Летом 1991 г. самоупразднились два межгосударственных объединения, куда входили СССР и большинство восточноевропейских стран, - Организация Варшавского Договора (ОВД) и Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ). Первое из них, военно-политическое, возникнув в мае 1955 г., функционировало 36 лет, а второе, хозяйственно-торговое, учрежденное в январе 1949г., действовало и того более- 42 с лишним года. То есть возраст того и другого объединения по международно-дипломатическим критериям был вполне, так сказать, зрелым и вроде бы перспективным для их дальнейшего развития. Однако на рубеже 80-90-х гг. обе организации переживали кризис и перед ними было только два выхода: радикальное реформирование, и тем самым продление существования данных объединений или их самороспуск. Кончилось все десятилетие назад именно самороспуском.
Разумеется, это отнюдь не ординарное событие европейской и всей международной жизни оживленно комментировалось, но преимущественно не в отечественных СМИ. Никакого заслуживающего внимания обсуждения данного события на страницах советской печати, научной либо общественно- политической литературы не было, кроме нескольких небольших газетных откликов 1 .
Объяснить такое положение нетрудно. Во-первых, не наблюдалось тогда какого-либо инициирования обсуждения данного вопроса со стороны горбачевского руководства, ибо незачем было этому руководству привлекать внимания к столь очевидному и весьма неприятному для КПСС провалу в ее многолетней политике социалистического интернационализма, оказавшейся несостоятельной в плане и теоретического обоснования, и практического осуществления. Кстати, для представителей коммунистической номенклатуры бывших стран социализма - партнеров Советского Союза по ОВД и СЭВу самороспуск этих межгосударственных объединений также был малоприятным фактом, и они предпочитали о нем умалчивать. А вот демократическая пресса активно обсуждала самороспуск обеих организаций, не без оснований увидев в этом факте один из непоправимых ударов по советскому и восточноевропейскому коммунизму.
Во-вторых, летом 1991 г. советским партийным и правительственным инстанциям было явно не до судьбы ОВД и СЭВ, ибо решалась судьба
Новопашин Юрий Степанович - доктор философских наук, профессор, заведующий отделом Института славяноведения РАН.
стр. 25
СССР, страна разваливалась изнутри, шла острейшая борьба за власть между горбачевцами и ельцинистами, администрацией СССР и РСФСР. Восточноевропейские же коммунистические режимы к тому времени лежали в развалинах (последний, албанский, пал в марте 1991 г.) - население отказало им в доверии на первых за послевоенное время по-настоящему свободных выборах. Попытаться остановить этот процесс демократизации, имевший и совершенно определенный национально-освободительный (от советского влияния) ингредиент, могла только устрашающих размеров военная сила. Но применять ее глашатаям нового политического мышления было явно не с руки, что называется, не время и не место, хотя миллионная советская армада еще находилась на территории Венгерской и Польской республик, Восточной Германии, ЧСФР, а также стран Балтии. Нехотя, но пришлось все же смириться с революционными переменами в странах бывшего социалистического лагеря, молчаливо признать правомерным антикоммунистический выбор их народов. Молчание - тоже, конечно, позиция, но в данном случае вряд ли оно было знаком согласия...
В-третьих, если иметь в виду исследовательско- публицистический аспект проблемы, то преобладающей была (и остается) следующая позиция: ну самоупразднились ОВД и СЭВ как инструменты гегемонистской политики руководства КПСС и СССР, - так им и деваться больше было некуда! Ведь ситуация на европейском континенте кардинально изменилась с крушением в зоне советского влияния коммунистических режимов, через которые в основном эта зона Москвой и контролировалась. О чем же тут еще говорить? Надо перешагнуть через это и двигаться дальше, к новым рубежам европейского взаимодействия и сотрудничества. При этом мы забываем, как дорого заплатил наш народ за создание развалившейся к началу 90-х годов системы. Почти полвека, компартия и правительство СССР, весь наш народ пестовали социально-родственные государства, создавали на европейской земле международную структуру реального социализма в лице прежде всего социалистического содружества стран-участниц ОВД и СЭВа. Затратили на это дело фантастические материальные и валютные ресурсы, обделяя тем самым собственное население, а когда основные элементы упомянутой структуры - коммунистические режимы и их взаимные связи в рамках двусторонних и многосторонних объединений - оказались разрушенными, новаторы- перестройщики не нашли ничего лучшего, как "сделать паузу" в отношениях с посткоммунистическими властями, то есть уклониться от разработки и проведения в жизнь новой политики, которая не отбрасывала бы предшествующий багаж дву- и многосторонних связей, а отталкивалась от всего того, что было в нем позитивного. Суть подобного "уклонения" М. С. Горбачев выразил в следующих словах: "Правильно "мы" сделали, что перестали обращать внимание на своих бывших союзников. Пусть сами разберутся, хотят или не хотят они иметь дело с нами, нужно им это или не нужно. А мы обойдемся" 2 .
С дистанции истекшего десятилетия очевидна недальновидность подобней политики, сыгравшей роковую роль в том, что наша страна от восточноевропейских революций гораздо больше потеряла, чем приобрела. Прежде всего здесь приходят на ум упомянутые выше огромные материальные вложения в этот регион, отдача от которых всегда была существенно скромнее, чем произведенные затраты, пока вообще не стало бессмысленным говорить о ней в связи с крушением в Европе реального социализма. Но ведь проблема эта отнюдь не исчерпывается лишь материальной стороной. Мы потеряли, в частности, многие и многие тысячи собственных сторонников в данном регионе и весьма умножили и так немалочисленные ряды недоброжелателей Российского государства.
Таким образом, объективный вектор горбачевской линии на то, что-де не нужно особо обращать внимание на страны восточноевропейского региона, отказавшиеся от социализма, что КПСС и советское государство, дескать, вполне обойдутся и без них, определенно оказался негативным, ущербным для национально-государственных интересов сегодняшней России. Махнуть на все рукой, занять позицию стороннего наблюдателя было,
стр. 26
разумеется, куда как легче, чем попытаться вникнуть в проблемы каждой бывшей союзной страны в отдельности, отбросив коммунистическую мифологию и великодержавные предрассудки, чем увидеть в демократическом руководстве этих стран подлинных партнеров, а не неких "учеников" архитектора перестройки, призванного не только усовершенствовать советскую систему, влив в нее, как в средневековый кумган, "больше социализма", но и осчастливить все международное сообщество нетленными идеями нового политического мышления.
А между тем в лице А. Генца, И. Анталла и Г. Ессенски, Л. Валенсы, Т. Мазовецкого и К. Скубишевского, В. Гавела, В. Клауса и И. Динстбира, а также других видных деятелей антикоммунистической волны, "визави" Горбачева, Н. И. Рыжкова и Э. А. Шеварднадзе на переговорах 1990-1991 гг., участвовали в этих переговорах отнюдь не "малые" ученики "большого" наставника по демократии и новому политическому мышлению. Это были люди 1956 г., открыто возвысившие свой голос против сталинизма, гегемонистской политики Москвы и долгие годы подвергавшиеся преследованиям; это были люди "пражской весны" 1968 г., тоже пытавшиеся придать репрессивному социализму советского типа человеческое обличье и угодившие под жернова догматической "нормализации"; это, наконец, были люди польского сопротивления 80-х годов варшавским марксистско-ленинским властям, окончившегося полной победой "Солидарности" над ПОРП к концу того десятилетия.
По сравнению с ними благополучные бюрократы из ЦК КПСС, никогда не вступавшие в конфликт с взрастившим их режимом, а лишь получавшие за верную ему службу ордена плюс все причитающиеся привилегии в виде бронированных машин с эскортом охраны, кремлевских пайков, роскошных квартир, загородных вилл и т. п., были явно людьми "с другого берега". Конечно, и с этими представителями московской партноменклатуры новые руководители восточноевропейских стран неоднократно выражали желание договариваться по конкретным вопросам. Но советское руководство, прежде всего Горбачев, лишь без конца говорили о советской перестройке, о "новом мышлении для нашей страны и для всего мира", что, как правило, оказывалось далеко от каких- либо предложений по практическому решению тех или иных проблем, которых во взаимных отношениях существовало немало. Например, И. Анталл - глава первого венгерского некоммунистического правительства в своем интервью по итогам переговоров с Горбачевым в Париже в последней декаде ноября 1990 г. отмечал: "Со своей стороны, я поднял вопрос о проблеме советской оценки событий 1956 г. в той связи, что эта дата является днем рождения нынешней Венгерской Республики. Я предложил решить этот вопрос, так как ВР до сих пор не получила ответа на него от Верховного Совета СССР. Горбачев же сослался на прежние советские оценки событий, заметив, правда, что надо искать взаимно подходящую формулировку" 3 .
Иными словами, в 1990-1991 гг. кремлевское руководство так и не решилось пересмотреть советскую трактовку кровавых событий октября - ноября 1956 года. А коль скоро этого сделано не было, венгры не торопились подписывать с СССР новый договор о взаимодействии и сотрудничестве (он был заключен позднее уже с Российской Федерацией, после того как Б. Н. Ельцин отказался от штампа о контрреволюции и принес официальные извинения за неспровоцированные карательные действия армии СССР против восставшего венгерского народа).
Так же обстояло дело и с Республикой Польша. Здесь, в частности, поводом для взаимных упреков стала оценка кровавых событий марта- апреля 1940 г. - расстрел 21.857 польских офицеров в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях 4 . Все послевоенные десятилетия Кремль ссылался на "комиссию Бурденко", которая, дескать, пришла к неопровержимому выводу, что расправу учинили немецко-фашистские захватчики в 1941 году. Судьи Нюрнбергского процесса, однако, усомнились в этом выводе и не включили его в обвинение против нацистских главарей. Правящая ПОРП, как говорится, скрепя сердце, но поддерживала советскую
стр. 27
версию. А вот антикоммунистическое руководство повело себя по-другому. Под его давлением Горбачеву пришлось признать факт расстрела в 1940 году. Но он попытался все свалить на органы НКВД, дабы отвести подозрения насчет ответственности за это палачество так называемых директивных инстанций. До конца своих властных полномочий Горбачев ни разу не обмолвился, что бесчеловечная, преступная расстрельная акция в отношении польских офицеров, как, впрочем, и вся карательная деятельность чекистского ведомства, направлялась ЦК ВКП(б)/КПСС, его политбюро. Для генсека было непереносимым предать гласности документы, свидетельствовавшие о том, что он возглавляет организацию с криминальным прошлым, что советской державой с момента ее возникновения управляли матерые уголовники, отдававшие приказы о бессудных убийствах нежелательных для Кремля людей за границей и обрекавшие на тюрьму, лагерь, смерть своими "судьбоносными" постановлениями миллионы ни в чем не повинных советских граждан. У польских же руководителей эти шитые белыми нитками "хитрости" инициатора перестройки лишь умножали элементы отчужденности, недоверия к его краснобайству, что порождало завалы во взаимных отношениях, разгребать которые пришлось уже российским властям.
В том же неудовлетворительном состоянии находились тогда советско-чехословацкие отношения, хотя все же удалось договориться о начале вывода с 1991 г. войск СССР с чехословацкой земли. Однако отнюдь не способствовали благоприятной атмосфере для этого вывода "телодвижения" тех официальных лиц, которые так или иначе пытались обелить интервенционистские решения и действия советской стороны. Например, такой влиятельный член горбачевского руководства, как министр обороны Д. Т. Язов, в своем июньском (1991) интервью чешскому корреспонденту заявил, что в 1968 г. состоялось не вторжение, а просто ввод войск, который производился с согласия властей ЧССР. Никто ни в кого, якобы, не стрелял, и через несколько недель обстановка нормализовалась, то есть к солдатам Советской Армии население стало относиться благожелательно. "Между нами, - глубокомысленно заключил этот член ЦК КПСС, Маршал Советского Союза, - много общего - мы славяне..." 5 .
Отклик на подобные рассуждения был в ЧСФР единодушно отрицательным, их расценили как обычное советское лицемерие и откровенную ложь, так как ни один законный государственный орган - ни президент, ни Национальное собрание, ни правительство не приглашали ни советскую, ни какую-либо иную армию. Не звал в страну чужеземные войска и ЦК КПЧ, хотя и права-то такого у него не было. Тезис же о том, что никто ни в кого не стрелял, тоже выглядел очевидной неправдой. Стреляли. И танками давили. Чехи и словаки почти сразу после вторжения составили точный список жертв, которых оказалось свыше 100 человек. Отрицать или пытаться как-то переиначить на свой лад этот и другие общеизвестные факты означало в середине 1991 г. подпитывать и так широко распространенное мнение о запоздалости и неискренности заявления советского правительства от 5 декабря 1989 г., в котором признавалось, что "вступление армий пяти социалистических государств в пределы Чехословакии в 1968 г. не было обоснованным, а решение о нем в свете всех известных теперь фактов было ошибочным" 6 . Ясно, что рассуждения советских ответственных лиц, подобные язовскому, не способствовали продвижению по пути заключения нового договора о сотрудничестве между СССР и ЧСФР и их взаимодействии в европейских и международных делах.
Можно было бы сослаться и на другие примеры, но, думается, и приведенных достаточно, чтобы проиллюстрировать неблагополучие "на верхах" той системы отношений Советского Союза с восточноевропейскими странами, которая после революций 1989 г. формально еще сохранялась какое- то время в рамках ОВД. Правда, новые власти этих стран, прежде всего Венгрии, Польши и ЧСФР, почти сразу же поставили вопрос о своем желании прекратить военное сотрудничество. Вот какое в связи с этим решение, например, принял 26 июня 1990г. венгерский парламент: "1
стр. 28
ноября 1956 г., - констатировалось в преамбуле, - правительство Венгрии заявило о намерении выйти из ОВД. Военное вмешательство 4 ноября, в результате которого правительство было свергнуто, помешало возвести это заявление в ранг закона. Сегодня свободно избранное Государственное собрание вновь заявляет о намерении Венгрии выйти из ОВД и поэтому принимает следующую резолюцию:
1. Госсобрание просит правительство Венгерской Республики... начать переговоры о выходе ВР из ОВД...
2. В ходе переговоров в качестве первого шага правительству предлагается поставить целью приостановить участие ВР в военной организации ОВД. Венгерская армия не должна участвовать в совместных военных учениях, а также предоставлять территорию страны для учений Объединенных вооруженных сил ОВД" 7 .
Далее правительству И. Анталла предписывалось приступить к встречам с представителями СССР и других государств - участников ОВД с целью пересмотреть также двусторонние договоры о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с тем, чтобы исключить из этих договоров все, указывающее на некие "высшие" интересы (защиты социализма. - Ю. Н .), которые давали бы правомочия на военное вмешательство или иным образом нарушали суверенитет Венгрии. Сходных взглядов придерживались руководители Польши, ЧСФР и других восточноевропейских стран, опиравшиеся на общественные настроения. Доминирующим же среди последних прочно утвердился к тому времени антисоветизм, умерить который не могли даже перестроечные веяния.
Между советским народом и народами восточноевропейских стран, к сожалению, не сложились за послевоенные годы некие сплачивающие эти народы структуры. Все те официальные структуры, которые насаждались коммунистическими правителями, не проникли вглубь общества, не нашли в нем прочной опоры. Поэтому когда новые власти пошли по пути отказа от международных, межгосударственных структур, созданных в интересах общения прежде всего партийной, хозяйственной, комсомольской и профсоюзной номенклатуры, сопротивления этим шагам, нередко, кстати, деструктивным, со стороны каких-либо общественных сил, организаций или отдельных авторитетных в народе деятелей не последовало.
Вместе с тем это и свидетельство безрезультатности целенаправленных усилий ЦК КПСС, МИД СССР, соответствующих обществ с той и другой стороны по культивированию дружественных связей, в частности многолетней работы Домов советской науки и культуры (ДСНК) в так называемых братских государствах. Конечно, здесь легко возразить в том смысле, что-де идея-то была хорошей, правильной, но все испортила коммунистическая заорганизованность, стремление укреплять дружбу с помощью лишь "проверенных кадров", то есть в значительной степени из ведомства на Лубянке (не секрет ведь, что штаты центрального аппарата Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами обильно укомплектовывались сотрудниками КГБ, точно так же как и штаты функционеров ДСНК в столицах социалистического содружества). Индивидуально, так сказать, эти "искусствоведы в штатском" свою работу нередко выполняли весьма неплохо, ибо были людьми не глупыми, с известным международным опытом, знанием языка страны пребывания и т. д. Но итоговые показатели всегда оставляли желать лучшего: подобные институции по пропаганде достижений науки и культуры СССР, "преимуществ" социалистического образа жизни широкой популярностью и доверием среди тех, на кого была нацелена данная пропаганда, никогда не пользовались. На соответствующие мероприятия лекционного и иного характера приходил из года в год один и тот же контингент партийно-комсомольских активистов, а обычные горожане туда редко заглядывали.
Однако для отчетов московскому начальству об отношении к СССР жителей Софии, будапештцев, варшавян, восточноберлинцев, пражан достаточно было проявлений доброжелательства со стороны активистов, мнения которых нередко отождествлялись с позицией не только тех или иных
стр. 29
слоев населения, но и всего народа. Этот самообман больно ударил по нашим инстанциям в 1990-1991 гг., ибо вся послевоенная политика по укреплению дружбы с братскими странами пошла насмарку: СССР, а затем Российская Федерация, что называется, одномоментно лишились какой- либо опоры в этих странах. Не помогли ни вышеупомянутые пропагандистские усилия по созданию подобной опоры, ни поистине безграничные масштабы наших поставок топлива, сырья и материалов, ни что-либо другое.
Таким образом, когда внеочередное совещание Политического консультативного комитета ОВД, состоявшееся 25 февраля 1991 г., расформировало свои военные структуры, это решение в восточноевропейских странах встретило массовую поддержку как "вверху", так и "внизу". Что же касается политических структур ОВД, их на том совещании решено было пока не трогать, а подумать о приспособлении к изменившейся обстановке. Полагали, что этим займется следующее совещание ПКК, которое по предложению ЧСФР наметили провести летом в Праге. Итак, с конца февраля Варшавский Договор в качестве объединения в целях "обеспечения мирных условий для построения социализма и коммунизма в своих странах", объединения, "дающего другим народам пример нового типа межгосударственных отношений, подлинно демократического общества, пример социалистического образа жизни" 8 , перестал существовать. Ведь именно такой, как процитировано, определялась в документах этой организации ее главная функция, а с расформированием военных структур ни о каком "щите социализма" говорить уже не приходилось.
К этому остается добавить, что когда 1 июля 1991 г. участники ОВД собрались снова в Праге, речь там пошла не о совершенствовании политической структуры данного объединения, а о его самороспуске, поскольку, как было заявлено, "современной обстановке в Европе отвечают качественно новые отношения добрососедства, партнерства, взаимного уважения и дружественного сотрудничества между равноправными, суверенными государствами, представленными на совещании. Исходя из этого, они выступают за развитие связей во всех сферах на обновленной двусторонней договорно-правовой основе" 9 .
Подписав протокол о прекращении действия ОВД, ее бывшие восточноевропейские участники недвусмысленно продемонстрировали тем самым советскому руководству, что они отвергают дальнейшие его притязания на политический контроль за регионом, подводят окончательную черту под своим былым функционированием в качестве элементов социалистической системы безопасности во главе с СССР, противостоявшей западноевропейской системе Североатлантического альянса. Горбачев, как известно, в Прагу не приехал, ибо не хотел скреплять своей подписью уход в небытие еще одной советской имперской структуры. Это он предоставил сделать члену политбюро ЦК КПСС, вице- президенту СССР Г. И. Янаеву, которому пришлось признать - независимо от ситуации в НАТО - неизбежность произошедших на континенте перемен, хотя они и означали существенное геополитическое ущемление СССР. То есть ему пришлось санкционировать роспуск ОВД и высказаться вместе с другими в коммюнике по итогам последней встречи "за формирование общеевропейских рамок для сотрудничества в области безопасности, экономики, права, культуры, экологии и в гуманитарной сфере, как это было определено в Парижской хартии для новой Европы". Другого выбора у горбачевской команды и ее представителей на данном совещании ПКК - Янаева и А. А. Бессмертных (тогдашнего шефа МИД СССР) - просто не было.
В то время у советской делегации в Праге действительно уже не было иного выбора, ибо полтора предыдущих года оказались, что касается судеб ОВД, потеряны для советской политики. Когда осенью 1989 г. победили антикоммунистические революции в странах восточноевропейского региона, у лидеров этих стран, конечно на новой основе, сохранялось намерение продолжать сотрудничество в рамках ОВД. Как явствует из записей встречи в Москве 24 ноября 1989 г. Горбачева с Т. Мазовецким, последний, в част-
стр. 30
ности, подчеркнул: "Хотел бы вновь подтвердить то, что я заявлял уже в сейме: Польша и впредь будет соблюдать свои союзнические обязательства, в том числе и по Варшавскому Договору и в СЭВ". Более того, премьер-министр РП образно детализировал свою позицию так: "В связи с Вашей идеей общеевропейского дома хотел бы заметить, что в этом доме у нас с Вами квартиры на одной лестничной клетке" 10 .
Однако горбачевская команда устремляла свои взоры совсем в другом направлении и не торопилась менять методы руководства ОВД, не доверяя новым партнерам ни единого ключевого поста ни в политической структуре блока, ни, тем более, в военной. ОВД оставалась многосторонним союзом, управляемым из Кремля по-старому, что особенно касалось нашего генералитета, относившегося к перестроечным веяниям со Старой площади весьма консервативно, если не сказать враждебно. Горбачев же оказался в этом деле плохим политиком: слушая одним ухом военных советников, а другим - гражданских и не решаясь ни на что конкретное.
Этим больше всего, как известно, воспользовались западные немцы, которые, быть может, раньше других поняли, что в подобной ситуации можно добиться не только поглощения ГДР, но и вообще упразднения восточноевропейского военно- политического союза. Американцы, хотя вначале придерживались иной позиции, вскоре учли ситуацию и поддержали требования ФРГ. (О том, как нерешительностью Горбачева воспользовались внутри советского блока, говорилось выше).
На Горбачеве, Шеварднадзе, других кремлевских высокопоставленных чиновниках западные лидеры испробовали все: и уговоры, и давление, и обещания солидных финансовых компенсаций. Что больше всего "сработало", отечественным историкам, видимо, не скоро еще удастся выяснить - доступ для них в соответствующие архивы по-прежнему затруднен.
Но одно уже сейчас совершенно ясно: Горбачев и его команда поддались и на уговоры, и на давление, а больше всего, очевидно, на обещания солидных долларовых вливаний. И в этом торге с руководителями ведущих западных держав они сильно продешевили. Ибо реальная денежная помощь оказалась куда более скромной, чем предполагалась на переговорах, а широковещательные декларации, что и НАТО принципиально изменится, обязательно будет уменьшен до минимума ее военный компонент, так и остались пустым звуком. В отсутствие ОВД уже ничто не могло остановить Североатлантический альянс от ракетно-бомбовых ударов по СРЮ, да и в будущем никто, ни одна страна в Европе (за исключением, быть может, Российской Федерации, у которой еще сохраняется в боеспособном состоянии некоторая часть ядерного арсенала) не гарантированы от подобных силовых методов в отношении каких-либо неугодных НАТО правительств или отдельных лидеров типа С. Милошевича.
Среди парадоксов, которыми отмечена история человечества в последнем десятилетии XX в., одними из наиболее очевидных являются противоположные процессы в разных концах Европы. Речь идет об уже набравшей силу к началу 90- х годов народнохозяйственной интеграции стран Европейского союза и неумолимо нараставших признаках дезинтеграции, распада в восточном межгосударственном блоке - Совете Экономической Взаимопомощи.
Переход с 1 января 1991 г. на взаимные расчеты между странами - членами СЭВ в свободно конвертируемой валюте на основе мировых цен обозначил конец целой эпохе в развитии хозяйства этих стран и оказался чреват весьма неоднозначными последствиями. Практически рухнула, например, вся налаживавшаяся десятилетиями система торгово-экономического сотрудничества, которая если далеко не во всем, то все же во многом устраивала Советский Союз. Хотя в последние годы и не велись подсчеты наших потерь от свертывания этого сотрудничества в первой половине 90-х гг., но и без них понятно, что урон здесь был существенным. Ведь к концу 80-х гг. доля ввезенных из стран СЭВ машин и оборудования в капитальных вложениях на оборудование, инструмент и инвентарь равнялась в Советском Союзе 35 %. Импорт из этих стран достигал 3/4 от поставлявшегося
стр. 31
народному хозяйству СССР технологического оборудования для кабельной промышленности, больше 2/5 оборудования для текстильной и пищевой промышленности, 1/3 трамвайных и железнодорожных вагонов, 1/4 прокатного оборудования и погрузчиков, 1/8 автобусов и сельскохозяйственных машин. На получавшемся из стран СЭВ оборудовании выпускалось в начале 90-х годов 40 % плодоовощных консервов, 30 % сахара и кондитерских изделий, 15 % молочных продуктов. Примерно 25 % купленной нашим населением кожаной обуви, свыше 20 % парфюмерных изделий, 14 % трикотажа, 13 % мебели, 36 % галантереи приходилось на импорт из восточноевропейских государств 11 .
Правда, в счет оплаты всех этих поставок мы направляли в страны СЭВ не только продукцию наиболее наших конкурентоспособных цветной и черной металлургии, тяжелого машиностроения, особенно транспортного, изделия резино-технического производства, швейной и бумажно- целлюлозной промышленности. В немалой доле данные поставки покрывались невосполняемым минеральным сырьем, прежде всего нефтью и нефтепродуктами, а также природным газом. Сложившуюся к началу 80-х годов структуру нефтепоставок никак нельзя было отнести к оптимальной: в 1981 г. Советский Союз отгрузил ГДР, Польше и ЧССР по 15 млн. т сырой нефти каждой, по 10 - Болгарии и Венгрии, 6 млн. т Румынии и 4 - СФРЮ. 10 млн. т получила также Куба и по 2,5 млн. Вьетнам и Монголия. То есть всего социалистическим странам СССР отгрузил 90 млн. т сырой нефти (что составило 12 % от ее общей добычи в 1981 г.) в среднем по цене 117-130 переводных рублей за тонну, в то время как на рынке капиталистических стран, куда мы поставляли примерно 65-70 млн. т в год, она стоила от 250 до 270 долларов за тонну. Разумеется, разница мировых и контрактных цен здесь получалась отнюдь не в пользу Советского Союза 12 .
Развитие в 80-е годы оборонной по своему типу экономики стран СЭВ требовало все больше и больше энергоносителей и сырья. Одной только нефти к концу 1988 г. в рамках сэвовского клиринга СССР поставлял уже почти по 120 млн. т ежегодно. В его экспорте в эти страны доля энергоносителей и сырья возросла до 66,5-70 %. Доля же машин и оборудования в общем объеме советских поставок уменьшилась до 14-15 %. А это означало, чтобы компенсировать снижение на 1 % поставок энергоносителей и сырья, надо было увеличить на 4- 5 % экспорт продукции металлообрабатывающей промышленности, прежде всего машин и оборудования. Однако именно в 80-е годы участились отказы наших восточноевропейских партнеров от закупок многих видов советской техники, предусмотренных долгосрочными соглашениями. Заметим ради справедливости, что, по тогдашним оценкам Минвнешторга СССР, лишь 15 % советской техники могли быть конкурентоспособными на внешних рынках. Наши социалистические союзники этим прежде всего и мотивировали свои отказы. Так, в одном только 1985 г. со стороны европейских социалистических государств отказов от импорта советских машин и оборудования поступило на сумму в 1,6 млрд. рублей, что составило по стоимости 1/5 всего реализованного в том году соответствующего экспорта. К числу неконкурентноспособных работники торговых представительств стран СЭВ и специальные комиссии из этих стран отнесли в упомянутом году такие относительно новые виды машин, как автомобиль "КАМАЗ", самолеты, тракторы К-700 и К-701 и многие другие, которые в СССР оценивались в то время знаком качества. Практически в 80-е годы утратили рынок стран СЭВ автомобили "Москвич", зерноуборочные комбайны, сильно упал спрос на оборудование для химической промышленности, советские фотоаппараты, часы, телевизоры и т. д.
Все эти экономически неблагоприятные для советской внешней торговли процессы усиливали неэквивалентность обмена со странами СЭВ. За 80-е гг. доля "твердых" товаров (нефть и нефтепродукты, природный газ, цветные металлы, лес и пиломатериалы и др.) достигла порядка 70-80 %, в то время как в поставках стран СЭВ в Советский Союз - не более 35-40 %. То есть только за 1981-1985 гг. нереализованные выгоды от экономичес-
стр. 32
кого обмена с европейскими социалистическими странами - кредитование пассива торговли с ними, разница мировых и контрактных цен - составили порядка 25 млрд. рублей. За десятилетие же 1975-1985 гг. эти нереализованные выгоды оценивались специалистами Института экономики мировой социалистической системы АН СССР в 85 млрд. рублей 13 .
Разумеется, торгово-экономические отношения с социалистическими странами никогда не трактовались руководством СССР лишь с помощью чисто коммерческих критериев. Своих союзников по Варшавскому Договору и партнеров по Совету Экономической Взаимопомощи советская верхушка постоянно стремилась держать в политическом повиновении, а последнее приходилось экономически подпитывать. Так что известная неэквивалентность межпартийных и межгосударственных отношений, включая и торгово-экономические, была, можно сказать, внутренне присуща советскому блоку. Но как раз к началу 80-х годов все возможные источники подобной подпитки были практически исчерпаны. В Советском Союзе именно в это десятилетие стали лавинообразно нарастать столь серьезные и всеохватывающие негативные процессы, что приходилось думать уже не о "прикармливании" своих сателлитов, а лихорадочно искать дополнительные источники пополнения собственной государственной казны, в частности и за счет кредитов от многолетних наших бывших дебиторов из Восточной Европы.
Существовавшая система торгово-экономических отношений во второй половине 80-х гг. вызывала растущее недовольство. Наши партнеры, что называется, "в штыки" встречали любое сокращение советских поставок нефти и других сырьевых товаров, мы же вынуждены были идти на подобные и неоднократные сокращения по целому ряду причин, прежде всего внутреннего народнохозяйственного плана. В частности, в 80-е гг. темпы добычи нефти в СССР неуклонно снижались, и естественным было желание продать ее подороже и получить в счет оплаты твердую валюту 14 Напомним, что Горбачев и Рыжков отнюдь не возражали, а напротив, были активными участниками такого коллективного решения стран СЭВ, как отказ с 1991 г. от многостороннего клиринга в народнохозяйственных отношениях, введение мировых цен и расчетов в свободно-конвертируемой валюте. Конечно, с точки зрения перспективы постепенный переход на условия мирового рынка был необходим, но, единовременное, разовое решение этой задачи оказалось мерой ошибочной, ущербной и для СССР, и для всех других государств - членов СЭВ, мерой, объективно подтолкнувшей систему взаимного экономического сотрудничества к полному краху. Кстати, хотя Горбачев не любит признавать своих промахов и в его мемуарах легко усмотреть тенденцию винить в неудаче советской перестройки кого угодно, но только не самого себя, в данном конкретном случае он все же нашел в себе мужество назвать вышеупомянутое коллективное по форме, а по существу советское решение ошибочным 15 .
Вообще-то аргументов в пользу этого решения было предостаточно. Ведь раньше взаимные расчеты осуществлялись в условных денежных единицах (переводных рублях) по методу клиринга, когда сделки заключались государствами, как правило, на целую пятилетку. И платежи (или взаимные поставки товаров) происходили опять-таки между государствами. Искусственность подобной системы торговли, нацеленной "отцами- основателями" СЭВ на принудительное свертывание товарно-денежных отношений на межгосударственном уровне, ни у кого в 80-е гг. не вызывала сомнений. Все отдавали себе отчет в таких ее недостатках, как обезличка хозяйственной деятельности и постепенная атрофия стимулов к технологическому прогрессу. Все на сессиях Совета подвергали эту систему критике, хотя акценты тут расставлялись разные. Но суть все же отмечалась примерно одинаково: одни по данной системе добывали, например, в поте лица на советских просторах нефть и рубили лес, но совсем другие в том же СССР получали "по плану" товары и оборудование, ввезенные в счет оплаты этого сырья. Тем же, кто в восточноевропейских странах поставлял по долгосрочным соглашениям с полной гарантией реализации товары за
стр. 33
сырье, не было нужды совершенствоваться, ибо такая торговля оказалась отрезанной от главного двигателя обновления- конкуренции мирового рынка. Отсюда растущее отставание в технологии, конкурентоспособности, застой, поразивший экономику всех партнеров Советского Союза.
Главная проблема, которая в последние годы существования СЭВ буквально его раскалывала, - это ценообразование. Советский Союз уже совершенно не устраивали цены на товары, составлявшие основу его национального богатства. По 80-м гг. соответствующие показатели уже приводились. Но и в 50-х, и в 60-х, и в 70-х дело обстояло таким же образом. Скажем, в 1974 г. (время "нефтяного кризиса") стоимость тонны советской нефти, отгружавшейся партнерам по СЭВ, равнялась 18 инвалютным рублям, а на мировых рынках ее продавали за 62 инвалютных рубля. Такая же "дисгармония", если употребить здесь слова российского философа В. В. Розанова, проявлялась и на других направлениях международного внутрисэвовского обмена. Неудивительно поэтому, что, допустим, Болгария за одну тонну мяса птицы получала из СССР 10 тонн нефти, а за тонну того же мяса, экспортируемого на Запад, - всего 5 тонн. Действительно "новое здание" с такими дисгармоническими проявлениями и другими ненормальностями его возведения и эксплуатации не могло стоять долго, должно было, как и предвидел Розанов, "повалиться в третьем-четвертом поколении" 16 .
Правда, нельзя сказать, что этой опасности никто не придавал значения. Предпринимались усилия, если иметь в виду экономический аспект, сгладить дисбалансы взаимной торговли за счет игры искусственных цен и особенностей клиринга. Но привело это в конечном итоге к прямо противоположным результатам. К 1991 г. именно Советский Союз, который на протяжении десятилетий поставлял своим партнерам стратегические виды сырья по ценам ниже мировых, оказался у них в долгу. Мы задолжали за вторую половину 80-х гг. 2,8 млрд. инвалютных рублей ЧСФР, около 1,2 млрд. Венгрии, свыше 4 млрд. Польше. Задолжали и Болгарии, хотя ей в 1979-1985 гг. СССР безвозмездно предоставил 2,8 млрд. рублей для развития сельского хозяйства, легкой промышленности и туризма. Это - только лишняя иллюстрация того, о чем уже шла речь: Советский Союз по сути ежегодно дотировал восточноевропейские страны на миллиарды долларов.
Отсюда понятно стремление советских руководителей перейти с начала 90-х гг. на мировые цены в торговле со странами СЭВ и на валютные расчеты с ними. Понятным было и их намерение получить в 1991 г., по самым приблизительным оценкам, только от продажи по нормальным ценам энергетического сырья дополнительно до 10 млрд. долларов. Однако это намерение в жизнь претворить не удалось, ибо Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, ЧСФР, а также Югославия не смогли увеличить свои расходы на 6-7 млрд. долларов на закупку советского сырья и вынуждены были его импорт резко уменьшить. Вообще взаимные поставки товаров в 1991 г. сократились по сравнению с предыдущим годом наполовину, а то и значительно больше. Склады стояли забитыми готовой продукцией, а у партнеров не находилось "живых" наличных долларов, чтобы расплатиться друг с другом. Особенно это коснулось СССР, который оказался не в состоянии выкупить даже произведенные для него венгерские, польские лекарства.
Все это подтверждает тезис о том, что от клиринга в экономическом обмене стран - членов СЭВ и от переводного рубля в их торговых расчетах отходить надо было медленнее и мягче; да к тому же клиринг, то есть взаимные поставки товаров, соотнесенные по цене, - не абсолютное зло, так же как и валютные платежи за все и вся не есть абсолютное благо. Теперь это очевидно для всех и в Центральной Европе, и в России. Но горький осадок от тотального слома всей системы послевоенного сотрудничества, от перечеркивания "демократическими ультрареволюционерами" и тех ее звеньев, от которых вовсе не надо было отказываться, остался. "Наломала дров" и наша страна. Утверждая "новое мышление" в головах прежде всего М. Тэтчер, Р. Рейгана, Дж. Буша и других лидеров евроатлантического мира, Горбачеву и его команде было не до восточноевропейского
стр. 34
региона, который в годы перестройки отодвинули с авансцены международной политики, пренебрегли его значением и потенциалом.
Иными словами, взаимное отчуждение тоже, конечно, сыграло свою роль в том, что мнение о ненужности СЭВ стало к лету 1991 г. преобладающим. Хотя главная причина его роспуска заключается в отказе наших бывших союзников от "социалистического выбора" с присущей ему плановой (командной) экономикой и плановыми же формами межгосударственного, международного сотрудничества. Этим прежде всего объясняется тот "момент истины", который наступил во взаимоотношениях стран - членов СЭВ в последние дни июня 1991 года. Именно в пятницу, 28 июня, собрались в Будапеште представители данных стран на заключительное заседание Совета, чтобы поставить подписи под протоколом о его упразднении. Постоянный представитель СССР С. А. Ситарян своей подписью также скрепил упомянутый протокол. Была, таким образом, подведена черта под 42-летним существованием этого объединения.
В заключение несколько соображений общего порядка. Рассматривая вопрос о судьбах подобных объединений в так называемом "новом мире", следует, очевидно, подчеркнуть хрупкость системы социалистических межгосударственных отношений: они ведь на самом-то деле межгосударственными являлись только по названию, а по существу были межпартийными, межкоммунистическими, если можно так выразиться. Как видно, руководство компартий верило в то, что оно овладело рычагами госуправления, взяло власть "всерьез и надолго", а потому все, так сказать, гребло под себя. Очевидно, какие-то плюсы такого положения все-таки были - меньше бюрократизма, формальной дипломатии, оперативнее решались отдельные политические и экономические вопросы... Хотя это скорее из области исключений, поскольку в обычной жизни бюрократии как раз было больше, ибо к межгосударственному уровню взаимодействия стран и народов в социалистическом мире обязательно прибавлялся межпартийный. То есть все мало- мальски заметные решения проходили принципиальную "обкатку" сначала на межпартийном уровне и лишь затем "спускались" вниз, для исполнения соответствующим специалистам в различных госконторах (министерства иностранных дел и внешней торговли, комитет по внешнеэкономическим связям при Совмине и т. п.). Когда партийный уровень отпал, случился всеохватывающий коллапс межгосударственных связей, прежде всего по многосторонней линии в рамках ОВД и СЭВ. Эти объединения- детища коммунистической эры не могли далее существовать, будучи по своей природе механизмами взаимодействия в первую очередь партийной номенклатуры.
Они не могли сохраниться еще и потому, что представляли собой организации не равноправного, а имперского типа, которые возникли по инициативе кремлевских властей в качестве орудий внешней политики этих властей и могли существовать лишь при условии признания всеми их участниками доминирующего положения Москвы. Это был документально нигде не закрепленный, но основополагающий принцип. Его суть остроумно и точно выразил однажды Джордж Оруэлл: "Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом" 17 . В этом смысле ОВД и СЭВ - пример гомогенных, классово-стерильных организаций. Когда ситуация стала меняться в сторону структурной гетерогентности, стерильность оказалась нарушенной, дни данных объединений были сочтены.
И, наконец, самое последнее соображение. Известно, что за рубежом издано немало статей и книг, авторы которых о затронутых выше проблемах говорят не иначе, чем в категориях торга Горбачева и его свиты в Рейкьявике с президентом Рейганом и на Мальте с президентом Бушем. В результате этого торга, как писал несколько лет назад чешский историк Я. Ламберт, "Восточная Европа и была отпущена на свободу" 18 , а следовательно, принципиально была решена и участь ОВД и СЭВ. Ламберт в данном случае сослался на А. В. Козырева - в то время первого заместителя
стр. 35
министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе, который будто бы сознательно организовал "утечку информации", что называется, на радость всей Европы. Правда, о "цене" сделки Козырев, дескать, умолчал, породив всевозможные предположения, оценки и выводы. Слыша этот "звон", у нас в России многие считают, что Горбачева западные партнеры просто надули и т. д., и т. п. Сам же виновник ожесточенных, порой, споров предпочитает быть "выше этого", не опускаться до полемических крайностей и ответов на прямые оскорбления. Но ясно, что многого Горбачев до сих пор читателю так и не поведал. А если и поведает, убежден: логику данной статьи его "новая информация" никак не поколеблет, а только укрепит.
Примечания
1. БОВИН А. Военное сотрудничество прекращается. - Известия, 28.11.1991, с. 8; КРУШИНСКИЙ А. Итак в последний раз. Подписан протокол о роспуске ОВД. - Правда, 2.VII.1991, с. 5; ПАНКОВА Н. Варшавский Договор приказал долго жить. - Независимая газета, 4.VII.1991, с. 4; ЩИПАНОВМ. Варшавский Договор умер, да здравствует...- Куранты, 3.VII.1991, с. 3; ПАВЛОВА-СИЛЬВАНСКАЯ М. Скверный рецидив. - Московские новости, 7.VII.1991, с. 3; ЛУКЬЯНОВ Ф. СЭВ завершен. Что дальше? - Известия, 29.VI.1991, с. 6; ЭГГЕРТ К. СЭВ: неторжественный реквием. - Куранты, 28.VI.1991, с. 3;
АВЕРЧЕНКО Б. Прощай, СЭВ! В общих интересах продолжать сотрудничество. - Правда, 3.VII.1991, с. 5.
2. ЧЕРНЯЕВ А. 1991 г.: Дневник помощника Президента СССР. М. 1997, с. 165-166, 133.
3. Antall - Gorbacsov tolalkozo Parizsban. - Magyar Hiriap, 1990, 22.XI. 2. old.
4. Родина, 1995, N 6, с. 8.
5. КОРНИЛОВ Л. "Это было не вторжение". Об одном интервью в чехословацкой газете. - Известия, 1.VII.1991, c. 4.
6. Заявление Советского правительства. - Правда, 5.ХII.1989, с. 2.
7. См.: BOHRI LASZLO. Az Egyesult Allamok es a szoyjet zona. 1945-1990 / Budapest. 1994. 189 old.
8. Организация Варшавского Договора. 1955-1985. Документы и материалы. М. 1986, с. 79, 169.
9. Коммюнике пражского (1991 г.) совещания ПКК государств - участников ОВД. - Известия, 2.VII.1991, с. 5.
10. Цит. по: ЗАДОРОЖНЮК Э. Г. Революции 1989 г. и поворот к новой региональной идентичности восточноевропейских стран (по материалам Архива Горбачев-Фонда).- Славяноведение, 2000, N 3, с. 4.
11. Социализм: между прошлым и будущим. М. 1989, с. 414.
12. Следует указать, что когда в 1986 г. цены на нефть резко упали, то в рамках СЭВ в течение трех лет оставалась неизменной цена на советское "черное золото" в 167 рублей за тонну, что было в 2,5 раза дороже, чем повсюду в мире.
13. Эти расчетные данные, как и другие, относящиеся к прошлым десятилетиям и приводимые в настоящей статье, сохранились в личном архиве автора, работавшего в 1964- 1988гг. в упомянутом институте.
14. В целом, по России в 1970-1996 гг. дебет одной нефтяной скважины сократился с 22 до 9 т в сутки; см. СЕМЕНЯКА А. Н. Конкурентоспособность российской нефтегазовой отрасли.- Вестник научной информации. ИМЭПИ РАН. М. 1998, N 12, с. 17.
15. ГОРБАЧЕВ М. С. Жизнь и реформы. В 2-х кн. Кн. 1. М. 1995, с.588.
16. РОЗАНОВ В. В. Уединенное. М. 1990, с. 104, 46.
17. ОРУЭЛЛ Дж. 1984. - Новый мир, 1989, N 4, с. 110.
18. Prilis odvazna kalkulace 1995? laroslav Lambert - prevzato z casopisu "Polygon". - Polygon. Curych, 30. Ledna 1995, S. 3.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Biblioteka.by - Belarusian digital library, repository, and archive ® All rights reserved.
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Belarus |