.pdf

Фитуни Л.Л. Мировая экономика: восстановление и послскризиснос развитие. Экономика Африки: вызовы посткризисного развития // Азия и Африка сегодня. 2010. № 9.

Фитуни Л.Л. Ближний Восток: технологии управления протестным потенциалом //Азия и Африка сегодня. 2011. № 12.

Фитуни Л.Л. Дифференциация развивающихся стран и новая архитектура мировой экономики (вопросы теории) // Азия и Африка сегодня. 2012. № 10.

Фитуни Л.Л., Абрамова И.О. Закономерности формирования и смены моделей мирового экономического развития // Мировая экономика и международные отношения. 2012. № 7.

Яковлев А.И. Реформы как инструмент управления развитием // Восток (Oriens). 2013. № 2.

Abramova I., Fituni L. Competing for Africa's Natural Resources // International Affairs: A Russian Journal of World Politics, Diplomacy and International Relations. 2009. T. 55. № 3.

Braudcl F. Civilisation matérielle, économie et capitalisme (XV^e-XVIII^e siècles). T. 1. P.: Armand Colin, 1967.

Braudcl F. Grammaire des civilisations. P.: Arthaud, 1987 (первое издание 1963).

Crozicr M., Huntington S.P., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report on the Governability of Democracies to the Trilateral Commission. Trilateral Commission. N.Y.: New York University Press, 1975.

Culture Matters: How Values Shape Human Progress. / Ed. L.E. Harrison, S.P. Huntington. N.Y.: Basic Books, 2000.

Dobbs R., Oppcnheim J., Thompson F., Brinkman M., Zorncs M. Resource Revolution: Meeting the World's Energy, Materials, Food and Water Needs. McKinscy Global Institute, N.Y., November 2011.

Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y.: Simon & Schuster, 1996.

The Economist. L., 19 January, 2013.

Permanent link to this publication: