М.: Вост. лит-ра, 2011. 440 с. (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 3).

В 2010 г. старейшая в России китаистическая конференция "Общество и государство в Китае" проводилась в сороковой раз. Итоги ее истории в форме справочных статистических материалов и алфавитного указателя авторов и их публикаций были подведены в специальном издании¹. Отмечу также, что ежегодно публикуемые сборники материалов конференции с 2009 г. выходят в серии "Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН".

В отличие от предыдущих изданий материалов конференции в рецензируемом сборнике печатаются совсем небольшие, тезисного формата публикации. Включение их в сборник позволило составителям значительно расширить круг его авторов (всего их 66), среди которых и известные, сложившиеся ученые, и те, кто только начинает свой путь в китаеведении (большим количеством авторов, вероятно, объясняется очень мелкий шрифт издания). Редакционная подготовка книги к печати в целом выполнена на высоком уровне, и количество опечаток при таком большом ее объеме минимально.

Сам сборник разделен на два больших раздела - "История, экономика и политика" (с. 6 - 313, 45 авторов) и "Философия, идеология, религия и культура" (с. 314 - 440, 21 автор). Такая структура представляется не совсем удачной: в рамках каждого из этих разделов составителями не был до конца выдержан принцип распределения статей по временному или тематическому принципу. Например, в первом разделе кажется логичным, чтобы статьи Т. Н. Кучинской и В. С. Морозовой следовали друг за другом, так как обе они связаны с северо-востоком КНР и его взаимодействием с сопредельными территориями РФ; то же самое относится и к статьям А. Н. Хохлова и А. В. Лукина, которые можно отнести к теме истории отечественного китаеведения.

Отмечу также и то обстоятельство, что китайская иероглифика (набор которой в настоящее время не представляет особых трудностей) используется не во всех статьях сборника. В некоторых случаях (разумеется, это не относится к общеизвестным иероглифическим написаниям тех или иных реалий, имен и терминов) отсутствие иероглифики несколько осложняет дальнейшее использование соответствующих публикаций. Кроме того, было бы желательным увеличение в последующих выпусках материалов конференции количества и улучшение качества иллюстративного материала, представляющегося необходимым для ряда статей.

В рецензируемой книге представлено много интересных публикаций, связанных с самыми разными аспектами китайской истории и культуры. В рецензии содержание входящих в сборник статей представлено не совсем в том порядке, в котором они даются в рассматриваемом издании: выделяются временные или тематические группы, что было обусловлено отмеченной выше его слишком общей структурой. Учитывая большое количество авторов и рассматриваемых ими тем, а также сами ограниченные рамки рецензии, обзор содержания сборника носит чисто информативный характер (с разной степенью подробности по отношению к тем или иным статьям). Поскольку этот обзор не является по своей направленности критическим, то в этом отношении он схож с сообщениями о новейших синологических публикациях, печатавшихся во французском информационно-библиографическом издании "Revue Bibliographique de Sinologie". Однако следует сказать, что по отношению к многим статьям и затрагиваемым в них сюжетам вполне возможно наличие альтернативных точек зрения, иных подходов и интерпретаций. Это обстоятельство, вне всякого сомнения, следует расценивать как положительную сторону издания и стоящей за ним конференции, представляющей некое общее пространство для обмена мнениями и дискуссий.

Первый раздел открывается статьями по древней истории. Статья Д. В. Деопика "Четыре этюда об истории древней Восточной Азии: взгляд с юга" представляет ряд взаимосвязанных заметок, касающихся разных аспектов истории этого региона. В первой из них ставится проблема определения границ Восточно-Азиатского региона, сложившихся благодаря физико-географическим и экономическим факторам, а также наличию "этно-керамических" зон, находящихся

¹ Общество и государство в Китае. Указатели (I-XI научные конференции) / Сост. и отв. ред. А. Д. Дикарев. М.: ИВ РАН, 2011. 249 с. (Ученые записки Отдела Китая. Вып. 4).

внутри заданных первыми двумя факторами границ, в которых прослеживается последовательность соответствующих археологических культур. Автор очерчивает границы региона и его внутреннее членение: Север (бассейн Хуанхэ), Юг (бассейн Янцзы) и Восток (архипелаг, впоследствии полуостров Шаньдун); границей между первыми двумя областями является долина реки Хуайхэ. В этом регионе археологами выделены шесть историко-культурных аграрных зон: Север - "Древнее Приморье", "Средняя Хуанхэ", "Шаньдун"; Юг - "Нижняя Янцзы", "Средняя Янцзы"; в центре располагается сформировавшаяся позже зона "Великой равнины". Во второй части статьи рассматривается общий ход исторического процесса в аспекте политического объединения Севера и Юга. Этот относительно подробно изложенный автором процесс представлен как история многопланового историко-культурного сближения аустрических и сино-тибетских народов и их государств, в силу чего история древнего Китая оказывается отчасти схожей с историей Древней Греции до образования империи Александра Македонского. В третьей части показано историческое значение зоны Великой равнины и описаны некоторые особенности исторического развития этноса хуася (сино-тибетцев, составлявших "ядро" ханьцзу нынешнего государствообразующего этноса современного Китая). В последней части делаются некоторые сопоставления и выявляются особенности истории китайцев в сравнении с историческим развитием других народов.

М. Е. Кузнецова-Фетисова - автор статьи "Ритуальные практики человекоубийства в Древнем Китае при династии Шан-Инь (XVI-XI вв. до н.э." остановилась на Шан-Иньских погребениях в связи с ритуальной практикой человеческих жертвоприношений. Обрисовав различные типы погребений, она приходит к выводу о необходимости дифференцированного подхода к материалам, не позволяющим относить всех сопогребенных к категории ритуально умерщвленных.

Е. С. Аникушина в статье "О внутренней структуре шанской политии: к проблеме неоднородности "Шанского нома"" рассматривает некоторые вопросы, связанные с тем регионом, за пределы которого (будучи обусловленными природными условиями и ландшафтом) первоначально не выходили границы Шанского государства ("Шанской политии") и который по аналогии с историей Шумера и Египта был назван "Шанским номом". Его неоднородность прослеживается на примере погребальных ритуалов и керамических комплексов, что показывает наличие определенной культурной специфики ряда шанских памятников. П. В. Халтурина в статье "Борьба за Великую равнину в период Чжаньго: войны между царствами Вэй и Цинь" описала исторические этапы противостояния этих царств, которое подразделяется ею на три периода, охватывающих доминирование, постепенное ослабление и падение Вэйского царства.

М. Ю. Ульянов в статье "Текстологические аспекты изучения Чуньцю Цзо чжуань: к проблеме выделения и характеристики структурно-жанровых групп", руководствуясь структурной методологией, выявляет и анализирует разнородные части этого памятника и определяет их жанровую специфику, структуру и ее составляющие ("простейшие сообщения" или "высказывания"). Эти элементы могут быть сведены в единую систему, а "Чуньцю Цзо чжуань" названа "комплексом комментирующих текстов", в котором выделяются четыре структурно-жанровые группы: исторические, историко-литературные комментарии и этический итог. В результате Ульянов делает вывод, что автор рассматриваемого памятника руководствовался не только комментаторскими (каноноведческими) задачами, но и стремлением сохранить исторические сведения о периоде Чуньцю. Таким образом, после реконструкции "Чуньцю Цзо чжуань" как хроники царства Лу исследователь может получить в свое распоряжение еще один ценный исторический источник.

В статье С. А. Комиссарова "Новый сезон раскопок терракотовой армии Цинь Шихуанди" представлен ряд сведений об истории и новейших открытиях 2009 - 2010 гг. в ходе раскопок мавзолея этого императора и его знаменитой терракотовой армии. Новые находки исчисляются примерно 120 фигурами, среди которых скульптуры офицеров (до недавнего времени было найдено только небольшое их количество), остатки деревянных колесниц, барабаны и бронзовое оружие; на одной из фигур лошади можно проследить контуры седла, что может свидетельствовать о наличии всадников в основном подразделении терракотовой армии, а не только пехотинцев и боевых колесниц, как считалось ранее. Кроме того, благодаря использованию новых реставрационных технологий удалось сохранить первоначальную окраску статуй.

СР. (Кучера рассмотрел специфические названия музыкальных мелодий и чиновников в Древнем Китае. П. М. Кожин представил очерк "Развитие техники в Китае от неолита до пуб-

ликации "Записок о проверке [качества] работ" ("Каогунцзи")", первоначальный текст которых был, вероятно, составлен в начале периода Чжаньго.

Следующая группа статей посвящена ханьской эпохе: В. В. Башкеев остановился на взаимодействии первого министра и главного цензора при Западной Хань; А. Д. Дикарев представил статистический очерк населения Китая в ханьскую эпоху; В. В. Гусаков рассмотрел отношения ханьского Китая и Центральной Азии; в статье Ю. Л. Кроля, посвященной авторам двух первых династийных историй, ставится вопрос об отношении Бань Гу к постулируемой Сыма Цянем идее о том, что ханьский Вэнь-ди был наделен "мандатом неба".

Борьба за передачу власти в царстве Вэй эпохи Троецарствия во времена правления Вэнь-ди и Мин-ди стала темой статьи Ф. С. Жирова, некоторые проблемы истории южнокитайской династии Поздняя Лян были проанализированы М. Е. Кравцовой.

Опубликованная на китайском языке с кратким русскоязычным резюме статья Чан Юя  посвящена исследованию составленного в танское время комментария Ду Му (803 - 852) к военному трактату "Сунь-цзы" - "Чжу Сунь-цзы". Г. Я. Смолин дал краткий очерк китайского историописания в период Пяти династий и Десяти царств.

Некоторые сюжеты истории и культуры Китая времен правления нескольких "поздних" императорских династий представлены в статьях В. Е. Еремеева, обратившегося к реформе традиционной китайской медицины, происшедшей при правлении династий Цзинь и Юань (так называемая цзинь-юаньская реформа); С. Г. Андреевой - об учреждении в Китае периода маньчжурского правления общества Красного Креста, являющегося старейшей китайской неправительственной организацией, Д. В. Киселева, показавшего, каким образом использование флота китайцами в 1880 - 1890 гг., которое было своеобразной китайской "дипломатией канонерок" (демонстрацией военно-морской силы), привело к определенным положительным результатам.

А. А. Бокщанин описал своеобразную типологию китайских императоров согласно вышедшей в 1996 г. книге Сюй Лянда и Чжу Цзыяня "Китайский императорский строй", в которой ее авторы делят их на следующие категории: "императоры - основатели династий (империй)", "хранители порядков, установленных основателями", "реформаторы", "терявшие свою власть", "разложенцы", "дети", "передавшие при жизни свой престол наследникам".

Различные аспекты и проблемы истории Китая XX в. стали темой многих статей первой части сборника. А. В. Ломанов описывает состоявшуюся в 1926 г. поездку Ху Ши в Москву; З. Д. Каткова посвятила свою статью дипломату и ученому Цзян Тинфу (1895 - 1965); А. Л. Верченко рассмотрела некоторые атрибуты материальной культуры Запада, появившиеся в жизни китайцев в начале прошлого столетия; В. А. Никифорова остановилась на том, как КНР отреагировала на распад СССР; В. Я. Портяков проанализировал отношения партнерства как инструмента современных внешнеполитических отношений КНР; Е. Гущина (в тезисном формате) обрисовала сферы приватного и публичного в современной китайской культуре; А. Т. Голубев поставил вопрос о том, является ли национализм некоторых интеллектуалов современной КНР оппозиционным или провластным; А. А. Сергеева (в тезисной форме) изложила историю эволюции и современную ситуацию в отношении официальных властей Китая к живущим за рубежом соотечественникам; У. -А. Берзиня проанализировал одно из выступлений Вэнь Цзябао августа 2010 г.; Т. Н. Кучинская затронула современное состояние и дальнейшие перспективы социально-экономического развития северо-востока КНР в связи с взаимодействием и общей территориальной границей с РФ; Д. А. Смирнов остановился на проблеме демократизации китайского варианта социализма ("социализма с китайской спецификой"); В. С. Морозова посвятила свою статью региональной культуре северо-востока КНР в ее взаимодействии с сопредельными территориями РФ; Ю. В. Чудодеев осветил некоторые проблемы отношений КНР с СССР и РФ в работах современных китайских историков; М. С. Бугрова рассматривает взаимоотношения Англии и КНР в текущем столетии.

Две публикации посвящены тайваньскому региону. В статье В. Ц. Головачева "Этническая история и политика Тайваня в западной историографии" прослеживается история изучения острова от первых голландских и испанских описаний Формозы, появившихся в XVII в., вплоть до начала XXI в., к которой прилагается обширная библиография работ на западноевропейских языках. Е. Н. Степанова в статье "Демократизация Тайваня и решение проблемы защиты прав женщин" рассмотрела процесс демократизации тайваньской политической системы в аспекте повышения гендерного равенства, что в связи с наблюдаемым сейчас изменением традиционного отношения к женщинам, находящимся на связанных с "принятием решений" позициях, и

их ролью в качестве большинства голосующих избирателей в перспективе может сказаться на внутриполитической ситуации на острове и на его отношениях с материком.

Две публикации могут быть отнесены к истории отечественного китаеведения. А. Н. Хохлов в статье "Китаист Д. Д. Покотилов в начале дипломатической карьеры" рассматривает ранний этап деятельности этого исследователя на дипломатическом поприще, отмечая то обстоятельство, что он смог совмещать исполнение своих консульских обязанностей с научными изысканиями. Приложение к статье состоит из публикации архивных материалов - четырех донесений Д. Д. Покотилова (1865 - 1908) российскому посланнику в Пекине и в Азиатский департамент МИД.

А. В. Лукин в статье "Советское китаеведение: политика и объективность" обращается к наследию советского прошлого в китаеведении. Общественные науки в СССР были чрезвычайно идеологизированы и политизированы, решая ряд конкретных задач, ставившихся перед ними государством. Политизированность советского китаеведения может быть разделена на "официальную", сводившуюся к "обслуживанию" насущных государственных задач (например, к доказательству возможности и необходимости китайской революции или к критике "культурной революции"), и "неофициальную", состоявшую в использовании примера Китая (а также некоторых других стран) для того, чтобы показать несовершенство советской системы и подвергнуть ее завуалированной критике. Последний подход считается автором не вполне научным, приводившим к тому, что под видом исследования Китая описывалась сама советская система. Это зачастую вело к преувеличению сходства СССР и КНР при недооценке существовавших между ними различий.

Влияние "неофициальной политизированности" прослеживается на некоторых примерах из истории советского китаеведения. Во-первых, это концепция уникальной устойчивости китайских традиций, которая находила соответствие в теории "азиатского способа производства" (при рассматриваемом подходе позволявшей выстроить всеобъемлющую теорию советского общества), а также в теориях, объяснявших победу большевизма в России (Н. А. Бердяев). Автор считает, что, несмотря на значительные успехи, достигнутые в изучении Китая на основе концепции уникальности его культурных традиций, не следует недооценивать ее политизированность, приводившую к искажению результатов исследования недооценке новых элементов в китайском обществе. В связи с последним обстоятельством анализируются само понятие "традиционный Китай" и некоторые точки зрения, выражающие идею уникальности китайской цивилизации и культуры. Приводимые в статье альтернативные подходы наиболее ярко могут быть выражены цитируемыми высказываниями И. С. Смирнова о том, что традиционная китайская культура "герметична во многом и для самих китайцев", для которых характерно "скорее ощущение, чем реальное знание" ее содержания. Во-вторых, сопоставление внутренней политики Сталина и Мао: маоистские репрессивные кампании в контексте "неофициальной политизированности" соотносятся со сталинскими репрессиями, что позволяет подвергнуть последние косвенной критике. Однако, считает автор, эти кампании отличаются как по ходу, так и по идеологическим основаниям. В-третьих, влияние "неофициальной политизированности" прослеживается на уровне внешней политики, где КНР критиковалась как государство, возродившее империалистическую или "китаецентрическую" политику собственно имперского периода истории этой страны. Соответственно те, кто считал внешнюю политику СССР империалистической, могли пользоваться примером империализма Пекина для скрытой критики такого рода тенденций у себя на родине. В результате этих рассуждений А. В. Лукин приходит к следующему выводу: на современном этапе политическая ситуация коренным образом изменилась больше нет необходимости в использовании китайского примера для описания собственной страны, что открывает перспективы дальнейших более объективных сравнительных исследований.

В. С. Кузнецов остановился на традициях и новаторстве и их роли в процессе взаимопонимания между Китаем и Индией, а О. В. Зотов продолжил серию своих работ о Восточном Туркестане (Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР) как геополитическом центре.

Экономическая проблематика представлена в рассматриваемом разделе статьями Н. П. Свистуновой о "финансовой реформе" 1404 г. и П. М. Мозиаса о современном состоянии китайской экономики в период до и после недавнего мирового финансового кризиса.

Раздел завершается статьями С. Ю. Врадия о первой корейской географической карте российской территории (Приморья) - "Карте России" Агук Ёджидо, и С. В. Дмитриева и Ю. Холотова-Шинек о результатах предпринятого авторами предварительного археологического и

этнологического исследования Долины Сухого трупа (северо-запад Синьцзян-Уйгурского автономного района).

Второй раздел открывается статьей А. И. Кобзева "Китай и взаимосвязи иероглифики с континуализмом, а алфавита с атомизмом", посвященной иероглифической и алфавитной формам письменности, при этом большая ее часть связана с алфавитом и атомизмом. Автор начинает с постулирования отсутствия в традиционном Китае трех явлений европейского научного прогресса: освоения формальной логики в качестве общенаучной методологии, дифференциации наук и их отделения от философии и теологии, идеологического и социально-институционального разграничения науки и философии. Различия между европейской и китайской мыслью были связаны и с отличиями науки в этих регионах. Осуществленный автором достаточно подробный экскурс в проблемы атомистики в китайской мысли приводит его к констатации того, что китайскими мыслителями не было создано никакого варианта атомистической теории. Благодаря распространению буддизма с конца IV в. китайцы обладали соответствующей информацией об индийском атомизме, а к VII в. - общей картиной его апологии и критики. Тем не менее индийский атомизм в силу своей чужеродности не нашел в Китае никаких условий для укоренения и дальнейшего развития.

Переходя к проблемам письменности, автор пишет о том, что в начале 1960-х гг. М. Мак-Люэн связывал достижения греческих науки и искусства с интериоризацией алфавита, а Дж. Нидэм прямо констатировал связь атомизма с алфавитом. Историческим (эмпирическим) фактом является и то, что атомизм наличествовал в европейской и индийской традициях, связанных использованием алфавитной письменности общего происхождения. Кроме того, очевидной представляется взаимосвязь букв и атомов как первоэлементов - письменности и мироздания (в этом смысле первичное формирование алфавита, по-видимому, стало некоей основой для формулирования атомистических концепций). Наконец, Европу и Индию отличает от Китая онтологический идеализм: из незнаменательных букв образуются знаменательные слова, из идей или атомов складываются вещи; такое "удвоение мира" породило и алфавитное письмо, и атомизм, приведя в конечном итоге к осмыслению личности как неделимого духовного атома - индивида. Китайской традиции была свойственна совсем другая - натуралистическая и холистическая, коррелировавшая именно с иероглифической формой письма - установка, в которой не было тенденций ни к идеалистическим, ни к атомистическим доктринам. Алфавит оказывается анали-тичен и логизирован, ориентирован на атомизм и дискретность, тогда как синтетичная и образная иероглифика, напротив, связана с холизмом и континуальностью.

Даосская традиция стала темой статей Р. М. Зиганьшина, рассмотревшего принцип у-вэй ("недеяния") в сфере управления государством и И. В. Белой о традиции женской алхимии (нюй дань) в горах Цзиньгайшань; христианская традиция стала темой А. Ш. Кадырбаева, представившего статью о христианах в Китае в период монгольского правления.

Правовые и законодательные сферы бытования соответствующих религий в Китае нашли свое отражение в двух публикациях. В первой из них "Правовой статус даосских и буддийских священнослужителей в имперском Китае (на материале кодексов Тан и Мин)" А. Д. Зельницкий обратился к соответствующим разделам танского и минского законодательств, регулирующих деятельность даосов и буддистов. Автор полагает, что правоприменение не было связано с их выделением в особую группу, а зависело от разделения самих даосской и буддийской общин на две неравные группы, соответствующие группе чиновников и группе простолюдинов. При этом учитывалась роль даосов и буддистов в формировании системы общественной нравственности, что ужесточало наказания за нарушения монашеской дисциплины. Во второй статье "Законодательные инициативы гоминьдановского правительства в сфере религий" С. А. Горбунова рассмотрела некоторые аспекты государственной политики Гоминьдана в отношении религий, придя к выводу о ее избирательном характере, приведшему к неравноправному положению буддизма, даосизма, ислама, католичества и протестантизма. Вместе с тем это была качественно новая эпоха, когда впервые была декларирована свобода вероисповедания и началась разработка правовой основы взаимоотношений государства и различных религий.

Две публикации связаны с изучением "Канона перемен" ("И-цзина"), т.е. той области китаеведения, которая иногда называется "ицзинистикой". В. М. Яковлев показал, как происходило распределение "четырех качеств"  в тексте чжоуского "И-цзина", а Т. П. Чибисов посвятил свою статью связям астрономо-астрологических инструментов ло пань  с гексаграммами "Канона перемен".

В. М. Майоров рассмотрел рукопись перевода "Шан-шу" Н. Я. Бичурина, озаглавленную им "Древняя китайская история" (ныне хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки), и привел некоторые дополнительные и уточняющие сведения об этой рукописи по сравнению с первым ее описанием, сделанным более 50 лет назад П. Е. Скачковым.

А. Э. Терехов в статье "Три аспекта ханьских представлений о драконах (лун)" анализирует следующие аспекты образа этого существа. Во-первых, ханьские региональные представления о деревьях как месте обитания драконов и их отражение в обрядах современных малых народностей юго-запада Китая. Во-вторых, идущие от неолита представления о драконе как ездовом животном божеств и бессмертных, которые в ханьское время переживают свой расцвет и выражаются, в частности, в развитии связи между образами дракона и лошади. В-третьих, образ желтого дракона в качестве универсального благого знамения, появление которого либо подтверждало факт легитимности правителя, либо служило символом наступившей благодаря императору мировой гармонии, либо же предвещало скорое появление совершенномудрого, достойного стать новым императором.

Нестандартные и во многом спорные точки зрения по отношению к двум письменным памятникам конфуцианской и буддийской традиций представлены в двух соответствующих статьях. В работе Л. И. Головачевой рассматривается каноническая часть "Великого учения" ("Да сюэ"), а источником для статьи Е. Ю. Стабуровой явился "Доклад о золотом льве" Фа Цзана (643 712), на материале которого ею анализируется употребление знака цзи  в этом тексте.

В небольшой публикации Н. В. Гурьян рассматриваются "необычные" знаки в словаре Ян Сюна (53 до н.э. 18 н.э.) "Фан янь" ("Местные слова"), который может считаться первым источником, где разговорный язык оказывается объектом исследования, что и объясняет наличие в нем чисто фонетических (транскрипционных) знаков. На основе работ китайских авторов дается их классификация и статистика. Л. В. Стеженская посвятила свою статью наречию ци  в "Послесловии" Лю Се (465/466 - 520/522) к его знаменитому трактату "Резной дракон литературной мысли".

Связанное с современностью литературоведение представлено статьями Ю. А. Дрейзис "Назад к модернизму: творчество Юй Хуа в контексте развития китайского литературного авангарда" и Э. А. Синецкой "Западная литература в жизни китайского общества". Живопись, театральное искусство и кинематограф нашли свое отражение в статьях М. А. Неглинской "Абстрактный экспрессионизм и китайская национальная живопись го-хуа конца XX в.", Т. И. Виноградовой "Народная картина-няньхуа с изображением Су Ши: опыт реконструкции сюжета", Ю. А. Кузнецовой "Экспериментальный театр в Китае в первой половине 1980-х гг." и П. А. Каргиной "Конфликт поколений в современном китайском кинематографе".

Завершает второй раздел сборника заметка С. В. Зинина "Развитие системы интерактивных сетевых конкордансов по китайской классике (CTEXTS)".

Permanent link to this publication: