Р. И. Эйхе - известный деятель Коммунистической партии и один из активных строителей сталинского социализма. Почти 15 лет, с 1922 по 1937 г., он находился на ответственных должностях в Сибири, а это были переломные годы не только в судьбе края, но и страны в целом. Смысл своей деятельности, охватывавшей все стороны жизни края, начиная от сельского хозяйства и заканчивая культурной сферой, Эйхе выразил в телеграмме Сталину по случаю его 50-летия: "Строим социализм, товарищ Сталин. Из Сибири каторжной делаем Сибирь социалистическую, индустриальную, коллективизированную. Строим и достроим, отметая лопнувший троцкизм и трусливый правый оппортунизм. Вперед, к победе мировой пролетарской революции!" 1 . Затем имя этого "врага народа" надолго исчезло из памяти общества.
Огромное влияние на освещение судьбы Эйхе в историографии оказал доклад Н. С. Хрущева "О культе личности и его последствиях" на закрытом заседании XX съезда КПСС. Присутствовавших особенно взволновало то место, где докладчик рассказал о пытках, которым подвергся Эйхе во время следствия. Реакцию зала отразили записи стенографисток: "движение в зале", "шум возмущения в зале" 2 . Высокая оценка деятельности таких представителей большевистской гвардии, как Эйхе, ставших жертвами Большого террора, характерна для советской историографии 60-х, а также конца 80-х - начала 90-х годов 3 .
Однако в дальнейшем рассекреченные документы о подобных деятелях поставили историков перед необходимостью оценить и меру их личного участия в проведении репрессий. Материал выстраивался, как правило, по принципу "с одной стороны..., с другой стороны...". По сравнению с пафосом активного участия в строительстве социализма, эта "другая сторона" давалась с трудом. В одной из первых "перестроечных" публикаций об Эйхе можно было прочесть: "Нет сомнения, что в той или иной степени Эйхе причастен и к массовым репрессиям руководящих партийных и советских работников края... он просто не мог уклониться от участия в репрессиях" 4 . В последующем изображение этой фигуры было фрагментарным 5 . Основному периоду- деятельности в Сибревкоме, затем Сибкрайисполкоме, а также на посту первого секретаря Западносибирского крайкома ВКП(б) - уделялось ограниченное внимание. Между тем выявление его личной роли
Павлова Ирина Владимировна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории Сибирского отделения РАН.
стр. 70
в событиях советской истории может многое дать для уяснения общих явлений. Материалы, которые сохранились в государственном архиве Новосибирской области, прежде всего в фондах партийных и советских органов управления, позволяют также внести ясность в вопрос о том, мог ли он быть среди тех делегатов XVII съезда ВКП(б), которые обсуждали план замены Сталина на посту генерального секретаря, и правомерно ли относить Эйхе к "умеренным" в условиях той кадровой перегруппировки, которая, по мнению некоторых историков, происходила в руководстве партии после убийства Кирова 6 .
Роберт Индрикович Эйхе родился 31 июля 1890г. в Курляндской губернии в усадьбе Авотын Добленского уезда Добленской области в семье латышского батрака. В 1904г. умер его отец, и с этого времени Роберт должен был уже постоянно самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. К этому времени он имел за плечами двухклассное училище и больше никогда и нигде не учился. В анкетах писал: "образование низшее" 7 .
В 1905 г. его взяли учеником в кузнечную мастерскую, и в том же году он стал членом социал-демократической партии Латышского края. В августе 1907 г. он был в первый раз арестован, но через два месяца освобожден, а в начале 1908 г. вновь арестован. На этот раз он провел в тюрьме шесть месяцев, а затем был освобожден под надзор полиции. В конце 1908 г., спасаясь от нового ареста, эмигрировал в Лондон, где вместе с другими латышами участвовал в кружке социал-демократов. В Лондоне ему удалось устроиться кочегаром на пароход; после дальнего плавания в конце 1909 г. перебрался в Шотландию и работал шахтером. Там же избирается секретарем социал-демократического кружка. Тяжело раненный при обвале в шахте, потерял работу, жил в нищете и в 1911 г. вернулся в Россию. Работая в котельном цехе завода "Фельзер" в Риге, возобновил социал- демократическую деятельность, в 1913 и 1914 гг. избирался делегатом на съезды социал-демократической партии Латвии и входил в состав ее ЦК. Не раз в течение 1911-1913 гг. подвергался непродолжительным арестам, но арест в феврале 1914г. (уже шестой по счету) повлек за собой приговор к пожизненной ссылке в Сибирь.
Как и многих революционеров, его освободила Февральская революция. Сначала Эйхе выбрался в Красноярск, где устроился в кооператив "Самодеятельность", а в мае 1917 г. возвратился в Ригу, был избран членом ЦК Социал- демократии Латвии и членом исполкома Совета рабочих и безземельных депутатов Латвии. После взятия Риги немцами Эйхе оказался на нелегальном положении и работал в большевистском подполье, за что в январе 1918 г. был арестован, заключен в военную тюрьму, а затем в концентрационный лагерь. В июле этого же года ему удалось бежать в Советскую Россию.
В Москве Эйхе получил свое первое назначение - на должность уполномоченного Наркомпрода РСФСР в Тульской области. В декабре 1918 г. ему удалось вернуться на некоторое время в Латвию, освобожденную от немецких войск. Во время второго периода Советской власти в Латвии (декабрь 1918 - май 1919 г.) он является комиссаром республики по продовольствию, членом ЦИК Латвии, уполномоченным комиссариата продовольствия и Совета снабжения Латвии и РСФСР. После падения Советской власти в Латвии, возвратившись в Россию, Эйхе продолжил свою энергичную деятельность. С августа 1919 по май 1922г. многократно его перебрасывают из одного района в другой, как правило, на "продовольственный фронт", где оттачивалась его специализация на ограблении крестьянства, повлиявшая на всю его дальнейшую жизнь. С августа 1919 по 1921 г. он - заместитель губпродкомиссара, зампредгубисполкома и член президиума губкома партии в Челябинской губернии; во второй половине 1921 г. - замнаркомпрода Киргизской республики, затем на некоторое время вновь оказывается в Латвии и участвует (делегат с совещательным голосом) в III конгрессе Коминтерна, представляя ушедшую в подполье местную коммунистическую партию. После этого вновь продовольственная работа в Ростове, на Северном Кавказе; в мае 1922 г. Эйхе - председатель Сибпродкома 8 .
стр. 71
На продовольственном фронте и проявилось основное качество Эйхе как партийного деятеля - стремление неукоснительно исполнять директивы вышестоящей власти, отдавая предпочтение жестким, обычно репрессивным мерам. 14 февраля 1924г. Политбюро ЦК утвердило Эйхе заместителем председателя Сибревкома; Оргбюро предписало ему выехать для работы в Сибирь не позднее 10 марта. Вдруг 20 марта председателю Сибревкома Лашевичу поступает шифротелеграмма из Москвы: Сталин просит уступить Эйхе для Наркомфина, обещая срочно подыскать другого заместителя. Однако Лашевич не согласился и просил немедленно командировать Эйхе в Сибирь. 17 апреля на заседании Сиббюро ЦК было доложено о назначении Эйхе и предоставлении ему права присутствовать на всех заседаниях этого высшего партийного органа в крае 9 .
Чрезвычайно характерно для понимания стиля действий Эйхе, который в полной мере проявился в 30-е годы, его поведение во время хлебозаготовительной кампании 1924-1925 годов.
Несмотря на то, что политика коммунистической власти во время нэпа была намного мягче, чем в предшествовавший период "военного коммунизма" и в последующий период сталинской коллективизации, она и в эти годы характеризовалась постоянным нажимом на деревню и административным произволом, что заметнее всего проявлялось в политике цен. В течение 20-х годов партийное руководство стремилось удерживать низкие закупочные цены на хлеб и отступало только после очередной кризисной ситуации, возникавшей из-за нежелания крестьян продавать хлеб по низким ценам. Отступив на короткое время, власть затем снова переходила в наступление.
Пережив тяжелый кризис 1923 г., партийное руководство ввело так называемые лимитные цены на хлеб. В шифровке, разосланной местным партийным комитетам, Сталин излагал решение Политбюро ЦК от 30 августа 1924 г.: "Взвинчивание хлебных цен в ряде районов требует решительной борьбы за снижение цен, диктуемое интересами денежной реформы, устойчивости рынка, оздоровления промышленности и сохранения реальной заработной платы. Вздутые хлебные цены угрожают дезорганизацией всего хозяйства, срывом заработной платы. ЦК предлагает:
1. Строго, неукоснительно проводить заготовительные лимиты на хлеб, данные исполкомам СТО Наркомвнуторгу, ни в коем случае не повышая их. 2. Строго следить за тем, чтобы внуторги и хлебозаготовители проводили лимиты и вообще распоряжения Наркомвнуторга по хлебозаготовкам в 24 часа после их получения... Ответственность за исполнение этого постановления возложить на секретарей обкомов, губкомов, национальных ЦК, бюро ЦК РКП лично".
Эта шифровка развязывала руки местному начальству. Имея же перед собой циркуляр Наркомата юстиции от 28 октября 1924 г. о том, что усиление репрессий могло быть продиктовано "условиями политического момента или экономической целесообразности", местные руководители пользовались этим для выхода из экономических затруднений, нередко ими же самими и созданных. В начале 1925 г., когда возникли трудности с хлебозаготовками, Эйхе предписал полномочному представительству ОГПУ по Сибири арестовать наиболее выделявшихся по своим хлебным операциям частных торговцев и мукомолов. В результате было арестовано пять крупных заготовителей, которые покупали хлеб по ценам выше лимитных. Председатель СНК А. И. Рыков телеграммой от 21 января 1925 г. затребовал объяснений Лашевича. Однако ответ на телеграмму Рыкова дал 3 февраля 1925г. сам Эйхе. Эти заготовители, писал он, "пользуясь конъюнктурой рынка, платили за хлеб значительно больше наших лимитов, чем грозили срывом наших заготовок". Эйхе убеждал Рыкова в том, что "принятыми мерами, носившими отнюдь не массовый характер (пока! - И. П. ), рынок был оздоровлен, доказательством чего служит успешность заготовок". Эйхе при этом сослался не только на циркуляр Наркомата юстиции от 28 октября 1924г., но и на постановление ВЦИК, согласно которому органам ОГПУ предоставлялось право заключать лиц, спекулирующих хлебом, в лагеря принудительных работ. По его словам, остальные
стр. 72
торговцы стали, во-первых, "более осторожно вести хлебозаготовки, стараясь не выходить из цен госзаготовителей, а во-вторых, сократили размеры своих заготовок и вывоза, чем улучшили условия для работы государственных и кооперативных хлебозаготовителей". Он предлагал распространить такой способ действий на всю Сибирь 10 .
"Улучшение", о котором доложил Эйхе, на самом деле означало не только сужение сферы действия частного капитала, но и повело к разгрому наиболее сильных в хозяйственном отношении крестьян, которые сопротивлялись грабительской политике цен со стороны власти. Инициатива Эйхе встретила полное понимание. На заседании 23 октября 1925 г., подводя итоги хлебозаготовительной и хлебоэкспортной кампании за четвертый квартал 1924/25 г., СТО постановил: "В отношении Урала и Сибири предоставить Наркому внутренней торговли право по согласованию с облисполкомом и ревкомом ограничивать число заготовителей и устанавливать жесткие контингенты как по всей области, так и отдельным районам". Специальное же совещание при Сибревкоме по урегулированию хлебного рынка 19 октября решило "принять меры к приведению рынка в нормальное состояние, в частности, путем репрессий в отношении частного капитала через установление ограничений для последнего в подаче вагонов". В развитие этой инициативы уполнаркомпуть по Сибири И. П. Павлуновский с 27 ноября запретил принимать муку к вывозу за пределы Сибири и на хранение от заготовителей, не имеющихся в списке. Тем самым частные хлебозаготовители (а именно они, как правило, были в этом списке) должны были либо действовать в установленных рамках, хотя бы и в убыток, либо вообще уходить с рынка. Их понимание ситуации выразил агент Каменского отделения Хлебопродукта Керенский, который, закупая у крестьян хлеб, говорил, что "если он добавит хотя бы одну копейку на пуд, то власть его поставит к стенке и расстреляет" 11 .
Именно такие люди на местах, как Эйхе, потребовались Сталину, когда возникли очередные трудности во время хлебозаготовительной кампании 1927/28 г. и когда было принято решение применять 107-ю статью Уголовного кодекса против тех зажиточных крестьян, которые не желали сдавать государству хлеб по заниженным ценам. Краевое руководство в лице секретаря Сибкрайкома С. И. Сырцова, председателя Сибкрайисполкома Эйхе и главы полномочного представительства ОГПУ по Сибири Л. М. Заковского оказалось вполне подготовленным для такого рода нововведений, и это было одной из причин, почему Сталин решил именно там начать коренной поворот политики по отношению к крестьянству.
Требование центрального партийного руководства ужесточить хлебозаготовки было выдвинуто сибирским руководителям на специальном совещании у Рыкова во время XV съезда ВКП(б), созванном в связи с наметившимся резким сокращением хлебозаготовок в октябре- ноябре 1927 года. Тогда же им был вручен текст директивы ЦК от 24 декабря. С директивой от 14 декабря они были знакомы раньше. Обе эти директивы обязывали местное начальство "организовать решительный перелом в деле хлебозаготовок". 29 декабря 1927 г. бюро Сибкрайкома приняло первое из ряда постановлений, составленных в духе полученных директив. Призывов к открытому насилию в нем пока нет. Но показательна реакция Эйхе. Один из пунктов постановления о сборе сельхозналога, принятого президиумом Сибкрайисполкома 4 января 1928 г., гласил: "Предложить окрисполкомам принять меры репрессий в отношении недоимщиков налога" 12 .
Однако в полную силу местная власть стала действовать после сталинской директивы от 6 января 1928 г., которая начиналась с резкого выговора: "Несмотря на двоекратные, твердые директивы ЦК об усилении хлебозаготовок, все еще нет никакого перелома..."- и заканчивалась угрозой: "...промедление в исполнении этой директивы и недостижении в недельный срок реальных успехов в смысле решительного перелома в хлебозаготовках может поставить ЦК перед необходимостью замены нынешних руководителей парторганизаций". Директива требовала репрессий: "При взыскании недоимок по всякого рода платежам применять немедленно жесткие кары,
стр. 73
в первую очередь в отношении кулачества, особые репрессивные меры необходимы в отношении кулаков и спекулянтов, срывающих сельскохозяйственные цены".
Получив директиву, сибирское руководство приступило к решительным действиям, подобным предпринятым Эйхе во время хлебозаготовительной кампании три года назад. 9 января 1928 г. бюро Сибкрайкома телеграммой просило Центр санкционировать свое решение: "Признать необходимым привлечь к уголовной ответственности держателей крупных запасов хлеба и его скупщиков из числа особо зажиточных слоев деревни. Для ускорения пропускать дела эти через органы ОГПУ". А на другой день решением бюро Сибкрайкома ВКП(б) была создана хлебная "тройка" в составе председателя Сибкрайисполкома Эйхе, секретаря Сибкрайкома Сырцова и заведующего Сибкрайторготделом А. Н. Злобина 13 .
Именно в этот момент в Москве решался вопрос о поездке в Сибирь. После сталинских директив в основные зерновые районы страны выехали партийные руководители высшего ранга, "выбивать" хлеб. По решению Политбюро, принятому 9 января, в Сибирь должен был поехать Орджоникидзе. Однако 12 января его командировка была отменена - официально из- за его болезни. Поехал Сталин. И его ставка на Сибирь себя оправдала.
Пока Сталин собирался и находился в пути, сибирские руководители принимали одно решение за другим, последовательно ужесточая политику хлебозаготовок. Решения хлебной "тройки" передавались окружкомам как решения Сибкрайкома ВКП(б) и вступали в силу автоматически 14 . Именно для этого "тройка" и была создана. Не только для оперативности, но и для того, чтобы обойти членов Сибкрайкома, работников с мест, представлявших местные, в основном крестьянские по составу, партийные организации.
13 января "тройка" поручила крайпрокуратуре, ПП ОГПУ, Злобину и Басовичу определить конкретные меры борьбы с держателями крупных запасов хлеба и дать указания своим подчиненным на местах. В тот же день соответствующий циркуляр был отправлен окружным прокурорам и начальникам окружных отделов ГПУ Сибкрая за подписями полномочного представителя ОГПУ по Сибири Заковского и временно исполняющего дела краевого прокурора Леонидова. В нем уже разрешалось применение 107-й статьи УК "при установлении случаев злостной, то есть систематической, широкой и т. п. скупки хлеба в зерне или муке, в значительных количествах с целью его сокрытия или невыпуска на рынок частными лицами, мельниками, торговцами, скупщиками...". Многоточие в тексте циркуляра предполагало расширение круга лиц, действия которых могли квалифицироваться по 107-й статье УК. На следующий день Эйхе вызвал к прямому проводу председателей окружных исполкомов и уполномоченных от округов Славгородского, Каменского, Барнаульского, Бийского, Рубцовского, Ачинского, Минусинского, Канского и дал им свои инструкции 15 .
Дополнение к циркуляру от 13 января было подсказано сибирскому руководству телеграммой Сталина, отправленной из Москвы 14 января, в день его отъезда в Сибирь. Если в циркуляре Заковского и Леонидова кулаки еще не были названы в ряду тех, по отношению к кому допускалось применение 107-й статьи, то в телеграмме Сталина, наоборот, спекулянт и кулак были поставлены рядом как дезорганизаторы рынка и политики цен и оба названы врагами Советской власти.
Телеграмму Сталина в Сибкрайкоме ВКП(б) получили 15 января и тотчас созвали совещание хлебной "тройки" и бюро крайкома. 17 января, в день приезда Сталина, бюро Сибкрайкома приняло новое постановление, в котором речь шла уже о выделении в главных хлебозаготовительных районах "нескольких (4-10) заведомо явно кулацких хозяйств, злостных, враждебных Соввласти, располагающих большими запасами хлеба, составленными в известной мере путем скупки, эксплуатации машин, укрытия объектов обложения и проч., привлечь к ответственности как злостных спекулянтов мясом, хлебом и прочими предметами [с] конфискацией хлеба" 16 .
стр. 74
Это постановление бюро Сибкрайкома подготовило почву для действий Сталина в Сибири. Ему оставалось только дать "добро". 18 января на заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б) только один человек отважился возразить Сталину - председатель правления Сибкрайсельбанка С. Загуменный. В принципе он тоже был не против репрессий по отношению к кулаку, но поддерживал репрессии только против кулаков, спекулировавших хлебом. Сталин же требовал применять 107-ю статью УК к кулаку гораздо шире - не за спекуляцию, а за невыпуск хлеба на рынок, за несдачу хлеба.
Надо думать, что Сталин был удовлетворен заседанием бюро Сибкрайкома от 18 января и последующими действиями сибирских властей. "Работники готовы разбиться в лепешку для того, чтобы выправить положение, - сообщал Сталин в шифротелеграмме из Новосибирска в ЦК С. В. Косиору. И в другой шифротелеграмме: "Здешние партработники взялись за дело с большим рвением и работают по совести, как истые большевики". В 1929 г. Сырцов за "заслуги" в Сибири и верность Сталину был назначен на должность председателя СНК РСФСР и избран кандидатом в члены Политбюро ЦК. (В конце 1930 г. он выступил с обвинениями о наличии сталинской фракционной группы в Политбюро, которая фактически решала все вопросы в стране. В результате он сам был обвинен во фракционной деятельности, снят со своих постов и выведен из состава ЦК, а в 1937 г. расстрелян. Один из доносов на него Сталину и Н. И. Ежову написал его бывший соратник в Сибири Эйхе 17 ).
После отъезда Сырцова в Москву Сибкрайкомом стал руководить Эйхе. Официально должность "первый секретарь" в те годы не предусматривалась, но как в Сибкрайкоме, так и затем в Запсибкрайкоме, место первого среди равных всегда принадлежало Эйхе. Для того, чтобы понять место этой фигуры в системе сталинской власти, необходимо сразу подчеркнуть, что в партийно-государственной иерархии, сложившейся еще в 20-е годы, местной власти не существовало. Действовало жесткое правило, введенное ноябрьским циркуляром 1922 г. за подписью Молотова и Кагановича: областным бюро и ЦК национальных республик в случае необходимости по условиям местной работы предоставлялось право издавать только разъясняющие дополнения к циркулярам ЦК, но не изменять их по существу. В 30-е годы это была единая сверхцентрализованная власть, которая на уровне Политбюро решала практически все вопросы жизни страны вплоть до вопросов "о ценах на овощи в ряде городов СССР", назначала практически всех местных работников вплоть до "кадров мельничных предприятий и элеваторов". В 30-е годы правилом стало неукоснительное исполнение постановлений ЦК и Совнаркома (в таком виде за подписями Сталина и Молотова шли практически все указания Центра).
Директивы поступали в секретный отдел (с 1934г.- особый сектор) крайкома, и Эйхе докладывалось только то, что он был обязан проводить в жизнь как прямой наместник Политбюро. Все пакеты серии "К", включавшие "секретные", "строго секретные" документы, выписки из "особой папки" Политбюро, поступали в Новосибирск по фельдъегерской связи ОГПУ - НКВД. Таким же образом из особого сектора крайкома в Особый сектор Секретариата ЦК передавалась секретная документация из Новосибирска. Действовала связь и посредством шифрованных телеграмм серии "Г". Заведующий особым сектором крайкома напрямую подчинялся заведующему Особым сектором ЦК и одновременно выполнял роль тайного осведомителя, приставленного к первому секретарю. Эйхе был абсолютно бесправен по отношению к вышестоящей власти, и заслужить ее расположение он мог только беспрекословным исполнением полученных директив. Эйхе идеально подходил для этой роли. Нет ни малейшего повода усомниться в правдивости его предсмертных слов Сталину 27 октября 1939 г.: "Вам и партии я никогда не изменял" 18 .
Настоящим боевым крещением для сталинских наместников стала та социальная революция в деревне, которая вошла в историю под названием "коллективизация". Эта акция власти была настолько жестокой по своему
стр. 75
характеру, что и спустя десятилетия трудно без эмоций читать документы, раскрывающие трагедию деревни. Сегодня имеется немало художественной, мемуарной и научной литературы, а также документальных публикаций, воссоздающих историю борьбы, которую сталинская власть вела с крестьянством, "решительно выкорчевывая корни капитализма". Известно, что не все партийные работники, проводившие коллективизацию, оставались безучастными к судьбам людей. Некоторые не выдерживали и сходили с ума... Но в целом они справились с задачей, поставленной вышестоящей властью. Нарком юстиции Н. В. Крыленко, выступая 21 апреля 1930 г. на заседании Сибкрайкома в Новосибирске, сказал, что "речи о том, будто бы там имеется какое-то сопротивление, нежелание исполнять наши директивы, - об этом и речи быть не может. Это сломлено, и безусловно такого нежелания нет. А есть у некоторых товарищей только непонимание. Но это меньшинство, а у большинства есть и понимание". Конечно, низовым работникам было труднее, чем крайкомовским руководителям, подобным Эйхе, рассуждавшему на совещании секретарей окружных комитетов партии в январе 1930 г.:
"Я думаю, что поворот, который делает партия, можно сравнить хотя бы с Октябрьской революцией. Мы ставим перед собой задачу ликвидировать около 5 % кулацких хозяйств. Только в Сибири мы насчитываем около 100 тыс. кулацких хозяйств, а по Союзу, если считать кулаков вместе с семьями, мы будем иметь около 7-8 млн. человек. Класс капиталистов и помещиков был экономически мощнее, но по количеству - это была горсточка. А здесь мы имеем миллионы капиталистов" 19 . Слова Эйхе свидетельствуют о том, что представители партийно-советского руководства 30-х годов вполне сознавали характер и масштаб "коллективизации" - они не только сознательно шли на уничтожение миллионов, действуя по спущенной "сверху" разнарядке, но и откровенно говорили об этом в своем кругу.
Вполне осознанно Эйхе выступал и на собрании Новосибирского городского партактива 27 января 1930 г., опережая постановление Политбюро от 30 января "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации": "Теперь выдвинутый первый лозунг о ликвидации кулачества как класса, - говорил он, - является важнейшим новым шагом вперед по пути строительства социализма... Первое, что нам придется провести, это экспроприацию средств производства у кулачества, экспроприацию живого и мертвого инвентаря, его хозяйственных и жилых построек... Необходимо против наиболее злостной махровой части кулачества немедленно применить резкие меры. По-нашему, надо выслать таких кулаков в далекие районы севера, скажем, в Нарым, в Туруханск, в концентрационный лагерь. Другую часть кулачества можно будет использовать на работе в трудовых колониях". В это же время Эйхе возглавил особую группу по выселению крестьян и получил от Политбюро право единолично давать санкцию на расстрел наиболее заметных, с его точки зрения, членов так называемого "контрреволюционного актива". Кроме него, в эту группу вошли также полномочный представитель ОГПУ по Сибири Заковский, председатель крайисполкома И. Е. Клименко, краевой прокурор Бурмистров, руководитель краевой контрольной комиссии ВКП(б) Ф. Ф. Ляксуткин, зам. председателя крайисполкома М. В. Зайцев 20 .
Не все сибирские руководители оказались столь последовательными в проведении политики Центра по отношению к деревне, как Эйхе. 16 мая на совещании в крайисполкоме, которое проходило под председательством Клименко и на котором Эйхе не присутствовал, было принято следующее решение под грифом "особо секретно": "Опротестовать распоряжение т. Микояна о зачислении самозаготовок в централизованный фонд. Учитывая крайне тяжелое положение хлебоснабжения в недородных районах, не имеющих самозаготовок, поручить крайторготделу разрешить вопрос о возможности перераспределения фонда самозаготовок между округами" 21 . В этом решении проявилось недовольство ряда краевых работников грабительской политикой Центра, действиями первого секретаря крайкома Эйхе; в партийную историю оно вошло под названием "беспринципная групповщина".
стр. 76
Оппозиционную группу составили второй секретарь краевого комитета В. Н. Кузнецов, председатель крайисполкома Клименко, его заместитель Н. А. Базовский, руководители отделов крайкома В. Ю. Егер и Н. П. Крылов, председатель правления Сибугля Я. К. Абрамов, а также руководитель краевой контрольной комиссии Ляксуткин и председатель краевого совета профсоюза Г. В. Баранкин. В конце июля Сталину было направлено письмо, в котором критиковалась работа Эйхе и ставился вопрос об его срочной замене. Называлось и имя возможного преемника, Клименко. Сталин решительно встал на защиту Эйхе. "Я не сомневаюсь, что здесь имеется грубо замаскированная попытка обмануть ЦК, - писал он Молотову 13 августа, - и создать "свой", артельный крайком. Советую вышибить всех интриганов и прежде всего Клименко (украинские "методы" подкопа!) со всеми базовскими, ляксуткиными, Кузнецовыми и т. п. и оказать полное доверие Эйхе, чтобы впредь неповадно было интриганам всяким клеветать на честных работников и обманывать ЦК". А 19 августа вопрос обсуждался на Политбюро. За "беспринципную групповщину и непартийное поведение" Клименко, Кузнецов, Базовский и Егер получили выговоры и были сняты с работы 22 .
26 августа на заседании Запсибкрайисполкома был заслушан вопрос об освобождении от обязанностей председателя крайисполкома Клименко, заместителя председателя Базовского, члена президиума крайисполкома В. Н. Кузнецова и председателя краевого совета профсоюзов Баранкина, а также о назначении на пост председателя крайисполкома "рекомендованного ЦК и крайкомом" Ф. П. Грядинского. Известны выступления Эйхе по поводу этого демарша его бывших соратников. "Не могут быть случайными разговоры отдельных элементов о том, что бюро крайкома, персонально Эйхе, не дает Москве достаточного отпора, позволяет грабить Сибирь. Товарищи, это установочки, которые явно пахнут отдельным правооппортунистическим подходом, областничеством. Я думаю, что для нас, большевиков, нет интереса в Сибири, интереса в Кавказе, Украине. Для нас есть интересы революции в целом прежде всего и выше всего. Я думаю, такое бюро крайкома, которое подходило бы к осуществлению своих задач таким образом, что могло поставить задачи Сибкрая выше этих задач- задач революции, такое бюро крайкома нужно было бы немедленно разогнать... Нервозность и нажим, о чем пишется в их заявлении? Товарищи, я не из тех, которые умеют особенно так дипломатически ласково обращаться. Лощеного поведения у меня не хватает... Меня безобразия возмущают, волнуют, относиться к ним спокойно я не могу. Бывают случаи, что допускаешь излишнюю резкость, может быть, иногда есть и ошибочность" 23 .
Настоящее взаимопонимание в управлении Западной Сибирью сложилось у Эйхе с новым председателем крайисполкома Грядинским. В 30-е годы все документы из Москвы поступали на имя Эйхе и Грядинского, а из краевого центра в горкомы и горисполкомы, райкомы и райисполкомы направлялись уже разъясняющие директивы в духе указаний Центра за их подписями. Персонально ответственными за проведение в жизнь этих директив являлись местные секретари и председатели исполкомов Советов, а все нити управления в крае по-прежнему сосредоточивались у первого секретаря крайкома.
"Насаждение" колхозов не решало автоматически, вопреки тому, как это представлялось правящей верхушке, проблему хлебозаготовок. Хотя в результате коллективизации весь заготовленный хлеб переходил в распоряжение государства, этот хлеб надо было еще взять. Проблема осложнялась тем, что с "коллективизацией" начался стремительный процесс раскрестьянивания, отчуждения колхозников от процесса и результатов своего труда, сказывалось их нежелание работать на колхоз. Фактами, подтверждающими этот процесс, переполнены документы 30-х годов. Партийное руководство вполне сознавало складывавшуюся ситуацию, о чем, в частности, свидетельствует характерная реплика Эйхе во время доклада Л. М. Кагановича на инструктивном совещании бригады,
стр. 77
командированной ЦК ВКП(б) в Западную Сибирь для участия в хлебозаготовках осенью 1934г.: "Крестьяне разучились страдовать". В ответ Каганович продолжил: "Действительно, даже честные колхозники разучились страдовать. Я пристыдил двоих: "Как вам не стыдно, как вы работаете?" - "Да ничего, работаем". Я говорю: "Скажите честно, разве так вы работали на своем клочке земли?" У него и глаза засветились: "Конечно, говорит, не так". Вот за это надо взяться. Надо ставить вопрос политически". В представлении Кагановича это означало "бить, если плохо будут работать" 24 .
Однако еще до этого Эйхе не раз высказывался подобным образом. "Для того, чтобы поднять дисциплину, - говорил он, - надо провести ряд показательных процессов, в совхозах имеется величайшее разгильдяйство, за что нужно карать беспощадно, не останавливаясь перед тем, что директора нельзя карать" 25 .
И после "коллективизации" каждая хлебозаготовительная кампания превращалась в боевую операцию, с арестованными и расстрелянными. Имеется большая литература о хлебозаготовках начала 30-х годов, которые привели к массовому голоду не только на Украине и Северном Кавказе, а практически на всей территории СССР. Сибирь, как и другие районы страны, также пережила голод, только его пик пришелся не на 1932- 1933 гг., а на год раньше. Однако ничем по сути не отличались и последующие хлебозатоготовительные кампании, в которых Эйхе действовал обычными для него методами нажима и прямого насилия.
Показательна хлебозаготовительная кампания 1934г., когда новый неурожай в степных районах Украины заставил руководство страны уменьшить спущенный ей план и сделать ставку на другие районы, прежде всего на Поволжье и Западную Сибирь. Урожай здесь ожидался лучше, чем в предыдущем году, но при относительно хорошем урожае в целом наблюдалась чрезвычайно пестрая картина по отдельным районам. В письме Эйхе и Грядинского Сталину и Молотову от 27 августа 1934г. говорилось о том, что в 12 районах (из 106) посевы практически выгорели из-за засухи в мае- первой половине июля или были уничтожены вредителями, поэтому урожай в этих районах предполагался в среднем не более 1-1,5 центнера с гектара. Предвидя трудности в хлебозаготовительной кампании, руководители края обращались к вышестоящему руководству с просьбой снизить план зернопоставок по ряду и перевести эту скидку в недоимку до осени 1935 г., но эта просьба осталась без ответа.
Осенью 1934 г. в Западной Сибири сложилась поистине драматическая ситуация. Она приобрела такой характер после пребывания здесь председателя Совнаркома Молотова, который провел в Новосибирске два дня - 14 и 15 сентября. Сделав накачку местным руководителям и обвинив всех не выполнивших намеченное на середину сентября задание в пособничестве кулацкой политике, он поставил жесткие условия выполнения плана зернопоставок. После встречи с руководящим активом края, и прежде всего с Эйхе и Грядинским, у Молотова сложилось убеждение, что в Западной Сибири можно нажать еще сильнее, чтобы покрыть брешь в плане хлебозаготовок, которая образовалась из-за неурожая на Украине, и что именно Эйхе способен это сделать.
19 сентября, побывав после Новосибирска в других районах края, Молотов отправил в Москву шифрованную телеграмму: "По примеру 1930 года предлагаю предоставить Эйхе право давать санкцию на высшую меру наказания в Западной Сибири в течение сентября - октября месяцев. Эйхе согласен. Жду ответа". В тот же день предложение Молотова было принято Политбюро и оформлено как постановление ЦК от 19 сентября 1934г., которое гласило: "Предоставить Эйхе право давать санкцию на высшую меру наказания в Западной Сибири в течение сентября и октября месяцев". Постановлением ЦК от 2 ноября эти полномочия Эйхе были продлены до 15 ноября, о чем Сталин сообщил ему лично в шифротелеграмме за своей подписью 26 .
стр. 78
Можно себе представить, что творилось в крае осенью 1934 года. Хлеб выбивался любой ценой. Ситуация осложнилась из-за частых дождей, начавшихся в большинстве районов. Кроме того, во многих районах, опять-таки из-за погодных условий, позже был проведен сев, а потому осенью хлеб там стоял еще зеленый и убирать его было рано. К тому же колхозникам и единоличникам вменялось в обязанность помогать совхозам края, многие из которых, по признанию самих руководителей, были совершенно нерентабельны. Необходимо учитывать также, что на огромной территории края затруднения создавались из-за неразвитости путей сообщения. В 1934 г. из 106 административных районов края 57 были оторваны от железной дороги, 39 районов и 34 МТС удалены от пунктов сдачи более чем на 75 километров.
Исход хлебозаготовок в Западной Сибири той осенью настолько занимал высшее партийное руководство, что в середине октября туда прибыл Каганович. Он потребовал данные о результате выполнения постановления бюро крайкома от 15 сентября, принятого при участии Молотова, и 15 октября инициировал новое постановление, которое незамедлительно было отпечатано типографским способом и разослано как директивное письмо Запсибкрайкома и крайисполкома всем райкомам, райисполкомам, политотделам и директорам МТС и совхозов. Окончательный срок выполнения заготовок устанавливался 1 ноября. Особое внимание в письме обращалось на "слабое применение установленных мер репрессий", к нарушителям закона о зернопоставках и требовалось усилить применение статьи 61 УК в отношении единоличников 27 .
Руководство края осенью 1934 г. выполнило указания Центра, но какая цена была заплачена за этот хлеб, можно представить по скупым справкам, составленным тогда же председателем краевого суда В. Бранецким. Только за 5 октября - 4 ноября было рассмотрено 180 дел, из них 158 дел по статье 58-14 УК и 22 дела по закону от 7 августа 1932 г. "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности". По этим делам проведено 108 показательных судебных процессов в сельской местности, 46 процессов- в районных центрах и 26 - в городах, причем выездными сессиями суда было охвачено одновременно 72 района. Эти процессы, вне всякого сомнения, рассматривались как средство устрашения и своеобразное средство мобилизации на активное проведение хлебозаготовительной кампании.
Всего за этот период по статье 58-14 УК было репрессировано 779 человек, из них 194 с санкции Эйхе расстреляны, 225 получили по 10 лет лагерей, 113- от 10 до 5 лет лагерей, 170- срок от 5 до 1 года, остальные были приговорены к исправительно-трудовым работам без заключения в лагерь. Из 194 расстрелянных 78 были названы кулаками, 36 - социально-чуждыми, причем 30 являлись должностными лицами, 37 - единоличниками и 13 колхозниками. По закону от 7 августа 1932 г.
стр. 79
было репрессировано 140 человек, из них 46 - расстреляно. Всего осенью 1934 г. в Западносибирском крае по делам, связанные с хлебозаготовками, к суду было привлечено 7962 человека 28 . Основанием для осуждения были не только обвинения в саботаже или хищении общественной собственности, но и в недоброкачественном ремонте сельскохозяйственных машин или их поломке, в плохом качестве уборки урожая, порче зерна и т. п.
Робкие попытки протеста местных работников резко пресекались под угрозой репрессий. Даже после окончания хлебозаготовительной кампании любые попытки критики методов ее проведения рассматривались как криминал. Среди материалов Запсибкрайкома ВКП(б) сохранилась запись допроса начальника политотдела Тарасовской МТС Топкинского района Леонтьева, позволившего себе во время проведения пленума крайкома в декабре 1934 г. (не на самом пленуме, а в гостинице!) высказаться о том, что методы партийного руководства в момент хлебозаготовительной кампании "были очень жестки". Допрос проводил сам Эйхе, сделавший бедному начальнику политотдела строжайшее предупреждение.
За успешно проведенную хлебозаготовительную кампанию Эйхе получил орден Ленина и повышение - 1 февраля 1935 г. пленум ЦК утвердил его кандидатом в члены Политбюро. Однако орденом отмечены заслуги Эйхе перед вышестоящей властью не только в проведении хлебозаготовок, но и в репрессивных акциях против немецкого населения, проживавшего в Западносибирском крае (59 тыс. человек). Пик этих репрессий пришелся как раз на 1934 год. Официально они начались после получения в крае шифрованной телеграммы ЦК ВКП(б) от 5 ноября 1934 года. Появление этой телеграммы, насколько можно судить по сохранившимся документам, было ускорено донесениями Эйхе о "саботаже по хлебоуборке и активизации фашистских проявлений на почве получения гитлеровской помощи". Однако Эйхе не ограничился этими сообщениями, а предпринял самостоятельные действия, организовав отправку спецбригад НКВД, которыми, как он писал в своей докладной записке в ЦК в феврале 1935 г., "было вскрыто, особенно в Немецком районе, наличие организованного саботажа во всей системе партийно-советского аппарата, к.-р. фашистских группировок, активно проводящих фашистскую агитацию, прикрываясь получением "помощи" от теперешней Германии" 29 .
Поводом послужили не только трудности хлебозаготовок, но и попытки немцев противостоять политике коллективизации, что выражалось в направлении ходатайств о помощи в германское консульство в Новосибирске, а также в их тяге к эмиграции. К этому времени эмиграция была категорически запрещена. С учетом этого обстоятельства особенно цинично звучала угроза Эйхе в его директивном письме секретарям райкомов ВКП(б) и начальникам политотделов от 15 ноября 1934г., что в случае получения немцами посылок, денег из-за границы "виновные будут привлекаться к суровой ответственности, вплоть до изгнания из пределов СССР". Репрессии против немцев, в результате которых было арестовано 577 человек, в том числе и все руководители Немецкого района, частью расстрелянные, проводились опербригадами НКВД под непосредственным контролем Эйхе. Главный результат этих акций он усматривал в полном прекращении каких-либо ходатайств о помощи, о чем с удовлетворением доложил в ЦК.
Таким образом Эйхе был инициативным исполнителем директив Центра. Случавшееся несогласие вызывалось, как правило, не принципиальными, а прагматическими соображениями, его лучшим знанием ситуации. В качестве примера такого несогласия можно привести вполне адекватную реакцию Эйхе на предложение ОГПУ в начале 1933 г. принять для расселения в северных районах Западной Сибири 1 млн. спецпереселенцев, из них 100 тыс. чел. - до открытия навигации. Свои возражения он изложил в шифротелеграмме от 10 февраля 1933 г., направленной лично Сталину. Он писал, что "это предложение совершенно нереально, объяснимо только тем, что товарищи, составляющие наметку плана, не знакомы с условиями Севера", и просил вызвать его в Москву, когда этот вопрос будет
стр. 80
решаться. "Взвесив все наши максимальные возможности, - продолжал далее Эйхе, - бюро крайкома считает возможным немедленно принять для содержания до открытия навигации в лагере: 1) в Томске - 10 тыс. чел.; 2) в Черемошном - 10 тыс. чел., для чего нужно обязать Сиблаг в течение месяца выстроить бараки; 3) 8 тыс. чел. для Кузбасса (Осиновка, Киселевка). Летний завоз спецпереселенцев считаем возможным 250- 270 тыс. чел." 30
Однако и цифры, названные Эйхе, хотя и многократно уменьшенные, были нереальными. О том, к чему это привело, свидетельствует трагедия на острове Назино, где дело дошло до людоедства. Даже по официальным данным, приведенным в докладной записке комиссии крайкома от 31 октября, из общего количества 10 289 трудпоселенцев, поступивших в Александровскую комендатуру, на день приезда комиссии во всех поселках комендатуры имелось 2025. "Если к этому прибавить, - писали авторы записки, - еще 1940 чел., отобранных до нашего приезда и посланных для переселения их в концлагеря, то мы получим колоссальную цифру разрыва, которая выражается в 6324 чел., причем из этого количества 3196 чел. умерло и 3691 чел. числится в бегах, но из этих бежавших надо считать значительную часть погибшими в тайге, в болотах и на речках". Положение в крае обострилось настолько, что Политбюро ЦК по телеграмме Эйхе 11 июля 1933 г. постановило "Предоставить тройке ПП ОГПУ Западносибирского края, под личным председательством полномочного представителя, право применения высшей меры социальной защиты в отношении бандитских элементов, терроризирующих местное население и уже осевших трудпоселенцев" 31 .
Эйхе представлял собой именно тот тип руководителя, который был востребован для периода такой коренной социально-экономической ломки в ходе строительства сталинского социализма. В результате победоносной войны с крестьянством Сибирь покрылась сетью колхозов и совхозов, существовавших на грани голода и под постоянным контролем. Другая сеть - лагерей и трудпоселений - раскинулась на огромных пространствах Сибири, особенно в ранее необжитых районах. Тысячи людей, переживая бытовые лишения и продовольственные трудности, строили гигантские заводы, в основном военные. Десятки тысяч людей только в Западной Сибири стали прямыми жертвами этих преобразований - либо погибли, либо попали в лагеря. Но бесправным оказалось все население края. Под лозунгом строительства "социализма" в СССР проводилась гигантская экспроприация и мобилизация всех ресурсов, шло укрепление всевластия режима и милитаризация страны. На вопрос, понимал ли Эйхе действительный смысл этих преобразований, далеко идущие цели вышестоящего руководства, можно ответить отрицательно, так как не имел исторического кругозора.
Механизм сталинской власти предполагал поступление жестко дозированной информации о положении в стране и мире на различные ступени властной "вертикали". Как первый секретарь крупнейшего крайкома партии он являлся делегатом с решающим голосом на XVI и XVII съездах партии и выступал в прениях по основным докладам. Как член ЦК он присутствовал на всех пленумах ЦК, а также его Политбюро (с 1935 года). Правда, пока он находился в Новосибирске, это случалось крайне редко - в протоколах Политбюро зафиксировано присутствие Эйхе 5 марта и 3 апреля 1935 г., 9 марта и 20 апреля 1936 г., и только после перевода в Москву его присутствие стало регулярным, хотя интересы собственно Новосибирской области он уже не представлял. Приходилось Эйхе встречаться со Сталиным непосредственно - в журналах записи принятых вождем лиц зафиксировано по одному посещению Эйхе в 1932 г. и в 1933 г., по три - в 1934 и 1935 гг., два - в 1936, четыре - в 1937 и два - в 1938 году. Но знал Эйхе только то, что ему полагалось знать как первому секретарю крайкома ВКП(б). Вряд ли он предвидел действительное назначение Кузбасса, когда затронул вопрос об его исключительном оборонном значении 1 марта 1937 г. на заседании пленума ЦК. "При пуске на полную мощность
стр. 81
Кемеровского комбината, - сказал Эйхе, - он должен дать 50 % производства азота всего Союза. А что такое азот, это военные товарищи и остальные товарищи тоже знают, подсказывать не надо" 32 .
Представители партийно-государственной номенклатуры в системе сталинской власти, с одной стороны, были полностью зависимыми от вышестоящей власти, с другой, имели санкционированное ею "право" на произвол по отношению к нижестоящим. Иным образом выполнить директивы Центра в те годы было практически невозможно. Именно это обстоятельство делало из первых секретарей крайкомов и обкомов и ЦК национальных республик "Сталиных" местного масштаба. В 30-е годы имя Эйхе было присвоено шахте в Кузбассе, колхозу, железнодорожной станции, району и площади в Новосибирске. Типичной была реакция членов партийной группы II краевого съезда Советов в январе 1935г. на появление Эйхе:
"Бурные, долго несмолкающие аплодисменты, переходящие в овацию, все встают", - зафиксировали стенографистки; и эта реакция относилась не к тому, о чем говорил Эйхе, а к нему самому. А говорил Эйхе о разгуле преступности: "Возьмите Тайгу - крупный рабочий центр, рабочий район, где много железнодорожников. Ко мне поступили сведения, что рабочие, железнодорожники вечером не оставляют ни кур, ни поросят, ни свиней, ни коров в своих хлевах и конюшнях и т. д., а все это тащат к себе в комнату, потому что только при этом условии они уверены, что все будет сохранено. Массовое воровство скота стало обыкновенными ежедневными фактами. Рабочие поставили вопрос об организации самообороны" 33 .
Этот отрывок из его речи чрезвычайно показателен - он свидетельствует не только о преступности, которая явилась прямым следствием социально-экономических потрясений и огромного наплыва населения в города, но и о тяжелом положении рабочих, которые для того, чтобы выжить, должны были в полном объеме вести еще и подсобное хозяйство.
Что же касается жизни самого Эйхе, то как представитель номенклатуры он имел такие привилегии (материальное обеспечение, дачи, квартиры с казенной мебелью и т. п.), которые и не снились рядовому советскому человеку в те годы. Пользовался ли ими Эйхе в полной мере, ответить трудно. Впрочем, имеется воспоминание А. И. Мироновой- Король (жены начальника Управления НКВД по Западносибирскому краю С. Н. Миронова в середине 30-х годов) о резиденции Эйхе: "И вот представьте себе. Зима. Сибирь. Мороз сорок градусов. Глухомань, тайга и вдруг... забор, за ним сверкающий сверху донизу огнями дворец. Мы поднимаемся по ступеням, нас встречает швейцар, кланяется почтительно... и мы с мороза попадаем сразу в южную теплынь... Огромный залитый светом вестибюль. Прямо - лестница, покрытая мягким ковром, а справа и слева в горшках - на каждой ступени - живые распускающиеся лилии... Входим в залу. Стены обтянуты красновато-коричневым шелком, а уж шторы, а стол...".
Однако других свидетельств, подтверждающих ее воспоминания, не обнаружено. Имеется больше свидетельств другого плана, одно из которых принадлежит Э. М. Глазуновой. "Скромен и неприхотлив. За все 10 лет я не помню на нем добротного хорошего пальто. В любое время года в неизменной шинели (не голубого генеральского сукна, а обыкновенного - рыжеватого), он без конца ездил по деревням и селам, колхозам и совхозам, промышленным предприятиям и стройкам Западной Сибири, а его жена Евгения Евсеевна жаловалась моей матери, что никакой личной жизни не видит - никогда Р. И. нет дома...
Я часто бывала у него дома, а однажды мне пришлось прожить в их семье около двух месяцев. Мебель у Р. И. так же, как у большинства ответработников того времени (в том числе и у нас), также была казенная. Вспоминая всех людей, которых я хорошо знала, я полагаю, что у них просто-напросто и денег бы не хватило на покупку собственной. Все мы жили скромно, ничем особенным не выделялись из жизни простых людей" 34 . Заметим, что автор этого свидетельства - дочь М. Г. Тракмана, заведующего краевым отделом здравоохранения крайисполкома и Н. П. Милютиной, заведующей отделом школ Западносибирского край-
стр. 82
кома ВКП(б), которые работали под началом Эйхе. В 1937г. они были арестованы и расстреляны- с санкции Эйхе как руководителя "тройки" НКВД.
По должности, первый секретарь крайкома ВКП(б) являлся организатором репрессий на территории вверенного ему края. Сохранившиеся документы, в частности, его выступления на съездах, не подтверждают наличия никаких сомнений у Эйхе по поводу целесообразности борьбы с "осколками троцкизма", с "правым уклоном"", с такими, как "Рютин и другая контрреволюционная сволочь". Не было у него сомнений и в целесообразности террора, развернутого после убийства Кирова. Имеющаяся в литературе характеристика Эйхе как "умеренного" политика, принимавшего участие в тайном совещании старых большевиков во время XVII съезда ВКП(б), на котором обсуждался вопрос о замене Сталина Кировым на посту генсека, противоречит всей линии поведения Эйхе в те годы. (Основанием для подобных выводов послужили сведения О. Г. Шатуновской, члена комиссии Президиума ЦК КПСС, созданной в 1960г. для расследования судебных процессов 30-х годов, которая опиралась, в частности, на показания сестры жены Кирова.) Вся сознательная деятельность Эйхе основывалась на насилии, и таким людям, которые провели грандиозную социальную революцию в деревне в начале 30-х годов, последующие репрессии казались абсолютно необходимой, логически завершающей "грандиозной задачей, задачей строительства бесклассового общества".
Весь процесс так называемого социалистического строительства для Эйхе был борьбой. На одном полюсе - сталинские назначенцы, призванные вышестоящей властью возглавить эту борьбу, на другом - "враги народа", "вредители", "японо-немецко-троцкистско-бухаринские агенты", "их сообщники и их охвостье" и т. д. (лексика писем и выступлений Эйхе. - И. П. ). "Что значит сталинские кадры, - говорил Эйхе на совещании в Новосибирске об итогах декабрьского 1936г. пленума ЦК,- это враги кое-где уже увидели. Эти кадры умеют побеждать во много крат более сильных противников. Но мы не Маниловы, которые в лени мечтают на словах о хороших делах, мы сталинская когорта, которая по-большевистски борется за линию партии, за выполнение указаний своего вождя - великого и любимого Сталина... Ленинско-сталинская бдительность, беспощадность к врагам, большевистское упорство в борьбе за любую задачу, поставленную партией и нашим вождем великим Сталиным, сталинская любовь к людям и верность до последней капли крови Великой Ленинской Сталинской партии - вот качества, которые мы должны требовать от всех партийцев".
Получая директивы из Центра, он проводил одну кампанию за другой, а затем писал отчеты в ЦК. Так было и после получения закрытого письма ЦК ВКП(б) "Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова" от 18 января 1935 г., и закрытого письма "О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока" от 29 июля 1936 года. Однако Эйхе был и в этих случаях не простым, а инициативным исполнителем партийных директив. Вслед за процессом по делу о так называемом "Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре", инсценированным в Москве 19-24 августа 1936 г., в Сибири был организован Кемеровский процесс, поводом для проведения которого явился взрыв на шахте "Центральная" 23 сентября 1936 года. После этого процесса, состоявшегося 19-22 ноября, в январе 1937г. Эйхе предпринял специальную поездку по промышленным районам края, прежде всего в Кузбасс. Эта поездка вылилась в настоящую карательную экспедицию - везде Эйхе "вскрывал", "разоблачал" и давал санкции на арест руководящих работников. Разоблачая "троцкистских диверсантов" и "вредителей", Эйхе неизменно призывал к бдительности, и эти призывы звучали угрожающе. "В какую бы нору враг ни закопался, - говорил он на собрании партийного актива в Новосибирске 27 января 1937 г., - мы должны эту нору вскрыть, какой бы маской враг ни прикрылся, мы должны эту гадину разоблачить и уничтожить". 9 февраля 1937 г. датировано его письмо-отчет
стр. 83
в ЦК "О вредительской работе в Кузбассе". Именно эти факты Эйхе имел в виду, заявив на февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК о том, что "в Западной Сибири мы начали вскрывать вредительство раньше, чем в других областях".
Этот пленум, как известно, стал этапным на пути развязывания массового террора. Важно подчеркнуть то единодушие и приподнятость, которые пронизывали атмосферу пленума во время обсуждения докладов Молотова, Сталина, Жданова и Ежова. Никто не высказывал ни сомнений, ни тем более протеста. Также и в выступлении Эйхе лейтмотивом служила борьба с вредительством, являвшимся, по его утверждению, причиной массовых аварий на промышленных предприятиях края (только на одной шахте им. Кирова в Кузбассе в 1936 г. произошло 1500 аварий и 1600 несчастных случаев).
По возвращении Эйхе из Москвы в Новосибирске началась массовая кампания разоблачения "врагов народа". 16-18 марта 1937 г. доклад и заключительное слово Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК обсуждал пленум крайкома, 19-22 марта - городской и краевой партактив с участием всех секретарей горкомов и райкомов партии, затем все остальные городские, районные партактивы, районные партийные собрания края. 20 июня 1937 г. Эйхе докладывал ЦК: "В 3-х районах эти собрания продолжались по четыре дня, в 31-м районе по три дня, в 34-х районах - по два дня и в 32-х районах - по одному дню". Сам Эйхе на пленуме крайкома говорил несколько часов подряд с небольшим перерывом 35 .
Далее развернулась массированная кампания "проверки на месте работы местных партийных и хозяйственных организаций в деле ликвидации последствий троцкистско- бухаринского контрреволюционного вредительства". По решению крайкома секретари и заведующие отделами аппарата крайкома разъехались по промышленным районам. Сам Эйхе выезжал в Прокопьевск.
В этой обстановке Эйхе не забывал и о деревне. Указания бюро Запсибк-райкома и президиума поступали туда постоянно. Среди них выделялась телеграмма от 7 мая 1937 г., подписанная Эйхе и заместителем председателя крайисполкома Д. Ворониным, которые требовали начать выявление колхозных дворов, имеющих крупный рогатый скот и овец в личном пользовании выше уставной нормы. "Своим бездействием, - говорилось в телеграмме, - попустительствуете разжиганию врагами колхозов частнособственнических настроений отдельных отсталых групп колхозников... При проведении работы по ликвидации этих извращений широко разъясните колхозникам антиколхозный кулацкий характер этих извращений" 36 .
Новая кампания экспроприации в деревне дополнялась очередной волной террора, которую ознаменовал июньский пленум ЦК. На нем Эйхе присутствовал пока еще вместе с Грядинским. После этого пленума рядом своих постановлений Политбюро дало органам НКВД карт-бланш на проведение репрессий. Постановлением от 2 июля 1937г. "Об антисоветских элементах" был запущен в действие чудовищный план очищения общества от "антисоветских" элементов, который все это время разрабатывался в недрах НКВД. 31 июля Политбюро утвердило приказ наркома внутренних дел "Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов": предписывалось начать операцию 5-15 августа и закончить в четырехмесячный срок. Арестованные распределялись на две категории: одни подлежали немедленному расстрелу, другие заключению на 8-10 лет. Всем областям, краям, республикам доводились лимиты по каждой из двух категорий. Первоначально предписывалось арестовать 259 450 человек, из них 72 950 расстрелять. По Западносибирскому краю лимит составил 17 тыс. человек, из которых 5 тыс. подлежали расстрелу; местные руководители имели право запрашивать у Центра дополнительные лимиты 37 . В "тройку", вершившую судьбами населения края, вошли первый секретарь Западносибирского крайкома Эйхе, прокурор края И. И. Барков и начальник краевого управления НКВД С. Н. Миронов, которого вскоре сменил Г. Ф. Горбач.
стр. 84
Жертвами один за другим становились многочисленные соратники Эйхе, с которыми он провел немало успешных акций и которых, тем не менее, сдавал одного за другим. 24 августа датировано его письмо, в котором он докладывал ЦК о разоблачении Грядинского, Колотилова (заведующего сельскохозяйственным отделом крайкома ВКП(б), Воронина, "их сообщников и их охвостья в краевом советском и хозяйственном аппарате, а также на местах".
Как известно, смысл всей следственной работы в те годы состоял в получении подписей обвиняемых на составленных следователями протоколах, которые содержали, как правило, сфальсифицированные показания обвиняемых, добытые под физическими пытками или в результате психологического давления. Эйхе не гнушался лично допрашивать обвиняемых 38 .
Террор в сельских районах был дополнен показательными процессами. Шифротелеграммами от 3 августа и от 2 октября Сталин и Молотов требовали организовать "в каждой области по районам 2-3 открытых показательных процесса над врагами народа- вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы", и осветить суд над ними в местной печати с целью мобилизации колхозников "на борьбу с вредительством и его носителями". 15 августа в соответствии с шифрованной телеграммой из Москвы бюро Запсибкрайкома ВКП(б) приняло постановление: "Предложить тт. Баркову и Мальцеву (прокурору и зам. начальника УНКВД края. - И. П .) в течение 4-5 дней внести в крайком предложение, в каких районах организовать открытые судебные процессы над врагами народа вредителями сельского хозяйства, в частности разработать материалы по Северному и Курьинскому районам для организации в них открытых судебных показательных процессов. Процессы должны быть тщательно подготовлены, с приглашением колхозников и с широким освещением в печати" 39 .
Для организации первого показательного процесса такого рода был избран Северный район, который открыл череду подобных процессов в районах края осенью 1937 г. - в Курьинском, Барабинском, Купинском, Венгеровском и др. Непосредственный старт дал 19 августа доклад Эйхе по радио об уборке урожая и о раскрытии врагов народа в Северном районе. Процесс в с. Северном проходил 18-20 сентября. В качестве обвиняемых предстало руководство района из семи человек, в том числе секретарь райкома М. И. Матросов и председатель райисполкома И. Н. Демидов. Все они по приговору специальной коллегии Западносибирского краевого суда были расстреляны, а уже 2 октября Эйхе доложил об этом Сталину. Открыто уничтожались сталинские назначенцы, которым была уготована роль "козлов отпущения" не только за развал сельского хозяйства, вызванный коллективизацией, но и за все "недочеты" социалистического строительства. О том, что такой смысл акции был ясен автору письма, свидетельствовал предпоследний абзац: "Судебные приговоры над врагами народа- вредителями сельского хозяйства- встречены единодушным одобрением широчайших масс рабочих, колхозников и служащих. На многочисленных собраниях и митингах трудящиеся единодушно требуют выкорчевать до конца троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов, вредителей и диверсантов".
Между тем близилась и его очередь. 28 сентября 1937 г. было утверждено постановление ВЦИК о разделении Западносибирского края на Новосибирскую область и Алтайский край. Вслед за этим в октябре Эйхе был назначен наркомом земледелия. 27 октября "Советская Сибирь" сообщила о состоявшемся 25-26 октября пленуме Новосибирского обкома ВКП(б), избравшем секретарями И. И. Алексеева и Н. Ф. Лобова. Алексеев, занявший место Эйхе, в первой половине декабря докладывал Сталину об обстановке в Новосибирской области. Значительная часть его письма представляла собой донос на предшественника: "Материалы, которыми я на сегодняшний день располагаю, показывают, что работа по выкорчевыванию врагов народа, развернувшаяся после процесса над антисоветским троцкистским центром (январь 1937 г.), где фигурировала троцкистско-
стр. 85
диверсионная группа, орудовавшая в Кузбассе (Дробнис, Шестов, Строилов и другие), а также после вскрытия в области троцкистско-бухаринской фашистской банды во главе с Грядинским, Ворониным, Колотиловым и другими, не получила должного размаха, вследствие этого троцкистско- бухаринские кадры в большинстве своем остались неразоблаченными... Одной из причин несвоевременного разоблачения троцкистско-бухаринских агентов фашизма, как мне кажется, явилось то, что т. Эйхе искусно был обманут врагами и не заметил плотного вражеского окружения, в котором он фактически оказался... Чем иным объяснить положительные характеристики, данные т. Эйхе ряду руководящих работников, которые оказались врагами народа или связанными с ними" 40 .
Начатое Эйхе дело Алексеев довел до конца: из 19 человек, вошедших в состав бюро крайкома в 1937 г. после III Западносибирской краевой партийной конференции, 15 были расстреляны, один, не выдержав пыток, повесился в тюремной камере, двое попали в лагеря и только имя одного встречается в документах последующих лет.
Поиски причин ареста самого Эйхе, которые занимают его биографов, не имеют особого смысла. Его арест был предопределен и без доноса Алексеева и ему подобных. Несмотря на всю свою верность Сталину, Эйхе вполне закономерно попал в "жернова" той системы, в отлаживании которой принимал такое активное участие. Во времена Сталина "отработанные" кадры номенклатуры, как правило, не отправлялись на заслуженный отдых, а уничтожались физически. Составляющей Большого террора как раз и явилась кадровая реформа, которая проводилась по- сталински и результатом которой стало то, что на место репрессированных кадров пришли более 500 тысяч молодых выдвиженцев. Б. И. Николаевский одним из первых дал ей верную оценку (правда, он писал не о кадровой реформе, а об "ежовщине"), назвав ее "варварской формой смены правящего слоя" 41 . Что касается Эйхе, то 12 декабря 1937 г. он был еще избран членом Верховного Совета СССР по Новосибирскому городскому округу. Арестован 29 апреля 1938 г. и почти два года провел под следствием.
На вопрос о действительных причинах такого долгого срока следствия ответить довольно трудно. Одной из версий может быть его мужественное поведение в тюрьме во время следствия, в ходе которого ему сломали позвоночник. Тем не менее, следствие удалось закончить только 25 октября 1939 года. Об обстоятельствах своего вынужденного признания Эйхе рассказал в своем втором письме Сталину от 29 октября 1939 года. Однако если в первом заявлении на имя Сталина, на 1 октября, он категорически отрицал свою вину и просил разобраться с его делом, то во втором он писал о том, что признался, "не выдержав истязаний, которые применили ко мне Ушаков и Николаев, особенно первый, который ловко пользовался тем, что у меня после перелома еще плохо заросли позвонки, и причинял мне невыносимую боль, заставил меня оклеветать себя и других людей".
Эйхе судили в один день с бывшим наркомом внутренних дел Ежовым, 2 февраля 1940 г. (расстреляны они были тоже в один день, 4 февраля 1940 года). На суде Эйхе полностью отказался от своих признаний. "Во всех якобы моих показаниях, - сказал он, - нет ни одной названной мною буквы, за исключением подписей внизу протоколов, которые подписаны вынужденно. Показания даны под давлением следователя, который с самого начала моего ареста начал меня избивать. После этого я и начал писать всякую чушь... Главное для меня - это сказать суду, партии и Сталину о том, что я не виновен. Никогда участником заговора не был. Я умру так же с верой в правильность политики партии, как верил в нее на протяжении всей своей работы" 42 . Конец Роберта Эйхе представляется символическим. Подобно тому, как Эйхе сломал "хребет" российскому крестьянству в Западносибирском крае, ему самому сломали позвоночник в кабинете следователя. Бывший батрак, маргинал Эйхе, который приобрел огромный опыт по грабежу крестьянства в годы революции и гражданской войны, вполне закономерно стал одним из инициаторов и активных организаторов сталинской "коллективизации". Именно в этом заключается его основная личная
стр. 86
роль в советской истории, и выяснение этой роли способствует пониманию "коллективизационного" процесса в СССР в целом.
Примечания
1. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО), ф. П-2, оп. 2, д. 378, л. 121.
2. Реабилитация: Политические процессы 30-50-х гг. М. 1991, с. 35-37.
3. АПИНЕИ. Роберт Эйхе (к 75-летию со дня рождения).- Коммунист Советской Латвии, 1965, N 7; Мужественный борец за дело партии. - Коммунист Белоруссии, 1965, N 7; САНИНА И. И. Р. И. Эйхе. - Вопросы истории КПСС, 1965, N 7; ТАУРИН Ф. Верность: Повесть о Роберте Эйхе. М. 1990.
4. ГУЗЕЕВА В. Т. Р. И. Эйхе: фанатизм и трагедия. - Советская Сибирь (Новосибирск), 25.VIII. 1989.
5. ДЕМИДОВ В. Что стояло за сибирской "беспринципной групповщиной" в 1930 г.? - Партийный вестник (Новосибирск), 1989, N 18; ПАПКОВ С. Заговор против Эйхе. В кн.: Возвращение памяти. Новосибирск. 1991; СЕРЕБРЕННИКОВ С. В. Партийная и государственная деятельность Р. И. Эйхе (1905-1940). Автореф. канд. дис. СПб. 1994: МУГА-КОТ. Роберт Эйхе: триумф и пагуба. - Советская Сибирь, 29.VII. 1995.
6. ХЛЕВНЮК О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы. М. 1996, с. 119, 159.
7. ГАНО, ф. 1020, oп. 3, д. 940, л. 1; и др.
8. Там же, л. 14; Советская Сибирь, 25.VIII. 1989.
9. ГАНО, ф. П-2, оп. 2, д. 17, л. 56, 57; ф. П-1, оп. 3, д. 43, л. 54.
10. Там же, ф. П-2, оп. 2, д. 21, л. 13; ф. 1, оп. 2а, д. 53, л. 11- 15; Хлебозаготовительная кампания 1924/25 г.: ОГПУ как инструмент регулирования рынка. - Гуманитарные науки в Сибири, 1996, N 2.
11. ГАНО, ф. 1, oп. 2, д. 190, л. 94; oп. 2а, д. 51, л. 420, 632: д. 53, л. 130.
12. Известия ЦК КПСС, 1991, N 5, с. 194; ГАНО, ф. П-2, on. 1, д. 2571, л. 307; ф. 47, oп. 5, д. 68, л. 201.
13. Известия ЦК КПСС, 1991, N 5, с. 193-195; ИКОННИКОВА И. П. УГРОВАТОВ А. П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство.- Вопросы истории КПСС, 1991, N 1, с. 71; ГАНО, ф. 47, oп. 5, д. 68, л. 240.
14. Известия ЦК КПСС, 1991, N 5, с. 193; ГАНО, ф. 47, oп. 5, д. 68, л. 196.
15. ГАНО, ф. 20, оп. 2, д. 166, л. 5; ф. 47, оп. 5, д. 68, л. 218- 219.
16. Известия ЦК КПСС, 1991, N 5, с. 195-196; ГАНО, ф. П-2, oп. 1, д. 2571, л. 307.
17. Известия ЦК КПСС, 1991, N 5, с. 201, 202; ГАНО, ф. П-3, оп. 14, д. 185, л. 62-66.
18. Реабилитация, с. 36.
19. ГАНО, ф. П-2, оп. 2, д. 458, л. 19; д. 452, л. 43.
20. Цит. по: ГУЗЕЕВА В. Т. Ук. соч.; ПАПКОВ С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928- 1941. Новосибирск. 1997, с. 37-38.
21. ГАНО, ф. 47, oп. 1, д. 613, л. 196.
22. Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. 1925-1936гг. Сб. док. М. 1995, с. 196-197.
23. ГАНО, ф. 47, oп. 1, д. 613, л. 217; ф. П-3, oп. 2, д. 175а, л. 359-360.
24. Российский государственный архив социально- политической истории (РГАСПИ), ф. 81, oп. 3, д.217, л.154.
25. ГАНО, ф. П-3, oп. 2, д. 175а, л. 353.
26. Там же, д. 595а, л. 11-13; д. 643а, л. 1, 2, 5; Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сб. док. М. 1995, с. 65.
27. ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 595а, л. 26; д. 617, л. 2.
28. Там же, д. 643а, л. 116; д. 647, л. 26.
29. Там же, д. 635, л. 224; Советские немцы: у истоков трагедии. В кн.: Возвращение памяти. Вып. 2. Новосибирск. 1994, с. 117.
30. Там же, с. 100-124; Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938 гг. Новосибирск. 1994, с. 78.
31. Спецпереселенцы, с. 115; Сталинское Политбюро, с. 64.
32. Хроника заседаний Политбюро. В кн.: Сталинское Политбюро, с. 183-255; Исторический архив, 1998, N 4; Вопросы истории, 1994, N 6, с. 3,5.
33. ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 555, л. 82.
34. ЯКОВЕНКО М. М. Агнесса. М. 1997, с. 85; Цит. по: Советская Сибирь, 25.VIII. 1989.
стр. 87
35. XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенограф, отчет. М.-Л. 1930, с. 115-117: XVII съезд... М. 1934, с. 43-47; ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 1014, л. 34; ПАП-КОВ С. А. ук. соч., с. 184-185, 206; УЙМАНОВ В.Н. Репрессии. Как это было... Томск. 1995, с. 85: Вопросы истории, 1994, N 6, с. 3-5; ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 900, л. 225-236; on. 11 д. 29, л. 1.
36. ГАНО, ф. П-3, oп. 11, д. 3, л. 196.
37. Труд. 4. VI. 1992; ХЛЕВНЮК О. В. Ук. соч., с. 188-190.
38. ГАНО, ф. П-3, oп. 14, д. 185, л. 88-89; ПАПКОВ С. А. Ук. соч., с. 190-191.
39. Архивы Кремля и Старой Площади, документы по "Делу КПСС". Новосибирск. 1995, с. 19, 20; ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 861, л. 7.
40. Наша малая родина. Хрестоматия по истории Новосибирской области. 1921-1991. Новосибирск. 1997, с.165- 166.
41. XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 10- 21 марта 1939г. Стенограф. отчет. М. 1939, с. 30; НИКОЛАЕВСКИЙ Б. И. Тайные страницы истории. М. 1995, с. 204.
42. Реабилитация, с. 35-37.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Biblioteka.by - Belarusian digital library, repository, and archive ® All rights reserved.
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Belarus |