В современном русском языке достаточно приемов "сгущения" смысла. Традиционные способы компрессивного словообразования - это конверсия, сращение, сложение, стяжение словосочетания и аббревиация.

Конверсия, или морфолого-синтаксический способ образования, -это создание нового слова в результате его перехода из одной части речи в другую без использования специальных словообразовательных аффиксов, например, при субстантивации (переходе прилагательного или причастия в существительное): командующий округом - командующий, больной человек - больной.

Сращение, или лексико-синтаксический способ образования, используется при создании слова из целого словосочетания, например: сего дня - сегодня; быстро растворимый - быстрорастворимый; вяло текущий - вялотекущий.

Аббревиация - это сложение сокращенных основ (вуз) или сокращенных основ и полных слов (телецентр).

При сложении одна или несколько производных основ складываются в новое слово с помощью интерфикса (материально выраженного или нулевого), например: юг и запад - юго-запад; плащ и палатка -плащ-палатка. Это так называемое чистое сложение. Если в словообразовании участвует и суффикс (левый берег - левобережный"), то это сложносуффиксальный способ словообразования.

И, наконец, стяжение словосочетания, или суффиксальная универбация, используется при создании слова из определительного словосочетания, когда определяемое слово опускается, а к основе присоединяется суффикс: читальный зал - читалка; зачетная книжка - зачетка.

Именно эти способы служат концентрации смысла целого словосочетания в одном слове, что в современном языкознании получило название "универбация" (от лат. unus - один и verbum - слово), то есть образование слова на базе словосочетания, которому оно синонимично. В отличие от так называемых "номинативных" способов словообразования, которые призваны дать новое название какому-либо предмету или

стр. 47

явлению, компрессивное словообразование используется "для однословного обозначения понятия, уже имеющего в языке устойчивое наименование, но составное, неоднословное" (Русский язык. Энциклопедия. М., 1977. С. 577).

Общепризнано, что все перечисленные виды компрессии реализуют одну из основных тенденций в развитии языка - тенденцию к экономии средств выражения. Но в современной газетной речи одним из наиболее модных способов "сгущения" смысла стал, наоборот, наименее "экономный" - сращение. И не случайно, так как стремление сегодняшних журналистов к экспрессивности и даже эффектности высказывания оказывается важнее, чем экономия речевых средств. Эксперименты со словом приводят к появлению в печати, например, таких окказиональных существительных, как "Россия-которой-не-стало" (Комс. правда. 1997. N 56), "человек-которого-показывают-по-телевизору" (АиФ. 1999. N 20) и других, составленных на базе не просто словосочетания, а почти предложения.

По форме эти окказионализмы напоминают слова, созданные с помощью сложения, где в качестве словообразовательного форманта должен выступать нулевой интерфикс, а на письме основы разделяются дефисом: диван-кровать. Или возьмем более усложненный вариант: мать-и-мачеха, экс-вице-премьер, где в слове мы встречаем уже несколько дефисов.

Но по сути - это сращение, то есть "способ словообразования, при котором производное слово во всех своих формах полностью тождественно по морфемному составу синонимичному словосочетанию; синтаксическая связь этого сочетания остается живой в структуре производного слова" (Русский язык. Энциклопедия). В наших примерах производящей основой является целое словосочетание, которое не претерпевает никаких семантических изменений. Значение сложного слова "плащ-палатка" выводится из словосочетания "палатка в виде плаща", а не "плащ и палатка". Здесь нет простого сложения смыслов двух производящих основ. Одна сема как бы накладывается на другую, и рождается новое слово. А в рассматриваемых нами окказионализмах их значение целиком складывается из семантики составляющих эти слова компонентов. И со словообразовательной точки зрения интерфиксов, даже нулевых, в подобных окказионализмах нет, ведь интерфикс соединяет основы слова. В наших же примерах сложились не просто производящие основы, а целые слова, стоящие не только в именительном, но и в косвенном падежах (с окончаниями, которые, как известно, выносятся за пределы основы), причем слова, относящиеся к разным частям речи.

Подобные эксперименты уже проводились в художественной речи писателями и поэтами Серебряного века. Но на первый план выдвигалась задача не столько эффектности высказывания (хотя и она не упускалась из виду), сколько поиска наиболее точного выражения смысла в русле новаторской эстетики начала века.

стр. 48

Так, А. Крученых назвал одну из своих книг "Мирсконца", сгустив смысл номинации с помощью чистого сращения. И эта новая номинация включила в себя признак: не "Мир (какой?) с конца", а (что?) "Мирсконца". Такое написание подчеркивает скрытую антитезу: не общепринятое описание истории ab ovo, с самого начала, а описание современности - с конца мира. Слитное написание переводит окказионализм в область философских терминов.

И действительно, одной из особенностей сращений является терминологизация слов. В современной газетной речи подобные окказиональные сращения (иногда с суффиксацией) также используются для создания новых квазитерминов (часто шутливых или ироничных), которым журналисты стремятся дать полновесность обобщающих определений: "Получилось нечто в стиле "айдалюлизм" - бантики, розочки, пластмассовая бижутерия, кримплен и нейлон, ярчайшие сочетания красок" (АиФ. 1998. N 15).

Но наиболее часто журналисты используют дефисное, а не контактное написание в подобных случаях: "...пауза, напряжение разрешается возникающей на лице оратора ироничной улыбкой, в стиле "ну-вы-представляете?"" (АиФ. 1999. N 12). По происхождению дефис - разделительный знак, само его название произошло от лат. divisio - разделение, расчленение. Но еще М.В. Ломоносов называл его "единительным". И, действительно, в наших примерах дефис соединяет слова в новое название, объединяет смысл складываемых слов. И контактное написание "Мирсконца" в семантическом плане равнозначно дефисному написанию: "мальчик-с-пальчик", "Малый-Не-Промах" (название романа К. Воннегута). Здесь дефис объединяет прозвища, обычно являющиеся приложением и пищущиеся раздельно (Владимир Ясное Солнышко), с нарицательными существительными в новое имя, которое существует только как неразрывное целое.

Дефисное написание становится модным и при назывании людей старшего или младшего поколения одной и той же семьи, где прилагательное используется в несвойственной ему функции приложения: "И если бы не выстроенная недавно громадина центра Галины Вишневской творения Посохина-мл., а до этого - церетелиевский уродец Петр, Остоженка постепенно возвратила бы себе типичные московские черты" (Центр-плюс. 1999. N 29); "Пресняков-старший - жене..." (АиФ. 1999. N 22).

Дефис как "единительный" знак также использовали поэты начала века. Их эксперименты со словом касались не только смыслового новаторства, но и новаторства формы, словесной оболочки, которая может наилучшим образом отражать вложенное в нее индивидуально-авторское понимание окружающего мира. Так, М.И. Цветаева в автобиографическом очерке "Мой Пушкин" писала: "Памятник Пушкина был не памятник Пушкина (родительный падеж), а просто Памятник-Пушкина, в

стр. 49

одно слово, с одинаково непонятными и порознь не существующими понятиями памятника и Пушкина" (Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 т. Т. 5. М., 1994. С. 59). Таким же образом она в очерке "Хлыстовский" объединяет дефисом частицу со сравнительной степенью прилагательного, получая необходимое для выражения собственного восприятия жизни слово: "Существовали они только во множественном числе, потому что никогда не ходили по одной, а всегда по две, даже с одним решетом ягод приходили по две, помоложе с постарше, - чуть- помоложе с чуть-постарше, ибо были они все какого-то собирательного возраста..." (Там же. С. 92). В подобных контекстах дефисные слова по своей функции приближаются к словам-символам. Они выделяются не для того, чтобы необычной формой привлечь внимание читателей, а чтобы сконцентрировать это внимание на символическом смысле данных слов.

Эстетическую нагрузку несет на себе и подобный окказионализм в романе А.Б. Мариенгофа "Бритый человек": "Потом задавал себе вопрос: "А хотел бы ты. Мишка, поменяться с Володькой Морозовым -носами? Глянь, какой у него благородный, а у тебя плюха". И чуть, бывало, не вскрикивал: "Ни-в-жись"" (Мариенгоф А.Б. Бритый человек. М., 1991. С. 10). "Ни-в-жись" - это эмоция. Дефисы помогают выразить ее наиболее экспрессивно: не обезличенное, нейтральное "никогда", а на едином дыхании скороговоркой выпаленная фраза, сконцентрированная в одном слове.

Отголоски этих экспериментов мы находим в языке современной печати: "...элистинские газеты наполнили письма трудящихся и ветеранов в защиту любимого президента, гневные статьи типа "нас-не-поставить-на-колени" от имени народа" (АиФ. 1998. N 27). "Нас-не-поставить-на-колени" - тоже эмоция, ее пытались усилить, сгустив в одном слове, которое, к сожалению, получилось излишне длинным.

Обратим внимание на то, что рассматриваемые слова - это как бы названия- определения новых "стилей", "амплуа", "типажей" и "типов". Именно эти обобщающие слова стоят перед рассматриваемыми окказионализмами. Но утрата подобными образованиями своих стилистических характеристик приводит к модному, но немотивированному простому нанизыванию слов: "Амплуа "нашего- парня-который-никого-не-боится-и-всем-дает-по-заднице", по-прежнему актуально" (АиФ. 1999. N 20).

Традиционно в языке отмечались такие понятия, как слова-предложения. Сегодня в языке газеты мы сталкиваемся с предложениями-словами. Не возвращаемся ли мы постепенно в упорном, но, как показывают газетные примеры, часто неоправданном стремлении создавать слова-тексты к истокам письменности, когда все слова писались практически слитно? Но чтобы непременно быть хоть в чем-то оригинальными, современные журналисты предложат нам все слова писать через дефис...

Permanent link to this publication: