Как-то солдаты, познакомившись с водителем маршала Г. К. Жукова, попросили его поинтересоваться у Георгия Константиновича: долго ли еще до победы? Шофер, дожидаясь команды на выезд, так и этак прикидывал, когда лучше спросить Жукова, как точнее сформулировать свой вопрос. Но только он при появлении Жукова набрал в легкие воздух, как маршал, устало устроившись на сиденье, выдохнул сам:

- Когда же она закончится, эта война?..

Наверное, не у одного автора этих строк есть ощущение, что война для маршала Жукова длилась гораздо дольше, чем для многих других ее участников. Хотя полыхала Великая Отечественная, казалось бы, для всех одинаково - 1418 дней и ночей. Но это если измерять сутками. А если событиями? Не потому ли и возникает это ощущение, что Жуков имел прямое отношение буквально ко всему, хоть сколько-нибудь значительному на той войне?

Одно лишь краткое перечисление стратегических операций Красной Армии, в разработке и осуществлении которых Жуков принимал активное участие в качестве заместителя Верховного Главнокомандующего и представителя Ставки ВГК, говорит само за себя. С августа 1942 по ноябрь 1944 г. в 15 случаях на него возлагалась обязанность по координации действий фронтов. При этом маршал, получив право отдавать приказы и распоряжения их командующим, нес полную ответственность за исход операции. В ходе Сталинградской битвы он координировал действия войск Донского и Юго-Западного фронтов, летом 1943 г. - действия Западного, Брянского, Центрального, а затем Воронежского и Степного фронтов в Курской битве. С июля по ноябрь 1944 г. эта функция лежала на нем при освобождении Белоруссии силами 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Сам встав в ноябре 1944 г. во главе войск 1-го Белорусского фронта, Жуков, действуя бок о бок с командованием других фронтов, блестяще осуществил Висло-Одерскую операцию, а затем и битву за Берлин.

Именно для того, чтобы отмечать успехи в таком вот стратегическом управлении войсками, и был учрежден полководческий орден "Победа". Есть высшая справедливость в том, что первым кавалером этого ордена стал именно Г.К. Жуков. Указ о награждении Георгия Константиновича появился 10 апреля 1944 г. по результатам Проскуровско-Черновицкой наступательной операции.

1 марта 1944 г. ему, заместителю Верховного Главнокомандующего, пришлось неожиданно, после гибели генерала армии Н.Ф. Ватутина, принять командование войсками 1-го Украинского фронта. До начала операции, имевшей целью разгром (во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта) основных сил немецко- фашистской группы армий "Юг", оставались считанные дни. Вероятно, любой другой военачальник в этих условиях попросил бы отсрочки и был бы прав: слишком велика ответственность за обеспечение успеха наступления. Жуков решил иначе. Он знал Ватутина как серьезного, обстоятельного военачальника, готовившего фронт к операции, и доверял мерам, предпринятым им накануне своей гибели.

Кроме того, маршал и сам был хорошо информирован о положении в войсках, поскольку некоторое время осуществлял координацию действий 1-го и 2-го Украинских фронтов. Трех дней хватило ему, чтобы не только досконально разобраться в обстановке, но и крепко взять нити управления в свои руки.

Вторично ордена "Победа" он был удостоен менее чем через год. 12 ноября 1944 г. маршал, оставаясь на посту заместителя Верховного, был назначен командующим войсками 1-го Белорусского фронта, которому в будущей зимне-весенней кампании 1945 г. предстояло наступать на главном варшавско-берлинском направлении. Кампания открылась Висло-Одерской операцией. Стремительно наступая, войска 1-го Белорусского фронта под командованием Жукова форсировали Одер и уже к 3 февраля захватили плацдармы на западном берегу реки в районе Кюстрина. Маршал привел свои войска к порогу Берлина, до которого оставалось менее 70 км.

Чем объяснить его столь впечатляющие успехи в этой и многих других операциях? Над этим и по сей день размышляют крупнейшие военные мыслители. Ясно одно: какого-то однозначного ответа просто не существует. Главное, как считает президент Академии военных наук генерал армии М.А. Гареев, состояло в том, что Жуков придерживался не каких-то отвлеченных теоретических принципов, а каждый раз умело примерялся к конкретно складывающейся обстановке.

При проведении той же Висло-Одерской операции командующий 1-м Белорусским фронтом, учитывая, что противник растянул свои войска по фронту, пришел к обоснованному выводу о возможности быстрого прорыва его тактической зоны обороны. На участках прорыва, составлявших 13 % полосы наступления, было сосредоточено 54 % стрелковых дивизий, 53 % артиллерии и минометов, 91,3 % танков и самоходных артиллерийских установок, которыми располагал 1-й Белорусский фронт. Такая концентрация сил и средств позволила достичь быстрого прорыва вражеской обороны на Висле, после чего свое веское слово сказали умело использованные Жуковым бронетанковые и механизированные войска. Имевшиеся в его распоряжении две танковые армии были введены в сражение на второй и третий день операции, то есть лишь после того, как оборона противника была почти полностью прорвана. Это позволило сохранить силы подвижных групп для длительных и напряженных действий в оперативной глубине обороны. Танковые же корпуса и отдельные танковые бригады использовались в первом оперативном эшелоне в качестве армейских подвижных групп и танков непосредственной поддержки пехоты.

Благодаря такой тактике использования бронетанковых войск в Висло-Одерской операции были достигнуты необычайно высокие темпы наступления. В глубине вражеской обороны танковые армии покрывали в сутки до 45 - 50, а в отдельные дни даже до 70 - 100 км.

В следующей. Берлинской операции маршал вопреки, казалось бы, многократно подтвержденным канонам военного искусства поступил как раз наоборот. Танковые армии он ввел в сражение еще до прорыва всей тактической зоны обороны, ибо от Зееловских высот до Берлина немцы устроили сплошную глубокоэшелонированную оборону, которую, не введи маршал в сражение танки, пришлось бы прорывать пехоте. Можно лишь представить, с какими жертвами это было сопряжено и насколько затянулся бы прорыв наших войск к фашистской столице.

Жуков обладал редчайшим даром предвидения, а по словам Н. Макиавелли, "ничего не делает полководца более великим, чем проникновение в замысел противника". Подтверждений этому масса. Однако, как справедливо пишет современный американский историк У. Спар, не всегда его гениальные озарения (добавим, как и других наших полководцев) востребовались политическим руководством. Например, в июле 1941 г. в ставке германской армии еще только вынашивалась идея поворота части войск, наступавших на Москву, на юг для удара во фланг Юго-Западного фронта, а Жуков, тогда начальник Генштаба, уже уловил готовившееся изменение в планах командования противника. Он аргументирование доложил Сталину свое видение предстоящих событий: противник на московском направлении пока наступать не будет,

что касается войск Юго-Западного фронта, то их следует отвести за Днепр, оставив при этом Киев. Вывод жесткий, суровый, но адекватный складывавшейся обстановке. Увы, Верховный не обладал даже толикой такой прозорливости и отверг предложение Жукова. В результате и Киев был потерян, и войска Юго-Западного фронта были разгромлены: только в плен попало более 600 тысяч человек.

Кроме глубокого, гибкого ума полководца отличали редкая сила воли, непреклонная решимость выполнить поставленную задачу, твердость управления. Как писал маршал И.Х. Баграмян, "из всех молниеносно выросших в предвоенные годы крупных военачальников Жуков был, безусловно, самой яркой и одаренной личностью... Из всех нас он выделялся не только поистине железным упорством в достижении поставленной цели, но и особой оригинальностью мышления... Хорошо зная его способности, я не удивлялся его поразительной, даже для тех лет, военной карьере. Г. К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в годы военных испытаний не может получиться полководца, но и жестким характером, беспощадностью к недобросовестным людям. ...И еще одна черта характера Жукова мне бросалась в глаза. Если он чего-нибудь добивался, то не любил идти к цели, как говорится, "медленным шагом, робким зигзагом". В таких случаях он шел напрямую".

В критических ситуациях, как, например, в битве под Москвой, когда некоторые "стратеги" типа В.М. Молотова грозили Жукову расстрелом, его действия были лишены нервозности и отличались спокойной уверенностью и трезвым расчетом. "Это был человек огромного личного мужества и самообладания, - писал в связи с этим маршал A.M. Василевский. - В самые трудные, даже критические моменты, работая с ним, как говорится, бок о бок, я не видел Жукова растерянным или подавленным. Напротив, в такие моменты он был, как никогда, деятелен и целеустремлен".

Небезынтересны взгляды самого маршала Жукова на полководческое искусство. "Для того, чтобы называться полководцем, - говорил он, - надо при всех других положительных личных качествах обладать еще стратегическим талантом и - что не менее важно - бесстрашием брать на себя ответственность за разработанное и принятое решение, отстаивать это решение, чего бы тебе это ни стоило. Полководец не должен бояться риска. Если бы военное искусство заключалось в том, чтобы избегать риска, то лавровые венки, вероятно, украшали бы весьма посредственные таланты...

Мудрость и мужество полководца, - добавлял он, - это прежде всего мужество и здравый смысл при принятии решений. Полководец, который заглядывает в уставы, чтобы найти там решение стоящей перед ним задачи, так же мало заслуживает доверия, как врач, который при определении диагноза стал бы заглядывать в справочник".

Чтобы высказаться столь веско и убедительно, надо было не только взять, но и с достоинством пронести через всю войну колоссальную тяжесть ответственности за судьбу страны. Тяжесть редкую, неимоверную, но оказавшуюся по плечу Жукову. По оценкам многих военных историков, после Суворова наше Отечество не знало полководца такого масштаба, каким был он.

Permanent link to this publication: