КИМ ВОН ИЛ, (Республика Корея)

Зафиксированные в октябре 2006 г. международным сообществом ядерные испытания КНДР, а также осуществленные несколькими месяцами ранее запуски ракет большого радиуса действия вызвали очередной виток напряженности в так называемом "ядерном кризисе" на Корейском полуострове. Казалось бы, эти испытания должны были констатировать полный провал шестисторонних переговоров с участием КНДР, КНР, Республики Корея, России, США и Японии. Резолюция Совета Безопасности ООН, принятая по инициативе США и впервые поддержанная КНР, требовала от Пхеньяна полного уничтожения всего ядерного оружия, а также предусматривала введение эмбарго на поставку в КНДР материалов для производства баллистических ракет или ядерного оружия и ввоз тяжелых вооружений. Вокруг непокорного режима создавался единый фронт, включавший и таких давних союзников Пхеньяна, как КНР и Россия. Однако уже через несколько месяцев после эскалации конфликта КНДР и США попытались вернуться к двустороннему диалогу, а в феврале 2007 г. на возобновленных переговорах в шестистороннем формате в Пекине было озвучено соглашение о превращении Корейского полуострова в безъядерную зону, которое многими в очередной раз было воспринято как безусловный прорыв.

Пекинские договоренности вызвали достаточно противоречивые оценки: от констатации позорного провала политики администрации Дж. Буша-младшего в отношении северокорейского режима до заявлений о безусловном успехе международной дипломатии в области предотвращения распространения ядерного оружия. Несомненно одно: северокорейское государство теперь де-факто является членом ядерного клуба, и отсутствие в упомянутом соглашении тезиса о непризнании КНДР ядерной державой является косвенным тому подтверждением. Речь же фактически идет о попытке в противовес иракскому "силовому" сценарию реализовать сценарий "добровольного" вывода из эксплуатации ядерного реактора и связанной с ним оружейной программы конкретного государства, осуществляемого под контролем и при участии других государств.

Ядерный статус КНДР серьезно подрывает всю существующую систему нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) не только в регионе, но и во всем мире, и может в любой момент стать катализатором новой гонки вооружений, распространяющейся по принципу "домино". Вполне естественно возникает вопрос, как мировое сообщество смогло "просмотреть" северокорейскую ядерную угрозу, и какую ответственность за это несут основные ядерные державы СССР и США. При этом мало кем ставится под сомнение определяющая роль Советского Союза и России в становлении и развитии военной ядерной программы КНДР.

Тем не менее, изначальный интерес Пхеньяна к ядерному оружию, как это ни парадоксально, был стимулирован самими США ещё в период Корейской войны 1950 - 1953 гг., когда американское руководство всерьёз обсуждало вопрос об использовании оружия массового уничтожения против объединенных сил КНДР и КНР. В декабре 1950 г. генерал Дуглас Макартур запросил у Пентагона 34 ядерных заряда, чтобы "перерезать горло Маньчжурии поясом радиоактивного кобальта и закрыть Корею от вторжения по суше с севера по крайней мере на 60 ближайших лет"¹. Из рассекреченных американской стороной документов известно, что в конце 1951 г. в рамках операции "Залив Гудзон" стратегическими бомбардировщиками Б-52 отрабатывался план сброса на Пхеньян атомных бомб². Именно угроза применения США оружия массового поражения на Корейском полуострове, в конечном счете, подтолкнула воюющие стороны к подписанию в 1953 г. перемирия. Тем не менее, в рамках стратегии "массированного возмездия", озвученной госсекретарем США Дж. Даллесом и предполагавшей ядерные удары в ответ на любую агрессию в любой точке мира, в 1958 г. США все же разместили на юге полуострова атомные бомбы, фугасы и тактические ракеты в обход договоренностей, достигнутых при подписании перемирия.

Вполне понятно, что при таком развитии событий решение руководства КНДР об организации в 1952 г. в разгар Корейской войны НИИ атомной энергии при АН КНДР было продиктовано отнюдь не стремлением к "мирному атому". Скорее всего, оно мотивировалось планами, пусть для многих вполне иллюзорными, разработки собственного оружия сдерживания, которое бы гарантировало сохранение государства без оглядки на великих соседей. В том, что таким фактором сдерживания может стать ядерное оружие, представители министерства обороны КНДР смогли воочию убедиться уже в сентябре 1954 г. на военном полигоне в Оренбургской области, где в их присутствии был произведен воздушный взрыв ядерной бомбы мощностью в 40 килотонн.

Заинтересованность Пхеньяна в развитии ядерных технологий подтвердилась в 1956 г. во время визита Ким Ир Сена в СССР, когда северокорейский руководитель посетил первую в мире атомную электростанцию в Обнинске. Сразу же после визита КНДР становится соучредителем Объединенного института ядерных исследований в Дубне. А в мае 1959 г. - между двумя странами были заключены Соглашение об оказании СССР технического содействия КНДР в использовании атомной энергии в мирных целях и Соглашение о предоставлении помощи КНДР в деле развития научно-исследовательских работ в области ядерной физики и в деле применения атомной энергии в народном хозяйстве. В соответствии с этими соглашениями СССР обязался поставить в КНДР экспериментальный реактор типа ИРТ-1000 на тепловую мощность 1 МВт, циклотрон, способный ускорять альфа-частицы, необходимое лабораторное оборудование, а также командировать советских специалистов для оказания технической помощи в строительно-монтажных работах и пуске этих объектов и организовать обучение в СССР северокорейских специалистов. К тому моменту в советских вузах уже обучались сотни северокорейских студентов и стажеров, специализировавшихся на ядерной физике. Все это, безусловно, свидетельствовало о том, что у руководства КНДР уже с середины 1950-х гг. существовал вполне конкретный план создания самостоятельной атомной отрасли на основе собственных национальных кадров.

К 1965 г. СССР полностью выполняет все взятые на себя по соглашению от 1959 г. обязательства, поставив в исследовательский центр в Ненбене реактор ИРТ-2000 на 2 МВт, радиохимическую лабораторию, кобальтовую установку К-60000, бетатрон Б-25, а также оборудование для физической и изотопной лабораторий³. При этом следует отметить, что по просьбе северокорейской стороны список поставляемого оборудования был несколько изменен. В КНДР был поставлен вдвое более мощный реактор, а также самая совершенная на тот период времени радиохимическая лаборатория, которая фактически представляла собой мини-завод по разделению изотопов. Одновременно специалистам КНДР была передана технология по извлечению плутония-239 из облученного ядерного топлива. Монтаж, запуск и эксплуатация поставленного оборудования осуществлялись при участии советских специалистов, последние из которых покинули объект в 1968 г.

Ядерное топливо для экспериментального реактора в соответствии с соглашением также поставлялось из СССР. Изначально это было урановое топливо с 10%-ным обогащением. Однако после реконструкции, увеличившей мощность реактора до 4 МВт, которую специалисты КНДР провели самостоятельно, советская сторона согласилась на поставки топлива с обогащением по урану-235 до 80%. Поставки высокообогащенного урана осуществлялись практически до 1986 г., и к тому моменту мощность реактора за счет еще одной реконструкции была доведена до 8 МВт. При этом в соответствии с соглашениями конца 1950-х гг. возврат поставленного с 1965 г. по 1991 г. ядерного топлива поставщику не предполагался, и все оно оставалось на территории КНДР. Другими словами, в результате поставок топлива для экспериментального реактора ИРТ у КНДР могло оказаться некоторое количество неучтенного или неиспользованного урана-235 с обогащением в 80%, т.е. материала прямого военного использования.

Казалось бы, вышеупомянутые факты прямо свидетельствовали о серьезных намерениях Пхеньяна вести самостоятельные работы по созданию ядерных зарядов и совершенствованию средств их доставки уже с конца 1960-х гг. В 1974 г. КНДР вступает в Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ). Примерно в это же время северокорейские специалисты получают доступ на ядерные полигоны КНР, а к разработкам на территории КНДР начинают привлекаться эксперты из третьих стран. Однако, скептически оценивая северокорейский экономический и научно-технический потенциал, ядерные державы до конца 1980-х гг. не придавали ракетно-ядерным амбициям Пхеньяна серьезного значения, несмотря на отказ КНДР в 1968 г. присоединиться к международному Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО).

Большее внимание мировой общественности привлекли разработки ядерного оружия в Республике Корея (РК), к которым режим генерала Пак Чжон Хи подтолкнула Гуамская доктрина Никсона. После военного поражения во Вьетнаме в июле 1969 г. американский президент провозглашает курс на ограничение военных обязательств США на Азиатском континенте, который заставил многих союзников Вашингтона, в том числе и Сеул, задуматься о гарантиях собственной безопасности. В отличие от КНДР Республика Корея в 1968 г. присоединилась к ДНЯО, однако не спешила его ратифицировать⁴. Южнокорейский диктатор не скрывал намерений создать ядерное оружие к 20-летней годовщине своего режима, то есть к 1981 г. Его амбиции явно шли вразрез с американской политикой сдерживания распространения ОМУ в регионе. В октябре 1979 г. президент Пак Чжон Хи был убит директором южнокорейского ЦРУ Ким Чжэ Гю во время обеда. Мотивы убийства так и остались невыясненными. Тем не менее, вслед за этой акцией Сеул и Вашингтон смогли довольно быстро договориться об увеличении американского тактического ядерного арсенала на территории Корейского полуострова в обмен на отказ РК от собственных ядерных разработок, степень готовности которых к тому моменту оценивалась в 95%⁵.

Открытые угрозы применения ядерного оружия на Корейском полуострове со стороны США⁶, а также ядерные амбиции Сеула, получившие огласку во второй половине 1970-х гг., не могли не подстегнуть активную разработку собственной ядерной программы в КНДР. В 1979 г. неподалеку от Ненбена начинается сооружение нового реактора мощностью 5 МВт, который северокорейские специалисты спроектировали сами, а вот идею и документацию позаимствовали уже не у советских, а у английских коллег. Этот газографитовый реактор был построен по образу и подобию английского Calder Hall, причем северокорейской стороне для этого

не понадобилось никаких официальных соглашений. Дело в том, что компания "British Nuclear Fuels" разместила в конце 1950-х гг. всю документацию о дизайне реактора в открытом доступе, и любой специалист в области ядерной физики мог легко воспользоваться ею. Но сам факт реализации данного проекта свидетельствует о том, что в течение нескольких десятилетий КНДР за счет массовых заграничных стажировок и интенсивного использования собственного экспериментального реактора смогла воспитать целое поколение квалифицированных физиков-ядерщиков.

В 1982 г. космические средства наблюдения США обнаруживают на территории КНДР подземные предприятия, которые предположительно предназначались для обогащения урана. Более пристальное внимание американской разведки к северокорейским ядерным объектам приводит к появлению в конце 1980-х гг. сенсационных заявлений об эксплуатации в Ненбене и Тэчхоне газографитового реактора собственной конструкции мощностью 50 МВт и более, а также о наличии в КНДР радиохимического предприятия по выработке оружейного плутония.

Данные разоблачения совпали по времени с переговорами по строительству на территории КНДР при содействии СССР первой атомной электростанции, которые начались в середине 1980-х гг. Изначально Пхеньян был заинтересован в получении более технологичных легководных реакторов, однако советская сторона предложила поставить 4 газографитовых реактора типа ВВЭР-440 при условии присоединения Пхеньяна к ДНЯО. Это решение было продиктовано в первую очередь экономической целесообразностью: наличием в КНДР значительных разведанных запасов графита и урана, более низкой стоимостью газографитовых реакторов, а значит менее значительному дисбалансу в двусторонней торговле, осуществлявшейся в тот период на условиях клиринга. В 1985 г. подписывается двустороннее Соглашение о сотрудничестве и обмене специалистами в области ядерных исследований, а в декабре того же года КНДР присоединяется к ДНЯО, снимая тем самым основную преграду на пути реализации данного проекта.

Вопрос о ядерных разработках Пхеньяна в военных целях с новой остротой встает в начале 1990-х гг., после того как СССР и США заявили о встречной готовности ликвидировать тактическое ядерное оружие. Результатом этих договоренностей стал вывод американского ядерного оружия с Корейского полуострова. Как следствие, на возобновившемся примерно в это же время межкорейском диалоге 31 декабря 1991 г. была принята совместная Декларация Севера и Юга о превращении Корейского полуострова в безъядерную зону. В соответствии с данной декларацией, КНДР заключила 30 января 1992 г. Соглашение об атомной безопасности с МАГАТЭ, а в марте того же года был образован совместный Комитет по атомному контролю КНДР и Республики Корея. Однако когда переговоры были переведены в плоскость практических проверок исследовательских объектов на территории КНДР, северокорейская сторона после долгих проволочек отказалась допускать международных инспекторов на объекты, расположенные в исследовательском центре в Ненбене, на которых предположительно мог вырабатываться плутоний.

Не последнюю роль в эскалации конфликта сыграл и распад Советского Союза. В новой внешнеполитической концепции российского МИДа, принятой 1 декабря 1992 г., был изначально заложен "курс на неизбежное отдаление России от КНДР"⁷. На практике демонтаж российско-северокорейских отношений происходил столь стремительно, что с трудом поддавался логике, его уже нельзя было объяснить результатом простого давления на Россию со стороны внешних сил. С 29 января по 1 февраля 1993 г. Пхеньян посетил полномочный представитель российского президента, заместитель министра иностранных дел Г. Ф. Кунадзе для обсуждения таких болевых точек, как изменение правовых основ двусторонних отношений, включая корректировку, а по некоторым сведениям, даже денонсацию Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, первая статья которого гласила о том, что "если одна из договаривающихся сторон подвергнется вооруженному нападению со стороны какого-либо государства или коалиции государств и окажется таким образом в состоянии войны, другая договаривающаяся сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми имеющимися в ее распоряжении средствами"⁸. В рамках данного визита рассматривались также вопросы погашения северокорейской задолженности перед Россией и разработки КНДР атомного и химического оружия. Переговоры закончились безрезультатно: КНДР наотрез отказалась от пересмотра союзнического договора, ссылаясь на то, что он сохраняет силу до 10 сентября 1996 г., сумма задолженности России так и не была выверена и признана северокорейской стороной, а вопросы разработки оружия массового поражения она вообще обсуждать отказалась, ссылаясь на то, что это внутреннее дело КНДР.

Откровенно проюжнокорейская позиция Москвы поставила Пхеньян в весьма сложное дипломатическое положение. Оказавшись между враждебным американо-южнокорейским альянсом на юге и недоброжелательной Россией на севере, в марте 1993 г. Пхеньян решается пойти на столь неожиданный шаг, как выход из ДНЯО, а в мае того же года проводит в Японском море испытания ракеты среднего радиуса действия "Нодон-1", способной доставлять боеголовки на расстояние 800 - 1000 км. Фактически это были модернизированные советские ракеты малого радиуса действия, известные на западе как Scad, которые поставлялись из СССР в КНДР в 1960-е гг.

Эта демонстративно вызывающая акция северокорейского режима, в буквальном смысле слова загнанного в угол, тем не менее, возымела свое действие, поскольку перспектива обладания КНДР ракетно-ядерными технологиями, а тем более возможного экспорта их в ближневосточные страны (прежде всего в Сирию, Ирак и Иран) в обмен на нефть, абсолютно не входила в планы США и их союзников. Достаточно показателен следующий эпизод. В 1992 г. Израиль, обеспокоенный расширяющимся военным сотрудничеством КНДР с

Сирией и Ираном, сделал северокорейской стороне, столкнувшейся с дефицитом валютных ресурсов, весьма неожиданное предложение. Израильские инвесторы высказали готовность вложить 1 млрд. долл. США в концессии на разработку крупнейших золотых приисков в уезде Унсан провинции Пхенан Пукто в обмен на отказ КНДР от поставок ракет среднего радиуса действия в Сирию и Иран. После обследования этих приисков израильскими специалистами для заключения сделки в Пхеньян должен был вылететь министр иностранных дел Израиля Шимон Перес, и только мощное давление со стороны США сорвало этот визит⁹. Тем не менее, администрация Б. Клинтона сама вынуждена была пойти на компромисс и в июне 1993 г. начала прямые консультации с КНДР по вопросам ракетно-ядерных разработок Пхеньяна.

Россия, в свою очередь, приостановила действие соглашения о сотрудничестве и обмене специалистами в области ядерных исследований между двумя странами и поддержала принятую 1 ноября 1993 г. резолюцию ООН о допуске инспекции МАГАТЭ на северокорейские ядерные объекты, хотя и высказала особое мнение по поводу международных санкций против КНДР. Неопределенность позиции Москвы при фактическом присоединении ее к блоку западных стран в вопросе разрешения северокорейского ядерного кризиса на практике привела к полной потере Россией рычагов политического воздействия на ситуацию на Корейском полуострове. Ни РК, ни КНДР уже не считали Россию способной серьезно повлиять на развитие событий. Так, после заявления северокорейского руководства 12 марта 1994 г. о возможности "превращения Сеула в огненное море" президент Республики Корея отправился отнюдь не в Москву, а в Токио (24 - 26 марта) и Пекин (26 - 30 марта) в надежде, что именно Япония и Китай смогут сыграть конструктивную роль посредников в урегулировании возникшего конфликта. А КНДР, демонстративно игнорируя предложение российского МИД о срочном созыве восьмисторонних переговоров (с участием Юга и Севера, России, США, Китая, Японии, ООН и МАГАТЭ), озвученное 24 марта 1994 г., продолжила прямые контакты с США по данному вопросу, констатировав, что северокорейский ядерный вопрос как по причинам его возникновения, так и по своему характеру является предметом двустороннего диалога США и КНДР¹⁰.

Американо-северокорейские переговоры продвигались вперед с большими трудностями и неоднократно находились на грани полного срыва. Особенно угрожающие масштабы ядерный кризис принял в 1994 г. В марте КНДР в очередной раз отказала в допуске международной инспекции МАГАТЭ к тем ядерным объектам, на которых предположительно вырабатывался плутоний, пригодный для последующего использования в военных целях. Северокорейское руководство вновь заявило о планах выхода из ДНЯО, а в случае введения международных санкций Пхеньян грозился "превратить Сеул в огненное море".

Конфронтационная позиция Пхеньяна все больше склоняла США к силовому решению. К моменту официального уведомления северокорейским руководством 14 марта 1993 г. о своем выходе из ДНЯО военные приготовления Пентагона шли уже полным ходом. Возможность ограниченных точечных ударов с воздуха по ядерным объектам КНДР была сразу же исключена как в силу отсутствия достоверных данных о местоположении объектов, так и в силу опасности радиоактивного загрязнения соседних стран, прежде всего Японии. Наземная же операция, по расчетам Вашингтона, за три месяца военных действий могла привести к потерям 52 тыс. американских солдат, 490 тыс. южнокорейских граждан и бесчисленным жертвам среди населения КНДР¹¹. Однако ни возможность гуманитарной катастрофы в регионе, ни огромные финансовые издержки операции, оценивавшиеся в сумму свыше 60 млрд. долл. США¹², уже не являлись сдерживающим фактором для Белого дома.

16 июня 1994 г. северокорейское руководство заявило о своей решимости предпринять упреждающий удар в случае эскалации военных приготовлений Пентагона. Отчет времени шел уже на дни, и только срочный визит в Пхеньян бывшего президента США Дж. Картера и его экстренная встреча с президентом КНДР Ким Ир Сеном смогли предотвратить ядерную катастрофу. Картер в последний момент сумел убедить Ким Ир Сена заморозить ядерные объекты в обмен на содействие США в получении американских легководных реакторов для северокорейской АЭС. Вашингтон и Пхеньян стали готовиться к возобновлению двусторонних переговоров по ядерной тематике, а президенты КНДР и Республики Корея к первому саммиту, намеченному на конец июля в Пхеньяне.

Внезапная смерть бессменного руководителя КНДР Ким Ир Сена 8 июля 1994 г. полностью спутала все предшествующие договоренности и планы. В Вашингтоне, да и в Сеуле решили, что дни северокорейского режима сочтены. Этим объясняется дипломатически неадекватная реакция южнокорейского президента Ким Ен Сама на смерть Ким Ир Сена¹³, которая свела на нет весь предыдущий прогресс в межкорейском диалоге. Этим обусловливается и принятие сенатом США поправок к закону об иностранной помощи, которые фактически ограничивали возможности оказания КНДР заявленной помощи¹⁴. Тем не менее, несмотря на достаточно зловещую обстановку вокруг КНДР, стороны все-таки сели за стол переговоров, которые в октябре 1994 г. завершились подписанием Женевского двустороннего рамочного соглашения.

В соответствии с достигнутыми договоренностями, КНДР взяла на себя обязательства не выходить из ДНЯО, заморозить свои ядерные разработки в военных целях на трех газографитовых реакторах и допустить к этим объектам инспекторов МАГАТЭ. США, в свою очередь, согласились на поставку для строящейся северокорейской АЭС до 2003 г. двух легководных реакторов мощностью по 1000 МВт каждый вместо предусмотренных ранее поставок советских газографитовых реакторов. Одновременно в качестве компенсации отсрочки в реализации проекта они гарантировали ежегодное обеспечение тепловых электростанций республики мазутом в размере 150 тыс. т в 1995 г. и по 500 тыс. т

в год вплоть до ввода этих реакторов в действие. Стороны также договорились об открытии в Вашингтоне и Пхеньяне координационных центров, что должно было стать первым шагом на пути нормализации экономических и политических отношений между двумя странами. В обмен на возвращение к договоренностям, совместной Декларации Севера и Юга о превращении Корейского полуострова в безъядерную зону северокорейское руководство также смогло добиться от США обязательств не угрожать и не применять ядерное оружие против КНДР.

Таким образом, массированное давление на Пхеньян со стороны западных стран во главе с США, к которому присоединилась и Россия, заметно подпортив при этом свои отношения с КНДР, не дало ожидаемых результатов. США вынуждены были пойти на прямые контакты с непокорным режимом. В результате столь неожиданного для российской дипломатии поворота событий Россия оказалась полностью вытесненной из переговорного процесса и практически лишилась возможности участия в урегулировании северокорейского ядерного кризиса. Она перестала быть полезным партнером как для США с Китаем, так и для КНДР и Республики Корея.

Изменив коренным образом свою тактику в отношении урегулирования северокорейского ядерного кризиса, перейдя от методов силового давления к решению проблемы политическими средствами за счет развития диалога с КНДР, американская дипломатия умело воспользовалась полной деградацией отношений России с КНДР и существенно распространила свое влияние на северную часть Корейского полуострова. Женевское двустороннее соглашение, заключенное за спиной ведущей ядерной державы, нанесло серьезный удар по международному престижу России.

Более того, оно серьезно подорвало российские экономические интересы на Корейском полуострове. В частности, Россия даже не была включена в состав международной организации по энергоснабжению Корейского полуострова - KEDO¹⁵, созданной в марте 1995 г. с целью преодоления энергетического кризиса в КНДР. Хотя к тому времени Россия в соответствии с межправительственным соглашением между СССР и КНДР завершила обширную программу геологического обоснования выбора площадки для АЭС "Тонхэ" проектной мощностью 1760 МВт. На выбранной в уезде Синпхо провинции Южный Хамген площадке уже были начаты строительные работы, приостановленные по решению российского правительства после заявления КНДР о выходе из ДНЯО.

"Ядерная карта", разыгранная КНДР в первой половине 1990-х гг., принесла успех не только американской дипломатии, сумевшей ограничить ядерную деятельность КНДР, выйти на прямые контакты с северокорейским политическим руководством и приобрести новые рычаги воздействия на ситуацию на Корейском полуострове. После установления дипломатических отношений с Сеулом Пекин не стал повторять российский эксперимент, выразившийся в свертывании политических, экономических и военных контактов с КНДР и в резком нарушении баланса отношений с двумя государствами. Китай оставался единственным государством, которое сохраняло во время кризиса стабильные отношения с Пхеньяном и которое смогло убедить его вернуться на позиции разумного компромисса.

В конечном счете, и КНДР смогла с максимальной выгодой для себя выйти из ядерного кризиса. Северокорейское руководство вплотную приблизилось к давно вынашиваемой цели - нормализации двусторонних отношений с США, что, по замыслам Пхеньяна, могло создать благоприятные условия для восстановления отношений с Японией и открыть доступ к столь необходимым для агонизирующей северокорейской экономики западным кредитам и технологиям. Более того, от участия в решении проблемы ядерной безопасности на полуострове формально была отстранена наиболее заинтересованная сторона - Республика Корея, что также играло на руку КНДР, которая принципиально не желала признавать за Югом равенство в переговорном процессе.

К сожалению, Женевское рамочное соглашение оставляло место для целого ряда неопределенностей и разночтений. Фактически оно не столько разрешало ядерный кризис, сколько замораживало сложившуюся ситуацию почти на десятилетие. Критический момент наступал в 2003 г., когда США должны были поставить легководные реакторы, а КНДР - обеспечить свободный доступ инспекторам МАГАТЭ на все ядерные объекты. Сама форма соглашения (рамочное) не предусматривала ратификации сенатом США, что вызывало сильное противодействие среди американских законодателей, особенно после того, как в декабре 1994 г. над территорией КНДР был сбит вертолет ВВС США. Серьезные проблемы возникли также с финансированием созданной в марте 1995 г. KEDO, которая должна была изыскать средства на сооружение обещанных реакторов и поставки мазута. Около 60% издержек обязалась взять на себя Республика Корея, однако финансовый кризис 1997 г. ограничил возможности южнокорейского правительства.

Более того, уже в августе 1998 г. в американскую прессу просочилась информация разведывательных служб США о секретном ядерном объекте в районе Кымчхонни недалеко от Ненбена. В разгар переговоров по доступу к данному объекту 16 августа КНДР осуществила запуск трехступенчатой баллистической ракеты, заявив, что основной целью запуска является вывод на околоземную орбиту научно-исследовательского спутника. Тем не менее, США и их союзники в регионе восприняли северокорейские испытания как, прежде всего, подтверждение значительного прогресса военной ракетной программы КНДР: радиус действия новых ракет расширялся до Аляски и Гавайских островов. Вызывающие действия КНДР были использованы Белым домом как повод для выхода из Договора по противоракетной обороне (ПРО) и форсирования работ по созданию национальной ПРО. В свою очередь, Япония пересмотрела свое достаточно осторожное отношение к американским планам и пошла на расширение сотрудничества в сфере ПРО с США, а Республика Корея воспользовалась преце-

дентом для начала разработки собственных ракет среднего радиуса действия (до 300 км). Фактически северокорейские ракетные испытания спровоцировали серьезные изменения не только на региональном, но и на мировом геополитическом уровнях, поскольку напрямую затрагивали интересы ведущих ядерных держав.

Достаточно жесткая реакция со стороны международного сообщества заставила Пхеньян заявить в 1999 г. о трехлетнем моратории на испытания ракетных технологий. Тем не менее, демонстративные жесты северокорейского руководства возымели свое действие. Они в очередной раз привлекли внимание международной общественности к режиму, проявившему в середине 1990-х гг. удивительную живучесть. Ожидания полного краха КНДР не оправдались, и с подающим признаки жизни, непредсказуемым и иррациональным, с точки зрения Запада, "государством-изгоем" приходилось садиться за стол переговоров и искать компромиссы.

Как следствие, в 2000 г. произошел настоящий прорыв международной изоляции Пхеньяна. В июне впервые в истории состоялась встреча в верхах между президентом Республики Корея Ким Дэ Чжуном и председателем государственного комитета обороны КНДР Ким Чен Иром, которая дала мощный импульс развитию сотрудничества двух стран в экономической и гуманитарных областях. Вслед за этим последовала своеобразная полоса дипломатического признания со стороны стран Евросоюза, Австралии и Канады. Осенью 2001 г. всерьез рассматривался вопрос о посещении КНДР президентом США Б. Клинтоном для обсуждения проблем моратория на ракетные испытания и возможностей установления дипломатических отношений между двумя странами. А в сентябре 2002 г. в Пхеньяне состоялась первая в истории японо-северокорейская встреча в верхах.

Очередным неожиданным витком событий на Корейском полуострове впервые за постсоветский период с успехом для себя смогла воспользоваться и российская дипломатия, которая к тому моменту оказалась полностью вытесненной из переговорного процесса по урегулированию северокорейского ядерного кризиса. Нормализация отношений КНДР с Российской Федерацией завершилась в июле 2000 г. саммитом в Пхеньяне: причем высший руководитель РФ посетил северокорейскую столицу впервые за всю историю двусторонних отношений. Становится ясным, что вывести "северокорейскую проблему" из тупика сможет учет интересов всех региональных держав, и в августе 2003 г. по инициативе Пекина начинаются новые переговоры, но уже в шестистороннем формате с участием КНДР, США, КНР, РК, России и Японии.

Пятилетняя история шестисторонних переговоров не раз ставила их на грань срыва и на один шаг от успеха. Изначально США заняли на данных переговорах ультимативную позицию: американская сторона соглашалась обсуждать с КНДР только один вопрос - полное, контролируемое, необратимое уничтожение (демонтаж) ядерной программы (в английской аббревиатуре - CVID¹⁶), отвергая какие-либо гарантии безопасности и любые попытки вернуться к договоренностям Женевского рамочного соглашения, подписанного в 1994 г. администрацией Клинтона. Такой жесткий подход находил поддержку разве что у Японии, и под давлением "большинства" (КНР, России и РК) США вынуждены были постепенно отказываться от тотального прессинга. КНДР, в свою очередь, также приходилось смягчать бескомпромиссность своей позиции. Кульминацией в очередном витке противостояния между США и КНДР стали испытания Пхеньяном баллистических ракет (июль 2006 г.) и ядерного устройства (октябрь 2006 г.).

Эти испытания существенно укрепили позиции КНДР, возвращая основных переговорщиков к ситуации семилетней давности с той лишь разницей, что северокорейское государство теперь де-факто является членом ядерного клуба. А этот новый статус КНДР очень легко способен спровоцировать очередной виток гонки вооружений в Северо-Восточной Азии. Если дальнейшее развитие событий пойдет по сценарию 2003 и 2005 гг. (т.е. отходу одной из сторон от достигнутых ранее договоренностей), то первым государством, которое подхватит импульс дестабилизации, скорее всего, может стать Япония. Ей потребуется несколько месяцев, чтобы довести до конца приостановленную ядерную программу и стать ядерной державой. В свою очередь, это будет особенно болезненно воспринято на Корейском полуострове. И КНДР, и Республика Корея вынуждены будут значительно нарастить свои военные расходы. Причем в такой ситуации США вряд ли смогут удержать от ядерных амбиций своих южнокорейских партнеров.

По оценкам специалистов, Республика Корея уже сейчас обладает необходимыми технологиями, позволяющими ей в течение года создать атомную бомбу на основе обогащенного урана¹⁷. В ответ США вынуждены будут форсировать развертывание полномасштабного ПРО в регионе, что неизбежно приведет к наращиванию "ядерных мускулов" Китаем. В свою очередь, о притязаниях на вступление в ядерный клуб может напомнить Тайвань. Развитие событий по принципу "домино" спроецирует аналогичные процессы в других регионах мира, прежде всего на Ближнем Востоке и в Иране. В результате Россия в обозримом будущем обнаружит по соседству от себя сразу несколько новых ядерных держав при полном отсутствии сбалансированной системы региональной безопасности.

Прогнозировался ли столь пессимистичный сценарий развития в 1960-е гг., когда советское руководство согласилось оснастить передовым на тот период времени оборудованием ядерный исследовательский центр в Ненбене, или в 1980-е гг., когда была достигнута договоренность о строительстве при техническом содействии СССР в КНДР атомной электростанции? Думается, что нет.

В течение длительного периода времени военно-политические ведомства СССР явно недооценивали серьезность устремлений северокорейского руководства к обладанию ядерным оружием. А такая решимость, как видно из изложенных выше фактов, сформировалась у лидеров КНДР уже

к исходу Корейской войны и в конечном итоге выразилась в многолетней целенаправленной концентрации финансовых, технологических и кадровых ресурсов на развитии данного направления.

Снисходительное отношение к ядерным амбициям Пхеньяна со стороны СССР базировалось, очевидно, не только на заниженной оценке технологических и интеллектуальных возможностей северокорейского автаркического режима, но и на мнении, что "партизанские" наработки КНДР в области ракетно-ядерных технологий создают головную боль, прежде всего, американцам и их союзникам. Мало кто мог предположить, что "ядерная" карта Пхеньяна будет использована США как повод для выхода на рубеже веков из Договора по ПРО и отказа от продления срока действия Договора о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), действие которого истекает 5 декабря 2009 г. Опасность подобных действий для России очевидна: у США под предлогом реализации концепции глобального удара (Global Srike Solution) в войне с международным терроризмом появляется потенциал для обезоруживающего первого ядерного удара, который с учетом создаваемой сейчас системы ПРО позволяет обезопасить себя от ответного удара.

¹ Журнал "Политбюро" //Приложение к журналу "Профиль". 25.11.2002, с. 88.

² Selig S. Harrison. Korean Endgame. A Strategy for Reunification and U.S. Disengagement. Princeton University, 2002, p. 197.

³ Лихолетов А. Как это было. Участие СССР в становлении ядерной программы КНДР // Корус FORUM, 19.11.2007 - www.korus-forum.org

⁴ Республика Корея ратифицировала международный Договор о нераспространении ядерного оружия только в марте 1975 г.

⁵ Чунанильбо, 26.11.1993.

⁶ Администрация Дж. Картера одновременно с планами сокращения воинского контингента на Корейском полуострове заявила, что не остановится перед атомными бомбардировками в ответ на любую попытку проникновения армейских частей КНДР на южнокорейскую территорию.

⁷ Дипломатический вестник. Специальный выпуск, январь 1993 г., с. 16.

⁸ Ткаченко В. П. Корейский полуостров и интересы России. М., 2000, с. 171.

⁹ Selig S. Harrison. Korean Endgame.., p. 49 - 50.

¹⁰ Кан Вон Сик. Россия и Корея на пороге XXI века. М., 1999, с. 213.

¹¹ Noland Markus. Avoiding the Apocalypse. New York, 2000, p. 149.

¹² Ibidem.

¹³ По получении данного известия президент Республики Корея Ким Ен Сам вместо ожидаемых соболезнований привел войска на юге полуострова в повышенную боевую готовность.

¹⁴ В соответствии с данными поправками, оказание помощи разрешалось только при условии доказательства президентом США фактов отсутствия у КНДР ядерных вооружений, а также фактов экспорта компонентов ядерных боеголовок и средств их доставки в третьи страны.

¹⁵ KEDO (Korea Energy Development Organisation) была создана США, Японией и Республикой Корея для финансирования строительства в КНДР двух легководных реакторов и поставок мазута на северокорейские тепловые электростанции.

¹⁶ CVID - Complete, Verified, Irreversible Dismantling.

¹⁷ Seoul Can Build A-Bomb within 1 Year // The Korean Times. 16.10.2006.

Permanent link to this publication: