Т. I. Формирование феодально-зависимого крестьянства. М. Наука. 1985. 608 с.
Рецензируемый труд является плодом многолетней коллективной совместной работы специалистов по всеобщей истории, истории СССР, славяноведов и балканистов1 . Это первое в советской исторической науке типологическое, комплексное, проблемное, обобщающее исследование истории крестьянства в масштабе всего Европейского континента. Объектом изучения стала не вообще аграрная история средневековья (опыт такого рода изданий на материалах Западной Европы знает современная зарубежная историография), но основной класс непосредственных производителей, составлявших большинство населения феодального общества и игравших ведущую роль в развитии его экономики.
Отечественная историография располагает идущими еще от дореволюционных времен традициями в изучении социально-экономической истории феодального общества. Само становление советской медиевистики, в частности утверждение в ней представления о феодализме как общественно-экономической формации, было связано в первую очередь с разработкой вопросов формирования и эволюции крестьянства. Выдающиеся советские ученые, трудами которых осуществлялась эта разработка - С. Д. Сказкин и Л. В. Черепнин, А. И. Неусыхин, А. Р. Корсунский и А. Д. Люблинская, - были инициаторами и первыми организаторами настоящего издания.
Авторский коллектив не просто подвел итог многочисленным конкретным исследованиям по истории европейского крестьянства, но творчески осмыслил достижения своих предшественников и внес свой вклад в разработку данной темы. Авторы и редколлегия стремились отразить различные толкования, существующие по ряду спорных вопросов, что способствует продолжению научного поиска. Настоящее издание дает полную информацию о современном состоянии изучения той или иной проблемы. Основные позиции авторской концепции возникновения феодально-зависимого крестьянства в обобщенном виде изложены в заключительных материалах к тому ("Некоторые итоги изучения генезиса феодально-зависимого крестьянства в Европе"). Эта концепция в целом противостоит известным направлениям современной буржуазной науки, представители которой склонны отрицать феодальный характер процессов, происходивших в изучаемый период, отодвигая их ко времени т. н. феодальной революции X - XI вв. или считая исходной точкой аграрного развития в Европе частную собственность.
В первом томе освещаются все существенные проблемы истории крестьянства, начиная от определения этого понятия и кончая изучением духовной культуры крестьян. Достоинством работы является
1 Авторский коллектив: Ю. Л. Бессмертный, Ю. В. Бромлей, А. Я. Гуревич, Е. В. Гутнова, Л. А. Котельникова, В. Д. Королюк, А. Р. Корсунский, Г. Г. Литаврин, Л. Т. Мильская, А. И. Неусыхин, К. А. Осипова, Л. П. Репина, З. В. Удальцова, А. Я. Шевеленко, В. П. Шушарин, Л. В. Черепнин. Редколлегия тома: чл.-корр. АН СССР З. В. Удальцова (отв. ред.), Ю. Л. Бессмертный, А. Я. Гуревич, Л. Т. Мильская, К. А. Осипова, В. Д. Назаров. Главная редакция: чл.- корр. АН СССР З. В. Удальцова (глав, ред.), Ю. Л. Бессмертный (зам. глав, ред.), акад. Ю. В. Бромлей, М. А. Барг, В. И. Буганов, акад. АН ЭССР Ю. Ю. Кахк.
стр. 143
богатство конкретно-исторического и источниковедческого материала, что выгодно отличает издание от ряда обобщающих трудов зарубежной историографии, как правило, социологического характера.
Замысел издания определил методику анализа и структуру тома, который включает в себя взаимодополняющие друг друга региональные и проблемные главы. Их единство, а следовательно, и цельность тома обеспечиваются тем, что авторы придерживаются общих принципов типологического подхода к генезису этой формации. Разработанные советской исторической наукой к конце 60-х годов, эти принципы получили дальнейшее развитие в настоящем издании. Широкое сравнительно-историческое исследование различных вариантов формирования и развития крестьянства выявило как общеевропейские закономерности, так и региональную специфику и асинхронность этого процесса. В томе выделены девять регионов, которые отражают основные типы генезиса феодально-зависимого крестьянства в Юго-Западной Европе, Северной Франции, немецких землях, англосаксонских государствах, на Руси, в скандинавских, южнославянских и западнославянских странах, в Венгрии и Византии (гл. 5 - 13). Представленная в томе картина подтверждает единообразную суть процесса в масштабах континента от Византии, отличавшейся резким преобладанием позднеантичного субстрата, до архаичных форм развития в бессинтезных зонах генезиса феодализма.
Сформулированные во введении к тому критерии выделения типов генезиса крестьянства и соответствующих им регионов важны и перспективны не только для дальнейшего исследования истории европейского крестьянства, но применимы и к другим частям света. В числе этих критериев - предпосылки становления феодально-зависимого крестьянства (характер производства, социальной структуры, политической организации в эпоху разложения родового или рабовладельческого строя, специфика природных условий, историческая обстановка, в которой развертывалась феодализация), особенности самого процесса формирования этого крестьянства (характер германо-романского, славяно-романского или греко-славянского синтеза, влияние античного наследия, роль государства в процессе феодализации крестьянства и темпы образования этого класса) и результаты процесса формирования феодально- зависимого крестьянства в Европе (различия, обнаруживающиеся к концу рассматриваемого периода в структуре класса непосредственных производителей, в формах крестьянской зависимости, в том числе в соотношении ее частно-сеньориальных и государственных форм, в преобладающей форме ренты и, наконец, в специфике крестьянской общины) (с. 14 - 15).
Несомненный интерес представляет сформулированное в заключении тома (с. 557- 558) и подкрепленное обширным материалом, приведенным в главах, посвященных отдельным регионам, положение о двух этапах процесса генезиса феодально-зависимого крестьянства в Европе. Главным содержанием первого из них были "феодальная перестройка отношений рабства, кабалы и несвободы, унаследованных от поздней античности и варварского уклада" (с. 557), и подчинение свободных землевладельцев государственной власти, а второго - феодализация массы свободного населения, подчинение лично свободных крестьян частным феодалам, отличавшиеся "многообразием путей и форм" и осуществлявшиеся "и силами частных магнатов, и центральной властью" (с. 558).
Некоторые аспекты исследования четко обозначили современный уровень, достигнутый отечественной наукой в области изучения европейского феодализма. Среди них прежде всего выделяются междисциплинарные поиски и активное использование вспомогательных дисциплин, заметно расширившие возможности исследовательской методики (количественный и антропонимический анализ, привлечение данных археологии, исторической географии, демографии и ономастики). Использование новых методов способствовало расширению исторического знания, особенно при изучении географической среды, типов поселений, орудий труда и быта крестьян, численности населения и типов зависимости, хозяйственных функций общины и эволюции ее форм, состояния сельского режима, предгородских очагов и раннего города и т. д.
Представляет интерес и разработка вопроса о роли политического фактора в процессе формирования крестьянства. Выступая в качестве непременного условия реализации феодальной земельной собственности, составляющей сущностную черту
стр. 144
феодальных производственных отношений, этот фактор оказал значительное воздействие и на процесс генезиса феодализма. Его влияние обнаруживается в многочисленных свидетельствах о существенной роли государства в формировании феодальной зависимости и опережающем развитии публично- правовой эксплуатации в районах бессинтезного варианта генезиса феодализма, в связанной с этими особенностями отчетливо выраженной антигосударственной направленности социальной борьбы в изучаемый период, а также действии социально-правового фактора на стратификацию крестьянства. Представляют интерес данные о недостаточности имущественного расслоения для установления факта феодальной зависимости, которая реализуется в условиях частной власти землевладельца.
Материалы тома отражают не только множественность, но и неоднозначность проявлений политического фактора. В книге есть, в частности, данные, говорящие о его тормозящем в ряде случаев воздействии на процесс складывания частновотчинного землевладения. Приведенные примеры убедительно вскрывают специфику механизма взаимодействия экономического фактора и общественно-политического развития в условиях феодализма. В проблемной гл. 14 проанализированы положение крестьянства в рамках раннефеодального государства и политика последнего по отношению к нему. Заслуга подобной постановки вопроса и решения его с такой полнотой применительно к периоду генезиса феодализма принадлежит исключительно советской исторической науке.
Весьма плодотворны научные результаты разработки темы взаимоотношения города и деревни, определившейся как направление в нашей науке уже в 60-е годы. Органической частью ее в томе явилась попытка определить место и роль раннефеодального города в процессе формирования зависимого крестьянства (гл. 16). Роль города в структуре раннефеодального общества рассмотрена впервые на материале всего континента, а не только романского региона. Стал очевидным факт более значительного, чем было принято считать ранее - применительно к данному периоду - воздействия города на общественные процессы. В работе устанавливаются взаимозависимость торгово-ремесленной активности и процесса натурализации хозяйства в деревне, а также показано влияние этой активности на формирование малых форм вотчины, на известную устойчивость свободной собственности и т. д. Типологический анализ специфики раннесредневекового города и его роли может быть продолжен и углублен, особенно применительно к северным и восточным регионам Европы, слабее представленным в обобщающей главе. Имеющаяся литература, в том числе отечественная, позволяет это сделать.
Материалы тома дают возможность выделить вопрос о раннесредневековом городе в политической структуре общества (как это сделано в тексте, касающемся Византии), о его положении и взаимоотношениях с деревней. Именно в этот период более выраженных по сравнению с экономическими политико-административных форм городской жизни закладывались основы политического влияния города на деревню, присущего феодализму в целом. Характеристика поэтапного превращения античных городских центров в раннесредневековый город и формирования предгородских и городских очагов, возникших уже в переходный период и особенно в зоне бессинтезного развития, служит убедительным свидетельством феодальной природы средневекового города.
Большое внимание уделено авторами социальной борьбе. Исследование этой традиционной для отечественной науки темы существенно углублено для наименее изученного в отечественной и особенно зарубежной историографии периода раннего средневековья. Народные, в том числе и крестьянские, движения того периода, проходившие в большинстве случаев под лозунгом возврата к обычаям предков, изображаются буржуазной историографией как якобы реакционные и безрезультатные. Авторы дают общую позитивную оценку народным движениям этого исторического этапа, причем опираются на убедительный, объективный и конкретный анализ народной борьбы, ее задач и фактических результатов, зачастую скрытых под субъективно-консервативными лозунгами.
В гл. 15 проведено многолинейное типологическое исследование социальных движений на этапе генезиса феодализма - по их форме, целевой направленности и составу. Авторами установлена зависимость периодизации этой борьбы от этапов развития феодальных отношений. Особый интерес представляет новый в отечественной
стр. 145
науке аспект в изучении истории крестьянства - развитие его самосознания. Эта задача оказалась особенно трудной в приложении к данному периоду в силу множественности и текучести социальных градаций, а также включенности различных форм крестьянского протеста в широкие социальные движения. Лишь к концу исследуемого периода оказывается возможным выделить собственно крестьянские движения со своими особыми целями. В книге исследованы участие свободного населения и роль общин в народной борьбе, формы антицерковного протеста - от языческого мессианизма до развитых форм еретического движения. Авторы приходят к выводу, что в изучаемый период налицо были элементы социально-психологического осмысления массами своей борьбы, а в ряде случаев возникали и определенные идейные представления о ее целях и задачах (например, в движениях богомилов и павликиан). Получившие широкое развитие в тех условиях стремления людей, терявших свою независимость, вернуться к прошлому оцениваются в томе как специфическое проявление незрелости их самосознания.
Тема самосознания в издании получила свое развитие в анализе духовной культуры крестьянства и ее места в духовной жизни всего раннесредневекового общества (гл. 17). Это - новое направление в отечественной и зарубежной историографии, оформившееся практически за последние 20 лет. Объект исследования в данном случае представляет особую трудность из-за почти полного отсутствия прямых письменных свидетельств о духовной жизни крестьян. Решить эту задачу оказалось возможным только благодаря обновлению исследовательской методики и привлечению новых источников, например, покаянных книг, в которых отразились языческие верования, или житийной литературы, адресованной определенной аудитории. В томе воссоздана объемная и многосторонняя картина духовной жизни раннесредневекового крестьянина. При этом удалось показать язычество как некую систему мировоззрения и навыков мышления, а также соотнести самосознание крестьян с социально-этническими процессами. Существенную сторону характеристики духовной жизни раннего средневековья составил анализ восприятия крестьянства и его места господствующим классом и церковью.
Как и при анализе истории социальных движений, в духовной жизни раннесредневекового крестьянства обнаруживают себя глубокие эмоции, связанные с сознанием утраты своей свободы людьми, еще помнящими о полноправии своих отцов, эмоции, питавшие острые социальные конфликты. И в этой сфере оценки "старины" и обычаев предков выступают как ключевые понятия духовной жизни и поведения крестьян. Автор подчеркивает, что именно крестьянству принадлежала в конечном счете доминирующая роль в духовной жизни раннесредневекового общества, несмотря на активный процесс его постепенного оттеснения от культурных ценностей, становившихся монопольным достоянием господствующего класса. Эта своеобразная ситуация отразила факт преобладания крестьянства в аграрном обществе на стадии формирования феодального антагонизма. Влияние крестьянских представлений автор видит в наличии мощного пласта архаических верований в мировоззренческой картине мира (включенность человека в природу, вера в возможность магического воздействия на нее, циклическое восприятие времени и т. д.), а также в уважении к труду, когда отождествление его с социально приниженным статусом соседствует с признанием необходимости и полезности крестьянского труда, согласно трехчленной схеме общества.
Характеристика духовной жизни раннесредневекового крестьянства могла быть углублена и обогащена за счет материалов из славянских и византийских регионов.
При чтении тома возникает также ряд соображений о подходе к решению такого важного для понимания генезиса феодализма и аграрной истории крестьянства в целом вопроса, как эволюция германской общины. Авторы неоднократно указывают на то, что для ее социальной характеристики чисто археологический материал может быть использован с большой осторожностью. И тем не менее в томе проявилось чрезмерное давление археологических данных и одновременно с ним - слишком критическое отношение к свидетельствам ряда письменных источников. Представляется, что увязка археологических и письменных источников при изучении генезиса феодализма, и в частности эволюции общины, могла быть более органической.
Бесспорно, что расширение исследовательской методики за счет привлечения
стр. 146
археологических данных, способствующих уточнению системы обработки полей или эволюции форм поселений, привело к отказу от некоторых сложившихся клише в оценке общины, позволило лучше понять ее не как реликт архаического строя, но как живой жизнеспособный организм и сущностную реалию феодального общества. В качестве непременного условия жизни производителя она могла, по утверждению авторов, существовать при отсутствии чересполосицы и системы открытых полей, в условиях не только развитого земледелия, но и преимущественных занятий скотоводством. Особый интерес в этой связи представляют сведения, касающиеся "домовой" общины в качестве организационной формы мелкого производства. Ее сохранение в условиях развитого феодализма подтверждает, что данная форма отнюдь не всегда была связана с родственными отношениями общинников.
Весьма плодотворна также мысль о постепенном укреплении и развитии общинных прав и функций. С этой точки зрения крестьянская община эпохи Меровингов представляется авторам более аморфной, менее развитой организацией, нежели община в условиях развитого феодализма, т. е. с ростом населения и усложнением системы землепользования. Подобный подход к оценке общины соблюден при рассмотрении преимущественно хозяйственных сторон ее жизни. Но общинная организация - это прежде всего социальный организм, являющийся, по утверждению К. Маркса, выражением общинного характера собственности, связанного со слабостью отдельной человеческой личности в условиях низкого уровня развития производительных сил2 .
Социальные функции этого организма на определенных этапах его эволюции могут превалировать над хозяйственными или, наоборот, отставать от них. Община была отнюдь не аморфной, но в социальном плане сильной самоуправляющейся организацией, существовавшей в условиях военной демократии и слабого развития правовых регулирующих норм. Социальные функции общины сокращаются в рамках раннефеодального и феодального государства, а также сложившейся сеньории. Эти функции лишь частично возрождаются в период развитого феодализма в виде отдельных политико- административных прав сельских коммун и сообществ, реализующих их автономию на местном уровне и их существование в качестве низших единиц фискально-административной системы государственного управления.
В отличие от социальных форм жизни хозяйственные функции общины развивались в целом по нарастающей линии в связи с общим прогрессом в экономике феодального общества. Однако теперь они осуществлялись уже в иных социальных условиях. К концу рассматриваемого в томе периода не только община, но и непосредственный производитель перестали быть собственниками пахотной земли.
Последнее замечание по вопросу об общине касается предпринятой в томе попытки уточнить понятие собственности. Справедливо указав на необходимость соблюдения принципов историзма в понимании собственности, авторы напоминают о том, что в период слитности человека с природой понятие собственности не предполагало особого отношения субъекта (индивидуального или коллективного) к главному тогда средству производства - земле. Однако те же принципы историзма побуждают нас признать факт последовательного выделения человеческой личности из природы с параллельным и постепенным высвобождением института собственности, которая, действительно, лишь в условиях капитализма освободится от всех ограничений общинной или корпоративной формы и станет полной частной собственностью. С этой точки зрения и германская община, прежде чем обрести ту самую динамичность, которая, по словам Маркса, отличала ее от восточного или античного типа общины, благодаря выраженной в ней тенденции к развитию мелкой собственности, должна была пережить свою эволюцию. В ходе этой эволюции личность также выделялась из природы, отторгаясь от важнейшего компонента производительных сил - земли, что постепенно изменило в общине соотношение коллективных и индивидуальных начал, подчинив первые последним, т. е. "перевернув" их3 .
Все это заставляет сомневаться в правильности того критического отношения к владельческим правам общины на пахотную землю в условиях формирования аллода (толкование 45 и 59 титулов Салической правды и эдикта Хильперика)
2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. I, с. 18, 485 - 486.
3 Там же, с. 468 - 475.
стр. 147
(с. 134), которое обнаруживается в гл. 3. Характеристика германской общины, взятая во всей полноте хозяйственных и социальных сторон ее жизни, с учетом этапов ее развития в частности и предшествующих исследуемым в томе, могла бы обеспечить более сбалансированную оценку этого организма.
К дискуссионным принадлежит и вопрос о роли государственной власти и государственной формы эксплуатации в процессе феодализации. В частности, в гл. 14 нашла отражение концепция доминантного, ведущего значения складывания вотчинной формы земельной собственности в процессе генезиса феодальных отношений, а также положение о том, что государственная эксплуатация крестьянства становится феодальной лишь с формированием сеньериально-вотчинной системы. Между тем приведенные в томе, причем в разных главах, материалы дают основание говорить о принципиальной, сущностной однородности государственной (чаще она именуется в томе "централизованной" или "публично-правовой" - см., например, с. 366, 372, 407, 426, 432, 435, 436, 454, 488) и частновладельческой, вотчинной феодальной эксплуатации.
Поэтому более взвешенной и убедительной представляется точка зрения, сформулированная в заключении тома и подчеркивающая (со справедливой оговоркой, что в первую очередь это касается "бессинтезных" регионов и Византии) принципиальное единство социального статуса крестьян, подчиненных государям и частным феодалам: и те и другие крестьяне являлись феодально зависимыми (с. 558). В связи с этим было бы целесообразным пояснить, что, собственно, понимают авторы под понятиями "частная", "индивидуальная" собственность (или владение), в чем состоит ее отличие от коллективной (родовой или общинной), в чем заключается сущность производственных отношений, которые необходимо включают в себя "распоряжение чужой рабочей силой", т. е. отношения эксплуатации.
Ощущается некоторый разнобой в структуре региональных глав, круге рассматриваемых вопросов, различия в трактовке некоторых проблем, связанных с состоянием источников и литературы, степенью новизны использованного авторами материала, даже составом авторов, принадлежащих к различным поколениям советских историков. С учетом этих особенностей, по- видимому, целесообразно было бы унифицировать принципы классификации общины, устранить терминологическую пестроту в определении ее форм, которая не всегда отражает их различия по существу.
Научная и во многом новаторская значимость издания состоит в том, что оно существенно углубляет не только представления об истории формирования крестьянства, но и о процессе генезиса и развития европейского феодализма в целом. В томе собран колоссальный, чрезвычайно разбросанный по различным, в том числе малодоступным изданиям, историографический и конкретно- исторический материал, имеется обширная, тщательно подобранная библиография, причем не только по истории крестьянства, но вообще по аграрной истории Европы и ее отдельных регионов. Опыт коллективного проблемного исследования истории крестьянства в масштабах всего европейского континента подтверждает важность и плодотворность типологического подхода к анализу общественных явлений и процессов.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Biblioteka.by - Belarusian digital library, repository, and archive ® All rights reserved.
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Belarus |