Крушение в 1911-1912 гг. монархического режима в Китае стало знаменательным событием мировой истории. В отечественной историографии в 1970-1980-х гг. долго и активно обсуждались вопросы, относившиеся к итогам революционных событий 1911 г., степени их предопределенности и последствиях для дальнейших судеб Китая. В связи со столетием Синьхайской революции представляется актуальным вновь вернуться к названным проблемам.

Ключевые слова: Китай, монархия, деспотизм, традиционализм, конфуцианство, династия Цин, оппозиция, национализм, революция.

Значительное место в развитии китайской государственности занимает длительная история китайских монархических структур, насчитывающая более 2300 лет, структур, доживших до начала XX в. Эта история далеко не однозначна, сложна, противоречива и многолика. Длительное время китайские империи доминировали в Восточно-азиатском регионе, распространяя влияние китайской цивилизации на сопредельные страны.

Китайские монархи, видевшие свои империи "центрами вселенной", на протяжении веков взаимодействовали с многочисленными "варварскими" племенами и народами, которые часто возводили на китайский трон своих, "варварских" правителей. Отметим, что как правившие в Китае монголы (империя Юань), а затем маньчжуры (империя Цин), так и покоренные китайцы четко различали "собственно Китай" и "варварские" части обеих империй, Китаем не являвшиеся. Известен тезис Сунь Ятсена, провозглашенный им в Декларации Объединенного союза накануне Синьхайской революции:

"Те, кого мы ныне называем маньчжурами, восходят к восточным варварским племенам... Воспользовавшись смутами в Китае, они вторглись в его пределы, уничтожили

наше китайское государство, захватили власть и вынудили нас, ханьцев, стать их рабами... Китай должен быть государством китайцев, и управлять им должны китайцы..." [Сунь Ятсен, 1985, с. 104].

Как справедливо считают современные исследователи (в частности, С.В. Дмитриев и С.Л. Кузьмин), несмотря на признание официальной конфуцианской историографией юаньской и цинской династий легитимными, ни монголы, ни маньчжуры не рассматривались как китайцы - в отличие от этносов, давших начало китайской общности хуася в древности (в эпохи Шан-Инь и Чжоу) [Дмитриев, Кузьмин, 2012, с. 17, 18]. Впрочем, Китай, как правило не боявшийся внешних завоевателей, считая возможным переварить их в своем культурном "котле", всегда боялся внутренней смуты. А когда она возникала, китайцы меняли "мандат Неба", сажая на трон новую династию.

Причина столь длительного существования в Китае монархического режима, как представляется, кроется в конфуцианско-традиционалистских основах, которые были заложены в основание китайских монархических структур, став их своего рода идеологической скрепой и сопровождая их развитие без каких-либо кардинальных изменений в самих монархических основах [Переломов, 2009]. Династийные кризисы, сопровождавшие историю китайского монархического режима, завершались лишь появлением очередного, нового "правильного" монарха. Иными словами, центробежные тенденции периодически сменялись центростремительными, "хаос" сменялся "порядком", но без каких-либо системных изменений китайских монархических структур.

Впрочем, на протяжении столетий социальный опыт монархического правления стимулировал формирование цивилизационных стереотипов, поведенческих основ китайского общества, к которым стоит отнести ранжирование норм поведения в соответствии с конфуцианскими принципами (формирование определенных форм социального поведенческого контроля), нивелирование прав личности по отношению к интересам общности (государства), трудолюбие и законопослушание китайцев.

Важный момент, который стоит подчеркнуть при изучении истории китайских монархических режимов, - укрепление государственного начала, целеустремленное выстраивание вертикали власти в политике, экономике и идеологии. Тенденция авторитарного, автократического управления огромным людским массивом заложена в китайской традиции, ведущей свое начало от конфуцианско-традиционалистских основ. Управление это осуществлялось через трансляцию властных структур, через разветвленный и тщательно отфильтрованный бюрократический аппарат, игравший огромную роль во взаимодействии центра и периферии, между императором и его подданными, между властью и оппозицией.

Китайскую замкнутость нарушило вторжение Запада, обозначившее начало взаимодействия двух разнородных цивилизаций: китайской, конфуцианско-традиционалистской, и западной, облаченной в капиталистическо-модернизаторские одежды. Вторжение Запада означало насильственное включение Китая в мировой социально-экономический и культурный процесс - своего рода глобализацию, осуществлявшуюся в форме колониального и полуколониального статусов. Сохранить линию своего автономного развития Китаю не удалось. Запад навязывал Китаю новую, более динамичную, современную (с точки зрения европейцев) модель развития, которую Китай был вынужден мучительно принимать, переваривая в духе своих традиционалистских концепций. Впрочем, по мнению В.В. Малявина, Китай неохотно и лишь в силу насущной необходимости перенимал общественные и экономические формы европейского модерна [Малявин, 2013, с. 107]. Начался сложный процесс взаимодействия традиционно-китайских и западных начал, выражавшийся, в частности, не только в противостоянии, но и во взаимодействии принципов западного техницизма и китайской конфуцианской духовности, западной аналитической рациональности и китайской синтетической рациональности, равенства и иерархичности, революционности и эволюционности (стремления к консенсусу) и т.д.

Этот процесс затронул монархический режим в Китае, который, в конце концов, в 1912 г., был ликвидирован. Естественно, он рухнул в результате внутренних процессов политической жизни страны, но отрицать значительное влияние Запада на это крупное событие китайской истории было бы неправильно. Мир древних традиций рушился под напором века перемен. Дело в том, что с середины XIX в. Цинская империя оказалась как бы в двух измерениях - традиционном и западном, капиталистическом. Причем противостояние этих двух начал в начале XX в. чрезвычайно обострилось - традиционная синоцентрическая система, т.е. восприятие Китая как центра Вселенной, вследствие столкновения империи Цин с западными державами потерпела крах.

Синьхайская революция оказалась неизбежной в связи с кризисом цинского монархического режима и значительным развитием центробежных тенденций в политической жизни страны. Внешне все как будто напоминало традиционную фазу династийного цикла, т.е. возникшую необходимость обновления власти и смены династии:

1. Поражение цинских верхов в противоборстве с державами, завершившееся подписанием унизительного "Заключительного протокола" 7 сентября 1901 г., превращало Китай из "страны-гегемона" в полуколонию. А это означало "потерю лица" - чувствительный момент для китайской национальной психологии, что особенно возмущало китайских патриотов и великоханьских шовинистов. В случившихся бедах китайское общество все больше винило маньчжуров, стоящих у кормила власти и допустивших унижение Срединной империи западными "варварами".

2. После движения тайпинов правящая династия проявила, как известно, готовность допустить определенное развитие китайского партикуляризма в маньчжуро-китайской общности. Это привело к становлению и развитию новой китайской военно-бюрократической элиты, сыгравшей не последнюю роль в свержении Цинов.

3. Наконец, значительное падение интеллектуальной составляющей у Цинов к концу их правления - удивительная закономерность, которая сопровождала закат почти каждой династии в Китае. Краху маньчжурской династии способствовало значительное ослабление в начале XX в. вертикали цинской власти (особенно после смерти императрицы Цы Си и видных имперских сановников-китайцев - Ли Хунчжана и Чжан Чжидуна) и активное развитие китайских провинциальных военно-бюрократических анклавов. Подрывая кадровый баланс между маньчжурами и китайцами в бюрократической структуре, прежде всего на ее силовых (военных) и губернаторских этажах, Цины как будто сами приближали свой крах, стимулируя китайский национализм в его антиманьчжурском варианте.

Созданием весной 1911 г. Кабинета министров Цины углубили конфликт с провинциальной бюрократией, которая, по сути, оказалась в одном лагере с созревшей к этому времени антиправительственной оппозицией, все более активно заявляющей о себе активизацией народной "смуты", попытками радикалов-революционеров свергнуть монархию и провозгласить республику и стремлением либеральных шэньши-конституционалистов учредить в стране конституционно-монархический режим.

Правда, в 1901-1910 гг. стихийные и разрозненные выступления крестьян и городского плебса, равно как и локальные восстания тайных обществ, были далеки от перерастания в общекитайскую крестьянскую войну, свергавшую династии в прошлом, и прямой опасности для династии Цин не представляли. Однако у династии появился новый противник - радикалы-националисты, звавшие Китай к антицинскому "топору" (партия Сунь Ятсена) и поставившие своей целью насильственное свержение инородной (маньчжурской) династии и возрождение Китая под китайской властью в рамках республиканского режима. Характерным моментом было стремление китайских революционеров соединить западную идеологию с постулатами китайского традиционализма, т.е. подать новое, в значительной степени западное, в китаизированном виде. Ведь сам Сунь Ятсен считал себя учеником Конфуция и вождя тайпинов Хун Сюцюаня. Диссидентское западничество Сунь Ятсена было облечено в китайские традиционалистские одежды. В его социальнополитических и экономических концепциях это проявлялось в постулатах о приоритете

интересов государства, о постепенности всех преобразований при сохранении авторитарных элементов в управлении страной. Преувеличивать роль китайских радикалов (Сунь Ятсена и его сторонников) в свержении цинского монархического режима, что долгое время было характерно для отечественной историографии (см., например: [История Китая, 1974; Новая история Китая, 1972]), на наш взгляд, не следует, но в создании единого антицинского фронта они, безусловно, сыграли очень активную роль.

Антицинская оппозиция была неоднородна. Одновременно с радикалами-националистами важным фактором политической жизни Китая после ихэтуаньской катастрофы стало новое оппозиционное Цинам политическое течение - либерально-конституционное, выступавшее за создание конституционной монархии и пытавшееся изменить ситуацию мирными средствами. Его сторонников, и им не откажешь в прозорливости, пугала возможность наступления периода "смуты", т.е. политического хаоса и анархии. В 1909-1911 гг. либеральные шэныпи-конституционалисты организовали четыре петиционные кампании с требованием срочного созыва в Китае парламента [Чудодеев, 1966]. После того как Цины начали наступление на прерогативы и доходы местных властей, нарушая традиционное равновесие между центром и периферией, провинциальная бюрократия стала все больше склоняться к поддержке антицинской оппозиции. Образовался, таким образом, единый фронт китайцев против маньчжуров, лишив последних всякой поддержки внутри страны.

Создание маньчжурского Кабинета министров и Хугуанский кризис¹ показали, что договориться с маньчжурами о мирном дележе власти невозможно. Оставался лишь силовой вариант устранения Цинов (маньчжурских правителей) от власти. Решающую роль в этом процессе сыграли части "новой армии" и Бэйянский генералитет во главе с Юань Шикаем. Единому фронту китайцев против маньчжуров, "триаде" - армия, бюрократия, оппозиция, по справедливому заключению О.Е. Непомнина, династия Цин ничего противопоставить уже не могла [Непомнин, 2011, с. 104; Непомнин, 2005, с. 558]. В результате давления китайской вооруженной периферии на центральную власть Цинская монархия была свергнута. Деспотическая власть обрядилась в республиканские одежды, а свергнутого шестилетнего императора отставили от власти (но не казнили, как поступали со свергнутыми монархами в Англии, Франции и России), сохранив ему "почетный" титул, императорские дворцы и взяв на государственное содержание. Позднее попытку мягкого "перевоспитания" бывшего императора предприняли и власти КНР, не прибегнув к сценарию показательного процесса и сурового приговора, но заставив покаяться в своих опубликованных в 1964 г. воспоминаниях "Первая половина моей жизни". Это заставляет лишний раз задуматься об исторических корнях попыток КПК заставить своих оппонентов пройти через процесс самокритики и внутренней трансформации с последующим заявлением о лояльности власти.

Итак, успех Синьхайской революции выразился в свержении монархического режима в Китае. Республика была воспринята новой китайской элитой положительно, потому что в определенной степени ослабляла вертикаль центральной власти, что оказалось на руку региональным центрам. Но этот успех, по мнению японского историка Юцзо Мицзогучи, стал возможен лишь после политической и моральной измены Цинам со стороны Юань Шикая и благодаря упорству Сунь Ятсена, готового покончить с монархией любой ценой, не думая о негативных последствиях передачи власти тому же Юань Шикаю [Головачёв, 2012, с. 141].

¹ Этот кризис был связан "хугуанским займом" в 6 млн ф.ст., выданным Китаю 20.05.1911 банковскими группами Англии, Франции, Германии и США для постройки железных дорог Гуанчжоу-Ханьхоу и Ханькоу-Сычуань. Переговоры о займе шли несколько лет в условиях острой конкуренции между западными державами. Еще до заключения договора о займе Цинскос правительство издало указ о национализации железных дорог. Этот указ, означавший фактическую передачу железных дорог в руки иностранного капитала, и соглашение о "хугуанском займе" вызвали в стране массовое антиправительственное и антииностраннос движение, которое вылилось в Учанскос восстание 1911 г.

Юань Шикай, безусловно, принадлежит к числу крупных политических фигур новой истории Китая. Фигура эта была неоднозначной. Юань был крупным военно-политическим сановником, вышедшим из горнила цинского монархического режима и сыгравшим важную роль в его свержении. В период Синьхайской революции именно он являлся самой влиятельной политической силой. Его оценку со знаком минус наряду с положительными оценками Сунь Ятсена, его политического противника и оппонента, в течение многих лет характерную для отечественной историографии [История Китая..., 1974; Новая история Китая, 1972], нельзя на сто процентов считать правомерной и объективной. Юань был типичным представителем своей эпохи и своего социального круга, типичным националистом консервативно-традиционалистского толка. Думается, нельзя исключить, что его попытки утвердить авторитарно-диктаторский режим и даже возродить в своем лице монархию можно рассматривать и как стремление сцементировать единство страны, предотвратить "хаос" и наладить "порядок". Однако история, в том числе китайская, показывает, что любое насилие, в том числе революционное, ведет к диктатуре. Бесспорно, что Юань Шикай хотел увидеть Китай сильной державой. Ничьей марионеткой он не был. Характерно, что взгляды на Юань Шикая стали меняться и в китайской историографии [Стабурова, 2012, с. 117].

В 1970-1980-х гг. среди отечественных историков велись длительные споры о характере и итогах революционных событий в период Синьхая. Были ли они буржуазной [Новая история Китая, 1972, с. 526] или буржуазно-демократической революцией [Ефимов, 1959, с. 126], или просто переворотом 1911-1912 гг., завершавшим очередной династийный цикл [Бокщанин, Непомнин, Степугина, 2010, с. 480]? Завершились ли они победой [Меликсетов, 1976, с. 305-311] или поражением [Тихвинский, 1976, с. 189]? Появилось мнение, что свержение маньчжурского господства "не стало буржуазной революцией" [Бокщанин, Непомнин, Степугина, 2010, с. 490]. Возник вопрос: была ли Синьхайская революция неизбежной? Характерно, что и ныне в Китае звучат голоса интеллектуалов, полагающих, что революция 1911 г. была излишней. Если для иностранных ученых этот вопрос относится к сфере гипотетических рассуждений и спекулятивных предположений, то для Китая это весьма чувствительная проблема легитимности нынешней власти. Ведь если "ошибкой" была Синьхайская революция, а Китай мог развиваться эволюционно, тут же возникает мысль о том, что и революция 1949 г. не была исторически неизбежной.

С моей точки зрения, знаменательные события 1911-1912 гг. можно считать революцией, которая по своему характеру являлась буржуазной. Ведь лидеры антицинского движения в той или иной мере выдвигали лозунги демократизации режима, конституционализма, ограничения деспотической власти, свободы предпринимательства, огpаждения внутреннего рынка - т.е. те идеи, которые составляют буржуазную идеологию и которые в случае их осуществления объективно способствовали бы развитию буржуазных отношений. Правда, в конечном счете Синьхайская революция не принесла китайскому обществу ни демократии, ни бурного экономического развития, ни благополучия. Ее социальная база была ограниченной, ибо широкие слои народа, прежде всего крестьянство, оставались достаточно инертными к происходящему. Это являлось одним из проявлений несбалансированности различных социальных процессов, составляющих необходимый набор развития страны в русле современных тенденций, которые демонстрировал Китаю капиталистический Запад. В этом плане можно согласиться с мнением ряда зарубежных и отечественных политологов о незавершенном характере Синьхайской революции [Аринчева, Головачев, 2013, с. 259-261]. Хотя и этот тезис может вызвать целый ряд риторических вопросов. В каком плане ее могли бы считать завершенной? После провозглашения, а главное, реализации буржуазно-демократических свобод западного конституционализма? Но Китай, как известно, не Запад...

Было ли провозглашение в Китае республиканской формы правления (парламентской республики) "забеганием вперед"? - тезис, который время от времени провозглашается в отечественной историографии. С этим тезисом [Непомнин, 2011, с. 129], казалось бы,

также можно легко согласиться, тем более что с падением цинской династии формально обновился лишь верхний ярус деспотической власти. Но не отражает ли такой подход элементы евроцентризма? Вместе с тем такая постановка вопроса, как мне представляется, не вполне правомерна, потому что она дает предположительные формы ответа. Но китайская история по-другому не распорядилась. Свержение цинской монархии было реакцией китайских военно-бюрократических региональных верхов на централизованную вертикаль цинской монархической власти. Свержение Цинов воспринималось в Китае как победа национальной революции над инородцами - маньчжурскими "варварами".

Попытки возродить в Китае монархический режим, пусть даже в парадно-демонстрационном виде (наподобие возрожденной японской монархии в период Мэйдзи или монархических структур в ряде стран Западной Европы) - а такие попытки, как известно, предпринимались дважды, - в конечном итоге заканчивались провалом. Монархия в китайском варианте означала бы диктатуру и прекращение милитаристской "вольницы", чего уже не могли допустить правители милитаристских клик. Возрождение и ликвидация монархического режима на части китайской территории (на северо-востоке) происходила уже с помощью внешнего силового воздействия - вначале со стороны Японии, затем - СССР.

Впрочем, отмирание монархических структур в китайской политической жизни продолжалось вплоть до 1945 г., а их влияние даже в республиканскую эпоху находило отражение, скажем, в бонапартистских замашках Чан Кайши или в авторитарном правлении Мао Цзэдуна. Даже современное китайское историческое сознание по-прежнему сохраняет многие образы прошлого, включая сюжеты о былом величии имперско-монархических образований старого Китая. Иными словами, традиции, заложенные в период существования китайских монархических систем, и сегодня проявляют себя в тех или иных реалиях современного Китая. Представляется, что провозглашаемая в настоящее время идея социальной гармонии и "породнения с народом", построения среднезажиточного общества сяо кан, берущая свое начало в традиционной конфуцианской культуре, в сочетании с концепцией научного развития и курсом на великое возрождение китайской нации выдвинута как национальная идея развития современного китайского общества. Многие современные государственные службы КНР, Тайваня (как составной части Китая), а также некоторых других стран Восточной и Юго-Восточной Азии являются прямыми наследниками политической культуры имперской эпохи (221 г. до н.э. - 1911-1912).

Свержение цинской монархии и переход к республиканской форме правления явились важнейшими звеньями в прорыве Китая в современный мир. Конечно, синьхайские события 1911-1912 гг. были сложными, противоречивыми и далеко не однозначными. С одной стороны, они возродили деструктивные начала в политической жизни страны (распад государства, гражданские войны, противоборство милитаристских клик), с другой - ознаменовали серьезное движение Китая в сторону вестернизаторских начал и, что более важно, в направлении модернизации огромной страны. Процесс этот продолжается и поныне.

Размышляя о судьбах современного Китая в связи с анализом Синьхайских событий, хочется надеяться, что Китай исчерпал свое время революций, которые, как показывает история, ведут к неисчислимым жертвам и катастрофическим последствиям.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аринчсва Д.А., Головачëв В.Ц. Столетие Синьхайской революции и Китайской республики: обзор юбилейных научных форумов на Тайване // Синьхайская революция и республиканский Китай: век революций, эволюции и модернизации. М., 2013.

Бокщанин А.А., Нспомнин О.Е., Стспугина Т.В. История Китая. Древность, средневековье, новое время. М., 2010.

Головачев В.Ц. Незавершенная революция: пересмотр идейного наследия Сунь Ятсена и его эпохи // Восток (Oriens). 2012. № 3.

Дмитриев С.В., Кузьмин С.Л. Что такое Китай? Срединное государство в историческом мифе и реальной политике // Восток (Oriens). 2012. № 3.

Ефимов Г.В. Революция 1911 г. в Китае. М., 1959.

История Китая с древнейших времен до наших дней. М., 1974.

Малявин В.В. Модернизация и капитализм в Китае. По поводу гипотезы Макса Всбсра// Синьхайская революция и республиканский Китай: век революций, эволюции и модернизации. М., 2013.

Меликсстов А.В. Потерпела ли поражение Синьхайская революция? // VII научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы и доклады. Т. П. М., 1976.

Нспомнин О.Е. История Китая. Эпоха Цин. XVII начало XX века. М., 2005.

Нспомнин О.Е. История Китая. XX век. М., 2011.

Новая история Китая. М., 1972.

Переломов Л.С. Конфуций и конфуцианство с древности по настоящее время (V в. до э н. - XXI в.). М., 2009.

Стабурова Е.Ю. Изучение Синьхайской революции в Ухане в контексте современного Китая // Общество и государство в Китае. XLII научная конференция. Ученые записки отдела Китая. Вып. 6. Т. 2. М., 2012.

Сунь Ятссн. Избранные произведения. М., 1985.

Тихвинский С.Л. История Китая и современность. М., 1976.

Чудодеев Ю.В. Накануне революции 1911 г. в Китае. Конституционное движение либеральной буржуазно-помещичьей оппозиции. М., 1966.

Permanent link to this publication: