(с) 2000 г.
История как проблема логики - сравнительно мало исследованная тема. Содержание предлагаемой читателю статьи связано с попыткой обозначить общий подход к анализу логики исторического развития с точки зрения присущей ему тенденции к оптимизации и роли в нем развитых, зрелых вариантов исторической реальности как тех фаз общеисторического процесса, в которых история и логика наиболее близко "подходят" друг к другу. Смысл понятий "тенденция к оптимизации" и "зрелая историческая реальность" раскрывается в ходе анализа.
Логическое есть способ теоретического овладения объектом в мышлении человека посредством системы абстракций (1). Это общефилософское определение логического историку необходимо, но недостаточно.
История является проблемой логики в двояком смысле. Во-первых, предметом анализа служит система абстракций как таковая - исторические понятия, принципы исторического мышления, исторические теории и т.д. Философско-историческая мысль постепенно расширяла область тематики, связанной с анализом логического аппарата мышления историка. "Социальная физика" XVII в., позитивизм и неокантианство предложили варианты ответа на вопрос о природе исторического мышления и его границах. В XX столетии спектр и характер данной проблематики значительно расширился, в качестве самостоятельных выдвинулись проблемы структуры языка историка, природы исторических понятий, исторического объяснения и др.
В отечественной историографии и философии эта проблематика также стала предметом исследований общего и специального характера (2).
Для историка понятие логического этим не исчерпывается, ибо проблемой логики является история как процесс развития, т.е. объективная логика, хотя и этим не все сказано. Различие объективной и субъективной логики означает не наличие двух самостоятельных вариантов логики, а их единство и несовпадение одновременно: развитие явления (процесса) и его логика не совпадают, хотя одно без другого не существует в реальности и вне этой взаимосвязи они не могут быть осмыслены - понимание сущности явления выводится не иначе, как из анализа его развития, а наиболее рациональная реконструкция развития возможна исходя из тех или иных представления о его сущности. Историку эта проблема обычно не создает заметных затруднений на эмпирическом уровне его исследования, т.е. не возникает или не воспринимается
Смоленский Николай Иванович - доктор исторических наук, профессор, декан факультета истории, политологии и права Московского педагогического университета.
1 Копнин П.В. Логические основы науки. Киев, 1968, с. 60.
2 Шпет Г. История как проблема логики, ч. 1. М., 1916; Грушин Б.А. Очерки логики исторического исследования. М., 1916; Варшавчик М.А. Очерки логики исторического исследования и исторический источник. - Вопросы истории, 1968, N 10; Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М., 1987; Смоленский Н.И. К вопросу о природе исторических понятий. - Новая и новейшая история, 1976, N 4; его же. Историческая действительность и историческое понятие. - Вопросы истории, 1979, N 2; его же. Политические категории немецкой буржуазной историографии (1848-1871 гг.). Томск, 1982; Черняк Е.Б. История и логика (структуры исторических исследований). - Вопросы истории, 1995, N 10.
стр. 3
как проблема способа организации его мышления по поводу анализа конкретной избранной проблемы именно ввиду конкретно-исторического характера изучаемых связей явлений. Однако то, без чего изучение любой частной проблемы может вполне обойтись, становится необходимым условием объяснения и оценки крупных исторических событий и процессов. Потребность исторического мышления выявлять логику исторического процесса и опираться на нее нарастает по мере того, как предметом этого мышления становятся все более масштабные и значительные пласты исторической реальности, осмыслить которые вне более общих - по отношению к этой реальности - или даже глобальных тенденций развития невозможно.
Весьма существенные разногласия между исследователями Французской революции конца XVIII в., от А. Токвиля до современных авторов, связаны во многом с разными подходами к оценке места и роли революции в тех общих тенденциях исторического развития, которые пробивали себе дорогу при переходе от средневековых отношений к новым распорядкам во всех сферах жизни людей (3). Важно подчеркнуть, что самые разные варианты осмысления революции опираются на те или иные представления о некотором общем направлении, тенденции исторического процесса в ту эпоху (4), следовательно, на его логику.
Несовпадение истории и логики развития общественных явлений характеризуется в самом общем виде тем, что в логике как способе восприятия они "освобождаются" от своей конкретно-исторической формы и от всего многообразия и богатства проявления их сущности с сохранением представления о коренных свойствах, направленности и этапах развития, т.е. рассматриваются в "чистом", не существующем в реальности виде. Несовпадение истории и логики общественных явлений и процессов невозможно охарактеризовать более определенно в пределах общего подхода к проблеме. Является ли логика общеисторического развития процессом направленных изменений? Есть ли в них некая единая линия? По каким критериям и меркам это единство выделяется из реального, неустранимого ни в действительности, ни в мышлении многообразия вариантов локального характера и уровня? Каково соотношение этих вариантов и логики общеисторического развития? Каковы ступени, стадии логики общеисторического процесса и в какой степени они выражают логику развития в том или ином локальном ее варианте? Каков характер динамики общеисторического развития? Постановка этих проблем содержится в той или иной форме в самых различных направлениях исторической мысли и ею же накоплен большой и многообразный материал для наиболее рационального, отвечающего современному уровню развития познания методов их разрешения (5).
Об актуальности рассматриваемых проблем современный исследователь Д.Е. Фурман пишет: "Основной проблемой, с которой сталкивается современный советский историк и социолог, лишившийся традиционной схемы (т.е. теории формаций. - Н.С.), но пытающийся найти какие-то общие философско-исторические ориентиры, является проблема логики всемирно- исторического процесса" (6). Что касается теоретических потерь, то следует признать: если еще можно говорить о своеобразном, так сказать, обязательном характере приобщения "советского историка и социолога" к теории в ушедшие времена, то о каком-то "лишении" их теории речь все же не идет: они сами, точнее, некоторая их часть, лишили себя упомянутой теории, хотя лишиться в этом смысле еще не означает предложить нечто более рациональное, на что можно было бы опереться. Другая часть обществоведов существо проблемы усматривает в иной плоскости: определить, что в упомянутой теории было изначально ошибочным, что в
3 Токвиль А. Старый порядок и революция. СПб., 1906, с. 30-34; Адо А.В. Место Французской революции в процессе перехода страны от феодализма к капитализму. - Новая и новейшая история, 1989, N 3.
4 См. об этом Барг М.А., Черняк Е.Б. Революции европейского масштаба в процессе перехода от феодализма к капитализму (XVI-XIX вв.). - Новая и новейшая история, 1988, N 3.
5 См. Семенов Ю.И. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории. М., 1996.
6 Фурман Д.Е. Наши тревоги и всемирная история. - Вопросы философии, 1990, N 11.
стр. 4
ней было верным для своего времени, но утратило это качество в условиях новой социальной реальности, а что сохраняет научный потенциал (7).
В любом случае, даже если бы было правдой то, что в упомянутой теории все безнадежно устарело и не годится сегодня, современный историк не лишается каких бы то ни было философско-исторических ориентиров - для этого пришлось бы отказаться и от того наследия, которое упомянутой теории предшествует, с чем она так или иначе связана и продолжением чего является, так и в особенности от того, что было внесено в обществознание ею и что в той или иной мере входит в качестве компонента содержания иных представлений об истории - в "социальной истории", системном анализе, структурализме, Франкфуртской школе и т.д.
С учетом этого сегодня можно признать только в качестве риторической и нарочитой постановку вопроса о том, является ли развитие истории некоторой разновидностью броуновского движения или же упорядоченным процессом, обладающим своей логикой и смыслом. Представление об упорядоченном, направленном характере исторического развития не обладает качеством изначальной аксиоматической очевидности, требует доказательства и обоснования и к настоящему времени опирается на достаточно обширный и разнохарактерный материал конкретно- исторического знания, получивший теоретическое осмысление с различных, что важно подчеркнуть, методологических позиций. Его обоснование не приобрело до сих пор и не может приобрести когда-либо в последующем форму некоторой окончательной логико-методологической концепции общеисторического развития ввиду незавершенности последнего в каждый данный момент, а также зависимости формирования такой концепции от достигнутого уровня знаний. Степень осмысления этой объективной логики есть результат познания, формирующего его приблизительно адекватный мысленный образ, но это никоим образом не придание смысла бессмысленному - действительности, воспринимаемой исследователем по тем или иным мотивам в качестве хаотически-беспорядочной: вне познания объекта любая разновидность мышления, в частности исторического, не обладает внутренней логикой, ибо для этого пришлось бы признать некоторый врожденный характер рассматриваемого качества мышления. Если беспорядок в предмете, то он будет и в голове, хотя не так уж редко бывает наоборот. Но следует признать ту действительно упорядочивающую деятельность мышления историка, которая связана, прежде всего, с выделением сущности и отсеиванием второстепенного, реконструкцией целого по его фрагментам и т.д. Эта правомерная по своей сути упорядочивающая деятельность мышления неустранима из работы историка.
Признание направленного характера исторического развития обусловливает с необходимостью следующий шаг в осмыслении его логики - выявление его этапов, или стадий. Общей основой многочисленных и самых разных разновидностей стадиального подхода к истории является осознание в каждом случае в той или иной мере фундаментального свойства событий общественной среды - их качественной определенности как единства индивидуального и общего в их природе: хронологический отрезок процесса развития выделяется в качестве его стадии потому, что признается его отличие от других, и потому, что он рассматривается как некоторая общность по тем или иным критериям или признакам.
Логика направленно-стадиального подхода к истории не является некоей формальной основой выяснения внутренней логики исторического процесса, т.е. конкретного содержания и смысла направленного характера общественной эволюции, последовательности и сути сменяющихся в ее ходе стадий, ее динамики. Это - не единственно возможный или реально существующий в истории познания вариант логики исторического процесса, но та ее разновидность, которая опирается на идею единства истории как некоей целостности. Признание или отрицание единства и целостности истории представляет собой в такой степени фундаментальную основу мышления, что
7 Ковальченко ИД. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований. Заметки и размышления о новых подходах. - Новая и новейшая история, 1995, N 1, с. 15-19, 23-25.
стр. 5
определяет всю его структуру и является предпосылкой для реконструкции разных вариантов логики общеисторического развития. В данном случае вариант выявления логики исторического процесса, опирающегося на признание его единства и целостности, рассматривается в качестве наиболее рационального, наиболее адекватно выражающего его сущность. При этом ни единство истории, ни направленный характер ее развития, представляющего собой смены стадий, не являются сегодня идеями, которые еще только предстоит обосновывать и доказывать. Напротив, этот вариант реконструкции логики исторического процесса имеет за собой традицию мышления, представленную просветителями, Сен-Симоном и другими мыслителями этого поколения и типа, философией истории Гегеля, марксизмом, позитивизмом, экзистенциализмом (К. Ясперс), теорией индустриального общества (Р. Арон), концепцией постиндустриального общества и др. Содержание теоретико-методологических позиций и в каждом случае различно и порой весьма существенно или даже несовместимо друг с другом, однако то, что каждая из упомянутых разновидностей мышления по-своему стремится выявить логику исторического развития, опираясь на обоснование таких его свойств, как единство, направленный характер и наличие стадий этапов, служит для современного исторического мышления аргументом в пользу той логической сетки координат, от которой не следует отказываться в ходе теоретико-методологических поисков сегодня, в том числе для решения названных выше проблем, вытекающих из несовпадения истории и логики.
Этот аргумент может показаться не бесспорным, однако проблема заключается вовсе не в том, чтобы привести нечто такое, против чего нельзя было бы возразить. Такими возможностями логика исторического мышления не обладает, и это не является ее недостатком. Поэтому отстаиваемый вариант структуры мышления в поисках выявления логики исторического развития не рассматривается как единственно рациональный, обладающий своей логикой. Определенной внутренней логикой обладает, например, и религиозно-философская система Августина, но весьма сомнительно то, что она может претендовать на необходимую адекватность выявления логики исторического развития. Равным образом, есть разновидности мышления, отличающиеся от отстаиваемого варианта отрицанием единства истории и рассматривающие ее как совокупность самостоятельно и независимо друг от друга протекающих процессов. Наиболее известный вариант - цивилизационно-циклические теории Дж. Вико, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, П. Сорокина, А. Тойнби. Впрочем, это не полная противоположность рассматриваемому варианту в том смысле, что в своеобразной форме стадиальный подход присущ и этим теориям, что помимо всего прочего свидетельствует о существовании таких логических компонентов мышления, без которых не может обойтись любая его разновидность. В задачу статьи обращение к этому варианту мышления не входит.
Актуальность рассматриваемой темы объясняется не только тем, что выявление логики исторического развития является не неким архитектурным украшением в работе историка, а самым насущным инструментом его познания. Дополнительную значимость проблема логики исторического развития получает в свете возникающей необходимости оценки советского периода отечественной истории с точки зрения его места в общеисторическом плане и в отечественной истории, и, что еще более важно, в связи с проблемой выбора дальнейшего пути развития России. Вторично в этом столетии Россия решает проблему выбора, следовательно, проходит одну из критических фаз своей истории.
Масштабы проблемы, затрагивающей интересы и судьбы миллионов людей, таковы, что ее решение не может быть областью реализации частных социальных преобразований, применения тактически-политических приемов и методов. Оно не может не опираться на самые фундаментальные основы общественной теории. Простота лозунга, ставшего своего рода дежурной фразой, - о необходимости вхождения России в мировую цивилизацию и подразумевающего, что стоящие перед ней проблемы не новы, давно и хорошо известны, как известны и способы их решения, является
стр. 6
опасным сверхупрощением. Достаточно сказать, что этот лозунг предусматривает для России практически один вариант развития - западный, а это по сравнению с общемировым ходом развития совсем не одно и то же, ибо это часть, а не целое. Следовательно, возникают, как минимум, две проблемы: как эта часть соотносится с целым и в какой степени свойства и особенности этого пути развития применимы к условиям России и способны принести ей благо. При этом в мышлении, как и на практике, нужно идти от общего к частному, а не наоборот. Проблема выбора пути развития России связана с проблемой логики общемирового развития как некоторой целостности.
Логика общественной эволюции не имеет однозначной интерпретации, хотя стремление к этому характеризует позицию представителей различных научных направлений, включая естественные науки. Один из новых подходов к проблеме высказан академиком Н.Н. Моисеевым и заключается в том, чтобы "использовать язык универсального эволюционизма, позволяющий дать единообразное описание разнообразных процессов, протекающих в неживой природе, живом веществе и обществе" (8). Поиск языка универсального эволюционизма опирается в этом случае на попытку выявления общих, сходных свойств и закономерностей развития в упомянутых трех средах, хотя терминология и понятийный аппарат для такого выявления заимствуются из области естественнонаучного знания. Базовыми оказываются понятия динамических и кибернетических систем. Под системами первого типа подразумеваются все те процессы, изменения в которых определяются не только их состоянием в данный момент, но и их предшествующим состоянием и внешними случайными воздействиями. К динамическим системам могут быть отнесены общественные процессы в том смысле, что в них каждое данное состояние характеризуется зависимостью от прошлого, т.е. от истории, имеет место, и то, что может быть обозначено и как внешнее случайное воздействие по отношению к тому или иному процессу или событию. Можно согласиться и с тем, что все то, что подводится под понятие динамических систем, характеризуется таким свойством, как неустойчивость, или некорректность.
Однако, как справедливо отмечает Н.Н. Моисеев, динамические системы недостаточны для понимания процессов, в которых присутствует целеполагание, вследствие чего возникает необходимость использования представлений, резюмирующихся в понятии кибернетическая система. В таких системах изменения обусловлены некоторым целенаправленным воздействием, вырабатываемым самой системой (9).
Можно полагать, что общественное развитие представляется автору не только в качестве разновидности кибернетических систем, но и самой развитой их разновидностью, ибо в истории ничего не делается без определенной, сознательно поставленной цели. Н.Н. Моисеев пишет, что вся картина мира может рассматриваться в "контексте постепенного развития динамических систем и превращения их в системы кибернетические" (10). В таком случае выстраивается некоторая общая логика развития, включающая в себя различные звенья - .природу, историю, человека как биологического существа и существа общественного. Эту общую логику развития Н.Н. Моисеев характеризует в категориях изменчивости, зависимости настоящего и будущего от прошлого и отбора. Основная задача научного знания видится Н.Н. Моисеевым "в раскрытии конкретного содержания изменчивости, описания зависимости будущего от прошлого и конкретизации принципов отбора" (11). При этом автор далек от простого уподобления процессов, протекающих в неживой и живой природе, с общественными явлениями и процессами. Он отмечает, что "законы, определяющие принципы отбора, действующие в живом веществе и обществе, не противоречат законам неживого мира, законам физики и химии. Ничто живое не может их
8 Моисеев Н.Н. Логика универсального эволюционизма и кооперативность. - Вопросы философии, 1989, N 8,с. 53.
9 Там же, с. 54.
10 Там же, с. 55.
11 Там же, с. 56.
стр. 7
переступить. Но утверждение о том, что эти законы полностью определяют процессы жизнедеятельности и процессы, протекающие в общественной сфере, мне представляется весьма смелой и не очень обоснованной гипотезой" (12).
Основные положения концепции универсального эволюционизма включают в себя положение о росте разнообразия и усложнении организационных форм материального мира и о наличии в нем двух противоборствующих тенденций - к многообразию и к интеграции. К этому следует добавить тезис автора о постепенном усилении в процессе глобальной эволюции рационального, регулирующего начала в отличие от механизма самоорганизации, лежавшего в основе эволюционного процесса раньше. Наконец, адекватное постижение логики универсальной эволюции требует, по мнению Н.Н. Моисеева, объединения в языке научного познания двух начал - логического и образного, без чего знание остается неполным, ущербным.
Таковы основные положения концепции универсального эволюционизма, которую следует рассматривать в основном своем содержании как гипотезу, привлекательную и весьма обещающую, но на нынешнем уровне научного знания все-таки гипотезу. Идея единой логики универсальной эволюции не может быть отвергнута, если признать единство материального мира, что, впрочем, к аксиомам научного знания не относится. Однако, если даже признать эту идею в качестве доказанной и незыблемой основы поиска единой логики универсальной эволюции, то следует согласиться и с другим: научное знание до сих пор не выработало и, как представляется, в настоящее время не может предложить систему категорий логики универсального эволюционизма, которые бы обладали необходимым объемом содержания и общезначимостью и, следовательно, служили бы инструментом исторического познания, его развития и углубления, а не просто средством изложения по-другому уже известного исторического знания. Категории универсального эволюционизма в предложенном варианте такой эвристической ценностью не обладают, ибо им недостает конкретизации применительно к особенностям явлений общественной среды, хотя они и дают возможность обозначить некоторую общую линию эволюции от неживого вещества к человеческой истории. Может лишь предположить, что развитие научного познания способно привести к обнаружению таких глубинных фундаментальных свойств материального мира в целом, которые покажут его единство на качественно ином, более высоком, чем сейчас, уровне познания. Основным показателем достижения этого уровня применительно к истории следует считать формирование качественно иных, более глубоких представлений о ней. Сейчас же логика универсального эволюционизма включает в себя логику движения истории, но на уровне самых общих рассуждений о ее свойствах - изменчивости (т.е. - развитии, ибо не всякое изменение является развитием), неустойчивости, неоднозначности и нерегулярности изменений (их "неправильности", с точки зрения представителя естественных наук, бифуркации, по терминологии Н.Н. Моисеева), зависимости каждой данной ступени развития от прошлого и т.д. Объединение же этих свойств и признаков эволюции общества с соответствующими характеристиками или намеками на них в неживой природе и живом веществе в рамках новой для историка терминологии - стохастичность мира, бифуркационные механизмы и т.д. - мало что дает историку для углубления и развития его представлений о предмете исторической науки в целом или о той или иной ее проблеме.
Однако гипотеза о наличии единой логики универсального эволюционизма продуктивна уже тем, что она подразумевает в качестве одной из своих составных частей логику общемирового или общеисторического развития. При этом очевидно, что о единой логике общеисторической эволюции можно говорить только постольку, поскольку признается как нечто доказанное единство самой этой эволюции. Логика истории - понятие многоуровневое, ибо оно характеризует процессы исторического развития от мировой его отметки до уровня развития отдельного события и является
12 Там же, с. 57.
стр. 8
противоположностью хаоса, вследствие чего все многообразие процессов эволюции и поддается рациональному осмыслению.
Если единство истории поддается рациональному осмыслению и доказательству, то ее многообразие, которое неисчерпаемо и в этом смысле также иррационально, не способна вобрать в себя какая бы то ни была система исторических понятий, причем это не зависит от уровня развития познания. Основное теоретическое положение, характеризующее соотношение логики общемирового развития и каждого отдельного общества заключается в том, что данное соотношение во всех случаях своеобразно, индивидуально и не подходит ни под какое общее правило, кроме одного: общеисторический и локальный варианты развития не совпадают не только конкретно-исторически, но в значительной мере и логически. Что же в таком случае подразумевается под логикой общеисторической эволюции - понятие - символ, веберовский "идеальный тип"? Ни то, ни другое, ибо эта логика включает в себя представление об одном из самых фундаментальных свойств исторического процесса - его направленности, некоторой общей линии развития, проявляющейся, однако, не в качестве средней равнодействующей, а в виде направленного процесса развития к возможно более высокому уровню присущих для каждой данной эпохи отношений, к более развитым и зрелым формам исторической реальности.
Понятие зрелой исторической реальности является обозначением неких передовых рубежей единой линии исторического развития и включает в себя социально-экономические, политические, духовные компоненты эпохи, находящиеся во взаимосвязи и взаимодействии (13). Это понятие распространяется как на историческую реальность во всем ее объеме, так и на ее часть, сектор из совокупности однопорядковых явлений или процессов одинаковой стадиальной принадлежности - рабство древнего Рима как наиболее развитый вариант рабовладельческих отношений античности, Франция как классический вариант феодализма и абсолютизма в средние века, итальянское Возрождение как самая высокая ступень развития культуры гуманизма, Англия как классический образец предпринимательства эпохи нерегулируемого рынка и т.д.
Простое эмпирическое наблюдение показывает, что вектор и уровень общемирового развития определяется не всей вообще мировой целостностью, но лишь некоторой ее частью - регионом, группой стран или даже одной страной. Впервые это эмпирическое наблюдение возвысил до теоретического уровня Гегель и выразил его в категориях своего понимания логики общеисторического развития. Однако рассматриваемая особенность общемирового процесса "прочитывается" в нем и с точки зрения иных вариантов логики исторического мышления, ибо он отражает основополагающую закономерность этого процесса - его неравномерность. Соответственно, любой вариант логики исторического мышления, в котором игнорируется это правило, не может претендовать на адекватность ей.
Логика общемирового процесса предполагает вариативность, т.е. наличие множества путей развития, в разной мере выражающих общую тенденцию, приближающихся к ней или ей противоречащих. Реализованная вариативность - осуществленный сценарий, реальный ход многовековой истории, который не знает альтернативы и недоступен изменению, напротив, вариативность имеет силу по отношению к реально свершающейся истории и к будущему. Исходя из этих представлений, становится очевидным, что широко распространенный тезис о необходимости вхождения России в мировую цивилизацию ничего не значит, если он не имеет в виду решения вопроса о выборе того или иного варианта развития в условиях, предоставляемых современным состоянием общемирового эволюционного процесса. Проблема исторического выбора России в этом смысле предполагает учет основных тенденций логики движения современного общемирового развития и анализ степени приемлемости того или иного варианта для России. Последнее во многом является конкретно-исторической проблемой науки и областью практически-политических решений.
13 См. Смоленский Н.И. Политические категории немецкой буржуазной историографии (1848-1871 гг.), с.85-87.
стр. 9
Многообразие и альтернативность современного общемирового развития неотделимы от прошлого, ибо подготовлены им. Прошлое отличается от современности не тем, что оно является безальтернативным, а в современную эпоху речь идет о выборе в рамках предоставляемых альтернативных возможностей. Прошлое неисчерпаемо многообразно и вместе с тем оно одно, уникально, имеет свою направленность, следовательно, содержит в себе определенную логику, которая является результатом завершенности процесса развития как реализованного выбора, чего нет в современности, но что является лишь вопросом времени. Об этой, "ставшей" действительности нельзя сказать, что она пошла "не так" не только в целом, но и в какой-либо одной из своих фаз, ибо мы не знаем никакого другого прошлого; следовательно, логика общемирового развития характеризуется не только уникальностью, но и инвариантностью, т.е. однозначностью. Задача научного исторического познания заключается в том, чтобы выразить эту инвариантность в категориях, максимально адекватных логике объективного процесса. Свойством инвариантности обладает не только поток общемирового движения в целом, но и все его разновидности регионального, национального, цивилизационного типа, т.е. вся "ставшая" вообще действительность, по отношению к которой неосуществленные альтернативные варианты развития могут рассматриваться лишь идеально, вне реального конечного предметного содержания.
Уникальность, будучи в равной степени свойством всей истории, как и отдельного события, предполагает ее необратимость, однако с той оговоркой, что необратимостью в полной мере характеризовалось в реальной истории лишь общее направление мирового процесса, его логика, а не отдельные стороны этого процесса или те или иные его региональные, национальные и другие варианты. Реальный опыт всей предшествующей истории включает в себя элементы возврата к прошлому, но это никогда не было буквальным его повторением, ибо происходило всегда в качественно иной конкретной исторической ситуации. Неравномерность и неустойчивость общественной динамики выражается не только в разных темпах общественных перемен в различных условиях, но и в элементах попятного движения, которые характеризовали сферу политических отношений, хозяйственных распорядков, общий уровень жизни и т.д. Реставрация тех или иных политических институтов, например, монархии во Франции после наполеоновских войн, удушение в Италии во второй половине XVI в. раннекапиталистических отношений и возврат к хозяйственным распорядкам средневековья, возврат крепостничества на восточных землях Германии после поражения Крестьянской войны - таков далеко неполный перечень явлений, подтверждающих разнонаправленный характер общественной динамики, не укладывающийся в какую-либо одну формулу развития. Однако каковы бы ни были масштабы этого попятного движения в том или ином случае, опыт истории показывает, что оно, в конечном счете, не воспрепятствовало переходу общественной динамики на новый виток и уровень развития. Речь идет лишь о разной цене социальных издержек подобного отягощенного конкретной исторической ситуацией выхода в той или иной форме на пути общемирового развития. Логика этого процесса ни в коей мере не исключает всего богатства и многообразия конкретных путей исторического развития, как и они не свидетельствуют против того, что она есть.
Варианты зрелой исторической реальности имеют двоякое значение для выявления внутренней логики исторического процесса. Они в максимально выраженной и не свободной от конкретно-исторического содержания форме обозначают передовые рубежи развития, как те шаги, поступь истории, по которым она больше всего доступна для понимания своей сущности, логики; история и логика процессов в этих точках максимально приближены друг к другу, хотя никогда не совпадают. Через них, далее, раскрывается по преимуществу то общее свойство направленности исторического развития, которое состоит в тенденции к оптимизации - к некоему оптимальному социальному состоянию в истории в целом, как и в условиях каждой исторической среды. Такое прочтение логики исторического развития опирается на
стр. 10
основополагающие его свойства - единство, многообразие, неравномерность, неповторимость, инвариантность, направленный характер общественных перемен, направленный не под влиянием какого-то внешнего по отношению к ним воздействия, а в силу механизмов саморегуляции, внутренне присущих истории.
Общая тенденция к оптимизации в истории пробивает себе дорогу через реализацию вариантов оптимального социального состояния, имеющих преходящий характер. Так движение общества к гражданской и политической свободе является важной составной частью потока общемирового развития, и как бы ни было несовершенным состояние гражданского общества где-либо сегодня, упомянутое движение в качестве тенденции реализовало себя, сама она представляется завершенной, а достижение другого, более оптимального социального статуса индивида хотя и не может эту тенденцию отбросить, но уже не может и опираться только на нее: источник развития здесь исчерпан. Такова, в частности, система свободного предпринимательства, реализующаяся через механизмы нерегулируемого рынка. Она во многом исчерпала свои возможности как самонастраиваемый, саморегулируемый механизм, вследствие чего плановое начало, связанное с вмешательством государства в экономическую жизнь в целом, стало характерной чертой многих стран.
Тенденция к оптимизации в истории с высокой степенью доказательности проявляется в области материальных отношений. Хозяйственной деятельности и хозяйственным распорядкам во все времена, хотя и в разной степени в зависимости от конкретных исторических условий - географической среды, факторов социального порядка и других обстоятельств - присуща нарастающая потребность в эффективности труда. Эта общая тенденция лежит в основе совершенствования орудий человеческой деятельности практически во всех ее сферах - от сугубо хозяйственной до самых сложных разновидностей интеллектуального труда. Изобретение орудий труда, их совершенствование, заимствование их другой средой составляет общую тенденцию логики мирового исторического процесса и является весьма очевидным свидетельством его глубокого единства. Эта логика общеисторического процесса поддается адекватному отображению только в категориях направленного "линейного" развития при всех его особенностях в различных исторических условиях; цивилизации, если их понимать в качестве единства природных и социальных условий жизни, отображают логику этого развития и не являются самостоятельными по отношению к нему, самодовлеющими и замкнутыми циклами. В истории не было непроницаемых для внешнего влияния цивилизаций при сохранении всей их самобытности и устойчивости тех или иных признаков. Цивилизации невозможно рассматривать в качестве стадий общемирового процесса, однако логика их развития не противоречит логике последнего; усвоение результатов материальной деятельности людей в виде орудий этой деятельности, разного рода открытий и изобретений не знает цивилизационных границ.
Нарастающая потребность в эффективности труда реализуется не только через усовершенствование его орудий, но и через его организацию, причем между характером орудий труда и формами его организации в истории всегда существовало соответствие, в котором ведущая роль принадлежала орудиям труда. В основе организации труда лежит отношение работника к средствам и орудиям труда, т.е. форма собственности, которая по существу представляет собой отношение между людьми по поводу их отношения к средствам и орудиям труда. Основной тенденцией логики развития экономических отношений на ступени господства мелкого производства, которое предполагает орудия труда, рассчитанные на индивидуальное применение, является переход от коллективных форм организации труда к индивидуальным.
Исключительная по своей значимости роль коллективного начала на заре человеческой истории во всех сферах жизни, а не только в хозяйственной деятельности людей, является в высокой степени естественным результатом антропогенеза. Общественная природа человека, сохраняющаяся во все эпохи, в первобытную эпоху выступала в качестве основного условия его выживания. С переходом от собирательных форм хозяйства к производительным появляется фактор, от которого все
стр. 11
больше зависела логика развития хозяйственных распорядков - орудия труда. Орудия труда - не менее важная, чем антропогенез, предпосылка всеобщего господства коллективного начала в первобытную эпоху. Первобытное равенство и сопутствующая ему социальная психология, отсутствие социальной дифференциации и использования материальных результатов труда человека человеком вытекали, в конечном счете, из того, что продукт труда по своему объему не содержал в себе той избыточной доли, которая могла бы быть присвоена другим с помощью насилия или иного средства принуждения. Низкая эффективность труда, обусловленная характером орудий труда, порождала коллективные формы организации труда и отсутствие связи между работником и орудиями труда в виде права владения ими или собственности на них. Характером орудий труда объясняется логика развития социальной дифференциации и классового антагонизма в истории. Низкая эффективность применения неодушевленных орудий труда побуждала и даже делала необходимым и целесообразным превращение в орудие труда самого человека. Раб - говорящее орудие. Не в наличии ли рабства скрывается тайна того высочайшего взлета культуры античности, который был бы немыслим без широкого применения труда рабов? Первичная форма классового антагонизма, самая жесткая и бесчеловечная, была все же не следствием злого умысла или злой воли, но естественным результатом развития истории. Эксплуатация даже в такой, безусловно, крайне антигуманной форме являлась не уклонением от логики развития истории, но проявлением ее подлинной сути. Неизбежными спутниками социальной дифференциации стали идеи социальной справедливости в религиозной, как и в светской оболочке, и разнообразные формы социального протеста.
Идеи социальной справедливости, в частности, социального равенства можно рассматривать в качестве социальных утопий лишь в свете их нереализованности в качестве некоторой конечной программы состояния общества будущего, но они вовсе не утопии применительно к многовековой истории прошлого, в которой они, соединяясь с многообразными проявлениями социального протеста, оказывали самое непосредственное влияние на ход истории и в этом смысле в значительной степени реализовывали себя.
Возвращаясь к теме логики развития социальной дифференциации в истории, следует отметить, что первичная форма антагонизма, основанная на рабстве, содержала в себе предпосылки своей гибели прежде всего как хозяйственная система. Они - в невозможности расширения сферы применения рабского труда без выполнения двух условий, что с классической ясностью проявилось в древнем Риме: во-первых, без постоянного наращивания усилий по организации военной экспансии для обеспечения притока рабов и, во-вторых, без соответствующего расширения системы надзора за их трудом. Однако самая глубокая предпосылка обреченности этой хозяйственной системы заключалась в том, что производство, оставаясь мелким, требовало соединения работника с орудиями и средствами труда, тогда как в системе классического рабства путь к этому был закрыт, по крайней мере, до начала ее разложения, когда стали возникать переходные к новым отношениям формы. Эти новые формы (колонат) возникали в связи с потребностью в повышении эффективности труда, хотя сутью их было не столько совершенствование орудий труда, сколько изменение отношения к ним работника. Прослеживая роль орудий труда в хозяйственной деятельности и в процессах социальной дифференциации, значение изменения отношения работника к орудиям и средствам труда для повышения степени его эффективности, мы имеем в виду лишь логику развития этих процессов, а не их историю, которая в каждом отдельном случае, как и в целом, неизмеримо богаче и многообразнее первой. Так, антагонизм, основанный на рабстве, не исчерпывает ни всю полноту социальной дифференциации античного общества, ни многообразия отношений собственности.
Но чтобы отношения, не входящие непосредственно в сферу основного антагонизма, могли развиваться, чтобы в производстве действовали стимулы к труду, нужно было устранить прежде всего сам антагонизм. Производство, оставаясь мелким, не могло предложить иного стимула к труду, кроме соединения работника с орудиями и
стр. 12
средствами труда. Строгая обусловленность, по существу, историческая неизбежность этого соединения при переходе от античности к средним векам не вызывает сомнений и не оставляет каких-либо альтернатив. Наиболее четко и последовательно это было осуществлено в западноевропейском варианте феодализации, на начальной ступени которой работник был прикреплен не только к земле, на которой трудился своими или предоставленными ему в распоряжение орудиями труда, но и лично к феодальному господину. Эта форма антагонизма соединяла в себе экономическую зависимость крестьянина и принуждение неэкономического характера. Даже если в сознании самого крестьянства втягивание в зависимость могло не восприниматься в качестве социальной катастрофы (о чем косвенно и лишь отчасти свидетельствует практика самодарения - Autotraditiones), фактом является создание отношений имущественного, социального, правового неравенства в средневековом обществе, т.е. отношений глубочайшего антагонизма. Конечная основа этого антагонизма была материальной, производственной: характер орудий труда, рассчитанных на индивидуальное применение, предопределял с необходимостью производство, являвшееся по своему типу мелким, оно, в свою очередь, обусловило форму собственности на основное условие производства - землю.
Средневековому мелкому производству соответствовала собственность на землю, которая была крупной: собственником был весь господствующий класс, на Востоке - государство, причем в первом случае права собственности на землю были рассеяны между различными прослойками господствующего класса, что исключало возможность полного и неограниченного распоряжения землей каждым его представителем.
Базой хозяйственной системы, именуемой феодализмом, было не только мелкое индивидуальное крестьянское хозяйство, но и индивидуальное хозяйство ремесленников. Принципиальнее сходство хозяйственной деятельности в обоих случаях заключается в том, что сам процесс производства требует не отделения работника от орудий труда, а их соединения, причем производительная сила труда зависит от того, насколько тесным было упомянутое соединение даже при отсутствии у работника возможности распоряжаться основным условием хозяйствования в средние века - землей. Но существо дела не сводится только к обеспечению условий повышения производительной силы труда, хотя это имеет первостепенное значение. Феодализм был первой основанной на антагонизме хозяйственной системой, которая своими внутренними ресурсами обеспечила воспроизводство рабочей силы; кроме того, в этой системе были заложены предпосылки совершенствования человека как работника. Все это определяло рост совокупного общественного богатства, следовательно, так или иначе, решало множество проблем поступательного развития общества в целом.
Однако логика хозяйственной деятельности этой системы такова, что она обеспечивала упомянутую поступательность только до известной степени, и внутренний ресурс системы был вовсе не безграничен. Начать с того, что если достижения античности, в частности античной культуры, добывались ценой физического уничтожения человека-раба, то антагонизм средневекового общества, будучи лишен этого качества, нес с собой, в сущности, неимоверные тяготы и страдания огромного большинства людей, тем более что на значительном отрезке средневековья этот антагонизм был всесторонним, ибо означал радикальное имущественное, социальное и правовое неравенство людей. Различные формы социального протеста, вплоть до кровавых форм классовых столкновений, являлись реакцией некоторой части упомянутого большинства на тяготы своего положения.
Далее, форма собственности содержала в себе самой такие ограничения, которые со временем превращались в тормоз хозяйственной деятельности. Феодальная собственность как особая форма имущественных и иных взаимоотношений между людьми по поводу основного средства производства - земли в развитом своем виде не просто лишала права владения землей подавляющую часть обрабатывавших ее людей, но в известной мере лишала такого права и самих собственников. При том, что ни производство, ни отношения собственности на протяжении средневековья не
стр. 13
оставались неизменными, сам принцип связанности права собственности на землю сохранялся. Логика хозяйственной деятельности требовала его устранения.
Предпосылки преодоления рассматриваемой системы хозяйственных распорядков были заложены в самом производстве, на котором она была основана. Преобладание ручного труда с использованием орудий, рассчитанных на индивидуальное применение, таило в себе определенные, но вовсе не безграничные возможности для развития производства. Дальнейшее его развитие было связано с применением приспособлений, механизмов и, в конечном итоге, машин, что приводило к постепенному вытеснению ручного труда и формированию нового типа производства - крупного. В недрах мелкого производства были накоплены трудовые навыки и созданы иные условия для перехода к стадии крупного производства, что было одновременно и формированием нового типа собственности. Логика этого перехода охватывает первоначально не всю сферу хозяйственной деятельности и проявляет себя главным образом в области ремесленного производства, хотя со временем упомянутый переход стал всеобщим. Уже на ранней стадии этого производства - мануфактурной - вполне проявилось одно из главных его условий - необходимость отделения работника от средств и орудий труда. Конституирующим началом образования нового типа производства была частная собственность, формировавшаяся в ходе разрушения корпоративных связей и отношений собственности средневековья. Отделение работника от орудий труда и средств производства в новых условиях хозяйственной деятельности означало формирование нового типа антагонизма, который был не только исторически неизбежен, но необходим и экономически целесообразен, каким бы кощунственным не показалось это утверждение.
Формирование такого антагонизма предопределялось неустранимостью перехода от мелкого производства к крупному, неустранимостью, которая к тому же не оставляла какой-либо иной альтернативы реально свершившемуся варианту развития. Это - логика развития хозяйственных распорядков, соответствующих им форм собственности и формируемых на этой основе разновидностей и типов социального антагонизма, хотя, подчеркнем и здесь, что реальная экономическая история бесконечно богаче, многообразнее и не укладывается в эту строго последовательную, тесно и неразрывно взаимосвязанную в своих стадиях, лишенную скачков, эволюционную по своей сути линию развития. Движение к оптимизации как общая тенденция и направление развития проявляется здесь во всем: в совершенствовании орудий труда, в смене форм собственности, каждая последующая из которых становится экономически все более целесообразной и эффективной, в смягчении остроты социального антагонизма и общего улучшения качества жизни для огромного большинства людей. При этом следует отметить, что речь идет о логике развития исторически определенных форм в том смысле, что, во-первых, только в конкретных исторических условиях соединение работника с орудиями труда становится источником дальнейшего развития, тогда как в других таким источником становится отделение одного от другого, и, во- вторых, хотя это вытекает из первого положения, что каждая разновидность экономических отношений исторически преходяща и не может стать вечной и окончательной фразой экономического развития.
Без развития нет истории, следовательно, логика общемирового процесса несовместима с понятием некоей конечной ситуации, в каких бы категориях последняя не мыслилась. Стремление ввести понятие окончательной ситуации мирового процесса противоречит всему предшествующему ему ходу развития: раньше было развитие, а с какого-то времени оно прекращается. Концом истории в этом смысле может быть только какая-то вселенская катастрофа, причем из области земных реалий таким исходом чревата термоядерная война или экологическая угроза.
Идеология, которая хочет себя увековечить, прибегает для этого к уловке финализма. Известный американский политолог Ф. Фукуяма объявил либеральную экономическую и общественную модель искомой финальной стадией общеисторического развития, концом истории. Аргументация этого тезиса содержит одну примечательную
стр. 14
оговорку: "В конце истории (подчеркнуто Фукуямой. - Н.С.) нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества, достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития" (14). Выражение "конец истории" в понимании автора означает, что ничего более совершенного, оптимального, чем стадия либерального общества, в будущем уже не предвидится. Утверждается тезис, что благословенная либеральная модель предназначена не для всех народов, а, так сказать, для избранных. Выбор, таким образом, не за народом, даже не за историей, а за какой-то другой инстанцией, которая определяет, кому какая стадия полагается. Впрочем, некие "более высокие формы общежития" все же признаются Фукуямой, но он убежден в том, что в современном мире и на будущее альтернативы либерализму нет (15).
То, что является розовой мечтой Фукуямы, с логикой истории имеет мало общего. Спектр альтернативности современного мира вовсе не так однозначен, как это представляет себе Фукуяма. Если следовать реалиям современной эпохи, то нужно признать наличие в ней не только социалистической альтернативы, но и вариативность так называемой либеральной модели развития. Сферой господства наиболее развитого варианта либеральной модели является главным образом Западная Европа и Северная Америка, причем этот вариант сочетает в себе как впечатляющие достижения, так и пороки. Остальной мир существенно отличен, шкала различий в достаточной степени градуирована. Эти различия не просто неизбежная дань конкретно-историческим условиям развития, но и различия сути по степени приближения того или иного варианта к основным тенденциям логики общемирового развития. Надежда на повышение качества жизни составляет ядро жизненных ожиданий огромного большинства людей во все эпохи; эта тенденция реализуется через многообразные формы социального протеста как неизбежного спутника человеческой деятельности. Реализация упомянутой тенденции предполагает прежде всего рост общественного богатства, но и не в меньшей степени реальное, а не декларативное выравнивание шансов и возможностей огромного большинства людей в доступе к богатству, к политической власти, духовным и иным социальным ценностям. Ни одна идеология не может с этим не считаться, что подтверждается наличием программ перераспределения богатства практически во всех странах так называемой либеральной модели развития.
Следовательно, крушение в нашей стране попытки выравнивания шансов на реальный, а не декларативный доступ огромного большинства людей к основным жизненным ценностям ничего не меняет в логике развития общемировой ситуации. С этой же точки зрения безоблачное развитие зрелого варианта упомянутой модели, тем более, ее превращение в финальную и самую рациональную форму общества не может состояться как минимум по следующим причинам. Во-первых, этот вариант, особенно США, характеризуется резко выраженным неравенством в доступе к материальным благам, власти, достижениям культуры и другим достижениям общества. Резервы развития у этого варианта есть, например, по типу "шведской модели". Однако эта модель представляется достигшей своего предела, вследствие чего ее по существу невозможно улучшить: нарастающее перераспределение богатства подрывало бы саму основу экономической деятельности - стремление к получению прибыли, т.е. тормозило бы рост богатства. Во-вторых, благосостояние стран рассматриваемого варианта во многом основывается на экономической эксплуатации и прямом грабеже "третьего мира". Трудно предположить, что этот мир, покончив с колониальным или полуколониальным прошлым, согласится с экономической эксплуатацией надолго, тем более - навсегда. В- третьих, многочисленными исследованиями установлено, что данный вариант развития имеет тупиковый характер в том смысле, что не может стать глобальной моделью в силу ряда причин, прежде всего экологического характера. В современную эпоху, чего не было раньше, именно экология, а не все
14 Фукуяма Ф. Конец истории? - Вопросы философии, 1990, N 3, с. 144.
15 Там же, с. 134.
стр. 15
иные факторы социального происхождения, властно очерчивает границы индустриального развития. Тупиковость ситуации в том, что перенесение объемов потребления энергии странами данного варианта на остальной мир означало бы экологическую гибель планеты.
Логика развития истории - эта логика ее самоорганизации как такого процесса развития, который не носит направляемого характера. Главное отличие этого варианта самоорганизации от других самоорганизующихся систем в живой и неживой природе состоит в том, что в его основе лежит целеполагающая деятельность человека. В процессе самоорганизации определялись необходимые в каждый данный момент состояние и структура общественных отношений, достигалось определенное соответствие различных компонентов исторического процесса, сохранялась строгая последовательность перехода от одного этапа или состояния к другому. Проявляющаяся в этом сверхличная рациональность реализует себя через посредство действующего в истории отбора, представляющего собой совокупность приемов и способов адаптации личности и общественных структур к постоянно меняющимся условиям развития. Механизм этой адаптации не поддается изложению в четкой системе общих исторических понятий, ибо его суть столь же конкретна, как и формирующая его конкретно-историческая среда, хотя его общий смысл заключается в превращении процесса развития из преимущественно стихийного на значительной по времени его стадии во всей более сознательно направляемый процесс. Но это не движение к некоторому состоянию всеобщей рациональной гармонии прежде всего вследствие несовпадения рационально поставленных целей и результатов человеческих действий. Упомянутого несоответствия невозможно избежать при любых условиях деятельности и не так уж редко разумное целеполагание приносит человеку не благо, а становится источником его бедствий.
В связи с этим возникает вопрос о роли морали и нравственности в качестве регулятивных принципов поведения и деятельности человека и - что связано с этим - о познавательных возможностях нравственного подхода к объяснению упомянутой деятельности. Весьма почтенное заблуждение заключается в том, что все позитивные итоги и результаты последней обязаны своим происхождением исключительно нравственному началу, что все это происходит по воле нравственно безупречных людей. Реальностью истории является не только гармония рациональных действий и нравственности, но и их несовпадение или даже конфликт. Вследствие этого подход к истории, опирающийся на попытку ее объяснения с точки зрения определяющей позитивной роли нравственного начала как фактора человеческой деятельности недостаточен в своей основе: исторически необходимое не всегда нравственно оправданно. Таковы категории господства и угнетения в истории. Различие в имущественном положении людей, противоположность между богатством и нищетой, порождавшее в истории нравственный и физический протест, является не недоразумением, не печальным заблуждением истории, а необходимым условием развития производства и истории в целом. На решение этого противоречия, которое характеризует самое фундаментальное различие между людьми, уходят столетия, но это и есть история, точнее, одна из основных тенденций ее развития.
Ф. Энгельс следующим образом подходил к объяснению необходимости господства и угнетения в истории: "Пока нельзя производить в таких размерах, чтобы не только не хватало на всех, но чтобы еще оставался избыток продуктов для увеличения общественного капитала и дальнейшего развития производительных сил, до тех пор должен всегда оставаться господствующий класс, распоряжающийся производительными силами общества, а другой класс - бедный и угнетенный" (16). Такое объяснение необходимости господства и угнетения в истории верно только отчасти - в том смысле, в каком понятия совокупного богатства и индивидуальной бедности соответствовали реалиям большей части свершившейся истории. Они неприменимы больше в прежнем
16 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 330.
стр. 16
значении к современному миру, во всяком случае, к некоторой его части. Объем совокупности общественного богатства в развитой части капиталистического мира сегодня таков, что его вполне хватило бы "на всех", но это не исключает наличия ни вполне определенного господствующего класса, ни столь же определенной формы экономической эксплуатации человека человеком. Наконец - и это главное - совокупное общественное богатство в любом случае не может быть причиной, порождающей разнообразные формы экономического господства и подчинения в истории, и в то же время не может само по себе их устранить, ибо оно - лишь следствие производства и соответствующей ему формы собственности. Как бы нравственно ни был оправдан протест против эксплуатации, она не может исчезнуть раньше, чем созреют необходимые материальные условия как результат естественной логики развития производства, создающего предпосылки образования общественной собственности. Уникальность опыта Октября 1917 г. заключается в отступлении от упомянутой логики в том смысле, что созревших материальных условий для перехода к общественной собственности в России не было. Уникальность названного опыта - в той попытке самоорганизации общества в результате обнаружившейся несостоятельности целого ряда альтернативных вариантов, которая означала сохранение этноса, его исторической идентичности в противовес силам саморазрушения и распада, опасность которых сегодня угрожающе нависла над Россией.
Шанс спасения России состоит в историческом выборе, не противоречащем логике общемирового развития, но еще в большей степени согласующемся с исторической самобытностью России, использованием потенциала самобытности во имя этой цели.
Поиск наиболее адекватного варианта логики общеисторического развития рационален только в том случае, если он опирается на фундаментальные свойства этого развития - единство, многообразие, неравномерность. Единство воспроизводится в логике как целостный процесс направленных изменений, а не в виде разрозненных, изолированных друг от друга потоков, что сообщает пониманию истории ту необходимую связь между прошлым, настоящим и будущим, которая является составным элементом исторического сознания. Здоровое, а не ущербное, деформированное состояние исторического сознания, исторической памяти людей требует ощущения необходимой связи времен, без которой невозможно стабильное функционирование общества и которая в реальном научном варианте мышления создается с опорой на направленно-стадиальный вариант логики общеисторического развития. Прошлое не должно оставлять людей без будущего, без здоровой уверенности в нем - в этом состоит едва ли не самое важное общественное предназначение исторического познания. Логика общеисторического развития не может быть ни простой арифметической суммой всех локальных вариантов всемирноисторического целого, ни некоей средней их равнодействующей - многообразие и качественная определенность явлений общественной среды противоречит такому ее пониманию.
Логика, которая стремится вобрать все богатство и многообразие истории, не только невозможна, но и не нужна, ибо в этом случае речь идет о подмене понятий или тождестве их содержания. Логика общественных явлений и процессов в отличие от логики естественно-научных объектов предполагает, что так называемый "сухой остаток" в физическом смысле слова, а на языке историка это может быть приравнено к обозначению сущности явления, вовсе не свободен от признаков некоторого своеобразия, т.е. не может выступать в качестве объекта мышления вне весьма определенных пространственно-временных рамок конкретной исторической среды. В противном случае мышление впадает в часто совершаемую ошибку - схематизацию изучаемого, что на уровне логики общеисторического развития означает подмену единства истории тем или иным вариантом ее унификации, т.е. единообразием.
Направленно-стадиальный характер исторической эволюции не "выстраивает" все локальные варианты в одну линию развития, он распознается и выявляется лишь по наиболее зрелым, развитым вариантам исторической реальности, которые обозначают вектор общеисторической эволюции, ее вехи, т.е. ее логику. В этом случае она не
стр. 17
порывает с качественной определенностью, индивидуальным своеобразием явлений общественной среды и опирается не на некие идеальные ее состояния, т.е. чисто мыслительные конструкции, не на неведомые истории усредненные варианты, процессы и не на арифметическую совокупность общемировой целостности, а на реальные события и процессы. В этом варианте реконструкции общеисторической логики единичное событие выступает в свете общего - логики процесса, причем общее является не средством упорядочения бесконечного многообразия единичного посредством подгонки его под общее, а способом сохранить его индивидуальную самобытность.
Неравномерность исторического развития, проявляющаяся на всех его уровнях, предупреждает против обязательности перенесения этапов, стадий общеисторической эволюции на каждый локальный ее вариант. Неравномерность подразумевает, во-первых, различную степень развития, в том числе и степень зрелости однопорядковых явлений, во-вторых, их хронологическое несовпадение, что уже обязательно ведет к некоторому изменению природы явления, а не только его конкретно-исторической формы, которая всегда индивидуальна. Вследствие этого между реконструированным вариантом логики общеисторического развития и локальными ее разновидностями неизбежны и неустранимы несовпадения сущностного и стадиального характера; не существует соответствия двух упомянутых уровней логики и реальной действительности, следовательно, его не может быть и в реконструируемом мышлением варианте, причем это правило не теряет свою силу в зависимости от характера изучаемой эпохи или от достигнутого уровня знаний.
Существенная часть выдвигавшегося в дискуссиях по поводу общественно- экономических формаций в советской историографии - стремление в тех или иных локальных вариантах исторического развития находить стадиальность, присущую логике материалистической теории в целом, что выразилось прежде всего в попытках включать реалии древней и средневековой истории Азии в русло традиционных представлений о рабстве и феодализме, не вытекает с необходимостью из логики упомянутой теории. Признание своеобразия развития стран Азии не делает само по себе эту логику несостоятельной. Проблема может заключаться в выявлении смысла этого своеобразия. Но это уже проблема конкретно-исторического исследования. Чтобы рассматривать стадиальную принадлежность данного варианта развития, нужно прежде всего выявить существенные черты формы собственности в разных странах Востока. Из представлений К. Маркса о своеобразии отношений собственности на, Востоке не вызывает сомнений, по-видимому, только его мнение об отсутствии там европейского варианта собственности, хотя это не исчерпывает суть проблемы, которая нуждается в изучении на основе современного уровня развития знаний (17).
Проблемы логики исторического развития, как процесса направленных изменений от прошлого через настоящее к будущему, важны, но не исчерпывает сферу логического мышления историка. В эту сферу входит логика структуры исторического процесса, как результаты взаимодействия некоторой совокупности факторов; анализ этого не является задачей данной статьи.
17 Дьяконов П.М. Пути истории. М., 1994, с. 14; Частная собственность на Востоке. Сборник статей. М., 1998.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Biblioteka.by - Belarusian digital library, repository, and archive ® All rights reserved.
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Belarus |