"Оружие мира". Навязчивым употреблением этого оксюморона* Индия пытается объяснить свои действия, которые в мире производят впечатление непоследовательных и несовместимых с ее образом миролюбивого государства. Ведь даже в борьбе за освобождение от колониальных оков самым мощным оружием Индии была ахимса, или ненасилие. Ее проповедовал Махатма Ганди -отец нации и апостол мира.

ВЕЛИКАЯ ИНДИЙСКАЯ ДВОЙСТВЕННОСТЬ

Но полвека с лишним спустя эта новая нация, которую породил Ганди, растеряла "гены" его философии. Индия сбилась с курса. И села на мель. Страну, как "дурная" заразная болезнь, поразили межобщинные беспорядки, войны, террористические движения и политические убийства, подрывающие ее жизнеспособность. Применение насилия по отношению друг к другу сейчас стало подобным прелюбодеянию, почти биологической потребностью.

У независимой Индии гораздо больше поводов для сожалений, чем для торжеств по случаю успехов. Хорошие новости - дефицитный товар. И всякий раз, когда их сообщают, происходит всплеск радости, не соответствующий масштабам реальных достижений.

По этой причине взрыв 1974 года в стране приветствовали с мессианской страстью. После тысячелетнего унижения триада индусских богов, наконец, даровала Индии Брахмастру - самое мощное оружие против ее врагов, описанное в священных индийских текстах. Теперь любой стране пришлось бы задуматься, стоит ли развязывать войну против Индии и пытаться покорить ее.

И все же, может ли это быть единственным объяснением того, что духовно развитая нация обрела оружие, способное истребить род человеческий?

Безусловно, нет. Но к 1998 году, в эпоху революционного полового стимулятора "Виагры" ядерное оружие также стало символом напористости нации в деле восстановления своей дремлющей потенции и изменения образа страны, на который наложила отпечаток даже география.

В результате древних тектонических сдвигов полуостров Индостан свисает из подбрюшья Азиатского континента, как вялый пенис. Это не стало достаточным основанием для того, чтобы нация засомневалась в своей удали. В конце концов, ежегодно в этой стране рождается больше детей, чем в любой другой.

Тем не менее, ядерную бомбу и средство ее доставки - ракету индийцы восприняли как некий символ: фаллос нации в состоянии эрекции, как стальную копию лингама, древнего символа потенции Шивы. Кстати, по его имени получил свой псевдоним на период проведения испытаний руководитель Комиссии по атомной энергии (КАЭ) Р. Чидамбарам.

"Нам нужно доказать, что мы не евнухи", - заметил Бал Тхакре**, сильная личность Махараштры, когда его спросили, почему Индия провела испытания 1998 года. Генерал в отставке В. Н. Шарма, бывший начальник штаба сухопутных войск, столь же красочно выразил эту мысль: "Нам пришлось перестать быть пай-мальчиками. В мире есть мерзкие люди, и они снимут с вас штаны, особенно если вы их не подвяжете как следует".

Вспышку национальной шизофрении, однако, нужно было как-то оправдать. Ибо разве не выиграла Индия свою самую великую битву за свободу благодаря таким принципам Ганди, как сатьяграха (упорство в достижении истины) и ахимса? Поэтому на возрастающие ядерные амбиции Индии была накинута "набедренная повязка". Испытание 1974 года было представлено как "мирный ядерный взрыв".

Хотя в 1998 году премьер-министр Атал Бихари Ваджпаи отбросил жеманство по поводу ядерного статуса Индии, он также прибегнул к ставшей тогда привычной мантре***. После испытаний Ваджпаи заявил в одном из интервью: "Мы не хотим скрывать свое деяние под ненужной пеленой двусмысленности. Индия теперь государство, обладающее ядерным оружием. Но наши намерения были, есть и будут мирными".

Ваджпаи не единственный лидер, который проявляет в своем подходе к этим проблемам такую умопомрачительную двойственность. С самого рождения индийской цивилизации манеру поведения ее людей глубоко затронули два течения философии: погружение в жизнь и уход от нее.

Существует ошибочное убеж-

Продолжение. Начало см. "Азия и Африка сегодня", 2003, NN 3 - 4.

* Оксюморон - стилистическая фигура, в которой сочетаются противоположные по значению слова, например - живой труп. (Прим. ред.)

** Бал Тхакре - основатель и руководитель шовинистической индусской организации "Шив сена" ("Армия Шиваджи") в штате Махараштра. (Прим, ред.)

*** Мантра - молитвенная формула или заклинание. Считается, что их многократное произнесение пробуждает в человеке необычные способности. (Прим. ред.)

стр. 49

дение, что индийская культура -это скорее отрицание жизни, чем ее утверждение. Но то, что проповедует индийская философия, является не воздержанием от действия, а, как ни противоречивым это может показаться, отделением себя от последствий совершаемых, даже правильных, поступков. Центральное внимание сосредоточивается на дхарме - долге человека выполнять свои обязанности перед собой и перед другими. Если он поступает нравственно, это неизбежно приведет к надлежащим, то есть к позитивным последствиям. Югадхарма (или дхарма определенной эпохи мифологической хроники) заключается в том, что люди должны действовать в соответствии с такими высокими идеалами. Пассивность всегда осуждалась.

"Бхагавадгита" ("Песнь Господа") - источник вдохновения для многих поколений индийцев -многократно утверждает идею дхармы, взывает к гуманности людей, дает им ключ к пониманию духовной цели своих поступков.

"Гита" указывает два пути к мокше, или освобождению души от круговорота рождений и смертей.

Один путь - это санъяс йога, которая проповедует отказ от мирских наслаждений, выступает за отшельничество и посвящение времени размышлению об истинной сути внутреннего мира человека, чтобы он смог рассеять майю, или иллюзорность всего воспринимаемого мира.

Другой - карма* йога, жизнеутверждающее учение, призывающее индивидуума вести семейную жизнь и исполнять свою дхарму всегда правильно - и в помыслах, и в поступках, - без страха или пристрастия. Когда человек так поступает, он также освобождает себя от кармических уз, которые связывают душу с будущим телесным существованием или перевоплощением.

Чтобы привнести определенный порядок в свою жизнь и сделать более доступной возможность соблюдать дхарму, древние индийцы поделили общество на четыре группы, это деление вначале, предположительно, не было жестким. Сложилась социально-сословная иерархия из брахманов (жрецов), кшатриев (воинов), вайшьев (торговцев) и шудр (земледельцев)**.

Человеческая жизнь также подразделялась на четыре периода.

Первый из них - юность, время ученичества, приобретения знаний и выработки самодисциплины.

Второй - это время семейной жизни.

Третий период характеризуется вступлением человека в возраст старейшины-наставника, чей жизненный опыт и объективность помогает человеку посвятить свою жизнь общественной работе, не преследуя личной выгоды.

И четвертый - жизнь йога или йогини, которые порывают с мирскими соблазнами и ищут глубинный смысл жизни.

Наряду с таким делением была также предпринята попытка объединения двух противоположных тенденций индийской философии: принятия (мирской) жизни во всей ее полноте и ее неприятия.

Хотя большая часть древней индийской философии и культуры сформировалась почти 3500 лет назад, она выдержала испытание временем, даже несмотря на то, что она стала причиной такого поворота судьбы, когда фортуна круто отвернулась от страны. На современных индийских руководителей "Бхагавадгита" также оказала глубокое влияние.

Ганди потратил много времени, "экспериментируя", как он это называл, в поисках истинного смысла жизни. Он практиковал тьягу, или самоотречение, веря, что истинное счастье должно исходить не только от обуздания мирских желаний, но прежде всего от готовности к жертвенности. Он воздерживался от половых отношений, отказался от мяса и избегал всех жизненных удобств. Ганди был способен на большие дела. При этом он соотносил свои действия с высокими моральными требованиями, всегда утверждая, что "цель не оправдывает средства".

Многие индийцы видят в Ганди истинное воплощение индийского идеала: отшельник, окунувшийся в действительность жизни, чтобы указать им духовно и нравственно приемлемый путь к свободе. Когда Ганди проповедовал принцип ахимсы, ему было ясно, что этот принцип не является актом трусости или оружием слабых.

Неру считал, что для Ганди "даже в концепции ахимсы ненасилие имело скорее большее отношение к мотивации действий, недопущению самой мысли о насилии, к самодисциплине и сдер-

* Карма - закон причинно-следственной зависимости; сумма деяний и их последствий, обусловливающая характер нового рождения, а также их влияние на настоящую и последующие жизни живых существ. (Прим. ред.)

** Из этих групп, которых называют варками, в дальнейшем развилась кастовая система. Согласно преданиям одного из древнейших священных текстов - "Ригведы", из уст первочеловека Пуруши возникла варна жрецов - брахманов, из его рук -варна кшатриев, из бедер - варна простых земледельцев и скотоводов - вайшья, а из ступней - самая низшая варна - шудр. (Прим. ред.)

стр. 50

живанию гнева и ненависти, чем к физическому удержанию людей от насильственных действий, когда они становились необходимыми и неотвратимыми".

Неру, как провидец и как прагматик, признался в своей неспособности постичь все тонкости индийской философии. Он рассматривал "Гиту" как "попытку примирить и согласовать три направления человеческого прогресса: дорогу разума или знаний, путь действия и стезю веры". И приходил к выводу: "Вероятно, вере придается большее значение, чем двум остальным".

Эти два лидера, однако, были озабочены не абстрактным философствованием о жизни, а тем, как снова сделать нацию сильной и сбросить угнетающее иго могущественной Британской империи, над которой "никогда не заходило солнце". Индия, которую унаследовали Ганди и Неру, обреталась в бедности и неграмотности. Доход на душу населения в 20-е годы составлял только 12 рупий против 300 рупий на одного англичанина.

Британское господство привело к тому, что Индия не только упустила промышленную революцию, но и оставалась технически крайне отсталой. Индия использовалась, главным образом, в качестве источника дешевого сырья, что делало английскую промышленность высокодоходной. Промышленное развитие страны оставалось на ранней стадии становления, а если и строилась какая-либо инфраструктура, будь то железные или обычные дороги, то делалось это, главным образом, чтобы облегчить империи управление страной.

В сфере обороны, после Сипайского* восстания 1857 года, первого большого сражения Индии за независимость, англичане приняли меры к тому, чтобы у местного самоуправления не было никакого контроля над вооруженными силами. Для ослабления способности Индии вновь вступить в борьбу англичане успешно осуществляли политику "разделяй и властвуй". Они поддерживали традиционных раджей (князей), предоставляя им видимость автономии, и в то же время сохраняли за собой полный контроль за всем. В рамках этого процесса Индия была расчленена примерно на 600 княжеств.

Англичане также посеяли семена разобщенности между индусами и мусульманами, разрешив создание отдельных избирательных курий для мусульман еще в 1907 году. Такую практику вскоре распространили и на другие религиозные общины, и Индия стала мозаикой из таких ячеек, которые постоянно проявляли склонность к дальнейшему дроблению. Это была одна из причин, почему Индию разделили в 1947 году.

Несмотря на то, что в 1885 году, когда был образован Индийский национальный конгресс, началось зарождение политической деятельности, каждое событие, будь то формирование провинциальных законодательных собраний и правительств, либо участие в управлении ресурсами, было победой индийских борцов за независимость, одержанной в ожесточенной борьбе.

Именно в такой обстановке несколько главных идейных направлений (школ) сформировались в процессе поиска путей, которые бы позволили вывести Индию из тяжелого положения. В общих чертах их определяют как модернистский подход, который символизировал Неру, традиционалистское возвращение к "первоосновам", которое проповедовал Ганди, и стремление к возрождению, которое стали олицетворять наставники Ваджпаи из Раштрия сваямсевак сангх (Союз добровольных служителей нации - РСС). Все активисты этих школ были озабочены поиском жизненной энергии народа, которую они смогли бы использовать и превратить в движущую силу, способную сбросить иностранных хозяев.

Хотя Ганди имел много общего с возрожденцами, лидеры РСС стали выступать против него по мере того, как начали лучше понимать его идеи. Они были обеспокоены его аскетическим, некшатрийским (невоинским) стилем руководства, определением охармы как ненасильственного поиска истины и ассимиляционной концепции индийской нации, которую он рассматривал как братство или конфедерацию общин.

Многие лидеры, включая Неру, отвергали взгляды Ганди на экономику и общество, в основе которых лежала опора на самодостаточные деревни. Тем не менее, когда Ганди вступил в Индийский национальный конгресс в начале 20-х годов, он привнес революционные изменения в методы его работы и социальную базу. Он считал членов Конгресса слишком элитарными и оторванными от проблем народных масс. Он привлек в партию крестьян, сделав ее в большей степени многочисленной аграрной организацией.

Характер действий, который практиковал Ганди, также отличался коренным образом. Он не при-

* Сипаи - наемные солдаты из местного населения в англоиндийской армии.

стр. 51

знавал ни пассивные резолюции или речи, ни террористическую деятельность, которая, по его мнению, противоречила основному политическому курсу Конгресса. Взамен он развил идею о мирном, но стойком сопротивлении, с добровольным (если придется) мученичеством ради достижения цели.

Неру однажды заметил: "Ганди был необычным пацифистом -активно действующим, с бьющей через край мощной энергией. В нем не было никакой покорности року или чему- либо еще, что он считал злом, он был преисполнен духа борьбы, хотя и мирной, но достойной".

Ганди, отточивший в Южной Африке свое мастерство в сатьяграхе, решил, что он будет призывать к борьбе за освобождение Индии не только от иностранных угнетателей, но и от проклятия многих социальных язв.

Ганди также поклялся не покладать рук во имя сотворения такой "Индии, в которой самые бедные будут чувствовать, что им принадлежит эта страна, в процессе становления которой у них на деле появится право выражать свое мнение, Индии, в которой не будет никаких высших и низших классов людей, Индии, в которой все общины будут жить в совершенной гармонии... Индии, в которой нет места бичу неприкасаемости или проклятию опьяняющих напитков и наркотиков... в которой женщины будут обладать такими же правами, как мужчины... Это Индия моих грез".

Ганди завоевал сердца масс тем, что пытался вывести их из оцепенения. Он хотел восстановить духовное единство народа, выявить ростки жизни в старых корнях и опереться на них. Для него не имела значения какая-либо одна религия. Он считал, что индийская культура не является целиком ни индусской, ни исламской, ни какой-либо еще, а синтезом их всех. Ганди говорил: "Я хочу, чтобы культура всех индийских краев развивалась вокруг моего дома как можно свободнее. Но я отказываюсь отдавать предпочтение какой-либо одной из них. Я отказываюсь жить в домах других народов, вмешиваясь в их дела, или на положении нищего или раба".

До самой своей смерти Ганди работал над тем, чтобы вовлечь мусульман в основное русло политической жизни индусской Индии. "Мягкотелость" Ганди как в его отношении к мусульманам, так и в тактике борьбы за освобождение Индии, ужаснула РСС. Его лидеры считали, что тысячелетнее иноземное господство лишило индусское большинство его силы и целеустремленности. Для них восстановление индусского образа жизни содержало в себе ключ к возрождению Индии.

Вторая мировая война стала решающим испытанием веры Ганди и дела всей его жизни. К сильному разочарованию своих коллег, он не отказался от ненасилия. В 1940 году, когда война бушевала в Европе и угрожала перекинуться на Индию, он хотел, чтобы Конгресс объявил о своей приверженности принципу ненасилия даже для свободной Индии. Для него Индия должна была стать символом, который заставил бы мир бросить его привычку к войне с ее жестокостями.

По этому вопросу между Ганди и Конгрессом произошел определенный раскол. ИНК ясно дал понять Ганди, что нереально обязывать Индию или саму партию к применению в будущем принципа ненасилия в международной сфере.

Как утверждал Неру, Ганди понимал, что независимой Индии все же пришлось бы укреплять военную, военно-морскую и военно-воздушную мощь, чтобы защитить себя. Он писал: "Никогда принцип ненасилия не распространялся на сухопутные войска, военно-морской флот, военно-воздушные силы или полицию. Было само собой разумеющимся, что его применение ограничивается нашей борьбой за свободу".

По иронии судьбы, как раз тогда, когда человечество совершенствовало такой инструмент низвержения некогда могущественной империи, как мир и ненасилие, оно также разрабатывало самое разрушительное за всю свою историю оружие - атомную бомбу. Человеческому роду как бы предлагался выбор между подлинным оружием мира и оружием, которое могло бы привести к тотальному уничтожению.

Атомная бомба, которую Ганди описывал как результат самого "дьявольского применения науки", не подорвала его веру в истину и ненасилие. В феврале 1946 года, всего шесть месяцев после взрывов над Хиросимой и Нагасаки, Ганди писал в еженедельнике "Хариджан": "Это не только не разубедило меня, но и ясно продемонстрировало мне, что близнецы (истина и ненасилие) составляют самую мощную силу в мире, перед ними атомная бомба бессильна. Две противоположные силы являются полностью различными по сути, одна нравственная и духовная, другая - физическая и материальная. Первая беспредельно превосходит вторую, которая по самой своей природе имеет предел. Сила духа всегда прогрессивна и бесконечна. Ее полное выражение делает ее непобедимой во всем мире".

Вряд ли можно сомневаться в том, что Ганди был среди самых влиятельных личностей двадцатого века. В своей книге "Выдающиеся умы: анатомия лидерства" Ховард Гарднер пишет, что "руководители добиваются успеха, главным образом, благодаря своим идеям". Более того, лидеры "воплощают свои идеи в жизнь" образом своей жизни как примером, вдохновляющим других.

Гарднер помещает Ганди в редкую категорию лидера-провидца, который, по его определению, "не удовлетворяется озвучиванием современных идей или воссозданием идей, вытащенных из отдаленного или недавнего прошлого. Эта личность на самом деле создает новые идеи, такие, которые не были до этого известны большинству индивидуумов, и достигает, по крайней мере, определенную степень успеха в эффективной передаче этих идей другим".

А кого еще Гарднер относит к этой категории?

Иисуса Христа, Будду и Мухаммеда.

Альберт Энштейн, чьи исследования проложили дорогу к атомной бомбе, в разработке которой он участвовал, был глубоким почитателем Ганди. Он отмечал: "Ганди наглядно показал, что сильным человек может стать не только за счет коварства, обычных политических интриг и обманов, но и подавая убедительный пример высоконравственного образа жизни. В наше время полного морального упадка он был единственным настоящим политическим деятелем, который выступал за высшие человеческие взаимоотношения в политической сфере... Грядущие поколения... едва ли пове-

стр. 52

рят, что такой человек из плоти и крови, как он, когда-либо ходил по земле".

Мартин Лютер Кинг поставил их в один ряд: "Человечество лишь дважды в нашем столетии проявило способность думать: один раз в лице Энштейна, а затем - Ганди. Мысль Энштейна изменила понимание физического мира, мысль Ганди трансформировала понимание мира политического".

Тем не менее, после смерти Ганди в 1948 году, даже независимая Индия начала отдаляться от его идеологии. Руководство перешло к Неру, который, хотя и был стойким поклонником Ганди, пошел по другому пути.

В отличие от РСС, считавшего, что индийский дух подавили иностранные завоевания, Неру полагал, что корень болезни гораздо глубже. Он считал, что индийская цивилизация сама по себе растеряла свою энергию и оказалась в трудном положении. Как говорил Неру: "Дух поиска и рационалистической любознательности уступили дорогу узкой ортодоксии, запретам и слепому идолопоклонству... подобно вялой струйке, медленно просачивающейся через нагромождения мертвых столетий".

К VIII веку наука и творческий потенциал индийцев достигли своего зенита, и страна могла похвастаться такими великими людьми, как математик Арьябхата, врач Чарака и астроном Варахамихира. Но когда первое тысячелетие закончилось, наука едва теплилась. Индия потеряла свое техническое преимущество, даже в оружии. Тем не менее, она все еще жила в наивной уверенности в своем величии.

Когда индийская цивилизация пришла в упадок, она стала легкой добычей захватчиков. Одаренный ученый XI века Аль-Бируни, служивший при дворе Махмуда Газнави - мусульманского завоевателя, который грабил Индию, писал: "Индусы уверены, что нет других стран, кроме их стран, нет других народов подобных им, нет других таких правителей, как у них, нет сравнимых с их религии и науки. Они высокомерны, до нелепости тщеславны, заносчивы и бесстрастны... Если бы они путешествовали и общались с другими народами, они бы вскоре изменили свое мнение, потому что их предки не были такими недалекими, как теперешнее поколение".

Неру считал, что для того, чтобы Индия снова обрела жизнеспособность, ей нужно возродить в своем народе дух перемен. Он признавал, что среди индийцев всегда теплилось "желание к синтезу старого и нового. Именно это побуждение и желание заставляло их двигаться дальше и давало возможность впитывать новые идеи, сохраняя многое из старого".

Неудовлетворенность, считал Неру, является стимулом прогресса. И если Индия хочет двигаться вперед, ей непременно нужно не только взять лучшее от прошлого, но и коренным образом изменить свой подход с тем, чтобы она могла впитывать идеи современности и строить новое будущее. Он писал: "Я сознавал, что у индийцев есть громадные подспудные запасы энергии и способностей и хотел высвободить эти запасы и дать людям почувствовать себя снова молодыми и полными жизни. Индия на деле не может играть второстепенную роль в мире. Она либо будет иметь огромное значение, либо вовсе не будет приниматься в расчет".

Но идеализм Неру развеялся, когда Индия стала независимой, а он стал премьер- министром. Раздел Индии породил Пакистан и десятилетия ненависти и раздоров на континенте. Раздел стоил жизни пяти миллионам человек и еще в три раза больше людей обрек на нищету.

стр. 53

Правительству Неру пришлось проявить огромное мастерство, чтобы убедить шестьсот с лишним махараджей присоединиться к доминиону Индийский Союз. Нужно было выработать новую конституцию, да так, чтобы сбалансировать полномочия центра и федерации штатов. Во внешней политике стране надо было найти свою собственную нишу в качестве самой большой демократии в мире. Если бы независимая Индия столкнулась с голодом, то не хватило бы никаких средств, чтобы облегчить людские страдания. Большинство ее зарождающейся промышленности технологически находилось на стадии средневековья, да и то в состоянии депрессии.

Неру написал, что предложенный план панчаяти раджа* был слишком медленным методом преобразований и мог привести к распаду новорожденного индийского государства. Он на раннем этапе стал приверженцем промышленно- технологической модели развития, которая позволила бы Индии "опираться только на свои собственные силы". Его первоочередным приоритетом было повышение жизненного уровня народа, а на втором месте стояло обеспечение национальной безопасности Индии, повышение ее роли в мировой структуре силы до уровня, соответствующего величине и значимости страны.

Находясь под сильным впечатлением социализма и его успехов в Советском Союзе, Неру верил в централизованную систему управления. Он решил, что государство должно добиваться командных высот в экономике. Планирование стало основным принципом, принимались пятилетние планы развития. Своего рода храмами современной Индии должны были стать большие плотины и предприятия тяжелой промышленности, финансируемые и управляемые государством.

Наука и техника должны были обеспечивать как работу "мозговых центров", так и реализацию нововведений, необходимых для ускорения процесса развития. Еще в 1937 году он говорил ученым, собравшимся на Индийский национальный научный конгресс, что "только наука могла бы добиться ликвидации голода и бедности, антисанитарных условий и неграмотности, преодолеть суеверия и косные обычаи и традиции, покончить с тратой впустую больших ресурсов богатой страны, населенной голодающими людьми".

В подходе к проблемам безопасности Неру проявил поразительную двойственность. Его идеализм по поводу обеспечения мира во всем мире и перспектив всеобщего разоружения приобрел оттенок прагматизма, который он старался скрыть. Неру полагал, что Индия должна играть главную роль в том, чтобы убедить мир отказаться от оружия массового поражения. Но он также ясно представлял себе, что, если его усилия не увенчаются успехом, Индия не должна оставаться уязвимой, даже если для этого пришлось бы обуздать энергию атома.

Хаксар, который был ведущим советником Индиры Ганди в годы ее становления как премьер-министра, - один из тех, кому удавалось проникнуть в суть мышления и взглядов Неру в то время. Хаксар хорошо узнал Неру, занимая должность заместителя верховного комиссара** Индии в Великобритании в 40-е годы и позже, работая в Дели.

В 1930 году, когда Хаксару было семнадцать лет, он впервые увидел Неру в Аллахабаде, и его внимание привлекло лицо Неру. Хаксар писал: "Я думаю, Вы могли бы смотреть на его лицо часами, как смотрите на меняющийся лик муссовдых туч после ливня. У огромного большинства из нас нет лиц, которые видны другим. Мы носим маски. А у него маски не было. Его лицо выражало каждое мимолетное настроение, чувство и переживание". В то время, когда Хаксар знал его, лицо Неру отражало бурные события его эпохи с редкими моментами затишья.

По наблюдениям Хаксара, Неру хотел, чтобы новый мир освободился от оков аксиомы Клаузевица, гласившей, что "война является продолжением политики другими средствами", подхода Черчилля, считавшего что у государства "нет постоянных друзей, нет постоянных врагов, есть только постоянные интересы". Неру не верил в теорию равновесия сил, согласно которой в случае конфликта самое большое значение имеет то, кто на вашей стороне, а кто против вас.

В своем интервью в 1998 году Хаксар отмечал: "Неру хотел развеять бытующее представление о том, что различные государства могли бы взять цветные карандаши, поделить мир между собой и нарезать доминионы". Будучи приверженцем идеи неприсоединения, Неру рассматривал ее только как "средство продвижения вперед, сохранения и защиты мира во всем мире в определенное время и в определенном месте".

Хаксар вспоминал, как Неру был потрясен атомной бомбардировкой американцами Хиросимы и Нагасаки. Он считал, что она заставила Неру еще энергичнее убеждать страны мира отказаться от войны как механизма урегулирования международных споров и отказаться от ядерного оружия. Такой подход не был проявлением далекого от действительности идеализма: Неру понимал, что создание ядерного оружия означает, что следующая мировая война могла бы привести к уничтожению всего живого. Хаксар вспомнил, как Неру сказал ему: "Мы не имеем права на неудачу в этом деле. Давайте спасем будущие поколения от бича ядерной войны".

Неру был глубоко разочарован, когда представленный в июне 1946 года в ООН план Баруха***, в котором, в частности, предлагалось объявить вне закона атомное оружие и предусмотреть жесткие санкции за нарушение этого запрета, был отвергнут. Мультимиллионер и финансист Бернар Барух, выступивший с этой инициативой по поручению президента США Гарри Трумэна, предварил свои предложения драматическим заявлением: "Мы должны сделать выбор между живыми и мертвыми". Но выбор уже был сделан сталинским Советским Союзом, преисполненным решимости создать атомную бомбу. Надвига-

* Панчаяти радж - система сельского местного самоуправления. (Прим. ред.)

** Верховный комиссар (High Commissioner) - название главы дипломатического представительства (посла) одной страны Британского Содружества наций в другой. (Прим. ред.)

*** -"План Баруха" был пропагандистской акцией, направленной фактически на сохранение атомной монополии США. Он предусматривал установление контроля над урановыми рудниками других стан, прежде всего СССР, при сохранении права США на производство атомного оружия. (Прим. ред.)

стр. 54

лась изнурительная гонка вооружений.

Неру почувствовал зловещие предзнаменования. Он знал, что в то самое время, когда он борется за мир без войны, Индии придется наращивать потенциал собственной защиты, а также использовать неограниченную мощь атомной энергии. 2 февраля 1948 года он написал министру обороны Балдеву Сингху: "Будущее принадлежит тем, кто производит атомную энергию. Ожидается, что она станет главным источником энергии в будущем. Конечно, оборонная отрасль очень заинтересована в ней. Обладание атомной энергией имеет даже политические последствия".

Раньше в оборонной политике нового правительства упоминалось: "Возможное использование атомной энергии в военных действиях, по всей вероятности, приведет к революции в наших представлениях о войне и обороне. В настоящий момент мы можем не принимать данный фактор во внимание, за исключением признания абсолютной необходимости разработать способы использования атомной энергии как в гражданских, так и в военных целях. Это означает проведение научных исследований в большом масштабе".

В этом деле Неру полагался на Хоми Джехангира Бхабху.

МАХАРАДЖА ТРОМБЕЯ

Именно дуэт Неру и Бхабха господствовал в индийской ядерной политике в 50-е годы и в начале 60-х годов. Бхабха относился к Неру как к старшему брату и в своих официальных письмах к нему обычно использовал обращение "брат".

Сопоставляя их характеры, известный ученый М. Дж.К. Менон отмечал: "Оба удивительно чувствовали прекрасное. Хоми находил удовольствие в музыке, живописи, цветах, садах и архитектуре; Джавахарлал всегда носил розу в петлице, отличался любовью к горам, поэзии. Каждый из них был глубоко предан Индии и озабочен ее будущим... У обоих была сильна вера в мощь науки и техники как рычага для экономических и социальных изменений".

Как и Неру, Бхабха, казалось, своим присутствием полностью заполнял любое помещение. Но в отличие от Неру, он был грубоватым снобом. Он накопил богатый лексикон бранных выражений, и у него была привычка громко хохотать. Бхабха был человеком огромной живости и энергии, который стремился совершить в своей жизни как можно больше дел.

В 1934 году Бхабха, будучи в возрасте двадцати пяти лет, написал своей подруге: "Поскольку я не могу увеличить насыщенность жизни путем продления ее продолжительности, я продлю ее благодаря усилению ее интенсивности. Искусство, музыка, поэзия и все остальное, что я делаю, преследует одну эту цель - повышение интенсивности моего сознания и жизни".

В отличие от многих своих сограждан, Бхабха мог себе позволить это. Родившийся в 1909 году, Бхабха имел родственные связи с влиятельными людьми -сестра его отца была замужем за сэром Дорабом Тата, сыном основателя группы "Тата". Его отец служил генеральным инспектором образования в Майсуре, а Бхабха рос в Мумбае.

Его привлекали естественные науки, подаренный ему как-то в детстве конструкторский набор зачаровал его. Он также увлекался музыкой и живописью и даже брал у специалистов уроки по этим предметам. Субботы и воскресенья он проводил в доме своей тети, который тогда часто посещали ведущие светила индийского освободительного движения, включая Махатму Ганди. В таких встречах некоторые исследователи усматривают причину его национально-освободительного пыла в более поздние годы.

По настоянию своего отца в соответствии с семейной традицией Бхабха в 1927 году отплыл в Англию, чтобы изучать инженерное дело в Кембридже. Он больше увлекался наукой, но отец, вероятно, обеспокоенный тем, что он разбрасывался, считал, что инженерное дело лучше обеспечит перспективы карьеры сына.

Год спустя Бхабха уже начал роптать и написал своему отцу: "Я всерьез считаю, что бизнес или работа инженера не для меня. Они совершенно чужды моему характеру и несовместимы с моим темпераментом и взглядами. Мое призвание - физика. Я знаю, что в этой области добьюсь многого. Потому что каждый человек может работать лучше всех и отличиться только в той области, которую он страстно любит и верит, как я, что у него есть способности к ней".

Неудивительно, что в Кембридже физика, а соответственно и математика, интересовали Бхабху больше, чем инженерное дело. А в то время исследователи в Европе и в США делали сенсационные открытия в области строения атома, особенно атомных ядер и сил, которые удерживают их вместе.

В 30-е годы жизненный путь привел вальяжного Бхабху в лучшие лаборатории Европы, где он учился под руководством тогдашних светил, таких как Нобелевские лауреаты Энрико Ферми, Вольфганг Паули и Нильс Бор,

стр. 55

каждый из которых внес значительный вклад в раскрытие загадок атома.

Общение Бхабхи с целым рядом выдающихся ученых привело его к пониманию безграничных возможностей атомной энергии, а также дало опыт в оборудовании сложных лабораторий для экспериментов с ней. Позже это оказалось полезным для Индии. В Кембридже его товарищем по команде гребцов был У. Б. Льюис, который позже стал председателем Канадской энергетической программы. Именно дружба Бхабхи с ним помогла тому, что канадцы вместе с щедрой помощью согласились в 50-е годы создать исследовательский реактор "Сайрус" (английское сокращение от "канадо-индийский реактор"). Плутоний, выработанный в этом реакторе, тайно использовался при создании индийской атомной бомбы.

К 1945 году Бхабхе удалось убедить руководство монополистической группы "Тата" учредить Институт фундаментальных исследований "Тата" (ИФИТ) в Мумбае. Уже тогда Бхабха стал употреблять выражение, которое вошло в профессиональный жаргон для обозначения нового характера научного и промышленного развития Индии: "Опора на собственные силы".

Тезис опоры на собственные силы стал и лейтмотивом заявлений Неру, когда он в качестве первого премьер-министра государства готовился вытащить независимую Индию из проторенной колеи и твердо поставить ее на путь прогресса. Бхабха смог убедить Неру, что нужен размах для того, чтобы добиться чего-либо существенного. Несмотря на то, что атомная энергия открывала потенциальные возможности неограниченной энергии, они оба ясно осознавали ее разрушительный потенциал.

Бхабха, основываясь на своем зарубежном опыте, предложил план создания развитой инфраструктуры, которая позволила бы овладеть критическими технологиями, требующимися для производства ядерной энергии. Он, как и Неру, знал, что это открыло бы Индии путь к созданию бомбы. Такой план давал возможность избежать острых нравственных дискуссий, которые наверняка вызвала бы Индия, открыто выступив за создание бомбы.

В апреле 1948 года Неру согласился с предложением Бхабхи принять в Учредительном собрании Закон об атомной энергии и создать КАЭ (Комитет по атомной энергии. - Ред.), заявив: "Мы теперь вступаем в атомный век... и он несет что-то безгранично более мощное, чем и пар, и электричество. Если мы хотим идти в ногу со временем, мы должны развивать атомную энергию не для военного применения - да, да, я думаю, что мы должны развивать ее с намерением использовать в мирных целях".

Показательно, что Неру добавил: "Конечно, если нас, как государство, вынудят ее использовать в других целях, вероятнее всего, никакие ханжеские чувства любого из нас не остановят нацию и от такого применения атомной энергии".

В 1949 году Бхабха привлек к работе Раманну, ученого, которому судьбой было уготовано стать "отцом" индийской бомбы. Как и Бхабха, Раманна оказался многогранным человеком. Он играл на фортепьяно с необыкновенной страстью. Его любимым произведением стал Концерт N 4 "соль мажор" Бетховена, который, в отличие от большинства сочинений композитора, в которых бушуют страсти, звучит спокойно, даже задушевно.

Именно любовь к музыке привела Раманну к случайной встрече с Бхабхой в Майсуре в 1944 году. Его представил Бхабхе доктор Альфред Мистовский, репетировавший с Дворцовым оркестром Майсура. Бхабхе понравился молодой человек со щетинистыми усами, который говорил о музыке с таким же жаром, как и о физике. Через несколько месяцев он предложил Раманне стипендию Дж.Н. Таты для проведения физических исследований в Королевском колледже в Лондоне.

Позже, во время своего приезда в Англию, Бхабха предложил Раманне работу. Ему следовало связаться с дипломатическим представительством Индии в Лондоне, чтобы организовать свое возращение. Раманна быстро направился в представительство, возглавляемое тогда язвительным В. К. Кришной Меноном. Бхабха и Менон испытывали сильную неприязнь друг к другу еще со времени учебы в Кембридже. Позже, когда Менон стал министром обороны, у них часто были стычки по важным вопросам.

В тот день, немного поворчав по поводу манер Бхабхи, Менон попросил Раманну обратиться к Хаксару, который был тогда его заместителем. Хаксар проникся симпатией к Раманне и даже через много лет полагался на него в деле тайного проталкивания индийской программы создания ядерного оружия. В 1949 году Хаксар устроил переезд Раманны в Индию.

Когда Раманна вернулся, он с изумлением обнаружил, что Бхабха уже заложил фундамент исследований в области атомной энергии. Было очевидно, что в глубине души Бхабхи всегда маячила бомба. Бхабха говорил Раманне в тот период: "У нас должна быть потенциальная возможность. Нам следует сначала утвердиться самим, а затем уж говорить о Ганди, ненасилии и мире без ядерного оружия".

Это убеждение совпадало с желанием индийских ученых доказать, что страна смогла бы сделать это. Раманна отмечает: "Среди нас никогда не было дискуссии по поводу того, следует ли нам создавать бомбу. Более важным было, как ее делать. Для нас это было делом престижа, который бы оправдал наше древнее прошлое. Вопрос о средстве сдерживания возник значительно позже. В качестве индийских ученых мы также стремились показать нашим западным коллегам, которые в те дни были о нас невысокого мнения, что мы также смогли бы это сделать".

К тому времени Неру, продвигавший идеи Движения неприсоединения (ДН), приобретал репутацию "мистера "Третий мир". Он искренне верил, что играет главную роль в обеспечении мира во всем мире, настойчиво и упорно сражался за глобальное разоружение. Неру дал ясно понять Бхабхе, что он не сделает ядерного выбора до тех пор, пока для успеха его миротворческих усилий сохраняются реальные шансы. Б. К. Неру, бывший индийский посол в США и двоюродный брат Неру, помнит, как он при встрече с Бхабхой в 1951 году спросил его, почему Индия не планирует взорвать бомбу. Бхабха ответил: "Старик" (Неру) не разрешит мне. Он одобрил мои планы по атомной энергии, но сказал, что ни при каких уело-

стр. 56

виях я не должен производить оружие".

Между тем Неру никогда не позволял своим идеологическим убеждениям влиять на процесс принятия решений. В 1953 году он расценил выдвинутое президентом США Дуайтом Эйзенхауэром предложение "Атом для мира" как уловку, рассчитанную на то, чтобы пресечь в зародыше появление претендентов на статус ядерной державы. Эйзенхауэр обещал помощь государствам, не обладающим ядерным оружием, в создании атомных электрических станций, а также в учреждении "банка", из которого они могли бы получать расщепляющиеся материалы на свои нужды, вместо того, чтобы производить собственное топливо. Президент США внес предложение образовать специализированное учреждение ООН - Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ), чтобы регулировать такую деятельность и гарантировать, что расщепляющиеся материалы, поставляемые в разные страны, не будут направляться на создание оружия.

Бхабха рвался подписаться под тем документом, но Неру, как достоверно известно, на папке с материалами по данной теме написал: "Это политическое решение, которое не должно приниматься учеными-ядерщиками". Неру был против того, чтобы Индия отказалась от планов создания атомной бомбы и предупредил Бхабху, что Индии следует прежде всего создать возможности для производства такого оружия.

Биограф Неру профессор С. Гопал, у которого был доступ к его переписке с Бхабхой в тот период, сказал в интервью в 1997 году: "Далеко не всем известно, что Неру написал Бхабхе, что он против запрещения атомного оружия. Политика Неру заключалась в том, чтобы отказаться от его использования, а не от обладания этим оружием. А Бхабха в соответствии с публичными выступлениями Неру хотел полностью поставить его вне закона. Неру отрезал: "Нет! Нет! Не заходите так далеко".

Итак, как раз тогда, когда Неру громко заявлял о том, что никогда не позволит Индии создать атомное оружие, он давал "зеленый свет" планам Бхабхи по созданию инфраструктуры, необходимой для его производства.

П. К. Айенгар вспоминает, что тогда ходили толки о сотрудничестве Неру с двумя другими основателями Движения неприсоединения - президентом Египта Гамалем Насером и лидером Югославии Иосипом Броз Тито в деле овладения технологией производства бомбы с тем, чтобы они могли образовать мощную третью силу. Югославия уже освоила производство тяжелой воды. А Египет с помощью Советского Союза и Норвегии должен был производить плутоний. Но свидетельств, подтверждающих достоверность информации о таких планах, если они и были, нет.

Тем не менее, в конце 1955 года было принято логичное решение - наладить сотрудничество с Канадой с целью строительства исследовательского реактора "Сайрус", который позволил быстро получить плутоний. Индии требовался доступ либо к обогащенному урану, либо плутонию, если она намеревалась развивать свой потенциал по созданию ядерного оружия. Но ни одна страна не собиралась делиться этими расщепляющимися материалами без надежных гарантий их использования только для выработки энергии.

Тогда же стали поступать сообщения разведки о тайных приготовлениях Китая к созданию атомных бомб. Хотя Неру считал, что он скрепил дружбу с Китаем, подписав Соглашение о панчашила (пяти принципах мирного сосуществования) в 1955 году, на границе чувствовалась напряженность, которую он не мог игнорировать. Так как ожидалось, что "Сайрус" выйдет на рабочий уровень в 1960 году, Бхабха убедил Неру, что Индии не стоит медлить и следует начать строительство завода для извлечения плутония из отработанных топливных стержней реактора.

В июле 1958 года Неру дал разрешение на этот проект, получивший кодовое название "Феникс", рассчитанный на ежегодную переработку 20 тонн топлива для получения 10 килограммов плутония - эквивалент "начинки" атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Завод, который строился в Тромбейском комплексе, планировалось ввести в эксплуатацию в середине 1964 года.

Бхабха тогда использовал любую возможность, чтобы собрать информацию о том, как делать бомбу. В 1960 году Франция перевела известные лаборатории из Фонтене-о-Роз, где производилось большинство ее работ по нейтронным взрывателям для атомных бомб, в Сакле. Французы предложили разрешить некоторым индийским ученым посмотреть, как создавались крупные атомные станции. Бхабха направил Васудева Айю и велел ему разузнать как можно больше всего, особенно о способах производства полония, используемого во взрывателях. Хотя французы не раскрывали никаких технологических процессов, во время перерывов на обед они вежливо, хотя и без задержек, проводили его через некоторые секретные лаборатории.

На следующий год, в августе 1961-го, Бхабха признался одному старшему чиновнику из министерства иностранных дел, что Индия не только знала о приготовлениях Китая к созданию атомной бомбы, но и что Неру велел ему "принять меры предосторожности". Бхабха тогда оптимистически оценил, что если бы ему дали разрешение, чтобы сделать бомбу, у Индии на это ушло бы два года.

В январе 1962 года Бхабха сделал первую серьезную попытку по организации изучения физики ядерного взрыва, собрав с согласия Неру небольшую группу физиков, возглавляемую профессором Р. К. Асунди.

Когда Индия начала свои приготовления к созданию собственного потенциала производства по созданию атомной бомбы, Бхабха тут же выступил за обеспечение максимальной секретности в работе. В сентябре 1962 года, за два месяца до войны с Китаем, Неру согласился провести в парламенте закон, который предоставил центральному правительству полный контроль над решениями по атомной энергии и ужесточил статьи, касающиеся сохранения государственной тайны.

Катастрофическая для Индии война с Китаем, начавшаяся в октябре 1962 года, не только подорвала здоровье Неру, но и ослабила его влияние в стране. Б. К. Неру, который был тогда послом Индии в США, говорит: "Неру был идеалистом, во многих отношениях оторванным от реальности. Он расценил китайскую агрессию как злобный, жестокий и эгоистичный акт, и это сломало его". Сам Неру признал

стр. 57

в парламенте, что он "жил в искусственном мире, созданном нами самими".

Индия знала, что ей потребуются годы, чтобы постепенно создать хоть какой-то паритет с Китаем в обычных вооружениях. Единственным способом удержать Китай от любых посягательств на индийскую территорию было овладение ядерной бомбой. Китай пока еще не взорвал свою бомбу, и Бхабха добивался у Неру разрешения на продолжение работ по созданию индийского ядерного оружия.

КРАСНАЯ ТРУБА

Через месяц после начала войны с Китаем, 4 ноября 1962 года, Бхабха написал от руки секретную записку Неру, в которой была очерчена дилемма Индии. Записка была озаглавлена безобидно: "Приоритеты Программы по атомной энергии". Но по существу она касалась неумолимо приближающегося ядерного взрыва в Китае и содержала предложения по выработке ответных мер.

В своей записке Бхабха писал: "Единственное, чем мы можем ответить ожидаемому взрыву китайского ядерного устройства в течение следующих года-полутора, является наличие у нас гораздо более широкой, чем у них, программы по мирному использованию ядерной энергии. Получение в течение полутора лет плутония в количестве, измеряемом килограммами, убедительно продемонстрирует, что мы могли бы сделать атомное оружие, если бы захотели, но воздерживаемся от этого шага".

Вскоре после этого, Бхабха встретился в Дели с Неру, чтобы обсудить с ним эту записку и дальнейшие действия. Полное содержание их встречи до сих пор остается тайной. Но в редкие моменты откровенности Бхабха незадолго до смерти (он умер в 1966 году) поведал бывшему первому заместителю министра иностранных дел Махарадже Кришне Расготре кое-что из разговора с Неру. Бхабха рассказал Расготре, что он пытался уговорить Неру разрешить ему провести ядерное испытание. Для большего эффекта, по словам Бхабхи, он даже предложил пробурить шахту в Ладакхе. Но "Неру чуть не вышвырнул меня из своей комнаты".

Несмотря на то, что Неру неистово противился ядерному испытанию, он все-таки согласился ускорить подготовку мирного ядерного взрыва.

Встреча с Неру привела к еще одному значительному событию. Во время войны с Китаем одной из главных ошибок, сделанных Индией, был отказ от развертывания военно- воздушных сил для проведения контратак. Директор Института оборонных исследований и анализа в Нью-Дели, коммодор авиации* в отставке Джасджит Сингх, вспоминает, как он, будучи во время войны летчиком-истребителем и располагаясь на базе ВВС в Тезпуре в штате Ассам, так и не получил ни разу боевого задания. Он говорит: "Наши боевые самолеты оставались на земле, так как были опасения, что наши города могут подвергнуться ударам китайских ВВС. У нас не было систем раннего предупреждения или таких перехватчиков, как ракеты. Нас тревожило то, что наши города лежали незащищенными". Так что среди мер, принятых после войны для укрепления безопасности Индии, было решение о создании новейших радарных систем раннего предупреждения, не говоря уже о ракетах, чтобы противостоять атакам ВВС, а возможно, в дальнейшем стать носителями ядерного оружия Индии.

Бхабха также убедил Неру существенно увеличить финансирование еще неоперившегося Индийского национального комитета по космическим исследованиям (ИНККИ), возглавляемого тогда доктором Викрамом Сарабхаи, чтобы обеспечить Индии начало работ по созданию ракет дальнего действия. Учрежденный через два года после того, как построенный в Советском Союзе спутник совершил свой впечатляющий космический полет в октябре 1957 года, ИНККИ был призван проложить Индии путь для освоения этой новой захватывающей сферы. Секретариат комитета располагался в Лаборатории физических исследований в Ахмедабаде, и вначале планировалось, что она будет запускать лишь небольшие ракеты для метеорологических исследований и изучения космических лучей.

В 1963 году Индия разработала планы пусков собственных геофизических ракет с расчетом на то, чтобы усовершенствовать их для запуска спутников. Среди множества ученых, набранных для этой работы в 1963 году, был Абдул Калам, которому тогда было всего лишь тридцать два года. Амбициозные космические планы Индии были, вероятно, самым ранним сигналом того, что начался поиск надежного средства доставки индийского ядерного оружия.

Примерно в то же время появились сообщения, что США, встревоженные тем, что коммунистический Китай готовится взорвать атомную бомбу, хотели помочь освоить соответствующую технологию Индии, как демократическому противовесу Китая в Азии. Этот порыв почил в бозе, по крайней мере Б. К. Неру, посол Индии в США, утверждал, что на его уровне не было никаких обсуждений на эту тему.

Главная причина нежелания Неру принимать помощь США заключалась в том, что это расходилось с курсом Индии на неприсоединение.

Однако некоторые действия США все же сыграли определенную роль. ЦРУ помогло Индии учредить свой орган внешней разведки - Генеральный директорат безопасности - предшественник нынешнего безобидно названного Управления исследований и анализа (УИА). Индия также начала помогать ЦРУ отслеживать ядерные приготовления Китая. Когда Китай взорвал свою первую атомную бомбу 16 октября 1964 года на полигоне Лобнор, Индия первой сообщила эту новость миру. Источники УАИ говорят, что на самом деле Индия и США должны были объявить о ней одновременно, но это не получилось из-за неразберихи. Такой сбой почти сорвал покров секретности совместных индо-американских усилий по отслеживанию ядерной программы Китая. Хотя сотрудничество продолжалось еще какое-то время, оно столкнулось с большими проблемами, когда позже вследствие схода лавины на полигоне Аннапурна в Гималаях были потеряны американские генераторы с атомными силовыми установками, обслуживавшие приборы слежения.

(Продолжение следует)

* Коммодор авиации - офицерское звание в ВВС, эквивалентное званию бригадного генерала в сухопутных войсках Индии. (Прим, ред.)

Permanent link to this publication: